Текст книги "Богатая белая стерва"

Автор книги: Владимир Романовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

– Не знаю. Нужно подумать.

Он сунул руку в карман и, покопавшись, протянул ей небольшую прямоугольную коробку, обернутую подарочно. Она все-таки улыбнулась, хоть и отвела глаза. Протянула руку. Он положил ей в руку коробку. Поколебавшись, она сорвала обертку.

– Ну! – сказала она восхищенно.

Янтарный браслет.

– К твоей коллекции, – объяснил он. – Латвия. Восемнадцатый век.

– Где ты его достал?

– Э… В Латвии. Но не в восемнадцатом веке. В прошлом году.

– Ты думал обо мне в Латвии?

– Да.

Она внимательно на него посмотрела.

– Среднежизненный кризис, – определила она.

– Что-то вроде того.

– Кто бы мог подумать. Ты при исполнении?

– Нет. Визит совершенно частный.

– Ну, хорошо… – она поколебалась. Затем сказала, – Сделай себе чего-нибудь выпить. Я собиралась уходить, но раз такое дело, не пойду, наверное, – и она добавила саркастически, – Раз ты по мне скучал.

– Кто у тебя нынче? – спросил он с иронией в голосе, наливая в два стакана. – Кто-то особенный, небось, как всегда?

– А, так… – сказала она, пожав плечом. – Встретились в злачном заведении, в Даунтауне. Заносчивый такой, младший менеджер. Говорит, что он поэт.

– Понял, – сказал Инспектор Кинг, теперь просто Роб, старый знакомый Лоры, бывший ее любовник. Он присоединился к ней на диване. – Держи стакан. Как поживает твой муженек?

– Тито? Тито – прелесть, – сказала она. – Любит покрасоваться и весело провести время. Дальше этого его амбиции не простираются.

– О положении в Сейнт-Луисе я ничего не знаю, – Роб улыбнулся виновато.

– Я думала, ты знаешь все обо всем. Диктофон, надеюсь, ты с собой не приволок.

– Лора, пожалуйста.

– Просто интересно.

Она с явным удовольствием его разглядывала. Он был так же великолепен, как раньше. Годы добавили ему мудрости, а аура значительности не уменьшилась.

– Ситуация в Сейнт-Луисе такая, что мне приходится командовать семейным делом, – сказала она.

– Тебе!

– Представляешь? Ужас. Ты не замечал, что криминальный сектор всегда – самый передовой? Вот и в феминизме впереди всех оказались.

Роб покачал головой.

– Я всегда считал, что ты честолюбива. Не ошибся. Ну, дальше.

– Не подумай плохого, – сказала она, кладя ногу на ногу. – Тито главный. Просто я принимаю за него решения.

– За кулисами.

– Именно.

– Это ты приняла решение убрать Франка?

– Какого Франка?

– Франка Гоби?

Она сняла правую ногу с левой и распрямила спину.

– Это не самая удачная твоя шутка, Роб, – сказала она строго. – Уж не решили вы меня подставить? Ваши тупицы организуют побег подонку Финкелстайну, ты подсылаешь его к Франку в дом, он разнимает дом на части, а теперь я оказываюсь во всем виновата?

Роб поставил стакан, помедлил, и спросил:

– Под «вашими тупицами» ты подразумеваешь, конечно же, Бюро?

– Да. Эй, не надо на меня так смотреть, будто ты святее Папы Римского. Обойдемся без глупостей. Некоторым трюкам я сама тебя в свое время научила.

– Хорошо, – сказал Роб. – Оставим это. Пусть сейнт-луисский офис разбирается. Не мое дело. Давай просто поговорим. Когда я был в Эстонии…

– Ты вроде бы в Латвии был.

– Точно. Так вот, когда я был в Латвии…

Она подняла указательный палец, веля ему таким образом некоторое время помолчать.

Нет, он не изменился. Такой же щепетильный во всем, и наверняка такой же красивый, как раньше, если снять с него одежду. И такой же таинственный – это не имеет отношения к его работе или стилю жизни – просто есть в нем что-то, о чем никто не догадывается. От такого легко не отвяжешься.

III.

А тот, с кем она должна была встретиться в Даунтауне этим вечером – он тоже был таинственный. Не очень удобен в постели – слишком отрешенный. Зато рыжий менеджер много и умело ее смешил – она не помнила, когда последний раз столько смеялась в течении одного вечера. Но когда дело дошло до физической близости, он просто исполнил номер, не погружаясь в него сам. Она не сумела заставить его раскрыться. Что-то его держало, может, другая женщина, какая-нибудь трагическая любовь. Сегодня вечером она намеревалась сделать еще одну попытку. С другой стороны – зачем это ей? У них не было ничего общего. Зачем ей младший менеджер?

Роб – совсем другое дело. Правда, спать с ним ей не следует – слишком много старых ран, будет больно. И все таки она ему обязана. Она не просила его приходить – но вот он пришел, и нельзя ему отказать ради рыжего распутника, это было бы предательством. В конце концов, рыжему всегда можно позвонить еще раз – завтра, например, если будет настроение. Уж он-то ей не откажет. Женщины ее толка в его окружении не встречаются. Он должен быть благодарен, что ему предоставили шанс.

Еще раз подняв указательный палец, она включила сотовой телефон.

– Але, – сказала она. – Джульен? Привет. Я сегодня вечером не могу. Извини. Что? Нет. Я просто очень занята. В общем, я позвоню тебе завтра. Нет, пожалуйста, не надо обижаться и ворчать. До завтра. Пока.

Она отключила телефон.

– Симпатичный парень? – спросил Роб.

– Рыжий. В очках, в полиестровом костюме и галстуке. Но веселый. В общем, давай поговорим, что ли.

Некоторое время они просто трепались, обсуждали Латвию, вспоминали время, проведенное в Амстердаме. Робу казалось, что Лора все думает о чем-то другом. Он, конечно же, прекрасно знал до этого, кто заправляет делами мафии в Сейнт-Луисе. Информация была очень подробная, жутковатая, и недоказуемая. Но, глядя на Лору, он гнал от себя мысли на эту тему. Он по-прежнему видел в ней живую, кипящую энергией девушку с дикими повадками, которую он знал семь лет назад и называл Мама-Медведица – кличка, придуманная Анри Четвертым Французским для его тещи, Катрин Медичи, прелестной женщины, периодически топившей того или иного надоевшего ей любовника в фонтане напротив окон Люксембургского Дворца.

Семь лет назад Роберт и Лора чуть не поженились. Не вышло. Разрыв кончился тем, что отец Лоры сел в тюрьму на три года, после чего Лора переехала в Сейнт-Луис.

Оба понимали, что счастливы друг с другом быть не могут. И тем не менее все эти годы они переписывались – по электронной почте – обмениваясь шутками и впечатлениями.

Одно из окон номера привлекло внимание Роба. Он встал и подошел к нему, чтобы рассмотреть поближе. Окно было – одно из тех, которые не открываются. Постояльцам отеля вменялось вдыхать то, что предоставляла им централизованная система кондиционирования воздуха. В стекле данного окна наличествовало аккуратно вырезанное прямоугольное отверстие – очевидно, резали алмазом. К нетронутой части стекла были приклеены пластмассовые петли, а к ним – вырезанная часть. В результате получилось окно, которое можно было открыть. Роберт вопросительно посмотрел на Лору.

– О, это просто наше хобби, мое и Тито, – объяснила она, улыбаясь. – Я люблю, когда воздух естественный, а не индустриальный. Где бы мы не останавливались, Тито всегда берет с собой свои инструменты. Резка стекла – его страсть. Он настоящий эксперт. Обожает. В спальне такое же окно. Меня он использует, как подмастерье. Может это и смешно, но мне нравится ему помогать. Видел бы ты его сегодня, когда он занимался окном – деловой, эффективный, давал мне указания, отмерял, резал, огрызался сердито. Он просто душка. Если бы я еще могла его убедить быть менее щедрым в употреблении одеколона, он вполне мог бы сойти за цивилизованного человека.

Роберт открыл, а затем закрыл временное окно. Открыл. Закрыл. Логично. Он вернулся к дивану.

– Я вот все думаю, – вдруг сказала она. – Если побег Финкелстайну устроили не федералы, то кто же?

– Кто-то, кому очень не нравился Франк, я думаю, – механически откликнулся Роб. Ему не хотелось говорить о делах.

– У него были разногласия с Уайтфилдом…

– С Уайтфилдом!

– Да. Со строителем. А что?

Возникла пауза.

– Нет ли у тебя сигареты, – спросил Роб.

Он вскочил на ноги. Закрыв глаза, он досчитал до десяти, чтобы предупредить неожиданную информационную перегрузку. Помедленнее, пожалуйста. Переключим скорости.

– При чем тут Уайтфилд? – спросил он.

– Если я тебе скажу, ты обещаешь мне его арестовать?

Он присел рядом с диваном на корточки.

– Слушай, – сказал он. – Ты не представляешь себе, как это важно.

– Важно? Для кого?

Он не ответил.

– Роб, дорогой мой, не будь таким смешным. Сперва ты подвергаешь опасности свою карьеру, и мою тоже, явившись ко мне в отель. А теперь ты хочешь, чтобы я помогла твоей карьере? Никакой логики. Дурной тон.

– Дело очень личное, Лора. Честно. Я не настаиваю, чтобы ты мне поверила, но было бы приятно.

– Тебе дадут повышение?

– Лора, я думал, ты меня хорошо знаешь.

– Я-то?

– Да, ты.

– Семь лет назад, – сказала она спокойно, не меняя позы, одну ногу подогнув под ягодицы и качая второй, – ты арестовал моего отца, чтобы расстроить нашу с тобой помолвку. Помнишь?

– Не я, так другой бы его арестовал.

– Но арестовал-то именно ты.

– У меня был приказ.

– Ты хотел его арестовать.

– Лора, Лора! – он чуть не взвыл. – У тебя в любовниках был психотерапевт, что ли? Что ты плетешь!

– Но ведь правда же! – она вытянула обе ноги, будто приглашая его ими полюбоваться, а затем положила ногу на ногу. – Мы оба знали. Мы не созданы друг для друга. Тебе не нужна женщина, которая видит тебя насквозь, и которой это нравится. А мне не нужен мужчина, которого нельзя контролировать. Моего отца я едва знала. Видела его два раза в год. Твое… участие… в его… э… падении, скажем так – было просто предлогом.

– Замечательно, – мрачно сказал Роб. Он пододвинул кресло к дивану и сел в него, глядя Лоре в лицо. – Давай не будем из-за этого ссориться сейчас. Столько лет прошло.

– Перестань двигать мебель и скакать по помещению, – сказала она. – Я просто напоминаю. Наши пути разошлись. Я уехала в Сейнт-Луис. Я встретила Тито. Как-то вечером он напился и попытался меня изнасиловать. Я показала ему несколько вещей, которым ты меня научил. Сломала ему запястье. Это произвело на него такое большое впечатление, что он тут же решил на мне жениться. А ты тем временем продолжал переделывать мир.

– Переделывать мир?

Он пожал плечами. Не стоит преувеличивать.

– Ты ведь в глубине души эпикуреец, Роб. Ты посмотрел вокруг и обнаружил, что в мире нет места эпикурейцу без дохода. Ты хотел, чтобы мир тебя принял. Мир отказался. Тогда ты решил, что переделаешь мир в соответствии с твоими вкусами. Ты принял участие в военных действиях. Дело не выгорело, получилось не то, чего ты ожидал. Ты присоединился к федералам. Вот, в общем, и все, переделыватель мира.

Она снова скрестила ноги. Инстинктивно, подумал он. Да, редкая женщина. Красивая, в средиземноморском стиле, самая чувственная женщина из всех, кого он встречал. Велик соблазн. Он любил ее когда-то, и даже теперь мог легко представить ее у себя в объятиях снова, мог вообразить, как вдыхает ее запах, ласкает, прикасается губами к уникальному существу, квинтэссенции сильной женщины. В ее окружении нежных любовников не было. Мужчины, к которым она привыкла, были все как один грубые, костные, мужланистые, с детства усвоившие простую истину – к женщинам следует относиться чуть презрительно, даже в постели. Некоторые женщины предпочитают такой подход, и живут себе счастливо, во всех смыслах. Лора в число таких женщин не входила. Ее сложная, утонченная, темного оттенка сексуальность не понималась и не принималась мужчинами ее круга – отсюда распутство, постоянный поиск и, кстати сказать, бурный роман с Робом тоже, тогда, семь лет назад. Связь их была очень несовершенной, часто извращенной и сочащейся убийственной враждебностью вне постели, и даже иногда в постели, но очень, очень полнокровной. Но поддаться сейчас импульсу было бы равносильно вторичному попаданию в ловушку. Они слишком хорошо друг друга знали, и, удовлетворенная, страсть их наверняка тут же превратилась бы в неприязнь. Он помнил их стычки по утрам, каждое утро, скандалы, крики, яростные споры, не нуждавшиеся в предлогах, и полуденные драки, дававшие всему району пищу для разговоров, и синяк у Лоры под глазом, и шрам у него, Роба, на предплечье, результат удара наотмашь мясницким ножом – нет уж. Хватит. Не надо такого.

Не говоря уж о том, что женщина, управляющая криминальным синдикатом из постели агента ФБР – абсурд.

– В одном ты права, – сказал он.

– В чем же?

– В данный момент в мире нет организации достаточно молодой и динамичной, чтобы мир этот изменить.

– ФБР не подходит? – спросила она участливо.

– ФБР совершенно точно не подходит, – сказал он.

Мы слишком хорошо натренированы, подумал он, ставя стакан на низкий столик и пряча руки в карманы. Обычные люди не нуждаются в чрезмерном трейнинге, или в тщательной промывке мозгов. Тупице говорят, что он борется за правое дело, что перспективы прекрасные, и что бывают и хуже работы, даже в области служения обществу, и тупица верит. Но элитные части состоят из людей сложных, а сложные нуждаются в психологической подготовке больше, чем остальные. Тот, кто выживает, становится сверхчеловеком – не в самом лучшем смысле. Мы приучены игнорировать все, что к нам непосредственно не относится. Можно у нас под носом намеренно и напоказ делать из человека кровавое месиво – мы и глазом не моргнем. Пропадают и продаются дети, преступность процветает и приносит выгоду несмотря на розовую статистику, большинство популяции ютится в жутких хибарах, влиятельные люди спокойно убивают ближних, и им это сходит с рук, родившиеся в неудачных обстоятельствах и плохо воспитанные убивают ближних просто от скуки, но пока у нас нет приказа, мы не двинемся. Будем сидеть в двух шагах на скамейке и спокойно наблюдать. Касательно же моей собственной личной ситуации – я не могу сейчас уйти в отставку.

– Я не могу уйти в отставку, – сказал он. – Когда-нибудь я, наверное, обзаведусь семьей, остепенюсь, просто чтобы узнать – а как это? Но не сейчас. Дело Уайтфилда существует, и оно не закончено.

Она кивнула.

– И никогда не будет закончено, – сказала она.

– Официально – может и не будет. Никаких улик, которые можно было бы предъявить на суде. Даже если бы я нашел улики, дело бы не открыли повторно. Слишком много важных людей замешано во все это, и все бы пострадали, и так далее. Но официальная часть меня меньше всего волнует.

– Ну, хорошо, – сказала она. – Теперь я запуталась. Вроде бы, дело, о котором ты говоришь, к Сейнт-Луису не имеет отношения. Что это такое – дело Уайтфилда? О каком деле речь?

Он подошел к портативному бару и налил себе еще.

IV.

– Ладно, – сказал он. – Секретная информация. Надеюсь, ты понимаешь и не разгласишь.

Она хмыкнула.

– Десять лет назад Уайтфилд убил человека, – сказал Роберт. – Списали на самоубийство. Положили под сукно. Теперь слушай. Я должен что-то сделать по этому поводу перед тем, как уйти. У меня с Уайтфилдом личные счеты. Дело вел именно я. Крышку захлопнули до того, как мне удалось что-то раскопать. Затем… Лора, я…

– Продолжай, коли начал.

– Я встретился с Уайтфилдом. Не помню, о чем я его спрашивал, и чего я, собственно, от него добивался. Может, я просто хотел, чтобы он мне во всем признался. Или же я хотел, чтобы он мне объяснил, зачем он это сделал. Может, у него были веские причины, я бы понял. В любом случае я бы не стал заниматься делом дальше. Честно. Не собирался. Знаешь, что он сделал? Он рассмеялся мне в лицо. Сидел, сидел, и вдруг рассмеялся. Глядя на меня. Я до сих пор помню этот смех.

– Кого он убил?

– Уолша.

– Подожди-ка…

– Да?

Она снова подняла указательный палец, призывая его к молчанию. Поколебалась.

– Да?

– А почему я должна тебе помогать? – спросила она игриво. – Что мне за это будет?

Он улыбнулся неуверенно. Она засмеялась.

– А ну сядь! – велела она. – Не зли меня. Рассержусь. – Она ушла в спальню и вернулась с портативным компьютером. – Иди сюда, – сказала она.

– Ну, а…

– Раз это так, [непеч. ], важно для тебя лично и все такое. Почему, интересно, когда мужики мерятся [непеч. ], я всегда оказываюсь в это замешана, а? Козлы.

Некоторое время они сидели рядом на диване, просматривая информацию и пытаясь не возбуждаться.

– Откуда у тебя все эти данные? – спросил Роб хрипло.

– У Франка был тайник.

– И что же?

– А у меня страсть знать больше, чем другие.

Текст и фотографии. Еще текст. Транскрипты телефонных разговоров. Фотографии. И, вдруг – вот оно.

– Мамма мия, – сказал Роб.

– Франк знал об убийстве. Когда ты мне сказал, я сразу об этом подумала. Все становится на свои места.

– Не только знал. Когда он понял, что Уайтфилд заберет у него строительство, он…

– Он собирался шантажировать его информацией.

– Не собирался, а именно шантажировал. Поэтому Уайтфилд его убрал. В остроумии ему не откажешь. Ни твои горлохваты, ни мои ухари до такого не додумались бы. А так все просто! Дай мстительному Финкелстайну возможность бежать, и первый человек, за которым он погонится – тот, кто его подставил.

– Доказать ничего нельзя.

– Это не важно.

– А пленки у меня есть. Записи.

– О! Настоящие записи? Этих двух разговоров?

– Да.

– Послушаем?

– Они не здесь.

Роб допил, поставил стакан, и встал.

– Удивительный ты человек, Лора. У тебя особый подход к людям. Надо было тебе пойти в медсестры. Значит, дело будет все-таки доведено до конца. Все нужные сведения наличествуют. – Он помолчал. Нужно было как-то дать ей понять, что он ей благодарен. Посочувствовать, проявить интерес к ее жизни. – А что же ты? – спросил он, проявляя интерес.

Была ее очередь налить себе еще.

– Ты имеешь в виду – не уйти ли мне из семейного предприятия? – сказала она. – Может и уйду. Как только найду себе еще какую-нибудь забаву.

Некоторое время оба молчали. Напряжение росло. Они нежно поцеловались и тут же отскочили друг от друга.

– Нет, – сказал Роберт, задерживая дыхание.

– Нет, – подтвердила Лора, не глядя на него. – Совершенно точно – нет. Уходи, Роб. Быстро.

Когда он ушел, Лора набрала рабочий номер Джульена. Включился автоответчик. Домашнего номера она не знала. Что ж. Не единственный же он младший менеджер на свете. Это Роб – единственный. Она накинула кожаную куртку. Выйдя из отеля, она подошла к краю тротуара, ища глазами свободное такси. Худой, среднего роста, с тонкими губами черный юноша вежливо спросил, не знает ли она, сколько сейчас времени. Она посмотрела на часы. Часы, кажется, не работали.

– Около восьми, я думаю, – сказала она.

– Я кажется опаздываю, – сказал он задумчиво. – Вот только не помню куда. Спасибо.

Он ушел, мыча что-то, какую-то мелодию – Лоре показалась, что из «Аиды», итальянской оперы, на которую они с Робом когда-то ходили. Некоторые мелодии запомнились. Лора улыбнулась. Сколько странного народу в Нью-Йорке! Впрочем, странность эта – поверхностная. Молодой негр – мычит мелодию – что тут особенного? Многие мычат всевозможные мелодии. Она не могла себе представить, что вот, к примеру, хотя бы этот черный юноша, способен на неординарное действие – ну, например, на роман с аристократкой, или на написание симфонии. В этом городе люди не создают ситуации, но просто попадают в уже создавшиеся.

V.

Джульен не любил, когда женщины ему отказывают ни с того, ни с сего. В плохом настроении он вышел из лифта и уже сунул было ключ в замок, как вдруг заметил что-то, что в обычном настроении прошло бы мимо его внимания. Он огляделся. Что-то в атмосфере. Что? Ничего особенного не слышно и не видно. Лестничная площадка не очень чистая, но она такая всегда. Стекло в лестничном окне – целое. С замком никто не баловался. И все-таки что-то было зловеще не так. В воздухе.

Он вставил ключ, повернул, и очень осторожно открыл дверь. Темно. Он тронул выключатель и позволил двери закрыться за его спиной. Глаза остановились на любимом рабочем кресле. В этом кресле кто-то сидел, кому сидеть в нем было не положено. Мужчина. Мужчина улыбнулся.

Волосы мужчины были темные и вьющиеся, глаза большие, а улыбка – как у слегка дебильного какого-нибудь типа с южной кромки Бруклина, какого-нибудь помощника менеджера в магазине мебели.

– Здравствуй, Ави, – сказал Джульен.

– Ого, кто пришел, – Ави не двинулся с места. Голос у него был ниже и медленнее, чем раньше. – Сколько лет, друг мой.

– Да, – Джульен стоял не двигаясь. – Пять лет.

– Пять лет, три месяца, несколько дней и часов. Ну-ка, посмотреть на тебя – изменился ты. Настоящий яппи ты теперь, Джульен, старик.

Сунув руки в карманы, Джульен кашлянул и прошел в кухню.

– Кофе хочешь?

– Пива нет? – спросил Ави.

– Немного есть.

– Давай выпьем. За старые добрые времена.

– Нет, – сказал Джульен. – Вот что, Ави. Я не тот, что был раньше.

– Вижу. Ну и что?

– Внезапные появления и незаконные проникновения меня больше не возбуждают.

– Я просто думал…

– Нет, – сказал Джульен. – Извини, Ави. Ты не останешься здесь ночевать. И пока ты не изменишься так, как изменился я, друзьями мы быть не можем. Вот скажи мне – зачем нужно было вламываться? Хотелось произвести впечатление, что ли?

– Нет, – Ави нахмурился. – Джульен, мужик, мы шесть месяцев просидели в одной камере, и раза два я тебе действительно помог.

– Могу дать денег. Можешь забрать все, что есть. Немного, увы. Но, повторяю, ночевать ты не останешься.

Открыв ящик возле раковины, Джульен вынул из него пачку сигарет. Закурил. Ави разглядывал его.

– Я сбежал, – сказал он.

– Я понял.

– Жаль, что ты не рад меня видеть. Дебби говорит, что ты по-прежнему пишешь стихи.

– Не то, чтобы не рад, Ави. Дело не в этом.

– Если бы кто другой…

– Хорошо, тогда так, – сказал Джульен, начиная злиться. – Если бы на твоем месте сейчас был кто-то другой, я бы скинул его с лестницы. В пролет. А потом бы спустился и еще раз скинул бы. Все восемь этажей таким образом.

– Ну извините, ваше превосходительство, – сказал Ави. – Да, я очень невежлив. Куда же это мои хорошие манеры подевались? Прихожу не предупредив. В следующий раз позвоню твоей секретарше, чтобы встречу назначить. Извини, что вломился, но твой телефон наверняка прослушивается, и я не мог просто стоять на улице и ждать, когда ваше превосходительство соизволят пожаловать домой. Меня ищут.

– Вставайте, – сказал Джульен, – узники труда.

– Мне нужен твой совет, – сообщил Ави.

– По какому поводу?

– Я пытаюсь придумать, что мне делать с остатком жизни.

– Стань брокером недвижимости.

Просторный, залитый солнцем офис. Блестящие полы. Массивный письменный стол. Стильный дисплей. Несколько кресел. Книжная полка. Ави Финкелстайн в костюме и галстуке, с серьезным выражением лица, пытается продавать недвижимость клиенту, который желает удостовериться, что поступает правильно, покупая очередной сарай в очередном пригороде. Ави – спокойный, солидный, рассудительный, терпеливо объясняет преимущества вложения одолженных у банка денег в жилплощадь на отшибе и выплачивания долга последующие тридцать лет.

– Если мусора меня поймают, – сказал Ави, – двадцать пять до пожизненного мне обеспечены. Я не могу на такое пойти. Я мог бы стать профессиональным убийцей. Не здесь, конечно, а где-нибудь за морями. Также, мог бы переехать в Израиль или арабскую какую-нибудь страну и пойти учиться. И стать солдатом.

– Тебя арестуют и передадут ФБР как только ты сойдешь с самолета.

– Я возьму себе другое имя.

– Тебе бы в политику пойти.

Возникла пауза.

– Знаю, что это шутка, – сказал Ави, – но, Джульен, мужик, это неплохая идея.

– Вот и хорошо. У тебя все? Вон дверь, видишь?

– Нет еще. Не спеши. Ты спишь с моей сестрой?

Джульен помедлил, но ответил:

– Да.

– Это нехорошо.

– Это как когда. Бывает и хорошо, особенно когда она в настроении.

– Я не об этом. Преданность моей сестры – как преданность… Как зовут эту штуку? В сказках? Живет на болоте и затягивает тебя вниз, когда ты идешь мимо?

– Не помню.

– Но ты понял. Впрочем, я вас сам же и познакомил.

– И теперь ты чувствуешь себя виноватым?

– Можно и так сказать. Я твой должник.

– Мне не нужны одолжения, Ави.

– Слушай. У Дебби есть подруга. Зовут Марша. Уродина страшнейшая, но это к делу не относится. Марша знает кучу народа, но важно то, что она дружна с дочкой Живой Легенды.

– Живой Легенды?

– Да. Ты знаешь. Дочка продюссирует пьесы и в них играет…. э… как Дебби сказала?… эксплуатируя… да… эксплуатируя имя своего отца. Если бы Марша могла…

– Откуда тебе все это известно?

– Дебби рассказывала. Она всегда со мной делится планами.

Джульен открыл холодильник, достал банку пива и протянул Ави.

– Продолжай, – сказал он.

VI.

Глянув на лицо Дебби, Юджин понял, что его присутствие не одобряют.

Дебби была бледная и раздраженная. Толстые губы плотно сжаты. В глаза Юджину она не посмотрела. На лице Джульена застыла маниакальная ухмылка – он прочно решил быть сегодня веселым и хорошим. Юджину вдруг пришло в голову, что стремительный рыжий… хмм… недолюбливает свою… любовницу. Слово «герлфренд», употребляемое вместо слова «любовница» Джульен ненавидел, что всех, кроме Юджина, забавляло. Юджин подозревал, что Джульен по-своему прав.

Встретившись у станции метро, они направились в контору благотворительной компании, в которой работала Марша. Прошли индейским строем, один за другим, через строительное заграждение. Дебби нечаянно ступила в лужу, по поверхности которой расплылись масляные круги, и какой-то химикат, возможно ядовитый, плававший в луже, разъел ей итальянский туфель, изменив его цвет и повергнув хозяйку туфля в еще более сумрачное настроение, чем раньше.

Здание строилось в добром старом девятнадцатом столетии, в стиле неоклассицизма, имело мощные стены, просторные помещения, и вызывающе высокие потолки. Несколько благотворительных организаций оккупировали нижний этаж.

Наличествовали письменные столы, шкафы архивного типа – все это контрастировало с благородной архитектурой здания. Приятно одетые женщины сидели за столами. Некоторые болтали между собой, другие предпочитали телефон. Две или три из них с умным видом таращились в компьютерные мониторы. Свободная атмосфера.

– Привет, Дебз! – среднего возраста белая женщина в свободных штанах помахала рукой от своего стола. – Сядьте вон в те кресла, я сейчас подойду!

Дебби ответила на приветствие.

Юджин не выдержал и, перегнувшись через один из столов и протянув руку через голову молодой некрасивой женщины, испугав ее, дотронулся до занавеси. Занавесь оказалась бархатная. Дебби яростно зашептала в ухо Джульену. Он хихикнул. Она осведомилась тихим недобрым голосом, что это его так развеселило. Он попытался ее успокоить. Она не успокаивалась. Он сказал – хорошо, подмигнул Юджину, и пробормотал ему в ухо:

– Не трогай ничего, а то Дебби сейчас корову родит.

Юджин представил себе Дебби, рожающую корову, и тоже хихикнул, и в этот момент Дебби потеряла терпение. Она сказала – и ей было все равно, кто ее услышит:

– А знаешь, что? А пошел ты на [непеч. ]! С этого момента занимайся своей карьерой сам! На меня не рассчитывай.

И пошла к двери. Джульен протянул руку и схватил ее за предплечье.

– Пусти! – крикнула Дебби.

Он потянул ее на себя и, не утруждая себя переходом на шепот, сказал ей в ухо:

– Не будь дурой, Дебби.

Дебби было чуть больше двадцати, и была она полна страсти и энергии. Юджин ждал, что сейчас она начнет вырываться, или орать, а потом выбежит на улицу. Ему, Юджину, было все равно. Не его баталия. К его удивлению, Дебби собралась, выпрямилась – Джульен ее отпустил – и поправила волосы небрежным движением, проявляя мудрость не по годам и быстро поняв, что здесь не место для скандалов. Юджин даже зауважал ее.

Сопровождаемая удивленными взглядами и перешептыванием, средневозрастная знакомая Дебби встала, потянулась с удовольствием, и присоединилась к группе у входа.

– Привет, – сказала она, протягивая руку – Юджину первому. – Меня зовут Марша.

Вежливые приветствия.

Снаружи команда блуждающих голубей замахала крыльями и устремилась из под ног в поднебесье. Джульен обернулся, чтобы еще раз посмотреть на здание. Они с Юджином обменялись замечаниями, в основном саркастического плана, а женщины слушали – Дебби терпеливо, Марша с любопытством.

– Голубокровных следует субсидировать, – заключил Джульен.

– Вы так думаете? – Марша рассмеялась.

Если бы она шла с ним рядом, Дебби дернула бы Джульена за рукав.

– Аристократия – часть культуры любого города, – разглагольствовал Джульен. – Любой особняк нуждается в богатой семье, которая любила бы его. А этот выглядит сиротливо. Нет ничего более безличного, чем благотворительная компания.

– Никто не может позволить себе жить в таком большом особняке в этом районе, – объяснила Марша.

– Правильно, – согласился Джульен. – Район потерял из-за этого индивидуальность. Голубокровным нужно дать больше денег.

– Вы не думаете, что денег у них достаточно?

– Недостаточно, чтобы жить в этом особняке. Правительство кидается миллиардами каждый год – почему бы не кинуть голубокровным миллиард-другой на проживание? Это лучше, чем…

– Публика такое никогда не одобрит, – вмешалась Дебби, боясь, что сейчас Джульен что-нибудь такое ляпнет.

– Публика была в свое время против домашних водопроводов. Публику совершенно незачем ставить в известность. Ну, ладно. Пойдем-ка в парк.

Предложение удивило обеих женщин. Идея явно не приходила им самим в головы, а была она, идея, хороша.

Сияло солнце. Сопливые дети бегали туда-сюда. Сентрал Парк, с его неожиданными сочетаниями – скалистых склонов, мощеных и немощеных, то извилистых, то элегантно прямых аллей, озер и ручьев, Замка Бельведер и Театра Делакорт – в центре Манхаттана, окруженный со всех сторон, кроме одной, довоенными небоскребами с толстыми стенами и изящными крышами – у Парижа, развратного старшего брата Нью-Йорка, такого нет.

Они пошли по главной аллее к Раковине. Марша и Дебби обсуждали общих знакомых – смеясь, шутя, бездумно нарушая Третью Заповедь. Юджин и Джульен по большей части молчали. Четверка проследовала за Раковину – Марша и Дебби не замечали окружения, мешали катающимся по плацу на роликах (катающиеся рассматривали мощеный гладким булыжником плац перед Раковиной как свою собственность), Юджин и Джульен были осторожнее и относились к обстановке с уважением. Они спустились по ступеням к Летнему Театру и сели наконец на одну из скамеек на аллее, ведущей к Лодочному Дому. Уличный певец развлекал публику одной из дюжины умеренно мелодичных песенок семидесятых годов, компенсируя недостаток голосовых данных мощным переносным усилителем.

– Ну так что же, – обратилась Марша к Джульену. – Дебби говорит, что вы пишете стихи.

– Да, – подтвердил Джульен, улыбаясь заторможенной калифорнийской улыбкой. – Иногда. Когда у меня нет других занятий.

– Какие же это занятия?

Джульен немного подумал.

– Очень люблю поспать, – сообщил он. – Также, я много времени провожу в пьяном состоянии. Остальное время посвящаю сексу и кино. И еще я играю на гитаре в группе вот этого парня.