Текст книги "Затерянные в Чарусах (СИ)"

Автор книги: Владимир Бойков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

4.

В предбаннике было темно. Они разделись. Женщина толкала его в спину, направляя в нужную сторону.

– Пригнись только, а то низко очень. Голову ушибешь.

– Да как же тут мыться, – забормотал Валерий, – тьма кромешная.

– Сейчас свечку зажгу, – проговорила женщина. Она пошерудила чем-то в топке, подула на угли, поднесла к ним свечку. Кисть руки у нее была тонкая, изящная. Вспыхнул фитиль. Валерий дернулся от удивления, стукнулся головой о потолок.

– Низко тут, – посочувствовала хозяйка, прикрепляя свечку к деревянной колоде, – зато тепло и дров мало надо. В деревне лес не рубят, а издалека тяжело таскать.

Гость молчал, с изумлением рассматривая хозяйку – девушку лет шестнадцати-семнадцати.

– Мойся, – подбодрила его Лида, наливая воду в деревянное корыто. – Вот мыло.

Валерий ополоснулся и стал намыливать бока и руки. Замер, заметив, что мыло не мылится, а покрывает тело чем-то голубоватым.

– Что это? – изумился он.

– Да глина такая, хорошая глина. Не бойся. Ополоснешься и будешь чистым. Возьми мочалку. – Девушка протянула ему сплетенный замысловатым способом пук длинного слегка колючего мха. Гость озадаченно покачал головой. Лида натерла свою мочалку глиной и стала намыливаться.

– Лезь туда – попарься, погрей коленочки, – кивнула она в сторону полка.

Валерий стегал себя веником, а сам все посматривал на Лиду. Та не стеснялась, не отворачивалась. Фигурка у нее была складная, не по-деревенски стройная. И очень милое, просто волшебное личико.

– А теперь мне спину потри.

Он суетливо спрыгнул с полка, осторожно повел мочалкой по гладкой мокрой коже.

– Да сильней три, сильнее. Вот так! И попу.

Неожиданно он почувствовал, что возбуждается. Резко присел, прикрывая ногами свою неловкость.

– Что с тобой? – удивленно проговорила Лида. В ее глазах промелькнула тревога. – Живот кольнуло? Может, объелся?

– Да… Что-то такое…

– Помять надо. Давай-ка я. – Лида решительно приступила к делу. – Да распрямись, ты. Свернулся, как ежик – мне же неудобно. – Девушка потянула парня за ногу. – Ой! Что это? – Она отдернула руки. Ее рот раскрылся от удивления и интереса. Лида хлопнула кончиками пальцев по его вздыбившемуся … и засмеялась. Подняла глаза. – Ребеночка хочешь? – спросила с довольной ухмылкой.

Гость озадаченно покряхтел.

– Рано мне ребеночка еще. Дед Сом не велит. Вот через годик можно будет. Тогда… если захочешь… – Лида стала ополаскиваться. Набрала воды и для Валерия. Окатила его из корыта и опять щелкнула пальцами по непослушному зверю. – Ложись. Нельзя еще. Рано. Маленькая я, говорят тебе. – Лида погрозила пальчиком. – А ты, красивый… – Девушка пододвинулась поближе и стала всматриваться в лицо гостя. – А вот Николай мне не нравится. И уйти он, по-моему, хочет. С Мисосом шатается. С дурачком этим. Все бродят они по едмищам, бродят… наверное, дорогу ищут. И дед Сом и Прошка давно бы… – Лида вдруг спохватилась, прервала монолог, искоса глянула на изумленно слушающего Валерия. Погрузив руки в воду, начала переливать ее из ладошки в ладошку.

– Странная какая-то у вас деревня. Староверы вы, что ли?

Лида недоуменно поджала губки.

– Какие еще староверы?

– Ну, есть такие поселения, говорят. Люди там по своим порядкам живут. Не так, как все. Я не знаю тонкостей. Просто слышал что-то.

– Как это, не как все? Мы тут одни живем. Живем и живем. Хорошо живем. И не бывает других деревней.

– Не бывает? Да их тысячи, сотни тысяч…

– Замолчи, замолчи. Что ты врешь. Зачем? Все вы, приблудники, врете такое. И мама моя врала. Все говорила, говорила… вот и договорилась… ушла и пропала. Все кто уходят, пропадают…

Валерий оторопело посмотрел на Лиду. Ее лицо вдруг стало злым и неприятным. Она била ладонью по воде и чуть не плакала.

