Текст книги "Крылов"

Автор книги: Владимир Липилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

При столь авторитетном проталкивании через два года бассейн был введен в строй в районе так называемой петербургской Новой Голландии, между Николаевским мостом через Неву и Флотским экипажем у Поцелуева моста на Мойке. Это сооружение было в 120 метров длиною, 6,7 метра шириною и три метра глубиною при емкости в 2500 кубических метров воды. Своеобразным аналогом такому бассейну может быть аэродинамическая труба с той лишь разницей, конечно, что в бассейне испытываются силы воздействия не на модели самолетов, а на модели кораблей.

Одним из рабочих и весьма показательных моментов в Опытовом бассейне была лекция адмирала Макарова для командного состава Балтийского флота. В своем докладе Степан Осипович, в частности, подробно разобрал причины гибели английского броненосца «Виктория», модель которого находилась в бассейне. Отметив, что на «Виктории» никто, даже адмирал, не придал роковой пробоине надлежащего значения, он утверждал, что, будь на броненосце затоплены кормовые отсеки, трагедии бы не произошло. Произнося эти слова, адмирал Макаров вместе со слушателями подошел к борту бассейна, у которого стояла модель броненосца. Освободив ее от швартовых, адмирал снял и пластырь с имитированной пробоиной в носовой части модели. Произведя эти действия, адмирал говорил:

– Вот нос раненого корабля чуть-чуть покрылся водой…

Далее за адмирала красноречиво досказала сама модель: нос ее рыскнул в воду, «Виктория» опрокинулась вверх килем и в считанные секунды достигла дна.

– Воистину лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, – задумчиво произнес капитан Крылов, присутствовавший на лекции.

Эффект и в самом деле был поразительный. Адмирал Макаров решил повторить опыт, так сказать, в развернутом виде. Модель извлекли со дна, освободили от воды, подвели имитационный пластырь.

Когда Степан Осипович этот пластырь снял вновь и немедленно наполнил водой кормовые отсеки, модель, осев, уверенно продолжала держаться на водной поверхности бассейна.

Идеи Макарова захватили Крылова, его инженерная фантазия развила их дальше, увязывая непотопляемость со всем корабельным комплексом. Ему виделись корабли, спасаемые из самых безнадежных положений. Он увлечен идеей и подкрепляет ее многими техническими обоснованиями. В них как основа – математика. Тому – прямая необходимость: корабельный трюм разделен на десятки и даже сотни отсеков, не так-то просто командиру принять решение, какой из них следует затопить, чтобы удержать корабль на воде. Жертвой неверного решения стал броненосец «Гангут», затонувший в 1897 году именно потому, что для затопления командир выбрал не те отсеки, какие было нужно.

Мысль шла дальше: возведение трюмных переборок нужно подчинить идее непотопляемости корабля, то есть конструктивное их расположение, образуемые ими объемы помещений в носу должны диаметрально и диагонально соответствовать тем, что возводятся в корме. Проведенные совместно с адмиралом Макаровым дополнительные опыты подтвердили эту мысль, они показали, что не всегда при затоплении достигается столь разительный результат, как это произошло на демонстрации с «Викторией». В рекомендациях командирам судов нельзя допустить ни малейшей ошибки, иначе вся идея может быть надолго опорочена.

Приказом по морскому ведомству от 1 января 1900 года капитан по Адмиралтейству профессор Морской академии Крылов назначался и.о. заведующего Опытового бассейна. Весьма примечательно, что тем же приказом вице-адмирал Макаров был назначен главным командиром крепости и военным губернатором города Кронштадта. Незадолго до этих назначений Макаров в разговоре с Крыловым, сетуя на искусственные препятствия, чинимые их делу, бодро сказал:

– Но теперь нас двое, Алексей Николаевич, так что нам будет легче бороться.

Сразу после назначений Макаров пишет Крылову: «Вы в это живое дело внесете правильные основания, и работы бассейна потеряют их теперешний случайный характер. С обеими моделями – «Виктории» и «Ермака» – Вы можете делать все, что Вы хотите… Желаю Вам полного успеха во всем, прошу верить моему глубокому уважению».

