Текст книги "Командир"

Автор книги: Владимир Поселягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Ладно, да, забыл сказать, ночевать будешь с нами.

– Отлично!

Узнав, где находится медсанбат, я направился туда, пора проведать Свету.

Со Светой мы пробыли почти три часа, и я возвращался к хате особистов, покусывая на ходу травинку и думая о девушке.

Война меняет характеры людей, и Беляева не исключение, в мирное время она даже не подумала бы затащить меня на сеновал, но не сейчас.

Ей, как и мне, нужна была физическая разрядка – чем мы и занимались до темноты и после. Вспоминая ее поведение и отчаянно-испуганные глаза, я не стал отказывать и последовал за ней на сеновал, куда она повела меня за рукав. И если вначале инициатива исходила от нее, то дальше главенство перехватил уже я. После чего проводил девушку до здания, где был медсанбат, крепко поцеловал и отпустил спать.

Пнув попавшуюся под ноги пустую консервную банку, что вызвало недовольство часового, я последовал дальше.

– Чего так быстро? – послышался заспанный голос Рамиля.

Тихо перешагивая через спящих на полу, я подошел к лавке, где лежал капитан, и, сбросив с печки старый полушубок, улегся на него, предварительно сняв ремни и положив их у изголовья, причем расстегнутая кобура была повернута в мою сторону.

– В смысле? – таким же шепотом спросил я.

– Я думал, ты со своей знакомой останешься.

– А, нет, дежурит она, по крайней мере, так мне сказала!

– Ну-ну.

Лежа стянув гимнастерку и скинув сапоги, я разложил портянки на полу, чтобы они немного просушились, и запах моих портянок растворился в тяжелом духе, который стоял в хате. Устроившись поудобней, я закрыл глаза, чтобы провалиться в царство Морфея, но голос Рамиля вернул меня к действительности.

– Знаешь, со мной такое в первый раз.

– Что именно?

– Эти два дня. Утром взлетели, оказались сбиты, целый день скитались по лесу, следующим утром освободили пленных, правда, случайно, но все же. Потом штурм концентрационного лагеря и бегство от немецкого батальона, штурм деревни и встреча с нашими окруженными частями. Вот. Вот такое у меня в первый раз.

– Хм… а у меня такое каждый день, – лениво ответил я и почти сразу провалился во тьму сна.

Проснулся я, когда чей-то сапог ощутимо постучался мне в печень. Спросонья крутанувшись, я подмял пинавшего и выхваченным из ножен штык-ножом попытался ударить его по горлу. Однако нож из моих рук моментально выбили, а меня оттащили в сторону, матерясь по-русски. Продрав глаза, я осмотрелся.

«Черт, Рамиль! Неужели я его так?»

Около полушубка на полу лежал Рамиль и стонал, держась за живот.

«Точно, я же его коленом в солнечное сплетение приложил!» – вспомнил я, рефлекторно ответил на новый удар и уже вслух спросил, оглядывая заполнивший комнату народ:

– И что это здесь происходит? Да отпустите вы! – Это я уже скомандовал двум командирам, державшим меня.

Не колеблясь, они разжали руки и отошли в сторону, над Рамилем склонился военврач и стал его осматривать, после чего помог встать и усадил на лавку, было видно, что капитан приходит в норму, только бледность выдавала его состояние.

– Я жду, – повторил я, оглядывая народ.

Кого тут только не было, но больше всего врачей. За их спинами мелькнуло бледное лицо Беляевой, и у них всех было одинаковое выражение лица – озадаченное. Вперед вышел мой новый командир, майор Говорухин, и, осмотревшись, слегка удивленно ответил:

– Как бы тебе, капитан, сказать? В общем, не просыпался ты. Совсем не просыпался.

– Это как?! – изумился я и добавил: – Я же отчетливо помню, как заснул и проснулся, все нормально было. Ну устал немного, так со всеми бывает, что тут такого?

– Да не в этом дело, тебя никак разбудить не могли. Вон даже врачей позвали.

– Это как это? – продолжал не понимать я.

– Капитан, не сейчас, ладно? Полк уже ушел, и мы последние, так что собирайся, уходим, – скомандовал он и вышел из хаты. С улицы сразу же послышались команды.

