Текст книги "Альфа Центавра (СИ)"

Автор книги: Владимир Буров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава 16

Но пока что место было занято. Какая-то девушка уже не в первый, кажется, раз вмешалась в ход непрерывного действия. Она разнимала Леву Задова и Парика, который хотя и был пьяным, но раз за разом бросал и бросал толстопузого судью, а Щепка сидела в кресле и читала своего Шекспира, которого принес ей Дэн, а секундант этого Белого угла Сонька пыталась ей мешать, дождалась:

– Шекспир пошел по назначению. – И именно в голову Соньке. Именно В, имеется в виду, торцом толстого тома. Наблюдавший эту схватку литературы и приставания в надежде неизвестно на что Одиссей предсказал:

– Это может быть очередной схваткой.

– Вряд ли, – сказал Нази. – Там, видите, и так уже очередь.

– Я и говорю, что эти на очереди, – ответил остроумный Оди. А Сонька, между прочим, подошла к судейскому столу и сказала с заплаканными глазами:

– Так можно делать?

– Как? – спросила Агафья.

– Ну, она же ж избила меня Шекспиром.

– Если без мата, то у нас нет такой статьи, чтобы ее снимать с соревнований.

– А это очень хорошо, потому что я прошу записать меня в очередь на эту неблагодарную Инопланетянку.

– Вы уверены, что она с Альфы?

– Вот и проверим, – ответила Сонька, и пошла назад, на свое место у ринга, но Щепки там уже не было. Пархоменко избил Леву Задова и принялся за Нина по кличке Фрей.

Секундантом у Фрея была Ника с недоломанной рукой, а у Пахоменко избитый до полусмерти Задов. И Сонька сказала:

– Тогда я буду судьей. Амер-Нази посмотрел на своих судей, и они кивнули. Хотя разве так можно делать? И эту мысль как раз подтвердила девушка, которая до этого разнимала Леву и Парика.

– Я буду судьей, – сказала она, или пожалуйста, бой.

– Это не чемпионат самой Альфы Центавра, – сказал один из судей за столом, – у нас только один ринг.

– Я могу и без ринга. Соньке показалось, что она где-то видела эту торфушку. Она не стала даже просить перчатки, а так, как раньше в городе Ландоне:

– Намотав на костяшки пальцев манжет спортивного свитера, ударила ее в лоб. – Но лоб, как известно, самая твердая часть тела, если бить в него практически голой лапой. – Фекла, как звали эту достойную леди, была уже женой одного из присутствующих здесь джентльменов. Сонька Золотая Ручка открыла рот, но после удара – нет, не забыла, что хотела сказать, а просто на-просто вообще всё забыла.

Кроме одного:

– Так не делается. – Но поздно ее положили рядом с другими выбывшими из соревнований бойцами. Как-то:

– Колчак, Василий Иванович, Лева Задов, Ника Ович, Щепка, которую я даже не видел, кто бил, и били ли вообще, но она тоже сидела на полу и пила переваренный, как она сказала, кофе, с тремя пирожными сразу, а именно:

– Откусила понемножку от каждого, чтобы никто не украл. – Ибо, если уж бьют просто так ни за что, то съесть пирожные им не принадлежащие для них вообще ничего не стоит.

– Как угорели, – добавила она вслух, впрочем без эмоций, ибо не на кого было злится: она не помнила, кого так и не добила, и более того, против кого выходила на ринг. Надо бы спросить у подруги Кали, но та была где-то далеко в зале.

– А если я не помню ряд и номер места, где мы сидели, то значит кто-то меня ударил. – Вспомнить бы кто. Фрай и Пархоменко запротестовали, что их будет судить какая-то Фекла. А она уже дала отмашку:

– Дзю До.

– А мы умеем? – спросил Парик.

– Я да, а ты – не знаю, – ответил Фрай, и тут же провел бросок Через Бедро с Захватом, ну, прием простой, если вам разрешают повернуться к избе, так сказать, задом.

– Нет, я против, чтобы обыкновенная баба меня судила, – сказал Пархоменко, – ибо я пришел не только того, а для другого, а именно, для бокса.

– Ну, тогда получи, – сказала Фекла, и хотела опять ударить в лоб, но рука дала знать:

– Очень больно. – Фекла, которую на самом деле звали О – Ольга, пожалела свою вторую руку, и провела Пархоменко Дэмет – удар в падении ногой по пяткам противника.

– Судья, – сказала, подползая поближе с кофе и пирожными Щепка, – почему судьи бьют подозреваемых?

– В чем подозреваемых? – не понял Нази.

– Подозреваемых в стремлении к правде, естественно.

– Дай попробовать пирожного, – попросил Нази, – а то у меня мало глюкозы осталось в мозгу, не могу понять ваших претензий.

