Текст книги "Дверной проем для бабочки"

Автор книги: Владимир Гржонко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Глава шестая

Плакал Билли долго и бурно. Так плачут брошенные дети или разочарованные женщины. Слёзы, почему-то плотные и густые, как вазелин, залепили ему глаза и не хотели скатываться вниз по щекам, застревали в ресницах, оставляя испарину на стёклах очков. Билли потёр пальцами сначала веки, потом очки, но получилось ещё хуже: теперь он видел всё вокруг как будто через наполненный водой аквариум – нелепо выпуклым и расплывчатым. Потолок кабины казался бесконечно далёким, затылок Харона – невероятно большим и выгнутым, а дама расплылась, превратившись в неузнаваемое бесформенное пятно… В отчаянии он закрыл глаза и неожиданно окунулся в глубокую, тёмную и совершенно пустую Вселенную. Почему он назвал её именно так, Билли не знал, но чувствовал, что эта Вселенная всегда потаённо жила в его душе и сейчас раскрывалась перед ним как дверь в глухое и страшное никуда. Билли даже начал задыхаться, но так и не понял от чего – то ли от открывшейся ему пустоты, то ли просто у него заложило нос, а открытый рот не справлялся с судорожными неудержимыми всхлипами. Билли не заметил, в какой момент на его затылке появилась поглаживающая ладонь. Он не мог бы сказать, чья это была ладонь. И только, ощутив её легкость и мягкость, понял, что дама, очевидно, снова придвинулась к нему и старается утешить. От этого Билли стал задыхаться ещё больше, жёсткие пальцы судороги, обхватившие его грудь, сдавили сильнее, совсем не пропуская в горло воздуха. Он уже успел испугаться, что действительно задохнется; в ушах загудело, а в глубь его распахнутой Вселенной поплыла туго скрученная унылая радуга. Но тут же всё изменилось – или ему показалось, что изменилось: дышать стало легче, и, хотя он всё ещё плакал, гул прекратился, а открытые глаза стали видеть чётче.

Над Билли, как будто он лежал, а не сидел, склонились два лица. Одно – с густой красноватой щетиной на грубых щеках и скорбно перекошенными губами и другое – поменьше и понежней, с умилительной улыбкой и круглыми весёлыми глазами. Билли стало ужасно неловко за свой плач; он, похоже, забыл, что находится в машине взявшего его в заложники бандита, рядом со странной незнакомкой, которая… Он несколько раз глубоко вздохнул, снял очки и снова потёр глаза. Очки из его рук тут же попали к Харону, который бережно их осмотрел, подышал на стёкла и стал протирать подолом платья незнакомой дамы. Дама совсем не возмутилась, наоборот, наклонилась вперед, чтобы Харону было удобней, и Билли, сощурившись, увидел обнажившуюся полную белую ногу. Харон не обратил на неё никакого внимания, он только ещё раз проверил на свет чистоту очков и вернул их Билли. Выражение его лица было по-прежнему скорбным, но не мрачным а, скорее, светлым, как у человека, после сытного ужина размышляющего о загробной жизни.

– Кстати, – сказал Харон и чуть наклонил голову, – а теперь можно и домой. Тебя там, наверное, ждут, а? Ну поехали, поехали.

– Нет-нет, – перестав улыбаться и затвердев лицом, сказала дама, тоже не отрывая взгляда от Билли, – сейчас мы отправимся ко мне, верно? Ведь кроме Кузейро у меня ещё четыре очаровательные кошечки, и вам непременно нужно с ними познакомиться. Вы ведь не забыли: я Пегги. Пегги Сольерри. Кроме того, вам нужно расслабиться и хорошенько выспаться. А где еще вы сможете это сделать, если не у меня? Я умею создавать мужчине комфорт. Вы ведь заметили? Правда, в основном я вожусь с кошками… Но если бы вы только знали, какие они у меня капризные! Вот взять хотя бы Кузейро…

– Кстати, – сказал Харон, поворачивая к ней голову, – заткнись, а? Человеку нужно домой. Он – Билли МоцЦарт, поняла? Он с бабами вообще дела не имеет.