Оглядев до сих пор молчавший народ, я попросил у Рамиля прощения.

– Да ладно, и не такое бывало, – ответил он. – Хотя когда перед глазами мелькнул клинок, было страшно.

На меня тут же налетели врачи и стали расспрашивать о самочувствии. Как ни странно, Светы среди них не было. Ответив на их вопросы, я вышел вместе с Рамилем из дома, и мы направились вслед за бойцами, численностью примерно с роту. Пятеро медиков уже обогнали их и проследовали дальше.

– Может, все-таки расскажешь, что произошло? – обратился я к идущему рядом капитану. Рассказ Рамиля много времени не занял.

Оказывается, когда начали просыпаться, то меня не смогли разбудить, испробовали все способы, даже водой поливали. Я пощупал гимнастерку – действительно влажная. Потом вызвали врачей, они тоже все испробовали, додумались даже иглами колоть в нервные точки, но ничего не получалось.

– …я рядом стоял, и тут меня такая злость взяла. Пнул тебя и заорал: «Рота, подъем!» – сразу оказался на полу, и перед глазами клинок мелькает, – рассказывал на ходу Рамиль.

Прибавив скорость, мы быстро догнали наших бойцов и, обогнав их, заняли свои места впереди. Все машины везли раненых, и теперь даже полковник был вынужден идти пешком, уж не говоря о нас.

Шагая рядом с Говорухиным, я выяснил интересный момент, оказывается, все бойцы в арьергарде были из недавно присоединившихся, как и мы. Мельком осмотрев бойцов, своих я не заметил.

– Идем дальше, надо догнать основную группу, – сказал Рамиль, и мы в сопровождении трех бойцов быстрым шагом направились в сторону встающего солнца, вслед за группой врачей.

Полк уходил от немцев уже третий день, и полковник постоянно оставлял заслоны. Как только я заметил в одной из таких групп своих, то, зайдя к Говорухину, попросил, чтобы командующим поставили меня вместо незнакомого лейтенанта железнодорожных войск.

– Не могу, получил приказ из особого отдела – тебя не трогать.

– Блин, да плевал я на их приказ. Там мои, понимаешь?

– Иди к ним сам, я отпустить тебя не могу. Без приказа не могу.

– Ладно, будет приказ.

Рамиля я нашел сидящим под деревом и что-то записывающим в планшет. Подойдя, объяснил свою просьбу.

– Саш, ты как ребенок, чес слово. Сам подумай, кто отпустит носителя ценной информации?! Сам ведь знаешь, что арьергард – это смертники. Что сказал пленный, которого разведка притащила? Он сказал, что по нашему следу пустили моторизованный батальон, после того как мы уничтожили прошлых преследователей. Так что сам понимаешь, что их ждет.

– Понимаю, но бросать не буду. У меня еще осталась честь командира, и своих я не оставлю.

– Саш, ты пойми, – поморщился Рамиль, – если ты останешься, то я разверну весь полк, чтобы тебя вернуть, ты сам понимаешь, что будет?

– Рамиль, ты же знаешь, что я везучий и из любой задницы вылезаю, так что давай бумажку. Я напишу, что добровольно остался с арьергардом и ты пытался меня остановить.

Капитан покачал головой и открыл планшет, я опустился рядом с ним на сухую выгоревшую траву.

– Рамиль, понимаешь, тут какое дело… – Я задумался под взглядом Рамиля, смекая, как попроще сказать ту новость, что мучает меня с тех пор, как меня пытались разбудить: – …знаешь, мне кажется, скоро я вернусь в свое тело. Обратно в будущее.

– Не понял, как это вернешься?!

– Да чувство у меня, что недолго мне осталось ходить в этом теле. Вернусь я. Но не это главное… Ты представляешь, что будет, если вернется Швед и сможет воспользоваться моей памятью?

– Да, будет, как ты говоришь, «кисло».

– Вот и я об этом, так что у меня единственный шанс не дать воспользоваться Шведу такой возможностью – это погибнуть в бою. И не смотри на меня так, я это уже три дня обдумываю, другого предложения не будет. Мне кажется… нет, я просто уверен, что в случае смерти этого тела мое сознание вернется обратно, так что сам понимаешь.

