Текст книги "Командир"

Автор книги: Владимир Поселягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

И тут же выскользнула за дверь, пока я раздумывал.

«Так, надо привести мысли в порядок», – почесав затылок, подумал я.

– Ну-с, больной, очнулись? – донеслось до меня как сквозь вату. С трудом открыв глаза, увидел перед собой доктора.

– Что, простите?

– Как себя чувствуете, больной? – спросил доктор и, взяв мою руку, стал слушать пульс.

– Нормально я себя чувствую.

Из-за спины доктора выглянула давешняя медсестра и сразу наябедничала:

– Он сам очнулся, Эдуард Викторович. И встал. Я еле его уложила.

Доктор, отпустив мою руку, произнес:

– Больной, встаньте. Только осторожно. Головокружения нет? – и, придерживая меня за локоть, помог подняться.

– Да нет, нормально я себя чувствую. А когда меня выпишут?

– О, какой торопыга! Обследуем, и если все нормально, то завтра выпишем. Галочка, через час больного ко мне в смотровую, – сказал он и вышел из палаты.

– Больной… – начала Галочка, но я ее перебил:

– Почему сразу больной? Меня Михаилом зовут, можно просто Миха, и, кстати, когда кормить будут?

Медичка только фыркнула:

– Обед уже был, ужин будет только через два часа. Там к вам сестра пришла, сейчас позову, – и выскочила из палаты.

Я оглянулся, молчаливого соседа снова не было. И тут в палату ворвалась Ленка. С ходу выпалив:

– Как ты? – она ощупала меня взглядом.

– Да нормально все, нормально, – отмахнулся я и тут же задал волнующий меня вопрос: – Что-нибудь поесть принесла? А то есть охота, сил нет!

– Принесла, принесла. Знала, как очнешься, кушать захочешь. Вот. – Она стала выкладывать продукты на стол. Я схватил банан, почистил и стал с урчанием его поедать.

Сестренка с улыбкой за мной наблюдала, и вдруг я понял, что родителям она ничего не сообщала, боясь их потревожить. У отца слабое сердце. Не знаю, откуда взялись эти знания, но я это знал точно, видимо, по наитию.

– Спасибо, что родителям не звонила.

Ленка с удивлением посмотрела на меня.

– А ты откуда знаешь, догадался?

Не в силах говорить я только кивнул и взял второй банан.

– Афкафи со сега выло, – невнятно попросил я.

– Что? Ты сначала прожуй, а потом говори.

Я быстро пережевал.

– Расскажи, что вчера было, – повторил я.

Ленка помрачнела.

– Все у меня на глазах произошло, я тебя еще в маршрутке увидела, ты к Кольцу подходил…

* * *

Лежа после обследования на кровати, я обдумывал сегодняшний день. Завтра выписывают, сестренка ушла домой. После ее ухода я позвонил родителям, успокоил их, почему не звонил, почему номер недоступен. Сказал только одно – «черная дыра». Вопросы сразу отпали. Сказал, что сессия закончилась и что я, погостив пару дней у сестры, приеду домой. Мама к моему приезду обещала сделать отбивные. Сглатывая слюну и подавив желание рвануть домой немедленно – полтора месяца без нормальной еды! – прикрыл глаза.

Начиная подремывать, я вдруг увидел себя со стороны. Вот я лежу на кровати, в палату заглядывает Галочка, говорит:

– Больной, время ужина. Столовая на втором этаже направо, – и, улыбнувшись, уходит.

Вот я сажусь на кровати и, свесив ноги, пытаюсь нащупать тапки, и тут раздается стук за окном. Повернув голову, я вижу голубя. Балансируя на небольшом сугробе, он требовательно стучит в окно. Тут отворяется дверь, и в палату входит Петр Семеныч. Увидев голубя, он улыбается и говорит:

– А, Михайло Викторович прилетел! Вот я тебе припас, – и, открыв окно, впускает голубя на подоконник.

И тут я открыл глаза и сел, вернувшись в реальность. Опустив ноги на пол, огляделся, в палате, кроме меня, никого не было.

«Уф! Просто глюки!»

Бесшумно открылась дверь, и в палату вошла Галочка:

– Больной, время ужина. Столовая на втором этаже направо, – и, развернувшись, удалилась.

Проводив ее выпученными глазами, я стал усиленно чесать затылок:

– Что за?.. – но договорить не успел, в окно застучали.

Посмотрев в окно, я уже знал, что там увижу. Голубь глядел на меня бусинками глаз и стучал в раму. Тут в палату вошел Петр Семеныч и, улыбнувшись, радостно произнес:

– А, Михайло Викторович прилетел! Вот я тебе припас, – и, открыв окно, впустил голубя в комнату.

Перебравшись на подоконник, голубь, вопросительно наклонив голову, посмотрел на соседа.

– Сейчас. На вот… Тут печенье, крошки хлеба, все как ты любишь. – Он достал из тумбочки небольшую тарелку со сколом на боку и стакан с водой. Поставил перед голубем, умиленно наблюдая, как голубь склевывает корм. Обернувшись ко мне и увидев мои ошалевшие глаза, поспешил объяснить:

– Да это Михайло Викторович, талисман нашей палаты. Кто-то из прошлых жильцов этой палаты приманил его, прикормил, теперь каждый день прилетает поклевать, и вот… – объяснял он, как будто мне был интересен этот голубь.

«Ну нифигасе! Это что, я будущее вижу?!»

Не слушая соседа, я лихорадочно обдумывал ситуацию.

«Так, так, так! Надо проверить, что это было». – Прикрыв глаза, я мысленно скользнул в себя и стал глядеть, что я из будущего делаю. Посмотрел сколько смог – черт, не больше пяти минут. Дальше не получалось. Встав с кровати, подошел к радиоприемнику и включил его. Послышался молодой бодрый голос диктора:

«…забавный случай произошел в США, в пригороде Чикаго. Грабители, покидающие место преступления – один из домов в деревеньке Арлингтон-Хайтс, – решили убить немых свидетелей: аквариумных рыбок, внимательно за ними наблюдавших. Они налили в аквариум с тремя рыбками острый соус, горчицу и кетчуп, а также засыпали специй. Грабителей, пойманных по горячим следам, обвиняют в ограблении и жестоком обращении с животными…»

«Класс! Прям точь-в-точь, как я увидел и услышал в будущем!»

Обдумывая и анализируя все, что только что произошло, вместе с Петром Семенычем сходил в столовую, где нас удивительно хорошо и вкусно покормили. Когда вернулись в палату, сосед, накинув на плечо полотенце, вышел, оставив меня одного.

Хмыкнув, я задумался. Первый вопрос: что мне было нужно? Ну это понятное дело – деньги, потом… деньги и тоже деньги. Денег надо много. Ленке квартиру купить, а то она на съемных мается. Брать у простых граждан, это… это вообще конченым козлом надо быть! У кого можно и не жалко? Так, первые – это всякие чиновники коррупционеры, бандиты, ну и банки-грабители. Начнем, пожалуй, с коррупционеров и бандитов как с легкой добычи. Банки мне пока не по зубам. Я лег на кровать, расслабился и стал перебирать, что мне надо сделать в первую очередь.

После полутора месяцев войны я стал ощущать себя по-другому. Я оказался прав, когда говорил Рамилю, что стал другим и мой характер не изменится, когда я вернусь обратно в свое тело и свой мир.

«Блин! Вот он – привет с войны!» – подумал я без особой злости.

Также не было привычной уверенности, когда рядом нет оружия, да и на окружающее я стал смотреть как-то не так, совершенно не так. Когда заходил сосед, я напрягался. Внимательно просеивал взглядом его пижаму на наличие оружия и намечал точки ударов из того положения, в котором находился. Это немного напрягало, но надеюсь, что со временем подобные рефлексии пройдут.

Ладно, утро вечера мудренее, тем более уже было двенадцать часов ночи. Взяв банные принадлежности, я пошел в душ. В больнице оказалась первоклассная душевая кабина с гидромассажем. Намылив голову, я встал под струйки воды, которые действительно неплохо массируют тело. Так, стоя и балдея, обдумывал свою проблему. Или массаж помог, или холодная вода, внезапно хлынувшая на меня, но у меня возникла неплохая идея… Выскочив из душа, я стал энергично растираться, обдумывая ее. Вернувшись в палату, обнаружил, что соседа все еще нет. Ну мне же лучше, некому будет храпеть над ухом, пока засыпаю.

