355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Борода » Звезды для командора (СИ) » Текст книги (страница 4)
Звезды для командора (СИ)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 14:24

Текст книги "Звезды для командора (СИ)"


Автор книги: Владимир Борода



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

сероглазая незнакомка изо всех сил потерла голову обеими руками, обнажив костлявую плоскую грудь и отбросив одеяло, попыталась сесть. Незнакомка оказалась незнакомцем... С первичными и вторичными признаками... На шее у него виднелось несколько свежих крупных следов страсти ночной...Всплеснув руками, незнакомец повалился назад с вскриком:

–А! Че ж это так жопа болит, а?!! Ты что же тварь, изнасиловал меня?!..

–Не помню. Ни чего не помню... ИI тебя вижу впервые. Может быть мы снимся друг другу, -

мягко предложил один из приемлемых вариантов Юрий в ответ на гневный взгляд и обвинение в страшном грехе.

–Снимся? Ну тварь, ну дает, отодрал не спрашивая фамилии и «снимся» говорит, -

от непонимания ситуации, и болезненного состояния, сероглазый незнакомец застонал и усевшись на матрас, закачался из стороны в сторону.

–Может и ни чего и не было, -

мягко предложил-предположил Юрий и погладил по худой, с выпирающими позвонками, спине, но незнакомец дернул плечиком, обиженный на весь белый свет и насильника. Делать было нечего, пришлось собираться. Одеваясь и стараясь не смотреть, а тем более не думать о возможных вариантах прошедшей ночи, что б самому не конфузится, Юрий спросил у возможной жертвы алкоголизации населения:

–Как ты, теперь?.. Может помочь чем-нибудь нужно?..

–Уйди гад, не до тебя, голова раскалывается...

Проходя крохотным коридором, заваленным разной дрянью, Юрий негромко спросил;

–А какой район?

–Левобережье...

Юрий открыл глаза и огляделся. Он лежал на комковатом матрасе, брошенном на пол в совершенно пустой комнате. Ободранные стены с остатками обоев были густо украшены кусками бумаги с какими-то подозрительными пятнами. Это были вырезанные из журналов и газет портреты членов Политбюро... На грязном и явно липком полу живописно располагалась куча одежды и шахматная доска. На доске были расставлены грязные стаканы с остатками чего-то мутного и непонятного по цвету. Юрой протянул руку, осторожно, стараясь не сделать себе больно, и взял один стакан. Алкоголем не пахло, пахло скисшим компотом. Бр-р-р... А под боком кто-то сопел. Юрий осторожно поставил стакан на пол и с опаской приподнял одеяло. И вгляделся в загадочный сумрак, совершенно не возбудивший его. А напротив – от вони чуть не вывернуло. Слава богу, вторичные и первичные признаки свидетельствовали – под одеялом лежала молодая, в меру истасканная советской жизнью, но все же женщина... С облегчением вздохнув и не пытаясь понять, что это было, с сероглазым незнакомцем – бред, сон или вчерашнее пробуждение, Юрий успокоился. Волосы незнакомки, правда, отсутствовали напрочь... Это действительно была незнакомка, так как Юрий ее видел впервые... В последнее время это для него стало нормой, он знакомился утром, некоторые обижались, но большинство относилось к этому философски...

Стараясь не расплескать боль и сдерживая пытающийся вырваться стон, дрожа всем телом и обливаясь холодным, противным потом, Юрий выбрался из под одеяла и чуть не упал, попытавшись справится с силой притяжения... Мутило изрядно, во рту отдавало какой-то химией, явно вчера пил не с гастронома... Жить не хотелось...

–Ты уже уходишь, Петя, -

сонно протянула незнакомка без волос.

–А... а, мне нужно на работу, -

пробормотал первое попавшееся Юрий, ни сколько не удивляясь на «Петю». Незнакомка потянулась всем телом и не открывая глаз, пробормотала, явно засыпая!

–Вечером приходи, меня не будет, Катька будет – подождешь...

Подпрыгивая на одной ноге, сдерживаясь от вскрика – в голове казалось перекатывался металлический треугольник с острыми углами и поминутно прилипая на грязном полу, Юрий кое-как оделся. И побрел к источнику... Пока не жизни, а воды. На кухне кран присутствовал, даже раковина находилась на месте, он уже допился до таких квартир, где отсутствовали не только ванна и раковина, но даже и унитаз. Если первые были чаще всего пропиты, то последний просто-напросто разбит.

Напившись и чуть не стошнив в раковину, Юрий старался не глядеть туда, в раковину... у-у-у... полную посуды и остатков... засыпанную пеплом почему-то... Пошатываясь и обтирая ободранные стены коридорчика малометражной квартиры, Юрий добрался до туалета. Не включая света, помочился в грязно-белеющую и дурно... у-у-у...пахнущую призывность унитаза... Стало намного легче... Но сразу холодный пот залил глаза и боль вернулась... Болело в голове, в желудке, болела печень... Дверь... Дверь была не заперта, в подъезде пахло, как на вокзале в уборной... М-м-м... Сердце сжалось и отпустило, еще и еще и еще, ноги дрожали, пот катился по лицу и спине, этаж оказался пятый... Уф... Сейчас только бы дойти до гастронома... Там спасение. .. только там...

Район оказался левобережье.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Район Левобережье был гордостью председателя горисполкома г. Омска товарища Демчука А.С. Стройные серые салатово-грязные и голубовато-линялые, как старое белье, девяти и двенадцати высотой, этажные коробки в три, пять и семь подъездов, шестнадцати этажные башни из крупноблочного бетона, стоящие ровными рядами на значительном расстоянии друг от друга, не могли не радовать глаз. Да, крупно-блочное строительство сильно решило проблему с жильем, товарищи!

А школы, школы!.. Огромные, светлые, огороженные невысокими заборчиками зеленого цвета, с географическими уголками и мастерскими для первоначального технического обучения подрастающей поросли... А детские сады!.. А детские ясли!!.. С железными, на века сваренными шефами из сэкономленного металла, в том числе и от ракет, но нам для детей ни чего не жалко! качели, огромные глобусы в виде меридиан и параллелей, туннели и всякой прочей ерунды, но столь любимой детьми... Переплетение труб, проката, полос и профиля!.. Если все это железо собрать в кучу, то целому прокатному стану хватит работы на целый месяц!!! Но как уже было сказано, товарищи, нам для детей ни чего не жалко!..

А гастроном, гастроном!.. Огромнейший, с двумя просторными залами, с блестящими прилавками и холодильниками!.. Правда полупустой, но это временная трудность после 1913 года и в ближайшем будущем...

Район Левобережный был гордостью председателя горисполкома товарища Демчука А.С. И проклятьем левобережцев...

Ровные ряды бетонных «хрущеб» с перепутанной нумерацией, между домов ветер гнал летом пыль и песок, зимою снег, летом и зимою, осенью и весною мусор из помоек, не вывозимых неделями, саженцы деревьев были тонкими, хулиганы вырывали их на дубье, выясняя отношения между собою и с прохожими... Большие взрослые деревья были уничтожены во время строительства.

Автобусные остановки представляли собою металлические скелеты с остатками остекления... Во всем районе не было ни одного работающего телефона-автомата, за исключением расположенного в коридоре пункта правопорядка, который охраны...

А детские ясли!!! С полуграмотными нянечками и грубыми воспитательницами, совершенно не следящими за детьми... Эпидемии, несчастные случаи, отравления были повседневностью в этих яслях...Детские сады были ни чем не лучше. Плюс хищения, дети приходили домой голодные, как будто с тяжелой физической работы, а на вопрос родителей – чем вас там кормят, норовили заплакать, но объяснить внятно не могли...

А школы!...Родители отпускали детей в шкоду со слезами, не зная – сами дети вернутся домой или за ними нужно будет отправляться в больницу...Хулиганы, насильники, распускающие руки учителя, разбитые фонари, ямы на тротуарах, падающие на головы фрамуги окон, оголенные провода, плохо вымытая посуда, некачественные продукты, дружинники, отличающиеся от хулиганов только лишь наличием повязок... И более ни чем...