– Если других не бывает, так откуда же я взялся?

– Не знаю, откуда. И знать не хочу! Наверно, с другого света приблуждаетесь, или с неба падаете, но не надо врать, что за болотами другие деревни есть. Мисос их всю жизнь ищет, и ничего не нашел. И дороги никакой не нашел, потому что не бывает дорог в болотах.

– Да чего ты сердишься. Что я сказал такого страшного?

– А то! Кто про деревни выдумывает – все время уйти пытается, а потом… – Лида вывернула воду на пол. – Все, не хочу я мыться больше. Чистая уже. – Она задула свечку и вышла в предбанник. – Вот полотенце – вытрись. А завтра я одежду твою постираю. Грязная она, воняет противно. Я ее в травах замочу. Будет душистая…

5.

В избушке дед сразу начал присматриваться. То на Лиду взглянет, то на Валерия. Девушка запахнулась платком и ушла в уголок. Взяла спицы.

– Сердитая, что ли? – спросил Сом раздумчиво. – Спину ты ей потер?

– Потер, – буркнула из угла Лида.

– Небось, про деревни да города завирался? – догадался дед.

Валерий хотел ответить, но отмахнулся. Сел на лавку. Что взять с сумасшедших?..

– Уйду я завтра, – сказал он, – дорогу покажете?

– Да какую такую дорогу?! – Ни с того ни с сего разозлился дед. – Нету тут дороги. Кочки, дрягвы, мох, трясины с вадьями, кое-где камыши… Озерца встречаются, да вакорники – вот это все есть, а дорога – то сказки ваши, фантасии. Вы как с неба грохнитесь, так у вас, видать, разум вредится от удара. Мох хоть и мягкий, но с высоты, небось, больно получается. Отшибает малость умишко. Да, Лидусь?

– Ладно, – согласился Валерий, – направление мне покажете?

– Какое направление. Куда?

– Туда, где люди жи… в общем, на юг хотя бы.

– Какой такой юг?! Еще одна выдумка. Николай поначалу что-то про юг бормотал. Даже искать пытался. Такой швыдкий был. Пока в мочилище не угряз. Пока уши не обкромсали. Теперь сам удивляется, что искал, зачем искал. Я помоложе был – все болота в округе обходил, все Чарусы знаю, где какая забока проходит, где зыбень, где вадья прячется, а вот юг ни в одной стороне не видел. Что за место такое? Наверное, далеко очень, не бывали мы там…

– Видать не бывали, – вздохнул Валерий. – Это действительно не близко.

– Ой, парень, зря я видать размечтался. Не отдам я за тебя Лидку. А направление покажу. В Читовую. Там за Солохиными зыбунами, прямо перед Гнилыми Топями, островок притулился. Какие там подосиновики растут!.. Жирные, вкусные, что свиньи. К озеру Мореному – там рыбу ловить можно. В Сосновую Гриву направление покажу – деревья там хорошие, толстые, но далековато. А хочешь в Замошье – там ничего нет, одни трясины, но я покажу. Не жалко. А вообще-то, иди-ка ты куда хошь, что тебя направлять. Тебе ж юг надобен, а где он – не ведаю. Тока все одно назад возвернешься, а заблудишься, так мы тебя сами разыщем, а потом посоветуемся: может, жить отпустим, а может, и съедим…

Валерий, уже совсем не слушавший бормотание Сома, вздрогнул. Лида уронила спицы.

– Дед… хватит… ну что ты злишься? Хочет уйти, пусть уходит. Сам знаешь, что никуда он не денется. Вот только если утонет – жалко. И зачем пугать человека? Пусть идет. Пусть походит, пока не надоест. Он и до деревни нашей пока добрел, небось, дорогу искал. Или этот самый, как его – юг. А видишь, к нам пришел. Нету юга. Не нашел он его.

– А ну вас, – отмахнулся дед. – Спать буду. Что-то сомжа одолела. – Он полез на полати, с них на печку. Повозился там, покряхтел и затих.

