Текст книги "Затерянные в Чарусах (СИ)"

Автор книги: Владимир Бойков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

27.

Деда Сома Валерий обнаружил у баньки. Он складывал в корзину дрова.

– Мыться будешь? – спросил старик. – Али кочемазым жить вздумал? Воды тода наносить надобно. Колодец вон там, видишь?

Валерий пошел к колодцу.

– Воду-то в жменях таскать будешь, что ли? Нет? Тады ведра возьми. – Сом вынес два ведра. Одно деревянное тяжеленное, другое почти новое – пластмассовое. Точно такое было у рыбака. – Сгожая вещь, – похвалился Сом тут же, заметив заинтересованность гостя. – Да не твоя, не лупься. У Прошки на лычаки выменял.

Валерий наносил воды, дед разжег каменку. Присели на крылечко.

– Старею, – пожаловался Сом. – Ноги мозжат…

– Поменьше по болотам бегай, – посоветовал гость.

– Так коды бегаю – лечше, а сяду, тоды и болят.

– Вездеход в яму упал, – как бы между прочим, сообщил Валерий.

– Ох?! – удивился старик. – Надо ж. Стоко лет стоял и на тебе. Торчит?

– Кто?

– Да визихот этот. Али весь утоп. С концами?

– Не знаю.

– Чудно. Знаешь, что утоп и не знаешь весь ли. Безлепица какая-то…

– Мне сказали.

– Кто ж?

– Да Прошка.

– А-а-а… Хотя странно. Тока у него был, мне ни слова. А тебе, вот, сообчил, поди ж ты. Вожеватым видать становишься. Хо-хо…

– Еще чем помочь? – спросил Валерий.

– Обедать пора. Пойдем, что ли?

– Спасибо, я уже, – снова соврал гость.

– Опять лукавишь. – Дед хитро подмигнул. – Не пойму никак. Вроде не хухря-мухря, а живешь, будто варлыга. Бегаешь туды-сюды сголомя, а ни дел, ни проку.

– А где Лида? – спросил Валерий уже в доме.

– Грибы мочит. Она-то тебе зачим?

– Спросил просто.

Дед вытащил из печи горшок. Сам накрыл на стол.

Ели молча. Валерий все ждал, не начнется ли галлюцинация какая, поглядывал на деда, но тот ел себе и ел. Потом заметил нервозность гостя, посмотрел пристально, с хитрецой.

– Мару поджидаешь? Не будет севодня. Не жди.

Валерий даже не удивился. Ему все надоело. Он уже давно ничего не понимал, а все попытки разобраться в происходящем приводили к еще большей запутанности.

– Мисос говорил – днем нельзя баню топить, – вспомнил Валерий.

– Отчего ж. Можно, коды туман. А таперича, по перворетию завсе туманы будут. Дненочно.

– А почему так? – не удержался от вопроса гость.

– Туман почему?

– Почему топить нельзя, если нет тумана?

– Старики велели, а мы блюдем.

– Понятно. Старики понимали, что по дыму их найти можно. А этого они почему-то не хотели.

– Опять вздор кулемесишь.

Препирания прекратились, только когда пришла Лида.

– Все цапаетесь, – сказала она, подсаживаясь к столу. – И как вам не надоело.

– А чего это он наши порядки обессуживает? Слушать вырно. Вот я и возражаю.

– Я спросил: почему, если тумана нет, днем нельзя огонь разжигать?

– А правда, почему? – вдруг удивилась Лида и посмотрела на Сома.

– И ты туды ж, – рассердился дед. – Сказано, порядки такие и не нам их нарушать!

– В любых порядках должна присутствовать логика, – сказал Валерий.

– Логика! – взвился дед. – Слово-то, какое! Умное, видать. Как у профессора. Тот тоже все пытал поначалу. Че, да как. Зачим, да почему? И мамка твоя такая же была… Дура…

Лида встрепенулась. Ее подбородок задрожал, из глаз брызнули слезинки.

– Все вы такие, – продолжал Сом запальчиво. – Лесомыги. Нет, чтоб жить себе личиво, так нет, все озлоречут.

– Чего вы кипятитесь? – сказал Валерий. – Мне например многое здесь нравится. Вы же сами к каждому моему слову цепляетесь.

– Ай, – махнул рукой Сом. – Базанить с тобой невсутерпь боле. Пустое пересердие. Понеже все одно не разговор получается, а раздобары.

– Может, вам еды жалко, так скажите прямо. Могу не приходить. Сами ведь зовете. Да и не обедать я к вам шел – иголка мне нужна. Карман оторвался. – Валерий показал надорванный шов. Одолжите до завтра.

– Вот долбень, – покачал головой Сом. – Да никому тут еды не жалко. Ешь, хоть лопни, а иголку из дому, ни ногой. Тут зашивай. Еще обронишь где. Ищи ее потом…

Задуманное дело расстраивалось. Требовалось искать новый подход. Валерий зашил карман. Потом достал магнит и приложил к нему конец иголки.

– Гляди, что у меня есть, – подозвал Сома. – Это, чтоб не терялась и, коль уронишь, очень легко найти. – Валерий кинул иголку на пол. Поднес к ней магнит. Щелк, игла подскочила, прилипла.

– Ух, ты, – подивился старик. – Кудесы какие!

– Закон природы, – осмелился поперечить Валерий.

Дед не стал спорить, он поиграл с магнитом, все время восхищенно цокая, дивясь и робко поглядывая на гостя: неужто отнимет?

– Дарю, – сказал Валерий. – Только пользоваться им вот так надо, а то испортится. Он прилепил иглу к магниту одним кончиком, чтобы при намагничивании игла приобрела четкую полярность.

– Ясно дело, – согласился старик.

По дороге домой Валерий подошел к старому дубу, отколол ножом кусок коры, выстругал поплавок. Во дворе его поджидали Василий с Герасимом. На крыльце стоял кувшин с вином, из которого было уже порядком почато.

– А мы по делу. Мучицы смолоть, – сказал Герасим.

Валерий удивился, обрадовался, позвал всех в дом.

– Эх, жаль, угостить мне вас нечем, – сказал сокрушенно.

– Знамо, нечем, – кивнул Василий. – Да ерунда это. Гостинцами вожаться потом будешь. А приспешку мы с собой захватили.

– И винца, – поддакнул Герасим.

Притащили жернова, Василий распаковал мешок с зерном, сыпанул горсть в дырку верхнего камня. Покрутил деревянную ручку, потрогал получившийся помол, что-то подрегулировал.

Стали молоть. Работа спорилась. Впервые Валерий видел, как происходит превращение зерна в муку. Подивился гениальности предков. Он тоже покрутил ручку. Василий отошел разлить вино по кружкам, порезал сало и колбаски.

Закончив работу и ссыпав муку в мешок, присели к столу.

– Вы, правда, летчик люфтваффе? – спросил Валерий Герасима.

Тот смешался, глянул на Василия.

– Если вам неприятно вспоминать что-то, можете не говорить. Просто интересно.

– Да что ж. Чего это неприятно? Просто пока не любопытствовал никто.

– Значит, я первый.

– Может, и летчик, – начал Герасим и замолчал, то ли сомневаясь в своем рассказе, то ли припоминая. – Давно все было. Забылось уже. Как будто и не было. Кажись, лет восемнадцать мне тогда сполнилось. Точно, восемнадцать. Мальчонка совсем. Только летать научился. В бой не посылали. Опыта мало. А вот листовки разбрасывать – это годилось. Да вот на первом задании меня и сбили. Парашют, слава богу, выручил. Приземлился в болоте. Тонул уже. Да спасли меня. Василий… вот, да Иван такой был. Хороший человек. Только помер давно.

– А язык свой забыли?

– Какой язык? Вот он. – Герасим высунул кончик и попытался рассмотреть его, неимоверно скосив глаза.

– Немецкий.

– Говор?

– Ну да, говор немецкий.

– Ах! – махнул рукой Герасим, – Сначала никто меня не понимал. Я им: «Я. Я». А они: «Ты. Ты». А потом как-то пообвыкся и стало все понятно.

– А звали тебя как раньше?

– Так и звали, Герасим.

– Нет, когда ты на самолете летал.

– А-а-а… тогда… Гер… Ган… Ганс, кажись. Точно, Ганс, – обрадовался бывший летчик. – А я и запамятовал уже. Вот интересно! Мне ночесь другие слова иногда снятся. Я что запомню, бывает, на другой день Василию говорю. А он на меня руками машет. – «Отзинь, анчихрист! – ругается, – Кончай ведьмовать!».

– Дак он и молится какому-то Хитлеру. – Василий с нескрываемой иронией кивнул на Герасима. – Синец, он и есть синец. Супостат, одним словом.

– Так кому ж молиться еще! Христу твоему, что ли? Так не знаю я такого. Гитлера вот… помню. Все мы ему молились. Фюрер он наш. Отец и заступник. А коли я ведьмак какой, так не живи рядом.

– А не я ж к тебе жить явился. Сам пришел. Подселился под боком.

– Могу и уйти. Домов много.

– Ладно-ладно, не злись. А то сголомя и прямь уйдешь куда. Человек-то ты вожеватый, только вот Хитлеру твоему не могу мирволить. Не Бог он. И Аркадий Аркадьевич говорит, что не Бог.

– Твой Аркадий Аркадьевич ни в кого не верит. Ни в Христа, ни в Царя, ни в Сталина с Лениным. Ересник настоящий.

– Да лучше уж ни в кого, чем в анчихриста. Хотя я так непщую: вера ваша, видать, блазн такой бесовский. Кто вам чего наобещал, тому вы и готовы молиться. Словно недомыки какие.

– Ой, ой, – будто твой Христос ничего не обещал.

– Трудности он обещал. И борьбу с искушениями. Ты вот подумай башкой своей. Деды говорили, ни в одном доме раньше, окромя Христа, никому не молились. А теперь? Что дом – то свой бог. Прошка вон со своим Сталиным совсем заерестился. Говорит, это я так дурую. А дозде уж сколько душ?..

Герасим нахмурился, нервно глотнул вина. Василий глянул на Валерия, сам смутился и тоже отпил глоток. Потом вроде бы как извиняясь, сказал:

– Ладно, на том свете все сочтется…

Герасим поскреб в затылке. Он уже не хотел возражать, спорить. Только сказал сокрушенно:

– Вот и спортил настроение. Снова.

– Да уж прости – погорячился. Может я и дулебина какая, только Бог мой мне предками завещан. А вы своих наскоро выдумали. Пойдем, однако, хватит башку дербить. Человек от нас отдохнуть хочет. А мы все сутырим да сутырим.

– Ну, так пойдем. Вона и стемень уж подступает.

Василий достал из сумки сверток.

– Сало вот тут. Да колбасок малость. Подвесь на чердаке.

Валерий хотел возразить, но тут же подумал: провиант ему скоро пригодиться. Не исключено, что опять придется блудить. Он поблагодарил гостей. Провел их до гати. Вернувшись в дом, достал рюкзак и сложил туда все, что имелось. Еще раз проверил наган. Крутанул барабан, пощелкал взводом. Потом вставил патрон, проверил, чтобы он расположился напротив бойка и спрятал оружие в большой кармашек.

На другой день сходил в избу с грибами, снял одну вязанку, скрутил потуже. Дома уложил в рюкзак. Почему-то не хотелось ни с кем прощаться. Никто ничего знать не должен. Никто.

28.

Этот последний день Валерий в основном посвятил приготовлениям к побегу и нехитрым заготовкам. Завтракал и обедал у деда Сома. Припрятал незаметно несколько кусочков хлеба и пару картофелин. Помог старику и Лиде в работах по дому. Ждал удобный момент. И буквально перед ужином ему удалось осуществить задуманное. Лида ушла доить козу. Сом в сенях наскребал в миску меду. Валерий подошел к божнице. Он отлепил иглу от магнита и воткнул ее за отворот куртки. Тут же вернулся к столу и продолжил чистить картошку. Ему было стыдно. Даже эти мелкие кражи казались невыносимо противными, но он уверил себя, что когда-нибудь наймет вездеход, такой как у погибшего рыбака, разыщет эту деревню и привезет сюда кучу иголок, топоров пил и многое другое. Еще он почему-то решил, что в случае успешного побега и еще более успешного возвращения, нет, триумфального возвращения в Чарусы, обязательно заберет с собой Лиду. Зачем? Еще не решил, но это казалось правильным. Только бы выбраться из этих проклятых болот. А уж там…

Дома Валерий первым делом воткнул иглу в кусочек дубовой пробки и испытал свой самодельный компас. Он налил в миску воды и с замиранием сердца опустил поплавок на ее поверхность. Игла повернулась. С непререкаемой точностью она указывала направление: юг-север.

Утром, чуть только начало светать, Валерий покинул свою избушку. Он быстро вышел к болотам. Беспрестанно оглядываясь на остававшийся позади зеленый остров, стал удаляться во мхи. Туман в этот день стелился лишь рыхлыми мазками, и это казалось хорошим признаком. Прошел несколько сотен метров. Далее предстояло идти по компасу. Валерий достал кружку, с силой вдавил ее в мох, подождал, пока емкость наполнится водой… Игла повернулась, ее кончик указал на покинутую деревню. Теперь следовало определить ориентиры и идти вперед. Все казалось так просто и, не веря себе, не веря интуиции, он опять и опять налаживал компас, чтобы наметить дальнейший маршрут. Ему без особого труда удалось добраться до ближайшей трясины. Вот здесь компас временно стал бесполезен. «Ничего, – сказал себе Валерий, – трясина не бесконечна. Обогну ее и опять прямо. Я выйду на дорогу».

Только к вечеру ему удалось обойти зыбуны. Он увидел бескрайнее море мхов, кочек, чахлых криворослых березок и обрадовался им как родным. Набрав в кружку воды и сверив по компасу направление, Валерий ринулся вперед. Усталость не чувствовалась, но вскоре стало понятно, что ночевать придется в болоте и хорошо бы найти место повыше. Примерно через час, он действительно набрел на небольшой клочок твердой земли и принялся устраиваться на ночлег. Натаскал мху, наломал сухих палок, развел костер. С удовольствием поел сала с хлебом и очень довольный собой, вскоре уснул.

Ему приснился Николай. Они сидели за столом, ели мясо с картошкой и мирно беседовали. Разговор шел о профессоре.

– Да никакой он не генетик, – говорил Николай. – Такой же беглый, как и я. Хирургом он был. Косметологом. Жир у баб вырезал. И не выбрасывал, а собирал и относил домой. Потом теща вытапливала это сало в кастрюле и продавала на рынке. Как целебное барсучье. Втридорога.

Тут Валерий заметил, что за столом сидит и Прокофий. В военной форме чекиста. В руках топор.

– А ты, значит, шофер вездехода?

– Ну, да…

– А только что сказал – беглый.

– Так ведь я вездеход угнал. Если бы вернулся, как пить дать, посадили бы. Он же много тысяч стоит.

– Про двигатель внутреннего сгорания что-нибудь знаешь? – спросил Валерий.

– Знаю. Карбюратор, цилиндр, поршень…

– И это все?..

– Свеча зажигания.

– А зачем она нужна?

Николай сморщился.

– Забыл я. Раньше помнил, а теперь запамятовал.

– Забыл, зачем нужна свеча зажигания?

– Ну не шофер я, не шофер.

Теперь удивился Валерий. Прокофий был невозмутим.

– Угнал я этот вездеход. По пьянке. Водить его умел. Да у нас каждый мальчишка успешно освоил это дело. Геологи-то три года в нашей деревне жили. Мы с этих вездеходов не вылезали.

– Угнал? – Прокофий полюбовался на отточенное лезвие топора.

– Самогонки напился. Сначала девчонок катал, а когда назад ехал, зацепил кого-то. Испугался. Понял, что тюрьма светит. Выпил еще бутылку со страха, да и погнал. Всю ночь гнал. Пока бензин не кончился. Очнулся вот здесь.

– И сколько же ты проехал?

– Да откуда мне знать. На спидометр не смотрел, не до этого было. На сколько бензина хватило, столько и проехал. Если бак целый был, так километров двести, наверное, а может и триста.

– В деревне той с кем жил?

– С маманей. Отец в город уехал. Прижился там с кем-то и не вернулся.

– Скотину держали? Овец, свиней.

– И овец и свиней. И корову.

– А кот у вас был?

– Кот? – Допрашиваемый вдруг насторожился. Он тряхнул головой, и пряди волос упали на глаза. Но Валерий видел: сделано это не случайно. Николай наблюдал за ними из-под косм.

– Не было у нас кота.

– А мыши?

– И мышей не было.

– Как не было? Они у всех бывают. Особенно если нет кота.

– Ну, может, и были. Помню я, что ли все. Сколько лет прошло.

– Да как это про мышей можно забыть? – удивился Прокофий. – Они же такие вкусные, особенно с грибами.

– Вкусные? Что-то не помню я, чтобы мы мышей ели. Путаешь ты что-то. – Николай оттопырил губы, как будто пытаясь вспомнить.

– Нет, не деревенский ты парень. И говор у тебя не деревенский…

– «Каждый мальчишка успешно освоил это дело», – произнес Валерий, чеканя слова. – Ни один деревенский так не скажет…

– Вот-вот, – обрадовался поддержке Прокофий. – Да, парень. Не похож ты на шофера. Разговариваешь, как городской. Руки у тебя гладкие. Подозреваю, что тем хирургом был ты, а вовсе не Аркадий Аркадьевич и производство «барсучьего сала» наладил вовсе не он.

– Ерунда, какая, – шмыгнул носом Николай. – Я бы до такого вовек не додумался.

– Именем Сталина, признавайся! – прохрипел бывший чекист.

– В чем?!

– Кто ты?!

Валерий проснулся. Было еще совсем темно. Ноги мерзли, и он подпихнул к ним побольше сухого мха. «А ведь действительно говор у него не деревенский», – подумал и вновь задремал.

Утром на своем островке он обнаружил камень. Одна его сторона была покрыта зеленовато бурым мхом. Валерий перекусил, потом достал кружку. Принес немного воды. Опустил в нее компас. «Что это? Мох должен быть с северной стороны. А компас? Острие на север, ушко на юг. Но это неправильно! Получается, что направление, которое он считал югом, на самом деле… Но на севере нет дорог на сотни километров!». – Он обошел камень. Опять опустил компас в воду. Теперь стрелка повернулась наоборот, вернее так, как надо. Что за чертовщина? Валерий прошелся по острову. Все правильно. Опять вернулся к камню. Никаких аномалий. Он пошел вперед и даже не стал выливать воду из кружки. Так и шел, неся свой компас в руке. Стрелка больше не баловала. Примерно в полдень пошел дождь. Идти стало тяжелее, но к вечеру он опять набрел на островок суши. Обрадовался. Старое кострище. Значит люди уже где-то рядом. Во всяком случае, в пределах досягаемости. Еще один день и он выйдет на «материк». Но вдруг ему бросилась в глаза… куча мха. Обмирая от страха, повернулся и увидел в сторонке тот самый валун. Получается, он потратил целый день и пришел к месту, где ночевал вчера? Дрожащими руками Валерий достал из кармашка свой компас, опустил пробку в лужицу у камня. Игла качнулась влево, вправо и начала медленно вращаться…

«Боже, Боже», – в ужасе повторял Валерий, тупо глядя в лужу. Поплавок неожиданно поплыл в сторону, а в воде появилось лицо деда Сома.

– Иголку мою стырил! – скрипуче и грозно произнес дед. – Вот этого я тебе никогда не прощу.

Валерий хотел обернуться, но, кажется, его кто-то ударил по голове и он потерял сознание.

29.

Очнулся уже в деревне. В чьем-то дворе. Вокруг стояла толпа. Герасим и Прошка пинали его ногами. Сом бил палкой. Не больно. Палка была сухой и легкой, и деда это чрезвычайно сердило. Он аж синел, намахиваясь изо всей силы, а удара не получалось.

– Ногами бей, – посоветовал товарищу Прокофий.

Дед сопел, кряхтел, замахивался, но и ногами у него не получалось, – от своих замахов он сам чуть не падал.

В сторонке веселился Мисос. Дурачок был очень возбужден, и хотя сам не бил, но шумно радовался удачам других, комментируя каждый удар: «Эх!.. Да!.. О-хо!.. Так его!..».

Подскочила Пелагия.

– Не захотел меня, отверг, а ведь я старалась, – прошипела со злостью в ухо пленнику. – Теперь получай! – Она впилась в его губы зубами, прокусила их и слизнула брызнувшую кровь шершавым языком. Потом вцепилась в лицо ногтями, рванула вниз, срывая целые куски кожи.

– «Боже, как больно!», – уже в шоке подумал Валерий.

Пелагия отдернула руки. С ее пальцев капала кровь, с ногтей свисали полоски кожи. С довольным видом она осмотрела результат своего деяния и куда-то исчезла, отпихнутая очередным вершителем правосудия. Валерий вдруг понял, что его сейчас будут убивать. Он увидел заплаканное лицо Лиды. Ее гнали, кажется, даже пинали. Она побежала, а Мисос, кривляясь, догнал ее, шлепнул ногой по заду и так же кривляясь вернулся к команде победителей.

– Николай! – разбитыми в кровь губами позвал Валерий. – Спаси!..

Появилось лицо Николая искаженное злорадной мстительной гримасой. В руках он держал огромный хирургический скальпель. Почему-то отчетливо вспомнилось: точно такой ему приходилось однажды видеть. В морге. И еще где-то. Бывший водитель вездехода, а может быть несостоявшийся пластический хирург, склонился, спихнул с головы Валерия шапку, деловито примерился и четким профессиональным движением взмахнул два раза своим жутким инструментом. Подхватил окровавленные уши жертвы и радостно заржал:

– Холодец сварю!

Валерий еще увидел, как подошел профессор. Он отозвал Прокофия, что-то сказал ему деловито, показывая на жертву самосуда. Прокофий кивнул и Аркадий Аркадьевич передал ему чисто вымытую тряпицу.

Сом все-таки попал ногой в висок, и сознание померкло. Потом он услышал возню и снова открыл глаза. Приподнял голову, попытался сесть. Деревенские устали. Они уселись в сторонке, прямо на земле постелили холстину и устроили пикничок. Разложили закуску. Сом разлил что-то по кружкам. Все выпили. Возбуждение еще не утихло. Они поглядывали на полуживого Валерия и что-то радостно предвкушали.

– Василий опять не пришел, – сказал Прокофий. – Вот выродок!

– Ладно, пусть. У него поросят много, – хихикнул Сом. Он заметил, что Валерий смотрит на них, и вдруг сжалился. Налил в кружку из бутылки, подошел к беглецу.

– Мне? – удивился Валерий, заискивающе и умоляюще глядя деду в глаза.

– Выпей, легше будет, – приободрил Сом.

Валерий с трудом проглотил жидкость оказавшуюся крепким самогоном. Было уже понятно, что произойдет дальше, но почему-то ненависти не ощущалось. Наоборот, ему хотелось ненавидеть и презирать только себя. За глупость. За наивную самоуверенность. А ведь его предупреждали. И не раз. Ему добра желали. А он их всех подвел. А они… вот… даже самогона налили… Хорошие, гостеприимные люди… Сколько с ним нянчились…

И тут он увидел свой рюкзак. Совсем рядом. Сом отошел к компании. Там опять загалдели. Валерий развязал тесемки, достал наган. Хладнокровно вставил ствол в рот. Шум тут же затих – все смотрели на него. Такой неожиданный поворот событий показался собравшимся селянам странным, вернее им было всё равно. Они стояли, глупо улыбались, и только Прокофий выглядел озабоченным. Он быстро подскочил к Валерию и зашептал:

– Брось. Не трать патрон зря. Еще пригодится…

– Кому. Тебе? – прошамкал Валерий, не вынимая ствол изо рта. – Ты же и стрелять-то не умеешь. Ты же всего лишь колдун, Прохор.

– Я?

– Ты-ты…

Прокофий, казалось, растерялся. Он метнулся к толпе. Подхватил топор с холстины. Ринулся в сторону Валерия.

– Стой! – раздался грозный окрик. – Он сам должен согласится.

Прокофий замер. Все стали переглядываться и не понимали, что им делать дальше. Произошел какой-то сбой в их отлаженном годами ритуале. И вдруг Валерий увидел перед собой Мисоса. Местный дурачок незаметно подобрался поближе, смотрел настороженно и в тоже время со спокойной уверенностью в своих силах.

– Ты готов к смерти? – спросил он негромко, противно скалясь, и пуская по подбородку слюни.

– Да, – прохрипел Валерий.

– Принимаешь ли ты ее с радостью, как искупление?

– Нет!

Лицо Мисоса мгновенно преобразилось. Теперь это было не лицо деревенского дурачка, а морда зверя.

Валерий нажал на спусковой крючок. Боёк дрогнул, но не взвёлся.

– Силы нет? – посочувствовал Мисос. – И не будет…

Деревенские, тихо перешептываясь, собирались вокруг. Валерий сложил один на другой два больших пальца, надавил. Боек даже не приподнялся.

Мисос приблизил свое лицо вплотную. Оскалил зубы, брызнул слюной. Кончиками пальцев легонько толкнул свою жертву в лоб.

– Хватит, – сказал он. – Спи!..

Какая-то невыносимая лёгкость стала переполнять тело Валерия. Исчезло ощущение рук, исчезла боль. Еще чуть-чуть и от его сущности остался бы только слух, как тогда, когда к нему явилась та загадочная незнакомка. И вдруг Валерий отчетливо понял… Вот кто, а не Прошка является первопричиной всех здешних бед. Вот кто превратил деревню в колонию шизофреников. Как там было написано: «…и перестал он болеть и стареть. Но не нашел Митока в своем кощунстве радости, потому как лишил его Господь за эту дерзость головы». Возможно это не совсем точный перевод со старославянского. Не головы лишил, а разума!

– Митока! – прохрипел Валерий, не вынимая дуло изо рта.

Глаза Мисоса округлились. Рот захлопнулся. В его глазах вспыхнул какой-то бесовский огонь. Дикая боль и усталость вернулись к Валерию. И тут он заметил, как взводится боёк нагана. В последний миг ему удалось выдернуть изо рта дуло и резко повернуть его в лицо Мисоса. Сухо, но почти торжественно и очень внятно, словно кто-то поставил четкую точку, прогремел выстрел.