Текст книги "Земля и звёзды (СИ)"

Автор книги: Владимир Колышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

   – Свечения не вижу, – обеспокоенно сказал Архистратиг, – Нет, теперь вижу!

   «До вторжения осталось пять минут» – голос оператора даже не дрогнул.

   – Произвести пуски по счету «ноль»! – приказал командующий ВКС. – Начать обратный отсчет!

   «девять... восемь... семь... шесть...»

   Гайт Гобзер стиснул побелевшими от напряжения пальцами карбоновую вертикальную штангу, за которую обычно держится командующий, стоя на мостике.

   «пять... четыре... три...»

   Архистратиг включил поясной гравикомпенсатор, пристегнулся к штанге и взялся за нее двумя руками.

   «два... один... ноль».

   – Залп! – выкрикнул командующий.

   «Пуски произведены!» – доложили с «Терминаторов».

   На экранах появились многочисленные яркие точки. Это светилось водородное пламя работающих двигателей кварковых торпед. За короткое время они разгонялись до высоких космических скоростей. Теперь все решало точность расчета, промахов быть не должно. И сбить первую волну торпед враг не сумеет. Времени для этого у него не будет. Торпеды поразят цели в момент их выхода в пространство.

   Частота пульса у Гайта Гобзера достигла 140 ударов в минуту, что приблизилось к критическому пределу. Казалось, еще немного, и сердце шестидесяти семилетнего Архистратига остановится. Прошитый микроэлектроникой умный материал, из которого был отпечатан мундир командующего, принял меры: микроворсинки взяли на себя роль нано-шприцев, ввели в организм биобланкерные адреналин-комперны.

   Вы наверняка видели, как загорается бумага, если к ней в центре листа поднести горящую спичку. Сначала появляется коричневое пятно, потом бумага вспыхивает и на месте коричневого пятна появляется черная дыра. «Кротовья нора» в космосе раскрывается похоже. Свечение участка пространства усиливается до ярко-фиолетового цвета. Пятно растет и вдруг пространство прорывается. Под действием гравитационных линз звезды искажаются. Из тоннеля, размерами в несколько сотен метров начинают вылетать неквантованные постсингулярные сгустки протоматерии, которые тут же мгновенно проходят стадию превращения во вполне материальные звездолеты. Пока еще они напоминали слепых котят, только что родившиеся на свет. И в этот момент в них врезаются торпеды. Космос затопляют ослепительные вспышки, чем-то схожие со взрывами сверхновых.

   Первая волна вражеских звездолетов уничтожена, вторая волна еще не появилась, но в тоннель летят десятки торпед и там, с той стороны «кротовой норы» разверзается ад. Закручиваясь в гигантское огненное торнадо, бушевал кварковый шторм, катастрофа космического масштаба, равной которой не знала человеческая мощь.

   Команда флагмана издает ликующие вопли. Архистратиг сдержано улыбается. Вот когда старинная поговорка, «знал бы где упасть, соломки бы постелил», впервые обрела свое реальное воплощение.

   Земной военный флот, совершенно непотрепанный, не имевший после страшной бойни ни единой царапинки на своих керралитовых корпусах, ждал несколько часов, но противник так и не предпринял новой атаки. Архистратиг вышел на связь с главнокомандующим. Горбовский был непривычно возбужден. Он высоко оценил победу в битве, и самовластно объявил, что Гайт Гобзер награждается высшим орденом Космофлота Золотой кометой первой степени.

   – Что мне делать дальше? – спросил Архистратиг Верховного. – У меня шесть эскадр целёхоньких висят в пространстве без дела.

   – Мы не должны почивать на лаврах, Гайт. – Лицо Леонида Андреевича, обычно доброе, превратилось в стальную маску. – Как говорили древние римляне: «Карфаген должен быть разрушен!»

   – Правильно ли я Вас понял, товарищ Первый, что Вы даете добро на прямую атаку системы Тагоры?