Лицо Пегги Сольерри совсем окаменело; она поймала болтающийся на цепочке свисток, но дунуть в него не успела, потому что Харон схватил её за руку. Тогда она резко откинулась назад, подняла ногу и уперлась потёртой туфлей в плечо Харона, стараясь отодвинуть его от себя. Край платья задрался ещё больше, но Пегги, увлеченная борьбой, этого не замечала. Харон, не меняя скорбного выражения лица, сильней наклонил голову и молча сопротивлялся. Билли стало казаться, что он сходит с ума: уж слишком непредсказуемо вели себя бандит и дама, с которой он только что…

– Дура, – рычал Харон, пытаясь вырвать у Пегги свисток, – дура! Кстати, Маэстро, – он повернулся к Билли, – я её тут подержу, а ты пока иди, ладно? А я тебя потом догоню… Только вот с ней управлюсь и догоню. А то тут, видишь…

Не отпуская Пегги, он изловчился и вслепую нащупал под рулём какую-то кнопку. Раздался щелчок, Харон скосил глаз в сторону Билли, свободной рукой схватил Пегги за лодыжку и сильно сжал. Пегги заверещала.

– Ну давай, иди, а то…

В этот момент Пегги исхитрилась упереться головой в сиденье и ударить Харона ногой прямо в лицо. Харон дёрнулся, поймал и эту ногу и зарычал так громко, что на переднем сиденьи подскочил от страха забытый в суматохе кот Кузейро. Корябая когтями платье хозяйки, он перелетел через неё и прыгнул на грудь к Билли. Билли инстинктивно прижал дрожащего кота к себе, и они вдвоём вывалились из машины…

Только свернув за угол и пробежав по инерции несколько кривых улочек Чайнатауна, Билли приостановился, чтобы отдышаться, и обнаружил, что всё ещё обнимает тяжёлого, вцепившегося в него Кузейро. Он хотел было сбросить кота на землю, но тот, разгадав его намерения, коротко и тонко мявкнул и посмотрел в глаза скорбно и просяще. Билли совершенно не собирался красть несчастное животное у его сумасшедшей хозяйки, но возвращаться к машине и отдавать ей Кузейро он не решился. Кроме того, было непонятно, что же всё-таки произошло там, в такси, где он ещё недавно был заложником. Почему Харон вдруг решил отпустить его? Потому ли, что он заплакал?.. Но более всего Билли был смущён и озадачен тем, что произошло между ним и этой… Пегги. Он с внутренним содроганием сообразил, что практически изнасиловал женщину. Изнасиловал, воспользовавшись тем, что огромный Харон держал её за руки. Но, если это так, то почему же она… Билли даже похолодел, вспомнив, как старательно она подставляла ему своё уютное влажное лоно. Странно… Но удивительней всего было то, что он вдруг понял, почему разрыдался там, в машине. Его долгожданный великий и невероятный Дар, помаячив перед носом, ускользнул от него в пустую холодную Вселенную! Господи, если б только Пегги не отскочила от него в тот момент, если бы дурак Харон выкрутил ей руку на секунду позже, то он, Билли, может быть, успел бы получить свой Дар!..

Приученный тётушкой Эллен к внимательному наблюдению за собственными ощущениями, в особенности теми, которые были связаны с его способностями, Билли хотел проанализировать случившееся с ним подробнее и точнее. Но вдруг почувствовал, что близок к обмороку, что вот-вот упадёт. Странно, успел подумать он, обычно я теряю сознание только после выступления, а сейчас… Прижавшийся к нему кот стал ещё тяжелее, силы стремительно убывали, и, чтобы не упасть, Билли пришлось прислониться к стене. Утренняя улочка была на удивление пустой, только на углу, у овощной лавки, маячили маленькие фигурки, торопливо раскладывая товар. Солнце отразилось в оконных стёклах дома напротив и остро ударило прямо в глаза. Билли стал медленно опускаться на колени. Но окончательно провалиться в обморок не успел. Из двери ближайшей лавочки выскочили несколько человек и сразу громко затараторили над головой на непонятном языке. Билли показалось, что огромная толпа китайцев запрудила тихую улочку. Он не удивился, когда его вместе с котом легко подняли и внесли в тёмное, незнакомо и пряно пахнущее помещение. Толпа исчезла, и Билли понял, что китайцев всего двое – молодой и пожилой. Билли положили на что-то жёсткое, чуть приподнятое над полом, и он увидел низкий, в патине старой грязи, потолок и ряды металлических стеллажей, тянущиеся вдоль стен. Молодой китаец склонился над ним и спросил на вполне приличном английском:

– Что, плохо? Позвонить в больницу?

В больницу Билли не хотел, поэтому он, стараясь ухватить ускользающее сознание, потряс головой и приподнялся на локтях:

– Спасибо, ничего не надо. Со мной такое бывает. Это просто слабость, которая сейчас пройдёт.

Молодой китаец что-то сказал старому, тот с сомнением защёлкал языком и, шаркая ногами, подошел поближе. Он оглядел Билли, как будто прицеливался сразу обоими глазами, и, погладив Кузейро, неожиданно звонко расхохотался. Следом за ним засмеялся и молодой. Они стояли над Билли, покачивали похожими головами, перебрасывались между собой короткими фразами и посмеивались.

– Кошек сильно любишь, что ли? – спросил наконец молодой. – Уж очень сильно, наверное. Вот он, – молодой кивнул на старого, – говорит, что тебе тогда кошка нужна, а не кот. И еще он хотел бы, чтобы и у него так же было. Хорошо, говорит, что его жена уже умерла, а то бы к тебе ушла, наверное. Вместо кошки. Да-а… а у нас болтают, что американцы в этом деле совсем не разбираются! Врут, дураки!

Билли ничего не понял, но проследил за рукой молодого, приподнялся повыше на локтях и сдвинул вбок лежащего на груди Кузейро. Ну конечно, он же забыл застегнуться после… после такси. Но… Он и сам не знал, как это могло произойти! Казалось, что его тело не ощущало земного притяжения! И вырвалось из измятых фрачных брюк вертикально вверх, как та дедова башня… А он и не заметил этого! Потому, наверное, что не привык обходиться без проклятой «железки»! Да и вообще был слишком увлечён происходящим внутри себя, чтобы обращать внимание на то, что творится снаружи. Билли почувствовал, что краснеет, рывком сбросил недовольного кота на пол, сел и стал судорожно застёгиваться. Но ни земное притяжение, ни собственные торопливые усилия ему не помогли. И только стоя ему удалось хоть немного привести себя в порядок. Он наскоро поблагодарил всё ещё смеющихся китайцев и бросился на улицу. Слабость незаметно прошла, на свежем воздухе Билли даже почувствовал прилив сил. Только в голове колыхалась странная жидкая каша, в которой, как изюминки, попадались не додуманные до конца мысли.

Билли зашагал по улице, ещё не решив толком, куда именно направляется. Кашу в голове следовало процедить и внимательно обследовать остаток. Но дома, в тишине спальни, думать об этом было бы легко, а здесь… Приостановившись на перекрёстке в ожидании зелёного света, он услышал знакомое мяуканье. У ног, подняв крупную голову, стоял Кузейро. Билли никогда особенно не любил животных, но сейчас ему почему-то стало жаль этого удравшего от хозяйки кота. Он почувствовал его почти сообщником и наклонился, чтобы взять Кузейро на руки, но не успел: коротким незаметным движением тот высоко подпрыгнул и мгновенно оказался у Билли на правом плече. Ну вот, подумал Билли со странным удовлетворением, теперь у меня есть свой дрессированный кот. И быстрым шагом двинулся вверх по Бауэри. Кузейро сонно щурил зелёные глаза и при резких движениях острыми когтями пронизывал материю фрака насквозь, до самой кожи. Но Билли не было больно, он даже не замечал этого покалывания, а изо всех сил пытался сосредоточиться. Но, как это часто с ним бывало, нужные мысли убегали, не успев оформиться в слова и образы, а вместо них в голову лезла всякая ерунда. Он подмечал вокруг себя самые незначительные мелочи. Например, старую полусгнившую водосточную трубу на мрачном доме напротив, улыбающуюся солнцу старуху в окне второго этажа, битком набитую сетчатую урну, в которой копался сурового вида грязный и явно бездомный тип. Этот тип тоже заинтересовался Билли, повернул к нему тёмное безволосое лицо, усмехнулся грязным ртом с потёками слюны в уголках губ и демонстративно загородил собой урну. Ну конечно: существо в грязном помятом фраке, с котом на плечах наверняка принадлежало к тому же племени, и ему следовало дать понять, чья здесь территория. Билли вспомнил легендарного парижского мальчика-попрошайку и хотел пожать плечами, но помешал тяжелый Кузейро. Тогда Билли округлил глаза, фыркнул и заторопился дальше, чувствуя, что бездомный нагло смотрит ему вслед.