– И ты ложись, – сказала Лида. – Давай-давай… вот одеяло. А завтра к Николаю пойдем. Может, он присоветует чего, а может, отговорит…

Гость забрался на кровать, вернее некое сооружение, настланное из жердей от печки и вдоль стены. Лида накрыла его одеялом, сделанным как будто из шкур, затушила лампаду и сама, отвернувшись, легла рядом.…

Валерий проснулся первым. На улице уже рассвело. Он приподнял голову и в призрачном свете, негусто сочившемся сквозь странные матовые окна, попытался рассмотреть небогатое убранство избушки. Грубый неструганый стол. Доски для него, по-видимому, вырубались топором из половинок бревен. Вдоль стен располагались лавки, изготовленные таким же примитивным способом. Полное отсутствие мебели (кроме сундука под полатями и полки с занавеской), да печь с набором ухватов и еще каких-то непонятных приспособлений. Убогое жилище… И электричества в нем нет. Хотя это как раз понятно. Кто через болота потянет линию к этим чудакам, но хотя бы керосиновыми лампами они могли бы обзавестись?

Лида пошевелилась. Валерий опустил голову на подушку и закрыл глаза. Кажется, ему удалось задремать, но вдруг послышались громкие крики птиц. Он перевернулся на спину. Потолок расплывался, словно в тумане, доски на нем то расширялись, то сужались, потом, вообще расползлись в стороны и сквозь образовавшиеся щели не совсем отчетливо, но вполне различимо стали просматриваться макушки окружавших избушку деревьев. Там в ветвях чем-то кормилась стая черных, похожих на ворон, птиц. Одна их них – та, что сидела пониже, – уставилась на Валерия. В ее клюве извивалась огромная мохнатая гусеница. Птица перелетела пониже и, вытянув шею, молча глядела на нежданного в их краях пришельца пустыми колдовскими глазами. Валерий показал ей язык. Птица вскрикнула. Взмахнув большими черными крыльями, резко взлетела, уронив свою добычу сквозь щель в потолке. Гусеница шлепнулась на одеяло, шустро поползла к ногам и, видимо обнаружив дырку, мгновенно скрылась в ней. Отчетливо чувствовалось, как тварь эта ползает по одежде, намереваясь проникнуть к телу. Она тыкалась в швы и пыталась прокусить ткань. Валерий вскрикнул и, отбросив одеяло, соскочил на пол. Стал прыгать, отряхиваться, стараясь сбросить гусеницу на пол, но та видимо где-то уже спряталась. Он сорвал рубашку, принялся расстегивать брюки…

– Пей! – Послышался чей-то далекий голос. Лида стояла перед ним, держа в руках туесок с красной жидкостью. Судорожно глотнув эту соленую дрянь, он опять начал трясти одежду.

– Не надо, – сказала Лида. – Перестань! Сейчас пройдет. Поспи еще, а я пойду козу подою.

Валерий забрался под одеяло и, к своему удивлению, тут же забылся… Когда открыл глаза, в горнице никого не было. Вспомнил свой бред. – «Приснилось, что ли? – Нервно поежился. – Прямо, как наяву».

6.

Дед Сом все еще похрапывал на печке. Во дворе негромко блеяла коза. Валерий сполз с полатей, подошел к окну и стал его рассматривать. Оно показалось очень странным. Без стекол. Затянуто какой-то полупрозрачной, похожей на грубую бумагу пленкой. Потрогал рукой. Прогибается, но вроде бы крепкая. В комнате был полумрак. И не удивительно при таких-то окнах. – «Пузырь», – вспомнил Валерий. Нечто подобное упоминалось в древней истории. – «Что же это за деревня такая, в которой нет стекол, и вместо них в рамы вставляют пузыри от животных?» Он подошел к божнице, всмотрелся. Опять бред какой-то… Вместо иконы – портрет Ленина, в грубой самодельной раме. Подивился, покачал головой. Глубоко вздохнул и почувствовал, что дышится тяжело и даже как-то неприятно. Решил выйти на улицу. На крыльце столкнулся с Лидой, которая держала в руках глиняный горшочек с густым пенистым молоком.

– Иди, попей, – позвала девушка.

Валерий вернулся в дом и уселся за стол. «Странные хозяева, но гостеприимные. Хорошо, хоть в шею не гонят».

Лида нарезала хлеб, пододвинула поближе.

– Не смотри так, – сказала она.

– Как?

– Пристально.

– Почему?

– Надеешься уйти, а смотришь, как будто хочешь остаться.