– Ну и горазд же ты спать. Уже девять утра, – произнес сосед, улыбнувшись. Сидя на своей кровати, он читал газету.

Потянувшись, я ответил:

– У человека с чистой совестью и сон хороший. – На что сосед только хохотнул.

Открылась дверь. Не оглядываясь, я поздоровался:

– Здравствуй, Галочка.

– Ой, а как вы догадались, что это я?

– Учуял запах ваших духов, Галочка. – Не объяснять же ей, что я знаю, что со мной произойдет, на пять-десять минут вперед.

– Михаил Геннадьевич, вас выписывают, так что пройдемте за мной, – строго сказала Галочка.

Быстро одевшись и потирая глаза, я спросил:

– Умыться-то можно?

– Конечно. Я жду вас у стойки дежурной медсестры. – Сказав это, Галочка вышла в коридор.

Приехав на съемную квартиру сестры – она в это время была на работе – и закинув сумку в шкаф, я лег на кровать и задумался. Идея, которая пришла мне в душе – это разговаривать с собой, находящимся в будущем, невербально (говорить пробовал, не получается). Для меня его речь (то есть речь меня из будущего) была невнятной, а с помощью ручки и бумаги общаться можно, потому как я вижу все, что видит он, его глазами. Когда я ехал на маршрутке к сестре, то постоянно смотрел в будущее и знал, кто и на какой остановке выйдет или войдет.

Так, что бы мне хотелось узнать? Достав из сумки ручку с тетрадкой, я задумался. ЧТО? Немного подумав, я, для проверки, решил узнать лекарство от СПИДа. Заглядывая в будущее, я быстро переписывал то, что мне пишет… Блин, а как мне его называть? Может, Миха? Нет, Миха – это я. Может, Михась? Ладно, пусть будет Михась. Так вот, записав за Михасем полтетрадки каких-то формул, графиков и уравнений, в которых совсем не разбираюсь, я опять задумался. Может, еще про рак узнать? Точно, еще про рак перепишу.

Переписав за Михасем еще полтетрадки, я остановился и задумался, не обращая внимания на то, что Михась продолжает строчить и дальше. Если что – потом перепишу. А что если спросить у Михася про «черную дыру»? Почему пропадают вещи вокруг меня и можно ли от этого избавиться? Взяв чистую тетрадь, я стал быстро за ним записывать. И пока записывал, мои глаза открывались все шире и шире. Никогда, повторяю, никогда я от «черной дыры» не избавлюсь. Это же, это… А как я раньше проклинал ЭТО.

Никак я не могу от волнения выразить свою радость от обладания подобным умением! Как бы объяснить, что это такое? Вот представьте себе межпространственную щель, в которую можно запихнуть все что угодно, даже круизный лайнер, только без людей. Живую материю он не принимает. Или танк, или еду. Причем засунешь, например, горячий пирог, через двадцать лет достанешь, он будет такой же горячий и вкусный, и это не учитывая веса предмета. То есть можно что угодно, с каким угодно весом, для меня все равно! Проще говоря, на мне закреплен только вход-выход. Веса на мне нет. Продолжая записывать, я довольно мурлыкал любимую песенку «Бременских музыкантов» про то, как хорошо жить на свете. Закончив писать, попытался осмыслить написанное.

М-да… Пользоваться межпространственной щелью мне еще учиться и учиться. И если положить в щель я смогу без особого труда, то вот вытащить! Найдя у сестры коробок спичек, разложил их перед собой. Взяв тетрадку в руки, несколько раз перечитал, как втягивать вещи.

Сперва у меня ничего не выходило, но вдруг спичка, которую я напряженно сверлил взглядом, исчезла. Получилось? У меня получилось!