Когда слева появился небольшой, отделённый от улицы невысокой кованной решёткой, скверик, Билли приостановился и оглядел несколько безмятежных деревьев и нагретую солнцем, тёплую даже на вид скамейку у самого входа. В глубине сквера у облупленной глухой стены, покрытой, как татуировкой, пестрыми граффити, расположилась пожилая дама с подсиненными волосами, опирающаяся на ручку ненужного ей сейчас зонтика. Рядом, на спинке соседней скамейки, как воробьи на жёрдочке, сидели несколько девочек лет тринадцати-четырнадцати. Судя по оживлённым неумело подкрашенным мордашкам, независимым позам и рюкзачкам, сложенным кучей под скамейкой, они прогуливали скучные утренние уроки и были полностью заняты собой и своим взрослым отчаянным поступком. Билли понял, что опять отвлёкся, что этот медленно проплывающий перед ним яркий уличный фильм, озвученный голосами людей и рёвом машин, мешает ему думать о важном – о том, что с ним сегодня произошло. Кроме того, та тяжёлая и напряжённая часть его тела, на которую никак не действовало земное притяжение, похоже, по-прежнему рвалась наружу и ощутимо мешала ходить. Он решительно шагнул в распахнутые воротца сквера, опустился на скамейку, слегка поёрзал, устраиваясь поудобнее, и откинулся на спинку. Кузейро пошевелился и прижался тёплой шерстяной головой к его уху, как будто пытаясь отгородить Билли от внешнего мира и помочь ему сосредоточиться.

Стоило Билли закрыть глаза, как он опять окунулся в свою Вселенную. Ну наконец-то, с облегчением подумал он, преодолевая страх, чувствуя, что из этой-то глубокой темноты и должен явиться Ответ. Вселенная каким-то непостижимым образом свернулась в спираль, которая тут же призывно растянулась, уходя куда-то за край сознания. Но вместо Ответа оттуда, из бесконечного далёка, появилась расплывчатая физиономия, и, когда она приблизилась почти вплотную, он с ужасом узнал неприятное лицо недавно встреченного бездомного. Неужели и здесь его территория, куда Билли вторгается по ошибке и незнанию? Бездомный улыбался слюнявым ртом и что-то беззвучно говорил. Билли с трудом различил слова «свет» и «сосуд». Это было так странно и так жутко, что Билли даже обрадовался, когда почувствовал, что кто-то прикоснулся к его коленям. Он открыл глаза и тут же зажмурился от яркого солнца, но все-таки успел заметить чей-то тёмный силуэт. А за закрытыми веками его ждал все тот же бездомный. Поэтому он снова выглянул наружу из своей непонятной Вселенной. Через секунду, когда глаза привыкли к солнцу, Билли сообразил, что перед ним, чуть склонившись, стоит одна из девочек-школьниц. Ему хотелось бы думать, что она рассматривает пригревшегося на плече кота, но ее взгляд со скачущими от любопытства шариками зрачков был устремлен ниже, значительно ниже!

Девчонка шевелила потрескавшимися губами и очень знакомо облизывала их коротким блестящим языком. Она стояла, наступив одной ногой в белой весенней кроссовке на другую и прижав к груди левую ладонь с небрежно и аляповато накрашенными короткими ногтями. Из-за светлых бровей и веснушек на вздёрнутом носике она казалась ещё совсем ребенком. Но её правая рука, чуть подрагивая, тянулась к Билли напряжённо и боязливо. И именно эта напряжённость делала девочку значительно старше, а жест – сложнее и многозначительней, как будто из-за её спины к нему протягивала руку взрослая опытная и развязная женщина. Билли застыл в той же позе, в какой вынырнул из страшной темноты, – откинувшись на скамейке и вытянув ноги – и почему-то боялся пошевелиться. Он догадывался, что вырвавшееся из пут притяжения и неподвластное его воле тело снова оказалось на свободе. Билли мысленно чертыхнулся, понимая, что поторопился там, в китайской лавочке, что не застегнулся толком – и вот теперь пожалуйста… Но сделать хоть малейшее движение было выше его сил. Наверное, невнятно подумал он, нельзя существовать одновременно внутри и снаружи… и вдруг горько пожалел, что давным-давно в парке легкомысленно отбросил свою надежную «железку». И теперь совершенно не знал, что ему делать. Ему захотелось исчезнуть, испариться, каким-то чудесным образом оказаться совсем одному, да хотя бы в собственной спальне. Но это было невозможно! И вот тогда, удивляясь самому себе, Билли почувствовал, что на него волной, затопляя все остальные ощущения, накатывает отчаяние от того, что никак не получается сосредоточиться на своей Вселенной, пусть даже населённой негостеприимными бездомными, что момент получения Дара все отдаляется и отдаляется…

Тем временем к застывшей над ним фигурке присоединились ещё две – высокая и не по годам развитая толстуха с глупым выражением лица и худенькая остроносая девочка с кучей звенящих браслетов на тонких руках. Они стояли в ряд и совсем отгородили Билли от улицы и от солнца. Он только удивился тому, какой неожиданно густой, почти тёмной и смутно угрожающей была их общая, тень. И не решался снова поднять глаза, а видел только три пары ног: стройные в новых кроссовках, толстые в грубых стоптанных взрослых туфлях и лёгкие, худенькие, привставшие на цыпочки, в по-летнему открытых сандалиях. Девочки молчали, но их молчание было, как и тень, общим и угрожающим. Единственное, что Билли был в состоянии сделать, это опять закрыть глаза. Он крепко зажмурился, стараясь попасть обратно в свою темноту, показавшуюся теперь надёжным убежищем. Но ничего не успел там увидеть, потому что прямо над ухом, к которому тепло прижимался Кузейро, раздался голос. Билли вздрогнул и чуть приоткрыл один глаз.

– А ну пошли отсюда, шалавы! – голос звучал хрипло и нагло. – Ну, что уставились? Кыш, блядушки! Кстати, сейчас ноги до ушей раздеру!

Большая тёмная тень, накрывавшая Билли, покачнулась, съёжилась, распалась на отдельные короткие фрагменты и отползла куда-то в сторону. Рядом удовлетворённо рассмеялись. Билли поднял голову и увидел, что девочки как-то незаметно исчезли, а рядом с ним на скамейке расположился огромный довольный Харон. Харон поймал его взгляд, ещё шире улыбнулся, махнул рукой куда-то в сторону улицы и непонятно сказал:

– Кстати, Маэстро, деньги-то уже на дорогу выброшены. И такси подано. Кстати, бабу ту я сплавил… Слышишь, Маэстро, со мной как-то сидел один чёрный. Сказочником звали. Лихо всякие истории плел. Хотя, бывало, что и полную херню. Так вот, он говорил, что такие, как ты, каждый раз рождаются. Ну в каждом поколении, что ли. Главное, чтобы вовремя заметили, понимаешь? Я вот тоже не понимал. А он говорил, что если не заметят, то что ж… тогда как обычно: всё медным тазом накрывается. До следующего раза, считай. А потом всё повторяется снова и снова. Только, говорил, вечно это продолжаться не может. Однажды терпение кончится, и тогда уж не медный таз будет, а… Забыл, как он это называл. Я тогда не очень-то понимал, о чём он болтает. Хоть и чёрный, а выражался заковыристо. К тому же сам себя считал таким… ну таким, как ты, и поэтому лишнюю пайку требовал, падла! Но говорил, что не себе, а так… что на дорогу надо выбросить. И пайку, и деньги, если они есть! Это как бы знак такой, что ли. Будет означать, говорил, что ты присоединился. Ну как если бы в банду вступил, только наоборот. Но сам-то он жрал… Говорил, что не дошёл пока до какого-то там состояния, козёл! Но про то, что деньги надо выбросить на дорогу, это я запомнил почему-то. Вот бывает у тебя так, что не поймёшь толком, про что это, а в голову западает? Может, потому и западает, что смысла никакого… Кстати, того Сказочника потом замочили. Свои же. А он перед этим… ну прежде, чем его одеялом на койке накрыли, тоже плакал, говорил, что специально делал так… ну чтоб его кончать стали… а только не надо бы… Что вот-вот то самое состояние наступит. Что не исполнил он чего-то там… А чего он мог исполнить, когда у него два пожизненных срока было? Вот его самого и исполнили… Но, кстати, не врал. То есть про себя-то точно херню гнал, а вообще… Может, в этот раз получится. Может, без медного таза обойдемся… Ты, Маэстро, настоящий, я же вижу. А у меня глаз!.. Так что – деньги на дороге, зуб даю! А теперь, Маэстро, поехали. Поехали!

Ничего из услышанного Билли не понял, и Харон, наверное, это почувствовал. Как почувствовал и то, что Билли всё ещё не может пошевелиться. Харон с досадой покачал головой, потом встал, наклонился и легко поднял Билли на руки вместе с котом. Кот аккуратно переполз к Билли на грудь и замер, а Харон понес их к выходу из сквера, где стояла его жёлтая машина. Билли слегка покачивало, но он почувствовал себя защищённым и умиротворённым. И закрыл глаза, откуда-то зная наверняка, что пока его несёт этот странный, грубый, попахивающий потом человек, он может расслабиться. А внутри, в темноте, уже не было шепчущего бессмысленные слова жуткого бездомного, а только блёклая спираль, в невыносимо далёком конце которой появилось маленькое яркое пятнышко света. Билли не успел толком его разглядеть, потому что, резко и неприятно резанув слух, взвилась полицейская сирена. Руки Харона напряглись, он споткнулся, но удержался на ногах и на секунду застыл. Билли оглянулся и увидел, что они стоят прямо возле такси с призывно раскрытыми дверями, а на тротуар с двух сторон высунулись оскаленные морды полицейских автомобилей.

Как и тогда, в парке, Билли показалось, что всё стало отдаляться, словно он сидел на крыше соседнего дома и рассматривал всю эту сцену в перевёрнутый бинокль. В скверике застыли с приоткрытыми ртами девочки, полицейские по-муравьиному копошились и, прикрываясь капотами своих машин, вытягивали руки с пистолетами в сторону Харона. Харон рывками поворачивал туловище в разные стороны, как будто потерял Билли в этой суете и теперь старается разглядеть его через головы в фуражках, сквозь прозрачную решётку скверика. Потом Билли снова оказался на руках у Харона, услышал рёв мегафона и голос Харона, выкрикивающий в направленные на него дула все то же: «Деньги, деньги на дороге!» и «Кстати, суки, поняли?!». Билли почувствовал, что сейчас произойдет непоправимое, что полицейские ничего не знают о том, как хорошо и покойно ему на руках у Харона, и вот-вот начнут стрелять. И, зажмурившись от отчаяния, разглядел свою Вселенную сильно изменившейся. Еле различимое раньше пятнышко света приблизилось и теперь казалось большим правильным прямоугольником. Свет не резал глаз, не грел и не освещал ничего вокруг, не призывал и не отталкивал. Он был холодным и равнодушным, этот свет…

Внезапно из темноты появился бездомный и, заслоняя собой прямоугольник, заговорил. Но Билли никак не мог сосредоточиться, чтобы понять его невнятную торопливую речь: очень мешали крики и шум. Он разобрал только всё те же слова о свете и сосуде…

Время стало двигаться неравномерными толчками, как будто подстраиваясь под удары сердца. Только Билли не понял: это колотилось его собственное сердце или сердце Харона, к груди которого он прижимался? Харон вдруг покачнулся и двинулся прямо на полицейских. Краем глаза Билли заметил, что одна из перегораживающих тротуар машин исчезла, освобождая им дорогу, да и сами полицейские, пятясь назад, раздвинулись под неумолкавший вой сирен и остались где-то позади. Харон сделал ещё несколько шагов, остановился и медленно опустил Билли на землю. Кот, небольно царапаясь, опять перебрался на плечо, и Билли понял, что стоит вертикально, а Харон придерживает его за руку.

– Кстати, ты, Маэстро, свернешь сейчас за угол и быстро – только очень быстро! – рванешь к метро. Там, в конце улицы, станция, понял? Ну вот. А я тут разберусь с копами. Ну всё, давай, пошел! Да, ещё… ты только лишнюю пайку себе не требуй, ежели что… А то замочат, суки! Ладно? Ну теперь всё.

Билли заметил, что кожа на лице у Харона побелела так, что густая рыжеватая щетина казалась теперь совершенно чёрной. Харон подтолкнул Билли вперёд, а сам резко развернулся и тяжело побежал обратно. Билли плавно и безвольно, как сомнамбула, сделал пару нетвердых шагов в указанном направлении, но остановился на углу, оглянулся и увидел, что Харон приближается к замершим полицейским… Вот он уже кричит им «Кстати, суки!» – и машет руками. Орущий мегафон захлебнулся и в растерянности умолк, только сирены по-прежнему монотонно закатывались от ярости. До Билли донесся глухой звук удара, чья-то фуражка, блеснув на солнце кокардой, покатилась под ноги, шеренга полицейских распалась и… Дальше Билли не выдержал. Он повернулся и бросился к указанной ему станции метро так быстро, как только мог. Он больше не хотел ничего слышать! Ласковый Харон, говорящий и действующий так странно и непонятно, вдруг испугал Билли значительно сильнее, чем жестокий и расчетливый Харон-бандит. Но самым ужасным было то, что Билли догадывался о связи между изменениями, которые происходили с ним сегодня, и удивительным поведением Харона; подозревал, что именно он, Билли, невольно послал этого человека на смерть. Только не знал, почему так получилось: ведь сам он совсем этого не желал! Он чувствовал не столько страх, сколько растерянность, которая больше и невыносимее страха. Он понял, что не хочет окунаться во Вселенную, терпеливо ждущую его за закрытыми веками. Ни за что не хочет!

Билли скатился по лестнице на станцию, ничего не соображая, проскочил турникет и выбежал на пустынную платформу. Из чёрной трубы подземелья сейчас же потянуло холодным сквозняком. Оттуда, из глубины, помаргивая невидящими фарами, стал приближаться поезд. Да что же это такое, в отчаянии подумал Билли, снова то же самое! Но нет, конечно нет! Просто поезд, выходящий из туннеля, напомнил ему… Билли глубоко вздохнул, погладил в унисон с ним вздохнувшего кота на плече и шагнул поближе к краю платформы. Он сейчас поедет домой, объяснится с тётушкой Эллен, они закажут новую «железку», и всё будет хорошо. Совершенно очевидно, что стоит ему только снова облачиться в это неудобное, но привычное приспособление, как всё вернется на свои места, а его Дар останется таким, как раньше, – прирученным и безопасным, только для домашнего пользования. Да-да, надо ехать домой и сбросить с себя это наваждение как можно скорее! Билли сделал ещё один шаг навстречу приближающемуся поезду, мысленно уже переступая порог своей квартиры, где его ждут тётушка, Матильда и, может быть, Изабелла…

Но когда передний вагон почти поравнялся с ним, у Билли стали подгибаться колени. Потому что из кабины машиниста на него невозмутимо смотрели знакомые глаза бездомного… Нет, так быть не может, это ему только кажется! Одно дело, если этот проклятый бездомный появляется в темноте плотно сомкнутых глаз, и совсем другое, когда здесь, в реальной жизни…

