Текст книги "Московский процесс (Часть 1)"

Автор книги: Владимир Буковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

ЗАСЕДАНИЕ ПОЛИТБЮРО ЦК КПСС 12 июля 1984 года

ЧЕРНЕНКО. За пределами повестки дня я хотел бы проинформировать вас о некоторых письмах, поступивших в мой адрес.

Как вы знаете, по одному из писем мы приняли решение. Это была просьба В. М. Молотова о восстановлении его в рядах КПСС. Я принимал Молотова, беседовал с ним. Он воспринял наше решение с большой радостью и чуть не прослезился. Молотов сказал, что это решение означает его второе рождение. Молотову сейчас 93 года, но выглядит он достаточно бодрым и говорит твердо. Он заявил, что Политбюро ЦК сохраняет и продолжает ту работу, которую настойчиво вела партия. Только, мол, плохо, что работаете вы, как и мы раньше, допоздна. Молотов рассказал о том, что он интересуется прессой, читает периодические журналы. Он заявил: ведете вы дело правильно, за это и получаете поддержку народа.

УСТИНОВ. Это важная оценка с его стороны.

ЧЕРНЕНКО. Молотов сказал, что он не понимает людей, которые в силу обиды становятся в оппозицию. Он заявил, что осознал свои ошибки и сделал необходимые выводы. После нашей беседы Виктор Васильевич Гришин в горкоме партии вручил Молотову В.М. партийный билет.

ТИХОНОВ. В целом мы правильно сделали, что восстановили его в партии.

ЧЕРНЕНКО. Но вслед за этим в ЦК КПСС поступили письма от Маленкова и Кагановича, а также письмо от Шелепина, в котором он заявляет о том, что он-де был последовательным борцом против Хрущева, и излагает ряд своих просьб. Разрешите мне зачитать письмо Кагановича. (Читает письмо). Письмо аналогичного содержания, с признанием своих ошибок прислал и Маленков.

ТИХОНОВ. Может быть, пока с этими письмами ничего не делать?

ЧЕРНЕНКО. Пока мы можем в связи с этими письмами ничего не делать, а договоримся вернуться к их рассмотрению после XXVII съезда нашей партии.

УСТИНОВ. А, на мой взгляд, Маленкова и Кагановича надо было бы восстановить в партии. Это все же были деятели, руководители. Скажу прямо, что если бы не Хрущев, то решение об исключении этих людей из партии принято не было бы. Вообще не было бы тех вопиющих безобразий, которые допустил Хрущев по отношению к Сталину. Сталин, что бы там ни говорилось, это наша история. Ни один враг не принес столько бед, сколько принес нам Хрущев своей политикой в отношении прошлого нашей партии и государства, а также и в отношении Сталина.

ГРОМЫКО. На мой взгляд, надо восстановить в партии эту двойку. Они входили в состав руководства партии и государства, долгие годы руководили определенными участками работы. Сомневаюсь, что это были люди недостойные. Для Хрущева главная задача заключалась в том, чтобы решить кадровые вопросы, а не выявить ошибки, допущенные отдельными людьми.

ТИХОНОВ. Может быть, к данному вопросу вернуться в конце года – начале будущего года?

ЧЕБРИКОВ. Я хотел бы сообщить, что западные радиостанции передают уже длительное время сообщение о восстановлении Молотова в партии. Причем они ссылаются на то, что до сих пор трудящиеся нашей страны и партия об этом ничего не знают. Может быть, нам следует поместить сообщение в Информационном бюллетене ЦК КПСС о восстановлении Молотова в партии?

Что касается вопроса о восстановлении в партии Маленкова и Кагановича, то я бы попросил дать нам некоторое время, чтобы подготовить справку о тех резолюциях, которые писали эти деятели на списках репрессированных. Ведь в случае восстановления их в партии можно ожидать немалый поток писем от реабилитированных в 50-х годах, которые, конечно, будут против восстановления их в партии, особенно Кагановича. Надо быть к этому готовыми. Я думаю, что такая справка должна быть в поле зрения Политбюро ЦК при принятии окончательного решения.

ТИХОНОВ. Да, если бы не Хрущев, они не были бы исключены из партии. Он нас, нашу политику запачкал и очернил в глазах всего мира.

ЧЕБРИКОВ. Кроме того, при Хрущеве ряд лиц был вообще незаконно реабилитирован. Дело в том, что они были наказаны вполне правильно. Возьмите, например, Солженицына.

ГОРБАЧЕВ. Я думаю, что можно было бы обойтись без публикации в Информационном бюллетене ЦК КПСС сообщения о восстановлении Молотова в партии. Отдел организационно-партийной работы мог бы в оперативном порядке сообщить об этом в крайкомы и обкомы партии.

Что касается Маленкова и Кагановича, то я тоже выступил бы за их восстановление в партии. Причем время восстановления не нужно, видимо, связывать с предстоящим съездом партии.

РОМАНОВ. Да, люди эти уже пожилые, могут и умереть.

УСТИНОВ. В оценке деятельности Хрущева я, как говорится, стою насмерть. Он нам очень навредил. Подумайте только, что он сделал с нашей историей, со Сталиным.

ГРОМЫКО. По положительному образу Советского Союза в глазах внешнего мира он нанес непоправимый удар.

УСТИНОВ. Не секрет, что западники нас никогда не любили. Но Хрущев им дал в руки такие аргументы, такой материал, который нас опорочил на долгие годы.

ГРОМЫКО. Фактически благодаря этому и родился так называемый «еврокоммунизм».

ТИХОНОВ. А что он сделал с нашей экономикой? Мне самому довелось работать в совнархозе.

ГОРБАЧЕВ. А с партией, разделив ее на промышленные и сельские партийные организации!

УСТИНОВ. Мы всегда были против совнархозов. И такую же позицию, как вы помните, высказывали многие члены Политбюро ЦК.

В связи с 40-летием Победы над фашизмом я бы предложил обсудить и еще один вопрос, не переименовать ли снова Волгоград в Сталинград? Это хорошо бы восприняли миллионы людей. Но это, как говорится, информация для размышления.

ГОРБАЧЕВ. В этом предложении есть и положительные, и отрицательные моменты.

ТИХОНОВ. Недавно вышел очень хороший документальный фильм: «Маршал Жуков», в котором достаточно полно и хорошо показан Сталин.

ЧЕРНЕНКО. Я смотрел его. Это хороший фильм.

УСТИНОВ. Надо обязательно его посмотреть.

ЧЕРНЕНКО. Что касается письма Шелепина, то он, в конце концов, просит для себя обеспечения на уровне бывших членов Политбюро.

УСТИНОВ. На мой взгляд, с него вполне достаточно того, что он получил при уходе на пенсию. Зря он ставит такой вопрос.

ЧЕРНЕНКО. Я думаю, что по всем этим вопросам мы пока ограничимся обменом мнениями. Но как вы сами понимаете, к ним еще придется вернуться.

ТИХОНОВ. Желаем Вам, Константин Устинович, хорошего отдыха во время отпуска.

ЧЕРНЕНКО. Спасибо.

4. Нас слишком мало

Нам всегда говорили: «Вас слишком мало. Какое вы можете иметь влияние?» И мы всегда соглашались: да, мало. А отвечая на расспросы о возможном количестве участников движения или о числе политзаключенных, мы всегда предпочитали скорее преуменьшить, чем преувеличить. Ну, извините: сколько есть – столько есть. Такое уж наше общество, такая страна, что больше желающих не нашлось. Теперь же спрашивающим об этом, особенно своим сверстникам, я еще добавляю:

– Присоединились бы вы к нам – было бы на одного человека больше.

Но у них всегда находятся очень веские причины, убедительно объясняющие, почему они этого сделать никак не могли.

А еще мы отвечали, что дело не в количестве и даже не в практических результатах, а в принципе внутренней свободы и нравственной ответственности человека. Это должно быть как бы нормальной потребностью, вроде потребности дышать, есть, двигаться. Но такого уж совсем никто не хотел слушать. Философии в нашей жизни было и так слишком много, а практических результатов – мало. Да и мудрено получалось: выходит, для собственного же блага надо отказаться от нормальной жизни, карьеры, идти в тюрьму? И в чем же тогда благо?

Замечательно, однако, что при такой бесперспективности и, более того, после стольких десятилетий террора, казалось бы, вытравившего в людях все человеческое, нас оказалось гораздо больше, чем мы могли мечтать, а наше влияние на режим – более значительным, чем мы сами подозревали. Достаточно было самого поверхностного ознакомления с документами ЦК, чтобы в этом убедиться. Прежде всего, поражало их количество: КГБ докладывал ЦК буквально все, каждую мелочь о нашем движении, и по каждой мелочи ЦК, а то и политбюро должны были принимать решение. Не только наши аресты, суды, высылки, обыски, но даже мельчайшие оперативные сведения, таким образом, требовали внимания этих пятнадцати сильно пожилых и чрезвычайно занятых людей:

Комитет госбезопасности докладывает, что, по полученным данным, проживающие в г. Обнинске Калужской области кандидат биологических наук Института медицинской радиологии МЕДВЕДЕВ Жорес и его близкий знакомый ПАВЛИНЧУК Валерий приступили к размножению на пишущих машинках неопубликованного романа А. СОЛЖЕНИЦЫНА «В круге первом» с целью распространения его среди научных сотрудников г. Обнинска, – сообщал глава КГБ Андропов своим коллегам в ЦК. – Для этой же цели планирует свою поездку в Обнинск научный сотрудник Института истории АН СССР ЯКИР Петр Ионович, который известен как участник ряда антиобщественных проявлений и выступающий с политически вредными заявлениями. Учитывая, что роман А. СОЛЖЕНИЦЫНА «В круге первом» является политически вредным произведением, в случае выезда ЯКИРА в Обнинск и получения им экземпляров романа считали бы необходимым ЯКИРА П.И. задержать и изъять у него эти рукописи, а в отношении МЕДВЕДЕВА Ж. поручить Обнинскому горкому КПСС принять меры к пресечению его антиобщественной деятельности. Прошу рассмотреть.

И они рассматривали. На полях, от руки, написано «Согласиться», а дальше – подписи Сус-лова, Пономарева, Кириленко… Поразительно! Даже весь наш самиздат пересылал им Андропов:

Оперативным путем установлено, что ЛИТВИНОВ, ГОРБАНЕВСКАЯ, ЯКИР и некоторые их единомышленники изготовили и распространяют документ под названием «Год прав человека в Советском Союзе» (копия прилагается) с клеветническим изложением судебных процессов в Москве и Ленинграде и кратким содержанием писем и обращений, дискредитирующих советские органы власти и управления. Сообщается в порядке информации.

Попробуй в те времена добиться, чтобы твою жалобу прочел член политбюро! Безнадежно. Все застревало в аппарате, пересылалось тем, на кого жаловался. А тут не только прочтет, но и решение обязан принять. Чудеса! Самый эффективный путь заставить власти задуматься. И это только самиздат, оперативные сведения. По нашим же арестам, судам, приговорам им приходилось иногда и поспорить, откладывать решение для дополнительной проработки проблемы, возвращаться к ней по несколько раз. Работали люди, думали, решали. Не просто автоматически ставили свою подпись. Я так был просто тронут, увидав, что все политбюро, оказывается, заседало, решая, напечатать ли после моего суда в 1967 году маленькую заметку о нем в «Вечерней Москве»:

Обвиняемый БУКОВСКИЙ, вина которого состояла прежде всего в том, что он являлся основным организатором антиобщественной демонстрации, в своем выступлении на суде пытался придать суду политическую окраску, заявлял о неконституционности в действиях органов власти и суда, вел себя на суде с явным желанием попасть на страницы зарубежной печати не как антиобщественный уголовный преступник, а как лицо, обвиненное в политическом преступлении, – сообщал в ЦК Андропов. – В связи с тем, что на Западе вокруг этого процесса появились сообщения, искажающие его суть, представляется целесообразным опубликовать на этот счет в газете «Вечерняя Москва» краткое сообщение (прилагается).

Действительно, приложен черновик заметки в 14 строк под заголовком «В Московском городском суде». А смысл дела лишь в том, чтобы сообщить, будто бы я признал свою вину, и, стало быть, все слухи о какой-то моей речи на суде есть сплошная выдумка буржуазной пропаганды. Только-то и всего, очередная маленькая ложь на благо дела социализма. Но ведь сидели, обсуждали, голосовали. И результат голосования тут же приложен: Брежнев за, Кириленко – за, Косыгин – в отпуске, Мазуров – замечаний нет, Пельше согласен, Суслов – в отпуске…

Оказывается, возникали у них и неприятные разногласия. Вот, например, документы о суде над демонстрантами, протестовавшими против советского вторжения в Чехословакию в августе 1968 года. Казалось бы, чего уж яснее «уголовное антиобщественное преступление», как и у нас годом раньше. Загнать и их по лагерям, да и делу конец. Но даже и тут не все было просто: бабушка Павла Литвинова, вдова бывшего наркома иностранных дел Максима Литвинова, видимо, старая знакомая Микояна, обратилась к нему с просьбой не сажать внука. И тот переправил письмо прямо Брежневу со своей припиской от руки:

Леонид Ильич! Прошу обратить внимание. В данный момент устроить суд как это, говорят, проектируется – над внуком Литвинова и др. – это значит дать новую пищу нашим врагам. Они уже отсидели. На этот раз ограничиться предупреждением – было бы разумнее. А.Микоян. 13/IХ.

А ниже, рукой Брежнева: «Ознакомить членов Политбюро», – и подписи членов. Не слабо. И, хоть суд все же состоялся, Литвинова и еще двоих из пяти подсудимых отправили не в лагерь, а в ссылку, хотя ссылка и не предусматривалась по этой статье.

Таких документов многие тысячи – тысячи часов работы. И даже если бы мы ничего больше не сделали, ничего не добились, то хотя бы отнимали силы у машины власти, отрывали время от мировой революции. Но ведь такой исключительный интерес к нашей деятельности со стороны властей был отнюдь не паранойей. Они-то отлично понимали, насколько опасен для них сам факт нашего существования, поскольку отнюдь не заблуждались насчет народной любви к своему режиму. В условиях тоталитарной системы даже один инакомыслящий опасен, особенно если эта система провозгласила себя совершенной. Не может быть недовольных в социалистическом раю: согласно марксистской идеологии, им неоткуда взяться, тем более через пятьдесят лет после революции.

В этом заключалась основная дилемма коммунистической власти: с одной стороны, число недовольных, инакомыслящих, а уж тем более открытых противников режима должно было, по крайней мере, сокращаться в ходе «построения социализма», и, стало быть, увеличивать репрессии было больше не в их интересах; с другой – оставлять безнаказанно действовать политических противников при довольно широком народном недовольстве было просто опасно. Отсюда их тактика снижения числа политзаключенных при одновременном усилении давления на инакомыслящих: их задачей было духовно сломать, «идейно обезвредить», позднее – даже выслать из страны, но не посадить. Это замысловато именовалось у них «профилактической работой по предупреждению преступлений».

Таким образом, число политзаключенных само по себе не отражало настроений в стране, но было лишь мерилом человеческой стойкости: сломавшихся, как правило, не сажали. Учитывая это обстоятельство, нас было отнюдь не так мало. Как следует из уже цитировавшегося выше доклада Андропова в ЦК в декабре 1975 года, число осужденных только за антисоветскую агитацию и пропаганду с 1958 по 1967 год составляло 3448 человек, а с 1967-го по 1975-й – 1583 человека. Из последующих сообщений КГБ в ЦК следует, что, несмотря на все усилия и «профилактические меры», этот уровень существенно снизить не удалось: за период 1977–1987 гг. было осуждено 905 человек (цифр за 1976 год найти не удалось). И это только те, кого режим был вынужден открыто признать своими политическими противниками, не включая посаженных в психушки, высланных за границу, осужденных за попытку нелегального перехода границы, измену родине или осужденных по «религиозным» и сфабрикованным уголовным делам. О них мы просто ничего не знаем.

Выходит, за все послесталинское время им не удалось сломать, по крайней мере, шесть тысяч человек. И даже в период горбачевских «освобождений», когда заключенных немедленно выпускали в обмен на обещание больше не заниматься «антиобщественной» деятельностью, на 15 января 1987 года в тюрьмах и лагерях оставались 233 человека, в ссылках – 55, по «религиозным» статьям – 10, в психушках – 96, освобождено из заключения 51 и из-под следствия – 31, итого: 476 человек.

Но дело было не в количестве. Сам факт существования людей, открыто бросивших вызов тоталитарному рабству и выстоявших, несмотря на всю ярость государства, имел колоссальное моральное значение для страны. Так, видимо, верующему человеку, погрязшему в мирской скверне, важно знать, что где-то в монастыре такие же, как он, смертные живут «по правде». И, глядишь, одно это знание удержит его иной раз от соблазна. Во всяком случае, нечто подобное ощущалось в отношении к нам как со стороны надзирателей, так и уголовников. Никогда не забуду, как из лагеря, где я был единственным политзаключенным, уходил на этап местный «пахан» и, собравши «воров», отдавал последние наказы. Под конец же, ткнув в меня пальцем, сказал сурово:

– А этого берегите. Мы сидим каждый за свое, а он – за общее.

Удивительно, что десятилетия коммунизма не смогли вытравить из людей такие понятия. Надзиратели же смотрели на нас почти с суеверным почтением. Всегда, даже во Владимирской тюрьме, находился среди них кто-то, соглашавшийся отправить нелегально письмо или передать записку в другую камеру. Учитывая, как много и подробно сообщали о нас тогда зарубежные радиостанции, можно только гадать, какой эффект производило наше пребывание, скажем, в той же Владимирской тюрьме на население города. Особенно в периоды наших голодовок и забастовок. Оттого, наверное, ни один обком не соглашался держать нас на территории своей области, придумывали любые причины, только чтобы от нас избавиться, а ЦК не знал, куда бы нас подальше засунуть. Дебаты на эту тему тянулись годами.

Министерство внутренних дел СССР и Комитет госбезопасности при Совете Министров СССР поддерживают предложение Владимирского обкома КПСС о переводе особо опасных государственных преступников из тюрьмы N2 УВД Владимирского облисполкома в другое исправительно-трудовое учреждение МВД, – писали в ЦК Чебриков и Щелоков. – Вопрос о перемещении особо опасных государственных преступников изучался нашими ведомствами в 1977 году. Тогда, с учетом тех же соображений, которые изложены в записке Владимирского обкома КПСС, было признано целесообразным переместить указанных преступников (число их колеблется от 40 до 60 человек) в тюрьму № 4 МВД Татарской АССР. При этом принималось во внимание, что в г. Чистополе, где размещается тюрьма N4, нет ни оборонных, ни особо важных объектов. Город находится в 144 км от Казани, удален от крупных промышленных и культурных центров страны, не имеет достаточно развитых транспортных путей сообщения с другими районами. Тюрьма N4, построенная еще в XVIII веке, не связана с содержанием в ней в прошлом революционеров и прогрессивных деятелей. (…) Предложение о возможном перемещении особо опасных государственных преступников в тюрьму № 4 обсуждалось в 1977 году с представителями Татарского обкома КПСС. Из-за опасений вызвать осложнение обстановки в республике оно было ими отклонено. МВД СССР и КГБ при СМ СССР считают, что серьезных оснований для такого рода опасений не имеется.

* * *

Разумеется, в количественном отношении это была лишь верхушка айсберга. Некоторое представление о реальном положении вещей можно получить по данным чекистской «профилактики»:

В соответствии с указаниями ЦК КПСС органы Комитета государственной безопасности ведут большую профилактическую работу по предупреждению преступлений, пресечению попыток ведения организованной подрывной деятельности националистических, ревизионистских и других антисоветских элементов, а также локализации возникающих в ряде мест группирований политически вредного характера. За последние пять лет выявлено 3096 таких группирований, профилактировано 13602 человека, входивших в их состав, в том числе: 2196 участников 502 групп в 1967 г., 2870 участников 625 групп в 1968 г., 3130 участников 733 групп в 1969 г., 3102 участника 709 групп в 1970 г. и 2304 участника 527 групп в 1971 г.

Подобные группы были вскрыты в Москве, Свердловске, Туле, Владимире, Омске, Казани, Тюмени, на Украине, в Латвии, Литве, Эстонии, Белоруссии, Молдавии, Казахстане и других местах.

В результате принимаемых мер заметно сократилось число ежегодных арестов за антисоветскую агитацию и пропаганду.

Большинство профилактированных сделали правильные выводы, активно включились в общественную жизнь и добросовестно трудятся на порученных им участках производственной и служебной деятельности. Однако некоторые из них продолжают совершать действия, которые при определенных условиях могут стать преступными и нанести существенный ущерб интересам нашего государства.

В целях усиления предупредительного воздействия на лиц, пытающихся встать на путь совершения особо опасных преступлении, а также более решительного пресечения нежелательных проявлений со стороны антиобщественных элементов, считали бы целесообразным разрешить органам КГБ делать в необходимых случаях официальное письменное предупреждение от имени органов власти с требованием прекращения проводимой ими политически вредной деятельности и разъяснением последствий, которые может повлечь за собой ее продолжение.

На наш взгляд, это существенно повысило бы моральную ответственность профилактируемых, а в случае совершения ими криминальных действий и привлечения к уголовной ответственности имело бы значение для оценки личности преступника органами предварительного следствия и суда.

Проекты постановления ЦК КПСС и Указа Президиума Верховного Совета СССР прилагаются.

Просим рассмотреть.

Ю.Андропов Р.Руденко

11 октября 1972 года

Конечно, их просьба была удовлетворена, и соответствующий указ президиума ВС СССР появился 25 декабря 1972 года. Но, вопреки всем стараниям чекистов, сопротивление в стране продолжало возрастать. Так, спустя только три года после введения этого указа Андропов докладывал:

За период 1971–1974 гг. было профилактировано 63-108 человек. За этот же период только путем профилактики пресечена на стадии формирования деятельность 1839 антисоветских групп.

Выходит, среднегодовое число последних ничуть не сократилось, а число «профилактируе-мых» выросло примерно в 10 раз. Но и это было еще не все, так как не всех активных врагов КГБ подвергал «профилактике»:

Наряду с профилактикой использовались и продолжают использоваться оперативные и другие меры, не связанные с уголовным преследованием, продолжал Андропов и том же докладе. – Удалось разложить на стадии возникновения ряд опасных группирований националистической, ревизионистской и иной антисоветской направленности. Компрометация авторитетов, инспирировавших антиобщественные проявления, позволила предотвратить нежелательные последствия в ряде районов страны. Оправдали себя и такие меры, как лишение некоторых лиц советского гражданства и выдворение их за границу. (…) Оздоровлению оперативной обстановки способствовало также разрешение выезда многим экстремистам из Советского Союза в Израиль.

Так много нас было или мало? Андропов считал, что только среди взрослого, пережившего войну населения «число таких людей определяется сотнями тысяч человек». Думаю, однако, он сильно недооценивал их количество. Например, в его отчетах почти не упоминаются «наказанные» (сосланные при Сталине) народы, религиозные движения, в особенности из числа запрещенных конфессий. А ведь это миллионы людей, для которых Советский Союз был тюрьмой, и наши контакты с ними развивались уже с 60-х годов.

Комитетом госбезопасности оперативным путем получены данные о том, что ГРИГОРЕНКО в беседе с одним из своих знакомых заявил об известном ему якобы намерении представителей крымских «автономистов» подготовить и направить в ООН обращение, под которым они имеют в виду собрать подписи 250.000 татар, с призывом выступить в поддержку их требований. ГРИГОРЕНКО, одобряя эту акцию, заявляет, что она вызовет «колоссальный резонанс», – сообщал Андропов в ЦК. – Комитет госбезопас-ности принимает меры к предотвращению возможных враждебных действий со стороны националистически настроенных лиц из числа крымских татар и других антиобщественных элементов.

Или вот еще образчик событий того времени:

Комитетом госбезопасности получены данные о намерении отдельных немецких экстремистов, проживающих в Казахстане и Молдавии, инспирировать среди советских граждан немецкой национальности, если их требования о выезде в ФРГ не будут положительно решены, групповые отказы от участия 15 июня 1975 года в выборах в Верховные Советы республик и местные Советы депутатов трудящихся. (…) Одновременно в предвыборные дни «активист» так называемого «движения за выезд немцев в ФРГ» ЛЕЙС (Молдавия) организовал коллективное посещение немцами МВД и КГБ республики (70 человек) с требованием удовлетворить ходатайства о выезде из СССР, а экстремисты из Казахстана подготовили ряд клеветнических по содержанию обращений в международные организации с коллективными подписями и пытались направить своего представителя в Москву для вручения их инокорреспондентам или передачи за границу через А. САХАРОВА. (…) Принятыми мерами 7 нюня 1975 года на станции Джамбул у некоего ТЕРМЕРА, направлявшегося в Москву, изъяты «обращения» в ООН, к Женевскому совещанию, канцлеру ФРГ и в другие адреса от имени 900 семей немцев (более 6.000 человек), в которых содержатся тенденциозная информация о положении немцев в СССР и просьбы об оказании содействия в выезде в ФРГ.

Словом, жизнь в СССР могла казаться тихой и безмятежной только западным политикам, советские же отлично знали, на каком вулкане они сидят. Империя трещала по швам задолго до Горбачева.

Среди определенной части коренного населения Карачаево-Черкесской автономной области отмечаются негативные процессы, характеризующиеся националистическими, антирусскими настроениями. На этой основе имеют место антиобщественные проявления, а также уголовные преступления. Принимаются меры по их предупреждению и пресечению.

Там уже речь шла об убийствах и массовых волнениях.

Татары и немцы, евреи и прибалты, украинцы и молдаване – порознь и группами боролись за свою национальную самобытность всеми доступными им способами. Но ниточки со всех концов огромной страны сходились в Москве, где действовали наши каналы связи, наши возможности контактов с внешним миром, наша гласность. Мы были для них и вдохновляющим примером, и организующим фактором. Ну, как было Андропову не беспокоиться? Как не следить политбюро за каждым нашим вздохом?

Наконец, самые «пассивные» формы сопротивления, запрещенные религиозные общины, распространители самиздата, авторы анонимных протестов – были и самыми распространенными. Как оценить теперь, сколько миллионов людей было вовлечено в эту деятельность? Ведь даже и КГБ до конца оценить того не мог. Ну, положим, религиозные преследования подсчитать можно – в среднем, видимо, человек 200–300 в год сажали да тысяч десять «профилактировали», – но точное число верующих теперь установить невозможно. Как невозможно установить число людей, читавших, множивших, передававших друг другу материалы самиздата. Уж на миллионы-то счет шел точно. Вот и приходилось политбюро читать эти материалы: надо же было знать, что читают миллионы людей в подвластной им стране, где ни одной запятой на этикетке не печатали без цензуры.

Вопрос этот волновал их не на шутку: только в 1971 году он обсуждался в ЦК три раза, и потом ЦК чуть не каждый год возвращался к его обсуждению.

Анализ распространяющейся в кругах интеллигенции и учащейся молодежи так называемой «самиздатовской» литературы показывает, что «самиздат» претерпел за последние годы качественные изменения, – докладывал Андропов в декабре 1970 года – Если пять лет назад отмечалось хождение по рукам, главным образом, идейно порочных художественных произведений, то в настоящее время все большее распространение получают документы программно-политического характера. За период с 1965 года появилось свыше 400 различных исследований и статей по экономическим, политическим и философским вопросам, в которых с разных сторон критикуется исторический опыт социалистического строительства в Советском Союзе, ревизуется внешняя и внутренняя политика КПСС, выдвигаются различного рода программы оппозиционной деятельности.

…На базе изготовления и распространения «самиздатовской» литературы происходит определенная консолидация единомышленников, наглядно прослеживаются попытки создания подобия оппозиции.

Примерно в конце 1968 – начале 1969 года из оппозиционно настроенных элементов сформировалось политическое ядро, именуемое «демократическим движением», которое, по их оценке, обладает тремя признаками оппозиции: «имеет руководителей, активистов и опирается на значительное число сочувствующих; не принимая четкой формы организации, ставит себе определенные цели и избирает определенную тактику; добивается легальности».

…Центрами распространения внецензурных материалов по-прежнему остаются Москва, Ленинград, Киев, Горький, Новосибирск, Харьков. В этих и других городах выявлено около 300 человек, которые, именуя себя «антисталинистами», «борцами за демократические права», «участниками демократического движения», занимаются выпуском как отдельных документов, так и сборников – «Хроники текущих событий», «Вестника Украины», «Общественных проблем» и т. п. Группой сионистски настроенных элементов в Москве, Ленинграде, Риге с 1970 года начал выпускаться журнал под названием «Исход».

…Комитетом госбезопасности принимаются необходимые меры по пресечению попыток отдельных лиц использовать «самиздат» для распространения клеветы на советский государственный и общественный строй. На основе действующего законодательства они привлекаются к уголовной ответственности, а в отношении лиц, подпавших под их влияние, осуществляются профилактические меры.

Вместе с тем, принимая во внимание идейную трансформацию «самиздата» в форму выражения оппозиционных настроений и взглядов и устремление империалистической реакции использовать «самиздатовскую» литературу во враждебных Советскому Союзу целях, полагали бы целесообразным поручить идеологическому аппарату выработать на основе изучения проблемы необходимые идеологические и политические меры по нейтрализации и разоблачению представленных в «самиздате» антиобщественных течений, а также предложения по учету и политике факторов, способствующих появлению и распространению «самиздатовских материалов».

Фактически режим уже признавал нас политической оппозицией и, несмотря на внешнюю незыблемость, готов был корректировать соответствующим образом свою линию. Другое дело, что в силу своего одряхления, окостенения он был уже не способен к политической гибкости, и, когда через полгода работы ЦК принял наконец постановление «О мероприятиях по противодействию нелегальному распространению антисоветских и других политически вредных материалов», это был на редкость бессмысленный документ, сводивший все к комбинации репрессивных и воспитательно-пропагандистских действий. Единственной уступкой был последний, 9-й пункт: