Текст книги "Камбрия — навсегда!"
Автор книги: Владимир Коваленко (Кузнецов)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
Глава 5
Правый берег реки Нит, город Кер-Нид и поле перед ним
Год 1400 ab Urbe condita, 25 декабря
Харальд сбился на эпический слог. Немудрено. Хороший поэт способен разглядеть величественность и в самом заурядном событии. На поле же перед Кер-Нидом происходила битва, превращающая скромное представление норвежца о Рагнареке в сон о дворовой потасовке!
Самая большая экспедиция на памяти нынешнего поколения норманнов – полтора десятка длинных кораблей. Меньше тысячи воинов. Здесь же только защищалось вчетверо, накатывался же человеческий вал, который не уместить и на сотне драккаров.
Норманн покосился на сиду – как раз изучает неприятельское построение. Что-то отразится на лице? Разочарование!
– Я думала, они построятся плотнее.
– Значит, у них много дротиков. И нет настроения сразу переходить на копья и мечи. Гвардия-то во второй линии. Без больших топоров плотный копейный строй прорвать не так уж легко.
Для викинга. Для большинства иных воинов – просто немыслимо. У разреженного же строя есть и преимущества – воины из задних рядов могут сменить тех, кто начнёт бой, когда те устанут. Командиры могут свободно перемещаться внутри такого строя, ободрить, поддержать в неудаче, возглавить удар, если во вражеском частоколе копий возникнет щербинка. Кроме копейщиков в такой строй и легковооружённые воины могут встать – немного, потому как им вовсе не требуется лезть вперёд и мешать. Но на десяток копейщиков непременно придётся лучник – для того, чтоб, улучив момент, выбивать вражеских воинов на короткой дистанции. На большее саксонский малый лук и не способен. Право, ирландские пращи и то дальнобойнее.
Изначально подразумевалось, что пращники попробуют действовать из леса. Глупо не использовать преимущество, которое даёт традиционное оружие доброй части подданных Диведа. И Глентуи – сейчас там, между двумя армиями, разворачивались для недолгого боя шесть десятков пиратов Этайн. Закинув маленькие щиты и дротики за спину, заложив пули в нехитрое оружие, они стремились навстречу опасности.
Со стороны саксов из строя никто не выдвинулся. Немногочисленная конница спокойно стоит во втором ряду. Так что на камни ирландцев отвечают только луки. Камни бессильно стучат по надёжным щитам воинов первого ряда.
– Хорошие щиты, северные, – комментирует Харальд. – Толстые. Крепкие. Кажется, метатели камней зря полягут…
Ошибся. Если саксы принимают камни на щиты, то ирландцы ухитрялются уворачиваться от стрел. Иногда стрела кого-нибудь ловит, и пляшущий человечек превращается в человека лежащего или ковыляющего назад – но столь же часто и в стене щитов появляется щербинка. Немедленно занимаемая свежим воином из задних рядов. Которых Немайн насчитала – десять.
А считать вышло совсем не легко – ряды зыбкие, идут не в ногу. Пришлось насматривать приметы, по которым можно отличить воинов третьего ряда, пятого, восьмого. И стараться не встретиться взглядом с медным оком низкого утреннего солнца. Зато сида видела подробности – и мельком, на будущее, отметила: разреженный строй в наступлении хорош тем, что не приходится топтать тела убитых и раненых товарищей.
Вот передние шеренги выросли достаточно, чтоб сида прекратила смотреть на чужую работу да своей занялась. Заговорила, словно распеваясь, сперва негромко, а там сама не заметила, как голос – ровный, размеренный – вырос, окреп, захватил окрестные мили. Отводить глаза, высматривать, как там Луковка – некогда, всё внимание на отслеживание врага. Да ещё на ирландцев – иные мешкают, хоть их предупреждали перед боем, что Немайн девица голосистая и, хоть петь не собирается, покричать настроена всерьёз. Тяжело прогудело над головами, но камень из сидовой машины внимания ирландцев не привлёк: глазея на небо, можно и стрелу поймать. Опять же, интересного мало. Зная характер народа, составляющего костяк лёгких войск, Немайн всё обстоятельно продемонстрировала перед боем. Как выглядит машина – по сути, очень большая праща, – на что похоже ядро, сколько человек дёргает за верёвки, почему каменюка не упадёт на удалые ирландские головы: как раз потому, что на башне сида покрикивает. И даже согласилась пострелять – при условии, что камни обратно потащат зрители. Разумеется, ирландцы поняли как обычную сидовскую уловку. Могла б и прямо сказать, что расчёту камнемёта нужно сохранить на завтра побольше сил. Но что тут поделать, такие сиды существа. Иначе не умеют.
Зато пращники видели падение камня. Хорошо ударил: троих саксов снёс, как клюшка – мяч. Остальные шарахнулись, и тут кое-кто из команды Этайн успел. Пули полетели внутрь приоткрывшегося строя, а как только саксы убрали щербину, снова раздался голос камня. Кто-то из пращников объявил, что против сиды он в хоккей на траве играть не согласен! Особенно на воротах. Гленцы ответили смешками, некоторые стали уже прикидывать, что после окончания войны сиду и верно нужно затянуть в местную команду. Сглазили, негодники: второй снаряд рухнул в глубине строя, и какие потери нанёс – было неясно. Всё-таки Этайн прокричала своим людям, чтоб пули берегли – следующий камень может вновь открыть строй. И точно, вскрыл – да так, что под снарядами её моряков саксы встали, строй прогнулся – середина выправляется, фланги продолжают идти вперёд. Ещё гудение, ещё камень – упал перед линией, обдав щиты нескольких воинов землёй. Ещё один – вглубь порядков. Ещё раз – удача! Сидова праща бьёт по центру саксов – и линия под ударами выгибается, как лук от натяжения тетивы. И если натянувшая её рука дрогнет, прежде чем возьмёт прицел…
Дрогнула! Десятый камень саксы не перенесли. Ринулись в атаку. Без команды – те, у кого убили соседей, не выдержали, бросились мстить. В кольчугах да поножах, с тяжёлыми щитами, догнать ирландцев? Невозможно. Но сократить разрыв и метнуть дротики – вполне. Отомстили. Зато за их спинами, не обращая уже внимание на приказы, перешла на бег вся масса саксонского войска, утомлённая необходимостью терпеть удары больших камней. Волшебных камней. Что существуют машины, способные метать ядра без всякого колдовства, саксы знали, хотя баллист и катапульт не применяли. Но знали они и то, что стреляют те хорошо если три раза за стражу. А тут – не поймёшь: то ли богиня, по слухам, вовсе не великанша, их рукой бросает. Так по скорости выходит. То ли камни метает машина – так по силе получается. Как ни возьми – а без страшных ирландских заклятий не обошлось!
Отбегая к проходу в рядах копейщиков, ирландка жалела, что передовая стычка оказалась настолько короткой. Но до чего же здоровская штука – большая праща! Главное – до чего часто стреляет. Вот уж чего никак не ожидаешь от такой махины…
Над полем разносится пронзительный голос, значит, сюрпризы от Немайн ещё не закончены. Вот только они уже не касаются рыбаков и пиратов. Тем пора выставить ивовые щиты и дротики вровень с деревянными щитами и длинными копьями тяжёлой пехоты. Принять удар – в тех самых промежутках, которые им оставили для спасения. Этайн оглянулась, проверяя, все ли ирландцы успели отойти, чуть отклонила щит… Стрелы саксотского лучника она не заметила. Удар широкого лезвия пришёлся точно в сердце.
– Три часа вправо – поворачивай! – голос с башни кружит над городом, как цапля перед перелётом – над родным гнездом.
– Заводи тали! Тяни! – откликается эхом внутри стен Кер-Нида. Машина, которую Неметона обзывает диковинным словом «перрье», куда как хлипче оставшихся дома, стерегущих морские ворота. Зато легче. Подкладывая валики, два десятка человек могут её развернуть. Легко. Увы, не мгновенно.
А времени мало. Саксы строились далеко. Лучшему лучнику не достать, и даже Эйре из «скорпиончика». Но всё равно – идут быстро. Слишком быстро! До боя Нион ожидала, что успеет сделать полтора десятка выстрелов. Оказалось – только десять, а люди работают куда слаженнее, чем на тренировке. Успеть же между выстрелами нужно вот что: стрелу спустить к земле, праща должна быть разложена, ей самой – такое никому не доверить – внести поправку кольцами у крюка, а у этой машины их целых десять. Только после этого можно ставить расчёт к верёвкам и давать отмашку. Вроде и немного – если б саксы стояли на месте и ждали! Раз машину приходится поворачивать – значит, вот-вот сцепятся с армией в поле. А то и на стены полезут. А какие тут стены… Не Кер-Мирддин. Вал да частокол.
Наконец машина развёрнута, снаряд в праще. Нион готова: одна рука на верхнем кольце, чтоб, услышав поправку, быстро-быстро сдёрнуть лишнее. Во второй – кольцо, чтобы, услышав поправку, быстро-быстро его надеть. Но голос с башни всё рушит…
– Полчаса влево, поворачивай!
Снова подкладывать кругляши, впрягаться в тали. Снова тратить драгоценные секунды на старческий скрип крепи… Луковка не ворчит на богиню. Не сердится. Её посетило понимание – которое следует отогнать на время. Или навсегда – как получится с саксами. «Неметона может ошибаться».
– Прицел восемь!
А Лукавка не смеет поторопить расчёт. Её людям нельзя слишком устать. Им за верёвки дергать, запускать скалы в небо.
До чего же хочется сделать что-то самой! Тело готово биться в судорогах, будто голову оторвали. Стукнула в щит Харальда стрела… Немайн, приплясывая на месте – взгляда это не сбивало, – окинула взглядом камбрийскую рать. Три густые линии, вплотную друг к другу – копейщики. Позади ещё три – через интервал, эти отстоят друг от друга на несколько локтей. Стрелки. Слава Диведа. Пусть в руках не знаменитый длинный лук – и нынешний лук из вяза довольно серьёзное оружие. Не хуже индейских девятнадцатого века – а индейцы Великих Равнин хвалёной американской кавалерии наносили весьма болезненные потери. По эффективности как оружие лук напоминал револьвер – без его компактности, зато бесшумный.
– Луки, товсь!
Кейр вытянул стрелу из дёрна перед собой – куда сам же недавно и воткнул, наложил на тетиву. Так их брать скорей, чем из колчана, и от раны, нанесённой стрелой, попробовавшей сырую землю, горячка приключается. Есть и другие способы, более скорострельные, но ими владеют не все. Тогда придётся стрелять вразнобой, а залп целым рядом – лучше. Больше надежд на прореху в неприятельском строю. Куда смогут ударить копейщики первых трёх рядов. Расширить, раздвинуть, навалиться вдвоём на одного – в отличие от саксов, камбрийская фаланга сомкнута плечо к плечу. Теперь лучникам ничего не видно из-за спин. Какая разница? Стрельба навесом – занятие привычное, а что врагов не видно – хорошо. Спокойней малость.
Самая широкая из спин принадлежит Дэффиду. Так получилось, что он единственный из знатных людей королевства не обязан находиться вместе с кланом – в рядах ли лучников, в рядах ли копейной фаланги. Принцепс сената – важный человек, но куда его в бою приткнуть? Ни богу свечка, ни чёрту кочерга! А почёта требует, да и человек что надо. Вот и стоит позади копейного строя, смотрит, как дело пойдёт. У него, как у младшей дочери, забота не в бой вести, а говорить, чему настало время, а с чем погодить пока.
Впереди шум. Саксы надвигаются. Первая линия копейщиков стала пониже, зашумела доспехами и щитами. Воины пригибаются, вгоняют копья в землю, подперев ногой для верности, жала наклоняются вперёд. Помимо прочего, так щит закрывает больше, а в плотном строю особо не позакрываешься – щиты перекрывают друг друга, оттого и стук стоит. Это немного неудобно, но куда надёжнее старого, римского способа. Вторая линия выставила копья в промежутках между бойцами первой. Очень маленьких промежутках. При учёбе никогда без порезов не обходилось. Впрочем, на учёбе первый ряд не весь в кольчугах – сейчас же впереди стоят лучшие. Вожди да знатные воины, которым самим бы кого поучить. И сам король! Вот вторая линия вскинула щиты над головами первой. Значит, скоро окажутся в досягаемости саксонских луков. А камбрийские лучше. Так когда? Понятно, что легатам из первого ряда виднее. А ну как затянут с командой?
– Луки – в дело!
Кейр, не тратя времени на слова, вскинул оружие – так, чтобы стрела летела выше голов копейщиков, и выстрелил. Краем глаза заметил – так поступил весь ряд. И два ряда лучников за ним – тоже. Слушать свист, созерцать стремительные тени в небе – некогда. Выдернуть из земли следующую стрелу, наложить на тетиву, поднять лук. Чуть подождать, убедившись, что все в ряду готовы. И только тогда выстрелить снова.
Саксы остановились. Ошибка! Маленькая, но ошибка. Пусть они поступают так всегда, обычай въелся в кровь и плоть глубже любого устава – он отольётся тяжёлыми потерями. Может, и поражением. Харальд вон не понимает – смотрит на радостно подпрыгивающую сиду, как на безумную. А она и есть безумная, врагов зубами рвать хочет! Только дела это не меняет. Строй, красный слева и пёстрый справа, замер – против наклонного частокола из копий и вертикального – из щитов. Стена против стены. Из красной стены полетели дротики. Разбить щиты врага, отяжелить их – вот их цель. Но через головы камбрийцев сыплются стрелы. Больше тысячи луков стараются. Без остановки – но, увы, не без устали.
Хвикке могли бросить вперёд гвардию: срубить копья топорами, ворваться, войти в ближний бой – ножи-саксы против ирландских кинжалов. Но гвардия ждёт позади. Значит, и диведской коннице, и колесницам, что притаились за городом, у новеньких, широченных задних ворот, выходящих на бывшее болото, тоже придётся ждать. А строю между городом и лесом – выстоять. И ухитриться понемногу заменить ирландских пращников, что заняли разрыв строя, на хороших копейщиков.
То же происходит возле городских ворот – только тут с обеих сторон войска похуже. Одни – потому как ров и частокол какая-никакая защита, другие потому, что главная задача саксов – сокрушить полевую армию. И, желательно, перерезать. Чтоб никто не мешал спокойно и раздумчиво осаждать кельтские городки. В основном и прикрытые, как Кер-Нид, земляным валом и частоколом. Правда, круглым, и башен обычно нет. Эти-то построены на месте римских, каменных. Разрушенных в незапямятные уже времена.
Город держит собственное ополчение, да отряд Луковки, да лучники. Сто двадцать человек «регулярной армии», построенные всё в те же три ряда позади основных сил, сейчас как раз выполняют сложнейший маневр – меняют в первой линии легковооружённых. Саксы следят, готовые воспользоваться любой заминкой или неурядицей.
– Что делают вожди? Я их потеряла…
Вожди заметны по лучшему вооружению, да по красивой одежде. До сих пор они в основном равняли ряды, перекосившиеся после пробежки. Чуть отвлеклась на положение дел при воротах – и узость поля зрения сыграла злую шутку, ничего не поделаешь. Харальд простёр руку. Немайн – привычно уже – скользнула взглядом вдоль. Напротив трудного гленского участка обороны наметилось уплотнение в строю, вождей больше, чем надо бы на такой короткий кусочек фронта. Саксы собираются ударить!
– Прицел восемь! – пальцы добела впились в предплечья. Рукам нельзя дать воли, а работы хотят – так пусть сами себя и держат!
Луковка явно не готова, но пусть получит команду заранее. Мало ли что… Тем более, по башне начали стрелять – Харальд уже раза два ловил щитом «её» стрелы.
Камень упал хорошо. Но саксы всё равно бросились. И бросились бы, даже если не заметили бы небольшого замешательства в строю камбрийцев, когда тяжёлый дротик, пущенный могучей рукой, пробил ивовый щит высокой женщины, что вела вылазку пращников.
Шанс был так себе – да каждый знал: время поджимает. Как и о битве у плавучего моста. Вожди объяснили: победим сегодня, особенно с утра – всё наше. Если же лишних две тысячи камбрийцев выйдут во фланг и тыл – дай Вотан ноги унести. А он обычно не подыгрывает тем, кто боится рискнуть. И тем, кто не желает получить всё и сразу!
Другое дело, что от напрасной пробежки войско подустало, и командующий правого, сильного, крыла первой линии, кто бы он ни был, решил – лучше выстоять несколько минут под ливнем стрел и потерять сотню воинов, чем ломиться на свежего врага с дыханием, не восстановившемся у всех бойцов сразу. Немайн видела опущенную личину шлема – даже не робот, идол, – но действия говорят о человеке больше, чем лицо! Раз дикие пришельцы с континента покорно стоят и ждут команды – враг силён и жесток до божественности. Абсолютное уважение? Страх перед зверской жестокостью? Не важно. Он держит в порядке тех, кто б иначе не замедлил сбиться в неуправляемую толпу.
Впрочем, передовые шеренги саксов рады даже отдыху, оплаченному смертями. Каждый верит, что его удачи хватит, а нет – так у первого ряда лучшие доспехи. Самые тяжёлые.
Так что, насколько серьёзно повлиял на готовность саксов к атаке камень, сразивший стоявшего рядом с вождём сотника – остальные увернулись, камень летел достаточно медленно, – неизвестно. У любых нервов бывает предел, а день только начался. Да и душ из крови человека, только стоявшего рядом и что-то доказывавшего, проймёт и языческое божество!
Так или иначе, а в атаку бросились лучшие из лучших. Герои, способные впрыгнуть поверх копий в порядки врага и разить. Пока кольчугу не пробъёт единственно удобный в тесноте бриттских шеренг кинжал. Но в проделанную храбрецами брешь двинулся копейный строй.
Мужественные – и сильные – люди водятся не только у саксов. Это вообще-то кельтский приём – прыжок на вражеский щит с разрубанием щита мечом. Сохранившийся, правда, скорее как военное упражнение. Так инструктор проверяет качество сбитой воинами «стены». Сначала её, правда, из луков расстреливают – стрелами с тупыми охотничьими наконечниками. И если ученики держат первое испытание – на них начинает прыгать могутный дядя в тяжёлом железе. С боков следит ещё парочка ветеранов – насколько «стена» пошатнётся?
В бою это художество применяли редко. Ещё римляне – а в Диведе народ на осьмушку числится от римлян – отучили бриттов от нанесения красивых героических ударов. Попросту оковав навершия щитов железом. И начав проверять выстроенные новобранцами черепахи-«тестудо» на прочность ничуть не менее сурово.
Так что у гленцев нашлись свои желающие проверить – что сделает новый стальной меч с саксонским щитом? Для оружия это ничем хорошим не оканчивалось – меч пробивал оковку, если была, но застревал в толстом дереве. Северный круглый щит – не ивовая плетёнка. Впрочем, это героев не смущало: главное, достать гада, а запасное оружие сыщется. Топор, булава, кинжал… Один из топоров и сыграл решительную роль в отражении прорыва. Лихой бритт, оставшись без меча, зацепил верхний край вражеского щита топором, дёрнул на себя – а сосед не растерялся, успел ударить открывшегося врага мечом.
Ивор, как старейшина и легат, бился в первом ряду. Увидев такое – обрадовался. Тому, что пару недель назад поставил на своём, да не променял на острое листовидное копьё, более приличествующее вождю, верный бил.
Хороший, большой тесак-кусторез. Загнутый острием вниз. Насаженный на длинную рукоятку, бил становится весьма опасным оружием. Не хуже копья. Которое и заменяет большинству небогатых воинов, неспособных потратиться разом на оружие и инструмент. Ивор предпочёл бил не из бедности, а из любви к грубым приёмам. Вот нравится человеку клюнуть острием подошедшего слишком близко врага, да посмотреть на изумление врага, которого сталь вдруг достала за щитом. Чего тут плохого?
– Нет, это делается так! – объявил буднично, как будто сливы прививать собрался. И, никуда не прыгая, сделал короткий выпад. Дёрнул щит стоящего напротив сакса. Сосед по строю немедленно нанёс укол копьём. Следующий сакс тоже оказался не готов к подобному приёму…
Прорыв заглох, не начавшись. А вот ближний бой понемногу растянулся на всю линию. Тут и начали сказываться недостатки и преимущества обоих построений: саксы в разреженном строю несли большие потери – каждый из них оказался против двоих бриттов. Зато, выжив некоторое время, сменялся. А двое бриттов, устав, истекая кровью – продолжали бой. Впрочем, в противники им теперь доставались «ножовщики» – воины без кольчуг, с короткими мечами. Самое дешёвое постоянное войско на островах – король платит воину, но сильно экономит на экипировке. Так что эти, ожидая очереди к риску и славе, уже обзавелись царапинами. А щиты, их единственная защита в ближнем бою, скорее напоминали ежей – настолько успели их утыкать стрелы.
Кейр поднял с земли очередную стрелу. На каждого из выстроившихся перед ними саксов стрелки уже выпустили дюжины по полторы-две. Сколько раз он уже натянул лук? Пятидесят? Сто? Руки – особенно правая – гудели, но пока выдерживали заданный им самим ритм. В ряду уменьшилось число стрелков: женщины несли только один колчан. Расстреляв, побежали за новыми – для себя и для мужчин. Которым сбегать за стрелами нельзя – так можно и панику поднять! В первом ряду женщин нет, значит, пока в тыл бегут только они – строй стоит, и причин для беспокойства нет. Особенно если столько же возвращается в линию. Заодно у девочек руки немного отдохнут. Кейр сам подивился старообразно-начальственным мыслям: многие «девочки» ему годились в матери. А всё одно – начальник, значит, старший! Но скоро вторые шесть десятков стрел закончатся, их придётся брать из свежепринесённого колчана. Скорость стрельбы упадёт. Враг может принять это за добрый знак…
Вот тут-то Дэффид развернулся к Кейру:
– Уводи своих к повозкам.
Повторил то же самое другим легатам над лучниками. После чего повернулся обратно к трещащей от напряжения линии. Трещит – ничего. Не расползлась пока, и ладно. Хорошо бы вытащить из битвы легковооружённых. Их и так погибло слишком много. Но ирландцы завязли, утратили организацию. Нет, придётся бедолагам терпеть до последнего. Иначе, отступая, увлекут за собой копейщиков. То же – и гленцы. Впрочем, эти-то отборные, дочкой особенно ученные. Выстоят.
Прохаживаясь – легче ждать. Копейщикам без поддержки тяжко – но лучникам нужно время. Пока займут новую позицию, приготовятся. А саксы точно ободрились. Ещё бы – теперь перевес в метательном бое склонился на их сторону. Да и камбрийцы чуют за спинами пустоту. Знают, зачем она возникла. И от этого знания у задних шеренг, небось, ноги чешутся – хоть ненадолго удалиться от опасности. А вот у первой – сердца тоскуют. Их-то ожидает самое трудное…
* * *
Солнце! Яркое, горячее – но отвратительно низкое, лезет под козырёк, прилаженный к парадному шлему, норовит полоснуть по глазам горчицей. Впрочем, из-под руки видно достаточно – фронт полевой армии вот-вот рухнет. Даже ослепнув, трудно не заметить – симфония работающих лучных линий оборвалась. Остались глухой стук дротиков и копий о щиты, да лязг мечей о доспехи и умбоны. Но поделать сида ничего не может. Один камень раз в пятнадцать секунд – вот и вся подмога. Пусть момент много раз обговорён и даже разок отрепетирован. Всё равно – опасность бегства сохраняется…
Стоит чуть сместить взгляд, чтоб понять – на городском валу дела немногим лучше. Здесь саксы собрали большую часть лучников. И, тщательно оберегая стрелков большими щитами, навесом засыпают стены. Причём вялой атаке подвергаются сразу двое ворот – восточные и южные. И если Немайн довольно короткого взгляда на каждые, чтоб убедиться – пока защитники города держатся, то каково приходится тем, кто не вознёсся над битвой на высоту дозорной башни? Для того и пришлось выделить из скудных сил небольшой резерв, из самых дурно вооружённых – небольшие отряды, стоя за спиной защитников каждой стены, самим спокойствием своим показывют – положение пока не отчаянное. Как говаривают Монтови: «до триариев дело не дошло».
И пусть гонцы со всех укреплений по очереди просят подрепить их – ответ у сиды один:
– Рано.
Уши сердито топорщатся, и гонцы поспешно уходят, не смея сбивать поправки для перрье, в блаженном неведении о том, что «Пора!» не наступит вовсе. Зато уносят с собой уверенность, что битва идёт по плану.
Заодно спокойствие распространяется и на тыл: легкораненые, идущие на перевязку, санитары, что выносят тяжёлых, говорят одно: трудно, но стоять можно. А ежели что, есть резерв! Одна беда – образованного грека, вовсе ничего не читавшего из многочисленных «Тактик» и «Стратегик», найти в империи сложно. Слишком уж сильно врезалась война в жизнь восточного Рима за последнее столетие. А хороший священник разбирается в людях достаточно, чтобы понять – на деле последняя надежда и кладезь боевого духа только и годятся стоять и подбадривать. Обычный приём, во многих сочинениях описанный. Причём именно с рекомендацией набирать такое демонстрационное войско из худших воинов.
Началось всё с того, что нескольких раненых не донесли. Умирающих так и так пристраивали в сторонке: мэтр Амвросий, хирург с опытом, в первую очередь брался за тех, кого точно мог вытащить – и кто точно не мог подождать. Кто полегче – доставались лекарям попроще, тяжелее – ждали, когда у мэтра появится возможность потратить время с риском потерять его впустую. Так что священники занимались ожидающими операции. Исповедовать и причастить следовало всех не ходячих – в случае прорыва саксов они были обречены.
Однако, когда на носилках притащили очередное тело, ещё тёплое, но совершенно очевидно расставшееся с душой, отец Адриан не вытерпел.
– Я, преосвященный, под стрелы соваться не собираюсь, – успокоил встрепенувшегося епископа, – устроюсь за ближайшими к восточной стене домишками, да и только. Глядишь, спасу душу-другую.
– Ступай, мой друг. Тем более, на северной стене как раз гленцы стоят. Твоя паства, – Дионисий согласился легко, ибо не знал за своим заместителем ни склонности к лукавству с друзьями, ни ложного честолюбия. Только желание выполнить обязанности как можно лучше. А внутри города – опасность примерно равная…
Вот тут Адриан и насмотрелся на «резервы». Да что насмотрелся! Одного взгляда хватило, чтобы понять: случись что – побегут. Назад, не на стены. И смысла воодушевлять и ободрять тонкие унылые линии нет никакого. Не по силам. Как тогда, с холмом. Но это не означает, что не стоит и пытаться…
Тем более что поток раненых схлынул – из основной сечи их было не выдернуть, а на стенах самые неуклюжие да невезучие своё уже получили. И всё равно – здания бань уже не хватало, и госпиталь выплеснулся наружу, под заблаговременно приготовленные навесы. Другое дело, что не хватало и персонала. Старшая из аннонок трижды падала в обморок – а до того невозмутимо ассистировала при самых тяжёлых операциях. Одна рана, пусть самая страшная, её не пугала – а вот тысяча… Тристан похожее уже видел – после набега викингов. Зрелище тяжёлое – но рыцарю следует переносить самые страшные картины: ведь зло, которому должен противостоять рыцарь, не постесняется совершить любые преступления.
* * *
Знамя графа Окты скучало в резерве. В настоящем. Том, что начал просачиваться через новенькие, западные, ворота на бывшее болото. Первыми, конечно, прошли колесницы. И раз уж эти не завязли, значит, остальным ничего не грозит. Вслед двинулись конные лучники. А вот тяжёлой, по камбрийским меркам, кавалерии следовало портить дорогу последней. Зато в бой идти вторыми, закрывая бронёй уязвимых, но быстрых рыцарей-бриттов. Но не колесницы. «Скорпиончики» не умеют стрелять навесом. Что ж, возницы и стрелки укрыты за добротными щитами по бортам. Колесниц всего семь – шесть по числу кланов, прежде соперничавших на гонках, теперь же готовых помериться славой в битве. И ещё одна, богини. Эта и поведёт. Как утром, когда пришлось двух лошадей отрезать, чтобы вернуться. Сестра богини – на неё чуть-чуть похожа, хоть и не родная – тоже схлопотала стрелу. Теперь морщится и растирает больное место. Синяк! То ли кольчуга особенная, то ли она сама, только жало, сумев немного раздвинуть тонкое кольцо, разорвать – не смогло. Как и прорезать толстый поддоспешник.
Вот чем хороша война в декабре – не жарко. Летом тоже приходится одевать под доспех стёганку толщиной в полтора пальца. Приходится терпеть – лучше вспотеть, чем погибнуть. Окта хмыкнул, покосившись на принца Риса. Который, чудом уцелев в паре стычек, признал, что для командира хорошая броня не роскошь и не трусость, простое средство выживания. Начальник – всегда первая мишень. Всё понял, но продолжает хмуриться.
Как тут не хмуриться, когда старший брат кругом прав? И жена… Особенно противно сознавать, что ты опять сморозил глупость. Из детского упрямства, желания поступить наоборот. Взрослый, женатый человек, брат короля, самостоятельный правитель, магистр конницы в обход прочих братьев и сестёр – повёл себя наподобие сопливого мальчонки. Соображения не хватило догадаться, что если Гваллен и Гулидиен о чём-то талдычат хором – так правы они, а не наивные понятия о приличествующем, вычитанные из древних поэм.
То-то у его и гулидиеновой семьи настроение поднялось, как увидели на командире кирасу. Поняли – из головы дурь вымело. Точно как сказал брат. Сам, кстати, не посчитал постыдным бегать, спину врагу показывать – пока – на учении. Собственно, если конным лучникам отойти – не позор, почему копейщикам нельзя?
Чего не знал принц Рис – брат в это самое время умным себя не считает. Зато радуется, что младшенький чему-то научился, ибо, похоже, скоро ему придётся стать королём Диведа. Что поделать, если старшего понесло в первый ряд копейщиков! Как восторженно кричала армия, когда король слез с коня и укрепил монаршей особой боевой порядок! Оно и понятно. Воины превого ряда перестали считать себя жертвами. Поскольку искренне полагали, что король пребывает в здравом уме и на верную смерть не пойдёт. А риск – куда без него на войне? И раз становится в пеший строй – значит, ни удрать, бросив армию, ни оставить на растерзание именно первую шеренгу у него в мыслях нет. Ещё, конечно, грела душу возможность отличиться на глазах верховной власти, а то и спасти короля. Отчасти этим и объяснялось едва не эпическое геройствование иных удальцов. Сам король никаких подвигов силы и ловкости не совершал – прикрывался щитом, слегка шевелил упёртым в землю копьём, не позволяя перерубить древко, да иногда подавал голос, чтоб заглушить возможные слухи о гибели. Пока – преждевременные.
Прекращение обстрела саксов разом воодушевило – многие решили, что трусливые бритты бежали – и обеспокоило. Кое-кто догадывался, что не всё так просто. Отреагировали и те, и другие одинаково: усилили напор. Само собой, особенно отчаянно бросались на короля, тут их разреженный строй стал плотным. А попадали в зубы четверым – по числу сторон света и пятин Диведа – телохратителям, стоящим рядом и сзади. Гулидиену тоже довелось разок сделать меткий выпад в горло врагу, щит которого оказался пригвождён стрелой к соседнему. Один из телохранителей одобрительно крикнул, мол «король завалил вепря». Для него, по должности, правитель мыслился чем-то мягким, малобоеспособным и нуждающимся в охране. Потому скромное, по общим меркам, достижение и заслужило громкую похвалу. В строю подхватили – воины смотрели на врагов перед собой, не по сторонам, и решили, что правитель наконец-то совершил подвиг, и достал некоего совершенно исключительного сакса, вождя или героя.