Билли затравленно и беспомощно оглянулся и увидел, что по платформе к нему бежит Пегги Сольерри. На ходу она поправляла сбившуюся шляпку и размахивала руками, стараясь привлечь его внимание. Но почему-то не кричала, а только шевелила губами. Билли вдруг обрадовался и покорно подумал, что вот сейчас его обвинят в изнасиловании, в краже кота, в чём-нибудь ещё… Ну и ладно! Только бы не оставаться одному. Он опустил глаза и не поднял их даже тогда, когда Пегги, тяжело дыша, остановилась рядом.

– Вот и славно, – услышал он знакомый ласковый говорок, – вот и замечательно! Сейчас мы поедем ко мне, и всё будет ещё лучше. Как хорошо, что мы избавились от этого негодяя! Вот и Кузейро вас полюбил. Его-то не обманешь, о, поверьте мне!

Билли уже собрался было безвольно следовать за этой Пегги, хотя пустой вагон гостеприимно распахнул перед ним двери. Лучше уж полусумасшедшая дамочка, чем этот машинист… Но тут дамочка, сделав движение, которым обычно берут за руку непослушного ребенка, прикоснулась к его мятым брюкам. Билли почувствовал её мягкую ладонь, которая вдруг стала больше, чем была на самом деле, и как будто охватила его целиком… Пегги нетерпеливо повела плечами и, как собаку за поводок, потянула Билли к себе. Как получилось, что он оттолкнул её, Билли не знал. Он знал только, что больше не хочет получать свой Дар. Толчок вышел слишком резким, Пегги раскрыла рот, выпустила Билли и рухнула мягкой попой на платформу. Кузейро, как показалось Билли, одобрительно мяукнул – он, похоже, тоже терпеть не мог свою хозяйку, – и они успели заскочить в вагон. Билли ничего не соображал, он просто спасался от новой беды.

Когда двери закрылись и поезд, разгоняясь, ушел в туннель, Билли огляделся по сторонам, понял, что в вагоне совершенно один, и почувствовал себя попавшим в ловушку. Но поезд шёл всё дальше и дальше, а с ним ничего не происходило, и Билли решил, что страшное лицо бездомного в кабине машиниста ему всё же почудилось, что неподвластная ему Вселенная не переместилась в реальный мир, как ему показалось всего несколько минут назад. Кажется, он вовремя остановился. Или, может быть, он просто начал сходить с ума? Подумать только, эта очевидная мысль впервые пришла ему в голову! Но, если это так, тогда… Он опустил взгляд и увидел, что ничего не изменилось, что его тело действительно взбунтовалось… А поезд всё шёл и шёл, раскачиваясь и повизгивая на поворотах. Ах ты, подумал Билли, ведь скоро новая станция, а там люди… Нужно попробовать застегнуться наконец. Он не успел даже приподняться, как поезд резко, с жутким протяжным скрипом затормозил, как будто вдруг наткнулся на стену. Билли понесло по скользкому сиденью вбок и сильно ударило о поручень. Кузейро не удержался на его плече, свалился и заскользил куда-то в конец вагона, скребя когтями по полу.

Момента, когда поезд остановился окончательно, Билли не уловил. В голове страшно гудело после удара. Поэтому он не очень удивился, когда двери неохотно разъехались, но не широко, а только чуть-чуть, чтобы пропустить какого-то человека. Человек запрыгивал в вагон откуда-то снизу и поэтому сразу упал животом на пол, пытаясь подтянуться и шаря руками в поисках опоры. Следом в вагон забрался и второй. Этот оказался значительно более ловким и сразу же вскочил на ноги, щуря глаза после темного туннеля. Билли только рот раскрыл от изумления: он узнал того самого мексиканца, с которым сегодня утром расстался в парке. Тут наконец-то поднялся спутник мексиканца, и Билли подумал, что, наверное, слишком сильно стукнулся головой: перед ним в непривычных джинсах и куртке стояла его собственная тётушка Эллен!