Гулять своего ребенка на улицу мог отпустить только изверг или садист. На улицах было страшно...Может быть в далеком капиталистическом Гарлеме и страшней, но во-первых, нам от этого не легче, во-вторых, не верю! негров и бандитов из Гарлема избили бы здесь до полусмерти через полчаса. Дети, сходив в магазин за хлебом, возвращались с таким словарным запасом и жизненным отрицательным опытом, как будто вернулись по концу срока после десятилетнего заключения...

А квартиры, квартиры!.. С промерзающими зимой стеклами и углами, протекающими весной и осенью швами в бетонных потолках и стыках стен, перекошенными дверями и выпадающими оконными блоками, разбитыми унитазами и раскраденной сантехникой на момент новоселья... Люди переезжали на Левобережье лишь с милицией, насильно, шли как на муку, на каторгу, на смерть... Несколько домов, после заселения и огромного потока жалоб, были признаны условно-аварийными, шестой! комиссией, но выселить людей было уже не куда, так как прежние комнаты в коммунальных квартирах уже были заселены очередниками... Прождавшими лет по десять в общежитиях. Прежние, с тоской вспоминаемые коммуналки были брошенным раем... Новых же квартир не предвиделось до следующих советских праздников, когда вновь досрочно будут сданы дома. Но кто же даст гарантию, что эти самые новые квартиры будут не хуже, чем эти, условно-аварийные? Ни кто...

А гастроном., гастроном!.. Единственный на весь район, на все сто двадцать тысяч жителей!.. С пустыми прилавками, грубостью и вороватостью персонала, с «блатными», припрятыванием дефицита и прочими прелестями развитого социализма...То там, то там в гастрономе пробегали тараканы...Слава богу, хоть не крысы, крысы не живут там, где нет мяса.

По всему Левобережью были разбросаны многочисленные комендатуры, нет, не оккупантов, а «химиков», то есть условно осужденная с направлением на стройки народного хозяйства и условно-досрочно освобожденные, так же направленные на стройки того же хозяйства... И общежития, где они, «химики», проживали. Все это придавало дополнительный колорит и уголовно-романтическую тревожность в такую пресную повседневную жизнь... Ни кто не знал, возвращаясь с работы, что его ждет в родном, будь он проклят, районе... Обкраденная квартира, изнасилованная дочь, избитый или арестованный сын...А что ждет самого возвращающегося среди темноты джунглей и дикости первозданного мира, не ведомо даже богу.

Многочисленные стройки, переполненные «химиками», алкашами, люмпен-пролетариатами, тем самым которым нечего терять, окромя цепей...

Единственный на весь район кинотеатр с изрезанными и сломанными сиденьями, то и дело глохнущими динамиками и рвущейся лентой – Сапожник! Сука! Напился! Кино давай, блядь! Фильм, который посмотрел уже весь город, и больше ни одного культурного учреждения, не считая массы частных заведений, упоминаемых в уголовном кодексе в статье о притонах... Левобережье было проклятьем...

К тому же, как будто не желая общаться с жителями многострадального района, остальной город Омск, расположенный всего лишь через сто метров реки Иртыш, имел мост далеко-далеко в объезд, через поля. Близок локоть да не укусишь, жители Левобережья видели летом зелень через реку, а зимой яркие радостные огни театров и бульваров города...

Автобус же трясся полтора часа, то и дело норовя если не сломаться или загореться, или застрять в осенне-весенней грязи, или влететь колесом в яму, выкопанную по случаю ремонта досрочно пущенной газовой магистрали... Левобережье было мукой, горожан.