   – Да, – спокойно ответил добрейший из добрейших. – Тагору уничтожить. Чтобы на месте планеты осталось груда камней. Уничтожить также все их орбитальные поселения подчистую! Все 40 миллиардов этих кузнечиков стереть в космическую пыль! Мы должны показать всем остальным космическим расам, что земляне – это авангард Разума. И как говорили древние мои предки: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!».

   Гайт Грзер на долю секунды испытал некое раздвоение личности. Это чувство своей мимолетностью напоминало мимолетность дежа вю, но оставило сильнейшее впечатление. Ему показалось, что товарищ Первый говорит чудовищные вещи, совершенно несовместимые с гуманизмом коммунаров Новейшей эпохи. Однако эта аксиома была грубо задавлена некой чудовищной силой, которая частью уже находилась внутри самого Архистратига, а основной массой – где-то за пределами человеческих представлений. И эта посторонняя воля была настолько кристально понятна, что воспринималась как истина в последней инстанции.

   Однако, Гобзер понимал, что эта воля не исходит от Верховного главнокомандующего, и что сам Леонид Андреевич лишь исполнитель запредельной Воли.

   – Ваше задание будет выполнено, товарищ Первый, – рапортовал Архистратиг.

   После чего он приказал трем эскадрам стоять на страже, а остальным трем дал новое задание.

   Три хищные стаи гравитационным ломом проломили пространство и скрылись в пробитом туннеле.

   И на все это смотрели звезды – ледяные, немигающие и совершенно бессмысленные.

   21. Тагоряне воочию

   Борт-инженер Калисто Марчетти с космолета «Заботливый», который уничтожили тагорянские истребители, стал пленником некогда дружественной космической расы. Как такое стало возможным, Калисто не мог себе ответить. Да, были заявления тагорян, о том, что они претендуют на планету Данга, кажется, были какие-то угрозы землянам. Но Калисто слышал это краем уха, серьезного значения разговорам и слухам не придавал. Был занят своим дело и не лез в галактическую политику.

   Космический истребитель, выловив падающего в бездну землянина, доставил пленного на корабль-матку. Калисто Марчетти препроводили в небольшой отсек и заперли там. Так Калисто впервые увидел тагорян в натуре. Раньше он только слышал, что они отчасти похожи на насекомых. Да, было в них нечто подобное: зеленый цвет кожи, нечеловечески длинные конечности. Ноги сгибаются в противоположную сторону, чем у людей. Голова шлемообразная, челюсти напоминали жвалы, которые все время находились в движении, будто это чудо природы что-то беззвучно говорит или жует жвачку. Кстати, как потом заметил Марчетти, они действительно любят жевать жвачку из спрессованных листьев. Возможно, эти листья содержат наркотический алкалоид.

   Стенки камеры были обтянуты материалом, подозрительно похожим на живую кожу, скажем, слона. Кожа излучала тепло. Хорошо просматривались поры, из которых торчали волосики. В целом, зрелище не очень приятное.

   Из украшений комнаты – небольшой портрет в зеленой, напоминавшей бамбук, рамочке.

   Пол устилали циновки также травинисто-зеленого цвета. Из предметов обстановки был только стол на очень коротких ножках. Находиться за ним можно было только сидя на корточках или на циновке, как это делают японцы и китайцы в своих традиционных домах.

   На столе лежала книга, страницы явно изготовлены из растительных волокон.

   Текст отпечатан на общегалактическом. Книга повествовала о жизненном подвиге Вождя Тагорян – Кэн Ич Тагора.

   Повествование предварял стих:

   "Спим ли мы или бодрствуем,

   Стоим или сидим –

   Думы наши о Полководце.

   Когда идём мы на работу, наши сердца полны желанием

   Доставить радость Полководцу.

   Рассвет боевого пути!

   Сияет наше утро!

   Великий Полководец Кэн Ич Тагор – Солнце, рождённое в горах Хтау, Высшее Олицетворение Революционной Товарищеской Дружбы, Родной Отец и Любимый Вождь Народа Великой Единой Тагоры, Великий Человек, сошедший с небес и принесший мир и процветание.

   Кэн Ич Тагор – Мудрый Учитель, Светоч Великой Генетической Революции, Великий Просветитель и Могучий Чудотворец, сотворивший свой народ".

   Ко всей этой духоподъемной галиматье прилагался портрет лупоглазого человеко-кузнечика, который полностью совпадал с изображением, висящим на стене.

   Калисто Марчетти от нечего делать стал читать книгу и вскоре уяснил, что сочинение напоминает библию, только вместо Бога там выступал Кэн Ич Тагор. Он сотворил всех тагорян, путем генетических мутаций. При этом непонятно, каким боком к тому процессу были причастны упоминаемые в тексте Странники, по прихоти переводчика названные Пилигримами. Скорее всего, именно Странники и возвысили насекомоподобную расу тагорян путем генной инженерии. После чего тагоряне стали развиваться в разумных существ, минуя стадию личинки. И произошло это 2 миллиона лет назад.

   А потом Странники куда-то исчезли, очевидно, продолжили странствие, а на сцене остался их ставленник, по-видимому, бессмертный Кэн Ич Тагор, который и научил своих подопечных всем премудростям – сначала культуры, а затем и цивилизации.

   Вечером (калисто ориентировался по своим часам, которые у него не отобрали) принесли еду и питьё. Еда представляла собой некий овощной салат. Напитком был сок неизвестного плода красноватого цвета. На вкус терпко сладкий и как хурма вяжущий. Охранник не обращал внимания на вопросы заключенного. Но когда Калисто стал восхвалять Кэн Ич Тагора словами из тагорской библии, охранник подобрел к пленику и даже позволил обращаться к себе не официально – тагор-дай, а приватно – тагор-чен.

   – Тагор-чен, не знаешь ли ты, где мои друзья? Нас было семеро, затерявшихся в космосе. Не находили ли вы остальных моих товарищей?

   Тагор-чен ответил, что у него, охранника, нет привилегии знать, где находятся земляши. И не хочет ли земляш еще пить? Земляш Калисто ответил, что выпил бы воды, а то во рту все слиплось. И хорошо бы съесть кусок мяса.

   – Тагоры не едят мяса, – ответил охранник.

   – Ну тогда я на этот счет могу не беспокоиться. А то у нас ходят слухи, будто у вас не хватает еды, потому что вас слишком много. Что-то 40 миллиардов. Это правда?

   Тагор-чен ответил, что у него, охранника, нет привилегии знать это.

   – Есть ли у тебя, уважаемый, жена, дети?

   – Жена есть. Я у нее пятый муж. А детей много. От всех мужей.

   – Понятно. Значит, у вас процветает женская полигамия. Ну... многомужество...

   – У моей жены пять мужей. Да, это хорошо. Был шестой, но жена ему откусила голову во время совокупления.

   – Суровая у вас жизнь...

   – У вас неверные сведения. С любимым Вождем у нас жизнь счастливая.

   – А у Вождя какой состав семьи? Неужто он тоже один из?..

   – Вождь исполняет обет сатьш – безбрачья.

   – Ну да, такую голову надо беречь. А то какая-нибудь верная жена в порыве страсти...

   На плече тагорянина ожила рация, хриплый голос что-то сказал по-тагорски в императивном тоне. Охранник сейчас же выбежал из камеры. Калисто слышал, как щелкнула задвижка.

   Едва Марчетти улегся на циновку, заслонившись локтем от зеленого фонаря на потолке, как дверь камеры вновь отворилась, и вошли шесть землян в сопровождении прежнего охранника.

   Калисто с криком ликования вскочил с пола и бросился в объятия недавней своей ремонтной команды. Блестели на щеках слезы радости, возгласы восторга огласили тесную каморку. И только тагорянин равнодушно жевал свою листовую жвачку.

   22. Проект «Посейдон»

  (за три месяца до событий)

   Европа – шестой спутник Юпитера. Размерами чуть меньше Луны. По сути, небесное тело-океан. Этот океан скован космическим холодом. Толщина ледяного панциря Европы достигает от трех до шести километров.

