Текст книги "Здравствуй, Валерка! (сборник)"

Автор книги: Владимир Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

коридоре.

В "Девятке" – органе юных спортсменов – Марик весело улыбался на

большой фотографии. Под снимком было написано "М.Кривошеев после рекордного

прыжка".

А на противоположной стене коридора в "Кляксе" висела карикатура на

Марика. Обвешанный двойками, сгибаясь под их тяжестью, он еле-еле передвигал

ноги.

Когда Марик проходил по коридору, сами понимаете, в какую сторону он

глядел.

Конечно, в ту, где висела "Девятка".

Марик назубок знал одно, что в мае, этом солнечном месяце весенних

кроссов и выставления годовых оценок, ему нужно не подкачать и выиграть

первенство города. Что он и делал каждый год. И тогда ему прощались все

двойки. Что ни говорите, спортивная гордость школы.

Но в этом году Марику не повезло. Первенство города он выиграл, и все

учителя простили ему двойки. Все, кроме Нины Николаевны, "англичанки".

Никакие уговоры и разговоры на нее не действовали. Нина Николаевна твердо

стояла на своем:

– А как Кривошеев будет выступать на Олимпийских играх? Его же туда не

пустят без знания иностранных языков. И когда я требую, чтобы он овладел

английским, я желаю ему только добра.

Марик прекрасно понимал, что ему желают только добра. Но также

прекрасно понимал, что работа на лето ему обеспечена.

И он получил ее.

Ваське Блохину не везло в другом. Он обожал пофантазировать. И поэтому

страшно любил писать сочинения и изложения. Там он мог придумать все, что

хотел. Но подводили Ваську запятые, двоеточия и тире. Ставил он их где

попало, иногда угадывал, а чаще – нет.

Учителя охотно читали всему классу Васькины сочинения, а потом, тяжело

вздохнув, принимались за арифметику. "Пятерка плюс единица будет шесть.

Разделить на два, получится три". Но в журнал ставили почему-то двойку.

Толька Прокопенко страдал от своей плохой памяти. Был он удивительно

забывчив. Учитель вызывал его прочитать по тетрадке решение задачи. Толька с

шумом вскакивал и начинал лихорадочные поиски тетради. Учитель терпеливо

ждал. Толька искал тетрадь в своем и соседа портфелях, в парте, под партой, в карманах брюк, куртки и пальто. Добросовестные поиски не приводили ни к

чему. Толька огорченно разводил руками:

– Наверное, я забыл тетрадку дома, но ответ у меня сошелся с

задачником.

– Дома? – переспрашивал учитель, делая вид, что не расслышал последней

Толькиной фразы. – Ну что ж, сбегай домой. Мы подождем.

Какой смысл бежать домой, когда тетрадка преспокойно лежит в портфеле.

Но в ней, разумеется, не было решения задачи.

Являлся Толька обычно к концу урока и рассказывал, что квартира закрыта

и он поэтому не мог попасть домой, а там, конечно, тетрадка лежит, и задачка

решена, и ответ сошелся...

– Ну что ж, – говорил учитель, – вот тебе условие задачи, иди к доске и

решай.

Тогда Толька до конца осознавал, как это ужасно иметь плохую память.

Под веселый хохот ребят он стучал мелом по доске, писал какие-то

удивительные числа, стирал, путался.

Вот какие истории мы услышали у костра и готовы были слушать еще, и уже

очередной оратор откашливался, чтобы произнести речь, но Алена хлопнула по

раздутому саквояжу и воскликнула:

– Все понятно.

Она открыла саквояж и стала вытаскивать из него хорошо нам знакомые

задачники и учебники.

– Начинаем повторять пройденное, – объявила Алена. – Заниматься будем

по часу в день. Вместо парт будете сидеть на пеньках. – Галя, раздай ребятам

тетрадки и карандаши. Начнем урок.

Веселая дюжина зароптала. Толька выкрикнул:

– До первого сентября никто не имеет права сажать нас за парты.

Ребята вскочили, зашумели. И тут Алена обратилась ко мне:

– Валера, как ты считаешь, что мы должны сейчас делать?

Это был исторический момент.

Ребята затихли и уставились на меня. Веселая дюжина ждала от Валерия

Коробухина решения. Как я скажу, так и будет.

Я хотел уже ответить, что никакие уроки нам не нужны, но Алена с

улыбкой глядела на меня, и мой язык сказал совсем не то, что хотел сказать

я:

– Мы должны повторять пройденное.

