Текст книги "Варенье"

Автор книги: Владимир Чихнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Ты что, Андрей, так поздно? – выспрашивала мать, заглядывая в самые глаза.

– Так, прошелся, – уклончиво ответил Андрей.

Он не уверен был, что мать что-нибудь поняла, если бы он рассказал, как убегал от женщины, заблудился в лесу. История – презабавная.

– Иди ешь. Сейчас я тебе разогрею. Я тебе уже разогревала. Остыло все.

Соня сидела на диване, смотрела телевизор. Шел фильм. Соня была в кофте, брюках: после работы не переоделась. Андрей прошел на кухню, сел на свое место, у батареи. Это было мужское место. Он всегда здесь сидел.

– Андрей, ты ешь, а я пойду фильм досмотрю. Очень уж кино интересное. Про любовь. Сам ложь. На гарнир тушеная капуста…

– Ладно.

Мать пошла пошла смотреть телевизор. Андрей отрезал хлеб, густо намазал его горчицей. Налил молока. Положил капусту с печенью. «Зачем мне надо было уходить? Лежал бы да лежал, – все никак не мог забыть Андрей лес. – Женщина… Ну и что? Она ведь не ко мне шла. Ну и дурак…»

Поужинав, Андрей пошел к себе в комнату или, как он говорил еще, – в нору.

Это была самая маленькая комната из всех трехкомнатной квартиры. В углу, слева от окна, стояла железная кровать, справа – письменный стол. Рядом этажерка с книгами. Платяной шкаф. Все для жизни было. Андрей лег на кровать, повернулся лицом к столу и заговорил вполголоса сам с собой, как если бы был не один, с женщиной.

– Проходите, пожалуйста. Садитесь. Я очень рад вам, дорогая. Вы – такая красивая женщина… О чем вы сейчас думаете?

– А вы о чем?

– Я каждый день думаю только о вас. Вы – так хороши…

– Вы мне льстите.

– Нисколько. Вы – неотразимы. Вы мне нравитесь. Я вот так бы смотрел и смотрел на вас, любовался, и ничего мне больше не надо. Я хотел бы все время быть возле вас, госпожа моя.

– Все мужчины так говорят.

– Но я – не все. Один такой. В единственном роде, если хотите. Конечно, может, где-нибудь и живет мой двойник. У каждого он есть.

– Значит, у меня тоже есть двойник? А что же вы тогда говорите, что я – лучше всех.

– Для меня вы – лучше всех. Извините, пожалуйста, может, вам мое предложение покажется бестактным. Хотите вина? Хорошее вино. Я специально купил его на день нашей с вами встречи. Я так ждал вас. Весь день у меня прошел в томительном ожидании. Я все не могу поверить, что вы со мной… Мне кажется, это сон. Хорошее вино? Берите апельсин. У меня на душе спокойно, когда вы рядом. Вы такая… неземная. Инопланетянка. Вы скоро улетите к себе, наверно… Мне делается страшно. Скажите, вы никуда не улетите?

– Нет.

– Вы так добры ко мне. Хочется плакать. Вам не скучно со мной? Можно я вас поцелую?

Андрей совсем не умел целоваться.

– Я люблю вас! Будьте моей женой. Мне с вами хорошо. Хотите, я встану на колени? Не молчите. Скажите что-нибудь. Умоляю вас!

«Если я люблю, – думал Андрей. – Как без объяснения?» Андрей не слышал, как в комнату вошла мать. Она последнее время ходила как-то тихо, крадучись.

– Ты что, Андрей, лежишь? Заболел?

– Нет.

Андрей встал, сел за стол. Мать села на кровать.

– Что-то ты, Андрей, со иной не разговариваешь. Все уединяешься, – пожаловалась мать.

– Такой уж я, мама, человек.

– Человек ты неплохой. Андрей, у меня новость есть хорошая, – улыбнулась мать.       И от этой ее доброй бесхитростной улыбки в комнате сразу стало просторней.

– Соня наша, наверно, скоро выйдет замуж, – мать стала серьезной. – Пора уж. Засиделась, бедная, в девках. Новиков Леонид сделал ей предложение. Он в кооперативе работает. Столяр. Соня говорит, что мужик хороший. Она была у него дома. Всю мебель в квартире он сделал сам. Мастер, одним словом. Вот так. Скоро свадьба. Ты тоже, Андрей, ищи себе женщину. Только ищи женщину самостоятельную…

– …иная самостоятельная хуже несамостоятельной, – перебил Андрей. – Как узнаешь?

– Конечно, никак не узнаешь. Но чтобы не пила, не курила.

«Если женщина курит – это не обязательно, что она плохая, гуляет и все прочее, – думал Андрей. – Женщина _– это цветок. Все в ней прекрасно».

– Будешь заниматься? Ладно, я пошла. Не буду тебе мешать. Вот закончишь институт, женишься. Ты, наверно, ученым будешь. Маленький все игрушки ломал, хотел посмотреть, что там внутри. Любознательный был.

***

После работы Андрей поел, пошел к себе в комнату, открыл окно, закурил. Он почти не смотрел телевизор. Скоро экзамены, надо было готовиться. Соня задерживалась на работе. Мать стояла у окна в ожидании. Ей было интересно, какой он из себя, Леонид. Высокий? Худой? Он, как жених, обязан был проводить невесту. Андрей почему-то сомневался.

Вчера Андрей полчаса простоял у «Культтоваров», но странная женщина так и не вышла. Позавчера она в это время – выходила. Она словно специально так делала, дразнила. Может, она не работала? Пошла другой дорогой. Андрей все передумал. Надо было бы объясниться, упорядочить отношения. Какие отношения? Их не было. Так – гляделки. Написать письмо…

Андрей уже знал, с чего начать. Настроение для письма было. Грех не воспользоваться. Но он не торопился, словно бы растягивал удовольствие. Как это было хорошо, здорово – вот так однажды встретить свою любовь. Писать любимой… Вот так люди и сходятся. Андрей сел за стол, взял тетрадь и стал писать: «Здравствуйте, милая незнакомка. Извините, что я вас так называю, пишу вам. Я хотел бы вас называть по имени. Но увы, я не знаю его. Извините, не назвался. Андрей. Рабочий. Студент. Мы с вами все у “Культтоваров” встречаемся. Я вас там вижу. Вы выходите из дома, и я – тут. А сегодня вас не было. Я ждал. Мне почему-то кажется, что я вас больше никогда не увижу. Вы уедете, я вас потеряю. Вам, наверно, смешно. Вот, скажете, привязался. Может, я и смешон. Я вас совсем не знаю. И вы меня не знаете. Конечно, все это может показаться несерьезным… эти мои отношения, симпатия к вам. Извините, если что не так. Я люблю вас. И сумбурность моя в письме – это от волнения, от любви. Я много хочу вам сказать, но у меня не получается это в письме. Я чего-то все боюсь. Боюсь потерять вас. Если бы нам с вами встретиться, то и слова не нужны: я все прочитал бы в ваших глазах. О нашей с вами встрече я могу только мечтать. В вашей власти сделать мечту мою явью. Вы все можете. Сегодня вас не было. Вы не вышли. Может, что случилось? Может, вам нужна моя помощь? Вы скажите. Я все сделаю для вас. Вам хорошо – и мне хорошо. Извините, если вы вдруг найдете мое письмо чудачеством, порвите его. Я не буду на вас в обиде. Я не буду вас больше беспокоить. Если до конца быть откровенным, я боюсь вас. Вы – красивая женщина… Может, все это я придумал… любовь. Но чувства мои к вам не ложные. Будьте ко мне снисходительны, прошу вас. Я хотел бы видеть вас каждый день, говорить с вами. Целую. Всегда ваш Андрей».

Андрей закрыл глаза и представил письмо на столе у любимой. Странная женщина приятно удивлена. Признание в любви – это всегда приятно. «Интересно, выбросит письмо или оставит, – думал Андрей. – Может, положит в книгу. На память… будь что будет».

– Андрей, иди ужинать! – звала мать.

– Иду.

– Суп наливать?

– Наливай!

Андрей вложил письмо в конверт, заклеил. «Может, с кем-нибудь передать письмо? – не знал Андрей, как быть. – Нет, лучше самому отдать, так надежней. Да и будет знать, от кого».

– Андрей, мы ужинаем!

– Иду.

– Значит, тридцать человек наберется, – прикидывала Соня, сколько человек будет на свадьбе.

– Ладно. Тридцать, так тридцать, – ничего не имела против мать. – Давай, Андрей, я тебе подогрею. Остыл суп.

– Нормально.

Андрей не любил, когда суп горячий… Софья же любила все горячее. Андрей ел молча, не принимал участия в разговоре. Он думал о странной женщине. Что она сейчас делает? Чем занимается? После ужина он пошел в комнату, открыл окно, сел за стол. И так стало нехорошо… «Кто я такой? – встал Андрей, подошел к окну, снова сел. – Работяга! И не красавец! Чего я лезу в чужую жизнь? Это нехорошо, не этично. Тем более по отношению к любимой женщине. Кто тебе дал право вмешиваться в чужую жизнь? Кто ты такой? Ты мизинца ее не стоишь. Что ты ей можешь дать? Ты – нищий. Любить не запрещено. Вот и люби, но не лезь в чужую жизнь!» Андрей достал из стола письмо и порвал его.

***

«Мне хорошо, – шел Андрей с работы. – Это все от вина. Я уверен в себе. А все-таки пить не надо было. Но как откажешься? Семенов пристал». Женщины хлебокомбината вчера еще прознали, что у Семенова родился сын. Это надо было отметить.

Семенов после обеда, где-то в третьем часу съездил на машине в город, привез водки, закуски. Пили в слесарке. Собралось человек пятнадцать. Вышло двести граммов водки на человека. Говорили тосты. Все как должно быть в таких случаях. Андрей отказывался, не хотел пить. Семенов чуть ли не насильно затащил в слесарку.

«Эх ты, не мог отказатся, – сокрушался Андрей. – Надо быть смелее. А то так и будешь до пенсии Андрюшей. Собственно, что случилось? Ну выпил. С кем не бывает. Тем более такое событие». Андрей спустился к кинотеатру, не пошел через «Культтовары»: он еще на прошлой неделе хотел все зайти в «Одежду», посмотреть курточку на осень, чтобы обязательно была с капюшоном, но как-то все было не досуг. Через месяц уже зачастят дожди. Надо будет курточку.

Вот уж пошла вторая неделя, как странная женщина пропала, не появлялась. Может, уехала. Или сменила место работы. Все могло быть. Андрей уже начинал забывать свою любовь. Образ странной женщины постепенно стирался в его памяти. Он хотел и не хотел, чтобы странная женщина объявилась. …опять переживания.

Была пятница. Завтра Андрей – король. Ни мастера, ни начальника цеха. И не надо подстравиваться под коллектив, смеяться, когда все смеялись, делать умное лицо. Через две, три недели – осень. Там зима. Но до осени еще месяц. Еще солнце грело. Было лето. До настоящих холодов еще далеко. Зимой тоже неплохо. Жизнь продолжалась! И это было здорово! Все впереди: и любовь, и диплом, и уважение, признание в коллективе. Андрей был уверен, что при желании всего можно добиться. Желание было.

У магазина «Одежда» мужчина с женщиной о чем-то громко спорили, выясняли отношения. Всякое бывает в жизни: и плохое, и хорошее. Но хорошего больше. Говорила все мать. Андрей прошел в магазин. Пахло краской. Что-то было покрашено. Но нигде не видно свежей покраски. Половину магазина занимал трикотаж. Самый большой отдел. Мужские сорочки, платья, лифчики, трусы – всего было много. Курточки, пальто, плащи – все в одном отделе, за трикотажем. Курточки имелись с капюшонами и без. Одна курточка итальянского производства с капюшоном, сиреневого цвета, выглядела ничего. Можно было купить. В выходные Андрей думал сходить еще на рынок, там посмотреть. Потом уже выбрать, что лучше.

Андрей все хотел найти, где покрашено, все осмотрел, но свежей краски не обнаружил. Он вышел на улицу. Мужчина с женщиной все еще стояли на улице, спорили.

– Все вы – стервы, – злобно шипел мужчина.

Андрей оглянулся и легко узнал в стоявшей рядом с мужчиной женщине свою любовь. Он рванулся к грубияну и схватил его за рукав дорогого, ладно сшитого пиджака.

– Что ты сказал?А ну извинись перед женщиной! – потребовал Андрей.

– Что? – спросил мужчина с усмешкой. – Ты откуда такой взялся?

– Не твое дело! Извинись перед женщиной, – сделал Андрей страшное лицо.

Мужчина был не брит и, кажется, выпивши, пахло вином. Он был примерно одного роста со странной женщиной, метр семьдесят-метр восемьдесят. Андрей это подметил, когда еще заходил в магазин… а тут вдруг мужчина как-то сразу вырос и подолжал все расти… Андрей же, наоборот, стал меньше.

– Тебе что, сопляк, надо? – мужчина начинал сердиться.

– Извинись перед женщиной, – уже не требовал, просил Андрей.

– Тебе какое дело? Пошел ты… – мужчина матерно выругался.

Андрей упал. Удар был в плечо. Андрей быстро вскочил на ноги. Мужчина опять ударил – уже в лицо. Андрей снова упал. Лицо было в крови. Андрей не хотел драться, хотел по-хорошему. Если бы он знал, что все так получится, он, возможно, прошел бы мимо. «Не надо. Может, хватит, – взмолился Андрей. – Я не умею драться. Не хочу быть битым». Андрей не вставал. Лежачего не бьют. Вдруг резкая боль в животе пронзила все его тело. Мужчина пинал. Андрей в страхе закрыл лицо руками.

Только бы не в лицо… Мужчина пинал, не разбирая. Андрей хотел отползти, мужчина опять ударил. Андрей ничего не помнил. Когда он пришел в себя, открыл глаза, видел только один глаз, правый. Мужчина стоял в стороне, больше не бил. «Устал. Может, надоело, – подумал Андрей. – Как я теперь без глаза? Инвалид! Это на всю жизнь. Кому я теперь нужен? Калека! Как жить дальше? Рука, нога может срастись. Но как без глаза?»

– Чего стоишь? Добивай уж! – крикнул Андрей.

Мужчина даже не повернул головы. «Сейчас уйдет, и все, – думал Андрей. – А как я?» Были выбиты зубы. Андрей вспомнил про железный прут, прислоненный к двери у магазина, чтобы дверь не закрывалась. Он с трудом поднялся. Мужчина уже хотел уходить, повернулся спиной. Андрей взял прут и что было силы ударил им по голове своего обидчика. Мужчина сразу обмяк, повалился на спину. Лицо его сделалось мертвенно-бледным. И тут только Андрей понял, что натворил: был человек и – не стало человека… как заводная игрушка…пока цела, заводится, как сломалась – хлам. Так и с человеком, пока сердце бьется – живет.

«При чем здесь игрушка? – ничего не мог понять Андрей. – А при том, что человек тоже игрушка. Очеловеченная игрушка. Игрушка. А где же милиция?»

Ты доволен? Кровь пролилась. Это я, автор, спрашивал себя. Я не хотел лишать жизни мужчину в ладно сшитом пиджаке. Это не входило в мои планы. Я хотел попугать Андрея… Но кто-то должен был умереть, не мужчина, так Андрей. На этом строился сюжет.

Тошнотворным был запах крови. У мужчины был проломлен череп. Странная женщина исчезла. Ее нигде не было видно. Неужели я не мог разнять, вызвать милицию? Я хотел утаить от Андрея прут… Но кровь должна была пролиться. Эта мысль сидела в моей голове, как заноза.

Андрей стоял над трупом, бессильно уронив голову на грудь, раскачиваясь всем телом из стороны в сторону. Лицо его было разбито.

Мужчина, лежавший у «Одежды» в луже крови, уже – труп, все был у меня перед глазами. Тонкой струйкой все еще сочилась кровь из проломленного черепа…

      Мона Лиза.

                                                                              Ее маленькие глазки смотрели на мир с озорством. …добрая, приятная улыбка, робкий вопрошающий взгляд. Небольшого роста. Кто она, эта женщина, спрашивал я себя на перроне.

– Вон Лиза… – тронул меня приятель за плечо. – Сейчас я тебя с ней познакомлю. Интересная женщина. Вон сидит у окна в конце вагона.

Это была моя женщина-загадка с перрона. Лиза была в черной шубе, белая, сильно потрепанная, словно, в лучшем случае, ею играли в футбол, белая шапка. Лет сорока, больше.

До отправления электрички оставались считанные минуты. Пассажиры в вагоне заняли места, освоились. Я ждал, когда поезд тронется. Под стук колес хорошо думалось.

– Здравствуй, Лиза, – с какой-то наигранной веселостью в голосе, заранее чему-то улыбаясь, сказал приятель, сел напротив маленькой женщины. – Познакомься, Андрей, – представил он меня.

– Очень приятно, – улыбнулась Лиза, задержав на мне взгляд.

Я тоже улыбнулся – взаимно.

– Куда поехала? – спросил приятель.

– А ты куда поехал? – подняла Лиза головку в безобразной шапке.

– По делам, – был ответ, отчитываться приятель не собирался.

– Я тоже по делам, в областную больницу поехала, – разом пропала у Лизы вся веселость, но до грусти дело не дошло.

– Тебя в нашей больнице уже не лечат?

Лиза тихо рассмеялась на шутку.

– …не лечат, не лечат. Направление дали. Наверно, на койку положат. С легкими что-то… – Лиза замолчала и принялась выбирать из старой черной шубы нитки, пух…

– Ты, Лиза, на группе? И сколько выходит, много? – выспрашивал приятель.

– Много. Больше, чем ты зарабатываешь.

Приятель вытаращил глаза, изобразил на лице крайнее удивление. Лиза не выдержала, рассмеялась

– Тогда, Лиза, я с тобой играю. Ведешь в ресторан? – приятель незаметно подмигнул мне, мол, видишь, что я тебе говорил…

– В ресторан? – удивилась Лиза. – Это вы должны вести меня в ресторан. Верно? – вдруг Лиза обратилась ко мне.

Я смутился, конечно, мужчина должен вести в ресторан. Лиза, не дождавшись от меня ответа, опустила голову, затеребила шубу, точно птица, – ее маленький острый носик походил на клювик.

– Ты одна живешь? – дознавался приятель.

– Почему одна? Сегодня я ему свистела, свистела… а он не пришел, – вздохнула Лиза.

– Как свистела?

– Как? Очень просто. Как свистят, – Лиза сложила ярко-накрашенные губы трубочкой, надула щеки. – Мне надо было сказать ему, чтобы он мою собаку накормил. Ничего, придет – увидит: я ему записку оставила. Я всегда ему свищу.

– …вечером?

– А что? Детей у меня нет, – опять принялась Лиза за шубу…

– Коновалова знаешь?

Лиза опустила голову.

– Знаю.

– Он был у тебя?

– Он какой-то нехороший, грубый… – отвечала Лиза как на духу.

– Я скажу ему, что ты его приглашаешь…

– Не надо, – отвернулась Лиза к окну, когда повернулась – звонко рассмеялась.

– Коновалова, что ли, вспомнила? – не знал приятель, что и подумать.

– Вовсе нет… Я была в прошлом году на курорте в Сочи и там познакомилась с одним художником. Он за мной ухаживал. Один раз пошли мы с ним в кафе. Он взял суп харчо. Пообедали, все нормально. Пришли к нему, и тут все началось… Открылся понос… – Лиза в кулачок рассмеялась. – Всю ночь он бегал, через каждые полчаса…

– А ты что?

– А что? Утром ушла.

– Ничего не было?..

– Всю ночь бегал… – улыбалась Лиза.

Какая веселая, интересная женщина, наверно, думали в вагоне, так мне казалось или хотелось казаться. Еще одна остановка – новые пассажиры, новые разговоры.

– Вон, Лиза, твой жених идет, – кивнув на проходившего в другой вагон нетрезвого мужчину, сказал приятель.

– Это не в моем вкусе, – просто ответила Лиза. – Я люблю молоденьких, стройных.

– Ух ты, какая?!

– Раньше я хорошо умела зазывать, строить глазки. Сейчас – не то, – безнадежно махнула Лиза рукой.

– Ишь какая! Молодых ей подавай! Посмотри на себя… – явно хамил приятель. – Развращаешь молодежь. За это статья есть. Посадят.

– А что? Они сами лезут. Я их на веревке не тяну, – нисколько не обиделсь Лиза.

– Тебе уже скоро пятьдесят…

– И тебе будет пятьдесят, – сдержанно улыбнулась Лиза.

– Я буду всегда молодой!

– Такое невозможно, – это Лиза знала точно, был опыт.

Впервые за время разговора она как-то расстерялась, сконфузилась, но скоро оправилась и опять улыбалась. Я все хотел увидеть в глазах этой хрупкой маленькой женщины страх, отчаяние перед жизнью, но ничего не заметил, все было просто. Простая женщина.

      Братья

                                                                              Днем воздух прогревался до двадцати пяти градусов, к вечеру – резко холодало. Урал. Андрей учился в шестом классе, когда вот так же, в конце мая, пошел град. Крупный. Все стекла побило. Вид в городе был, как после бомбежки, только – без гари и руин. И осенью – то тепло, то холодно. Погода как женщина: сегодня – одна, завтра – другая. Погода – слово женского рода.

Было семь часов вечера. Андрей сидел на диване в комнате, смотрел телевизор. Выступал Коровкин, доктор экономических наук, крепкий мужчина с сердитым неприятным лицом. Говорил он об интеграции. Что за интеграция, зачем она, Андрей понятия не имел. Смотреть по телевизору было больше нечего, кино не показывали. Андрей сидел в сиреневом трико, рубашка в полоску без верхней пуговицей. Лысый. Сорок пять лет. Аккуратный, клювиком красный нос. Красным нос был от чрезмерного употребления Андреем спиртного. Роста он был чуть выше среднего, худой. Бесхитростный, простоватый взгляд. Лицо – доброе. Рубаха-парень. Пьяный, расчувствовавшись, Андрей мог последнее отдать. И трезвый он был не жадный.

Андрей не заметил, как прошли выходные. В субботу сосед приходил с бутылкой. В воскресение Андрей был в гараже, менял стартер у Гудкова на машине. Андрей работал автослесарем в автоколонне, технику знал; своей техники не было, не заработал. Гудков принес водки, закуски. Ветчина, рыба. Стол накрыл богатый. Кажется, не было ни задержек с зарплатой, ни инфляции, безработицы.

Телевизор хорошо показывал – новый. Старый, черно-белый, ламповый, месяц как сгорел. Без телевизора было плохо. На новый денег не хватало, пришлось занимать у Новиковых.

В комнате уже стало совсем темно. Жена гремела на кухне посудой. В восемь часов ужин. Андрей не хотел есть. Из кухни вышла Татьяна, жена. Среднего роста, склонная к полноте. Большие испуганные глаза. Наталья была в голубом, старом без рукавов платье.

– Ничего показывает, да? – кивнул Андрей на телевизор. – Я был у Тихонова на прошлой неделе. У него тоже цветной телевизор. Но изображение не очень… Можно было купить, конечно, и черно-белый. Дешевле.

– А… – отмахнулась Татьяна.

– …конечно, цветной лучше.

Татьяна ушла на кухню. Женщина она была немногословная, любила помолчать. Но иногда на нее как находило, она говорила и говорила… не могла остановиться. Андрей пошел в прихожую курить. Слегка побаливала голова. Мутило с похмелья. Странная какая-то оказалась водка у Гудкова, вроде как паленая. В пятницу двое в городе отравились водкой. Одного откачали, второго – не смогли. Раньше такого не было. С рынком все пришло. Раньше хоть какой-то контроль был, – сетовал Андрей. На зарплату можно было что-то купить, а сейчас…

Андрей работал с шестнадцати лет. Работы не боялся. Раньше, до перехода на рыночные отношения, к празднику всегда была премия, подарки. Первого мая – демонстрация. Собирались все вместе, было весело. Андрей Первого мая весь день просидел дома, прождал: но никто не пришел, – ни Вадим, ни Сергей. Обидно было – братья. Андрей догадывался, почему никто не пришел: с деньгами плохо. Инфляция двадцать-тридцать процентов. Каждая копейка на счету. Не до веселья. Прошло вот уж три года с развала Советского Союза, как установились рыночные отношения… А лучше не стало. Появились нищие. Нет, раньше все-таки лучше жили, был готов Андрей биться об заклад. Да, стало больше свободы, можно говорить, что хочешь. Но свобода свободой, а желудок – желудком. Сытости от свободы никакой.

Вадим уж, наверно, месяц не показывался. Раньше часто заходил. Тоже уже был не мальчик. Сорок семь лет. Женат, двое детей. Средне-техническое образование, но работал Вадим простым рабочим, а все из-за того, что любил выпить. С Сергеем Андрей виделся чаще. В неделю раз он обязательно заходил. Сергей уже был на пенсии, так, иногда подрабатывал, кому крышу починить, дверь сделать. Работал он плотником. Как работник был хороший. Трудовая книжка вся в благодарностях. Как и Вадим, Сергей тоже любил выпить. А ведь мог работать мастером. Руки золотые.

Андрей встал, хотел выключить телевизор, кто-то позвонил. Звонок был чужой. У сына два звонка. Татьяна пошла открывать. Андрей замер посередине комнаты в ожидании…

– Проходи, Валентин.

– Я на минуту. Андрей дома?

Голос был Новикова.

– Дома, дома! – прошел Андрей в прихожую.

– Здорово.

– Привет. Проходи.

– Да я на минуту, понимаешь…

Не договаривал, не проходил Валентин; чего-то выжидал…

– Ну, чего надо? – повернулся Андрей к жене. – Мужской разговор тут у нас.

– Да, собственно… ничего такого нет, – оправдывался Валентин.

Татьяна ушла. Андрей закрыл в прихожей дверь.

– Слушай, Андрей, деньги нужны, – шепотом произнес Валентин.

– А где их взять? – не мог Андрей сдержать улыбки. – Деньги всем нужны. Спроси что-нибудь попроще.

– Сколько времени будешь долг отдавать? – спросил тогда Валентин.

– Отдам. Деньги появятся, и отдам. Мы так договорились.

– Деньги нужны, понимаешь. Инфляция.

– Ну и что? – ничем Андрей помочь не мог.

– Да, дела…

Валентин ушел. Андрей закрыл дверь, прошел в комнату. Татьяна смотрела телевизор.

– Слышала? Деньги ему нужны. Вот артист! Где я ему их возьму? Где? – широко развел Андрей руки. – Воровать идти? Сам же говорил, когда будут, тогда отдашь. Инфляция… Знаю я, что инфляция. При тебе не стал говорить, – не без удовольствия отметил Андрей. – Стесняется. Ждал, когда ты выйдешь. Артист!

– Они видят, что ты каждые выходные пьяный, значит, деньги есть. На что-то ты пьешь. Ты как раз мимо их дома проходишь.

– А это их не касается! – вспылил Андрей. – Меня поят, я работаю. Вот так! Они больше меня в два раза получают, и у них денег нет. Ты, Таня, за прошлый месяц еще зарплату не получила. Что они думают, что я – миллионер? Ну артист!

– Вот ты артист и есть. Разошелся. У них трое детей.

– Ну и что, если трое детей? Не надо было делать.

– Дурак!

Татьяна пошла на кухню.

– Ладно, припомню я тебе дурака.

Андрей обиделся, осунулся, постарел.

***

Андрей не стал звонить, открыл дверь ключом.

Татьяна сидела на диване, смотрела телевизор. Шипела, захлебываясь, в туалете в трубах вода, шумно переключался на кухне холодильник. Домашней и в то же время какой-то недомашней была обстановка, Андрей не мог понять, в чем дело. Чувствовалась какая-то перемена. Андрей шумно втянул носом воздух. На ужин была жареная рыба. Татьяна вчера покупала минтай. Раздевшись, Андрей прошел на кухню, проверил, что на ужин. Так и есть: на второе жареная рыба с пюре. На первое – гороховый суп с тушенкой. Все разогрето. Все в порядке. Но все равно было что-то не то. Гнетущей какой-то была атмосфера. Ощущалась тревога… и тревога усиливалась. Все это было странно. Андрей прошел в комнату. Сегодня Савельев, механик, на работе опять побирался, просил курить. Косты его при всех отшил. Механик надулся и всю смену ни с кем не разговаривал. Случай был презабавный. Андрей хотел рассказать… Татьяна сидела, отвернувшись от телевизора, закрыв глаза руками, всхлипывала.

– Ты чего? – забыл Андрей о Савельеве.

Татьяна не отвечала.

– Чего ревешь? – строго спросил Андрей, он терпеть не мог слез.

– Светлана приходила. Новикова. Долг требовала, – не поворачивая головы, всхлипывая, ответила Татьяна. – Говорит, что на хлеб денег нет.

– Вот скоты! – крепко выругался Андрей и с озабоченным лицом сел в кресло, всем телом подался вперед. – Они оба работают, а я, можно сказать, один работаю. У тебя зарплата мизерная, да и ту не дают. Значит, говоришь, что у них денег нет.

Андрей пошел в прихожую, закурил, вернулся в комнату с пепельницей, сигаретой.

– А что они думали, когда давали в долг? А ты к ним еще ходишь. Целый месяц нянчилась с их Валеркой. И вот тебе благодарность. Чтобы я не видел больше, чтобы ты ходила к ним! Поняла!?

– Поняла, – нехотя, чтобы отвязаться, ответила Татьяна.

– А то, ишь… Целый месяц ты возилась с их ребенком… а они еще так делают. Нет! Тебе у них теперь больше делать нечего!

– Ладно, иди ешь, – устала Татьяна слушать Андрея.

– Я и здороваться теперь с ними не буду, – не все еще сказал Андрей. – Пошли они к черту после этого! Как они делают, так и я буду делать. Чихал я на них!

– Ладно, хватит! Надоело! – повысила голос Татьяна. – Иди ешь.

– Иду. Но ты смотри, чтобы к ним больше ни шагу! Поняла! – пальцем пригрозил Андрей.

– Поняла, поняла…

Андрей пошел на кухню.

Татьяна не держала зла на Новиковых: свое просили. Может, правда, на хлеб денег нет. У Новиковых трое детей. Деньги, конечно, надо отдавать.

Андрей ел и думал, где взять деньги. Он перебрал в памяти всех своих знакомых, но не нашел, у кого можно было бы занять. Все сидели без денег. Сходить к Вадиму, брату? Но он сам без денег. Жена опять зашмыгала носом. Если бы можно было у кого-нибудь занять, Андрей сам отдал бы долг: молча сунул Светке в руки деньги и с гордо поднятой головой вышел. Но денег не было. Занять не у кого. Андрей не понимал, откуда у людей машины, видиоаппаратура. Все стоит больших денег. На зарплату не купить, Андрей это хорошо знал по себе, лишних денег не водилось. Значит, левый заработок. Нечестно.

Поужинав, выкурив сигарету, успокоившись, Андрей довольный прошел в комнату. Татьяна была в спальне. Она сидела на кровати, глаза красные от слез.

– Что будем делать, Андрей? Не могу я больше так. – На хлеб, говорит, денег нет. Меня всю трясет.

Татьяна закрыла лицо руками и опять зашмыгала носом.

– Хватит! Перестань. Врут они, что у них на хлеб денег нет. Двое работают – денег нет. Что-то мне не верится.

– У них трое детей.

– Ну и что, если трое, – стоял Андрей на своем.

– Лучше отдать долг, – не стала Татьяна спорить.

– Конечно, лучше отдать, – сел Андрей на стул у окна. – Надо жить как-то поскромнее. Надо всегда иметь деньги на черный день. Отлаживать. А то я получу деньги – ты всего напокупаешь: и печенья, и пряников, а потом – денег нет.

– Сам тогда ходи за продуктами, – начинала Татьяна сердиться. – Вкусно поесть любишь. Чтобы каждый день было мясо. Да еще, чтобы бутылка была.

– А как же! Бутылка – обязательно, – повеселел Андрей. – Может, продать что-нибудь.

Татьяна догадывалась, что Андрей имел в виду, – обручальное кольцо. Андрей уже намекал на него, тогда тоже деньги надо было, но все обошлось. Свое обручальное Андрей давно продал.

– Жалко отдавать, – близко поднесла Татьяна к лицу руку с кольцом.

– Как хочешь, собственно, – не наставивал Андрей. – Твое дело. Только денег нам неоткуда взять больше. Решай.

Татьяна не знала, что и делать: и кольцо жалко, и долг отдавать надо.

– А то смотри, я схожу к Леониду, пока магазин у него открыт. Он скупает золото.

И Татьяна решилась.

– Ладно, золотом сыт не будешь, – рассудила она. – Долг отдадим и больше брать не будем.

– Конечно! – согласился Андрей. – Лучше отдать им эти деньги. Пусть подавятся. Бросить им в лицо.

– Я сама их отнесу им.

– Сама, так сама.

Андрей пошел в коридор одеваться. Татьяна никак не могла снять с пальца кольцо. …и крутила, и слюнявила его. Ничего не получалось, палец распух.

– Давай сниму.

– Ага… вместе с пальцем оторвешь.

– Надо крутить, как кран открываешь.

– Я крутила…

– С мылом попробуй.

Татьяна прошла в ванную, намылила палец, сняла кольцо.

– Все учить надо. Давай кольцо.

В восемь часов магазин закрывался, Леонид уходил. Уже было полвосьмого. Надо было торопиться. А знал Андрей Леонида по работе, вместе трудились. У Леонида еще была машина «Лада». Потом он рассчитался, ушел с автоколонны,открыл свой магазин «Продукты». Купил иномарку. Леониду еще не было тридцати. Молодой предприниматель.

Магазин у Леонида был небольшой. С дневным светом. За прилавком стояла миловидная блондинка лет двадцати-двадцати пяти в короткой юбчонке, блузке. Темные колготки. Глаза накрашены.

– Леонида бы мне, – строго спросил Андрей, впившись взглядом в прекрасную блондинку.

Блондинка вышла, скоро вернулась:

– Сейчас.

Андрей осмотрел товар: так, в магазине все было: и крупа, и рыба, и мясо, хлеб. Леонида долго не было и вот вышел, в синем в полоску спортивном костюме, дорогой свитер. Высокий, сильный. Глаза большие, черные.