Район был построен досрочно, с огромнейшим опережением всех графиков и всех сроков, имеется ввиду жилые (относительно) дома, а многие и многие службы и инфраструктуры не успевали выбивать в стране тотального планирования средства на вновь возникающие подразделения, а потому изворачивались, как могли. Пожарники пообещали поставить депо в следующей пятилетке, а сейчас приезжали тушить из других районов города, направляемые диспетчерской службой... Если конечно не было работы в собственном районе. Все это и многое, многое, многое другое не способствовало быстрому реагированию на возгораемость и... Правильно, на Левобережье пожары затухали чаще всего сами собой, когда все, что могло гореть, уже сгорало. А горело часто, так как пользоваться газовыми плитами и электроприборами случалось чаще всего в пьяном состоянии да и просто неумело ими пользовались. Большая часть жителей Левобережья была коренной – раньше здесь была деревня и рабочий поселок мясокомбината. Вот их то и переселили в «хруще бы» с газовыми плитами.

Скорая помощь, проносясь, если так можно выразится, по ухабам и рытвинам мимо бесконечно огромного недостроенного больничного комплекса, в котором, когда его достроят, будет лечится одновременно двенадцать тысяч человек, не успевали к больным и раненым, и те мирно умирали... Правда, иногда раздосадованные родственники умерших били медперсонал «скорых», но...Но это только в связи с низкой культурой.

Но тяжелее всех было милиции. Собранные с бору по сосенке, какой же начальник отдаст в новое место хорошего работника, на тебе боже, что нам негоже, вечно пьяные, с еще низкой культурой, чем у обслуживаемого ими населения, оборванные, располагаясь в сыром полуподвале шестнадцатиэтажки, с мизерной зарплатой... Они, эти так называемые работники правоохранительной службы, были грозой, нет, не хулиганов и уголовников, а мирных граждан, по недомыслию своему вышедших на улицы родного района... Даже совершенно трезвые граждане, пошедшие за молоком в наивной уверенности купить его, могли пасть на поле неравной брани и угодить в плен-вытрезвитель, так как план был огромен и жесток. А выполнить его на нищих алкашах или уголовниках, ни где не работающих, но имеющих справки о якобы инвалидности, следствие советских лагерей, невозможно. Остаются граждане, исправно посещающие работу, получающие зарплату и выходящие из дома за молоком. А еще учтите к плану по медвытрезвителю, высокую преступность, которую нужно раскрывать и быстро, иначе не получишь премии, условия жилищные начальство не улучшит, и жизнь будет полна мрака...

Ну а попробуй раскрыть преступление, если уголовники все битые-перебитые, и законы знают лучше тебя, и даже лучше адвоката. Конечно, знание законов ни сколько не помешает грянуть возмездию, но... Есть такая вредная организация, как прокуратура, сует свой длинный нос куда не следует и хоть ворон ворону глаз не выклюнет но если ворону предстоит повышение по службе и требуется показатель работы, а тут жалоба, аргументированная... А главное – с указанием, мол гражданин прокурор по надзору, в момент совершения вешаемого на меня преступления, находился я там-то и ни какого отношения к данному деянию не имею, лошадь не моя и я не я... Вот и борись после этого с преступностью, но бороться надо и если ночью убили кого-нибудь, а в вытрезвитель попал работяга, да еще ни чего не помнящий из прошедшей ночи, то почему бы не соединить два таких различных, на первый взгляд, события, в одно целое?.. Ведь пьянство есть рассадник преступности, и где гарантия, что работяга этот если и еще не убил ни кого, то не убьет в следующий раз? Ни какой гарантии нет. Преступление раскрыто, премия пропита, начальство радуется, ну а преступник все равно когда-нибудь попадется, такова диалектика, в нашей стране неотвратимость наказания является чегой-то там камнем...

Девочку изнасиловали, сколько лет шалаве? четырнадцать, а что это она на пустыре вечером делала, а в комнате детской в милиции она не состоит на учете? Нет? Странно... да ладно, ну-ка Вася, погляди, кто там у нас есть из наличного состава в «обезьянике... А, Кешка, за шапку, бздливый такой, давай его сюда, ты че паскуда, девку не пользованную испортил?! А?! Че значит не ты, че значит, что ты вторые сутки тут паришься, кому какая разница, сколько ты здесь, да ты сука и не на такое способен, Вася, друг, вдарь ему валенком... А в валенке гиря-гантеля. Следов нет, а ощутимо... Пиши Кеша подробно и не всхлипывай, вот тебе сигарета, пиши, как девку отодрал, подробности мы тебе подскажем, заучи их, следователь собака интересоваться будет, не подведи нас, голубь, а не то кроме валенка у нас и другое припасено, да и бабка есть мертвая, с надругательствами, а это, милок, на «вышку» тянет...

