Текст книги "В поисках Атлантиды"
Автор книги: Владимир Щербаков
Соавторы: Жак-Ив Кусто,Ив Паккале
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)
Команда «Калипсо» радуется находке. Каждый готов тут же прыгнуть в воду и приступить к исследованию судна. («Если нужно, я спущусь в костюме и обычных туфлях», – говорит кто-то.)
Увы! Современная археология совсем не та, что была в начале века. Доктор Критзас, хоть и восхищен находкой, вынужден охладить наш пыл. Надо дождаться официального разрешения. А оно может быть дано (если его вообще дадут) только при условии выполнения работ «по всем правилам». Это значит, что «Калипсо» застрянет здесь на долгие месяцы, а его ныряльщики, разбив дно на квадраты, день за днем будут по «чайной ложечке» удалять осадки; иными словами, долгое время мы будем заниматься только этим и ничем другим. Это невозможно. Судно лежит на такой глубине, что на извлечение его сокровищ придется израсходовать целое состояние. А у нас его нет.
Не будем сожалеть. Греческие археологические власти пока не согласны на раскопки – такое сообщение мы получаем по радио. «Квота» ежегодных разрешений и так очень низка. Греки дают возможность каждой археологической международной «школе» (французской, английской, американской, немецкой…) осуществлять только по одному новому проекту в год. Представляю себе, какой шум поднимется среди специалистов, если мы будем получать столько разрешений, сколько душе угодно, только под тем предлогом, что в нашем распоряжении имеется судно, которое известно всему миру… Я очень хорошо понимаю, по каким причинам отказывают чиновники Министерства античных дел в Афинах, и согласен с ними, однако оставляю за собой право постараться их убедить. Если мои усилия увенчаются успехом, мы вернемся к Андикитире.
Наше повторное открытие затонувшего судна не будет напрасным. Через пять – десять лет кто-нибудь да займется его подробным исследованием (если только в этом году не повезет «Калипсо»).
Перед отплытием с острова Андикитира я совершаю еще одно погружение в мини-подлодке. Как всегда, меня сопровождает Альбер Фалько. Мы проводим систематическое обследование дна, о котором позабыли, и – о радость! – судьба подготовила нам приятный сюрприз. Я не ожидал ничего нового от этого выхода, предпринятого для очистки совести. И вдруг на том же «балкончике», где лежит найденное утром судно, мы замечаем еще один продолговатый контур – неужели следы другого, очень давнего кораблекрушения?
Мы поднимаемся наверх, и я тут же посылаю ныряльщиков на разведку. Проходит немного времени, и они извлекают из песка античную амфору. Это обещает стать археологической сенсацией. Двойной успех! В будущем у острова Андикитира надо начинать не один, а два подводных археологических раскопа…
Не стану кривить душой, мы покидали остров с определенным зарядом гордости. Разочарование от того, что мы не можем немедленно приступить к исследованиям наших находок, рассеивается – мы удовлетворены тем, что честь открытия принадлежит нам.
В конце концов наша миссия в греческих водах только начинается.
Мы берем курс на Ираклион, порт и столицу Крита. Город лежит буквально в двух шагах от развалин Кносса, легендарного города царя Миноса.
Глава 3. Тесей и Минотавр
Большая прогулка над кладбищем судов.
Морское причащение. Обрыв из керамики. Простенькая чашка изысканной красоты. Загадочная стена и аплизия. Ручкой внутрь. «Колебатель земли»
Говоря о Крите (250 километров в длину, 50 километров в самой широкой части, площадь – 8618 квадратных километров), нельзя не вспомнить о сказочной минойской цивилизации, которая властвовала над Восточным Средиземноморьем в бронзовый век. Из глубины веков до нас дошло несколько прекрасных легенд.
Самая известная из них – несомненно о Тесее и Минотавре. Минос, сын Зевса и Европы, супруг Пасифаи и первый царь Крита, спрятал в построенном Дедалом лабиринте Минотавра (чудовище с телом человека и головой быка). Минос кормил зтого необычного нахлебника человечьим мясом. После победы над Афинами он наложил на город ежегодную дань: поставлять семь юношей и семь девушек для кормления людоеда.
Тесей, сын Эгея и легендарный законодатель ранних Афин, отправился на Крит, проник в лабиринт и убил Минотавра. Он вышел из лабиринта благодаря помощи дочери Мккоса Ариадны, снабдившей его клубком ниток, конец которых был закреплен при входе. Так Тесей смог найти дорогу обратно.
Я не буду подробно останавливаться на продолжении эпопеи. Отец героя Эгей, поверив в смерть Тесея (на самом деле произошло недоразумение), бросился в море, которое отныне носит его имя; Тесей увез с собой Ариадну, затем оставил ее на острове Наксос; позже он похитил Антиопу, царицу амазонок, которая родила ему сына Ипполита; некоторое время спустя он взял в жены Федру, вторую дочь Миноса, но та влюбилась в пасынка Ипполита, оклеветала его перед смертью, и тот был растоптан собственными конями после проклятия отца; Тесей спустился в подземное царство Аида, откуда его вызволил Геракл; Тесея изгнали из Афин, и он погиб от руки Ликомеда; кроме того, Тесей оскорбил Плутона, и тот приговорил героя к вечному наказанию – пребывать в сидячем положении…
Эти легенды не оставляют равнодушным ни одно человеческое поколение. И пока «Калипсо» подходит к Ираклиону, что в двух шагах от древнего Кносса, резиденции царя Миноса, я представляю себя в роли этого античного героя, стоящего на носу судна под черными парусами и готового сразиться с ужасным чудовищем… Может быть, кое-кому покажется, что я слишком инфантилен. Ну что ж, мой дух слаб, так как подвержен влиянию поэтических мифов.
Моим глазам открывается та же картина, которая, наверное, открылась взору Тесея. На неповторимо синем море возникает серо-зеленый критский берег, над которым высится изъеденная временем горная цепь с увенчанной снегами Идой, и снова меня охватывает ощущение, что за тридцать пять веков здесь ничто не изменилось.
Большая прогулка над кладбищем судов
(Бортовой журнал «Калипсо»)
4 января. Перед тем как бросить якорь в Ираклионе, я решаю произвести разведку крохотного островка Дня, который стоит словно на страже крупнейшего критского порта. Меня всегда удивляло, что до сегодняшнего дня ни одному человеку не пришла в голову мысль провести там серьезные раскопки.
Альбер Фалько полностью разделяет мое недоумение. Он убежден, что на Дии сохранились ценнейшие исторические сокровища, более того, он их видел собственными глазами, поскольку не впервые посещает островок. Он уже нырял здесь в один из воскресных дней 1957 года и при первом же погружении заметил выступающее из-под наносов затонувшее судно, медную тарелку и два удлиненных бронзовых предмета, похожих на ноги статуи. Вокруг металлических предметов расстилалось подлинное кладбище амфор. А рядом с галерой, на три четверти ушедшей в ил, он заметил медное блюдо.
Я попросил его привести «Калипсо» в то место, где он нырял двадцать лет назад. Остров Дия немного похож на кисть с пятью короткими пальцами, вытянутыми к югу (то есть в сторону Ираклиона). Самый длинный восточный «палец» называется мыс Ставрос. Между пятью «фалангами» лежат четыре бухты – Агрелиас, Месайос, Капари и Сен-Жорж. На высоте 268 метров почти в самом центре острова находится его высшая точка.
И снова мы сталкиваемся с феноменом памяти. Эта проблема, по-видимому, неразрешима. Альбер Фалько помнит, что нырял в бухте Агрелиас, но не в состоянии указать, где именно. Когда ему кажется, что он вспомнил то место, ныряльщики «Калипсо» прыгают в воду. Где же ноги статуи, торчащие из песка? Их как будто и не было… Зато на дне, полого уходящем в глубину, мы обнаруживаем подлинную «реку» амфор, если говорить словами Колена Мунье. Их тысячи, они едва прикрыты илом, и, похоже, это амфоры разных эпох.
Не может быть и речи, чтобы извлекать их из песка, где они спят столько веков, – для этого надо иметь официальное разрешение… Мы тщательно определяем координаты залежи с помощью сложной системы трех береговых ориентиров – капитан Алина дружески заставляет нас принять именно эту систему, и мы во всех сложных ситуациях прибегаем к ней. Если использовать расхожее выражение, мне до чертиков надоели сбои человеческой памяти по поводу искомых мест. Мнемосина, богиня памяти, отныне будет прозаически прикована цепью из цифр к страницам бортового журнала [3]3
Говорят, что существует официальная карта, на которой нанесено примерно триста известных античных судов, затонувших в греческих водах. И не смог добиться от местных властей разрешения хоть краешком глаза взглянуть на эту карту. Но не думаю, что многое потерял: точность координат на ней наверняка оставляет желать лучшего.
[Закрыть].
Мы еще вернемся на Дию. Я абсолютно уверен в том, что здесь сохранились следы совершенно удивительной исторической реальности. Мы проведем здесь столько времени, сколько понадобится. А пока я хочу совершить небольшое каботажное плавание вдоль критского побережья и уточнить местоположение некоторых частично обследованных затонувших судов. Погода начинает портиться. Поднимается мельтем – препротивнейший местный северо-западный ветер. Он взбаламучивает Эгейское море, гоня по нему короткие яростные волны. Этой ночью станем на якорь в Ираклионе. Хотя у «Калипсо» достаточно большое водоизмещение, мы входим в порт с трудом. Интересно, как это делали парусники царя Миноса?.. Завтра, если соблаговолит смилостивиться Эол, отправимся на восток.
Морское причащение
(Бортовой журнал «Калипсо»)
5 января. Эол относится к нам враждебно. Море показывает нам свой поганый норов, но мы все же решаем выйти из Ираклиона. Этот порт удивительно неудачно расположен: он отдает себя во власть яростного мельтема, как кроткая Ифигения подставляет горло под жертвенный нож. Ветер врывается в гавань с какой-то садистской радостью и воет в снастях раскачиваемых волнами кораблей.
Мы берем курс на восходящее солнце. Вид моря, покрытого барашками, в которые зарывается форштевень и где мелькают в пене торпеды дельфинов, величествен. Я испытал на себе «собачью погоду» на всех океанах мира – в Атлантике, в Тихом, в Индийском, в Арктике и в Антарктике – и готов поклясться, что гневливостью Средиземное море им не уступает.
Мы минуем залив Малион, мыс Сен-Жан и входим в залив Ме-рабелон, в глубине которого прячется порт Айос-Николаос. К востоку от этого залива лежит остров Псира.
В заливе спокойнее, чем в открытом море, хотя качка ощущается почти так же. Во всяком случае работать можно. Греческие археологи неоднократно проводили раскопки на острове Псира и обнаружили десятки предметов, относящихся к минойской эпохе: керамику, посуду, лампы и т. п. Лучшие находки сделаны в могилах, где, по-видимому, были похоронены богатые люди.
Наша миссия заключается в погружении на подводные залежи Псиры, «логически» связанные с археологическими объектами на суше. Ныряльщики «Калипсо» сменяют друг друга на дне. Альбер Фалько, Ремон Колл, Анри Гарсия, Иван Джаколетто,
Бернар и Патрик Делемотт делают открытие за открытием. Колен Мунье и Анри Алье заняты подводными съемками. Через некоторое время Колен залезает в вертолет, и Боб Бринбек поднимает его в воздух, «чтобы запрятать в киробки» вид сверху на «Калипсо» и на наземные раскопы.
Вначале мы обнаруживаем большое количество осколков керамики разных эпох. Затем находим великолепную чашку, относящуюся, по нашему мнению, к минойской эпохе. Чтобы окончательно убедиться в своей правоте, договариваемся о встрече с нашим новым ментором – доктором Лазаросом Колонасом. Как и его коллега доктор Кртзас, доктор Колонас поражает нас своей эрудицией, вовсе не исключающей простоты в обращении. К сожалению, он говорит лишь по-гречески и едва лопочет на английском, тогда как доктор Критзас блестяще знал французский… Однако нам удается понять друг друга.
– Эта чашка, – говорит он нам, – действительно минойская; есть смысл тщательно обследовать подводную залежь, где она была найдена.
6 января. Вечером мы пришли из Псиры в Ираклион, а утром вернулись назад. Сегодня день святой Эпифании. Мы не собираемся воздавать почести волхвам, но хотим поглядеть на странную церемонию «морского причащения».
Каждый год б января на северном побережье Крита, а именно в Ираклионе, проводится торжественная церемония. Население выстраивается позади одетых в золото священников, и кортеж направляется в порт. На представительном священнослужителе с окладистой седой бородой головной убор, усыпанный драгоценными камнями. Служки, подойдя к воде, бросают в набегающие волны освященный крест – знак союза критян со Средиземным морем. И тут же молодые люди из кортежа прыгают «в бульон», поднимая тучи брызг и пены…
Как и во многих ритуальных обрядах, христианство здесь лишь оболочка. Подлинные традиции, «усвоенные» церковью, восходят к незапамятным временам. Пока идет церемония, я не могу отвести взгляда от величественных руин Кносса.
Там с XX по XV век до н. э. билось сердце удивительной цивилизации: именно там сидели владыки – минойские цари, неоспоримые властители Восточного Средиземноморья… Разве предки тех мужчин и женщин, которых я вижу сейчас позади священнослужителей, не приходили раз в год к морю, чтобы бросить в воду какой-нибудь культовый предмет в знак единения с богом морей и землетрясений?
Работа, которую мы выполнили на затонувших судах у мыса Артемисион, у островов Пилос и Андикитира, была захватывающей. Правда, есть надежда, что андикитирское судно обследовано не полностью. Но меня вдруг охватывает неодолимое желание Узнать нечто новое о минойской цивилизации. Я охвачен страстью, это не костерок из сухотравья, а глубокий интерес к истории, который овладевает и разумом и сердцем. У меня создается впечатление, что едва изученная минойская культура зовет меня из глубины веков. Мне кажется, что меня, как к магниту, притягивает ее примитивизм и родство с морем.
Увидев и засняв праздник в Ираклионе, я горю нетерпением вернуться к Псире. Да откроются нам сказочные сокровища минойской античности!
Обрыв из керамики
Похожие на гигантские обломки скал, разбросанные среди моря, греческие острова словно несут на себе зримые отпечатки мифов, которые околдовывали нас с детства. В одном мифе Тесей побеждает Минотавра, в другом – поднимается в небо Икар, чтобы погибнуть, когда солнце растопит воск на его крыльях. На этом острове нимфа-волшебница превращала людей в поросят. Лесбос еще слышит шепот Сафо, читающей свои стихи. Берега Итаки хранят привкус соли, которую рассыпал Улисс, не желая отправляться под стены Трои… Здесь нет безмолвных земель.
«Калипсо» стоит на якоре у острова Псира. Я сажусь в вертолет и с Бобом Бронбеком отправляюсь на воздушную разведку.
Сверху остров выглядит настоящей пустыней. Трудно представить его зеленым и покрытым густыми сосновыми, дубовыми и кедровыми лесами! Рубка леса для домашних и судостроительных нужд свела на нет былое великолепие острова. Пятьдесят веков безудержной эксплуатации человеком превратили этот уголок экологического рая Средиземноморья почти в сахарский per. Назидательная тема для размышлений, ведь наша цивилизация с помощью механических чудовищ пожирает последние экваториальные леса Азии, Африки и Латинской Америки… Если завтра вся Земля превратится в огромную Псиру, у нас будет не больше шансов на выживание, чем у минойского царства. Археологи с других планет, которые приступят к раскопкам Парижа, Нью-Йорка или Токио, будут восхищаться нашими дворцами, как я восхищаюсь сказочным Кноссом и минойскими парусами, которые надувает мельтем.
На опустошенной Псире наши не очень далекие предки возвели богу молельни, святилища, часовни. Однако повсюду сохранились следы древних храмов. Эти развалины, словно боевые шрамы на лице острова, могут поведать тому, кто умеет читать, какие грандиозные и ужасные потрясения испытала эта культура, а ведь наша цивилизация приходится ей дочерью.
Псира, как и Дия, дает судам прекрасное убежище от северо-западных ветров. Любой моряк почувствует это нутром, даже не зная научных теорий. Вертолет позволяет, не теряя времени, отыскать подходящий для якорной стоянки полуостров. Мыс вонзается в море наподобие костлявого пальца. Именно около него мы сосредоточим наши усилия, тем более что наземные археологические раскопы, начатые греческими учеными, находятся буквально в двух шагах.
Пока ныряльщики занимаются подготовкой к работе, я забираюсь в мини-подлодку вместе с доктором Колонасом. Для греческих археологов подводные экскурсии являются откровением; они не только восхищаются зрелищем придонных пейзажей, но и расширяют поле своих поисков… Конечно, они и до путешествия знали, что море прячет под своими волнами затонувшие суда, но они не могли предполагать, какие богатства скрыты от их взоров и как их много. Когда они собственными глазами видят дно, их захлестывают счастье и тревога – сколько еще надо сделать! Наверное, подобные чувства могли бы испытать астрономы, которых посадили в звездолет, чтобы показать неведомый мир…
Доктор Колонас не ожидал увидеть столь грандиозное зрелище, впрочем, я тоже! Ибо, двигаясь вдоль небольшого холма, выбранного в качестве «цели», мы оказываемся перед настоящим обрывом из керамических изделий. Он тянется в длину на добрую сотню метров и образует на глубинах от 8 до 30 метров громадную наклонную стену, напоминающую очертаниями огромную раковину гребешка. На морском дне лежат сотни тысяч ваз, сосудов, кружек, кубков, чашек.
Простенькая чашка изысканной красоты
Стоит ли описывать возбуждение команды «Калипсо», когда мы с доктором Колонасом «приступаем к отчету»! Археологические открытия такой важности случаются не часто. Кому же из ныряльщиков выпадет честь первым пройтись, работая ластами, над залежью?
Весь этот «склад» керамики, несомненно, относится к минойскому периоду. Посуде 3300 лет – за это время сменилось 132 поколения людей. Сквозь все эти века как бы бредут тени сменяющих друг друга родителей и и детей от таких мыслей в груди теснится чувство почтительного страха. Почему примерно в 1450 году до н. э. вдруг исчезла минойская цивилизация? Почему Критское царство, где процветали сельское хозяйство, промышленность (бронзовая), торговля и искусства, так внезапно ослабело, что через несколько лет микенцы превратили его в свою колонию? Здесь кроется тайна, она будоражит мое воображение с того мгновения, как я увидел Дию и Кносс, и не дает мне покоя с момента прихода на Псиру. Конечно, мое увлечение этой загадкой истории только-только возникло, а археологи пытаются разрешить ее уже не одно десятилетие…
Пришел мой черед нырять в сопровождении Ивана Джаколетто и Ремона Колла. Мы идем вниз, рассекая прозрачную холодную веду, и вскоре оказываемся у «стены из минойской посуды». Как могло образоваться такое скопление глиняных изделий, оолъшинство из которых выглядит целехонькими, несмотря на воздействие морской воды и неумолимый бег времени? Почему эта простенькая чашка изысканной красоты, приклеившаяся к вазе, которая в свою очередь плотно сцепилась с другой вазой, так что образовалось единое целое, оказалась на дне моря?
Плавая взад и вперед вдоль огромной залежи, я замечаю, что десятки перпендикулярных берегу невысоких холмиков (они-то и придают всему комплексу вид раковины гребешка) похожи на следы коллективного кораблекрушения. Представьте себе стоящие на якоре суда – они жмутся бортами друг к другу, как сардины в банке, и доверху нагружены сосудами с маслом, вином, пряностями, зерном. И вдруг все эти суда разом идут на дно. Под воздействием воды и морских животных дерево разложилось, а сцементированный груз сохранил очертания корпусов…
Соблазнительная гипотеза. Остается выяснить, почему десятки нагруженных судов затонули в тот момент, когда стояли на якоре? Может быть, они стали жертвами военной акции? Но много ли вы знаете солдат, которые пускали бы на дно торговые суда, груженные отменным товаром… Может быть, здесь имело место самозатопление? Но зачем «гражданским» судам проводить самозатопление?. Какой же силы должна быть катастрофа, вызвавшая такие последствия? Трудно представить… Тогда?
Единственное объяснение, которое приходит на ум, – катастрофическое наводнение: море сначала далеко отступает от береговой линии и суда ложатся на обнажившееся дно, а затем воды возвращаются гигантской пенящейся волной, которая затопляет все и вся. Это единственное объяснение тому, что суда затонули разом.
Такого рода явления у японцев называются цунами. Может быть, Псира и большая часть Крита стали жертвой наводнения такого масштаба? Все это требует проверки. Мне приходилось читать научные исследования на эту тему. Но необходимо установить факты, да и даты должны совпасть.
Загадочная стена и аплизия
Я вместе с Ремоном Коллом и Иваном Джаколетто продолжаю подводную экскурсию. Некоторые черепки можно легко отделить от наносов, но мы оставляем их в том же положении, в котором они пребывали до тех пор, пока их не коснулась, рука человека. Большинство кружек, чашек и ваз глубоко погружены в ил – они «спеклись» в единую массу под действием карбоновых кислот, соли и морских животных.
Повсюду на залежи мы находим строительный камень, а в одном месте натыкаемся на превосходно сохранившиеся остатки стены. Что означает сие сооружение здесь, на дне? Может, это часть набережной или мола, к которому швартовались суда? Наше удивление растет с каждой минутой.
Морские животные обожают селиться в затонувших судах: они находят на них множество тайных убежищ, где можно спрятаться в случае опасности. Здесь хватает пищи – множество водорослей и личинок. То, что мы находимся при исполнении «археологических обязанностей», не мешает нам наслаждаться красотами подводной фауны.
Керамические сосуды зачастую служат приютом для рыб. В наполовину заполненном песком античном кубке уютно устроился красавец радужный губан. Эта рыбка с торпедообразным телом, раскрашенная в голубые, розовые и зеленые цвета, каждый вечер в один и тот же час зарывается в песок. Ее биологические часы, передающиеся по наследству вместе с прочими признаками, настроены на солнце.
Другие рыбки буквально «выпрыгивают» из ваз, стоит нам приблизиться к ним. Из-под камня торчат «рога» лангуста. В глубокой кружке устроил себе жилье осьминог; я с нежностью вспоминаю его собратьев из «Города Осьминогов» в бухте Аликастро (остров Поркероль), Мы уста новине наличие «интеллектуальных» способностей у этих моллюсков, проведя ряд захватывающих опытов. Осьминоги – весьма необычные животные. Как писал мой друг Дюма, «стоит пожертвовать археологией ради моих друзей осьминогов. Хота и они занимаются археологией, прячась в узких горлышках найденных ими амфор!»
Из ветвей горюний выглядывает еще одно живое существо – морской заяц, или аплизия. Эго большой моллюск без раковины. Его тело словно фестоны охряной и коричневой ткани, колышущиеся по воле вод. Моллюск нас не боится. Он исполняет перед нами танец, извиваясь в бирюзовой Боде, где пузырьки воздуха от наших скафандров положи на серебряные летучие звездочки. Сколько поколений аплизий сменили друг друга с тех пор, как каменная стена ушла под воду?.
На борту «Калипсо» нас ждет добрая весть – доктор Лазарос Колонас добился у греческих властей разрешения поднять кое-что из керамики на поверхность Я решил, что мы начнем с подъема спекшегося куска из ваз и кубков, который лежит почти под килем нашею судна.
Группа ныряльщиков под руководством Альбера Фалько бросается в воду. Они без особого труда обнаруживают указанный мною блок сосудов: он прикреплен к с гене узенькой перемычкой, Жан-Жером Каркопино занят киносъемкой. Друг ныряльщик фотографирует осколок керамики «на месте» под разными углами, пополняя будущий «археологический архив». Затем блок обвязывается тросами крана, перемычку разрушают и механику дают сигнал для включения подъемника.
Блок керамических сосудов, с которою стекает вода, показывается из моря и приземляется на корму «Калипсо», где мы с доктором Колонасом поджидаем его. Удивительное сходство с современной скульптурой. Нечто вроде «прессовок» Сезара [4]4
Французский скульптор (родился в 1921 году) – Примеч. пер.
[Закрыть], только материал – керамика, а художник – тысячи морских существ… Сырая груда сияет яркими красками: такова расцветка живых организмов, поселившихся на керамике. Но на воздухе и под лучами жаркого солнцу эти удивительные краски (где розовые и лилово-красные тона спорят с ярко-красными, коричневыми и зелеными) понемногу бледнеют, а затем гаснут навсегда.
Ныряльщики «Калипсо» небольшими группами показываются на поверхности с археологической добычей в руках. Мы извлекаем из огромной залежи Псиры всего несколько характерных образцов, однако палуба судна вскоре завалена находками. Удивительно богатое место! У нас нет ни разрешения, ни времени, ни средств для детального исследовании этого археологического рая. Здесь дел хватит, нескольким поколениям археологов…
Сюда надо пригнать три-четыре «Калипсо», а для приема найденных предметов придется выстроить целый музей. В обозримом будущем такого не предвидится. Археология остается бедной родственницей Науки даже в Греции, где государство значительно щедрее по отношению к ней, чем в остальном мире. Псирская залежь останется «в резерве» археологии, ожидая предоставления кредитов и появления достаточного количества исследователей. В конце концов эти кружки и чашки проспали тридцать пять веков под водами Эгейского моря; десять, двадцать и даже пятьдесят лет по сравнению с ними сущий пустяк.