И тут же спохватился. Что я говорю?

Но дело было сделано. Ребята со вздохом уселись на пенечках.

Шестая серия моих снов

Я подбегаю к шоссе и еще издали вижу, что мои друзья стоят и ждут меня.

Лица у них хмурые, смотрят ребята на меня косо, и я ни с того ни с сего

начинаю чувствовать себя виноватым.

– Вот она и показала когти, – мрачно произносит Горох. – А ты до чего

докатился, а ведь был человеком...

– Ну какие "когти", – говорит Семка. – Надо присмотреться к Алене.

И тут взрывается тихий Генка.

– Алена говорила правильно, потому что двойки получать стыдно, и вообще

стыдно быть дураком.

Вот что прокричал Генка Кольке Гороху, и Колька, у которого на одну

беду семь ответов, молчит как рыба.

– Ребята, а когда мы снова все вместе отправимся в путешествие?

Как всегда, Семка находит самые нужные слова, чтобы нас помирить.

Лица моих друзей светлеют. А и вправду – когда?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ,

В КОТОРОЙ ДЕЙСТВУЮТ ЛЕШИЕ

Утром под бодрый грохот барабана мы направлялись в лес. Обычно нас

провожал весь лагерь. Ленька Александров и его ребята посмеивались:

"Усмирили веселую дюжину". А Капитолина Петровна счастливо улыбалась.

Наконец-то веселая дюжина попала в надежные руки, наверное, думала она. И, вообще, какая это дюжина, когда нас уже восемнадцать человек.

Итак, веселая дюжина превратилась в ангелочков, разве что без крылышек.

Мы безропотно рассаживались на пеньках, открывали тетради и учебники. И

вовсю шли самые настоящие уроки. Учителей у нас было сразу шестеро – Алена, Галка, веснушчатый Олег и трое ребят, которые вслед за ним перешли в наш

отряд.

Только теперь я разгадал тайный план Капитолины Петровны. После того

как веселая дюжина превратилась в геройскую, а именно после похищения

неприятельского флага, к нам захотели перейти из других отрядов многие

ребята. Все они жаждали быть героями. Но Капитолина Петровна послала к нам

самых лучших, проверенных... Ну, чтобы они взяли над нами шефство, так

сказать...

Но Галка, наверное, сама захотела перейти к нам, хотя и продолжала жить

в домике своего отряда. А с веселой дюжиной она делила хлеб-соль, то есть

ходила в столовую, а также радости и беды, то есть целый день была с нами.

Ради чего или кого тогда Галка к нам перешла? Может, из-за меня? А

почему бы и нет? Чудеса хоть и редко, но случаются...

Чтобы вдохновить веселую дюжину, Алена рассказывала, как во время войны

дети партизан учились в лесных школах. Иногда в середине урока прилетал

фашистский самолет и начинал бомбить партизанский лагерь. Ребята прятались в

укрытие, а когда бомбардировщик улетал, урок продолжался.

Я поглядел на небо, не покажется ли в голубом просторе самолет. Мы бы с

удовольствием укрылись в зарослях малины, которые тянулись неподалеку от

нашей полянки.

– Переменка! – громко объявила Алена. – Далеко не расходиться.

Мы вскочили и бросились, конечно, к зарослям малины. Увертываясь друг

от друга, мы неслись, не разбирая дороги.

Остановились удивленные.

Мы очутились в березовой роще. Березы росли не рядышком, а в отдалении

одна от другой. Наверное, для того, чтобы каждую можно было хорошенько

рассмотреть.

Сегодня пасмурно, а в роще – светлынь. Березки сияют, как лампы

дневного света. Нас охватила непонятная радость. Тихие и смирные, мы

переходили от березки к березке. Словно мы были не в лесу, а в музее.

Мы спускались с холмов в низинки, каждый раз ожидая, что появятся наши

заросли малинника. Но березовая роща и не думала оканчиваться.

Я уже догадался, что мы пошли не в ту сторону, но мне совсем не

хотелось покидать удивительную рощу.

– Ребята, мы, кажется, заблудились, – спохватился Юрка.

– Что это значит – заблудились? – возмутился Толька.

– Очень просто, – ответил я. – И нет никакой надежды, что мы выберемся

отсюда до зимы.

– А что мы жрать будем? – хмуро поинтересовался Толька.

– Можно и поголодать, – загорелся Васька. – Есть будем все, что растет

в лесу...

– Ага, – поддержал его Марик. – Мы будем робинзонами...

Слова Марика всем пришлись по душе. Даже Толька немного приободрился.

Все-таки, что ни говори, а робинзоном быть приятно.

– Какие же мы робинзоны, – усмехнулся Юрка, – нас слишком много. Мы

самые обыкновенные лешие.

Веселая дюжина расхохоталась. Лешие так лешие.

Между прочим, заблудилась только веселая дюжина. А все, кто пришел к

нам в день открытых дверей, остались с Аленой.

Хотя разве мы заблудились? Если бы мы очень захотели поискать дорогу

назад, мы бы ее нашли. Но мы не очень хотели. Значит, мы не заблудились, а

просто удрали...

Я старался не думать об Алене. Она уже беспокоится о нас и, наверное, начала поиски.

Сначала мы набрели на заросли малины и полакомились спелыми ягодами.

А потом вышли к речке. На ее берегу сделали привал и купались в теплой

воде до самого вечера.

Когда стало темнеть, пошли искать место для ночлега. Мы поднялись на

горушку и увидели зеленый домик с маленькими окошками, который стоял на

колесах. Ну, точно, как избушка на курьих ножках.

Возле домика пылал костер. Вокруг костра сидели люди. Мы несмело

подошли поближе, сказали "здравствуйте".

– Туристы? – спросил седой дедушка. Он снял очки (под ними оказались

другие) и внимательно посмотрел на нас.

– Ага, туристы, – охотно согласился я и подсел к костру. За мной и

ребята.

Некоторое время мы молча разглядывали дедушку, который попыхивал

папироской, бабушку, которая помешивала в кастрюле какую-то еду, и их, наверное, внука и двух внучек, которые с неменьшим любопытством глазели на

нас.

– А где ваши рюкзаки? – поинтересовался дедушка.

Пришлось сознаться, кто мы и что с нами произошло.

– Небось голодные? – всплеснула руками бабушка. – Погодите чуток, уха

доваривается.

Девчонки хихикнули, а мальчишка серьезно спросил:

– А у вас компас есть?

– Нету, – ответил Юрка.

– Как же вы без компаса живете? – удивился мальчишка и показал нам свой

компас.

Мы с уважением посмотрели на мальчишку и его компас.

Вскоре мы жадно хлебали из мисок вкуснейшую уху, а я про себя подумал, что в следующий раз надо будет заблудиться с удочками.

– А далеко ли до нашего лагеря? – спросил Толька, когда мы насытились.

– Это до Ракитного, значит? Да рукой подать! Километра три до шоссе, а

там на автобусе четыре остановки, – объяснил дедушка.

– А мы завтра снимаемся с якоря, – похвалился мальчишка.

– Утром придет машина, и мы поедем на Нарочь, – подала голос одна из

девчонок.

– За лето, смотришь, и всю республику исколесим, – рассмеялся дедушка.

– А где ж вы ночевать думаете? – поинтересовалась бабушка. – У нас в

домике, сами понимаете, тесно...

– Зачем им домик? – воскликнул дедушка. – На берегу стога видали?

– Видали, – хором ответили мы.

– Поспать в сене – это же благодать, – мечтательно протянул дедушка.

Мы поблагодарили за угощение и стали прощаться. Бабушка вручила мне

большой сверток с едой.

Едва мы забрались в стог, как сразу же заснули.

Утром меня растолкал Марик:

– Валерка, исчез Толька.

– Может, он на речку пошел? – сказал я.

На речке Тольки не оказалось. Я понял, что он сбежал. Боясь нагоняя от

Капитолины Петровны, он решил явиться с повинной.

– Ребята, – обратился я к проснувшейся веселой дюжине, – скоро за нами

приедут. Поэтому не будем терять даром драгоценного времени.

Мы искупались, съели все, что нам дала хлебосольная бабушка, и

отправились на горку, где стоял зеленый домик на колесах.

Но его уже не было.

– Уехали, – с завистью протянул Марик.

– Смотрите, что здесь написано, – крикнул Юрка.

Мы подбежали к нему и увидели выложенную из шишек надпись: "Счастливого

пути". Наверное, мальчишка и девчонки постарались.

– Сейчас едут по дороге, – вздохнул Васька.