Тяжко работать милиции в новых районах. Особенно если район этот – Левобережье. А все потому, что население Левобережья процентов на шестьдесят состоит из спецконтингента. Работяги с уголовным прошлым в различнейших шарашках и конторах, не имеющие собственной строительной базы, семьи многодетные, где глава семьи пьет да детей стругает; ну и родственники периодически изолируемых от общества, так как глава семьи вместо того чтоб в передовиках ходить, за «колючкой» задарма здоровье гробит... Не принося пользы государству любимому. Ну еще есть в гуманном советском государстве группа населения, которой положена отдельная жилплощадь. «Хроники», то есть хронические больные, а значит и туберкулезники. А где в нашей стране туберкулезом заболеть можно, об этом даже дети знают и поют:

...Туберкулез и снова лагеря...

Весь этот контингент, этот букет, этот изысканный коктейль и составлял значительную часть населения Левобережья. И ни какой ошибки нет – ранее названные жители деревни и рабочего поселка, и этот контингент – это и есть одно и тоже.

Тяжко работать милиции в новых районах. Ох тяжко... Люди друг друга не знают, дворовые коллективы разрушены, понятие стыд уничтожены десятилетиями советской власти...

Тяжко работать милиции. Руки трясутся, во рту сухо, голова раскалывается, зарплата мизерная, жилье – в однокомнатной квартире сам, жена, трое детей, теща-сука и вечно живой дед... А преступников тьма. Весь район Левобережье был заселен подонками. Весь!..

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Леонид Потапов имел личного врага. Он его ненавидел изо всех душевных сил. Его враг был умен, хитер, ловок, силен и резок до не могу. Его враг был опер. Нет, Леонид Потапов, Ленчик, как его называли друзья, не был уголовником» Он сам был милиционером, ментом, мусорилой, мусором, лягашом и так далее, как метко и любовно прозвал народ своих защитников. Ну может быть прозвал и не народ, а уголовная мразь, но весь остальной народ с огромным удовольствием пользовался в речи этими многочисленными синонимами. Более того – Ленчик сам был опер... А его врага звали Лев Гуров, это был опер из книжки и фильма «Гонки по вертикали». Началось все эта недавно, но сразу. Начальство Ленчика тоже видело этот фильм и читало эту книгу, и пришедши на работу в милицию, в уголовный розыск по партийному призыву с другой работы, куда так же пришло с другой и так далее, так вот, начальство это, судило о работе Леонида Потапова, начальника оперативной груша по тяжелым преступлениям Омского уголовного розыска, по этому пидарасу... По этой мерзости... По... у Ленчика не было слов.

На всех оперативках и совещаниях, разбирая то, в чем оно, начальство, совершенно не петрит, кололо в глаза, тыкало в нос и ставило в пример этого выдуманного, высосанного не из пальца, а прямо из члена, жопу эту, а не опера, Льва Гурова. Ленчик скрипел зубами, но молчал – с начальством не поспоришь, особенно с пришедшим по партийному призыву.

И только с лучшими друзьями детства, карманником Яшей Фишерманом и детским врачом Ваней Кустовым, он отводил душу и высказывал вслух все то, что он думает об этой жопе:

–Опер! Опер!! Начальство спрашивает – почему?..

Леонид переходит на писклявый голос начальства.

–Почему не поддерживаете контакт с населением, как Лев Гуров? А с кем поддерживать? А?! Прихожу, звоню. Открывают. Морда заспанная и опухшая от бормотухи. Сую корочки в нос, а в ответ...

Леонид вновь мастерски меняет голос на гундосность бухарика:

–А че, я ни че, ни че не видел, не слышал, моя хата с краю,, я ни чего не знаю... Это в кино хорошо, позвонил и сразу тебе, мол преступник выглядел так вот, а побежал туда, да кстати, он тут паспорт оставил и отпечатки пальцев!.. Тьфу, суки!..

