Текст книги "В поисках Атлантиды"

Автор книги: Владимир Щербаков

Соавторы: Жак-Ив Кусто,Ив Паккале
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц)

Двухтысячелетний платан

Над портом Трикери занимается серое, даже какое-то грязное утро. Море вспенилось барашками, которые бегут в сторону Эвбеи. Где они – лазурь и солнце Греции с почтовых открыток? Эти места прославились своей мерзкой погодой еще со времен античности. А сегодня всплески дурного настроения моря приходится терпеть нам.

Поиск любого затонувшего судна сопряжен с множеством проблем. Прежде всего должны существовать исторические свидетельства кораблекрушения, но тексты зачастую расплывчаты и указывают примерный район поисковых работ. Если же работы уже проводились (как в районе Артемисиона), можно надеяться, что нужное место будет быстро найдено. По крайней мере я надеялся на это. И как выяснилось, глубоко ошибался.

Сведения о затонувшем у мыса Артемисион судне не были обнаружены в древнем пергаменте какой-нибудь библиотечной крысой, как это нередко случается. На судно наткнулись ловцы губок. В 1900 году они спустились на глубину 80 метров, используя примитивную технику задержки дыхания, и увидели на дне груду мраморных статуй. Греческие власти узнали о находке и на следующий год организовали экспедицию, чтобы поднять сокровища со дна моря. Для этих работ был специально зафрахтован мощный морской буксир. К сожалению, техника археологических работ в данном случае была до безобразия грубой: водолазы в скафандрах обвязывали тросом видимые части статуй, а лебедка тянула их наверх. Не стоит и говорить, как велики были убытки от столь разрушительных методов работы. Несколько мраморных скульптур подняли целиком – их выставили в Музее Афин, а поврежденные фрагменты попали в закрытые хранилища. Вся операция проходила под охраной вооруженных солдат, которые следили за тем, чтобы никто не приближался к поднятым на поверхность сокровищам.

Экспедиции 1901 года сопутствовал ряд неблагоприятных обстоятельств. На редкость плохие метеорологические условия позволили вести работу всего двадцать дней, хотя судно находилось в районе около года. Поиски пришлось свернуть досрочно: один из водолазов умер из-за кессонной болезни. В то время еще не было соответствующих таблиц, которые указывают режимы декомпрессии в зависимости от глубины спуска и времени пребывания на глубине. Каждый водолаз поднимался и спускался, полагаясь на счастливый случай, и частенько погружение заканчивалось встречей с Косой.

Бронзовый Посейдон был найден только в 1925 году. Тогда же подняли два фрагмента конских статуй и отбитую руку. Вторая подводная археологическая экспедиция у мыса Артемисион была организована молодым археологом Николаосом Платоном. Через пятьдесят лет мне довелось познакомиться с ним. Он и его супруга являются, по-видимому, крупнейшими специалистами по греческой археологии вообще и критскому периоду в частности.

Платон, оказавшись у нас на судне, не смог указать точное местонахождение затонувшего корабля. Он помнил лишь, что, будучи в те времена полным профаном в морских делах, требовал от ныряльщиков одного – указать, «как ориентировано судно». Он рассчитывал поднять его целиком, освободив от панциря наносов. Водолазы не понимали его вопросов, и тому была причина. На глубине перед их взорами представала какая-то заиленная масса с неясными очертаниями, а поиск они осуществляли с помощью длинных заостренных шестов, которые загоняли в дно. Если шест натыкался на твердый предмет, они высвобождали его руками… Так они нашли Посейдона.