«Ишь ты», – подумал Валерий. Он глотнул молока, молча подивился его вкусу и сказал:

– Я не просто надеюсь, я уйду…

– Ну и не пялься тогда. Мне неприятно!

– Не буду, – буркнул Валерий. – Дед долго спать будет?

– Сколько захочет, столько и будет. Может сейчас встанет, а может на три дня заспится.

Валерий сделал удивленное лицо.

– А что, нельзя? Хочет, спит до обеда, хочет, до вечера. Не тебе здесь порядки устанавливать.

– Я не возражаю.

– Ешь, и пойдем к Николаю. Они с Мисосом только что мимо проходили. Шлялись где-то всю ночь.

– Дорогу искали?

– Это их дело.

Гость быстро проглотил молоко.

– Первый раз в жизни такое пробую, – сказал он.

– А разве другое бывает?

– Бывает.

– Хлеб вот ешь.

Валерий с трудом откусил от горбушки.

– Да, хлеб у вас явно не из магазина, – сказал он, рассматривая черный кусок.

– А у вас и такого нет.

– Зато у нас клюквы много. – Валерию не хотелось цапаться, и он решил перейти на шуточный тон.

– Какой клюквы?! – раздался с печи голос деда Сома. – Пришел чуть живой. Все растерял, пока мыкался. Клюкву-то в чем носил? В мешке? В ведерке? Али в корзине?

– Рюкзак был и сумка большая.

– Потерял, дурачина. Но жаль, что не в ведерке.

– Вам-то, что за дело до этого?

– Так самое насущее. Сумки твои мы найдем, конечно. Тоже ведь вещь судобная, но ведерко… это вам не долбушка деревянная. Да… Эх, какие у блудявых ведерки бывают! Чистое загляденье. Легкие и не текут никогда.

– Вы что, мои сумки себе заберете?

– Найдем – заберем, а что такого?..

– Так они же мои все-таки. Я их владелец.

– Ну, коль владелец – сам ищи.

– Вот и пойду. И найду.

– Иди-иди. Три года пройдет, пока найдешь. Сгниют они в болотах к тому времени. Найдет он их. Поди, ж ты… Расхохорился. Так зачем и терял тогда?

– Вас не спросил. Извините, пожалуйста.

– Мы-то, может, и извиним, мы к лесовикам терпимы покамест, а вот Прошке ежели поперек характеру засутыришь, то он тебе быстро лепоксацию устроит.

– Что-что… Откуда вы это слово знаете?

– Какое? Я ж много слов сказал вроде.

– Лепоксация.

– Откуда? Да оттуда. Услышал – запомнилось. Злое слово. Но сказано к месту. Иди-гуляй, коли дел путных не вволю.

Валерий вышел из горницы. Сени избушки соединялись с хлевом, в котором сыто похрюкивал поросенок. Гость заглянул через загородку. Поросенок поднял морду от корыта, внимательно и молча стал смотреть на непрошеного гостя. К боку поросенка прилепилась тряпица измазанная чем-то красным. Странно как-то прилепилась…

Лида толкнула Валерия в спину:

– Пойдем.

Миновав грядки с капустой, они сразу попали в лес. Потом пошли сплошные заросли рябины, в которых прятался еще один домишко.

– Здравствуй, Пелагиюшка, – поприветствовала Лида кого-то.

Валерий закрутил головой, но никого не увидел. Они сделали еще несколько шагов, и из высоченной травы высунулось морщинистое лицо, заулыбавшееся им навстречу.

– Здравствуй, доченька. Я тут козу привязываю. Глянь, какая нынче травка наросла. Летось такой не уродилось.

– А мы к Николаю. Человека нового привела познакомить.

Старуха подбежала поближе и стала осматривать Валерия близорукими глазами, да так тщательно, только что не обнюхала. В ее глазах промелькнуло восхищение и нездоровый личный интерес.

– Уйти он от нас хочет. Может, Николай что подскажет…

Интерес в глазах старухи погас. На лицо наползла гримаса, похожая на брезгливость.

– Спит Николай, – сухо заявила Пелагия. – Они с Мисосом в Вырубки ходили. Грибы сеяли. Сказал, умаялись сильно. До ужина будить не велел.

– Тогда мы пойдем?..

– Идите-идите…

Лида взяла Валерия за руку и повела от дома вглубь леса.

– Да и что он ему подскажет?! – вдруг закричала Пелагия им вслед. – Глупости что ли, какие? Сам он сто раз уходил, изуродовался весь, а дороги своей поганой так и не нашел. И Мисос не нашел, хотя всю жизнь искал. Чтобы уничтожить. Хотя, может, и нашел уже. Может, он ее и уничтожил давно, раз все пришлые про нее говорят, а никто не находит. – Пелагия засмеялась беззубым ртом, хлопнула себя по бокам и скрылась в траве.

– Ладно, – сказала Лида, когда они отошли подальше, – вечером в гости к ним сходишь. Сейчас пойдем к Прошке наведаемся, а потом я избы покажу, в которых жить можно. Здесь много пустых домов, но лучший – Ивана. Вот бы тебе в нем поселиться! И жернова в нем хорошие…

– Зачем нам идти к какому-то Прошке? – перебил Лиду Валерий. – И зачем нам какие-то дома осматривать?

– Так ведь все равно придется ко всем ходить, – принято у нас так, а Прошка тут рядом живет. Да и человек он такой – строгий – лучше сразу ему показаться, а то упаси бог, невзлюбит. Прошка он… – Лида запнулась, но тут же затараторила снова: – Дом профессора на холме, а где Мисос живет – не знаю. Может, и в лесу, а, может, в пустых домах ночует.

– У вас и профессор свой есть? – удивился Валерий. – Он тоже считает, что ваша деревня единственная в мире?

– Не знаю. Он появился, когда я совсем маленькая была. Хороший человек. Никогда никуда не уходил.

– Это, конечно, главное достоинство.

Лида не поняла намека. Она попыталась задуматься, но, не осилив ответ, опять принялась расхваливать свою деревню и всех, кто в ней обитает.

То немногое, что Валерию удалось услышать от встретившихся местных жителей, очень не нравилось ему. Вся эта недосказанность, двусмысленность – настораживали и он решил, что самое нужное сейчас – собрать побольше информации. Хотя что-то подсказывало – ту, которая ему нужна, он ни от кого не получит.

– А Прошка этот мне поможет? – спросил так, как бы на всякий случай.

– Нет, что ты! Он хоть и не коренной наш, но об уходе лучше не заикайся. Разозлится. Топором кинется. Грозиться будет. Но, если сделать вид, что останешься, тогда поросенка подарит. Будешь свой морс иметь.

– Что-то не хочется мне к этому Прошке идти.

– Тогда к профессору пойдем. Он умный. И добрый. И никогда никуда не уходит. Да и вообще по болотам не шляется. Он всех в шахматы учит играть. Я пробовала, но очень мудрено это, неинтересно.

– Нет, в шахматы я сейчас играть тоже не намерен. Как-нибудь потом. Если заблужусь и опять вернусь.

– Тогда давай дома посмотрим. Понравится какой – жить в нем будешь. Коли захочешь. Вот уйдешь ты, побродишь по болотам, юг свой поищешь, намаешься…

– Ну, хорошо, показывай. Это даже интересно.

Лида сразу повеселела. Она забежала вперед, развернулась к Валерию и пошла что-то говорить и говорить, вовремя поворачивая и нагибаясь под нависшими ветвями, – ни разу не оступившись, ни за что не зацепившись, ни обо что не стукнувшись.

– Вот дом, про который я говорила. Иван в нем поселился после того, как в деревню пришел. А случилось это очень давно, только Сом помнит, хотя сам был маленьким. И человеком Иван был хорошим. Добрым таким. И изба его хоть и старая, но не гнилая. Чуток, где подправить, и живи…

Они подошли к дому. Дверь плохо открывалась, зацепляясь за крыльцо. В горнице было чисто, ничего не валялось, на столе стояли глиняные горшки. Старая русская печь прикрыта заслонкой. Вдоль стен тянулись длинные лавки.

– Как тебе? – спросила Лида.

– Нравится, – покивал головой Валерий.

Лида обрадовалась, засуетилась. Показала погреб, сундук со шкурами, невероятной старины каменные жернова.

– Вот ценность великая. Будешь людям муку молоть – они тебе за это и мясо, и молоко, и соль принесут.

– Чего же вы эти жернова себе не заберете?

– Ты что! Разве можно такое… Жернова ведь из этого дома. Кто здесь живет – тот им и хозяин.

– А сейчас, где муку мелете?

– Да здесь же. Сюда приходим. Но это до тех пор, пока не живет тут никто.

– Иван, как я понимаю, умер. Почему же нельзя перенести жернова в другой дом?

– Вот недолугий! Жернова всегда в этом доме стояли. Ведь вещи – они не живые – они дому принадлежат. Вот человек – он душа подвижная. Человек то тут, то там: кто-то заболел, кто-то утонул, кто-то сам по себе помер…

– Интересная концепция. Возможно, что и не глупая. Я вижу, у вас ни замков здесь нет, ни засовов.

– Что за замки такие. Запоры, что ли?

– Ну, да…

– Это только пришлые запоры налаживают. Поначалу.

– Понятно.

– Пойдем в другой дом?

– Вообще-то мне и этот нравится. И жернова здесь все-таки ценные.

Лида прямо просияла.

– Я всем скажу, что теперь ты в доме Ивана живешь.

– Нет-нет. Не надо так быстро. Дай немного освоиться. И с Николаем я хотел бы поговорить сначала.

– Ну, осваивайся. Пойду я. – Она еще чуть-чуть попрыгала рядом, возможно надеясь, что ее остановят, но вскоре убежала.

7.

Новый хозяин дома присел на лавку. С силой сжал голову ладонями. – «Вот попал. Бредятина какая-то. Не верю я, что выхода нет. Не верю. Да и быть такого не может. Лгут они. Явно лгут». – Он встал и подошел к божнице. На доске, старательно подстраиваясь под манеру иконописи, кто-то неумелой рукой нарисовал изображение царя. В лампадке еще плескалась какая-то черная жидкость. За иконой лежало несколько серебряных полтинников и патрон от револьвера. Валерий осмотрел икону. Очень старинная доска. Портрет императора нарисован поверх ее настоящего образа. На обратной стороне по черному от копоти дереву были вырезаны имена. Первые на старославянском, последние: Степан, Антип, Прокоп, Прасковья, Иван. Надписи: Прокоп и Прасковья были сделаны одной рукой. – «Наверное, муж и жена», – подумал Валерий. Он поставил икону на место. Подошел к шкафу. В нем висел офицерский китель поручика с царскими наградами. В кармане револьвер. Офицерский самовзвод с пустым барабаном.

Пожалуй, стоило прогуляться. Заодно осмотреть окрестности.

Не спеша, Валерий брел по узкой тропе. На его пути встретилось еще несколько домов, совсем обветшалых. В одном, сквозь провалившуюся крышу, проросла береза. Во втором отсутствовали оконные рамы.

Валерий прошел мимо кустов калины, диких яблонь, невероятно высоченных лип, стоящих, словно в хороводе, по кругу. Дальше домов не было, но встретилось несколько огородов с капустой и маленькое поле заставленное скирдами соломы. Тропа раздваивалась. Немного подумав, решил свернуть направо. Вскоре дорожка привела к древней избушке в два окошка. Одно законопачено пуками сухой осоки, второе настоящее, если так можно сказать об окне с мутными пузырями вместо стекол.

Он подошел поближе, пытаясь разобраться: жилой этот дом или заброшенный. Сквозь ступени крылечка, срубленного из половинок бревен, вылезла трава. Кое-где на этих бревнах пророс лишайник. То, что он был не стоптан, подсказывало: дом, скорее всего, давно необитаем. Тем более, ни грядок поблизости, ни мусорной кучи – верного признака обитания русского человека. К двери подставлена старая чурка и больше никаких запоров. Валерий отодвинул чурбан и вошел в дом. Прошел по темным сеням, нащупывая дверь в горницу. В нос ударил едкий сладковатый запах. Но не противный – приятный. Вся комната была увешана вязанками сушеных грибов. Даже голова закружилась от их дурманящего аромата. Он тут же вышел наружу, поставил чурку на место и поспешил прочь. Ему стало бы невыносимо стыдно, застань его хозяин грибов в своем хранилище.

Теперь он пошел по левой тропе. Больше всего удивляла растительность. Здесь почти не встречалось берез и осин – вечных хозяев перелесков. Зато росло много рябин, калины, диких яблонь, крыжовника и черной смородины. Кое-где красовались огромные старые липы, да могучие дубы возвышались над лесом в гордом одиночестве. Было похоже, что основная часть местных деревьев не выросла тут сама по себе, а посажена заботливыми руками. На калине отсутствовали сухие ветки, которых всегда достаточно на кустах, выросших в лесу. Рябины, все в гроздьях красных ягод, стояли группами по три-четыре строго в пяти шагах друг от друга. Липы неведомый садовник высаживал кругами. Во всем чувствовался строгий порядок. Валерий попробовал несколько яблок. Кислятина. Впрочем, квас, которым его бывало угощали деревенские родственники, считался самым вкусным именно из таких плодов. В одном месте возле дубов Валерий заметил множество полусгнивших стволов, уложенных правильными рядами и сплошь покрытых уже засохшими ножками от осенних опят.

Явная непохожесть этой странной деревни на другие вызывала удивление. Раз уж судьба закинула его сюда в качестве следопыта, стоило исследовать окружающую местность поосновательней. Он был уверен, что где-нибудь обязательно выйдет на дорогу. Сделав еще с сотню шагов, Валерий чуть ли не с восторгом наткнулся на самый настоящий вездеход. Эта находка развеяла остатки его сомнений. Но, разглядев машину внимательнее, он сильно удивился. Гусеницы вездехода вросли в землю, стекла отсутствовали. Брезентовый тент практически истлел, от сидений остались лишь металлические каркасы. Да и остальные признаки указывали на то, что стоит эта железяка здесь никак не менее десяти лет. И все-таки… Вездеход – признак близкой цивилизации. Значит весь бред, который несла Лида по поводу того, что их деревня единственная в мире, являлся или чудачеством, или чем-то откровенно клиническим.

Валерий обошел находку и чуть не ввалился в огромную яму, на краю которой и стояла, чуть накренившись, эта когда-то мощная, а сейчас совершенно бесполезная машина. Но уходить отсюда все равно не хотелось. Словно одержимый, в радостном возбуждении, он продолжал ощупывать разные детали, крюки, защелки. Попробовал открыть и закрыть дверку кабины, заглянул под капот. Двигатель, карбюратор, свечи, распределитель зажигания – все было на месте. Как это объяснить? Радоваться или огорчаться? Видно было, что данный вездеход не просто списанный кусок металлолома. Списанную технику так не бросают. Ее курочат до последней гайки. Странности прибавлялись. Хотелось расспросить кого-нибудь о находке. И побыстрее…

Тропинка опять раздваивалась. Та, что свернула направо, привела к обжитому дому, вернее, целому комплексу построек. Тут были и хлев, и сарай, и навес для сена, и что-то похожее в представлении Валерия на амбар. В сторонке паслись две козы. Одно из животных – мальчик, мужик, козел, иначе говоря, представитель сильного пола, все время возбуждался. Он мелко тряс выскакивающим, как чертик из табакерки, невообразимо уродливым члеником и предпринимал бесконечные попытки овладеть самочкой. Та отскакивала. Мачо на секунду прятал свое орудие размножения, косился на неподатливую подругу, и все повторялось. С трудом оторвавшись от забавного зрелища, Валерий подошел к дому. Постучал в дверь. Крикнул: «Эй, есть кто дома?». В ответ – ни звука. Прошелся под окнами. И неожиданно почувствовал: на него смотрят, причем очень недобрым взглядом. Оглянулся на коз, нет, они занимались своим делом. Ощущение неприязни шло от дома. Его изучали, и он определенно кому-то не нравился. На миг показалось, будто к оконному пузырю прижалось чьё-то лицо.

Напрашиваться, а тем более входить в чужой дом без приглашения, не хотелось, и Валерий пошел назад. Не быстро, так, чтобы хозяин при желании смог окликнуть. Обернулся еще раз. За ним продолжали следить – на этот раз в щелочку чуть приоткрывшейся двери. Валерий помахал рукой, в ответ ему показали кулак, и щелочка исчезла. – «Ну и ну», – неудачливый гость обернулся к козам. Те стояли рядышком, очень пристально всматриваясь ему прямо в глаза. – «Бе-е-е», – сказала коза и как будто сморщилась. – «Бе-е-е», – ответил ее ухажер еще более неодобрительно.

Валерий удалялся от дома, часто оглядываясь. Козы смотрели ему вслед все так же внимательно и неравнодушно. Радость спасения из плена болот все отчетливее сменялась невесёлыми мыслями: «Что это за деревня такая? Прямо какая-то колония безумных. Одни утверждают, что из деревни нет дорог. Другие вообще не хотят разговаривать».