– Но почему? Ведь мы смогли бы…

– Нет, не смогли бы! Если он воспользуется памятью, то сможет водить вас за нос, я его хорошо знаю, опытный зверюга, и такой шанс непременно использует. Вычислить вы его вряд ли сможете.

Рамиль яростно зачесал затылок, обдумывая мои слова, потом достал блокнот и стал записывать все мои предположения. После чего сказал:

– Одного я тебя не отпущу. С тобой пойдет лейтенант Райкин, он проконтролирует. Сам я не могу. Почему? Думаю, ты понимаешь. – Он кивнул на портфель, с которым не расставался.

Услышав фамилию, я только вздохнул, уже не удивляясь.

– Знаешь, Рамиль, меня не это пугает… – Вздохнув, я привалился спиной к стволу дерева.

– Что?

– …как бы тебе объяснить… Понимаешь, характер Шведа… мы как бы слились… в общем, я боюсь, что когда вернусь, он останется со мной. То есть я все так же смогу убивать не моргнув глазом, это меня и беспокоит, – выложил я наконец. Меня это реально беспокоило.

– Ты хочешь сказать, что что-то от Шведа останется с тобой? – нахмурившись, спросил Рамиль, перестав писать.

– Нет… как бы объяснить? В общем, он изменил меня, мой характер. Теперь я не тот маменькин сынок, что был. Я стал другим и уже не изменюсь… это меня и беспокоит.

– Дела, – озадаченно ответил Рамиль, почесав затылок. Достав еще один лист, он протянул его мне: – На, все свои мысли о возвращении выложи тут. А в этом блокноте все, что помнишь о будущем.

Окопы были полного профиля, хорошо, что остатки саперной роты помогли нам в копании траншей. Когда начали намечать будущие ячейки, я быстро пресек это, приказав копать полнопрофильные окопы.

За то короткое время не все успели их выкопать, и некоторые бойцы еще возились, выбрасывая землю на бруствер окопа. Осмотревшись со своего командного пункта, я недовольно обернулся, поглядев на обустраивающуюся в небольшом окопчике Беляеву, которую так и не смог уговорить уходить с полком. Даже приказы на нее не действовали. Упертая.

– Товарищ капитан, пыль видна. Похоже, разведка идет! – окликнул меня стоящий недалеко лейтенант-пограничник, которого оставил со мной Рамиль.

Достав из футляра бинокль, я всмотрелся.

«Действительно разведка. Два мотоцикла впереди и бронетранспортер в прикрытии. Ну-ну».

Замаскировать окопы мы попросту не успели, хотя работы уже начались, так что с остановившегося бронетранспортера нас кто-то стал разглядывать в бинокль. Через некоторое время разведка развернулась и попылила обратно.

– Скоро начнется, – сказал я, опуская бинокль и осматриваясь.

Окопы закончили не полностью, в некоторых местах глубина была около восьмидесяти сантиметров, а то и меньше, но стрелковые ячейки вырыли полностью, так что небольшой шанс был. Я посмотрел в сторону леса за нашей спиной, это был наш шанс. Там, в сотне метров от опушки, обустраивался Егоров, готовясь к эвакуации раненых и выживших после боя.

– Свет, иди к Егорову, мы все равно будем туда отходить, – обратился я к Беляевой, однако та только поджала губы и отрицательно покачала головой.

«Ну и что я буду с ней делать?»

– Свет, ты пойми, шансов уцелеть у раненых будет больше, если ты станешь помогать им именно там, а не здесь.

Все-таки я смог ее уговорить, и, собрав свои вещи, она удалилась к Егорову, в сопровождении одного из бойцов.

Вздохнув, я проводил ее взглядом и, повернувшись к лейтенанту, спросил:

– Повтори численный состав подразделения. – Не то чтобы я не знал, но хотелось бы еще раз услышать и обдумать.

– В составе числится восемьдесят три бойца. Из них двенадцать из железнодорожных войск, под командованием лейтенанта Желязны. Остальные такие же окруженцы, как малые группы, так и одиночки, что вышли на нас в течение последних пяти дней. По вооружению – у нас одно трофейное противотанковое орудие с боезапасом и шестнадцать немецких пулеметов, хотя боезапаса на них не так много, как хотелось бы.

– Хорошо, хоть есть чем их встретить. О, идут!

Я стал всматриваться в клубы пыли, появившиеся на дороге. Впереди шли три танка и закрывали своими корпусами остальных.

«Еще немного, еще… еще… есть!» – мысленно заорал я от восторга, когда под гусеницей передового танка вспух разрыв противотанковой мины, заложенной саперами. Посмотрев на горящий танк, громко скомандовал:

– К бою!

Воздух с хрипом вырывался из легких. Остановившись, я прижался спиной к стволу огромного дерева и, пытаясь отдышаться, огляделся. Рядом падали или останавливались бойцы, у многих были свежие раны. Зная об опасности кровопотери, я показал на них Беляевой, которая тяжело дышала и держалась за бок. Разрешил взять пару бойцов в помощь, велел осмотреть и перевязать раненых. Кивнув, Света с трудом встала и с отобранными Егоровым бойцами стала обходить лежащих красноармейцев.

– Посчитай, сколько нас осталось… и вооружение тоже, – в два приема выдохнул я Райкину, сидевшему рядом на корточках, уткнувшись в колени.

– Есть, – устало махнул он рукой, изображая отдание чести, а потом стал прохаживаться, склоняясь над бойцами и что-то спрашивая у них.

Прижимаясь спиной к дереву, я устало сполз на землю, присев на задницу. А потом прикрыл глаза и стал вспоминать прошедший бой.

Честно говоря, те два часа мы продержались чудом, и этим чудом были артиллеристы. Они воспользовались моим советом менять позицию после каждых двух выстрелов, благо саперы наготовили достаточно позиций, и за это время успели подбить четыре танка, пока их не подловили. Дальше уже была агония.

Немецкая пехота смогла обойти нас и по лесу подойти вплотную, но, к несчастью, наткнулась на лагерь Егорова с десятком раненых. Старшина с Беляевой успели занять позицию у вывороченной с корнем сосны, но было поздно, шалаши с тяжелоранеными красноармейцами немцы забросали гранатами. На передовой как раз в это время было небольшое затишье, поэтому, услыхав стрельбу в тылу, я послал на помощь Желязны с тремя десятками бойцов. Немцев они уничтожили почти всех, но и сами полегли до одного.

Когда началась третья атака, я понял, что это конец, поэтому крикнул, чтобы передали остальным приказ отходить в лес, если не сможем отбить следующую атаку. Что мы и сделали, так как отбиваться было уже нечем. Не помог даже сбор трофеев с убитых возле окопов немцев.

– Товарищ капитан! – отвлек меня от воспоминаний о прошедшем бое Райкин. Повернувшись к лейтенанту, я вопросительно поднял бровь.

– Уцелело восемнадцать красноармейцев и три командира, не считая нас. Вооружение – шестнадцать винтовок, преимущественно немецких, два автомата, тоже немецких, пулеметов нет. Боеприпасов очень мало, у некоторых бойцов вообще нет патронов.

Кивком я дал понять, что принял информацию к сведению, и велел Райкину выставить посты, а то как бы нас врасплох не взяли, после чего объявил часовой отдых.

Глядя, как старшина достает из вещмешка медпакеты, которые сборщики собрали с тел немецких солдат, убитых у наших позиций, и отдает их Светочке, перевязывающей очередного бойца, вспомнил, как мы ворвались в лес и нас преследовали, отстав метров на сто пятьдесят, немецкие солдаты. Мы выбежали на небольшую полянку, где вповалку лежали как наши, так и немецкие солдаты. Тут и полег отряд лейтенанта Желязны в рукопашной схватке. Среди них бродили два уцелевших немца и штыками добивали выживших наших раненых бойцов. Мы их моментально смели и, прихватив укрывшихся без единого патрона старшину с Беляевой, рванули дальше, придерживая на ходу раненых. Остановились мы только сейчас.

Встав, я стал прохаживаться по нашему временному лагерю. Мы здесь всего около получаса, а лагерь уже выглядит обустроенным. Несколько человек единственным топором рубили небольшие деревца и делали из них носилки для тех четырех бойцов, которые вложили все силы в бег и сейчас идти уже не могли.

Когда сборы были закончены, я объявил подъем и назначил дозоры по одному бойцу, так как нести и вести раненых тоже кто-то должен.

Лес казался нескончаемым и, выйдя на довольно большую поляну с пересекающей ее дорогой, я объявил привал, а сам стал осматривать поляну. Чем-то она мне не понравилась, что-то в ней было не так.

– Что-то случилось, товарищ капитан?

– Не нравится мне эта поляна, – задумчиво ответил я, не отрываясь от бинокля. Райкин тоже приложился к своему, но в отличие от моего, его аппарат был послабее, и хорошо рассмотреть противоположный край у лейтенанта не получилось.

– Ничего особенного не вижу. Ну полуторка разбитая на боку лежит, вон там вроде орудийный передок, и все.

– Нет, не все, на той стороне, на опушке что-то замаскировано, и давненько. Листья уже стали высыхать, – сказал я и отдал свой бинокль лейтенанту, чтобы он убедился.

– Точно, что-то есть и вроде… танк, товарищ капитан!

– Ну-ка дай-ка… нет, я не вижу, у тебя зрение получше будет. Пошли пару бойцов, пусть тут все осмотрят и доложат, но выходят не от нас, а сбоку, метрах в двухстах. Ясно?

– Да, товарищ капитан, ясно! Разрешите выполнять?

– Выполняй.

Я с интересом следил за двумя красноармейцами, которые, хоронясь, по-пластунски подобрались к разбитой полуторке, осмотрели ее, броском достигли орудийного передка и, скрывшись в высокой траве, исчезли из виду. Только через несколько минут спина одного из них мелькнула на противоположной опушке. Еще через несколько минут один из них вышел из леса и подал знак, что все чисто.

– Пусть раненые пока останутся здесь, а мы прогуляемся и посмотрим, что там такое, – приказал я и, прихватив пяток бойцов, мы с лейтенантом направились к противоположной опушке.

Путь до разведчиков занял гораздо меньше времени, чем потребовалось самой разведке, проделавшей этот путь на пузе. Подходя к стоящим на опушке разведчикам, я спросил, вглядываясь в смутный силуэт громады танка:

– Что там?

– Тэ двадцать шесть, товарищ капитан, и вроде как подбитый.

– Сейчас посмотрим, – сказал я и, обойдя небольшие полувысохшие деревца, которые танкисты использовали для маскировки, подошел к танку со стороны кормы.

– Точно, Тэ двадцать шестой, – сказал следующий за мной Райкин.

– Причем командирский, – подтвердил я, разглядывая машину и ее развороченную взрывом корму. После чего, вздохнув, легко взлетел наверх по поручням и заглянул в открытый люк.

«Пусто, хотя прицел и замок на месте, да и боекомплект полный, а вот пулемета нет, сняли. Хотя что это там? Не разгляжу».

Приказав Райкину осмотреться вокруг танка, я быстро залез в боевое отделение.

«О, патроны к пулемету, подойдут к трем нашим мосинкам, уже хорошо. Больше вроде ничего интересного», – подумал я и стал передавать залезшим на танк бойцам то, что могло пригодиться.

В первую очередь подал патроны, затем десяток снарядов, пополам осколочных и бронебойных, замок с прицелом тоже забрал. Больше ничего интересного в танке не было. Я, конечно, попробовал воспользоваться рацией, но она оказалась разбита. Спрыгнув с бронемашины на землю и вытирая выпачканные машинным маслом руки найденной в танке тряпочкой, обернулся к подходившему лейтенанту.

– Товарищ капитан, – козырнул он, – похоже, бронеколонна попала под удар авиации, во-о-он там, после чего танкисты с помощью другого танка отбуксировали сюда подбитый и замаскировали его, надеясь вернуться. Судя по пожухлым листьям, было это дней шесть-семь назад. Некоторые погибли – около того дерева могила со звездой, хотя надписи с именем нет.

– Ну погибшие – это понятно, вон сколько на этой жестянке, почему-то именуемой броней, отверстий от осколков, так что там лежит экипаж именно этой машины, не сомневайся, – уверенно ответил я и добавил, внимательно оглядевшись: – Все, уходим, только по пути выясним, что везли на той полуторке, и вернемся к своим.

А вот полуторка принесла нам немало сюрпризов, оказалось, машина принадлежала саперам, о чем свидетельствовали ящики с характерными надписями.

– Как только это все не взорвалось?! – ошарашенно пробормотал лейтенант, снимая фуражку и вытирая пот со лба.

Я тоже был удивлен, однако сразу же проверил содержимое всех ящиков.

– А вот и детонаторы. Лейтенант, короче, мы забираем это все.

– Товарищ капитан, но кто это все понесет?! – возмутился Райкин.

Я удивленно посмотрел на него и спросил:

– Вы что, лейтенант, будете обсуждать приказы старшего по званию?

– Но…

Приподняв брови в изумлении, я уверенно произнес:

– Лейтенант, груз понесут ВСЕ, и вы, и я в том числе! Это вам понятно?

Смутившийся Райкин кивнул, после чего, набрав те ящички, которые я приказал забирать в первую очередь, мы, тяжело нагруженные, вернулись к нашим. За остальным я послал старшину, уж этот-то точно ничего там не оставит, кроме голого корпуса.

Взрывчатку распределили среди бойцов, благо пару вещмешков я нашел в машине, теперь было куда положить детонаторы и бикфордов шнур.

– Лейтенант, отдых закончен, идем дальше, командуйте, – приказал я.

– Есть!

Поправив лямки рюкзака, я подошел к Беляевой и, улыбнувшись ей спокойной, чуть усталой улыбкой, сказал:

– Потерпи, Свет, немного осталось. Можно сказать, последний бросок.

– Выдержим, мы крепкие, – ответила она, кивнув на раненых.

Я хоть и не их имел в виду, но тоже кивнул и потопал в голову строившейся колонны, за два часа мы должны были пройти не меньше пяти километров, если раненые не будут нас тормозить.

Вперед уже ушла передовая группа, и все ждали меня. Когда я подошел, то скомандовал начать движение.

– Ну что там? – спросил я нетерпеливо.

Райкин, оторвавшись от бинокля, ответил:

– Плохо видно, товарищ капитан, деревья мешают, но вроде все чисто.

– Хорошо. Разведка, вперед! – распорядился я, повернувшись к лежащим неподалеку от нас бойцам.

Три красноармейца, шустро двигая конечностями, поползли к дороге. После того как они вернулись и доложили, что обнаружены следы трех телег, оставленные еще утром, я достал карту и стал ее изучать.

– Тут неподалеку деревня, похоже, кто-то проехал туда. Подождем и посмотрим, все равно раненым нужен отдых. Лейтенант, выставьте пост со стороны деревни. Вместе с каким-нибудь бойцом из тех, кто хорошо бегает, остальным отдых.

Козырнув, Райкин убежал выполнять приказ, а я с бойцами вернулся в лагерь, разбитый в трехстах метрах от опушки. Отстегнув флягу с пояса, закинув голову, стал жадно пить, невольно разглядывая небо.

«Солнце заходит, скоро совсем стемнеет, пора бы уже кому-нибудь показаться на дороге. Может, повезет и мы разживемся чем съестным?»

Убрав фляжку обратно, я сел около дуба в два обхвата и прикрыл глаза.

– Товарищ капитан, идут! – Этот тихий окрик вывел меня из дремоты.

Посмотрев на стоящего рядом молодого бойца, явно первогодка, переспросил с раздражением:

– Кто идет? Вас, боец, что, не учили, как докладывать командирам?

– Так телеги едут, три, а в них вооруженные люди в гражданском. Полицаи вроде, у этих тоже повязки белые, как и у тех, что в деревне были.

– Уже хорошо, – обрадовался я и велел поднимать людей.

Боя как такового не было, от предложения сдаться полицаи отказались. Попрыгав с телег и стреляя на бегу, рванули к нам, даже не пытаясь укрыться. Решили нахрапом взять, однако залп в упор быстро их остановил. Приказав добить двух уцелевших, спрятавшихся за одной из повозок, мы вышли на дорогу и стали осматривать убитых.

– Вот, товарищ капитан, у старшего нашел.

Я переступил через труп одного из убитых полицаев, подошел к бойцу, обыскивающему старшего полицая, и взял фотографию из рук.