В подводной археологии основной проблемой является проблема точной локализации судна. Судна у мыса Артемисион, которое было исследовано за полвека до прихода «Калипсо», как бы и не существует. Его местоположение не нанесено на морские карты, а оставшиеся участники работ 20-х годов не могут вспомнить, где оно лежит. Даже археолог, который возглавлял экспедицию, ничего не помнит…

Пока тола подготовка к нашему путешествию, Колен Мунье и Бабет Сориа с помощью доктора Критзаса все же отыскали в деревеньке Трикери рыбака, утверждавшего, что он хорошо помнит ту операцию. Ему в ту пору было шестнадцать лет, и его отец работал на затонувшем судне,

Этот рыбак выбрал два ориентира для локализации судна – полоску суши характерной формы и известный всему району платан, Платану этому было более двух тысяч лет – о нем есть упоминания в текстах, написанных задолго до начала христианской эры. Это восхитило меня: какое чудесное растение, ведь оно «наблюдало» за ходом истории в течение двух тысячелетий, каждую осень теряя свой лиственный наряд и каждую весну покрываясь свежими почками!

Под сдоем ила

Мы встретились с нужным нам человеком. Альбер Фалько доставил его из Трикери на шаланде. На борту «Калипсо» ему была оказана встреча, достойная главы государства, сначала на палубе, а затем в кают-компании, где доктор Критзас и наш радист любезно согласились выступить в роли переводчиков.

На море волнение. Короткие волны бьют о борт. Мы идем курсом восток-юго-восток под низким пологом туч, а рыбак рассматривает южный берег пролива Трикери.

Он без труда находит крохотный мыс – первый береговой ориентир. А где же платан? Его как не было! Позже мы узнали, что дерево замерзло во время суровейшей зимы 1956 года и его срубили. Такова судьба двухтысячелетнего гиганта – обратиться в золу и дым!

Нас такое положение не устраивает. Не имея второго ориентира, рыбак оказывается в плену сомнений. Здесь? Или там? А может, на 100 метров восточнее? Или на 50 метров южнее? Погода вот-вот окончательно испортится, глубины весьма приличные (50–80 метров), ныряльщики «Калипсо» должны выполнять «насыщенные погружения» (значит, нужны особые режимы декомпрессии), а потому мы не можем себе позволить «бить мимо цели».

Наконец рыбак принимает решение: он тычет пальцем в какую-то точку. Альбер Фалько сажает его в шаланду, и они отправляются устанавливать буй. Иван Джаколетто и Ремон Колл, облаченные в гидрокостюмы, едут с ними. Вскоре они исчезают в волнах. Когда же снова оказываются на поверхности, выясняется, что они нашли лишь обрезок резинового шланга!

– До античной статуи далековато, – язвительно замечает кто-то позади меня.

Альбер Фалько не теряет надежды: он требует спустить «блюдечко» и забирается в него вместе с доктором Критзасом. Для греческого археолога погружение – первое крещение глубиной. Вернувшись на палубу «Калипсо», он едва находит слова, что-бы выразить свое восхищение: сколько возможностей эта карманная подлодка открывает перед мореной археологией!

Лодка уходит вниз. «Гастон» Жак Ру следит за погружением с помощью гидрофона. Наг охватывает какое-то тоскливое нетерпение Когда «дыня» из окрашенного в желтый цвет металла выныривает из клокочущей пены, мы теряем всякую выдержку: нам поскорее хочется услышать отчет главного ныряльщика и археолога. Пусто. Видимость не превышает нескольких метров, и на дне Не заметно ничего стоящего.

«Папаша Блиц», не обращая на нас внимания, колдует со своим гидролокатором бокового и обзора. Неудача постигает и его. Однако имеются подозрительные эхо-сигналы. Поль Зуена и Жо Сега сбрасывают буи с носа судна. За несколькими зайцами сразу гоняться никогда не следует. Результат всех этих наспех выполненных операций печален: винты (и «Калипсо», и шаланды) запутались в тросах наших собственных буев, и Ан)_и Гарсия приходится нырять, чтобы освободить их!

18 ноября. Утром шаланда вновь ушла в Трикер и, В этом крохотном порту каждый знает, чем мы заняты. Нам сообщили, что городской булочник тоже участвовал в подъеме Посейдона и помнит о месте кораблекрушения. Альбер Фалько и Жо Сеги доставляют его на борт «Калипсо». Доктор Критзас опять работает переводчиком.