– Иди сюда.

– Боюсь.

– Почему?

– Такая, как ты может и ударить ни за что.

– Да ладно.

– Точно. Амер-Нази встал и прикоснулся к одному, последнему оставшемуся, но все равно откушенном уже пирожному.

– Бери, бери, – и когда он съел иво, улыбнулась.

– Что?

– Ничего, кофе, пожалуйста.

– Это последнее?

– Ничего, ничего страшного, я заварю еще, у меня собой китайский кипятильник. Как говорится:

– На неделю хватит.

– Я бы с вами поспорил, китайские фабричные хорошие.

– Фабричные? вы уверены.

– Уверен ли я? Да.

– На что спорим, что вы ошибаетесь?

– На нашу победу.

– Вы сразу ставите на кон всё, что у вас есть?

– Так вы Инопланетянка? Как я сразу не догадался.

– Я не знаю, думаю, что нет. Как проверить?

– Пойдем, проверим.

– У меня здесь жених в реанимации.

– Кто?

– Не скажу, вы можете использовать эту информацию в своих интересах.

– Может у нас общие интересы?

– Да?

– Да.

– Тем не менее, я прошу на этот раз решить инцидент проще.

– Ясно, но я судья, мне не положено выходить на ринг.

– Я могу грохнуть тебя и здесь.

– Хорошо, можешь считать, что ты меня разозлила. – Амер снял свою тужурку, и попросил дать ему что-нибудь покрепче.

– Да ладно, не заморачивайся. – И она его бросила Задней Подножкой, да так сильно, что Нази, хотя и не упал на свой стол, но сбил его, а его сотрудники Оди и Аги, попытавшись выбраться из-за стульев, наоборот, вылетели из них, как с катапультой. Далее, Нази не встает, а Агафья дерется с Артисткой Щепкой. Пархоменко и Фрай продолжили бой в стиле По Очереди:

– Сначала один проводит прием из Бокса, потом другой из Дзюдо. И так до тех пор, пока не поняли, что надо всё-таки защищаться, а то так быстро кто-то из них больше не встанет после проведенного приема. А это значит, Пархоменко проводил Двойку, и пытался третьим ударом, в подбородок, отправить Фрая хотя бы в нокдаун, а лучше, конечно, в нокаут, а Фрай проводил Подхват, и пытался задушить Парика окончательно.

– Зачем ты меня душишь, амиго? – говорил ему Пархоменко.

– У меня не хватает веса провести Удержание.

– Нет, я имею в виду: ты не узнал меня.

– Если я тебя узнаю, нас заподозрят в связи, и ты будешь раскрыт, как секретный агент Коминтерна.

– Да?

– Да. Бейся по-честному.

– Да?

– Да. Пар вырвался, и ударил Фрая в лоб. Правда Парик не знал, что лоб этого парня защищен капитально, Фрай невероятным образом успел пригнуться, и взял Парика на Мельницу. Оди за столом судей спросил:

– А… это можно? – За столом в том смысле, что Оди с Агафьей сели за отдельный журнальный столик, пока Низи лежал без успеха подняться, и ему вызвали врача, а столяр пытался сделать, как он сказал:

– Будет, как новый, – старый судейский стол древнего производства, и принадлежал раньше одной из английских принцесс, занимавшейся, между прочим Садо Мазо, и надо сказать не без успеха.

– Прости, прости, – сказала Агафья Учительница, – совсем забыла: мне надо идти, надо отомстить за нашего Главного судью, который не может подняться после того, что она с ним сделала, – и Аги показала на Щепку, опять принимавшую тарелку, и опять с тремя пирожными, только вместо кофе был зеленый чай с жасмином. – Ты теперь будешь Главный здесь, пока мы все ушли на фронт.

– Я не разрешаю этот бросок, – сказал Оди, – не по правилам.

– Я назначаю тебя моим заместителем, – сказал Фрай, продолжая держать, как коршун в когтях Пархоменко над головой.

– Ты спутал, батя, – ответил Оди, – его назначь. – И указал на все-таки шевелящегося Амер-Нази.

– Он может не выжить.

– Тем не менее, я настаиваю.

– К сожалению, я тогда не знаю, что делать.

– Хорошо кто-то может его подержать, – сказал Оди.

– Кто все заняты, – ответил Фрай, и в подтверждение его слов, пролетела тарелка.

– Летающая тарелка! – закричал из зала нудист Катовский. А Дэн:

– Вот как надо! – Он имел в виду, что летающая тарелка с пирожными попадет в Агафью Училку, которая пошла учить Щепку за бросок Главного судьи Нази и поломку стола, за которым, мы, судьи, можно сказать:

– Мирно жили. Но в следующий момент Артистка Щепка и Агафья Училка, бывшая жена Батьки Махно, так сцепились, что обе упали на статую, можно сказать:

– Рабочий и Колхозница в исполнении Фрая и Пархоменко:

– Колхозник и Рабочий, поднявшиеся на дыбы. И… и они сбили эту Статую. Всё так, единственно, что не очень понятно, как Фрай и Парик оказались вне ринга, на площадке рядом, где отдыхали раненые в предыдущих боях участники соревнований, как например, Щепка с кофе, зеленым чаем и шесть пирожными, и то это были те пирожные, которые мы видели, возможно, их было еще больше. Не может быть? Бывает. С голодухи столько, разумеется, не съешь, только от чрезмерного нервного перенапряжения.

Остались только два неповрежденных участника соревнований, а именно:

– Фекла и Оди, хотя он был судьей, а Фекла, имела одну сильно поврежденную руку, и хотела остаться только судьей, точнее:

– Тоже судьей, но на самом ринге. И тогда вышел Катовский, и запрыгал на ринге в шикарном зеленом халате, что должно было означать:

– На самом деле я красный.

– Кто выйдет против этого Геракла? – спросил Оди, – найдется ли тот Одиссей, который сможет его укротить, точнее, укоротить? Кто вышел? Дэн? Или кто-то другой? Может быть, Махно?

А вышел сам Одиссей. Зачем? Он хотел проверить:

– Та ли эта дама, за которую выдает себя. – А если точнее, то как раз наоборот.

– Я с ней, – сказал Одиссей, – и показал на Феклу.

– Како с ней, я уже здесь прыгаю, хочешь с ней, пожалуйста, но только через мой э-э, ну, не труп, а хотя бы просто бездыханное тело.

– Я буду с ним драться, – сказала Фекла и зажала рукавом раненую руку.

– Ты больна, пожалуйста, не лезь, дорогая, – сказал Оди.

– Что значит: больна?

– И тем более, что значит: дорогая? – влез Катовский. – Вы знакомы? Не думаю, и поэтому предлагаю не церемониться:

– Будем биться за нее.

– С тобой, – добавил Кот.

– Я согласен, – сказал Оди, – если, разумеется, дама, не против.

– Я против, я сама хочу набить ему морду. Мордашку, знаете ли, вот эту, – она взяла Катовского за подбородок, потрепала слегка, и сделала саечку. Он схватился за щеку, и ошарашенно посмотрел на даму, в том смысле, что понял:

– Если это не любовь, то что же это? Примерно тоже самое понял и Одиссей, он даже обиделся:

– Ты почему меня не обняла при встрече, как…

– Как Клеопатра Александра Македонского, – решил не падать духом Котовский. Тем более, что никто не знает точно, кто кого любил в детстве. Фекла задумалась.

– Так это ты, что ли?

– Кто? – решил просто так не сдаваться Одиссей. Тем более, они не помнили имени его первой жены: Пенелопы. Даже если ее никогда и не было, все равно надо было для приличия запомнить ее легендарное имя. Катовский, как хитрый нудист понял, что Одиссей его переигрывает в любовной интриге, поэтому схватил Феклу, и потащил к канатам, чтобы в дальнейшем преодолеть их, как заградительную колючую проволоку на подступе к позициям Белых на Турецкому Валу. Почему так страшно? Ему казалось, что взять их будет затруднительно. И точно, Одиссей не придумал на этот раз ничего хорошего, остроумно-заумного, а просто подставил ему Подножку. Ребята упали, и что самое замечательное:

– Преодолели заграждение, пролетели под-над канатами – между вторым и третьим, а не по полу, как думали получится, большинство зрителей. Тогда Одиссей подумал, как их остановить теперь? Ну, чтобы это было не только умно, но и возможно. И он бросил в затылок наглому нудисту Бриллианат Сириус, который по пути к рингу забрал в корчащегося в муках Нази. Все упали.

– Только бы попал не в нее! – крикнул из зала Дэн, который даже забыл, где теперь находится его невеста. А она была рядом. – Прости, я даже не заметил, когда ты вернулась.

– Ладно, ладно, пока не отвлекайся, смотрим кино, это же ж очень интересно, почти, а точнее даже без почти:

– Великолепная Семерка. Далее, Катовский утаскивает Феклу-Ольгу. Да, Катовский смог утащить упитанную Феклу. Как? Сейчас посмотрим. Он бросил Одиссея, также неожиданно, как Щепка главного судью Нази: прижал к себе, потом оттолкнул на подставленную уже ногу – Задняя Подножка. Дама посмотрела на него разочарованно.

– Ты не Одиссей, – сказала она.

– Нет, нет, подожди, ты просто меня не узнала. Он нарочно упал – почти нарочно – чтобы она получше узнала его, а вышло наоборот:

– Одиссей никогда не должен проигрывать.

– