Текст книги "Богатая белая стерва"

Автор книги: Владимир Романовский

Санди сказала – Нет, не играй пока.

Почему?

Потому что я умираю от голода. Сперва мы поедим. Перекусим, а потом ты будешь играть. Я не хочу пропустить ни одной ноты.

Так начались самые счастливые, вплоть до данного момента, полдня в моей жизни. Пили мы умеренно. Доставщик из супермаркета пришел и принес копченую курицу, овощи, ветчину, сок, горчицу – и чего он только еще не принес. Санди сделала сандвичи – очень искусно – и мы их слопали. Во время еды мы несколько раз друг друга удивили. Наши два мира были такие разные, а наши взгляды настолько индоктринированны, что если бы один из нас был бы чуть глупее, мы просто не поняли бы друг друга – говорили бы на разных языках. Политических взглядов у Санди не было никаких – она едва вспомнила фамилию вице-президента Республики. Я не имел ни малейшего понятия (ни малейшего, дамы и господа – к стыду моему!) что голубокровные смотрят на искусство свысока, что охота, поездки на лодках и яхтах, выращивание лошадей и гольф являются основными их занятиями. Если верить Санди – немыслимо в наше время члену староденежной элиты стать артистом-исполнителем любого вида, как бы талантлив и целеустремлен он ни был, за чьей бы женой в данный момент не гонялся. Слово «адвокат», которое в моем понимании – и в понимании всех, кого я знал – ассоциировалось с беспринципными, непрерывными исками, с отсуживанием и оправдыванием насильников и убийц, в бруклинском стиле – наводило Санди на мысли о бархате, бронзе и красном дереве нижнеманхаттанского офиса, занимающегося исключительно сутяжничеством, связанным с продажей очень дорогих домов и имений. А «недвижимость», оказывается, означала – преимущественно викторианскую архитектуру, а не деревянные сараи с потолками, которые можно рукой достать не подпрыгивая, находящиеся в двух часах езды от метрополиса и рекламируемые как «американская мечта». У некоторых американцев, как оказалось, мечты совсем другие.

Она рассказала мне о своем кузене по имени Грег, который несколько лет назад спас жизнь женщине. Ее частный самолет выпал из неба над Атлантикой в районе Ойстер Бей, где Грег катался на катере. Смелый Грег (и я без всякого сарказма это говорю – не знаю, что я, или любой другой, сделал бы на его месте – что бы сделали вы?) выключил мотор и нырнул через борт. Он добрался до обломков до того, как они съехали с мели, на которой балансировали, в воду, и вытащил женщину, а пилота, уже мертвого, оставил. Она еще дышала и уже испытывала благодарность – полусознательно. Грегу понадобился почти час, чтобы добраться с ней до своего катера – течения там сильные, и катер отнесло – он забыл кинуть плавучий якорь.

Я рассказал Санди о своем друге по имени Джульен и даже попытался донести до нее представление о силе его поэзии, процитировав (кажется, неправильно) несколько строк:

 
Success was only a block away.
One hardly cared. One knew the price.
«The `A' Express to Far Rockaway!» —
Rolled through the silence and echoed twice.
 

И еще что-то. Память на стихи у меня паршивая. Санди я не убедил, вроде бы. Она сказала – Неплохо, а затем призналась, что знает очень мало поэзии, а понимает еще меньше.

С музыкой было иначе.

В музыке она разбиралась не хуже, но, возможно, лучше меня. Она изучала теорию в школе, институте и дома – это входило в воспитательный комплекс ее класса, конечно же, а только – никакой учитель или инструктор не мог бы ей дать той степени понимания, которая у нее была. Ее небрежные замечания были просто удивительны. Она хорошо знала венгерскую оперетту рубежа веков (у меня упала челюсть), не любила Дилиуса (я чуть не икнул), и не считала, что математические – и математически несостоятельные – экзерсисы Малера и Берга имеют что-то общее с музыкой. У нее была слабость к Прокофьеву и Бриттену, несмотря на их недостатки. И она обожала Верди. Ей было жаль что, несмотря на огромный потенциал, Америка так и не произвела на свет композитора мирового класса.

Ну, это мы еще посмотрим.

Но я отвлекаюсь.

Мы помылись в душе и делали любовь на ковре (настоящий шелк, дамы, настоящий!) в комнате, где стоял рояль. Санди вытащила два халата из стенного шкафа, кинула мне бархатный, сама надела хлопковый – и, поцеловав ей шею около ключицы, я поднял крышку рояля. Санди села на пол, спиной прислонилась к строгой черной стайнуэйской ножке, профиль повернула ко мне – положила бесподобные свои босые ноги на брошенную на ковер диванную подушку, взяла изящной рукой бокал с вином. Слева от меня помещалось французское окно, чуть приоткрытое; газовая занавеска слегка колыхалась. Я сыграл «Турецкий Марш» – так, как, я уверен, никто не играл его персонально для Санди раньше. Пьеса звучала страстно и трагично.

Посмотрев на меня снизу вверх, она попросила меня сыграть что-нибудь моего собственного сочинения.

Чуть подумав, я сыграл увертюру к драматической опере (как я ее называл про себя – либретто Джульена продолжало снабжать меня идеями каждый раз, когда я его открывал).

Вещь эта десятиминутная, и ее нельзя полностью реализовать без участия симфонического оркестра. Мне показалось, что я сумел передать некоторые очень важные ее аспекты (хотя демо, которое я с помощью компьютера наиграл дома, было несравненно лучше… впрочем, не важно). Программа была простая – Генуя, быстро, Мадрид, встреча двух главных героев, океан, Пуэрто Рико, океан, тюрьма, океан. Каждый раз океан был другой. Четыре целостных мелодии и пять лейтмотивов. Слишком богато для десятиминутной пьесы, понимаю. Несмотря на кратость, вещь очень эмоциональная, и после того, как я закончил играть, мне понадобилось некоторое время, чтобы придти в себя.

Глядя в пространство, Сандра тихо попросила меня сыграть еще что-нибудь. Сказала – Пожалуйста, это очень красиво, но продолжай.

Что ж, у меня были два интермеццо, оба четырехминутные, для того же опуса. Я их сыграл. Первое было медленное, спокойное, и немного грустное. Второе – яростное – последствия восстания индейцев. Джульен вставил параллельную сюжетную линию, об индейцах. Индейцы его были, в отличие от любых других в литературе о Колумбе, суровая независимая община. Наличествовала даже любовная линия и заговор – еще до прибытия европейцев. Моя музыка в этом случае держалась на одной основной теме и двух лейтмотивах.

Санди настаивала, чтобы я играл еще.

Что ж – были арии – три законченных, одна незаконченная. Я сыграл законченные. Затем я медленно цитировал слова – пою я плохо. Одно дело – петь серенады соседу за стеной; шокировать Сандру моей вокальной несостоятельностью – было бы совсем другое дело, и последствия шока было бы трудно предсказать. Я просто проговорил слова, играя основную тему на рояле.

Ария была в тоже время балладой, в стиле Джульена. Упоминались несколько событий, имеющие отношения к человеку, который боготворит некое женского пола существо, называемое просто – Богиня Путешествия. Юношей он посещает ее на ее острове в океане, где она живет в комфорте – рыжая и зеленоглазая, как сам Джульен, и есть у нее мраморный дворец, полностью выплаченный, очевидно. Много лет спустя он возвращается на остров – и он не один так поступает, судя по всему:

 
Watch her eyes as her current guest
(Now much wiser and older)
Rests his head on her freckled breast,
Patting a marble shoulder.
 
 
You will read in that emerald blur
Shaded by golden tresses
The names of those who succumbed to her
Morbidly sweet caresses.
 

Последняя часть баллады была о причине и следствии, а также об искуплении. Суть была в том, что хотя прирожденные путешественники – люди маловерные, они заслужили прощение. Почти молитва. Единственный сомнительный аспект был – пассаж, где утверждалось, что каждое щедрое предложение помощи либо порождает открытие, либо является результатом такового:

 
When you're in distress,
When your world's a mess,
Yet through pride and sin
Someone zeroes in
On your SOS,
 
 
Clinging to his hand,
You must understand
That from crow's nest-high
Someone's anxious eye
Has detected land.
 
 
May the star that appears at dawn
(Fate's informal attorney)
Treat the voyager kindly on
His everlasting journey.
 
 
He is atoned for the hope that fails,
For the efforts wasteful and planless
By the wild wind that fills the sails,
Stroking the weathered canvas.
 

Поэтическая сила баллады намеренно приглушена автором, чтобы дать композитору место проявить себя, но последние две строчки так невозможно прекрасны, так небесно двусмысленны, что я чуть не заплакал, когда добавил их, нисходящей секвенцией, к последней ноте контрапункта два дня назад.

Такие дела.

На нее это произвело огромное впечатление.

После этого я сыграл мою сонату, которую написал для нее – сыграл всю, не сказав ей, что соната ей принадлежит, для нее написана, ею вдохновлена, ей посвящена. Она слушала внимательно и ей понравилось, хоть и меньше, вроде бы, чем другие вещи. Не знаю. Мне кажется – хорошая вещь.

Вскоре сделалось темно, как часто бывает вечером. Я запоздало вспомнил, что у меня ангажемент – должен был играть на одной аптаунской вечеринке. Позвонить и сказаться больным – поздно. По правде говоря, я очень рассчитывал на эти семьдесят долларов плюс чаевые. Мне не хватало около трехсот, чтобы заплатить за квартиру, а срок прошел на прошлой неделе. Потом я внезапно вспомнил, что Джульен за квартиру заплатил. Мы снова помылись в душе, оделись, и вышли, чтобы пройтись под луной вдоль Межштатного Шоссе, затем вернулись, еще поели, выпили, и делали любовь. Санди начала понемногу уставать и в какой-то момент попросила меня вынуть, а затем изящными своими руками и утонченных очертаний бледными губами помогла мне испытать еще один оргазм, после чего она уснула, морща умилительно нос и ютясь, прижимаясь к моему животу. Мне ее хотелось. Я не мог ею насытиться. Я принял ванну. Я вдруг понял, что у меня болит все тело. Наконец я уснул.

Я проснулся от собственного оргазменного стона. Лоб Санди касался моего живота, пальцы ее сжимали мой локоть. Я снова уснул.

Утро было очень теплое. Я проснулся и вздрогнул, и отчаянно повернул голову. Посмотрел. Но нет – она была со мной, все еще со мной, и она улыбалась. Она прижала палец к губам и выскользнула из кровати. Неотразима. Через десять минут она вернулась с подносом – глазунья, бекон, кофе, тост, сок, помидоры.

Я сказал – Наверное, у меня изо рта пахнет.

У меня тоже. В одной из ванных две новые щетки. Что?

Что?

Мне показалось, ты что-то сказал.

Нет. Ничего.

Ага. Хорошо.

Мы поели, и почистили зубы в душе.

Я предложил погулять в лесу.

Конечно.

Дом, как вы помните, принадлежал какому-то другу. Вот бы у меня были такие друзья! Вам этот дом нужно было видеть! Стенные шкафы были набиты до отказа практической одеждой. Мы нашли сникеры, которые идеально нам подходили. Также мы нашли спортивные штаны, носки, футболки, куртки – и много всякого разного. Мне понравилась бейсболка с эмблемой команды «Янкиз». После глубокого раздумья Санди завязала волосы в хвост и поверх надела бейсболку с эмблемой Койотов Феникса. Я дернул ее за хвост.

Хихикнув, она сказала весело – Не смей.

Я сказал – Прости, не устоял.

Она заметно покраснела.

Снаружи воздух пах приятно, почти приторно.

Я сказал – Ого! Весна.

Она сказала – Да. Поздняя весна.

IX.

Дебби выставила Джульена. Я ничего другого и не ожидал. В конце концов, она старалась, бегала, звонила – да и подруга-Марша сделала все, что от нее зависело. Джульен умудрился все испортить. У него, конечно, были основания. Я помню, я присутствовал. Но – оба ошибались. Дебби больше, чем Джульен. Она хорошая девочка, и очень целеустремленная. Она – в бою. Она намерена закончить то, что начала. У нее есть много хороших черт, достойных восхищения. Не вызывает восхищения лишь дурная ее уверенность в том, что рано или поздно она встретит еще одного Джульена. Джульены встречаются редко, и, как правило, не имеют ни двойников, ни копий.

Джульен нашел певицу, застенчивую белую женщину двадцати двух лет с приятным тембром и неплохим диапазоном. Она, вроде бы, была в него влюблена. А может и нет. Так или иначе, она совершенно очевидно согласилась участвовать в проекте в основном для того, чтобы посмотреть, к чему это приведет в смысле ее видов на Джульена. Он сперва заставил ее читать слова. Она, наверное, подумала, что он беспричинно жесток с нею. Слова она прочла – всю дюжину песен – за два или три дня, почти подряд, и сказала, что слова – приятные. Он попросил, чтобы она высказалась подробнее. Она сказала, что песни очень милые. Стихи у Джульена редко приятны, и никогда не бывают милые, но дело не в этом. Когда он передал ей диск с записью музыки – в моем переложении – она прослушала его весь. Она не увидела связи между словами к песням и музыкой. Они что, вместе должны звучать, или чего? В конце концов был вызван я, чтобы объяснить ей, что к чему. Она спела. У нее был хороший слух. Еще за три недели она выучила слова наизусть. Фукс и Паркер присоединились к нам на первой репетиции и одобрили певицу (Фуксу она особенно понравилась, оказалось, что он ничего не имел против игры на своем басе в одной группе с белой женщиной), и еще через месяц мы были готовы выступить перед публикой.

КОНЕЦ ЦИТАТЫ

X.

Сам Юджин ничего не желает больше сообщать об участии Линды Кей в проекте.

Она так и не стала «одним из парней», полноправным членом группы. Она была девушка из Лонг Айленда, из обеспеченной семьи. В прошлом она никогда не общалась с меньшинствами. Она рассчитывала, что Джульен ее защитит в случае чего. Она делала это все ради него. Бедная растерянная Линда Кей, чье имя сегодня видишь на стольких плакатах, чьи фотографические портреты используются в стольких рекламных кампаниях, не все из которых имеют отношение к музыке. Линда, которая не имеет права носить никакие джинсы, кроме сделанных фирмой Лилли Джей, поскольку именно с Лилли Джей Линда подписала многомиллионный рекламный контракт. Недавно она издала книгу свободных стихов. Издатель предусмотрительно включил в нее несколько фотографий Линды в слегка непристойных позах. Звездный статус Линды – не из тех, которые переживают эпоху. Слава ее кратковременна. Уже сегодня есть признаки перемен. Она приписывает уменьшение количества желающих купить билет на ее концерт двум подряд неудачным выступлениям. Как всегда, она наивна. Новые однодневные звезды ждут своей очереди. Они моложе, может быть талантливее, и уж точно более агрессивны, чем Линда.

Тем не менее – она там была в тот вечер, в дайнере, сидела рядом с Джульеном, Паркером, и Юджином, пила травяной чай и нервничала.

Место, в котором они должны были выступить, было – новая дыра в Трайбеке, недавно по капризу судьбы приобредшая популярность. Хозяин заведения решил, что толпы народу стали появляться каждый вечер благодаря его превосходным предпринимательским способностям и шестому чувству, а не, к примеру, случайному везению. Затем, таинственно шепча, шестое чувство подсказало, что следует принять предложение Джульена заменить банду, неожиданно отказавшуюся выступать. Хозяин решил, что у него нет выбора. Джульен решил, что есть шанс. Банда, отказавшаяся выступать, называлась Джонни Би. Лидер ее был слишком расстроен похоронами Франка Гоби, на которых присутствовал. Дочь Франка Гоби была одной из его поклонниц, и в частности по этой причине банда получила известность и признание как в Нью-Йорке, откуда члены банды были родом, так и в Сейнт-Луисе.

Шестое чувство хозяина заведения продолжало подсказывать ему новые ходы. Он решил, что для концертного помещения, вмещающего четыреста человек и предоставляющего эстраду Джонни Би достаточно шести невооруженных вышибал.

XI.

Они все сидели в дайнере. Проблемы начались рано.

– Ну и где он шляется? – спросил раздраженно Джульен, глянув на часы.

– Фукс-то? – осведомился Юджин спокойно, хотя спокойным себя не чувствовал. В атмосфере наличествовала нервозность.

– Нет, я имею в виду нового Верди, – рявкнул Джульен. – Конечно Фукс. Мы должны были встретиться все вместе в шесть, сейчас почти семь, и лимит поглощения водянистого кофе и синтетических пышек для человека моей комплекции и темперамента исчерпан.

– Отдохни, мужик, – сказал Юджин.

– Я согласен с Джульеном, – сказал Паркер.

– Скажи мне что-нибудь поновее, – сказал Юджин.

Линда переживала за Джульена.

– А вот он, – сказал Паркер, глядя на входную дверь дайнера.

Не оборачиваясь, Джульен сказал:

– Я счастлив, что его величество соизволили все-таки прибыть. – Затем, посмотрев на Юджина и заключив из выражения его лица, что происходит что-то необычное, Джульен глянул через плечо.

Легкие свободные штаны Фукса, ботинки, рубашка и пиджак стоили тысячи три. Стрижка другая. Два поддельных золотых кольца, которые он всегда носил на мизинце и среднем пальце, исчезли. Также исчезла дюймовой толщины цепь, которой он беспочвенно гордился. Сопровождал Фукса огромный и мощный латиноамериканский парень в деловом костюме.

– Привет, ребята, – сказал Фукс странным голосом, подходя к столу. – Дайте-ка я сяду.

Линда испуганно подвинулась. Фукс осторожно присел на край сидения, прочистил горло, и несмело улыбнулся.

– Здесь безопасно, Хозе, – сказал он мощному парню.

– Хорошо, сэр, – кивнул парень. – Я подожду тогда на улице?

– Да.

Все проводили мощного взглядом. Затем все повернулись к Фуксу.

– Э… привет, – сказал он.

– Что происходит, Фукс? – спросил Юджин, издав нервный смешок. – Что ты натворил? Попал в переделку? Тот парень – коп?

– Не, мужик, – сказал Фукс стыдливо. – Коп? Нет, конечно. Иди ты! Смеешься? Он мой телохранитель.

Паркер мигнул и положил хвой хамбургер на тарелку. Джульен прикрыл глаза и дотронулся ладонью до лба. Юджин выронил стакан с водой, и он со звоном разбился на полу. Линда перепугалась.

– Твой [непеч. ] чего? – переспросил Юджин.

– Телохранитель. Чего тут не понять. Мужик, который следит, чтобы со мной все было в порядке. Я сейчас все объясню.

– Да, было бы неплохо, – пробормотал Джульен.

Фукс вдруг рассердился.

– Ну, вообще-то, я не обязан ни [непеч. ] всем вам объяснять, – запротестовал он. – Объясню потому, что думаю, что так нужно.

– Прими мои извинения, – сухо сказал Джульен.

– Сейчас поздно… – начал Фукс. – Так или иначе, у меня есть такой, типа, дядя. То есть, настоящий дядя. В Техасе, знаете? Он, типа, очень богатый, поняли, о чем я? – он выдержал многозначительную паузу.

– Нет, – сказал Юджин, – но, пожалуйста, продолжай.

– Хорошо, так, значит, этот мой дядя, он хочет, чтобы я приехал и с ним жил. В Бостоне.

– Ты сказал, что он из Техаса.

– Он родился в Техасе. А теперь он живет в Бостоне, – пояснил Фукс. – Он хочет, чтобы я пошел учиться в Гарвард.

– Ну и?

– Вот, в общем, и все. В основном.

– Что «все, в основном»? – спросил Юджин.

– Гарвард.

– Он заплатит за твое обучение в Гарварде, – подсказал Джульен.

– Ага.

– И он дал тебе много денег, чтобы ты купил себе одежду.

– Да. Ну, не только одежду, брат. Я только что себе Ройс купил, мужик.

Линда, все еще немного испуганная, посмотрела на Джульена. Юджин не очень уверенно улыбнулся. Паркер вернулся к своему хамбургеру.

Джульен полиловел.

– Ройс, – сказал он. – Он купил себе [непеч. ] Ройс.

– Ага. Я хотел Бимер, но он говорит – не надо. И нанял мне телохранителей.

– Зачем? – холодно спросил Джульен.

– Чтобы меня не ограбили, наверное. Он мне дал, типа, аванс в счет моего, типа, э… жалованья. Вот, давайте я заплачу за вас тут.

Он вытащил кожаный бумажник. Никто из присутствующих не видел Фукса с бумажником ранее. Он любовно заглянул внутрь бумажника, вытащил двадцатку и положил ее неуверенно на стол.

– Ого, – сказал Юджин, делая серьезное лицо. – А он очень богат, твой дядя?

– Не то, чтобы очень богат. Не супер-богат, – сказал Фукс, которого опасное настроение Джульена начало волновать, и который не уловил сарказма в тоне Юджина. – Но вы поняли. Он не Уайтфилд и не Билл Гейтс, или прочие, поняли, да?

– То есть, бедность с оговорками, – сказал Юджин.

Паркер хихикнул в свой хамбургер.

– Так значит ты не будешь больше играть? – спросил невинно Юджин.

– Ну, типа, нет смысла, ты понял, да? – сказал извиняющимся тоном Фукс.

– Не знаю, – Юджин пожал плечами. – Выбросить в мусор только начавшуюся музыкальную карьеру ради среднеклассового дохода…

– Не, не, – Фукс сказал. – Нет, нет, нет, нет, нет. Не пойми меня неправильно, мужик. Это не среднеклассовый доход. Дядя мой… он, может, типа, не ослепительно богат, как некоторые другие, это то, о чем я толкую. А только, мужик, эй, у [непеч. ] денег… В смысле, у дяди денег… пятьдесят или шестьдесят миллионов, и он дает мне половину после того, как я получу диплом. Он обещал, что даст. Ага… И вот еще что… Давайте смотреть, типа, правде в глаза – вы себя только обманываете этим, типа, трепом о карьере. Вы знаете, сколько вокруг музыкантов? Тысячи, мужик. Миллионы. Ага. Какие у вас шансы, типа? И… помимо… самые большие, типа, художники стали известными только после того, как померли, ага, да? Я не шучу, брат.

– Все это не имеет значения, – сказал Джульен. – Ты сегодня не репетировал, Фукс. Мы начинаем через час, так что лучше нам идти в помещение, чтобы хоть пару минут побренчать до концерта.

– Не, я сегодня не играю, – терпеливо объяснил Фукс. – Ты не понял, мужик. В том-то все и дело. Я уезжаю в Бостон прямо сейчас, мужик. Вообще сейчас. [непеч. ] самолет ждет, мужик. Ребята, я вас никогда не забуду, нет. У нас были иногда веселые деньки, поняли, да?

Он собирался подняться на ноги.

– Минутку, – сказал Джульен.

– Что? – спросил с беспокойством Фукс.

– Если ты уезжаешь сейчас, то двадцати долларов мало.

– Ты о чем, брат?

– Счет, – сказал Джульен с ненавистью. – Двадцати долларов мало. Репетиционные залы. Записи. Мы этот номер долго репетировали, Фукс, мы вложили в него время, деньги и энергию. Юджин и я за тебя часто платили. Паркер всегда платил столько, сколько с него спрашивали. А у тебя вечно не хватало денег. Теперь тебе нужно расплатиться. А поскольку мы сегодня играть, очевидно, не сможем, то номер, который мог оказаться важным для нас, вылетает к свиньям. Наши карьеры может и выглядят смешно со стороны, но я что-то не помню, чтобы Юджин или я давали тебе разрешение говорить об этом на людях. Стало быть, нужна компенсация.

– Не говоря уже о том, – добавил неожиданно Юджин, – что мне скоро за квартиру платить. За такой короткий срок руммейта я себе не найду. Твоя часть – шестьсот зеленоспинных, Фукс.

– А, да, об этом больше не волнуйся, Джин, – сказал Фукс. – Я тебе пришлю чек, как только прилечу в Бостон, брат. Нет. Даже лучше. Я о тебе позабочусь, брат. Я заплачу за следующие три месяца, полностью, чтобы квартира была вся твоя какое-то время. Ты заслужил. Честно.

– Компенсация за сегодняшнее фиаско, – сказал Джульен. – Она интересует меня гораздо больше.

– Да, но плата за квартиру… – начал Юджин.

– Заткнись на [непеч. ], Джин! – взорвался Джульен.

Несколько посетителей повернули головы.

– Ну, это просто детство, мужик, – жалобно сказал Фукс. – Это неправильно. Контракт мы не подписывали. Мы участвовали на дружеских началах. Я очень извиняюсь по поводу сегодняшнего, но мне правда нужно валить в Бостон, мужик.

Фукс уже игнорировал Юджина, Паркера и Линду. Ему было не до них. Он боялся Джульена. Джульен ухмыльнулся зловеще.

– А если, к примеру, – отчаянно сказал Фукс, – я руку сломал? Ну, к примеру? Что бы ты делал? Просто вообрази себе, что я сломал руку.

– Это можно легко устроить, – сказал Джульен. – Зачем же воображение напрягать.

– Э, э! – пожурил его Фукс. – Не будь идиотом, Джульен, мужик.

– Ты кажется назвал меня идиотом?

Светская маска упала с лица Джульена. Фукс смотрел Джульену в глаза. Глаза принадлежали расчетливому, жестокому, беспринципному, циничному закоренелому преступнику. У Линды отвисла челюсть.

– Я просто говорю, что глупо…

– Ах ты крыса [непеч. ], – сказал Джульен, снимая очки.

Фукс вскочил на ноги.

– [непеч. ] телохранитель, мужик, – сказал он быстро. – Он там, на улице, мужик. Вот только тронь меня своим [непеч. ] пальцем, парень, и он вернется и тебя [непеч. ] классно, брат. Я не шучу, мужик.

Джульен издал сухой короткий смешок.

– Иди, – сказал он. – Иди, иди. Дался ты мне, трогать тебя. От пальца потом вонять будет недели три.

– А чего ты оскорбляешь, мужик? – возразил Фукс. – Оскорблять не надо.

– Вали отсюда.

– Не, правда…

– Вали, я сказал! – Джульен вскочил на ноги, наклонив стол.

Паркер едва успел поймать тарелку с хамбургером. Фукс отступил к кассе, повернулся, пожал виновато плечами, и выбежал на улицу. Джульен взял со стола оставленную Фуксом двадцатку.

– Дайте мне счет посмотреть, – сказал он неприятным тоном.

– Двадцать семь с мелочью, – сообщил Юджин, рассматривая счет. – Кажется.

Джульен покачал головой, добавил десять долларов, и положил деньги на стол.

– Можно, конечно, и без него сыграть, – сказал он, надевая очки. – Джин? Что скажешь?

Юджин взял у официанта свежий стакан воды.

– У нас, вроде бы, выбора нет, – сказал он.

– Есть, – заверил его Джульен. – Можем отменить выступление. Сыграем в другой раз. Может что-нибудь подвернется.

Юджин кивнул.

– А я вот все думаю, кто это – его дядя, – сказала Линда.

Все на нее посмотрели.

– Ну, это-то известно, – Джульен мрачно усмехнулся. – Бернард Рот, Технологии Бета и Гамма.

– Откуда ты знаешь?

– Я работаю в брокерской фирме. Слухи.

– Бета и Гамма? – Линда оживилась. – Я знаю эту компанию. Я пользуюсь их шампунем.

– А, точно, – сказал Юджин. – Я читал как-то, в Поуст. Я помню, они грозились переехать в Мексику, если им не отменят ограничения на выброс гадости в техасскую атмосферу. – Он пожал плечами, глядя на Линду. Затем спросил, повернувшись к Джульену, – Так, стало быть, хозяин компании черный?

– Кто, Бернард Рот? – Джульен опять ухмыльнулся.

– Да?

– Нет. Он белый мальчик. Ага. Сестренка его вышла замуж за игрока фарм-клуба. Бейсбол. Он – черный, это да. Фукса на самом деле зовут Томас Фрейжер.

Возникла интересная пауза.

– Но тогда… – поинтересовался Юджин… почему же…

– Да, действительно, захватывающе звучит, – сказал Джульен. – Или, по крайней мере, история захватила бы меня, если бы не имела отношения к сегодняшним делам. У мистера Рота два неблагодарных сына. Около месяца назад, вот, они сказали ему, что он поганый [непеч. ] капиталист, загрязнитель окружающей среды, и они не желают его знать. Ну, понятно, два богатых пацана, выползли из джаккузи на минутку, дабы внести свой вклад в защиту природы. Он моментально лишил их наследства. Он горячий парень, как многие южане. В смысле, многие из них до сих пор злые по поводу Аппотомакса и прочих дел. Затем он обещал, что сделает своего племянника наследником, если тот достоин. Явление второе – входит Фукс. Их мнения, дяди и Фукса, в отношении того, что такое – быть достойным – разделились. В конце концов стороны достигли компромисса. Племянник пойдет в Гарвард дабы достичь степени достоинства, нужной дяде, в обмен на более или менее безлимитный счет в банке на карманные расходы. Доступ к счету у него будет только в том случае, если его оценки в университете будут превышать средние.

Еще одна пауза.

– Не думаю, что Фукс способен на такую академическую доблесть, – заметил Юджин. – Он не слишком умен. Скорее наоборот.

– Не нужно быть слишком умным, когда у тебя есть безлимитный счет, – Джульен усмехнулся. – Не нужно быть великим ученым, чтобы предлагать профессору взятку время от времени.

– А все-таки, откуда ты знаешь все это про Фукса и Рота?

– У меня в Бостоне есть знакомый. Весь город об этом говорит. Но до нынешнего вечера я не знал, кто этот счастливый племянник предпринимателя.

– Мне нужно закурить, – сказал Юджин. – Вроде бы родители Фукса тоже не бедные – во всяком случае, я не помню, чтобы он когда-нибудь где-то подрабатывал.

– Давайте пока что пойдем отыграем выступление, – неожиданно сказал Паркер, отодвигая пустую тарелку от себя. – Давайте пойдем и покажем этим сволочам, что мы умеем.

Юджин и Джульен уставились на него. Он улыбнулся стыдливо.

Группа вышла на улицу.

XII.

Джульен посмотрел на вход в клуб не очень уверенно. Такой неуверенности он не помнил в себе с тех пор, как ушел из преступного мира.

– Что-то мне не нравится эта толпа, – сказал он.

Линда сразу напряглась. Юджин пожал плечами. Паркер подозрительно посмотрел на Джульена.

– Я вот думаю, – сказал Юджин, – что нам делать, чтобы компенсировать отсутствие баса.

– А ты просто громко хлопай ушами, – сказал сквозь зубы Джульен, – а я буду пукать. Не важно. Толпа мне не нравится, вот что.

Они перешли через улицу.

Очередь в клуб растянулась до конца квартала. Джульен поговорил с одним из гардов. Группу пропустили внутрь.

Внутри народу было пока что очень мало. Бар предлагал гостям разбавленные водой пиво и водку. Освещение плохое. Помещение состояло из трех больших комнат и одного подиума с гроздями прожекторов над ним.

Динамики громоподобно играли новый диск популярного певца. Юджин поморщился, принимая удар децибелов. Джульен понюхал воздух и нахмурился.

– Не нравится! – крикнул он Юджину. – Может, нам лучше уйти!

– А в чем дело? – прокричал Юджин. – Вроде бы очень даже уютно!

– Очень даже что? – крикнул Джульен.

– Уютно!

– Прилюдно?

– Уютно! Не важно! Давай настраиваться!

Волоча массивную свою электронную клавиатуру, Юджин пробрался к подиуму, поставил клавиатуру на пол и попробовал несколько выключателей. Джульен позволил Паркеру и Линде присоединиться к Юджину. Одной рукой придерживая гитару на плече, другую он запустил себе в карман и задумчиво погладил кастет.

Новые посетители меж тем стали заходить в помещение. Некоторые сильно смахивали на искателей дурных приключений. Одежда их в этот раз совершенно не показалась Джульену смешной.

– Все равно не нравится, – сообщил Джульен группе, подключая гитару к усилителю.

– Да ладно тебе! – крикнул Паркер. – Просветлись, Джульен! Посмотри на Юджина – спокоен, как огурец. Как сказал поэт – дело в пьесе.

– Джонни Би! – закричал кто-то в толпе посетителей. Остальные завыли одобряюще.

– При чем тут Джонни Би? – крикнул Юджин Джульену.

– Они должны были сегодня здесь выступить. Но отменили. Это вместо них мы играем. Я очень надеюсь, что все эти подонки знают, что Джонни Би не будет. Если не знают, могут быть неприятности.

Минут через пятнадцать они начали играть.

Многие в толпе были основательно наколоты, остальные выглядели, будто вскоре начнут ловить кайф, если еще добавят. Джульен все хмурился. Слишком много мужчин в толпе, слишком мало женщин. Слишком много жителей плохих районов. Слишком много вызывающих выражений лиц. Слишком много презрительных, насмешливых улыбок.