Булочник с новыми подробностями рассказывает о ток, как проходила та операция. Он описывает работу подводников в скафандрах на дне, которые шли и шаг за шагом втыкали в илистое дно длинные шесты. Он объясняет, как им удалось определить контуры статуи. Посейдон лежал; правда, рассказчик уже забыл как: на боку, на животе или на спине. Он уверен в одном – когда статую вызволила из илистого савана, се поставили на ноги, а затем привязали тросы талей. Судно, которое занималось подъемными работами, двинулось в путь поздней ночью, а драгоценный груз тащился на тросе за ним. Античный шедевр был оставлен на глубине двух метров под водой до утра, а на заре выяснилось, что он исчез! Вмешалась полиция, на поиски были мобилизованы карабинеры, однако тайну так и не удалось раскрыть. Посейдон вернулся на место столь же загадочно, как и был украден…

Когда булочник закончил рассказ, он указал место, где, по его словам, в 1925 году велись подводные работы. Мы ставим еще один буй – Ныряльщики «Калипсо» натягивают скафандре и исчезают в волнах. Как и накануне, они возвращаются ни с чем.

Во второй половине дня мы узнаем, что еще одна могущая помочь нам в поисках личность ищет встречи с нами. Боб Бронбек доставляет человека на вертолете. Мы принимаем его в радиорубке, где «Папаша Блиц» пытается получить нужные эхо-сигналы. Человек, который стоит перед нами, знает с бронзовом Посейдоне еще больше, чем двое первых. Он сам был водолазом. Он, можно сказать, подцепил статую своим шестом…

Пока он пересказывает свою версию находки, ветер сильно свежеет. Вскоре его скорость возрастает до 50 узлов. В таких условиях нам остается одно – вернуться в укрытие и стать на якорь в Трикери. Погружения состоятся завтра (если будет на то воля всемогущего Эола) в том месте, которое указал бывший водолаз.

И все это ради ночного горшка!

(Бортовой журнал «Калипсо»)

19 ноября. С утра сияет солнце. «Калипсо» снова в море. Мы быстро добираемся до места предполагаемого кораблекрушения.

Путь указывает старый водолаз. Он помнит лишь об одном ориентире и о глубине (около 15 метров), на которой лежала статуя. Поль Зуена готовит зонд такой длины и укладывает его в шаланду, там же занимают места Альбер Фалько и бывший водолаз. Они сбрасывают в указанной точке несколько буев.

Затем шаланда уходит во второй рейс, забрав Альбера Фалько, «Папашу Блица» и его гидролокатор бокового обзора. Бебер и доктор Эджертон настроены не очень оптимистично, несмотря на яркое солнце. Они во весь голос распевают знаменитую арию из «Кармен». Ныряльщики «Калипсо» готовятся к погружению. Иван Джаколетто и Ремон Колл уходят под воду – напрасный труд: видимость не лучше, чем вчера. Затем ныряют Альбер Фалько и Анри Гарсия. И тоже безуспешно. Вечером, когда солнце собирается скрыться за горами, мы спускаем на воду блюдечко-подлодку. В ней занимают места Альбер Фалько и доктор Критзас. Новая неудача. Возвращение в Трикери.

20 ноября. Пора приступать к работам с большей методичностью. Я склонен верить словам старого водолаза, но точность его указаний оставляет желать лучшего. Надо обрисовать поисковый квадрат в море с помощью буев с флажками (так они лучше заметны). Буи устанавливаются через каждые 10 метров.

Ныряльщики «Калипсо» один за другим уходят на дно. Они привязаны к шаланде тросом, и их буксируют на малой скорости. Таким образом они экономят силы в холодной воде и могут осмотреть большую площадь, чем в свободном плавании. Каждый из них пребывает под водой четверть часа. Как только они оказываются на поверхности, их подбирает «зодиак» и доставляет на «Калипсо», чтобы они отдохнули и согрелись

Работа наладилась. Ребята один за другим ныряют на дно и обследуют ограниченный буями квадрат. Ни одному из них не удается обнаружить затонувшее судно… Нас начинает охватывать отчаяние, В полдень я сам везу «Панашу Блица» в соседний район, чтобы привести новое зондирование. Погода, как и следовало ожидать, портится, и приходится отложить на завтра то, что мы собирались сделать сегодня.

21 ноября. Рано утром «Папаша Блиц» и Альбер Фальке наконец получили многообещающие сигналы с помощью гидролокатора бокового обзора – совсем недалеко от того места, где мы работали вчера.

Альбер Фалько, Ремон Колл, Анри Гарсия и Иван Джаколетто натягивают скафандры и вооружаются, как их коллеги в 1925 году, длинными шестами, которыми они собираются «прощупать» дно, протыкая слой ила. Их тащит на буксире шаланда, и они через равные интервалы «колют» дно своими пиками. Может, теперь они найдут что-нибудь…

Анри Гарсия ныряет первым и первым возвращается на «Калипсо». Он возбужден, но так клацает зубами от холода, что еще долго не может выговорить ни слова. Затем появляются столь же закоченевшие Альбео Фалько и Ремон Колл. Иван Джаколетто, вынырнув, обменивается несколькими фразами на итальянском языке со старым водолазом-греком, который с любовью берет его руки в свои и заботливо греет их.

Наконец Анри Гарсия в состоянии приступить к рассказу. Остальная троица ничего шестами не нащупала, а он наткнулся на что-то. Когда шест уперся в твердый предмет, он разгреб ил. И его глазам предстал… ночной горшок!

– Но не просто ночной горшок, – уточняет он, а медный сосуд! Он так изъеден морской водой, что больше походит на металлические кружева. Я не решился трогать его, опасаясь, что горшок растает у меня в руках.

Я намерен спуститься под воду на подлодке вместе с Альбером Фалько, чтобы рассмотреть медный горшок, который «измыслил» (иного слова и не подберешь) Анри Гарсия. По мере того как мы погружаемся, мы понимаем, что наконец отыскали артемисионское судно Но видели бы вы, в каком оно состоянии! От него сохранился лишь неясный овальный контур, почти бесплотный призрак, так и хочется сказать: тень. Здесь не найти ни коней Посейдона, ни даже его трезубца. Остается предположить, что они существовали, но сегодня стали только воспоминанием Пролив Трикери, «продуваемый» течениями, «отполированный» постоянно бурным морем, не приспособлен для консервации затонувших судов. Артемисионское судно сохранялось в течение двадцати пяти веков благодаря редчайшему стечению обстоятельств, но две серии поисковых работ – в 1901 и 1925 годах – нарушили затвердевшим кокон ила. И сегодня от судна почти ничего не осталось. Сокровищами завладело Средиземное море.

И вызвал эти разрушения Человек: раскопки проводились без соблюдения необходимых предосторожностей, а кроме того, была нарушена поверхность дна вокруг судна. Во время второй мировой войны немцы проложили по дну систему кабелей и установили сети, чтобы воспрепятствовать проходу союзных судов, потом заминировали пролив… В частности, вблизи от затонувшего судна на мине подорвался буксир – мы заметили его остатки метрах в пятидесяти от медного горшка Анри Гарсия. Стоит ли расписывать последствия столь близкого взрыва…

Эта история с минами не вы ходит у меня из головы. А оказавшись у обломков буксира, я по настоящему испугался, вдруг в иле еще сохранились эти смертоносные орудия разрушения? Вдруг на них натолкнется нала мини-подлодка или их заденет ныряльщик? Нет, здесь решительно нечего делать. Ни нам, ни другим.

Поднявшись на борт «Калипсо», я созываю команду, и мы единогласно решаем прекратить поиски, Они не были бесполезными, в археологии, как и в любой науке, очень важно выяснить то, что относится к разряду невозможного.

Мы получили от греческих властей разрешение извлечь медный горшок и приступаем к работе с величайшими предосторожностями. Ныряльщикам повезло: они нашли в иле также два обломка древних керамических сосудов и подняли их наверх. Все находки немедленно передаются доктору Киитзасу – он их осматривает, снабжает этикетками и отправляет в Афины для пополнения коллекций.

А мы движемся вдоль берегов острова Эвбея, взяв курс на Пирей и Зею. Солнце шлет приветственный луч медному, горшку, который оказался на воздухе после двух с половиной тысяч лет пребывания под водой. Мы покидаем окрестности мыса Артемисион – метеорологические условия здесь становятся совершенно адскими. Посейдон приветствует нас на свой манер – «Калипсо» болтает, словно пробку.

Глава 2. Хрупка память человеческая

Аэрофотосъемка. Элики – поглощенный водами город.

Бронза и обсидиан. Вперед, к Андикитире!

Груз статуй и амфор. Воспоминания, воспоминания…

Легендарный город царя Миноса

Царь Пилоса Нестор, сын Нелея, был самым престарелым из вождей, принимавших участие в осаде Трои. Он же был и самым мудрым, и речи его перед вождями всегда выслушивались с большим вниманием.

Мы прибыли в город Нестора Пилос, основанный в глубине веков. Быть может, он был крупной минойской колонией. Во всяком случае город процветал и во времена микенской цивилизации – именно тогда разразилась Троянская война. (Если Троянская война проходила так, как ее описал Гомер. Но существовал ли сам Гомер?)

Вначале у нас не было намерения заходить в эту обширную надежную бухту, в глубине которой раскинулся порт – ровесник седой Греции. Я привел сюда «Калипсо» по просьбе греческих археологов. Покинув Зею, мы прошли через Коринфский канал с востока на запад. Выйдя из глубоко врезавшегося в сушу залива, который отделяет Аттику от Пелопоннеса, мы повернули на юг и двинулись вдоль западного берега знаменитого полуострова, напоминающего очертаниями кисть руки. Мы оставили слева по борту остров Закинф, затем пересекли залив Кипарисиакос и добрались до цели – города, лежащего на самом западном «пальце» Пелопоннеса.

Наваринскую бухту можно сравнить с книгой, на страницах которой зафиксированы события, происшедшие за три с половиной тысячи лет истории. Единственная загвоздка в том, что записи сделаны не открытым текстом, а, кроме того, кое-какие страницы безнадежно попортило безжалостное время… Греческие археологи просят нас расшифровать хотя бы одну главу: жизни всех ныряльщиков «Калипсо» не хватило бы на прочтение этой летописи. Греков интересует, можно ли с помощью гидролокатора бокового обзора наносить на карту места, где лежат затонувшие в бухте суда. Греческое правительство пока еще не отказалось от мысли переоборудовать Наваринскую бухту в самый современный промышленный порт. Следует или помешать «разгрому», или по крайней мере ограничить возможный ущерб, а для этого надо точно знать, где что лежит.

Чем больше я размышляю, тем яснее становится мне логика действий современных арматоров, владеющих грузовыми судами и танкерами. В Пилос заходили минойские, микенские, греческие, римские, византийские, венецианские, турецкие торговые суда… (я уже не говорю о современных греческих). Зачем же отказываться от создания такого порта? Прекрасная якорная стоянка (уютная и географически удобно расположенная) всегда остается прекрасной якорной стоянкой… Любой моряк с первого раза почует это.

Пока форштевень «Калипсо» режет воды бухты, я ощущаю, что прихожу в то же расположение духа, которое ощущал Нестор, возвращаясь домой после десятилетнего пребывания на войне.

Аэрофотосъемка

Наваринская бухта открывается на запад, но защищена от ветров удлиненным островом Сфактирия, который перегораживает вход в нее. Город раскинулся в южной части бухты, а к северу тянется лагуна. Там есть небольшой островок, у которого на вечном приколе стоят несколько танкеров.

Наша задача проста по крайней мере на первый взгляд. На дне бухты лежат сотни затонувших судов (чаще всего от них почти ничего не осталось). Нас попросили определить их местонахождение. Мы будем бороздить воды бухты параллельными курсами, начиная от входа до самых берегов. В дело пойдет вся имеющаяся в нашем распоряжении техника, в том числе и гидролокатор бокового обзора. Каждый раз, как на экране появится обнадеживающий эхо-сигнал, мы будем посылать под воду ныряльщиков, чтобы разведать и Сфотографировать местоположение судна. Комплекс этих фотографий позволит составить столь необходимую греческим археологам карту затонувших судов. У нас не будет ни времени, ни разрешения на проведение раскопок на обнаруженных судах. Близок локоток, да не укусишь, но таково положение дел. Иногда надо уметь играть скромные роли, как, например, подготовить плацдарм для других исследователей.

И все же наша работа увлекательна. Мы знаем, что под килем «Калипсо», среди прочих «жертв» моря, лежат триремы, о которых рассказал Фукидид в «Истории Пелопоннесской войны». Мы также знаем, что где-то под нами покоятся и боевые корабли, погибшие во время Наваринской битвы.

Наварин – такое имя дали Пилосу в средние века, и оно сохранилось в названии бухты до наших дней. Во Бремя морского сражения в 1827 году объединенный флот Франции, Англии и России разгромил флот Турции и Египта. Эта битва позволила Греции обрести независимость.

С точки зрения археологов, Наваринская бухта оказалась центром «косвенной» катастрофы. В 1926 году одной из английских компаний было дано разрешение на обследование бухты. Компания предлагала поднять золото и ценности с сорока судов, затонувших в прошлом веке. Компания принялась за работу, не затрудняя себя раздумьями, – се специалисты решили взорвать суда и с помощью лебедок извлечь со дна все, что возможно. Предприятие увенчалось успехом с финансовой точки зрения. А для археологов методика англичан была равнозначна землетрясению.

(Бортовой журнал «Калипсо»)

3 декабря. Вот уже два дня, как мы бездельничаем в Наваринской бухте. Между нами и греческими археологами вначале возникли расхождения по некоторым вопросам (сейчас все трудности разрешены). Мы готовы приступить к работе.

8 декабря. «Папаша Блиц» работает от зари до зари. Его гидролокатор бокового обзора – ракета с набитым электронными потрохами брюхом, которую на буксире тянут ч 10–15 метрах от дна, – ни на секунду не отключается. Доктор Эджертон безвылазно сидит в радиорубке, не отрывая глаз от самописца, вычерчивающего на бумаге профиль дна, над которым мы «летим». Включен и обычный вертикальный гидролокатор, а потому мы точно засечем местоположение каждого обнадеживающего сигнала, появляющегося на эхограмме.

Если эхо-сигнал действительно надежный, то есть мы уверены, что он вызван затонувшим судном, в воду с идущей рядом шаланды прыгают ныряльщики. Они со всех сторон фотографируют обнаруженный объект и доставляют пленку на «Калипсо», где ее тут же проявляет Ремон Аммадио (иногда с помощью Колена Мунье, Жана-Жерома Каркопино или других членов команды). Фотолаборатория работает по 18 часов в сутки. Каждое утро за пленками, сделанными накануне и соответствующим образом аннотированными, является греческий археолог.

Исключительно грязная вода затрудняет выполнение нашей задачи. Ныряльщики говорят, что чаще всего им приходится работать на ощупь. В таких условиях возникают сложности и с фотографированием, хотя нам нужны не художественные, а рабочие снимки.

10 декабря. Мы уже определили местонахождение множества затонувших судов, и греческие археологи выглядят довольными. Мы как на блюдечке преподнесли им десятки мест для подводных раскопок. Их хватит на долгие годы, если бухту не сожрут танкеры-гиганты.

Произведя погружение вблизи крохотного центрального островка, мы подняли на поверхность (естественно, с разрешения!) прекрасные римские амфоры, относящиеся ко 11 веку н. э.

Мы обнаружили множество турецких судов, затонувших в 1827 году во время Наваринского сражения. Мне бы хотелось потратить несколько дней на их обследование и киносъемку. Меня буквально заинтриговали некоторые обстоятельства и эпизоды этого морского боя.