–Да не бери в голову, Ленчик, -

басит маленький Яша и шмыгает вечно простуженным носом приличных размеров, за который и был прозван уголовной братвой «Чайником». И добавляет.

–Ванька, не сиди сиднем, просидни будут, наливай!..

Ваня мило и тихо улыбается, наливает «Столичную», кто-то доктора одарил дефицитом, по рюмкам, друзья детства опрокидывают по очередной. И долго-долго сидят молча, внимая водке – куда пошла, туда ли пошла, правильно ли пошла...А руки сами собой натыкают вилкой огурцы, куски селедки, грибочки, ломают хлеб...Сидят друзья на кухне, как всегда и как привычно, и как всегда у Яши. Жена его Ленка, баба хозяйственная и незлобная, знает, что посидят друзья мирно и спокойно, добавлять после двух бутылок не будут, да и разойдутся себе спокойно. Тем более не шпана какая-нибудь, а друзья детства и в люди вышли – один врач детский, а у Яши с Ленкой двойня– девчонки, всегда врач пригодится, другой майор милиции, хотя и не будет отмазывать, если не дай бог Яша залетит, Ленчик не такой, но все же... Одним словом – приличные люди. Да и друзьям тут привычно и все знакомо, двойняшки в комнате играют, Ленка в ванной стирается, а тут на кухне...

–Слышь, Ванька, Яша, ну че за херня – говорит мне этот мудак, мол жалуются задержанные на вашу грубость. Я в ответ – а он вам, товарищ полковник, не рассказал случайно, что у него в руке было, когда я ему нагрубил? А это не существенно, вы должны соблюдать социалистическую законность, вот например у Льва Гурова...

Ленчик страшно скрипит зубами, мотает головой и рвет на груди рубаху. Пуговица отлетает, Ваня провожает ее взглядом добрых глаз из-под толстых стекол очков, пуговица закатывается под стол, теперь ее не найдешь, Яша машет рукой, дескать хер с ней, с пуговицей и с начальством, обхватывает плечи Ленчика и вновь басит:

–Да ну ее в жопу, пуговицу эту, и мудака этого, с фильма, расскажи лучше, Ленчик как ты ездил в колхоз, подшефный, картошку копать и воров выслеживать...

И подмигивает расклеившемуся оперу, другу детства. Тот воровато оглядывается на коридор, ведущий в комнату и в ванную, и начинает в который раз рассказывать:

–Приезжаем ребята в колхоз, а доярки не...

–Дояны! -

несерьезно вставляет, как всегда, Яша и все громко хохочут, заливисто, во весь голос.

–Опять о бабах начали, ну жеребцы стоялые, -

не зло ворчит Ленка, перестирывая колготки двойняшек и трусы мужа-карманника. У всех муж как муж, а мне повезло, счастья полные штаны, вора имею в мужьях... Надо же, тридцать восемь лет прожил и не разу в тюрьме не был, как будто в младенчестве говна вволю наелся...О, дыра, снова разорвались колготки, не напасешься на них, как на огне горит, один треск стоит, а вскоре весна, пальто снова надо, в старые уже не влезут, снова надо просить Яшку... Лена и жалела обкраденных, хотя Яша заявлял, что работяг не обкрадывает, но ведь она не дура, начальство на машинах ездит, его не обкрадешь, но что поделаешь, пальто девахам надо, двенадцать лет уже невестам, большие... О ржут, ну жеребцы...

–Ну я конечно достаю из широких штанин, а она меня и спрашивает...-Ленчик не может докончить всем давно знакомый рассказ, так как давится от смеха, а сам знаками показывает, мол он вот так вот достал свое хозяйство, а она, доярка-дура и...

–Ну, по последней, на посошок, -

отирая слезы и под одобрительным взглядам Яши, Ваня разливает остатки водки, стараясь, что б Ленчику досталось поменьше и ему удается это, как всегда, мастерски.

–А, хорошо посидели, а! Хорошо...

Яша любовно оглядывает друзей, на его смуглом лице с огромным носом написано любовь и сожаление, все хорошее всегда когда-нибудь кончается.

–Хорошо посидели. пора, невесты уже спать легли, да и Ленке завтра рано, она у меня в первую на этой недели...

Толкаясь и стараясь не шуметь, а по правде говоря еще больше шумя, Ленчик и Ваня начинают одеваться в узком коридоре, поминутно целуя Яшу и вышедшую проводить уже заспанную Ленку в щеки и куда попадя. Наконец-то с прощанием покончено, друзья вывалили на площадку и тихо-тихо, двенадцатый час ночи, тонкие стены, злые соседи, в последний раз трясли друг другу руки и трепали по плечам. Ленчик, сильно притянув к себе Яшу, прошептал ему на ухо, дыша водкой и грибами с укропом:

–Следующей неделе поотдыхай, дружище...

Яша понятливо прищурил лукавые глаза с невыраженной тоской всего народа, ярким представителем которого он был и благодарно басит:

–Понял, понял, не пальцем деланный, спасибочки...

Ваня широко разводит руками, обняв обоих, так как был толст и высок, а руки имел аж с запасом и в свою очередь ворчит:

–Ну хватит шептаться, Штирлицы нашлись... Пошли Ленчик, Яшке еще на Ленке ночную отрабатывать...

Под басистый хохот забывшего о соседях Яши, друзья спускались с пятого, последнего этажа, дом без лифта, в подъезде пахло сырой картошкой и еще какой-то дрянью, Ваня ворчал под нос, как всегда разговорившись напоследок:

–Хорошо посидели и про колхоз хоть уже и надоело, но смешно ты рассказываешь... Если с работы выгонят, Райкина за пояс заткнешь, только цензура поправит...

Совершенно трезвым голосом, как будто и не пил, Ленчик ответил:

–Цензура, Райкин, что за говно, Яшку проглядели, в тюрягу сядет, кто невест кормить будет?..

–Не сядет, ты шепнешь, когда выходить лишний раз нельзя на промысел, я подкину гостинцев из подарков благодарных родителей вылеченных детей, так и проживет Яша. Что поделаешь, друг он нам, поздно его перевоспитывать, по тридцать восемь нам, старые уже, это ты у нас, и с Танькой все хорошо, и с доярками...

Ленчик похохатывал, тыкал Ваню в бок, а в голове с водкой бродило – как же это мы Яшку проглядели, вместе росли, вот тебе и на...

–Да не хмурься, не хмурься, Яша сам с головой, до сих пор дожил без тюрьмы и дальше проживет без нее. Ты вот что лучше скажи – начальство твое как на эту дружбу смотрит, все волком?..

–А ты че, не знаешь?.. Раз в месяц пишут бляди, без подписи, я объяснительную катаю, от дружбы отрекаюсь, от Яшки, блядь я и сука конченная, на нож меня, стерву, падлу в натуре...

–Ну-ну, -

Ваня гладил по голове, как ребенка, Ленчика и утирал крупные слезы.

–Ну-ну, не бери в голову, и я, и Яков знаем – от дружбы не отрекаешься, с волками жить, по волчьи выть...Тебя подвезти?

Друзья наконец-то вывалились из вонючего подъезда, от холодины перехватывает дыхание и выбивает слезы. Где-то в вышине поблескивали еле видимые звезды, луна светила в полнакала, сильно воняло индустрией.

–Да ну в жопу твои «Жигули», я лучше пешком, тут не далеко...

–Смотри, нарвешься, -

Ваня неторопливо усаживался в красные «Жигули» и заводил мотор, Ленчик громко и сильно хлопнул дверцей – пошел, и махнул вслед рукой.

Оставшись один, среди морозных улиц, уставленных кирпичными домами в окружении голых, со снежными макушками, деревьев и чуть теплящихся фонарей, Ленчик, а теперь Леонид Потапов, совершенно трезвым взглядом ощупывал пустынные окрестности и удовлетворенный увиденным, отправился восвояси, громко скрипя снегом и выдыхая клубы пара, как паровоз. Его крепкая, широкоплечая фигура среднего роста довольно таки вызывающе выглядела среди пустынных улиц. Серое зимнее пальто в крупный рубчик, кроличья шапка, полусапожки всемирно известной фирмы «Скороход» придавали ему загадочность и неповторимость... Но это только так хотелось иногда Ленчику , под хорошее настроение. Но вообще-то его совершенно устраивала собственная ни чем не примечательная внешность, его не выделяющийся из толпы прикид, как говорит братва, клиенты его конторы...

Это умение быть незаметным и еще многое другое и разное, помогло Леониду Потапову стать одним из самых известных среди омской милиции и омских уголовников опером, его легендарное умение расколоть хоть трактор и прижать смазанного маслом угря к углу, привести в «контору» со своими помощниками ребят, работающих по громкому, не было для Ленчика ни чего не возможного. И начальство смотрело сквозь пальцы и на дружбу с карманником Чайником, и на жалобы некоторых задержанных, и на личную жизнь, очень и очень обширную, начальника оперативной группы.

Все бы было хорошо б, все бы было б прекрасно, но один червь грыз и точил Леонида Потапова, не давал ему покою и спокойной жизни. Это был тайный червь и даже близкие друзья, Яша и Ваня, не знали об нем, об этой страсти опера...Тем более жена... Что жена – получку бы приносил двадцатого, налево не сильно б ударял, а Ленчик это дело любил и уважал, и у него оно получалось отменно, с сыном бы гулял хоть изредка, что еще жене советской, от него, от опера надо?..Ни чего.

Леонид Потапов любил разглядывать звезды... Звезды.... Опер и звезды, расскажи кому, ни кто не поверит, смеяться будут до посинения. Одно время Леня даже хотел телескоп купить, даже придумал, как не сильно нарушая закон, деньги на это сделать...Но куда его спрячешь? Не куда спрятать телескоп, вот и остается Лене ночью не спеша идти и задрав голову, звезды разглядывать... И фантазировать...Какая там жизнь, на этих звездах... Хорошая жизнь, без шпаны, капитализма и начальства...Каждый ходит и живет сам себе, и звезды разглядывает, может сейчас какой-нибудь звездочанин его рассматривает в телескоп, ну не его, а Землю, а лучше звездочанка...

За этими сладкими фантазиями Ленчик и не заметил, как дошел до родного подъезда, где так же пахло сырой картошкой, да еще в добавок и мочой, а в квартире его ждала не загадочная звездочанка, а жена Танька, давно известная... И порядком надоевшая. А завтра вновь на службу, покой нам только снится...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

Утро началось, как всегда паскудно. Юрий Иванович Безухов, известный в около-магазинных кругах по кличке Юрий-Граф, брел на подгибающихся ногах к источнику жизни – гастроному; Леонид Потапов трясся в общественном транспорте – троллейбусе, по пути к месту работы, а генерал-лейтенант милиции товарищ Сальников тупо разглядывал лопающийся от злости телефон. Хотелось разбить телефон об голову подследственного, но рядом находилась только любима жена, черти б ее забрали... Выпростав из-под ватного стеганного одеяла толстую волосатую руку, в страхе держащею все омское управление внутренних дел, грозный генерал поднял трубку.

–Товарищ генерал! ЧП! Страшное ЧП!!!

–Побег массовый из колонии малолеток? -

товарищ Сальников с трудом нашел силы съиронизировать, так как после вчерашнего ни ругаться, ни распекать дежурного по Управлению не было сил.

–Да разве бы я из-за такой ерунды позволил бы себе будить Вас, товарищ генерал-лейтенант! -

время было полдевятого, весь рабочий Омск уже добивал второй час пахотьбы, с вожделением ожидая часа открытия вино-водочно-жизненно необходимых точек досуга трудящихся.

–...Да ни в жисть! ЧП государственного масштаба! Пропал космонавт...

Подъезжая к зданию Управления (делимое пополам с КГБ), генерал уже был посвящен в подробности страшного происшествия. Летчик-космонавт, майор Заикин, срочно разыскивался командованием из Москвы, был требуем назад немедленно, а сам же не ночевал в гостинице...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю