Текст книги "Затерянные в Чарусах (СИ)"

Автор книги: Владимир Бойков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

10.

Сознание, вернее сказать осознание реальности бытия, возвращалось постепенно. Сначала казалось, что приснился очередной сюрреалистический кошмар, потом, обнаружив себя на совершенно прозаическом сеновале, Валерий подумал, будто его каким-то чудом занесло к родственникам в деревню. Подобным чудом обычно являлась элементарная пьянка, но о таковой следовало хотя бы что-то помнить. Случалась, правда, на этой почве и почти настоящая амнезия, но, во-первых, очень не часто, а, во-вторых, подобную потерю памяти всегда сопровождала невыносимая головная боль, каковая сегодня напрочь отсутствовала.

Когда же Валерий решил поспать еще хоть немного в надежде, что проснется дома в кровати, и попытался поуютнее завернуться в одеяло, то вздрогнул от неожиданности и окончательно вспомнил все. Он был накрыт… шкурами. Да, он уже спал под такими в этой болотной деревеньке. Сердце стукнуло несколько раз весьма ощутимо, но осмысление происходящего почему-то не вызывало тревоги. Как будто он не заблудился так страшно, а всего лишь попал в забавное приключение. Даже воспоминания о жутких превращениях Пелагии казались смешными, и это почти настораживало. Следовало бы паниковать, а он безмятежно потягивался, с удовольствием предаваясь прелести осеннего утра. Высунул голову из-под шкур и стал рассматривать окружающую обстановку. Сквозь щели сарая струился свежий утренний свет. Пахло ароматными травами. Где-то вдалеке пересвистывались птицы. Опять вспомнился вчерашний ужин и вновь он не мог понять, что с ним происходило. Сон в бреду, бред наяву, или это все-таки… явь… Уж больно люди здесь странные. Может, они и есть те самые лесные оборотни, которых он так боялся в детстве? Оборотни, вурдалаки, кикиморы. Из тех сказок, что читала ему на ночь старшая сестра, получавшая удовольствие от его страха, потому что сама она ни во что подобное давно не верила. Нет… невозможно. Конечно, это галлюцинации. Профессор предупреждал: багульник, газы…

Валерий вышел во двор и проверил карманы. Все было на месте. Спички, складной нож, бумажник и даже забытая пластинка жвачки.

Дверь в избе приоткрылась. Из проема бесшумно выскользнула Пелагия, задрала юбку и, постанывая от удовольствия, стала мочиться прямо у крыльца. С притворным удивлением, но, нисколечко не смутившись, заметила вчерашнего гостя. Она спокойно доделала свое дело, быстренько и даже с некоторым кокетством поправила одежду, подбежала к нему, противно хихикая. Поцеловала взасос, подмигнула и, пакостно похрюкивая, убежала в дом. Валерий сплюнул, вытер губы. – «Кикимора», – подумал брезгливо и передернулся от отвращения.

В его новом обиталище было прохладно. Пришлось принести несколько вязанок хвороста и растопить печь. Потом захотелось прилечь и спокойно поразмышлять, как вести себя дальше в этой дурацкой деревеньке. И, чем больше он думал, тем больше растерянности и вопросов возникало в голове. Вспомнился разговор с необычным профессором, потом перед глазами всплыл образ намыливающейся Лидии. Ее высокая грудь, с маленькими сосками, ее детские ладошки, шлепающие по воде. И это личико, любознательное и абсолютно невинное…

…В памяти, как будто из небытия, возник незнакомый, переливающийся разноцветными огнями праздничный город. Его улицы были заполнены людьми, готовыми веселиться по любому поводу. Пьяные дебильные лица, шум, гам, крики. Вереницы автомобилей ползали внутри толпы, неутомимо сигналя. Их владельцы искали место парковки в непрерывно сжимающемся пространстве. Наверное, им не терпелось принять участие во всеобщем разгуле. И никто не замечал приближающейся опасности: этот непрерывно усиливающийся ветер… Сначала совсем осторожный, способный гнать по улицам обертки от чипсов и мороженого, фантики от шоколадок, рваные пакеты. Потом в его нарастающем потоке замелькали головные уборы, зонтики, какие-то тряпки, и вдруг сами люди, кувыркаясь и истошно вопя, понеслись во вздымающемся смерче в призрачную грязно-черную даль. И, догоняя их, крутясь, лязгая друг о друга, все так же нервно сигналя, в свирепой свистопляске скрылись в небытие автомобили. И город стал чист и тих…

Неожиданно Валерий проснулся. Перед ним стояла улыбающаяся Лида. Он посмотрел на нее и тоже заулыбался.

– Пойдем завтракать, – позвала Лида.

Валерий встал, увидел на столе дымящийся картофель в глиняной миске, с кусочками сала, кружку с молоком и мед в берестяном туесочке. Недолго размышляя, он принялся за еду, а Лида все смотрела на него и смотрела…

– Ты тоже поешь, – сказал Валерий, но девушка мотнула головой, дав понять, что не хочет.

В горницу вошел Николай. Увидев Лиду, он помрачнел и затоптался в нерешительности, не зная, что говорить и что делать.

– Вы… уже завтракаете? А там Пелагия еду приготовила… Пойду я тогда, раз так…

– Может с нами? – предложил Валерий. – Заодно поговорим. У меня много вопросов.

– Вопросы никуда не денутся, в отличие от ответов, – изрек Николай уже в дверях. – А вообще приходи, коль надумаешь.

Лида сидела насупившись. Личико ее перестало сиять, губки недовольно сжались.

– Я тоже пойду. Надо клюкву просушить. Сом с Мисосом вчера в болота ходили – твои мешки искать. Один дед нашел, тут неподалеку, а второй Мисос только к вечеру притащил. Где-то за Читовыми топями ты его утерял. Это далеко отсюда.

– Как же он его разыскал? – удивился Валерий.

– Чутье у него какое-то. Говорят, он тонул не раз и всегда из трясины вылезать умудрялся. Всю жизнь его вроде бы знаю, а совсем человек чужой, непонятный. А ты ешь, ешь, я посуду попозже заберу…

Валерий остался один. Он перестал жевать, и все сидел, думал. Потом пододвинул мед и стал есть его ложкой, запивая большими глотками молока.

11.

Дверь скрипнула, и в горницу вошел новый посетитель. Бегло осмотрел стены, ухмыльнувшись, перекрестился на царя, зачем-то заглянул в печь и остановил взгляд на недоеденной картошке.

– Завтракаете? – спросил скрипуче. Тут же подсел к столу и уставился на Валерия придурковатым взглядом. При этом все его тело, от ступней до макушки, находилось в каком-то странном движении, нервно подрагивало, колыхалось. Лицо, заросшее неопрятной клочковатой бородой, было испещрено морщинами и рубцами. Зубы, кривые и желтые, торчали изо рта.

Валерий подтолкнул к нему миску с картошкой.

– Не люблю доедки, – отчеканил мужичок и перевел взгляд на туесок с медом.

Валерий протянул мед, но странный посетитель тут же стал коситься на сало.

– Будешь? – спросил Валерий.

– Невкусная еда, – сморщился гость.

– А какая вкусная?

– Ты – вкусный, но я уже завтракал, – сказал пришедший и перестал пялиться на еду.

– И кого же ты слопал? – спросил Валерий. Ситуация и потешала, и злила. Он не верил, что этот идиот смог бы одолеть его, заявись даже с топором. Очень хотелось дать непрошенному гостю в морду и вытолкать из дома, пиная ботинками в зад.

– Грибы кушал, – вздохнул мужичок.

– А хотелось бы человечинки?

– Не… не люблю. Они любят…

– Кто они?

– Все.

– Я кое-кого видел. Кто они. Оборотни или люди?

– Они – люди.

– А ты?

– Я?.. Не знаю кто я. Забыл.

– Ты можешь вывести из болот?

– Я?! – На миг показалось, что в глазах посетителя промелькнул смысл, но он тут же прикрыл их, словно задумавшись.

– Не-е. Я боюсь.

– Кого?

– Их.

– Кого именно?

– Их всех.

– И профессора?

– Не-е. Профессор хороший. У него квас вкусный.

– А Лиду?

– Лида добрая.

– А Сом?

– И Сом добрый.

– Кого же ты боишься?

– Всех. Пойду я… спать буду…

– Посиди немного. Поговорим. Собеседник ты, как я вижу, любопытный.

– Ну, говори, раз так.

– О Николае что скажешь?

– Николай болота любит, а Пелагия – дура. И блядь. Хы-хы.

– Вот как?

– Вот так.

– Много еще жителей в деревне?

– Много, только почти все cдохли давно. Души остались. Все знудят, знудят. Надоели.

– Меня интересуют живые.

– Прошка живой. Он сильный. У него топор. Василий да Герасим, но эти не здесь живут. Они не мешают.

– Так кого же из них ты боишься?

– Тебе надо бояться.

– Кого конкретно?

– Всех.

– Как это? Если каждый из них хороший.

– Хорошие, пока не вместе.

– Ничего не понимаю.

– Еще поймешь. Хы-хы. – Пришедший пустил слюну и, поблуждав глазами по стенам, стал пялиться на хозяина дома. То глядел ему в лоб, то в рот, быстро отдергивая глаза, как только натыкался на встречный взгляд. Некоторое время он изучал потолок, но, движимый каким-то неудержимым любопытством, опять начинал высматривать что-то в лице собеседника. Тому, в конце концов, это надоело и, не придумав ничего лучшего, он принялся передразнивать своего загадочного посетителя.

– Нехорошо так делать, – с обидой в голосе сказал мужичок.

– Почему? Тебе же можно.

– Понеже я – вроде как дурачок деревенский, а ты вроде бы как умный.

– Да нет, я тоже вроде как дурачок.

– А-а-а. Ну, тогда…

– Тогда можно?

– Валяй.

Они посмотрели друг на друга. И тут Валерий заметил, что гость его перестал подергиваться, причем это произошло тоже не просто, а как-то весьма необычно. Сначала перестали трястись его ступни, потом колени, поясница… – словно неведомая волна самообладания проходила сквозь его тело снизу вверх. Пришедший смотрел на пленника болот осмысленно и в упор, в то время как взгляд Валерия по-прежнему источал непонятную ему самому иронию.

– А я бы в баньке помылся, – заявил мужичок, опять начиная вихляться. – Воськи мы с Николаем грибы сеяли, а наднесь мешки искали. Дурак какой-то потерял. Покамест нашел, ажныть вспотел весь. Да и тяжелый… еле допер. Теперича помыться бы надо… невсутерпь прямо. Чешусь весь.

Валерий промолчал. Он не знал, что сказать, да и как себя вести с этим странным персонажем, страдающим отчетливым раздвоением, а то и растроением личности.

– Ты не топил ночью?

– Нет.

– Плохо, седни нельзя дымить – безветрие.

– Дед Сом позавчера топил, – поддержал разговор Валерий.

– Позавчера ветер был, но у них же вода остыла. И камни остыли. К Прошке пойду, может, он ночесь топил. Ночью и при безветрии можно. – Гость вскочил и, оттолкнув скамейку, поспешил к двери.

– Зовут-то тебя, как? – спросил Валерий.

– А… какая разница, – обернулся мужичок. – Я тебе все равно не друг, не товарищ. А ты – всем чужой. – Сказал и усмехнулся, вновь посмотрев на Валерия взглядом пристальным, совершенно осмысленным, изучающим, но каким-то остро недоброжелательным.

– Мисос, что ли? – спросил Валерий.

– Ну… Мисос. – Глаза посетителя опять поглупели, рот раскрылся, выпуская слюну. – Хы-хы-хы. А ты – Ва-ре-лий…

Гость ушел. Предстояло собрать посуду, помыть ее и отнести хозяевам. К тому же собственные мешки, особенно рюкзак, который мог еще ой как пригодиться, не давали Валерию покоя.

Дверь снова приоткрылась. Лицо Мисоса просунулось в щель. В глазах искрилась злая хитринка.

– Ты, этого, того, не вздумай! Прошка-то тебе быстро уши оттяпает. Будешь как Николай волосы растить. Чтоб кр-р-расоту спрятать. Хы-хы-хы.

Очень хотелось запустить в него чем-нибудь, но ничего подходящего под руку не подвернулось. Валерий замахнулся миской, и дверь тут же захлопнулась.

«Очередной придурок, – подумал хозяин дома беззлобно. – Но отношения с ним стоило бы наладить. Такой следопыт наверняка знает все пути-проходы».

12.

В доме деда Сома царило некоторое оживление. Лида перебирала клюкву на полу. Дед Сом сидел на лавке и внимательно изучал рюкзак. Рядом лежали: пакетик с солью, коробок спичек и носовой платок.

Валерий поставил на стол посуду.

– Спасибо за еду, – сказал он.

Старик не обратил на него внимания. Он кончил обшаривать кармашки рюкзака и взялся за сумку. Высыпал из нее клюкву на пол и стал расстегивать многочисленные молнии. Достал пустой полиэтиленовый пакет. Повертел его, помял, просмотрел на свет, подивился, отложил в сторону. Из другого кармана он извлек два завернутых в белую бумагу яблока и изумился находке. Понюхал, показал гостю, – вот, мол, какие бывают.

«Как это я про них забыл, клюквой питался», – подумал Валерий. Смотреть на забавляющегося Сома было не менее интересно, чем тому копаться в чужом имуществе.

Дед вытащил пустую пластмассовую бутыль из-под лимонада и застонал от избытка чувств: давил ее пальцами, крутил пробку, дивился легкости. Он забыл про Валерия, про Лидию и все вертел бутылку, время от времени восклицая: «Надо же! Стекло! Или не стекло? Тонкое, легкое и не ломается. Только хрустит». Набаловавшись, дед быстро обшарил остальные карманы. Нашел еще один коробок спичек – специальный, пропитанный парафином и положенный в сумку несколько лет назад. Убедившись, что все предметы извлечены на свет божий и более никаких открытий не последует, старик принялся перебирать находки. Спички с деловитым видом припрятал на полку, потом потрогал слегка помятые плоды.

– Яблоки? – спросил недоверчиво.

– Яблоки.

– Где же растут такие?

– На небе, – съехидничал Валерий.

Сом согласно кивнул головой.

– Я что-нибудь из своего барахла могу забрать? – поинтересовался живой свидетель мародерства по отношению к собственному имуществу.

Дед непритворно удивился, как будто кто-то посмел запустить загребущие ручонки в его личные закрома.

– Совести нет – бери. – Старик вскочил, подбежал к божнице, перекрестился и зашептал: «Господи, спаси этого несчастного от искушения, сохрани заблудшую душу его окаянную и избави нас всех от лукавого». – Тут же вернулся к столу, чутко следя за гостем хитроватым взглядом. – «Подействовало… или нет?».

– Совестью меня Бог обидел и поэтому я хочу вернуть себе рюкзак, бутылку и хотя бы один коробок спичек. Сумку и всю клюкву можете оставить себе.

– Наглодушный ты человек, однако, – изумился дед, – Все самое ценное возжелал. Клюкву он нам оставит. Да зачем она нам? Токо что выбросить жалко. Да ее, этой клюквы, кругом…

Валерий решил проявить твердость.

– Я понимаю, – сказал он, – что вещи эти мне самому найти, скорее всего, не удалось бы. Но поскольку вы разрешаете – я заберу их.

– Ничего я не разрешаю. У нас тут порядок такой: все, что в болотах нашел – твое. Вот кабы ты с нами жил здесь, да потерял рюкзак, ну, сдуру, по растяпистости, тода да, тода я, коль нашел бы, возвернул его тебе бы. Из почтительности. Но ты чужой, пришлый, вещи твои не принадлежат деревне, а значит, кто их нашел, тот и есть им хозяин.

– Одобряю ваши порядки. Они справедливы, но лично мои взгляды на подобные действия – другие, поэтому… рюкзак… хотя бы …

– Вестно, какие у тебя взгляды. На, забирай! – Дед спихнул рюкзак со стола.

– А бутылку?

Сом глянул на Валерия так, как будто впервые увидел. Поведение гостя невероятно изумило его и привело к растерянности. Старик не знал, как с таким человеком разговаривать. Пришел из другого мира, но уж больно для обычного пришельца не робок. Другие и вякнуть не смели, со всем соглашались, так были счастливы, что не сдохли в Чарусах. Дед перестал разыгрывать из себя самоуверенного жадину, посмотрел на хозяина вещей чуть по-другому, с некоторой примесью любопытства что ли. Пряча в глазах глубоко затаённую обиду, шмыгнул носом, отвернулся и стал помогать Лиде. Валерий подобрал рюкзак и, пробормотав: «Извините», – пошел к выходу. В дверях немного замешкался, потоптался, быстро вернулся, взял яблоки, бутылку и, ни на кого не глядя, вышел на улицу. Но тут же вернулся опять. Подошел к иконе.

– Это Ленин, – сказал он.

– Ну, Ленин, – нехотя буркнул дед.

– Это Ленин и он не Бог. Поэтому он вам и не помогает. – Валерий поставил бутылку на стол, рядом положил одно яблоко и направился в свое новое жилище.

– Еще как помогает! – крикнул ему в спину старик.

Лида бросила ровнять клюкву и посмотрела на Сома осуждающе.

– Не суйся, – предупредил тот, – и молчи. А то поспорим!

Лида махнула рукой.

– Пойду козу подою лучше, – сказала она.

– Нет, а все-таки не совсем человек пропащий, как ты думаешь? – примирительно обратился Сом к Лиде. Та пожала плечами.

Дома рюкзак был немедленно спрятан в сундук. Появилась первая вещь, необходимая для хождения по болотам. Бутылка тоже была бы кстати, но окончательно рассориться из-за нее с Сомом представлялось делом непрактичным. Валерий подошел к столу, кинул в рот кусочек сала. Пожевал, посмотрел на яблоко. – «Отнесу его профессору», – решил однозначно и припрятал на полку. Вышел на улицу. Обогнул дом по кругу, поправил поленницу хвороста, связанного в снопы тонкими лозинами, сбил палкой высоченные лопухи и вошел в сарай. Внутри лежало старое трухлявое сено, деревянные ведра, корыто, рассохшаяся дубовая кадушка. На стене висел серп. Далее, за сараем, Валерий обнаружил небольшую баньку, скрывавшуюся в разросшихся кустах калины. Решил обследовать ее, но в кромешной тьме ничего не смог рассмотреть. Поползал внутри, на ощупь определил, где очаг, где полок, чуть не разбил нос, не заметив стульчаков-чурбанов, составленных один к другому, а когда глаза пообвыклись, увидел окошечко, такое тусклое, что было непонятно, зачем его вообще тут проделали.

Весь в паутине, он вылез из баньки и стал осматривать ее снаружи. Разыскал окошко и понял, почему оно не пропускало свет. Старая засохшая крапива, превратившаяся в некое подобие циновки, толстым слоем прилипла к стене, да молодая поросль дягиля вымахала под самую крышу. Валерий сходил за серпом, освободил баньку от буйной растительности и, весьма удовлетворенный, вернулся к дому.

У крылечка стояла Лида. В руках она держала бутылку и яблоко.

– Сом, вот, просил отдать.

Валерий взял свои вещи и посмотрел на девушку.

– Спасибо, конечно, но я был не прав. Эта бутылка так понравилась старику, что было бы свинством лишать его радости. Я беру ее и возвращаю назад… в подарок.

Лида засмеялась, облегченно вздохнула, как будто разрешилась какая-то неприятность.

– Ты славный, – сказала девушка, – жаль, что уйти хочешь.

– Присядем? – предложил Валерий.

Они устроились на крылечке, Лида положила бутылку на колени, быстренько глянула на нового приятеля и, склонившись, стала прутиком выковыривать камешки из тропинки.

– А яблоко это… я хочу… Чтобы ты его съела. Прямо сейчас.

Лида не стала отнекиваться, взяла яблоко и надкусила осторожненько.

– Вкусное, – прошептала удивленно.

– Второе я профессору отнесу, – сказал Валерий. – Для его сада.

– Может быть и это? – Лида перестала жевать.

– Что ты, ему же только семена нужны. Ну и конечно, пусть попробует. Наверное, ему, как садоводу важно знать вкус. Чтобы сравнить в будущем с результатом. Я вообще-то в садоводстве ничего не смыслю.

– Я тоже, – кивнула девушка.

13.

Профессора возле дома не оказалось.

– Аркадий Аркадьевич! – крикнул Валерий.

– Я здесь, в огороде. Идите сюда! – отозвался хозяин дома.

Профессор генетики тягал редьку.

– Дед Сом нашел мой рюкзак и сумку, и в них очень кстати завалялись два яблока. – Валерий протянул одно. – Второе Лида съела, но семена я принес.

– Вот, молодец, – обрадовался Аркадий Аркадьевич. Он ополоснул руки в корыте, взял яблоко и семена. – Пойдемте в дом, с редькой я потом разберусь.

В горнице у профессора было очень чисто. По стенам развешаны пучки трав, их аромат чувствовался с порога. Окна украшали занавесочки, сплетенные из какого-то непонятного материала.

– Из крапивы, – горделиво похвастался Аркадий Аркадьевич, заметив, с каким интересом смотрит гость на эти занавески. – Я читал, что в старину крапиву теребили и ткали, как лен, а здесь удалось с этим промыслом ознакомиться воочию и даже попробовать самому. Присаживайтесь, что же вы стоите? – Профессор еще раз помыл руки и, усевшись на табурет, стал внимательно изучать яблоко. – Не южное? – спросил осторожно.

– Нет. Из сада друзей. Сорт местный, северо-западный. Зимний. Лежат почти до лета. Только название не помню.

– Название – бог с ним, но очень хорошо, что не южные. Они в наших краях ненадежны. – Хозяин достал нож. – Давайте это яблоко вместе съедим. Пополам.

– Не надо. Я только что из дому, а вы – сколько лет таких не ели?

– Ничего, боюсь, вам тоже не скоро придется. Так что берите половину. – Аркадий Аркадьевич аккуратно, так, чтобы не повредить семена, разрезал яблоко. – Я их под зиму и посею. Прямо сегодня. Возможно, вырастет что-то приличное. Будем надеяться… Я тут даже из лесных экземпляров отобрал не столь вопиюще кислые, а теперь… можно настоящей селекцией заняться.

Валерий присматривался к профессору. Еще вчера это был совсем другой человек. Даже разговаривал по-другому. Странная метаморфоза.

– Обедать будете? – спросил хозяин дома.

– Да что вы, спасибо.

– Ели уже?

– Нет еще, но неудобно же…

– Здесь такого понятия не существует. Все ходят друг к другу и все друг у друга завтракают, обедают, ужинают. – Профессор полез в печку и достал глиняный горшок, – Вот картошка. С мясом. Николай птиц в силки ловит. Угостил. А вот грибочки соленые. Ассорти. Люблю, знаете ли, во время еды определять их принадлежность к тому или иному виду. Вот груздь, а вот волнушечка, а этот красавчик – молоденький моховичок. – Аркадий Аркадьевич подцепил ложкой пару грибов и кинул в рот. – М-м-м… Прелесть!

– У меня есть вопросы, – сказал Валерий.

– Пожалуйста, слушаю… – Профессор оставался все таким же радушным, но явно насторожился.

– Откуда у вас соль, если вы отрезаны от мира вашими чарусами?

– О, это интересный вопрос. Ее Мисосу лоси приносят.

– Вот как. Приносят?

– Он так говорит, а я его не пытал. Куски такие круглые, тяжелые. Мы их в ступе толчем.

– Да, читал. Лесники, чтобы лосей привлечь, раскладывают в лесу лизуны – большие круглые глыбы соли.

– Вот-вот, круглые. Их, наверное, лоси и приносят.

– В зубах?

– Я не видел, знаете ли. В зубах, или на рогах, как слышал, так и вам излагаю.

– Они что, разумные?

– Кто?

– Лоси.

– Наверное, просто приручены. Мисос их хлебом угощает.

– Ладно. Ответ никакой, но факт интересный. – Валерий перестал жевать. В его глазах появилась надежда. – Совершенно очевидна связь этого лесного следопыта – Мисоса с цивилизацией. Даже если он сам об этом не подозревает.

Профессор поднял голову. Слушал он внимательно, но без интереса.

– Итак, выстраиваем цепочку: Мисос-лоси-соль-лесники. Улавливаете, что это значит?

– Что?

– Это дорога. Вернее сказать – путь. Если проследить за передвижениями Мисоса, то из болот можно выйти… Лоси по топям не ходят. Я не знаю этого точно, но почему-то уверен.

– Ах, вы опять о толстушках, – отмахнулся профессор. – Извините, шучу. Вынужден огорчить вас. – Хозяин дома, не глядя на гостя, стал копаться в грибах, выискивая какой-то особенный. – Не удастся вам проследить за Мисосом. По болотам он не ходит – бегает. Это для него среда родная. К тому же он вас сразу заметит, а, заметив, поверьте, никуда выводить не станет. В болотах он живет неделями. Когда уходит, куда направляется и когда вернется, не знает никто. Нет, Мисос, как проводник, дело безнадежное…

– А Николай?

– Николай? – Аркадий Аркадьевич хмыкнул. – Попробуйте. Но очень-очень сомневаюсь.

– А вы?

– Я? – Профессор подавился грибами. – Ну, уж, увольте. Я по болотам не ходок. Я их боюсь, как черт ладана.

– И домой не хочется?

– Абсолютно.

– Странно.

– Ничего странного. Что меня ждет дома? Толстая, ленивая, глупая, да еще и не в меру болтливая жена. Взрослые дети, которых всегда интересовали только мои деньги и наследство.

– А работа?

– Работа была интересная. Но коллектив, знаете ли… Гадюшник. Каждому подавай звание… Эта постоянная кража и продажа идей. Кроме того, нарастали проблемы с властями. Мы занимались клонированием, а это… заманчивый путь к легким деньгам. Можно продавать органы, да и сами исследования – товар прибыльный. А сейчас я счастлив. Здесь я самоценен сам по себе. Кроме того, здесь я действительно улучшаю мир, а не переполняю его все большей и большей грязью.

– Но этот мир убог.

– Это на первый взгляд так кажется. Ведь счастье оно не в мебели и не в дорогом автомобиле. Разве у вас никогда не возникало желания пожить вне цивилизации? Создать вокруг себя собственный мир. Управлять им. Не иметь над собой хозяев?

– А их точно нет? – спросил Валерий.

Профессор помрачнел и даже как-то растерялся.

– Ну… не сказать, чтобы здесь не существовало своих условностей, – Аркадий Аркадьевич говорил медленно, тщательно взвешивая каждое слово, – но я приспособился. Ведь, когда ты нужен другим, с тобой считаются…

– Вряд ли я кому-нибудь здесь смогу быть полезным.

– Неправда. Начните просто жить, а не искать вопросы и ответы, и уверен, что вскоре вы с удовольствием погрузитесь в местные заботы.

– Пожить, как Робинзон, это весьма любопытно, но вспомните, как мечтал он вернуться.

– Робинзон. Это?..

– Человек, оказавшийся на необитаемом острове.

– Да-да. Вспомнил! Писатель… Дефо. Робинзон Крузо! Он там… так старательно и со знанием дела обустраивал свой быт…

– И еще прилагал массу усилий, чтобы вернуться домой.

– Помилуйте! Дэфо просто не написал продолжения. Уверен, что в последующие годы, Робинзон тосковал о своем острове. Впрочем, ему пришлось труднее – ведь у него был только этот… Пятница.

– Вас тут тоже немного.

– Немного. Отсюда, пожалуй, и возник местный обычай не отпускать заблудившихся, все эти таинственные намеки, наивные угрозы.

– Наивные?

– Х-м-м. Ну, а чему вы удивляетесь? Для нас появление нового человека большая радость. Нас действительно мало. И поэтому все мы здесь, понимаете ли… с некоторым сдвигом.

– Я подходил тут к одному дому, в котором вашим хваленым радушием и не пахло.

Профессор насторожился. Он явно вспоминал что-то давнее, потаенное, но посвящать гостя в свои мысли не хотел.

– Я думаю, то был дом некоего Прошки, – добавил гость.

– Не исключено. Но вряд ли. Прокофий человек справедливый, хотя возможно несколько и прямолинейный.

Валерий описал Аркадию Аркадьевичу, как выглядело строение, в которое его не пустили, упомянул о любвеобильных козах и тот вынужден был согласиться, что это действительно дом таинственного Прокофия.

– Так почему же мне грозили оттуда кулаком?

– Вы уверены, что это был Прокофий?

– А кто же?

– Мисос. Если кулаком грозил, то только он. Очень необычный экземпляр рода человеческого. Ведет себя временами крайне неадекватно. Так что встретите его – не удивляйтесь.

– Он сегодня ко мне в гости заходил. Чудной тип.

– Точно. Местный дурачок. Какой с него спрос? Он и меня пугал когда-то. Смешно…

– Возможно, – проговорил Валерий. – Я почему-то об этом не подумал.

– Вот так-то, прежде чем осуждать кого-то огломя, следует хорошенько все обдумать и взвесить, – сказал профессор строго.

– Что за словечко такое – огломя?

– Х-м-м. Действительно. Услышал, наверное, от кого-то. Привязалось.

Валерий посмотрел на хозяина дома. «Профессор называется, – подумал невесело. – Ведет себя то серьезно, то, как ребенок, то, как настоящий недоумок». Он собрался с мыслями и сказал веско:

– Итак, господин профессор, я жду от вас хотя бы совета, раз о помощи вы заикаться не желаете. Приключение со мной произошло увлекательное, оно достойно даже основательного исследования, будь я человеком более любознательным. Но всякое приключение, когда оно затягивается, в конце концов – надоедает. Я хотел бы вернуться домой. Пусть не завтра и не через неделю. Я потерплю, сколько смогу. Что мне делать? Кто поможет мне выбраться из этих болот?

– Да никто, я думаю, – сказал Аркадий Аркадьевич беспечно. Он как будто и не заметил в голосе собеседника отчаяния.

– Но почему? Да, вас здесь мало и вам, надо полагать, бывает скучновато, но ведь это не повод, чтобы удерживать человека. Проявите сострадание.

– Я готов. Но других не просите. Очень не советую. – В голосе профессора прозвучали далеко не сочувственные нотки. И Валерию это не понравилось.

– Я так понимаю, что самая лучшая линия поведения здесь – вообще помалкивать о своем намерении уйти? Как-то странно на это естественное желание местные жители реагируют.

– Вы совершенно правы.

– Я даже думаю, что чем большей это будет тайной, тем больше шансов у меня возникнет на успех.

– Не знаю, что вам сказать насчет шансов. Никто вас силой держать не станет, но запутать в болотах, как-то испугать – это здесь умеют. А осерчают, так и спасать не станут, если в трясину провалитесь. Возможно, и подтолкнут. Наслышан…

– Значит, полагаться можно только на себя?

– Полагаю, ни на кого и на себя в первую очередь. Галлюцинации не дадут вам выйти. И миражи. Вы видели наше солнце?

– Видел. – Валерий опустил голову. Разговор огорчал его. Он вдруг ощутил себя в захлопнувшейся ловушке, а не в свободном для творчества мире, о котором недавно толковал этот потрясающе нелепый профессор.

– Скажу без хитрины, – хозяин теремка почему-то заговорил громким шепотом, – я не знаю реального способа выбраться из наших болот. И еще уверен, что любой житель, кроме меня, Лиды и, пожалуй, Николая, спокойно смог бы выйти отсюда куда угодно. У них не бывает наваждений, и ориентируются они в окружающей местности, как я у себя в огороде. – Профессор подлил в кружку квасу, удивился, что гость еще не сделал ни одного глотка. – Попробуйте. Это вкусно, – Аркадий Аркадьевич пододвинул кружку поближе к окончательно озадаченному посетителю.

Валерий поежился, потряс головой, выгоняя мрачные мысли. Потом спросил:

– А как эта деревня возникла?

– О, целая куча легенд. Но самая правдоподобная из них о раскольниках. Еще во времена патриарха Никона несколько семей староверов, преследуемых властями, ушли в болота. Принесли с собой инструмент, скарб, семена, некоторых животных.

– Что-то не похожи эти люди на истово верующих.

– Так сколько веков прошло…

– А другие версии?

– Другие? Есть и другие…

В окно кто-то резко постучал. Похоже условным стуком. Аркадий Аркадьевич вскочил, опрокинул скамейку, метнулся к окну. Приоткрыл его чуть-чуть.

– Чего тебе? – спросил удивленно, но с явным облегчением.

– Не хочешь? – Голос был явно женским.

– У меня гость.

Профессор поспешно закрыл окно. Вернулся к столу с легким смущением на лице.

– Пелагия. Рыбу предлагала. Вы в шахматы играете?

– Играю.

– Отлично. Х-м-м. И вы еще хотите, чтобы я дорогу указал. Лишил себя партнера! – Аркадий Аркадьевич деланно рассмеялся. – Извините, наверное, не к месту пошутил.

– Да, ничего, валяйте…

– Партийку? Я так соскучился. Никто из местных жителей играть не хочет.

– Давайте.

Профессор ловко расставил шахматы.

– Из глины вылепил. Как вам?

– Нормально.

– Догадайтесь, чем красил?

– Не буду и пытаться.

– Соком черники.

Валерий, сначала почти разгромив противника, неожиданно начал поддаваться, подсовывая профессору под бой фигуру за фигурой.

– Зачем вы так делаете? – огорчился Аркадий Аркадьевич. – Вы же неплохой игрок.

– Я что, прибыл сюда кого-то развлекать? Не получится!

– Извините. – Профессор собрал шахматы. – Пожалуй, я действительно бестактен. Да поймите же, наконец: я бы рад вам оказать добрую услугу, но в том аспекте, который вас интересует, она ни в коем случае не будет доброй.