   Океан Европы во много раз превосходит все океаны Земли. Его глубина достигает 140-160 километров. Там, в глубинах, никогда не знавших света, при чудовищном давлении, которое даже вообразить трудно, по мнению ученых, возможна какая-то жизнь. Ведь основные компоненты для жизни на Европе имеются: вода и растворенный в ней кислород. Насыщенность кислородом даже в большей степени, чем в земных океанах. А флуктуации гравитационного поля Юпитера разогревают планету изнутри. Можно представить, какие монстры обитают в этих теплых водах, каких они достигают размеров в мире, где тяжесть условна. А на Европе она в семь раз меньше земной.

   Европу изучают давно. Несколько аппаратов к этому спутнику Юпитера были запущены еще в ХХI веке. С начала следующего века на Европе находятся несколько научных станций. Условия работы на этих объектах гораздо суровее, чем на полярных станциях Земли. Температура от – 150 до – 200 С., атмосфера кислородная, но она разряжена настолько, что ее все равно, что и нет. Атмосферное давление на поверхности Европы примерно равно 0,1 мкПа (но не более одного микропаскаля), или в 1012 раз ниже, чем на Земле.

   Пробурить три километра льда, чтобы добраться до океана и спустить туда исследовательский аппарат, может только бур с атомным реактором. Эта задача человечеству стала по плечу лишь во второй половине ХХII века. То есть это могли, конечно, сделать и раньше, и даже много раньше. Но у человечества были серьезные проблемы в середине ХХI века, когда само выживание людей было под вопросом.

   Через кристаллическое стекло панорамного окна планетологической станции «Европа-3» хорошо виден огромный котлован диаметром двести метров. Оттуда вырываются струи пара. Там, внизу, на глубине полтора километра огромный буровой комбайн с атомным двигателем, оснащенный мощнейшими лазерами, режет лед, вгрызаясь все глубже в толщу ледяного панциря. Глыбы льда поступают в дробилку, где измельчаются и загружаются в грузовые флоги. Один за другим, похожие на громадных божьих коровок, флоги тяжело поднимаются из Проруби и, отлетев подальше, вываливают колотый лед из своего чрева. Высокие терриконы льда вновь смерзаются, застывают искусственными горами, тускло отсвечивая зеленью в лучах далекого Солнца. Гораздо ярче сияет лед, если его освещает висящий над горизонтом Юпитер.

   Этот великан Солнечной системы занимает полнеба Европы, своего шестого спутника. Бурый, исчерченный черными и зелеными полосами метановых облаков, со своим знаменитым «Красным пятном», величиной с Землю. Тайна «Пятна» так и не разгадана. Что собой представляет этот вечный суперураган, какие силы его раскручивают неустанно тысячи лет? Это выяснится, когда наконец-то удастся какому-нибудь сверхпрочному космическому аппарату войти в плотную атмосферу. Войти, собрать наблюдательный материал и благополучно вырваться из тяжких гравитационных объятий газового гиганта.

   Юпитер поднимается все выше. Тени от ледяных столбов укорачиваются. Ледяная равнина, уходящая горбом к скалистому хребту на горизонте, исчерчена рыжими, точно ржавчина, полосами. Небо черное, и на нем множество ярких немигающих звезд. В тени скал шевельнулся и начал медленно разворачиваться решетчатый скелет Большой Антенны. Радиооптики приступили к наблюдениям. Еще один трудовой день землян начался на Европе.

   – Почему мы бурим лед таким допотопным способом? – сказал оператор, молодой немец лет двадцати по фамилии Мейтис, с широкими скулами, черными прямыми волосами, с торсом борца. – Это долго и неэффективно. Разве нельзя раздолбать панцирь кварковыми торпедами? Или еще проще – десятком залпов антипротонами и во льду Европы образуется гигантская дыра. И можно будет опускать туда хоть субмарины или батискафы.

   – Да, это, конечно, проще. – ответил гляциолог, пожилой мужчина, которого, несмотря на возраст, все почему-то звали просто Костя. – Но мы не имеем права применять ни торпеды, ни залпы пучками антипротонов. Согласно договору между Тагорой, Землей и Леонидой, подписанному в Каген-Ротте, столице Леониды, удары по планетам космическим оружием, причем, с любой целью, хоть с самой благой, строго запрещаются.

   – Почему?

   – Потому.

   – Понятно. А впрочем, есть одна уловочка.

   – Какая?

   – Европа не является планетой. Это спутник Юпитера. Разве нельзя использовать это дышло, чтобы повернуть телегу закона в нужную нам сторону. Обстреляем Европу, а потом будем оправдываться. Но дело будет сделано.

   – Нельзя. Слишком рискованно. Они могут порвать с нами дипломатические отношения. Тагоряне упертые законники, сверхосторожная раса. Если помнишь, когда они узнали, что мы не уничтожили своих подкидышей, как это сделали они, то свернули все отношения с нами аж на 20 лет. Мы с большим трудом восстановили наш союз с ними.

   – Но ведь все равно придется лед взрывать на последних сотнях метров. Мы же не хотим утопить атомный бур.

   – Подрыв льда и его обстрел – две большие разницы, как говорят у нас в Одессе.

   Вдруг на пульте загорелся красный индикатор и затрезвонил звоночек, сигнализируя, что бур встал.

   – Donnerwetter! – выругался Мейтис, – чего мы опасались, то и случилось: на пути оказался базальтовый валун.

   На мониторе появилось изображение валуна, просвечиваемого ультразвуковым сканером.

   – И преогромный! – сказал Костя, стоя за спинкой кресла оператора, глядя на экран.

   Работы застопорились. Начались переговоры с инженерами и начальством. Небольшой скандальчик в эфире. Предлагали варианты и отметали как невыполнимые. Если бурить вбок, то как потом опускать батискафы? Прорубь должна быть вертикальной. Трехкилометровый колодец, диаметром двести метров.

   Наконец решили поднимать бур на тросах, после чего высокоэнергетическими разрядами расколоть валун на части и освободить пути для бура.

   * * *

   Через два дня проходка возобновилась. И к концу месяца Прорубь пробили до самой воды. Взрывники подрывали лед, флоги расчищали полынью.

   Таким образом, самая трудоемкая часть работ в рамках проекта «Посейдон» была выполнена.

   И вот после небольшой торжественной церемонии был спущен под воду первый исследовательский аппарат. Открытия сразу же посыпались, как из рога изобилия. Океан Европы, как и предполагалось, был наполнен жизнью. Можно даже сказать, переполнен жизнью во всем ее многообразии. Подчас весьма экзотическими видами растительного и животного мира. В кромешной тьме проплавали медузообразные существа, светящиеся всеми цветами радуги.

   Гигантские рыбы, похожие на акул, пытались прокусить прочные корпуса батискафов. Но земные аппараты оказались им не по зубам.

   Вскоре от наблюдений земляне перешли к охоте. Нужно было начать отлов этой живности для лабораторных изучений.

   Для этих целей снарядили небольшой трехместный батискаф. Членами экипажа были известные океанографы Олег Борисович Романов, Павел Стасинский и опытный подводник водитель батискафа Сергей Шеметов.

   При свете прожекторов аппарат погружался в таинственные бездны. На глубине 15 километров батискаф атаковало существо, напоминающее спрута. Бурое тело имело размеры до двадцати метров без учета щупальцев, которые были еще длиннее и похожи на клубок разъяренных анаконд. Круглые глаза величиной с тарелку заглядывали в иллюминатор. В этих глазах светился холодный неземной разум, который был занят мыслью, как бы расколоть эту железную самодвижущуюся раковину, внутри которой в страхе мечутся несколько червячков, должно быть очень вкусных.

   Стальные объятия щупальцев не смогли раздавить скорлупку. Тогда спрут решил утащить свою добычу в глубину, где чудовищное давление воды гарантированно раздавит любой панцирь.

   – Превосходный экземпляр! – восхищенно сказал о спруте океанолог Стасинский. Полный, потный, он то и дело вытирал платочком лоб и толстый затылок. При этом он не отрывал от иллюминатора бледных глаз с красноватыми веками и часто моргал.

   В свете прожекторов батискафа люди увидели хищный клюв головоногого, которым чудовище пыталось прогрызть обшивку.

   – Глубина 20 километров, – доложил Сергей Шеметов.

   Стенки батискафа уже потрескивали под давлением.

   – Серёжа, ну-ка пугните его, – сказал Романов, который выполнял функции капитана судна, – а то этот разбойник утащит нас в преисподнюю.

   Сергей дал на корпус электрический разряд и одновременно включил инфразвуковую сирену. Спрут отскочил от батискафа.

   – Сеть! – скомандовал Олег Борисович.

   Водитель нажал кнопку на пульте, и в спрута выстрелила прочная нейлоновая сеть, которая быстро раскрылась, окутала и обездвижила монстра. Батискаф начал подъем, таща за собой головоногого, как сейнер тащит трал, полный рыбы.

   И тут Павел Стасинский повел себя странно. Он начал часто дышать, словно ему не хватало воздуха, хотя в отсеке воздух был свеж и прохладен. Лицо Стасинского налилось кровью, он вылез из кресла и, шатаясь, направился к верхнему люку.

   – Куда вы, пан Стасинский?! – заволновался Олег Борисович. – Что с вами?

   Стасинский не отвечал. Он взялся за стальное колесо запорного механизма и попытался его вращать, чтобы открыть люк. Разумеется, люк ему не открыть. Да и никто не сможет это сделать, чудовищное давление воды намертво припечатало люк.

   Тогда пан Стасинский отодрал со стенки тяжеленный мезограф и попытался ударить им по иллюминатору. Быстрый и ловкий Сергей успел перехватить руку океанолога, явно спятившего.

   – В чем дело, Паша?! – закричал Романов, ринувшись на помощь водителю..

   – По-моему, у него приступ клаустрофобии, – сказал Сергей, крепко, сцепив руки кольцом вокруг тела океанолога, сдерживая его и пытаясь усадить в кресло. Вдвоем они усадили и привязали к креслу пана Стасинского, и сделали ему успокаивающий укол.

   Сергей вернулся на свое водительское место, включил двигатели на полную мощь и повел батискаф к светлому пятну среди полной темноты. Это свет проникал через Прорубь.

   Олег Борисович Романов нарек пойманного спрута мегатойтисом, сверхкальмаром, сказав, что этот экземпляр украсит новый океанариум, который построили в Адель-Гате, в Сахарском водохранилище.

   Чтобы перевести мегатойтиса на Землю, пришлось переоборудовать грузовой отсек планетолета. Использовали грузовоз, имевший широкие створки на корпусе. Туда, в громадный отсек, поместили цистерну, заполненную морской водой из океана Европы. По химическому составу и физическим свойствам морская воды шестого спутника Юпитера и морская вода земных океанов были очень близки. И это неудивительно. Солнечная система формировалась из одного материала. Потому и формы жизни в идентичных средах похожи.

   Когда спрута загоняли в цистерну, чтобы животное не задохнулось в вакууме, мегатойтис вдруг стал покладистым и сам, довольно охотно залез в ловушку через узкое горло. Беспозвоночные легко просачиваются в узкие щели. И вообще было сыграно на том, что головоногие любят забираться в прочные укрытия.

   Бригада водолазов назвала его Покладистым, но быстро имя сократили до Поклада.

   Всего было отловлено два экземпляра, один из которых решили подарить тагорянам. Те, как всегда верные своей сверхподозрительности к чему-либо новому, отказались принять подарок. Но потом вдруг передумали и почтительнейше приняли, заявив, что создадут для спрута комфортные условия.

   Итак, Поклад отправился на Землю, а его безымянный соплеменник остался у тагорян. Океанологи успели ознакомиться с физиологией мегатойтисов. Оказалось, что они не нуждаются в партнере, чтобы размножаться. Каждый из них является двуполым существом. И размножается самоосеменением. Олег Борисович Романов высказал предположение, что эти спруты обладают зачатками интеллекта. А возможно, они не уступают нам в разумности, или даже превосходят. В этом случае, у нас будут большие проблемы...

   В кают-компании грузового планетолета «Выносливый» было тесно: четверо членов экипажа во главе с капитаном и двое пассажиров – океанологи Романов и Стасинский. Стасинский неподвижно сидел, словно в трансе, был безучастен ко всему. Зато его коллега витийствовал, окруженный благодарными слушателями.

   – Можно представить этих чудовищ, – с мрачным восторгом живописал Романов, – которые столетиями растут в океанских безднах, накапливая колоссальный опыт в своем непрерывно растущем мозгу, далекие от духовных потрясений, всегда знающие, чего им надо, беспощадные охотники и холодные рационалисты, живущие индивидуально и без социальной организации, без принуждения, никогда не ошибающиеся, руководствующиеся в жизни немногими рациональными принципами. Их не беспокоит тоска по несбыточному, они философски принимают смерть, и они при всем том способны уловить возможную угрозу сверху – все эти подрывы льда, их прочной крыши, наблюдая батискафы... Возможно, они воспротивятся вторжению человека, и будут правы...

   Внезапно все почувствовали прилив братской любви к Покладу, томящемуся в баке. И тут же все поклялись не отдавать «большого друга» в океанариум на потеху публики. Команда решила не совершать посадку на африканском космодроме, а приводнится в центре Тихого океана. И там выпустить Большого друга на свободу.

   Капитан был категорически против. Он кричал на команду, что они все спятили. И был в какой-то мере прав. Команда превратилась в каких-то странных роботов, словно ими кто-то управлял. Капитана связали, управление космолетом взял на себя второй пилот. Штурман внес коррективы в посадочный курс и сменил позывные и код траспондера. Они прошли хитрой траекторией, в том секторе неба, который не охватывали станций слежения. Однако их пролет все же заметили в телескопы два астронома. Одним из них был сотрудник Пулковской обсерватории Семен Аркадьевич Новак, а второй, вернее вторая, сотрудница новозеландской обсерватории доктор наук Базилда Ричардсон.

   Посадка на воду считается нештатной. Корабль обладал каким-то запасом плавучести. Однако, когда команда отворила створки грузового отсека, предварительно открыв горловину бака, где сидел спрут, корабль быстро набрался забортной воды и камнем пошел ко дну. Вместе с экипажем, который даже не пытался спастись. Над тихим океаном царила ночь.

   Примерно в это же время питерский астроном Семен Аркадьевич Новак свалился с балюстрады обсерватории и разбился насмерть. А доктора наук Базилду Ричардсон застрелили грабители в ее собственном доме в Новой Зеландии.

   23. Битва флотов

   Земной флот вынырнул из-под пространства в районе звездной системы Тагоры. Оранжевая звезда, превышавшая размерами Солнце в два раза, освещала «поле боя». И сразу наша объединенная эскадра попала в самую гущу вражеских кораблей. Пространство просто кишело бесчисленным множеством истребителей и штурмовиков. Они роились, словно мошкара над теплым болотом.

   Бой начался сразу, сходу, без рекогносцировки, которая в принципе была и невозможной, ввиду полного контроля тагорянами космического пространства своей системы.

   Здесь еще кроме Тагоры были три крупных планеты, похожие на наших газовых гигантов. Пять малых планет – необитаемых, с близкими орбитами у горячего солнца – сухих, выжженных. И только Тагора, в полтора раза крупнее Земли, шестая планета от светила, сверкала зеленой каплей, говорящей о том, что она кипит жизнью, украшала этот сумрачный космический пейзаж. И за свой родной дом тагоряне дрались бесстрашно и умело. Космическое пространство распарывали кинжальными ударами лазерные лучи – розовые, зеленые, красные, фиолетовые. Это лазерное шоу можно было назвать красивым, если бы не было столь гибельно для многих людей и кораблей.

   Командующий Военно-Космическими Силами землян суперадмирал Гайт Гобзер по прозвищу Архистратиг, стоял на мостике нового флагмана «Принципиум», наблюдая на огромных экранах за ходом сражения. С каждой минутой раздражение и тревога его нарастали. Он готов был разорвать на кусочки так называемых военных аналитиков и генштабистов, планировавших атаку, а пуще всего, разведку, которая дала неверные и явно заниженные данные о боевых возможностях тагорян.

   Тагора считалась отсталой планетой, отставая на полшага или на шаг от научно-технических достижений землян. Однако, думал Гобзер, мы не учли их скрытный характер. Их медлительность мы принимали за тугодумство. Осторожность и даже сверхосторожность – за консерватизм. Чуть ли не за маниакальность.

   А они тщательно скрывали СВОИ достижения.

   – Откуда у них столько техники? – сказал Гобзер, особо ни к кому не обращаясь. – И где базируются все эти армады истребителей?

   – На орбитальных космических поселениях, – ответил тангер-офицер Френц. – Модульные астрогорода тагорян образуют вокруг планеты сплошной пояс жизни. 40 миллиардов надо же куда-то расселять...

   «Принципиум» содрогнулся. Какой-то незакрепленный предмет с металлическим звяком упал на пол. Экраны по правому борту ослепли на минуту от чудовищной вспышки взорвавшийся кварк-торпеды, но, к счастью, силовая защита выдержала удар. Три звена земных истребителей промелькнули за «окнами» флагмана и исчезли в гуще сражения.

   – «Докладывает замком Левого крыла Иващенко! – раздался голос из динамиков, и на экране связи появилось изображение фигуры взъерошенного человека со следами пятен сажи на круглой вспотевшей физиономии. Воротничок его кителя был расстегнут не по уставу. – Наша эскадра несет серьезные потери. Просим Командующего дать приказ на отход и перегруппировку...»

   – Иващенко, где комэск Крыла!? – гаркнул Архистратиг.

   – «Командир эскадры Левого крыла Синг Свами получил контузию и назначил меня... прошу дать приказ...»

   – Доложите о потерях, – потребовал Суперадмирал, хотя количество боевых единиц, класс судна, число потерь – все это отражалось на плоских теледисплеях, прикрепленных кронштейнами к вертикальным штангам, и были перед глазами Командующего. Но он желал человеческого общения с подчиненными. Хотел знать, насколько они владеют ситуацией.

   – «Потеряно три „Терминатора“... Впрочем, один из них еще держится и, возможно, мы его спасем, если вы дадите приказ отступить... выровнять линию фронта, перегруппироваться...»

   – Истребителей?

   – «Ну, кто же их считал... простите... – Иващенко повернул голову, вероятно, просматривая показания информационных табло. – В моей... нашей эскадре потеряно 90 единиц... 92... нет, уже 95...»

   Суперадмирал тоже сверился со своими показаниями, и они совпадали.

   – Оставайтесь на связи, – приказал он Иващенко и вызвал командира эскадры Правого крыла.

   – «Слушаю Вас, товарищ Командующий». На экране появился человек средних лет, плотный. Одна бровь у него была черной, другая совсем белой, а вокруг – участок розовой кожи – след радиационного ожога.

   – Это Я тебя слушаю, – набычившись, сказал Гайт Гобзер, выделяя голосом личное местоимение. – Доложи, что там у тебя?

   – «Силами двух соединений „Терминаторов“ и вспомогательных судов, мы успешно вклиниваемся в левый фланг противника. Мы рассекаем их ряды, а истребители добивают. Штурмовики работают по крупным целям. Пять орбитальных модулей тагорян нами уничтожено... К сожалению, и мы имеем потери...»