Текст книги "Варенье"

Автор книги: Владимир Чихнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

                                                                                                                                                                                                                                    Чудак

Он хотел чего-то такого… чего бы ни у кого не было, чтобы была память на всю жизнь, но что – не знал. Как в сказке: иди туда – не знаю куда, найди то – не знаю что. И все это на полном серьезе. Он даже знал место, где это можно найти, чтобы была память на всю жизнь. Между станциями Самино и Грунтовая проходила автомагистраль. Под ней железная дорога. Был мост. Он раньше, когда работал электромонтером в депо, часто по работе ездил в Липовецк, небольшой грязный городишко, проезжал этот мост. Место красивое. Природа… и этот мост, автотранспорт. Цивилизация… и опять лес. Что-то в этом было. Хотя что тут особенного: мост как мост. Есть места и лучше. Как можно хотеть, не зная чего? Откуда эта блажь? И при чем здесь мост? Он уже был не молод, 42 года, отец двоих детей – и такое…

В прошлом году он ездил с женой на машине на свое чудесное место, на мост, но все это было не то. Все второпях, между делом, без настроения. Он хотел, чтобы никто не мешал. Вот уж год, а то и больше, он выжидал момент, чтобы съездить без спешки, чтобы никто не мешал. И вот он сказал себе: все, хватит ждать, надо ехать. Он даже определился со временем – 20 июля в три часа. С 15 июля, через неделю, он уходил в отпуск. 19 июля жена с детьми уезжала на три дня к брату. Никто не мешал. Если бы жена и была дома, он все равно бы поехал на мост, сказал бы, что в автосервис надо или на заправку – нашел бы причину.

И вот 20 июля, суббота. Вторую неделю пекло, было за тридцать – и сегодня по прогнозу без дождя. В лесу местами трава на корню высохла, лист на деревьях кое-где пожелтел – конец августа, да и только! А ведь еще красная смородина была зеленая. В это время уже были грибы. При такой жаре какие грибы? Все высохло. Он не дождался трех часов – в самую жару, в 12 часов, поехал на мост. Ехал он спокойно, не гнал. Сорок минут ушло на дорогу. Из-за бокового ограждения к мосту было не подъехать, и он оставил машину за ограждением, пошел пешком – метров 150. Мост как мост. Ничего особенного. Железная лестница из уголка. Он осторожно спустился по ней на железную дорогу. Что делать дальше, он не знал. Пройтись. Это был выход из положения. Он любил пешие прогулки. От рельсов слепило глаза, пахло смолой, шпалами. Моста уже не видно было, а он шел и шел. Куда? Зачем? Все равно. И жара была не помеха. Километра два, наверное, он прошел в каком-то непонятном радостном волнении и пошел обратно. Ничего такого не было, чтобы была память на всю жизнь. Все ерунда. С мостом вышла промашка. Он приехал, все без обмана, а то, что ничего не получилось, был не виноват. С чувством собственного достоинства поднялся он по лестнице наверх и пошел к машине, одиноко стоящей у ограждения.

Тест

– Только ответы на вопросы. Ты ездил вчера в Кропово?

– Да.

– Обязательно надо было ехать?

– Да… дела.

– Какие дела?

– Личное.

– Приехал – пошел по нужде?

– …мне еще ехать автобусом.

– Туалет плохой?

– Грязный. В углу пьяный спал.

– …так и лежал на грязном полу?

– Да.

– Молодой?

– Где-то моих лет, старше.

– Как одет?

– Куртка… брюки… Все старое.

– Лежал вниз лицом?

– …лицом к стене. Он еще постанывал.

– Ему было плохо?

– Наверно.

– Он был пьяный?

– Наверно. Рядом с ним банка с едой, закуска.

– Туалет – не закусочная. Ты один был в туалете?

– Зашел мужчина, потом – еще…

– Что они?

– Ничего. Я вышел.

– Ты говоришь, он стонал?

– Да.

– Значит, ему было плохо?

– Наверно.

– Наверно или плохо?

– Ну плохо.

– Может, помощь была нужна?

– Не знаю… этот тошнотворный запах.

– Тебе было неприятно. Аесли бы он лежал на вокзале, ты подошел бы?

– Может и подошел.

– Так подошел или нет?

– Не знаю.

– Можно было вызвать скорую, позвонить в милицию.

– Не знаю. Торопился я.

– Куда торопился?

– На автобус.

– А если бы лежал твой друг или брат?

– Конечно, я бы его не оставил.

– Если не брат, значит, оставил?

– Кто ты? Голос знакомый.

– Я задаю вопросы. А ты хотел бы вернуться помочь?

Я проснулся. Вставать – рано. Что это: вопрос – ответ; вопрос – ответ? Тест?

А что, если бы я действительно позвонил в скорую, мол, приезжайте, тут пьяный в туалете лежит, ему плохо. Поверили, не поверили? Может и приехали бы. Это их работа. Врачебный долг. Интересно… заходят в туалет… этот тошнотворный запах…

Был я вчера в Кротове. Ходил автобус, но электричкой как-то свободней, больше в вагоне места. Автобусом, конечно, быстрее. Я не торопился, успевал, у меня было в запасе время. В вагоне я насчитал девять человек, со мной – десять. Хорошо. Впереди меня сидел знакомый, не совсем знакомый: я даже не знал его имени, просто встречались в городе, примелькался. Вагон попался шумный, со скрипом. Смазать бы трущиеся места маслом. Можно было бы перебраться в другой вагон, но в этом я уже освоился, обстановка знакомая. Прошел кондуктор, женщина, с охранником, молодой парень, с проверкой билетов. И так на каждой станции. Кондуктор проверяла билеты только у вновь вошедших, ни разу не ошиблась. Хорошая зрительная память. За окном темно, ничего не видно. Светать начнет не скоро. В вагоне жарко. Станция Куш. Кондуктор с охранником опять пошли по вагонам. Было жарко. Невмоготу. Я уже выходил в тамбур, там прохладней. На следующей остановке я опять пошел в тамбур, за мной увязался охранник, наверно, думал, что я буду курить, курить нельзя, хотел оштрафовать. Я не курил, в школе баловался. Охранник несолоно хлебавши ушел. Пока я был в тамбуре, мое место заняла женщина в пальто с большим меховым воротником. Она только что вошла. Я нашел себе другое место, слева и – кажется, выгадал: слева не так было жарко. То-то, я смотрю, почти все сидели на левой половине. Хитрецы. Остановка 139 км. Вошли две женщины, столько же и вышло. В вагоне все так же было свободно. Скоро Кротово. Скоро – это три остановки. В понедельник стало таять и вот опять минус деять-пятнадцать. Скрип стал меньше – вагон прискрипелся, притерся. Еще одна остановка. И вот Кротово. Вагон затих. «Товарищи пассажиры, будьте внимательны! В случае обнаружения безхозной вещи обращатся в полицию или дежурному по вокзалу». Понятно. Я сошел на перрон, пошел в туалет, мне еще ехать автобусом. В углу рядом с нечистотами лежал человек, мужчина с приспущенными штанами. Бомж – первое, что пришло мне в голову. …рядом с ним банка с едой, ложка: шел на работу, банка-термосок, и – не дошел, подумалось мне. Бывает. Я вышел. До автобусной остановки было метров четыреста. Я не торопился, успевал. Я пришел, автобус уже стоял, ждал меня. Я купил на автовокзале билет, но в автобус водитель меня не пустил, рано, без десяти. Кто платил за проезд наличными, таких было немало, сразу проходили в автобус. И здесь воровство. Схема до банального проста: деньги за проезд водитель присваивал, не давал билет, а чтобы пассажир не роптал, делал скидку на билет. Десять-пятнадцать рублей. И пассажиру хорошо, и водителю на карман. Я предпринял вторую попытку пройти в автобус, и опять отказ. Водитель не хотел, чтобы я видел, как он шельмует. Только ровно в одиннадцать я сел в автобус.

А ты хотел бы вот так же делать деньги? Как он был одет?.. так и лежал на грязном полу? Ты хотел бы вернуться помочь? Я уже не помнил всех вопросов теста.

      Отомстил

                                                                              В комнате было темно. Минут десять, наверно, он упорно всматривался в круглые кварцевые часы на стене – кажется, был седьмой час, пять минут седьмого. Да! Пять минут седьмого: обе стрелки – как одна прямая. Вставать было рано, он опять закрыл глаза. Правая рука совсем онемела. Он убрал ее из-под головы, положил на подушка как вещь, что-то не живое. Рука медленно наливалась кровью, оживала. Танька лежала на спине, бесстыдно раздвинув ноги; он – у стенки, не повернуться, тесно. Кровать была полутораспальная. Он хотел разбудить Таньку, чтобы подвинулась, но, нащупав миниатюрную Танькину грудь, успокоился.

Таньке не было еще тридцати, а он уж разменял пятый десяток. «Ей бы хорошего парня, а она вон связалась с мужиком. Нехорошо все это. Неправильно, – думал он. – По пьянке чего не бывает?» Трезвой Танька не заходила. Давай разбежимся, чего народ смешить, не раз он предлагал. Но Танька и слышать не хотела, чтобы разойтись; говорила про любовь. Он не очень верил в ее любовь. Будь Танька постарше, тогда можно было бы до чего-нибудь договориться, а так – детский лепет. У нее была от Германа дочь, пять лет. Вот уж два года прошло, как Танька с Германом не жила. Они даже зарегистрированы не были, как муж и жена: так, жили по обоюдному согласию. …и вот однажды разбежались. Танька даже на алименты не стала подавать. Она уж год ходила с Виктором. Через неделю у них свадьба.

Трезвая Танька все больше отмалчивалась, скромничала, зато пьяная – трещала без умолку. Ей нравилось быть веселой, этакой разбитной. Может, она поэтому и пила, чтобы быть веселой. Танька не была красавицей,но мужчины на нее засматривались. Она была чуть выше среднего роста, не полная и не худая. Правильные черты лица. Волосы огненно-рыжие. Главное – ей не было еще тридцати. Молодая. Танька жила с матерью. Была старшая сестра, Надежда. Пили все – мать, Надежда, Танька. Она все хотела бросить пить. Друзья ее один за другим спивались, уходили из этого мира: кто по болезни, кому жить надоело. Танька собиралась лечиться. «Хорошо бы пошла», – хотел он Таньке добра. Она была инвалид второй группы по зрению. Нигде не работала, жила на пенсию. Мать ей помогала. Летом окна Танькиной квартиры не закрывались… музыка, пьяные голоса… весело проводила Танька время .

Не думал он, что с Танькой так все получится, будет любовницей. Вот уж, поистине, господние пути неисповедимы. А все началось с того, что он стоял на перроне на станции Игорная и ждал электрички. В двенадцать часов пришла электричка из Долматова, и из последнего вагона вывалилась Танька с подругой, пьяные и – сразу в туалет. Танька была в красной футболке, джинсовая юбка… голенастая, с распущенными волосами. Он глаз не мог отвести. «Хороша! Хороша!» – повторял он все.

Прошло года два, а может, три с той шокирующей встречи с Танькой на вокзале; он шел от сестры, у нее было день рождения, навеселе, и навстречу Танька. Трезвый он бы не подошел, а пьяному все равно. Он пригласил Таньку на кофе. Вечером приду, обещала Танька. Она куда-то торопилась. Танька сдержала слово и вечером пришла. Напилась. Ничего не помнила. И она стала заходить, он уже не приглашал. Пьяная она все рассказывала, у кого была, с кем спала. В четырнадцать лет ее пьяную изнасиловал знакомый… Танька не знала меры, пила много. Возможно, она была алкоголичка. Она могла прийти ночью, утром, вечером – ей было без разницы. Она приходила выпить, занять денег и «поиметь с мужчиной», как она выражалась.

И вот уж три года она так ходила. И когда ее долго не было, он начинал уже переживать.

Он жил один, был разведен.Женился поздно, в тридцать три года. Жене, Лизе, было двадцатт лет. Она, как и Танька, любила выпить, погулять: в этом отношении они была сестрами. Он еще до свадьбы знал о пристрастии Лизы к спиртному, о ее легком поведении, но думал, одумается, не девочка, замужняя женщина. Два месяца после свадьбы Лиза в рот спиртного не брала, держалась, потом запила. Она нигде долго не работала,увольнялась, потом опять устраивалась на работу. Он понимал, что алкоголизм это – болезнь: человек не хочет, а пьет. Надо лечиться. Все ничего, но когда Лиза стала допоздна задерживаться на работе, и у нее появились провожатые мужчины… это уже слишком. Были скандалы. Лиза в открытую уже изменяла. Раз он нашел у нее в кармане любовную записку, писал некий Владимир из поселка Лунки. Владимир сранивал Лизу с Венерой, называл «моя госпожа». Помимо Владимира, у Лизы еще были любовники. Зачем так делать? Он не понимал. Неужели нельзя по-хорошему разойтись? Как это можно при живом муже крутить любовь? Оказывается, можно, да еще как! И, что обидно, Лиза понимала, что делала плохо и пакостила. «Как ты со мной после всего этого живешь?» – спрашивала она. Он и сам не знал. Он чего-то еще ждал, на что-то надеялся. А чего? Простить он жену не мог. Раз он сильно поругался с ней, ушел из дома, всю ночь провел на вокзале; а утром не мог попасть домой, дверь была закрыта на защелку. У Лизы был Сергей Долгих, его голос звучал за дверью.

Танька захрапела. Он хотел ее разбудить, но не стал: все равно скоро вставать. Он хорошо знал Долгих, работал с ним некоторое время в леспромхозе. Парень вроде ничего. Зачем путаться с замужней женщиной? Нашел бы себе хорошую девку, женился. Лиза, он в этом не сомневался, все рассказывала Сергею, как – Танька. Гуляю, а он все со мной живет, говорила она. Вот зануда. Зануда – это было ее любимое слово.Они потешались.

Танька, может, болтала, а может, правда – собиралась жениться. Николай, жених ее, работал шофером. Танька познакомилась с ним у сестры. У Николая были темные вьющиеся волосы. Он играл в футбол, по утрам бегал. Родители Николая хотели, чтобы свадьба была в кафе «Аметист».

…он тогда хотел дождаться Долгих, поговорить с ним по-мужски; а потом подумал: если бы Лиза не захотела, Сергей бы не пришел. Было, что Лиза сутками не появлялась дома. Она уже крутила роман с Логиновым, мастером «Теплосетей». Он боялся показаться на люди. Кажется, весь город знал о жене-потаскухе и бедолаге-муже. Все только говорили об этом, тыкали пальцем. Смотри! Смотри! Вон мужик идет… Жена у него гуляет, а ему все равно. Она своих любовников домой приводит. А он? Ничего. Нравится ему, видимо. Как он терпит? Вот дурак!

Танька девка была ласковая.

С Лизой все было кончено. Он не мог и не хотел с ней больше жить после всего, что было; и подал на развод. Неужели Лиза мне больше не жена; и я ей – не муж? Мне все равно, с кем она ходит, кто любовники. Оставшись один после суда, он долго не мог поверить, что все это уже в прошлом –любовники, скандалы… Как дурной сон.

И вот он теперь сам любовник. «Пора вставать, – вроде как приказывал он себе. – Еще пять минут можно полежать, но – только пять минут, не больше. Если бы можно было остановить время, тогда не надо было бы вставать и Танька была бы всегда под боком. Но увы! Надо вставать. Время не остановить». Он осторожно, чтобы не разбудить Таньку, слез с кровати, оделся, пошел на кухню, поставил чайник. Он уже позавтракал, когда Танька проснулась.

Она стояла в прихожей в юбке, в лифчике, расчесывала волосы перед зеркалом.

– Полежала бы еще. Чего встала? – спросил он, любуясь крепким женским телом.

– Мне надо идти. Я Николаю сказала, что я у подруги.

– Ну, ну.

– На свадьбу приходи. Свидетелем будешь или тамадой.

Памятник

…дерево, разветленное, – точно раздвинутые ноги… закрытый кинотеатр «Рассвет» в Пойше… Это был сон и не сон, уж больно все живо и ярко, как наяву. Не могло быть так во сне. Но тем неменее, это был сон, я проснулась. Я спала. Значит, все-таки это был сон. …это развлетвленное дерево что-то мне говорило, на что-то намекало, я не поняла. Одно я поняла, – это были мои друзья, они хотели мне добра. Но что может быть у меня общего с деревом? И какая тут может быть дружба? Это же дерево, а кинотеатр – камень. …ни поговорить, ничего… если только вот так, во сне они могли мне предлагать дружбу. Я не досмотрела сон, проснулась. Я долго лежала, восстанавливая в памяти отдельные интересные моменты этого непростого, даже, может быть, вещего сна. Что же хотело сказать мне дерево? Предупреждало ли о чем? Не просто все тут… Возможно, была какая-то тайна.

Да, такое развлетвленное дерево-урод было в городе. Я даже знала где: по улице Маяковского или на площади, в сквере. Найти не трудно. …кинотеатр «Рассвет» был в Пойше, час езды на электричке. В Пойше был хороший базар, цены приемлемые. В восемь утра шла электричка на Пойшу, в четыре – обратно. Я была девчонкой, мы часто с Альбертом, знакомым, ездил в Пойшу на базар за шмотками, да и – так просто, прокатиться. И каждый раз мы ходили в кино, в кинотеатр «Рассвет». После кино – сразу на вокзал, через полчаса –электричка. Удобно. Кинотеатр походил на как крепость – этакий монолит из бетона, три маленьких окошка сбоку. В крепости этой было тепло, светло, уютно. Бегали дети.Утренние сеансы были, преимуществоенно, детские. Мы сидели с Альбертом на последнем ряду. Альберт щупался, лез рукой мне под платье, целовал. Это было здорово – целоваться в кино. Потом мы ездили с Альбертом в Пойшу как муж и жена. В кинотеатре был буфет, пожалуйста, – кофе,чай. Выпечка, пирожное. Скоро в вестибюле поставили игровые автоматы. У нас с Альбертом уже был ребенок. Мы ездили в Пойшу уже втроем, пили кофе, играли на автомате. Я объедалась пирожным. И вот однажды все это кончилось. Мы с Альбертом больше не ездили в Пойшу, я не объедалась пирожным: мы с ним ругались, целыми днями выясняли отношения. Я подала на развод. Тут перестройка. Переход на рыночные отношения. Все закрутилось, завертелось… Одно за другим закрывались предприятия. Закрылся и кинотеатр в Пойше: стало не до кино. И вот уже прошел дефолт, а кинотеатр «Рассвет» так и не открылся. Неухоженный, мрачный, кирпично-банного цвета, он, как человек деградировал, опускался все ниже и ниже в своем падении. Стоял как памятник.

Была глубокая осень. Весна, лето, тепло… – все позади. Уже шел снег, –расстаял. Было сыро, грязно. Я не знала, что надеть: идти в осеннем пальто вроде как холодно, в зимнем – рано. Пошла в осеннем. Краситься не стала, не молодая, так, чуть губы подвела. Пошла я на площадь, что рядом со сквером, и – угадала: там и стояло дерево с развлетвленным стволом. Оно словно ждало меня. Дерево, тополь, было урод – этакие наверху рога, и – совсем не раздвинутые ноги, но – есть ноги кривые, конечно. Я знала одну такую девчонку с кривыми ногами… На лицо – ничего, а вот ноги – кривые.

Десятый час. Пенсионеры уже были на ногах. Много слонялось другого праздного люда – учащиеся, бомжи, безработные …Кто работал, давно уже были на своих рабочих местах, зарабатывали себе и другим на жизнь. Это были рабочие пчелы. Как в ульях. Были и трутни. Я тоже не работала, рассчиталась.Уже месяц прошел, я никуда не ходила, не устраивалась на работу. И так было не плохо. Деньги пока имелись. Праздного люда в городе много. Работников – горстка. К примеру, на судостроительном заводе, градообразующее предприятие, работало полторы тысячи человек.

Ну и на малых предприятиях было занято тысяча, полторы человек; еще тысяча – продавцы, клерки, разного ранга чиновники. Население города пятнадцать тысяч человек. На каждого работника приходилось приблизительно три-пять безработных.

Женщины из ЖКХ в спецовках убирали с площади мусор, волоча за собой капроновые мешки. Лист они давно уже убрали. Мусора было немного – пачки из-под сигарет, вкладыши, пакетики из-под семечек и т. д. Я стояла в стороне от тополя, у магазина, словно ждала кого-то. Маскировалась. Во сне дерево что-то хотела мне сказать, но что, я не поняла. «Бедное дерево, – думала я, – как тебя скрутило. Все деревья как деревья, а ты… Тоже уже в годах». Если бы оно могло говорить, мы бы посудачили. А если дерево – мужчина? Ну и что? Женщина я была одинокая. Но нет, дерево – женщина. Я это чувствовала, у меня была интуиция. Но дерево молчало, молчала и я. Но почему дерево должно говорить? Оно – не живое. А я стояла и ждала, когда оно заговорит. Смешно. Совсем рехнулась баба. «Бедное дерево», – опять подумала я. И я ничем не могла ему помочь. Во сне оно было не так уродливо, угрюмо. Странное дерево. А может, это я странная. Чего я добиваюсь? Чтобы дерево заговорило? Это невозможно. Весной тополь не узнаешь. Много будет зелени. Значит, дерево дышит, растет, живет; и может слышать меня. А может, во сне было лето? Чего я стою? Я, наверно, еще бы стояла, но надо было идти домой. Я купила пряников, творога и пошла через площадь. Дерево провожало меня, я чувствовала. Оно не прощалось со мной. Не прощалась и я. Я часто ходила через площадь, нам еще видеться. Я ничего не знала о нем, кто его посадил, когда… Дерево как дерево, ствол, ветви точно руки, – раздвинутые ноги… Осени яркий лист. Но осенью я его не видела, и весной – тоже. Голое, без листьев мое дерево было – урод.

И дома я много думала о рогоподобном тополе, он у меня стоял перед глазами. В нем что-то было… Так мне казалось. Может, надо было пройти в сквер, подать руку тополю… Может, тогда бы он мне открылся, дал знать. Я почти была уверена, с кинотеатром в Пойше игры в молчанку, как с деревом, не будет. Ведь я была в его стенах. Была зрителем. В нем сохранилось мое я. Я скажу ему: здравствуй, «Рассвет». Помнишь меня, зрителя? Должен помнить.

Вчера я еще думала, ехать не ехать. Утром стала собираться. Было решено. И это решение, мне казалось, было не моим: кто-то меня неволил. Какой она будет, встреча с моим прекрасным прошлым? – гадала я. Я ехала в Пойшу, как к родным.

Я вышла из дома, шел снег, было холодно, холоднее чем вчера, когда я пыталась разговорить дерево. Но диалога с тополем не получилось: он не слышал меня. В вагоне было тепло, так бы, кажется, ехала бы и ехала, и ничего не надо было, даже – есть, пить… Все было. Я ждала контролера. Обычно в это время уже была проверка билетов. Но никто билеты не проверял. И я находила это странным. Можно было не брать билет. А если проверка? Штраф. Я – была законопослушна, и ехать без билета, позориться– не для меня.

Пойша. Вокзал. С вокзала я пошла по магазинам. Мне было все равно, продуктовый или хозтовары. Наверно, как всякая женщина, я не могла без магазинов. Может, это была болезнь? Базар я оставила на потом. Главным для меня было сейчас – кинотеатр. Я мерзла, жалела, что не надела зимнее пальто, как было бы хорошо. Вот и кинотеатр кирпично-банного цвета с облупившейся штукатуркой и разными надписям, картинками на стенах. Он, кажется, совсем мне был не рад, а я-то – думала. Дверь была с глазком, рядом звонок. Нехорошо все это было. Кинотеатр меня не помнил. Это и не мудрено, таких как я, зрителей, у него насчитывались десятки тысяч, сотни. Разве всех упомнишь. Если бы я написала свое имя на стене. Были бы доказательства. «Ну и что? Будешь стоять, как с деревом?» – спрашивала я себя. С деревом у меня ничего не было, вспомнить нечего, а в кинотеатре я была, и – не раз. Невнимание кинотеатра коробило меня.

Я обошла его, словно покупала. Была трещина сбоку. Без зрителя кинотеатр разваливался. Недолго ему осталось стоять. Так ничего и не добившись от кинотеатра – он меня не узнавал и был мне совсем не рад, – я пошла в кафе, время уже было обедать. …этот собачий холод. Кажется, лучше бы я осталась дома. В кафе много было народу, все хотели есть. Я взяла рыбу, салат, сок. Свободных столиков не было, я сидела с женщиной моего возраста. Я не любила, когда со мной кто-нибудь чужой обедал, смотрел мне в рот. После кафе стало теплее, и я зачем-то опять пошла к кинотеатру, деловито обошла его. И опять ничего… можно подумать, что я не была в зрительном зале, не смотрела раньше кино… Я перешла дорогу. Кинотеатр меня не узнавал. Я для него была чужая. Камень – он и есть камень.Я даже не попрощалась, пошла на рынок. Когда я еще приеду? С деревом все проще: захотела увидеться – пошла.

Через неделю я опять была в Пойше и опять шла к кинотеатру. Зачем? Я не знала. Ноги несли меня. Кинотеатр-крепость, нет, это была не крепость… Я пошла в магазин рядом, купила цветы, положила их у кинотеатра на камень.                                    Пенсионерам скидка

День его начинался с радио, прослушивания новостей. «Против Евгении Васильевой было возбуждено еще одно уголовное дело о миллиардной афере с землями Минобороны. МВД возбудило уголовное дело против компании ООО Росгидро о хищении денежных средств на сумму миллиард рублей». А сколько украл Игнатенко… больше десяти миллирадов. Он, как ни старался, не мог представить себе эти миллиарды… квартира денег. «Навальный был освобожден под подписку о невыезде. Навальный подтвердил свое участие в выборах мэра Москвы». Но он же был приговорен судом к лишению свободы. И эти выборы… Уголовник-мэр. Он ничего не понимал. «Региональные новости. Губернатор Носков Александр Степанович встретился с главами муниципальных образований… Губернатор Носков Александр Степанович дал указание в ближайшее время навести порядок в жилищном строительстве. Губернатор Носков Александр Степанович подверг жесткой критике… Сегодня в районе Бахаревки в Доме культуры металлургов проводится ярмарка меда. Мед восемнадцати сортов. Свежий, тринадцатого года. Пенсионерам скидка». …скидка – два-три-пять процентов, не больше. Мед дорогой. Маленькая баночка – сто рублей. Конец июля, а цены на помидоры все такие же высокие. «Сделайте себе подарок, обновите кухню. Всего за триста восемьдесят рублей в месяц. Пенсионерам скидка». Это за год набегает четыре тысячи рублей, больше. Лишних денег нет. Пенсия не резиновая. Вон уж как пять лет он на пенсии, а все никак не мог привыкнуть к своему незавидному положению пенсионера: было какое-то чувство неполноценности, ущербности, даже вины. Но перед кем? «На правах рекламы. Доверительный разговор. С нами ведущий специалист Громова Галина Афанасьевна. Поговорим мы сегодня о глазных заболеваниях. Проблема острая. …катаракта, глаукома… Зрение легко потерять. Представьте, утром вы просыпаетесь и – ничего не видите. ..нет больше ни телевизора, ни родных лиц… Потерять зрение – это страшно». Да… Не дай бог! «“Светомаг” – новая разработка российских ученых. Передовая технология. Лазерное излучение “Светомага” защитит ваши глаза надолго. Избавит от рези, боли. Пользоваться “Светомагом” легко. Работает он от батарейки. Звоните нам восемь сто пять двалцать десять восемьсот двадцать. У вас была непростая жизнь и маленькая пенсия». …потому и маленькая пенсия, что непростая жизнь. «Приятная новость: дозвонившиеся до нас в течение получаса, получат прибор со значительной скидкой. Пенсионерам подарок». Прибор, наверно дорогой, тысяч десять-двадцать. Пенсия, больше. «Имеются противопоказания, проконсультируйтесь с врачом».

По НТВ менты опять за кем-то гонялись. Реклама. «Туристическая компания “Лето” предлагает отдых на побережьях Турции, Греции, Таиланда. Пляж. Экскурсии. Пенсионерам скидка». Он выключил телевизор, прошел в прихожую, стал одеваться.

Была небольшая облачность. Ветер южный. На дверях в поъезде висело объявление. «Дайте нам три часа, и ваша ванна станет новой и желанной без лишних затрат. Пенсионерам скидка». Он вышел на улицу Герцена. «Окна века! Окна, лоджии из металлопластика и алюминия. Межкомнатные двери, натяжные потолки. Замер бесплатно. Пенсионерам скидка 3 %». Висел большой рекламный щит с торца пятнадцатого дома.

Аптека. И.п. Кокарева А.П. …и никого, словно и не было больных. Над кассой, окошечком, крупными буквами было выведено: «Пенсионерам при покупке лекарства от 1000 рублей скидка 25%». Он купил йод, горчишники на пятьдесят рублей и пошел домой.

В почтовом ящике лежала «Реклама», газета. Бесплатно. Были в ней кроссворды, телепрограмма, в основном – реклама, много рекламы. На первой странице: «Пенсионерам деньги без залога по двум документам. Телефон 88104891322». «ООО ЖКО. Выполним все сантехнические работы любой сложности и объема. Установка, замена,монтаж труб. Установка ванны, душевых кабин, устранение засора, пенсионерам скидка 3 % при предъявлении пенсионного удостоверения». «Зоомагазин “Золотая рыбка”. Красивый аквариум-мечта. Мы рады предложить вам аквариум “под ключ”: консультация, установка аквадизайна и заселение рыбками. Пенсионерам скидка». «Суши, бургеры, картофель фри. Закажи и получи подарок. Доставка 3-00-3. Пенсионерам скидка». Агентство ритуальных услуг: круглосуточный вывоз тела в морг, копка могил, погребение, катафалк, поминальный обед…

Пес.

Люди неспешно, один за другом выходили из автобуса. Сразу за дорогой начинался покос. Тот самый покос с полегшим клевером, который надо было спасать. Своих рабочих в селе не хватало, и сняли людей с производства. Семь человек из СМУ-4 с сумками, рюкзаками, портфелем, с обедом выстроились вдоль дороги в ожидании дальнейших указаний. Восемь человек были из ЖКО. Люди с автотранспортного цеха стояли в стороне от всех. Каждая организация была сама по себе.

Покос был большой. Дальше за покосом – лес. Перистые облака. Объять необъятное… Ждали агронома, что он скажет. Настроения на работу было. Смеялись автотранспортники, шутил ЖКО. Выехали из города в пять часов утра, было еще темно. Тридцать минут – дорога. Было прохладно. Скоро появился агроном, невысокого роста мужчина с красным лицом; он показал, объяснил, где косить.

Всякая работа начинается с перекура. Сунув руки в карманы, Кузмичев Антон Павлович, плотник, подошел к Васину:

– Дай закурить.

– А где твои?! Опять дома оставил! – вспылил Васин. – Ходит, принюхивается.

Антон Павлович ждал, когда Васин выговорится, даст закурить. Тот не унимался:

– Пес! Ну и Пес! Свои бережет, а чужие курит. Прошлый раз у меня пачку стибрил. Ты поищи чинарики. Нюх у тебя есть. Ты же Пес! Полай.

Пес – прозвище. Интересное было начало, но продолжение разговор не получил: Кузмичев у Саньки взял закурить.

– Гектар, значит, нам надо выкосить, – уточнял Кузмичев. – Много.

– Глаза боятся, а руки делают, – ответил на это Лапшин, старший, бригадир.

– Так оно, конечно. До обеда кончим, – подмигнул Кузмичев Лапшину.

– Ты, Пес, кончишь, пожалуй.

Все кажется уже забыли про недавний инцидент, если можно его так назвать, между Кузмичевым и Васиным, и вот Пашка… Кузмичев ничего не ответил, Пашка недавно демобилизовался из армии, салага еще.

– Косы совсем тупые, – заметил кто-то. – Ручки толстые.

Но вот чей-то точильный брусок прошелся по литовке. И уже все СМУ, пять мужчин и две женщины, налаживали инструмент. Недолгим был лязг металла о камень, его сменил более приятный, мелодичный хруст скашиваемой травы. Клевер был весь перепутан, разметан, – ветер с дождем сделали свое черное дело. Приходилось крутиться, заходить – слева, справа. Тон в работе задавал Лапшин. Высокий, руки длинные, мах большой; угнаться за ним было практически невозможно.

Час прошел, а команды на перекур все не было, Лапшин отмалчивался. И тогда женщины отстали, сели под куст. Мужчины еще немного поработали и пошли курить.