Текст книги "Russendisko. Рассказы"

Автор книги: Владимир Каминер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Мой маленький друг

Любовь к иностранным языкам может оказаться роковой. Мой друг Клаус уже месяц сидит в Москве в следственном изоляторе. А он хотел всего лишь выучить русский язык. В Берлине он все время слушал «Немецкую волну», передачу «Русский язык для детей от пяти до десяти». В течение года, по два раза в неделю. В результате любую русскую фразу он начинал словами: «А теперь, мой маленький друг». Такого даже в детском садике не услышишь. Клаусу срочно требовался русский собеседник. У меня на разговоры с ним времени не было, я посоветовал ему напечатать объявление в городском журнале Zitty или TIP: «Сдаю койку русским иммигрантам». Или еще что-нибудь в этом духе. Вскоре объявился первый русский, Сергей. Сергей был художник, год назад он приехал в Берлин по обмену.

Шесть месяцев Сергей олицетворял современное русское искусство в доме художников «Бетания». Потом программа обмена закончилась, но Сергею уезжать из Берлина не хотелось. Вот он и решил остаться нелегально. Днем Сергей вкалывал на стройке, а вечером предавался своей страсти – поедать улиток в продовольственном отделе универмага КДВ. На улиток уходил практически весь его заработок. Сначала Сергей жил в пустующем доме в районе Фридрихсхайн. Потом пришла полиция и сквотеров разогнала. Сергей едва спасся от облавы и поселился от греха подальше у Клауса. Клаус разместил его на раскладушке в углу своей однокомнатной квартиры. «А теперь, мой маленький друг, – приставал к нему Клаус каждый божий день, – ты поможешь мне совершенствовать русский язык». Но совершенство все не наступало, слишком уж разные они были люди, слишком мала была квартира. Клаус, убежденный вегетарианец, с трудом переносил отвратительные гастрономические причуды Сергея. Как-то раз он даже попытался спасти улиток – вытащил их из миски, которую Сергей держал под кроватью, и спрятал в шкафу.

И вот однажды Сергей посоветовал Клаусу съездить на пару недель в Москву, посовершенствоваться, и предложил остановиться у своей жены. Клаус немедленно получил визу и приехал в Москву. Жену Сергея звали Мила, и о Клаусе она слыхом не слыхивала. Жила она в коммуналке без телефона, а вместе с ней там жили еще пять семей. Коммуналка была очень оживленная, с тремя газовыми плитами, одним сортиром и не поддающимися учету детьми, которые с утра до вечера галдели в коридоре. Когда приехал Клаус, в квартире было довольно пусто. Одна соседка, бабулька, только что померла. Другой сосед, тренер по водным видам спорта, сидел за кражу. Дети уехали с родителями на каникулы. Мила была на работе в библиотеке. В момент появления Клауса дома был только Милин ревнивый любовник-милиционер. «Здравствуйте, я из Германии, а теперь, мой маленький друг, проводите меня к Миле», – обратился к нему Клаус. Милиционер молча показал ему комнату Милы и скрылся в своей. Клаус, уставший с дороги, тут же улегся спать. Вечером Мила пришла домой и направилась прямо к своему любовнику. Утром они уже успели поругаться из-за Милиного мужа, который затерялся в германских просторах. Теперь милиционер решил, что Клаус – еще один любовник, и устроил Миле сцену ревности. Началось с криков, кончилось дракой. В конце концов милиционер схватил топор и проломил Миле череп. А потом ушел, аккуратно закрыв за собой дверь. Два дня Клаус провел в чужой комнате в полном одиночестве, пока не обнаружил на полу кровь. Кровь из соседней комнаты просочилась под тонкой стенкой. Клаус открыл окно и стал звать на помощь: «На полу кровь, мои маленькие друзья, на полу кровь!» Бабушка, которая собирала во дворе пустые бутылки, приняла его за сумасшедшего. Но на всякий случай вызвала милицию. Милиция приняла его за убийцу – в историю про совершенствование русского языка она не поверила. Не убедил милицию даже немецкий паспорт, и Клауса посадили в СИЗО. И теперь сокамерники называют его Полукровка.

Перевод Н. Клименюка

Женщина-березка

И вот это случилось – в газете напечатали фотографию Маркуса Ленца. Когда мы с ним познакомились, он был страстным коллекционером. Больше всего на свете его интересовали две вещи – немецкие древности и, как выяснилось позже, русские женщины. Квартира его была завалена фолиантами о религии и традициях древних германцев. Кроме того, он был счастливым обладателем древнегерманской палицы, двух копий и рогатого шлема. Прочитав как-то раз в газете, что в Бранденбурге раскопали руины древнегерманского поселения и место раскопок открыто теперь для посетителей, Маркус немедленно собрал весь свой скарб и отправился туда. Перед входом он переоделся. С копьем и в рогатом шлеме он являл собой классический образец древнего германца, вернувшегося наконец в родной Бранденбург. Несмотря на это, 30 марок за вход с него все равно содрали.

Я познакомился с ним в метро, на станции Франкфуртер Тор. В полном одиночестве он героически боролся с электрическими весами – чудом техники, выдающим карточку с вашим весом в обмен на монетку. Как ни крути – тоже часть немецкой истории, и вот титан Маркус пытался отодрать их от пола и унести домой. Мне же всегда было интересно, как они устроены. Совместными усилиями нам удалось разобрать весы на составные части.

После этого случая я часто бывал у него в гостях на Зенефельдерштрассе. Однажды Маркус поинтересовался, как в России обстоят дела с древнейшей историей. «Плохо! – честно ответил я. – От наших корней мы как бы оторвались, так что с культурной преемственностью – полный порожняк. Так называемый фольклор – удел одиноких женщин, которые сбиваются в вокально-танцевальные ансамбли и с ними скитаются по миру».

Одна такая женская бригада как раз выступала в Берлине. Девушки пели и танцевали на сцене «Русского дома» на Фридрихштрассе. Назывался ансамбль «Березка», поскольку в своих песнях женщины воспевали березы и прочую национальную российскую флору. «Как ты понимаешь, истинную историю России от нас, разумеется, скрывают», – просвещал я Маркуса. «Ну, прямо как у нас, прямо как у нас», – изумлялся он. А потом ему захотелось непременно увидеть березовый коллектив. Мы отправились на концерт. Двадцать молодых женщин в кокошниках водили хоровод по огромной сцене.

Маркус был в восторге. Мне показалось, что он с удовольствием пригласил бы к себе в гости весь ансамбль. А так как мы были едва ли не единственными зрителями, то и женщины на сцене обратили на нас внимание.

После концерта Маркус решил лично выразить «Березке» свое восхищение, а мне пришлось исполнять обязанности переводчика. Меньше чем через час мы уже сидели впятером в такси и направлялись к Маркусу домой. Девушек-березок, поехавших с нами, звали Катя, Ольга и Света, и их знакомство с Берлином ограничивалось до сих пор лицезрением пейзажа из окна гостиницы. По дороге мы приобрели национальные напитки обеих стран – три бутылки водки и ящик пива. Как выяснилось позже, тем самым мы совершили непоправимую ошибку. После того как вторая бутылка из-под водки полетела под стол, Маркус решил посвятить девушек в историю древних германцев. Он вытащил из шкафа копье и стал размахивать им прямо у них перед носом. Одна из девушек, Катя или Света, поняла, что надо обороняться. С неимоверной скоростью она разоружила германца и выкинула его копье в окно. Маркус рассвирепел и набросился на нее. Они принялись носиться друг за другом по квартире, мы – следом за ними. Полиция, которую вызвали соседи, попыталась нас помирить. В участке Маркус обвинил девушку-березку в нарушении неприкосновенности жилища, а она его – в семи различных преступлениях, включая изнасилование и покушение на убийство. Маркус орал, что девушка-березка во всем виновата сама.

Полиция проявила к делу неформальный подход и посоветовала нам побыстрее разбежаться в разные стороны. А чтобы Маркус немного поостыл, его приковали наручниками к двери участка. Вот тут-то с ним и заговорил какой-то человек, представившийся репортером из «Берлинер Цайтунг». Он-де просто проходил мимо и решил узнать, что здесь происходит. «Безобразие», – лаконично ответил Маркус. Не долго думая, репортер извлек из сумки фотоаппарат и сделал несколько снимков. На следующий день в «Берлинер Цайтунг» красовалась фотография прикованного к двери Маркуса. Подпись под ней гласила: «Жестокая расправа полиции с югославскими бандитами».

Перевод Н. Клименюка

Двойная жизнь в Берлине

Места, откуда я родом, для жизни не приспособлены. Из-за сильного ветра и постоянных неурядиц с общественным транспортом любое начинание оказывается чрезвычайно затруднительным. Нечеловеческую усталость начинаешь ощущать уже в четырнадцать лет, а по-настоящему отдохнуть удается разве что только в сорок пять. Очень часто идешь в магазин – и больше не возвращаешься, или садишься писать роман, и замечаешь где-нибудь на 2000-й странице, что потерял нить повествования, и приходится начинать все с начала. Это – жизнь в безвременье, одно из величайших достижений которой – возможность умереть в собственной постели.

А здесь все по-другому. Здесь можно жить одновременно несколько жизней, свою и чью-нибудь еще. Для любителей двойной жизни Берлин – идеальный город. Здесь все оказывается не тем, чем оно кажется. Недавно я видел, как кассирша из нашей сберкассы, симпатичная пышка с фамилией Вольф на значке на ее форменной блузке, танцует «аудиобалет» в одном из бесчисленных берлинских театров. Каждый второй вечер она напяливает на себя плексигласовую пачку, в которую вмонтирована звукозаписывающая и воспроизводящая аппаратура. Потом фрау Вольф начинает слегка покручивать задом, ее движения трансформируются в своего рода музыку, которая раздается из пачки и задает ритм для всей группы. Фрау Вольф и другие кассиры как одержимые скачут по сцене – и так до полного самозабвения. В прошлом году дамы ездили на фестиваль аудио-балета в Японию и даже получили там приз.

С герром Хайзенбергом я познакомился в бюро по трудоустройству. К тому времени я уже довольно долго был безработным. Его же задача заключалась в том, чтобы уговаривать людей с не пользующимися спросом профессиями – например, актеров, режиссеров или теологов – пройти курсы переквалификации. Герр Хайзенберг часто апеллировал к доводам разума. «Я очень люблю искусство, – говорил он мне, – я очень рад, что оно теперь буквально на каждом углу. Но вам я настоятельно советую заняться чем-нибудь разумным. Станьте бизнесменом или, к примеру, столяром». Цвет галстука Хайзенберга идеально гармонировал с обоями в его кабинете. Говорил он очень убедительно и этим безнадежно испортил мне настроение на весь оставшийся день. А получилось так, что именно в этот вечер я должен был показать моей матери ночную жизнь Берлина. Я уже давно пообещал ей такую экскурсию, и она сгорала от нетерпения. Около полуночи мы зашли в гей-клуб в Митте. Там я поведал маме о расстроившем меня разговоре в бюро по трудоустройству. И вдруг я заметил в углу Хайзенберга. Он был в джинсах и желтой кожаной куртке, на шее у него висела увесистая золотая цепь, а на коленях сидел молоденький таиландец и смеялся. «Кстати, а вот и он – мой консультант по трудоустройству», – сказал я маме, которая осторожно оглядывалась, качая головой и повторяя «что за свинство!».

Моего знакомого русского бизнесмена Гензеля, который ведет в Швеции оптовую торговлю немецкими автомобилями, прошлым летом атаковал и едва не растоптал носорог. Друг Гензеля, руководящий инженер на фирме Siemens, раздразнил носорога, пока ничего не подозревающий Гензель в сотне метров от них был занят приготовлением завтрака. Сначала носорог направился в сторону инженера. Тот, по долгу службы привыкший быстро принимать решения в сложных ситуациях, немедленно влез на дерево. Тогда носорог переключил свое внимание на торговца автомобилями, и повидло полетело во все стороны.

Гензель провел несколько недель в больнице. Ему пришлось отменить поездку в Гималаи. Компенсировать упущенное он собирается в будущем году на сафари. Друзья полагают, что Африка – единственное место, где подобное приключение еще возможно. В Берлине, возможно, и не встретишь съехавшего с катушек носорога. Но и здесь, в джунглях большого города, опасности подстерегают на каждом шагу. Общество потребления способно воплотить в жизнь самые дикие фантазии, заказы принимаются даже по телефону. Поговаривают, что многотонные окна универмага Gallerie Lafayette обрушились на тротуар Фридрихштрассе не по недосмотру строителей, а по спецзаказу. Благодаря изощренному плану некоего пешехода, который и был заказчиком, обошлось без жертв. Окна, конечно, разбились вдребезги. Зато какое зрелище, какая тема для разговора!

Перевод Н. Клименюка

Вокзал Лихтенберг

Мой давний приятель Андрей, владелец единственной в Берлине сети русских магазинов «Казачок», собрался свернуть свой бизнес и эмигрировать с семьей в Америку. Причину своего решения он предпочитает держать в тайне. То ли не поладил с германским налоговым управлением, то ли Европа оказалась слишком тесной для его имперских амбиций. В последнее время Андрей превратился в бессовестного воротилу. А начиналось все вполне безобидно. Девять лет назад, перебравшись из Москвы в Берлин, мы вместе заложили фундамент его карьеры в торговле.

Наша первая торговая точка располагалась у входа в зал ожидания вокзала Лихтенберг. Андрей, Миша и я делили в то время однокомнатную квартиру в общежитии для иностранцев в Марцане. Ни у меня, ни у Миши никаких определенных жизненных планов тогда еще не было, вечерами мы сидели на кухне и бренчали на гитаре. Андрей тоже умел играть на гитаре, но цель у него уже была – он непременно хотел стать миллионером. Дело в том, что он был старше нас, ему уже исполнился 31 год.

Первый же его план по обогащению привел нас в неописуемый восторг. Каждый месяц мы получали от немецкого правительства 180 марок, – на карманные расходы, Андрей пообещал нам втрое больше. Мы скинулись и поехали в семь утра на другой конец города, в Веддинг. В дешевом супермаркете Альди мы закупили три рюкзака паршивого пива Ганза и Колы и повезли все это хозяйство на вокзал Лихтенберг. В те дни капитализм еще не окончательно завоевал эту местность, мы были практически его первыми ласточками. Пиво и колу мы продавали за 1,20 марки. Рядом с нами стояли другие первые ласточки, гэдээровское семейство, которое торговало бутербродами с яйцом и ветчиной. Семейство очень гордилось своей ручной работой и относилось к нам с глубоким презрением. С их точки зрения мы были заурядными жуликами. Они отлично знали, что пиво Ганза стоит в Альди 43 пфеннига, мы же продавали его в три, а Андрей даже в четыре дороже, в то время как святое семейство в поте лица изготовляло свои бутерброды. Загадочным образом именно эти честные труженики пали жертвой внезапно нагрянувшей санитарной проверки. У бутербродников оказались слишком грязные руки, их медицинские свидетельства были давно просрочены, а товар расфасован с нарушением установленных норм. Мы же, не теряя времени, прикинулись обыкновенными вокзальными алкашами. Комиссия нас проигнорировала, даже не распознав в нас торговцев.

А торговля между тем шла бойко. У нас было множество постоянных покупателей, например вечно томимые жаждой свидетели Иеговы или гладко отутюженные сайентологи, которые встречали все поезда из Восточной Европы и дружно набрасывались на растерянных иностранцев, чтобы побыстрее обратить их в свою веру. Путешественники, впервые причалившие к берегам капитализма, принимали этих шутов Господних за его неотъемлемую часть. Эти растерянные иностранцы были нашими лучшими покупателями, а еще цыгане и африканцы, у которых на вокзале тоже был свой бизнес. Да и, чтобы не забыть, – японские туристы.

У нас с Мишей не хватало терпения. Заниматься бизнесом больше часа нам не хотелось, у нас часто бывали скидки и сезонные распродажи, а нераспроданное пиво мы выпивали сами и возвращались в Марцан с чувством глубокого облегчения. Поэтому вместо денег у нас бывала резь в желудке, а вместо прибыли – легкое похмелье.

У Андрея же все было совсем по-другому. Сам он никогда не пил, но из-за двух последних банок мог простоять на вокзале полночи. Когда дела шли совсем плохо, он даже повышал цену с 1,80 до 2,50 марки. У Андрея была своя рыночная стратегия. Он все время экспериментировал с ассортиментом. То он покупал в Альди килограмм жвачки, то две дюжины шоколадок Duplo, которые он скромно раскладывал на полу рядом с пивом и продавал по 50 пфеннигов за штуку. Он экономил, питался исключительно мюсли и вел книгу учета доходов и расходов. Вскоре он накопил на свой первый телевизор, который самолично отвез поездом в Польшу на рынок. Назад он вернулся с выручкой в сто марок. В следующую поездку он прихватил с собой еще и стереосистему.

Через год мы с Мишей все еще бренчали на кухне на гитаре, а Андрей уже открыл свой первый продовольственный магазин на Димитроффштрассе и приобрел автомобиль «Фольксваген». К бизнесу он подошел по-научному и первым делом провел в окрестностях магазина опрос с целью выяснить, что именно ему следует продавать. В соответствии с полученными данными в его ассортименте оказалось три основных наименования: шнапс «Егерьмейстер», пиво «Берлинер Пильзнер» и газета «Бильд ам Зоннтаг». Но ему хотелось большего, и он в конце концов начал торговать самыми разными предметами, например электрическими лампочками и материалами для кройки и шитья. Потом к ним добавились русские продукты.

Через некоторое время Андрей женился на женщине из Санкт-Петербурга, и она родила ему сына, которого он назвал Марк. Нам он рассказывал, что мечтает о большой семье и хочет иметь много детей. На это Миша заметил, что своего второго сына Андрей, по всей видимости, назовет Пфенниг. Но похоже, что при нынешних обстоятельствах второго ребенка все же будут звать Доллар.

Перевод Н. Клименюка

Сталинград

В одночасье у русских, живущих в Берлине, появилась возможность заработать. Своей нечаянной удачей они обязаны Сталинграду. В данном случае в форме художественного фильма.

В фильме Жан-Жака Анно с бюджетом в 180 миллионов марок русские играют русских. И хотя Анно платит статистам самые низкие гонорары в Европе, желающих сниматься хоть отбавляй. Надо штурмовать Сталинград, который построили под Потсдамом. Несколько знакомых актеров уверяли, что Анно пригласил их на главную роль «снайпера Василия». Им выпала честь лично побеседовать с маэстро, и время съемки было назначено. Все без исключения берлинские фирмы шоу-бизнеса были заняты набором статистов для «Сталинграда». Мне тоже звонили. «Пришлите нам, пожалуйста, свою черно-белую фотографию 30 х 40», – настаивал женский голос. «Но я же совсем не актер», – отмежевывался я. «А кто же вы тогда?» – в голосе зазвучало удивление, сотрудница фирмы была убеждена, что все русские – актеры. «Я – управдом», – ответил я в знак протеста. «Ну ладно, тогда пришлите черно-белую фотографию 24 х 30.

Между прочим, вы не знаете настоящую русскую старушку, лет так под девяносто?» Старушку я знал, но и она тоже ее знала…

Фильм вызвал большой ажиотаж еще до начала съемок. И не только в Берлине. Из Москвы мне сообщили, что Никита Михалков собирается ответить Анно военным фильмом всех времен «Взятие Берлина» и занят сейчас поиском денег, оформлением разрешений и налаживанием контактов в правительстве и армии. Разрушенный Берлин построят в Грозном, ветераны войны смогут принять участие в съемках бесплатно. Денег в России, конечно, не много, зато есть настоящие пушки и настоящее мирное население, которое для пущего реализма можно по-настоящему расстреливать. У Михалкова в России такие возможности, которые Анно даже и не снились.

Кассовый успех обеим картинам обеспечен. Людей, падких на такие фильмы, предостаточно. Например, в Америке. А вчера это подтвердила моя знакомая, бывшая актриса, а теперь служащая берлинской фирмы «Русский секс по телефону». Иногда ей звонят и немцы. Вот недавно позвонил один дедушка. «Русский телефонный секс? – спросил он. – Отлично! Только, пожалуйста, без всех этих „о! какой ты сладкий!“ и „я уже снимаю трусики“. Мне этого дерьма не надо! Слушай внимательно: у нас 1943 год, минное поле под Сталинградом. Холод собачий, воздух пахнет порохом. Вдали слышна канонада. Тебя зовут Клава, ты толстая, белобрысая, лежишь на снегу. На тебе только сапоги и пилотка. Я, в форме штурмбанфюрера СС, набрасываюсь на тебя. Поехали!!!»

Перевод Н. Клименюка