Теперь в «кораблики» заиграли офицеры – слушатели Морской академии, потому что деятельный ее профессор Крылов видел в этой игре крайне необходимое любому моряку продолжение теории корабля. Новая морская дисциплина потребовала от своего основателя немалых усилий. Именно с этих пор его деятельность отчетливо разграничивается на две взаимосвязанные части.

Теоретическую он ведет в академии, научно-техническую осуществляет в Опытовом бассейне. Там к моделям «Виктории» и «Ермака» прибавилась уменьшенная копия русского броненосца «Петропавловск». На последней модели отработано максимально возможное количество вариантов повреждений корабля. При этом учитывался крен корабля и производился расчет, какие отсеки в каждом конкретном случае следует затоплять. Из этой тщательной проверки, кажется, сама по себе возникла мысль о создании таблиц непотопляемости для каждого корабля в отдельности с учетом его особенностей. В сложнейшей ситуации командиру не придется тратить время на прикидку и расчеты, достаточно будет взглянуть на таблицы, чтобы определить отсеки затопления.

Адмирал Макаров очень доволен техническим обоснованием и вообще развитием его идей – работа, по его мнению, перешла в падежные и крепкие руки.

– Вы этим самым дадите морякам действенное оружие в борьбе за непотопляемость, дорогой Алексей Николаевич.

Крылов с глубоким уважением, даже с обожанием относился к прославленному адмиралу, равно высоко ценил его как ученого и как флотоводца суворовской школы.

Нас теперь двое» – обязывающая фраза. Степан Осипович никогда, нигде и ни в чем не искал компромиссов. Свое патриотическое настроение он весьма недвусмысленно изложил в записке по поводу предполагаемого учреждения морских призов:

«Определение морскими призовыми правилами денежного вознаграждения военных чинов за совершенные ими военные подвиги не подходит к духу русского воинства. Призовое право занесено к нам с запада, но корень ее не соответствует почве.

Каждый военнослужащий во время войны призван… бить неприятеля всеми зависящими от него средствами… Начальство найдет, каким образом вознаградить отличившихся Русский воин идет на службу не из-за денег, он смотрит на воину как на исполнение своего священного долга и не ждет наград за свою службу».

Недаром для самого адмирала особенно дорогой наградой был Георгиевский крест 4-й степени, которым он обменялся с храбрейшим из русских военачальников генералом Скобелевым при прощании после кампании на Геок-Тепе. «Белый генерал», как звали Скобелева солдаты за пристрастие к белому мундиру, писал в приказе о подчиненных Макаров: «…они доблестно исполнили долг присяги и службы, гордо могут смотреть в глаза товарищам».

Назначение генерала Макарова командующим главной морской базой русского флота не случайно: война с Японией становилась неизбежностью, и кому, как не храброму остромыслящему флотоводцу, возглавить боевую подготовку эскадр. Запоздалое решение, невероятно обременительна ноша для адмирала-патриота: самодержавный бюрократизм и баронская коррупция сковали русский флот Но неустанные заботы по огромному хозяйству не заслонили исследований, которые вел Крылов.

«Будьте добры, – обращался военный губернатор Кронштадта к заведующему бассейном в письме от 8 мая 1903 года, возвращаясь к вопросу уширения корабля, с тем чтобы увеличилась метацентрическая высота его, – не откажите растолковать мне это простым языком; если письмом это сделать трудно, то я могу к Вам заехать».

«Постараюсь вкратце изложить, как я понимаю это дело, – писал в немедленном ответе Крылов. – Необходимо различать остойчивость корабля на тихой воде от его остойчивости при качке на волнении На тихой воде мерой остойчивости корабля, т е стремления его вернуться в прямое положение равновесия, служит возвышение метацентра над центром тяжести. Чем эта высота больше, тем больше и остойчивость корабля… на волнении – иное дело: большая остойчивость корабля вызывает малый период размахов боковой качки, поэтому корабль легко раскачивается даже небольшой зыбью; на более крупной зыби, видимый период которой при данном курсе и ходе близок к периоду корабля, размахи его становятся весьма большими и качка весьма стремительной, и если корабль не имеет развитых дейдвудов или боковых килен, то размахи качки могут достигнуть и опасной величины».

Когда научно-исследовательская программа по непотопляемости судов была исчерпана, данные обработаны и сведены в таблицы, Крылов подал в Морской технический комитет соответствующий рапорт К удивлению и радости ученого, председатель комитета вице-адмирал Ф. В Дубасов без проволочек начертал на рапорте: «К спешному рассмотрению».

Но преждевременной оказалась радость. Комитетские чиновники, которым надлежало рассматривать рапорт, и Крылов неоднозначно понимали спешность^- бюрократы-столоначальники держались поговорки «Улита едет, когда-то будет». Проходил месяц за месяцем, а тот, кому адресованы были таблицы, – командир корабля – и не слыхивал о них.

– Давайте во всеуслышание назовем вещи своими именами, – предложил адмирал Макаров. – Прочтем доклад среди командования и открыто скажем, что делу непотопляемости у нас не уделяют никакого внимания.

В феврале 1903 года первая лекция «О непотопляемости военных судов» была прочитана адмиралом Макаровым в Морской библиотеке в Петербурге. На чтении присутствовало очень много высокопоставленных военно-морских чинов. Завершая лекцию, Макаров сказал:

– Капитан Крылов сформулировал все мною изложенное с краткостью и точностью математической. Прошу вас, Алексей Николаевич, прочесть ту телеграмму, которую вы мне послали.

Капитан Крылов телеграмму зачитал. Восемь ее пунктов, кратко освещавшие техническое состояние дела, завершались девятым, гласящим: «До сих пор при проектировании судов живучесть не включена в число основных требований, ее не рассчитывают; отсюда ряд ошибок и примеры их».

Как писал в дальнейшем Крылов, по окончании заседания к нему подошел старший адъютант Главного морского штаба С.И. Зилоти и произнес:

– Расплюев в «Свадьбе Кречинского» сказал: «Ну, ударь раз, ну, ударь два, а зачем же бить до бесчувствия». Эти слова могут повторить и Кутейников, и многие корабельные инженеры. Не думаю, чтобы они остались довольны вашими добавлениями к лекции адмирала Макарова.

Под видом веселенького каламбура из уст всезнающего адъютанта прозвучало совершенно недвумысленное предупреждение строптивому капитану со стороны высокого начальства. Это предупреждение можно было перевести так: если не сейчас, то некоторое время спустя ваша строптивость будет отмечена должным образом, зачем это вам, преуспевающий профессор и капитан? Ваши таблицы – дело хлопотное, дорогостоящее, для чинов и орденов малозаметное, неприбыльное, одним словом…

Но теперь их было двое. Разумеется, ни шутливое предупреждение, ни последовавшие добрые советы не были приняты строптивцем во внимание. Напротив, свою лекцию, организованную по предложению Макарова в Кронштадтском морском собрании, он еще более отточил, усилил примерами из печальной практики, которые не в бровь, а в глаз били больших начальников. Завершил же Крылов свою лекцию следующими словами: «Все, что я вам здесь изложил, принадлежит не мне, а целиком взято из ряда статей «Морского сборника», охватывающих тридцать лет; эти статьи подписаны так: мичман Степан Макаров, лейтенант Степан Макаров, флигель-адъютант Степан Макаров, контр-адмирал Макаров и, наконец, недавно вышедшая носит подпись – вице-адмирал Макаров. Его превосходительство Степан Осипович – вот кто истинный основатель учения о непотопляемости судов».

Борьба за живучесть кораблей, за внедрение на флоте таблиц непотопляемости продолжалась. То замирая, то вспыхивая с особенной силой, она обострилась после гибели адмирала Макарова 31 марта 1904 года в Порт-Артуре. Броненосец «Петропавловск», на котором находился командующий Тихоокеанским флотом, перевернулся вверх килем, то есть морская пучина поглотила корабль по той схеме, что много раз отрабатывалась в Опытовом бассейне. И хотя повреждения броненосца после взрыва на нем «были так велики, что никакими мерами спасти его было невозможно», нашлись люди, которые распустили слух, будто бы один профессор из Морской академии предсказывал именно такой исход Макаровскому флагману. Несмотря на видимую симпатию, проявленную к «одному профессору», авторы слуха, обрастающего с каждым днем новыми подробностями, метко целили в этого самого профессора, разъединяли его имя с именем погибшего адмирала Макарова, подводили под гнев непосредственного начальника генерал-лейтенанта Н.Е. Кутейникова.

Особенно усердствовала в этом газета «Русь», ее редактор М.М. Коялович. Мешая правду с вымыслом, газетные статьи, статейки и сообщения всем развешивали ярлыки, оставляя редакции право какого-то никем не избираемого третейского судьи: в мутной воде легче что-нибудь нужное поймать.

Но, к чести затронутых газетными строчками, никто из них не поддался широко задуманной провокации.

Профессорские таблицы непотопляемости судов пробили дорогу в ходовые корабельные рубки. Касаясь деталей Цусимского боя, Крылов отмечал: «Авария «Орла» описана плававшим на нем младшим штурманом Л.В. Ларионовым и послужила наглядным доказательством необходимости тех мер, которые я предлагал.

На «Орле» плавал в качестве трюмного механика знающий и талантливый корабельный инженер В.П. Костенко, который но собственной инициативе судовыми средствами устроил систему выравнивания, и хотя «Орел» получил в Цусимском бою такие же повреждения, как однотипные с ним «Александр III», «Бородино», «Суворов», но остался на плаву, тогда как остальные три корабля потонули, опрокинувшись».

Ничто не делал Крылов вполсилы, отстаивая же правоту свою, никогда не говорил вполголоса. «За резкий тон и недопустимые в служебном докладе выражения» при внедрении в жизнь флота таблиц непотопляемости он получил выговор, с которым и завершил большое нужное дело. Таблицы стали на вооружение русского флота. Они оказали существенное влияние на развитие русской судостроительной школы. Их приоритет безусловен: в королевском английском флоте, например, таблицы непотопляемости, аналогичные крыловским, были введены лишь в 1926 году, то есть двадцать лет спустя.

Глава пятая

В конце 1905 года в Петербурге, как и по всей России, много говорили о недавней войне с Японией. Люди искали причину военного разгрома. Требовал у сына объяснить ее и Крылов-старший:

– И все-таки, Алеша, ты предсказал гибель «Петропавловска», гибель Степана Осиповича. Будь те, кто распоряжается флотом, порасторопнее, внедри они твои таблицы, трагедии могло не произойти, не так ли?

– Нет, отец, ты глубоко заблуждаешься, извини. Я – математик, а не хиромант, гадать на гуще мне не пристало. Взрыв на броненосце был настолько разрушающ, что все мои таблицы непотопляемости при всей их значимости и необходимости на каждом корабле – фиговый листок.

– Ну хорошо, бог с ней, с хиромантией, как ты говоришь, сужу свой вопрос: ты первым утверждал о необходимости иметь дверь в диаметральной переборке корабля, то есть, проще говоря, проем этой самой двери позволил бы избежать угрожающего кораблю крена? Ты?

– Пожалуй, да. Произведя соответствующие расчеты остойчивости броненосца «Петропавловск», я убедился, что в случае, если крен составит около двадцати градусов, метацентрическая высота уменьшается на 4,02 фута от потери площади грузовой – в этом случае корабль опрокидывается.

– На заседании же Морского технического комитета генерал Кутейников утверждал, что ты ошибся в расчете, пропустив в формуле один член, и что при предположенном тобою повреждении корабля, когда пробит наружный борт в надводной и подводной частях, а также внутренний борт и переборка угольных ям, он будет плавать, имея остойчивость при метацентрнческой высоте около двух футов, только крен будет свыше двадцати градусов, так? И это заявлено, когда заведомо известно, что никакой ошибки в твоем расчете нет, так?

– Я вижу, отец, что общественность в твоем лице от общих суждений перешла к углубленному познанию предмета.

– Да, друг Алеша, я хотел бы разобраться в гибели адмирала Макарова со всей обстоятельностью.

– Прости, отец, ты или?.

– Газета, ты хочешь сказать?

– Я не верю в объективность ни одной из них, отец.

– Что так сурово?

– Они представляют корпоративные интересы, которые весьма далеки от общественных.

– Выходит, ты и меня числишь в той же упряжке, друг Алеша?

– Тебя – нет.

– Как же, я же сотрудничаю в них?

– От сотрудничества до разделения позиции газетных владельцев – шаг немалый.

– И все же, согласись, возбужденный газетами общественный интерес существенно продвинул применение на флоте твоих таблиц непотопляемости, разве нет.

– Скажу, отец, что таблицы и без того, прости, нездорово пробужденного интереса нашли бы свое применение, а вот направленность, так сказать, действий газет для меня очевидна, следовательно, кто-то направлял их так и не иначе, зачем?

– Ну, и зачем же, как по-твоему?

– Причины могут быть разные – от смещения с должности чем-то неугодного лица до навязывания – тенденциозного – кем-то желаемой судостроительной программы Флоту искусственно созданное общественное мнение может выйти боком.

– Ну, друг Алеша, это в тебе администратор заговорил, не рано ль?

– Понимаешь, отец, если еще совсем недавно я видел генерала Кутейникова просто несколько самовлюбленным распорядителем, то после невероятно активного и потому, по-моему, подозрительного вмешательства газет и обстоятельства гибели «Петропавловска» в его решениях явно сквозит неуравновешенность, он как бы оглядывается, а никого не видит… Когда ты выступаешь в газете, привлекая общественный интерес к освоению богатств Карелии, – это одно: шпыняй петрозаводского губернатора за рукава и фалды вицмундира, но обсуждение специально-стратегических вопросов, прости…

– Э, друг Алеша, это уже честь мундира. Так и мы же, как ты знаешь, его нашивали и не запятнали…

– Отец, я знаю одно – русский флот должен быть самым сильным и он таковым будет.

– Сейчас, после Цусимы?

– Да, сейчас: Цусима не позор, а несчастье России.

– Ты не смог бы поконкретнее растолковать столь существенное различие в наших с тобой оценках?

– Отчего ж, изволь… Причин много, каждая в отдельности могла повести к поражению, совокупность же их привела к разгрому.

Первая: японцы всегда готовили свой флот к войне, у нас – к очередному высочайшему смотру.

Вторая: японские команды комплектовались природными моряками из поколения в поколение, у нас – жителями центральных губерний, многие из которых видели воду только в колодце.

Третья: японский флот, до начала войны хорошо подготовленный, год воевал, был в морском бою, перестреливался с крепостью, команды имели целый год боевую практику. После взятия Артура они занялись специально подготовкой флота к бою. Учитывая опыт боя двадцать восьмого июля, они производили непрерывные маневры и боевые стрельбы, истратили столько снарядов, что все орудия пришли в негодность, они их заменили новыми. Такою практикою они достигли уменья управлять огнем артиллерии всего флота и уменья сосредоточивать этот огонь на цели, указываемой адмиралом.

У нас суда не только не были обстреляны в бою, а комплектованы новобранцами и запасными; во время семимесячного похода никаких боевых стрельб не было, ибо было отпущено всего по пять учебных снарядов па крупное орудие. Не только не было умения управлять огнем всего флота, не было умения управлять огнем своего корабля. Не было или были весьма несовершенные оптические прицелы, что понижало меткость стрельбы.

Были коротко базисные дальномеры, не дававшие истинной дистанции, и не было выработано правил исправлять ее пристрелкою и наблюдениями за попаданиями и всплесками.

Четвертая: японский флот был у своих берегов, имел лишь нормальный запас угля и ничего лишнего на корабле. У нас корабли были перегружены как углем, так и всякого рода запасами, которых не рассчитывали достать во Владивостоке. У перегруженных кораблей главный броневой пояс был почти над водой и не обеспечивал в должной мере ни плавучести, ни остойчивости кораблей, верхние надводные части которых не были достаточно забронированы.

Пятая: японцы стреляли снарядами, снаряженными шимозой, то есть сильным взрывчатым веществом, производившим громадные разрушения в небронированных или слабо бронированных надводных частях корабля, по разрушении которых перегруженные корабли тонули пли опрокидывались. У нас снаряды были снаряжены пироксилином с избыточной влажностью, которые не взрывались и наносили судам ничтожные повреждения.

Этих причин, а к ним можно присоединить и ряд других, и было более чем достаточно, чтобы поражение превратить в «Цусиму».

– Какой же ты из всего этого делаешь вывод?

– Немедля нужно строить новый флот.

– Чтобы вновь готовить корабли к высочайшим смотрам?

– Прости, отец, но обсуждение качеств корабля разговорами и словами, а не числами и формулами не имеет значения и составляет лишь напрасную трату времени.

– Не суди старика строго, но ты не отвечаешь на вопрос, друг Алеша.

– Я проанализировал, почему произошла Цусима, теперь же подыскиваю аргументацию того, как ее избежать впредь.

– И когда отыщешь, подашь на высочайшее имя?

– Не пожалован личным докладом, но одинаково воздержусь и от обращения к редакциям, – улыбнулся сын.

– Но меня ты, надеюсь, все-таки не лишил конфиденциального доверия?

– Отец… Мои заметки на столе, в любое угодное для тебя время можешь с ними ознакомиться, я буду рад услышать твое мнение…

– Угодное для меня время – это сейчас, друг Алеша.

ЗАПИСКИ ПОЛКОВНИКА КРЫЛОВА

§ 1. Использование накопленного опыта есть главный залог успеха во всяком деле, а в особенности в таком, как военное судостроение.

§ 2. Прежде чем опытом пользоваться, надо его накопить, то есть собрать подробный, точный и проверенный фактический материал, его обработать, привести в систему и сделать надлежащие выводы. Понятно, что для этого необходимо самостоятельное учреждение, это и только это дело ведающее, облеченное достодолжными правами и полномочиями, а значит, и несущее вытекающие из них обязанности и ответственность.

§ 3. Назначение настоящей записки – наметить общий план деятельности такого учреждения и указать общий состав его. Для ясности изложения сперва приведено указание недостатков существующей постановки этого дела.

§ 4. При составлении проекта корабля приходится иметь дело с величинами двоякого рода: одни подлежат точному и непосредственному теоретическому расчету, другие доставляются лишь данными, полученными на предыдущих постройках по испытаниям уже исполненных и существующих сооружений. От полноты, точности, систематизации данных этого последнего рода и зависит главным образом составление удачного проекта.

§ 5. Что же теперь имеется у нас и что делается, чтобы такого рода данные накоплялись и обрабатывались.

При Морском техническом комитете имеются: а) Статистический отдел по кораблестроению; б) Опытовый бассейн; в) научно-техническая лаборатория; г) Комиссия морских артиллерийских опытов.

При портах имеются приемные комиссии для испытания и приема материалов. Наконец, для испытания судов образуются специальные отряды, в состав которых их назначают.

Казалось бы, все есть, между тем недостаток данных дает себя чувствовать самым коренным образом, как только приступят к обсуждению любого проекта, за исключением лишь того, что касается чисто артиллерийской части.

Главная этому причина – отсутствие единого плана, единой системы и определенно и точно намеченной цели производимых опытов и испытаний и вместе с тем одновременное преследование двух задач: 1) выполнения чисто приемных испытаний для удостоверения, в какой мере заводами исполнены принятые на себя контрактные обязательства, и 2) получения необходимых о корабле или материалах данных. Первая задача является всегда главною и поглощает вторую.

§ 6. Чтобы высказанные положения сделать еще более ясными, приведем некоторые примеры.

а) Испытание материалов производится единственно приемное, которое совершенно не выясняет их механических качеств и не доставляет о них тех данных (предел упругости, предел пропорциональности, модуль упругости), которые при рациональном проектировании нужны гораздо более, нежели грубо определяемые предельное сопротивление и предельное удлинение. Следствием этого является, что кораблестроением далеко не использованы и не используются успехи новейшей металлургии.

б) При испытаниях корабля проверяется исправное и обусловленное контрактами действие всех его механизмов, но по отношению к самому кораблю как целому сооружению делается весьма мало по большей части, да и то в видах контрактных, ограничиваются определением наибольшего хода и силы машины.

Между тем, чтобы при проектировании корабля использовать результаты, доставляемые испытанием моделей, необходимы точные и систематически выполненные прогрессивные испытания, а таковых имеются лишь те, которые были выполнены самим бассейном, что при существующем положении в его задачу не входит и на что он не имеет средств.

Такое важное и притом не поддающееся теоретическому расчету качество, как поворотливость, совершенно не исследуется. Периоды качании корабля не определяются, погашение размахов неизвестно ни для одного корабля и т. д. Напряжения, испытываемые связями корабля при качке и при разного рода обстоятельствах его службы (например, подкреплениями под башнями при стрельбе), не определяются и не исследуются. Получение таких данных совершенно не входит в задачи приемных комиссий, да и не под силу нм как составляемым из лиц постоянно сменяющихся и руководимых начальниками, которые после двух комиссий получают другое назначение. Очевидно, что такая переменная комиссия не может обзавестись ни надлежащим набором измерительных приборов, ни выработать привычного персонала, умеющего с ними обращаться. Как следствием этого является то, что, несмотря на груды приемных актов, какой бы вопрос о корабле ни возникал, проверенных, точных, полных и приведенных в доступный для пользования вид данных для его решения не имеется.