Я радостно засмеялся: два часа мучений, литр пота и – вуаля! Все спички исчезли. Причем после каждой спички мне было все легче и легче. Отложив тетрадку с формулами лекарств, я написал на титульном листе, что там и для чего. Потом убрал тетрадку в сумку. Вдруг Михась встал и начал одеваться. Быстро вскочив, я последовал его примеру. Выйдя на улицу, мы дошли до ближайшей остановки и сели в автобус. Доехав до нужной остановки, вышли и, пройдя пару кварталов, зашли в хозяйственный магазин. Михась, достав из внутреннего кармана куртки блокнот, написал несколько строк. Прочтя, что там написано, я подошел к продавщице и попросил принести внутренние входные замки. Из десятка коробок с замками выбрал себе один ничем не примечательный замок. Оплатив покупку (блин, дорого! Денег почти не осталось), вышел из магазина. Зашел в какой-то подъезд, достал из кармана коробку с замком и вытащил связку ключей. Отсоединив один ключ, я убрал коробку с замком «за пазуху» (так я решил назвать щель. А что, удобно! Убрал «за пазуху», достал «из-за пазухи»).

Выйдя из подъезда, прошел вслед за Михасем шесть кварталов. Немного замерз. Не май месяц, зима все-таки. Потом зашел в ничем не примечательную, самую обычную пятиэтажку. Поднявшись на четвертый этаж, достал ключ. Подойдя к самой обычной, обтянутой черным изрезанным дерматином двери, вставил ключ и без проблем повернул его. С громко бухающим сердцем толкнул дверь. Скрипнув, она отворилась.

Зайдя в квартиру, закрыл дверь на замок. Потом уже спокойно вошел в комнату, прекрасно зная, что там увижу. Михась в это время доставал из зеленого армейского ящика АКМ в заводской смазке. Обычная однокомнатная квартира была заставлена зелеными ящиками. Затем, последовав примеру Михася, я отодрал подоконник и обнаружил там тайник с деньгами. Достав деньги, быстро пересчитал пачки. Семьдесят тысяч евро, сто десять тысяч долларов и шесть миллионов рублей. Оставив одну пачку рублей и одну с валютой, остальные деньги сунул «за пазуху».

Повернувшись к ящикам с оружием, быстро их осмотрел, пересчитал и тоже сунул «за пазуху», кроме одного ТТ с резьбой на стволе, с двумя запасными магазинами и с патронами россыпью. Магазины сунул в специальные кармашки, а патроны высыпал в карман куртки. В одном из ящиков нашел с помощью Михася глушитель и поясную кобуру, быстро ее надел. Оглядевшись и проверив, ничего ли не забыл, вслед за Михасем покинул квартиру, запер ее и поскакал вниз по ступенькам.

Выйдя на улицу, мы почему-то пошли не на ближайшую автобусную остановку, а, пройдя дворами несколько кварталов, зашли в подъезд девятиэтажки. Уже зная, что там увижу, я рванул подвальную дверь и быстро спустился вниз. Из плохо освещенного тусклой лампочкой угла доносилось мычание, хрипы и громкое сопение. В углу я увидел паренька студенческого возраста, навалившегося на девочку лет двенадцати. Зажимая ей рот левой рукой, он пытался правой стянуть с девочки трусики с колготками. Подскочив к ничего не замечающему насильнику, я мощным футбольным ударом в бок сбил его с девочки. Уже спокойно подошел к этому гаду, скорчившемуся в позе эмбриона, ногой перевернул его на спину, сделав вид, что не замечаю, как девочка судорожно приводит себя в порядок, а затем спокойно наступил насильнику на горло и резко нажал. Раздался хруст. Медленно стекленеющие глаза парня уставились в потолок, а по телу пробежала небольшая судорога. Повернувшись к девочке, поправляющей юбку, спросил:

– Ты как? Домой проводить или сама дойдешь?

Испуганно глядя на меня большими глазами, она стала то согласно, то отрицательно трясти головой.

– Понятно. Ладно, пошли, провожу.

Девочка, испуганно глядя на тело насильника, бочком-бочком попятилась и, подобрав розовый школьный рюкзак, робко подошла ко мне.

– Не беспокойся, я его надолго вырубил, часа два проваляется. Пойдем, провожу.

Черт, не знаю, как себя с детьми вести, тем более в подобной ситуации. То, что о произошедшем с ней нельзя говорить, это точно. Нужно про школу, про дом, про что-нибудь приятное. Девочка шла рядом, опустив голову и невпопад отвечая на мои вопросы. По крайней мере, я узнал, что ее дом следующий, что ее зовут Даша, что ей тринадцать лет и что она учится в музыкальной школе. Как только речь зашла о школе, Даша подняла голову и быстрой скороговоркой стала взахлеб рассказывать: про учительницу, про других девочек и о своей новой подружке.

Рассказывая, Даша начала размахивать руками, смеяться, глаза у нее заблестели. Доведя девочку до двери квартиры и попрощавшись, я быстро спустился вниз. Немного отойдя от дома, поймал такси, назвав остановку рядом с домом сестры. Показывать таксисту, где временно живу, я не собирался. Береженого Бог бережет.

Выйдя из такси, я зашел в небольшой продуктовый магазинчик, где набрал полные сумки всяких вкусняшек, и потопал к дому. Зайдя в квартиру, быстро рассовал продукты по холодильнику и шкафам и попытался связаться с сестрой по мобильному, но не смог – она была вне доступа. Позвонил родителям и полчаса болтал с мамой.

После разговора достал из кобуры ТТ и, разрядив, стал быстро разбирать его. Память Шведа осталась там, во сне. Но все, что со мной происходило в сорок первом, в памяти сохранилось. Руки делают то, что тогда я делал не раз. Сходив на кухню, я поискал ненужные тряпки. Не найдя, вернулся и, достав сумку, взял самую нелюбимую футболку. Накрутив обрывок футболки на шомпол, стал тщательно чистить ствол. Не спеша почистив пистолет, убрал его обратно в кобуру.

Тут как раз заиграл мелодию мобильник. Потянувшись, я взял его в руки. Звонила Ленка.

– У меня тут сообщение вылезло, что ты звонил! Чего хотел? – раздался в динамике ее голос.

– Привет! Ты что, с самым любимым братом даже поздороваться не хочешь?

– Ну привет. А чего это с самым любимым братом? Ты у меня, слава богу, один. Мне и одного вот так хватает! – И я услышал, как она ударила ребром ладони по горлу.

– Не любишь ты меня, – проворчал я, пытаясь сделать несчастный голос.

– Любишь, не любишь, хватит прикалываться. Чего звонил-то? – с любопытством спросила сестра.

– Ресторан! – трагическим шепотом простонал я.

– Что ресторан? – тревожно спросила Ленка.

Попалась! И уже нормальным голосом я сказал:

– Как ты смотришь на то, чтобы вечером сходить в ресторан или в клуб, отметить сдачу сессии? Я плачу за все.

Ленка сказала, что только за. Быстро договорившись, где и во сколько мы должны встретиться, я нажал отбой.

– Ты стал другим… – Ленка задумчиво крутила бокал с вином в руке. Потом, приподняв, стала разглядывать меня сквозь стекло.

Я озадаченно спросил:

– В смысле? Я себя нормально чувствую!

Сестренка нахмурилась:

– У тебя взгляд изменился. Я еще в больнице заметила. Думала, это последствия от удара током. Раньше ты часто смеялся над любой шуткой, а сейчас даже не улыбаешься и взгляд всегда серьезный. И смотришь как-то вот холодно… Нет, не на меня, на других. Но все равно по-другому.

М-да, озадачила меня сестра, озадачила. В ответ на ее слова я только пожал плечами. Объяснений для нее у меня не было. Мы развлекались до полуночи, но я часто ловил на себе задумчивый взгляд сестренки.

– У-у-у! Я устала, как Снегурочка в Новый год, – простонала Ленка, когда мы вернулись домой. – Сейчас я постелю тебе на диване, иди пока в ванную.

Умывшись, я лег на скрипучий диван и, подождав, когда Ленка уляжется в свою кровать, сказал:

– Знаешь, я, наверное, в Москву уеду. Хочу там квартиру снять. В общем, есть чем заняться. Уволюсь с работы и рвану в Москву.

Скрипнула кровать, и насмешливый голос спросил:

– Интересно, а что мама скажет? Она тебя не отпустит. Нет, точно не отпустит! Помнишь, как я уезжала?

М-да, проблема. Мама у нас матриарх семьи, без ее согласия ничего не решается. Но я уже не мальчик – так я сестре и заявил.

– Ну-ну. Слова не мальчика, а мужа! Ладно, спать пора. Спи давай. Ха, в Москву он уедет! Так тебя и отпустят… Спокойной ночи, – сказала она, поворочавшись.

– Просыпайся, соня, – сказал кто-то, тормоша меня. Я открыл глаза и тупо осмотрелся, не понимая, где нахожусь.

– О, проснулся наконец! А то я тебя бужу-бужу, а ты не реагируешь! – весело сказала сестренка, отходя к настенному зеркалу.

– Да все в порядке, просто отсыпался, – ответил я, поняв, что нахожусь в квартире сестры. Отпустив рукоятку пистолета, вытащил руку из-под подушки.

Я до сих пор был там, в том времени, и слова сестры доходили до меня как сквозь вату. Сообразив, что она ожидает от меня ответа, нетерпеливо постукивая расческой по ладони, ответил первое, что пришло в голову:

– Да так, мысли вслух, странный сон мне приснился.

– Расскажешь? – спросила она, повернувшись обратно к зеркалу.

– Да ничего интересного, так, про войну, воевал я.

– Ты-ы! Воевал? Ой, держите меня семеро. Да ты прощения просил у петуха, когда ему голову отрубал, уж я-то помню, сама слышала.

– Не смешно, это был просто сон, – ответил я, сделав обидчивый голос, хотя мне было глубоко фиолетово, хотелось просто лечь на кровать и ни о чем не думать.

Сестренка удостоила меня тихим смешком и чуть презрительным «вояка».

– Ладно, нечего разлеживаться, мне на работу пора, да и тебе домой. Или ты останешься? – спросила меня Ленка, пнув босой пяткой мою ногу.

– Не, я домой, есть некоторые планы, – ответил я, вставая с кровати. Меня заметно повело в сторону.

«Нифигасе, это что, я уже отвык от своего родного тела? В больничке же такого вроде не было?» – задумался я и, обойдя сестренку, направился в санузел. Вернувшись в комнату, я понял, что все рефлексы снова в норме, как и моторика движений.

Упав на пол, я стал делать отжимания, не обращая внимания на стоящую рядом Ленку, смотрящую на меня с отвисшей от удивления челюстью.

На семнадцати я «сдох» и, упав на пол, старался отдышаться.

– Ты чего это? Ты что, не в себе? Ты же никогда не занимался спортом, решил от живота избавиться? – засыпала меня вопросами сестренка, отойдя от шока.

– Нет, это я хотел посмотреть на твое лицо, когда ты меня увидела отжимающегося, – ответил я ей, поднимаясь с пола, так как одышка уже прошла. Чайник на кухне засвистел, и она направилась туда.

– Тебе током не только сознание вышибло, но и мозги! – заключила сестренка, наливая в стаканы чай.

– А что, плохо будет, если стану стройным и красивым? – спросил я, усаживаясь на табурет и беря самый большой бутерброд.

– Да нет, как хочешь, это твое дело, – ответила она, отпивая кипятка, который она называла чаем.

Закончив завтрак, мы стали собираться, я достал сумку, уложил вещи и застегнул молнию.

Попрощавшись у автобусной остановки, мы разъехались в разные стороны. Она на работу, а я на железнодорожный вокзал, где находилась стоянка маршрутных автобусов.

Найдя свой, который шел в Алексеевское, и узнав, что до отправления еще почти час, положил сумку на сиденье. Заняв место, направился на рынок, который был неподалеку, всего в двух шагах. Набрал покупок, благо в деньгах стеснен теперь не был – даже сестренке оставил под матрасом. Сама бы не взяла, проявляла самостоятельность, – и направился обратно, время отъезда уже подходило.

Заняв свое место, я откинулся на спинку и, воткнув в уши наушники плеера, закрыл глаза.

– Парень, приехали, Советская улица, пора на выход, – тормошил меня сосед.

Сладко зевнув, я поблагодарил его, забрал сумку и, расплатившись с водилой, направился к дому родителей, перейдя шоссе.

– Ну что ты не позвонил, я хотя бы салатики наделала, а так одно мясо с хлебом ешь, – причитала мама, крутясь около плиты.

– Мам, я всеядное, а не какое-нибудь жвачное животное, мясо вкуснее и сытнее, – пробормотал я, впиваясь в сахарные ребрышки, захрустевшие на зубах как хворост.

– А салаты – это витамины, – ответила мама, подняв палец.

Я в ответ только вздохнул.

– Ух, какой ты худющий, – сказала она, обняв меня со спины, при этом ее пальцы щупали мой живот, проверяя, как сильно я похудел.

– Ну мам, хватит, дай поесть! – взвыл наконец я.

После обеда, немного отдохнув, я взял лопату и стал расчищать двор от снега, его в мое отсутствие успели изрядно запустить. Отец просто не понимал, зачем чистить, если весной все равно все растает. Однако чистил двор я не для этого, а просто для зарядки и чтобы подышать свежим воздухом. Двор я очистил примерно наполовину и решил, что на сегодня хватит.

Вернувшись в дом, я зашел в свою комнату и, плюхнувшись на стул перед компьютером, включил стрелялку, просто чтобы разгрузить мозг, однако былого кайфа это не принесло – настрелялся. Поэтому, выключив игру, я стал лазить во всемирной паутине.

Утро воскресенья встретило меня воплями соседской детворы, катавшейся с ледяной горки, она была неподалеку от моего окна.

День я решил начинать с зарядки, поэтому, натянув теплый спортивный комбинезон, в котором я изредка ездил на лыжную базу, и выбежав во двор, взял низкий старт.

Пятикилометровый марш-бросок высосал из меня все силы, и домой я не пришел, а приполз. Отмахнувшись от матери, начавшей ругаться, что я гроблю свое здоровье, взял лопату и стал снова таскать снег со двора.

Видимо, мама поняла, что со мной что-то не так, и поняла еще вчера, судя по ее взглядам, но не вмешивалась и ни о чем не спрашивала, просто наблюдала.

Вечером я застал ее за разговором с сестрой по телефону, и, судя по ее лицу, Ленка пока не выдала, что меня шандарахнуло током. Разговор об отъезде в Москву я даже не заводил, понимал, что попытаются отговорить.

На следующий день я вышел на работу и первым делом написал заявление об уходе по собственному желанию, однако, несмотря на все мои просьбы, начальник меня без отработки не отпустил.

«Что ж, эти две недели я пущу на физические тренировки и тренировки с „за пазухой“», – подумал я.

Через неделю мать узнала от знакомых о том, что я уволился, и устроила мне форменный допрос. Его я с трудом, но выдержал и получил ее согласие, сказав, что хочу продолжить образование в Москве.

Хуже было с отцом, я глядел на его сгорбленную фигуру и с тяжестью на сердце пытался объяснить, почему уезжаю, стараясь найти убедительные доводы.

– Сынок, как же мы одни-то будем? – спросил он надтреснутым голосом.

В общем, уезжал я с тяжелым сердцем и болью в душе.

Дальше было просто: железнодорожный вокзал, билет, несколько часов в купе – и вот она столица, принимай еще одну «деревню».

* * *

Прижавшись к стене из красных кирпичей, в одной из подворотен в старом районе Москвы, я старался остановить кровь, текущую из простреленного плеча. Достав «из-за пазухи» чемоданчик с красным крестом, открыл его и стал перебинтовываться, при этом анализируя то, что случилось со мной.

«Блин, три с половиной года я в этой Москве, и первый раз меня так зацепили!»

Подстрелили меня, когда я уходил с лежки, с которой полчаса назад послал пулю из снайперки в одного нехорошего депутата, которому лично вынес приговор. Он числился последним в моем списке, но оказался слишком охраняемым. У меня был выбор: или убрать его и получить пулю, или уйти, и я сделал свой выбор.

Убивал я не просто людей, а тех, кто привел к развалу мою страну, тех, кто активно дергал за ниточки, управляя этим хаосом, называемым «перестройка», в те далекие девяностые.

Ведь с помощью Михася я узнал ВСЕХ самых активных виновников, тех, кто люто ненавидел Россию. Всех, кто в этом участвовал, все сто двадцать восемь человек. И сегодня умер последний.

Закончив, я убрал чемоданчик обратно и, достав чистую, не испачканную кровью одежду, морщась от боли, переоделся.

Пользуясь информацией Михася, я обошел все посты и вышел на проезжую часть, где мне удачно попалось пустое такси.

– Куда? – спросил меня водитель.

– Домой, – ответил я, стараясь не потерять сознание от потери крови, и назвал адрес съемной квартиры.

Глядя на проносящиеся мимо припаркованные машины, деревья и дома, я пытался осмыслить, как дошел до жизни такой.

Сразу вспомнился первый день в Москве и, честно говоря, смутно. Переполненный впечатлениями, я быстро с помощью Михася нашел бабульку, сдающую квартиру в центре города, и снял «двушку».

Квартира мне понравилась, к тому же метро было в двух шагах. Заплатив сразу за три месяца, я стал устраиваться. Первым делом сбегал в магазин, накупил продуктов и, пожарив яичницу, достал тетрадку и стал записывать за Михасем то, что я должен буду сделать в ближайшее время.

Тут хотелось бы сказать: о том, что со мной произойдет в ближайшее время, в течение примерно получаса, не знал и Михась. Все из-за долбаного «эффекта бабочки». Нет, конечно, он мог посмотреть, что происходит впереди, но вариантов будущего было множество, и один накладывался на другой, из-за чего будущее дальше десяти минут было для меня просто серой мутью с мелькавшими обрывками картинок.

Так что Михась мог предсказать только ближайшее будущее других людей, но не мое. Я записывал то, что должен сделать, а не то, что сделаю, все зависит только от меня.

Чем больше я записывал, тем больше у меня становились глаза.

«Ну ни хрена себе у него… то есть у меня планы», – озадаченно подумал я, продолжая записывать. И как только тетрадь закончилась, Михась остановился.

Быстро пробежавшись по списку и фамилиям тех, кто обеспечит мне выполнение этих планов, я задумался.

«Так, что мы имеем? Михась предлагает закупить продовольствие, это ладно, это пусть! НО количество?! Тут только соли больше двух сотен тонн. Ладно, продовольствие на первом месте, но первым делом – покупка фальшивых документов у некоего дельца, благо Михась написал где и у кого. И все это почему-то в течение трех месяцев».

Я задумчиво прочитал список в третий раз и пошел готовиться ко сну. Уже был вечер, и выполнение планов пришлось отложить до завтра.

Утром, вызвонив такси, поехал по первому адресу, где некий Саша изготавливал фальшивые паспорта и права. Причем высокого качества.

Заранее созвонившись с ним и сказав пароль, договорился о встрече. Встреча тогда прошла нормально. Выяснив, что я хочу и сколько, он взял предоплату и начал творить.

К обеду я стал обладателем шести паспортов и стольких же прав.

Забрав документы и расплатившись, сразу поехал в регистрационную палату и подал заявку на регистрацию небольшой фирмы перекупщика продовольствия, обозвав ее «Арефа», переставив вторую и четвертую буквы.

К вечеру я договорился о съеме комплекса складов, пустующих на бывшей территории воинской части в пригороде Москвы. Снял я их также на три месяца.

На следующий день решил заняться финансами. Те деньги, что я прихватил с оружием, уже подходили к концу, а так как доставать «из-за пазухи» еще толком не научился, то пришлось изыскивать средства другим способом. Сделал просто, с помощью Михася пробежался по заначкам, спрятанным в разных местах, хотя, честно говоря, брал я только ворованное, честно заработанное не брал. Правда, мне такие схронки и не попадались, не было у наших людей подобных сумм, честно заработанных.

К вечеру я сидел у себя в квартире и пересчитывал наличные. Оказалось около трех миллионов долларов в разных купюрах, как в рублях, так и в долларах, попадались и евро.

Пока регистрировалась моя фирма, я решил затариваться пока теми продуктами, которые по бумагам никак не проведешь. Да, я решил закупить у военного ворья.

Полковник Смирнов смотрел на меня с открытым ртом, когда спросив, сколько машин тушенки мне надо, получил ответ:

– Мне не машинами, мне эшелонами надо.

Договорились мы быстро, и, оставив аванс двести тысяч долларов и список того, что мне нужно, я написал адрес складов, куда это надо доставить. За доставку платил также я, просто не хотелось заморачиваться этим, оставив проблемы полковнику.