– Если бы лагерь такой был, на колесах! – воскликнул я. – Сегодня тут

пожили, а завтра уже на Нарочи. Сколько бы можно было посмотреть интересного

и необыкновенного!

Натужно завыла машина, беря крутой подъем. Через минуту лагерный

грузовик, петляя между сосен, приблизился к нам.

Еще не успела машина остановиться, как из кабины выскочила Капитолина

Петровна. Заглядывая каждому в лицо, она пересчитала нас, а потом, облегченно вздохнув, сказала:

– Садитесь в машину. Поговорим в лагере.

Из кузова махала нам рукой Алена.

Когда я увидел ее побледневшее лицо, сразу понял, как Алена переживала

из-за нас, может, даже ночь не спала.

Еще раньше я разглядел в кабине Тольку, который упорно старался не

замечать нас.

– Капитолина Петровна, – сказал я, – пусть Трофименко в кабину сядет, он с утра кашляет.

Юрка упирался и отговаривался, но Капитолина Петровна посадила его в

кабину. А Толька вынужден был перебраться в кузов.

Машина тронулась в путь. Пока мы не выбрались на шоссе, грузовик не раз

хорошо подпрыгивал на ухабах. И почему-то всякий раз мы летели прямо на

Тольку. Получалась куча мала, а в самом низу ее терпеливо страдал Толька.

– Как вы жили-были, робинзоны? – спросила Алена.

– Мы не робинзоны, а лешие, – объяснил Васька.

– И вправду, лешие, – улыбнулась Алена. – Вы не можете себе

представить, как мне хочется надрать вам уши.

– Почему не можем представить? – ответил я. – Представляем, но нам не

хочется.

Не в силах сдержаться, Алена рассмеялась. Ребята тоже захохотали.

Я смеялся вместе со всеми. Мне было очень весело оттого, что я вижу

Алену.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,

В КОТОРОЙ МЫ ИСПРАВЛЯЕМ СВОИ НЕДОСТАТКИ

Разговор с лешими занял всего три минуты. Капитолина Петровна свою

краткую речь о делах нашего отряда окончила странно:

– Девятый отряд распустить и присоединить его к первому отряду.

Нам даже не дали открыть рта, а заставили собрать свои вещички и

переселиться в дом первого отряда.

Из председателя совета отряда я превратился в обыкновенного пионера.

Переживал ли я? Очень. Для меня даже померкло рыжее, как моя голова, солнце.

Правда, оно померкло и для других ребят. Зарядил дождь, он лил как из ведра, словно кто-то на небе забыл закрутить кран.

Когда идет дождь, мы сидим в палатах. Когда мы ходим или бегаем, дождь

тихо сидит в облаках. Это дважды два лагерной жизни.

Но в новом домике мне не сиделось, и поэтому, надев плащ, я побрел в

дальний угол лагеря. Там, у самого забора, уселся под лохматой сосной на

какую-то корягу и принялся размышлять.

Интересно, а откуда Капитолина Петровна знает о подмене термометра?

Наверное, Ленька ей наябедничал. И вот теперь он мой председатель совета

отряда. Невеселые дела!

– Можно войти?

Я поднял голову. Передо мной стояла и улыбалась Галка. Дождь барабанил

по ее плащу.

– Входи, места хватит! – сказал я.

Галка уселась рядом со мной на корягу.

– Ты чего такой грустный? – спросила она.

– А почему я должен быть все время веселый? – рассердился я.

– Нет, совсем не должен... – растерялась Галка и, чтобы переменить тему

разговора, сообщила: – Сегодня после обеда диспут.

– Понятно, – зевнул я, – в общем, болтовня.

– Сегодня мы будем спорить на тему: "Если у тебя есть недостатки, исправь их". И ты знаешь, что мне пришло в голову? Давай дадим бой Леньке!

Я чуть не подпрыгнул на коряге:

– Ну, Галка, замечательно придумала!

Галка зарделась от моей похвалы и тихо спросила:

– А почему ты перестал писать мне записки?

– Да понимаешь, – завертелся я на мокрой коряге, как на горячей

сковородке, – нет времени, бумаги нет, карандашей нет... И потом, зачем

писать записки, мы же в одном лагере...

– В школе мы тоже учились вместе, но ты все равно каждый день писал

мне, – вздохнула Галка.

До чего все запутывается у меня в жизни, подумал я. Может, диспут

поможет мне разобраться?

...Перепрыгивая через мутные лужи, по которым лупил дождь, мы добежали

до столовой, где за столом восседали Капитолина Петровна и Ленька

Александров, а на скамейках разместились все, кто захотел участвовать в

диспуте.

Когда Ленька вооружился колокольчиком, он почувствовал себя очень

уверенно. Это можно было прочитать на его довольной физиономии.

– Ребята, тише! – Ленька тряхнул колокольчик, и тот зазвенел. -

Начинаем диспут.

Я хмыкнул. Интересно, кто первый начнет каяться в своих недостатках?

Первой вышла к столу Зина, с которой я не очень удачно учился рисовать.

– У меня много недостатков, – забормотала она. – Я завидую знаменитым

художникам. Я хочу рисовать, как они. Нет, неправда, я хочу рисовать лучше

их.

– Но это не недостаток, – заметила Капитолина Петровна, – это даже

хорошо, что ты стремишься к лучшему.

Вслед за Зиной каялся долговязый парень с большой лиловой шишкой на

лбу.

– Я боюсь ходить ночью по лагерю, – стесняясь, сказал парень. – Но я

борюсь со своим недостатком. Я закрываю глаза и смело иду.

Ребята захохотали. Вот откуда у него лиловая, как слива, шишка.

В спину парню, который прикрывая шишку, отправился на свое место, Ленька Александров снисходительно бросил:

– Надо закалять волю, – и повернулся к нам: – Ребята, а почему

помалкивает бывшая так называемая веселая дюжина? По-моему, у них

недостатков даже слишком много. Мы ждем от них искреннего осуждения своих

проступков. Кто хочет выступить?

– А почему ты не выступишь? – крикнула Галка.

– Не хочу, – отрезал Ленька. – Веселая дюжина! Мы ждем.

– Ты зубы не заговаривай, – весело перебил я его. – У тебя, может, недостатков нет?

– Нет, – зло ответил Ленька.

– А хочешь, я назову твои недостатки? – улыбнулся я.

– Назови, – неуверенно промычал Ленька и побледнел.

– Ты ябеда, – четко и громко сказал я. – И еще трус.

– Правильно! – закричала Галка и другие ребята.

Капитолина Петровна поспешила меня одернуть:

– Ты бы лучше, Коробухин, о своих недостатках рассказал. Или у тебя их

нет?

– О своих, расскажи о своих, – оживился и Ленька.

– Почему нет? У меня есть недостатки, – рассуждал я, выбираясь из

последнего ряда к столу.

– Ну, так мы тебя слушаем, – поторопила меня Капитолина Петровна.

– У меня всего один недостаток, – так я начал каяться, – но зато

большой. Вернее, длинный. Это мой язык.

– Вот-вот, – улыбнулась старшая вожатая.

– Конечно, – продолжал я, – если бы я, когда нужно, поддакивал или

нашептывал на ушко, то жил бы припеваючи, как некоторые...

Я выразительно посмотрел на Леньку. Он стал белым как стена. Ничего, кроме очков, нельзя было увидеть на его лице.

Капитолина Петровна задумчиво крутила в руках карандаш.

– Я обещаю, – торжественно произнес я, – что никогда не исправлю свой

недостаток.

Провожаемый смехом, я прошел на свое место. Капитолина Петровна встала

и тряхнула колокольчиком.

– Ребята, посмотрите, – сказала она, – погода исправила свой

недостаток. На дворе – солнышко. Поэтому мы заканчиваем наш диспут.

Согласны?

– Согласны, – зашумели ребята и выбежали из столовой.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ,

В КОТОРОЙ Я РАССКАЗЫВАЮ СКАЗКУ

Навстречу мне шли, заливаясь от хохота и чуть ли не обнявшись, Толька и

Ленька Александров. Увидели меня, перестали хохотать и с ехидными улыбочками

прошествовали мимо.

Да-а-а! Если Толька спелся с Ленькой Александровым, это неспроста. Они

явно что-то затевают против меня.

– Вот он где! – услыхал я радостное восклицание Юрки.

– А мы тебя всюду ищем, – сказал Марик.

Друзья встали по обе стороны от меня. Я серьезно поглядел им в глаза.

– Вы умеете держать язык за зубами?

Ребята молча прижали руки к груди. Все ясно – умеют!

И я рассказал им о своих подозрениях.

Юрка задумчиво протер очки:

– Если бы знать, что они затеяли.

– Надо не спускать с них глаз, – воскликнул Марик, который не терял

времени даром. Он делал гимнастическое упражнение "пистолетик". – Установим

за ними круглосуточное наблюдение.

– Правильно, – подхватил идею Марика Юрка. – С утра я наблюдаю за ними, после обеда – Марик, вечером – Валерка, а ночью – Васька. На следующие сутки

будут вести наблюдение другие ребята.

Свой союз мы скрепили крепкими мужскими рукопожатиями и побежали в

столовую. За ужином ничего страшного не произошло. Мои враги не хотели себе

портить аппетит.

После отбоя мы укладывались спать, но спать обычно не хотелось. Сна не

было ни в одном глазу. Вожатые и воспитатели разводили руками: "Почему и

отчего?" Им было непонятно. Мы, мол, целый день гоняем, как угорелые, не

останавливаясь ни на секунду. А потому должны спать, как суслики, тушканчики

и прочие грызуны.

Но мы, честное слово, ни капельки не уставали. И потом, мы собрались

вместе, лежим в одном домике, никто нам не мешает, и можно наконец вволю

наговориться.

Каждый из ребят стремился рассказать интересную историю, которую он

слыхал или вычитал в книге. Чаще других в нашем домике рассказывал Юрка. Он, наверное, прочитал за свою жизнь все книги, какие были на свете и в лагерной

библиотеке.

Иногда приходило вдохновение и ко мне. Вы сами понимаете, я не

пересказывал то, что было в книгах, а сочинял новые истории. Сегодня, когда

мы впервые ночевали в доме Ленькиного отряда, я решил, что пришла моя

очередь.

– Ребята, – крикнул я, – хотите, я вам расскажу сказку?

– Про белого бычка? – Это, конечно, Толька выскочил.

Я понял, что он сегодня будет мне здорово мешать. Ладно. Пережуем.

– В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, – начал я, и шум постепенно улегся вместе с ребятами на кроватях. – И было у царя два

сына...

– Один умный, а другой – дурак? – перебил меня Ленька.

– Нет, этому царю крупно не повезло, у него было два сына, и оба

дураки.

Ребята зашикали на Леньку и Тольку, и те перестали прерывать течение

моих мыслей.

– ...Царские сыновья, – продолжал я, – были дурни что надо. Один был

страшно гордый. Приказал, чтобы все, кого он повстречает на пути, бухались

ему в ножки и непременно называли – государь ты наш батюшка.

Другой дурак еще похлеще был. Как кто ему не угодит, слово поперек

молвит, сразу бежит к папаше и ябедничает. И царь-папаша казнил того, неугодного, а дурак радовался и хлопал в ладоши...

Ребята слушали вовсю, они уже догадались, что сказка не простая. Толька

и Ленька тоже не подавали голоса.

– ...Вы сами понимаете, что никто в том царстве-государстве не любил

дураков. Все их люто ненавидели. Дураков и в сказках не любят. Всеобщим

любимцем у людей был один добрый молодец. Косая сажень в плечах, он одной

рукой выжимал десять раз пудовую гирю. Добра молодца любили за то, что он

заступался за бедных и за девчонок, смело бился с дураками и врагами, а еще

за то, что песни пел веселые и всякие забавные истории рассказывал. Люди, слушая его, животики надрывали и на время забывали о своих бедах и двойках.

Вот этого добра молодца и задумали дураки погубить, потому что он не

кланялся им в ножки, а иногда давал и по морде.

Дураки наябедничали своему папаше. А папаша-царь только мигнул и ногой

топнул, как стражники схватили добра молодца и заточили в тюрьму. Тюрьма

была на скале высокой, а решетки такие, что не перепилишь, тут автоген

нужен. А какая в то время техника была? Конь вместо трактора.

Добру молодцу сказали, что завтра, едва луч солнца коснется решеток

тюрьмы, ему отрубят голову. Добрый молодец обхватил покрепче свою голову, пока она еще была на плечах, и закручинился...

Я на некоторое время замолк, чтобы дать своим слушателям подумать, и

продолжал:

– ...Но не знал добрый молодец, что в царстве-государстве поднялся за

него народ. Вели восставших друзья добра молодца.

Один – ученый, который прочитал все книги на свете и знал много стихов

на память, а другой – самый сильный, самый ловкий и самый смелый во всем

государстве.

Ворвался народ в тюрьму и освободил добра молодца. А потом восставшие

пошли во дворец и дали пинка царю и его сыновьям. Те долго летели кубарем с

горы вниз, пока не очутились в болоте и не превратились в жаб. Они там и до

сих пор квакают.

Конец сказки был встречен веселым смехом, а Марик решительно вскочил на

кровати, и ее пружины грозно заскрипели.

– Слушайте, вы, Толька и Ленька! Если вы тронете Валерку, получите от

нас от всех. Поняли?

– А кто его собирается трогать? – невразумительно пробормотал Ленька.

– Ты понял? – грозно повторил Марик.

– Понял, – неохотно промямлил Ленька.

– А ты? – спросил Марик у Тольки.

– Я все понял, – заюлил тот. – Ты не беспокойся, Марик!

– Попробуйте только! – зашумели ребята из нашего нового отряда.

А я подумал, что зря волновался. С такими ребятами я никогда и нигде не

пропаду.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ,

В КОТОРОЙ ТОЛЬКО ОДНИ МЫСЛИ,

И ПОЭТОМУ УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ

СМЕЛО ЕЕ МОГУТ ПРОПУСТИТЬ

Я вскочил и долго не мог понять, что к чему.

Я проснулся внезапно, как будто кто-то меня стукнул по плечу или как

будто кто-то прокричал мне в самое ухо: "Эй ты, вставай!"

Я вскочил с постели и долго вертел головой, соображая, а что это такое

происходит и где я. Наконец до меня дошло, что я лежу (вернее, лежал, а

сейчас сижу) на койке в пионерском лагере "Лесная сказка" и что сейчас ночь

и тьма кромешная и самое время дрыхнуть без задних ног, как это умело делают

ребята.

Не понимая, что со мной стряслось, я стал укладываться спать, но тут

меня снова как будто стукнуло, а потом тряхануло как следует, а потом еще

раз стукнуло, и так несколько раз. Что за шуточки? Может, землетрясение?

И наконец я вспомнил.

Сегодня – мой день рождения. Мне стукнуло 13 лет. Ну и число! Может, оттого мне все время не везет в этом году? Ну, конечно. Отчего же еще?

Я снова лег, но сон от меня удрал, и я не пытался его ловить. Сейчас

самое время было поразмышлять о прожитой жизни.

Что ни говорите, а 13 лет – это не так уж мало. Если быть честным, это

очень много. Пройдет еще тринадцать лет, потом еще тринадцать, еще и еще, а

потом – все. Да ну, лучше спать, чем про такое думать.

Но заснуть никак не удавалось. Конечно, все мои беды в этом году

оттого, что это был тринадцатый год моей жизни. А с сегодняшнего утра, когда

начнется четырнадцатый год, все пойдет по-другому. Шиворот-навыворот. Нет, шиворот-навыворот тоже не стоит. У меня и так все шиворот-навыворот.

Золотые слова – надо начинать новую жизнь! Ого! Уже 13 лет! Надо

становиться серьезным и спокойным, слушаться маму, учителей, вожатых... В

общем, надо идти на пенсию.

Я бросил ломать голову над всякой ерундой и заснул.

Седьмая серия моих снов

Я выбегаю на шоссе. Гляжу налево – нет ребят. Гляжу направо – шоссе

пусто. Неужели что-нибудь стряслось и ребята задержались в пути? Может, велосипед у кого испортился? И сейчас Генка чинит его, как когда-то

(давным-давно!) мой.

Усаживаюсь на обочину и жду своих друзей.

– Валера, что ты здесь делаешь?

Знакомый голос заставляет меня обернуться. Алена топает по шоссе прямо

ко мне.

Странно, как она попала в мой сон?

– Жду своих друзей, – отвечаю я.

– Они приедут тебя навестить? – спрашивает Алена и садится рядом со

мной на обочине.

– Они почти каждый день меня навещают, – говорю я.

– Что-то я их ни разу не видела? – удивляется Алена.

Я молчу. Ведь я не могу ей объяснить, что друзья являются ко мне только

во сне и что Алена сейчас сама мне снится.

– Через день конец смены, – вздыхает Алена. – Жалко расставаться. Вы

уедете, а я останусь.

– Другие приедут, – утешаю я вожатую.

– Такие не приедут, – грустно качает головой Алена.

– А чем же мы особенные? – удивляюсь я.

– Как будто ты не знаешь?

Алена подмигивает мне и первая смеется. Вирус хохота проникает и в мой

организм. Мы заливаемся, сидя на обочине пустынного шоссе, на котором

почему-то сегодня не появляются ребята.

Отхохотавшись, мы умолкаем.

– Алена! – я первым нарушаю тишину.

– Что?

– Алена!

– Ну что?

– Алена, а сколько тебе лет?

– Восемнадцать, – отвечает Алена.

– А мне тринадцать исполнилось. Сегодня, – сообщаю я.

– Поздравляю. Желаю тебе – быть таким, какой ты есть.

– Спасибо. Алена!

– Ну что?

– А у тебя жених есть?

Запрокинув голову, Алена долго хохочет. Я не смеюсь и терпеливо жду.

Наконец Алена произносит:

– Ну и уморил. Я всегда говорила, что ты веселый парень.

– А я, между прочим, серьезно спрашиваю.

Алена удивленно на меня смотрит и тихо произносит:

– У меня нет никакого жениха.

– Ну и прекрасно, – сразу веселею я. – Зачем тебе жених? С ним же тоска

зеленая...

– А если он будет вроде тебя – веселый? – улыбается Алена.

На эти слова я не нахожу ответа и сосредоточенно молчу.

Алена поднимается:

– Когда приедут твои друзья, приводи их к нам в отряд.

По тропинке Алена идет к лагерю, а я снова оглядываю шоссе. С горки

катит группа велосипедистов. Это мои друзья! Но кто еще с ними? Я

внимательно всматриваюсь в лица. Вместе с Семкой, Горохом и Генкой вовсю

крутят педали Юрка, Марик, Васька и (чего только во сне не бывает!) Галка

Новожилова.

Я торопливо вскакиваю и бегу им навстречу.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ,

КОТОРУЮ ПО-ПРЕЖНЕМУ МОЖНО ПРОПУСТИТЬ

Утро новой жизни началось прекрасно. Солнце сверкало и улыбалось с

высоты. Ребята меня поздравляли с днем рождения. Я начистил до блеска зубы и

выпускал налево и направо солнечных зайчиков.

В столовой к нашему столику подошла Капитолина Петровна. Она произнесла

речь о том, что сильно надеется на благотворное влияние "Лесной сказки" на

меня, а также на то, что я вообще возьмусь за ум, пора уже. Капитолина

Петровна поздравила меня и преподнесла букетик незабудок и коробку, в

которой лежали белые из пастилы грибы с коричневыми шоколадными шляпками.

Алена подарила мне толстую книжку под названием "Тиль Уленшпигель", сказав, что она про меня.

Ребята вручили мне осмоленную сосновую палку, на которой было вырезано:

"Валерке Коробухину в день рождения. Веселая дюжина".

А тетя Рая преподнесла мне два стакана холодненького компота. Я очень

обрадовался. Ведь мамы в день рождения со мной не было, и не было ведра

маминого необыкновенного компота.

Так началось утро моей новой жизни.

ГЛАВА ХОТЯ И САМАЯ ПОСЛЕДНЯЯ,

НО В КОТОРОЙ ВСЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ

– Что с тобой? Ты какой-то не такой сегодня.

Мама подумала, проглотила две ложки горохового супа и нашла нужное

слово:

– Какой-то молчаливый.

– Угу, – ответил я, не переставая уплетать гороховый суп, которого

никогда не любил, а сегодня ел, и он мне даже нравился.

Я вернулся из лагеря. Я снова дома.

Поев, мама побежала на работу. А я подошел к окну и оглядел наш двор.

Все в порядке, все на месте, только ребят не видно.

И тут во дворе появился Семка. Я его с трудом узнал. Белый Семка стал

черным, наверное, точно таким, как Черное море.

Не мешкая, я выскочил во двор.

Долго и радостно мы хлопали друг друга по спине.

– Как твое Черное море? – наконец спросил я.

Семка в восторге завертел головой:

– Я тебе писал про него. Но, понимаешь, про море не расскажешь. Его

надо увидеть самому. Давай на будущее лето махнем на Черное море.

– Мы же на Малую Медведицу собирались, – перебил я Семку. – Ты что, забыл?

– А после Малой Медведицы можно съездить и на море, – подмигнул мне

Семка.

– Можно, – согласился я, и мы засмеялись.

И тут во дворе показался Горох.

– Смотрю, знакомые физиономии на буме сидят, – Колька просто сиял. -

Надо же повидаться с друзьями.