На еще довоенном снимке была семья: на стуле сидела миловидная женщина и улыбалась, сзади стоял командир в форме капитана милиции и, положив руку на плечо женщины, строго смотрел в объектив.

Я опустился на колени рядом с полицаем и сравнил лица, после чего, вздохнув, встал и подошел к Райкину, исполняющему обязанности особиста у нас в отряде.

– Лейтенант, смотрите, что нашли у убитого предводителя. Приобщите к рапорту.

– Вот сволочь, скурвился, – возмутился лейтенант, он тоже сразу уловил сходство и возмущался от души.

Я повернулся к подошедшему старшине и спросил:

– Ну что там?

– Не выживет скотина, ее бы к коновалу, а так… эх, – огорченно махнул рукой старшина.

Мельком глянув, как двое бойцов возятся у тяжелораненой лошади, приказал:

– Распрягайте ее, вторую телегу прицепите к этому битюгу. Уж он-то выдержит, если что – бойцы помогут. Раненых грузить именно туда, а на отдельную телегу взрывчатку и трофеи.

– Есть, – козырнул старшина и убежал выполнять приказ.

– Собираем трофеи и уходим! Лейтенант, трупы утащить в лес, место боя замаскировать. Ясно?

– Да, товарищ капитан, ясно.

– Выполнять, – заложив руки за спину, приказал я и направился к появившимся из-за поворота разведчикам.

– Железная дорога впереди, товарищ капитан, – сразу же доложился один из них, заметив мой нетерпеливый жест.

– Заметили кого?

– Никого не было, товарищ капитан, мы не видели. Пусто на дороге.

Развернувшись, я подошел к стоящему около одной из телег в окружении жующих что-то бойцов лейтенанту Райкину, откусывающему кусок от бутерброда, сооруженного из захваченных продуктов. Мой желудок сразу же голодно забурчал. Подумав, я объявил получасовой отдых на обед.

После обеда приказал выдвигаться к обнаруженной железке, оставив за старшего лейтенанта Райкина, а сам в сопровождении разведчиков направился к дороге.

– Раненых везут, – вслух сказал один из лежащих рядом бойцов. Я молча кивнул, продолжая наблюдать за движением.

С перестуком колес поезд удалился, оставив медленно рассеивающееся облако дыма. Я быстро осмотрел оба направления и махнул рукой. Трое бойцов, пригибаясь, побежали к железке, я отставал от них ненамного, но насыпи мы достигли вместе.

Отдышавшись от бега, мы стали взбираться наверх.

«Эх, жаль не успели изучить примерное расписание. Как бы не вляпаться!»

Однако, вопреки моим опасениям, мы все успели и сейчас отходили, быстро разматывая катушку с проводом, боец позади его старательно маскировал.

Плюхнувшись рядом с Райкиным, я достал подрывную машинку и, зачистив концы, подсоединил один из них, после чего стал терпеливо ждать подходящего поезда.

– Товарищ капитан, слышен гудок, – вывел меня из дремоты голос наблюдающего за дорогой бойца. Рядом со мной шевелились, просыпаясь, остальные бойцы. Мельком глянув на наручные часы, я понял, что проспал около часа. С момента закладки заряда прошло около трех часов.

Взяв в руки подрывную машинку, накрутил второй провод и приготовился, наблюдая за движением.

– С фронта идет, товарищ капитан. Наверное, там опять раненые, – сказал наблюдающий в бинокль Райкин. Однако через некоторое время я понял, что он ошибся.

Мимо нас шел товарняк с грузовыми платформами, на которых стояла подбитая техника. Несмотря на такое радостное зрелище, никаких воплей и других проявлений радости, кроме дружеских тычков, не было, все помнили мой приказ о соблюдении полной маскировки.

– Лейтенант, ты видел, на второй и третьей платформе техника была закрыта брезентом?

– Да, товарищ капитан, правда так, мельком!

– Я тоже, но мне показалось, что везли наши танки. «Тридцатьчетверки», если я не ошибаюсь. Запиши это на всякий случай, мало ли что.

Отсоединив провод, я снова завалился спать, приказав дозорному сразу меня будить, как что-нибудь услышит.

– Хорошо, товарищ капитан, – ответил рябой боец лет двадцати пяти.

– Товарищ капитан, идет. Товарищ капитан, поезд идет в сторону фронта, – пытался пробиться в мое сознание голос бойца. Наконец я смог понять, что мне говорят, и, длинно зевнув, приготовился.

Вдали показался дым, вскоре стал виден и эшелон.

– Похоже, наш клиент, – сказал я, разглядывая в бинокль то, что было видно на платформах.

– Вроде какая-то артиллерийская часть, товарищ капитан, – отозвался Райкин, наблюдая за поездом.

– Будем рвать его. Наверняка в тех теплушках боеприпасы, так что рвем. Другого более жирного клиента ждать не будем. Всем приготовиться! – громко скомандовал я и приготовил машинку. Бойцы продолжали жадно наблюдать, даже не пытаясь укрыться.

– Товарищ капитан, он почти наехал, – азартно прошептал лейтенант.

С прищуром наблюдая за составом, я, подождав, пока заложенная взрывчатка окажется под паровозом, крутанул ручку, инициируя заряд.

От взрыва меня подбросило на полметра и откинуло в сторону. Зажав ладонями уши, я открывал и закрывал рот. Оглушен был изрядно. Насколько я успел понять плавающим сознанием, остальные делали то же самое. В это время сверху посыпался всякий железный мусор, создавая реальную опасность для жизни. Прижавшись к стволу дерева, я ждал, когда обломки поезда перестанут падать на нас сверху.

Через несколько минут я опасливо вышел на опушку и посмотрел на кратер, появившийся на том месте, где была дорога. Послышался хруст веток, и рядом встал Райкин.

– Ого, как бабахнула, товарищ капитан, от поезда почти ничего не осталось! Во, как мы их! – громко кричал лейтенант, явно оглохнув от взрыва.

С разворота я хлестко дал ему затрещину и заорал:

– Взрывчатки маловато?! Я тебе что говорил, мудаку, что слишком много! А ты что доказывал, специалист доморощенный?

Вместо ответа я услышал от удивленного лейтенанта:

– О, звук вернулся. Вон я даже слышу, как горит тот вагон.

– А-а-а! – махнул я на него рукой и приказал собираться, мы уходили.

– Если бы я знал пропорции заложения взрывчатки, то не получилось бы такого конфуза.

– Если не знаешь, чего было советовать? – ворчал я, шагая рядом с лейтенантом.

– Зато, товарищ капитан, вон как бабахнуло, – оправдывался смущенный Райкин.

– Бабахнуло?! Да этот взрыв в Берлине, наверное, слышно было! На нас сейчас таких собак спустят, что только держись, а у нас раненые!

– Так, товарищ капитан, где взрыв, а где наши, до них же еще двадцать километров топать.

– Все равно опасность есть. Теперь, по крайней мере, я знаю, что закладывать надо меньше семидесяти килограмм и укрываться не на ста пятидесяти метрах, а дальше. Повезло, что у нас никто не пострадал, а то бы еще и раненых тащить. Как ты там говорил, лейтенант? «Кладите больше, товарищ капитан, кашу маслом не испортишь»? Как бы нам это масло боком не вышло.

До нашего обоза с ранеными мы добрались без особых проблем, прячась от ставшей активно летать над нами немецкой авиации.

– Во разлетались. Кажется, кому-то хвост накрутили за поезд, раз столько налетело. А вы как думаете, товарищ капитан? – обратился ко мне Райкин, наблюдая за несколькими самолетами-разведчиками, крутившими в соседних районах воздушные пируэты, в прямой видимости с того места, где мы стояли.

– Похоже, что так, – ответил я рассеянно, продолжая изучать карту.

От одной из телег, укрытых в тени как от жаркого солнца, так и от наблюдательных немецких асов, ко мне направилась Света, жуя высохший хлеб с салом. У раненых только что закончился ужин, и сейчас остатками ужинали здоровые бойцы. Проблема с продовольствием вставала уже остро. То продовольствие, что мы захватили у полицаев вместе с телегами, за последние два дня подошло к концу. Сейчас я как раз об этом думал, и ничего другого, кроме того как разбойничать на дороге, мне не приходило в голову.