Еще пример: на морском полигоне беспрестанно производится испытание броневых плит и снарядов. При этом плита ставится на щит, конструкция которого ничего общего не имеет с устройством судового борта; таким образом, кораблестроение не использует того опыта, который артиллерия могла бы доставлять ему, так сказать, попутно, без ущерба для себя. (Подобное испытание было произведено единственный раз для броненосца «Андрей Первозванный», показало неудовлетворительность конструкции и ни повторено, ни использовано не было.)

Таким образом, кораблестроение доселе еще не имеет точных данных о действии фугасных снарядов на судовой надводный борт, прикрытый тонкою броней, на действие их на броневую палубу и т. п. и, предлагая ту или иную конструкцию, не может обосновать ее доказательно, а негадательно, и это не потому, чтобы артиллерия такие данные затруднялась доставить. Здесь проявляется лишь наглядно разрозненность учреждений, производящих испытания, и отсутствие единого плана и объединяющей системы производства их.

§ 7. Вопрос о полезном действии турбинных механизмов явится опять коренным, как это было при выработке заданий для будущих броненосцев, и если вперед и заблаговременно не подготовиться к всестороннему их испытанию, то этот вопрос и в будущем не получит своего решения. Для турбинных механизмов сила определяется по углу скручивания гребного вала особыми приборами – торзиаметрами. Уже одно разнообразие их конструкций указывает на их несовершенство. Очевидно, что, кроме выбора типа торзиаметра, надо знать и постоянные упругости (модуль сдвига) вала. Надо будет иметь средства для калибрования, выверки, исследования торзиаметров, которое, конечно, не может быть производимо случайным и переменным составом приемных комиссий.

§ 8. Не умножая числа примеров, можно уже из вышеизложенного наметить основные начала и задачи для деятельности предполагаемого учреждения, ведающего делом опытов и испытаний.

Назначение учреждения:

А. Получение точных и проверенных данных, относящихся к кораблю, его устройствам и механизмам, а также материалам, идущим на его постройку, путем систематических, научно и независимо от каких-либо финансово-контрактных целей обставленных опытов и испытаний самого корабля, его механизмов и входящих в его постройку материалов.

Б. Группировка, обработка и систематизация полученных непосредственными измерениями результатов для приведения их к виду, удобному для пользования при составлении проектов корабля или отдельных его устройств.

Из этого следует, что в состав учреждения должны входить:

а) Опытовый бассейн, задачи коего должны быть расширены в том смысле, что к нему должно перейти не только испытание моделей, но и самих судов, как в отношении их мореходных качеств, так и крепости, а также производство прогрессивных испытаний;

б) испытательная лаборатория, научно обставленная для испытания и исследования материалов. В круг ее обязанностей должно входить – следить за развитием металлургии, в особенности стали, дабы пользоваться своевременно ее успехами при кораблестроении;

в) физико-химическая лаборатория, оборудованная главным образом для исследования судостроительных материалов в смысле их химического строения и микроструктуры;

г) механическая и электротехническая лаборатории, задача которых – испытание и исследование механизмов, котлов, моторов и т. п.;

д) в состав этого учреждения должны входить представители морского полигона, лаборатории взрывчатых веществ, дабы оно было постоянно в курсе намечаемых чисто артиллерийских или минных опытов, чтобы по возможности обставлять их так, чтобы попутно получать и необходимые для судостроения данные.

После Цусимы, то есть потери основного состава флота и в преддверии его восстановления не обратить внимания, а уж тем более положить подобную записку «под сукно» было невозможно.

Ей был дан ход… Она достигла высшей инстанции.

– Н-да, «независимо от каких-либо финансово-контрактных целей…». Что вы скажете об авторе этого неприкрытого обвинительного заключения, Иван Михайлович?

– Полковник Крылов – светлая голова, ваше императорское величество, – не задумываясь, с непосредственностью старого моряка ответил морской министр адмирал Диков, представивший «Записку» Крылова.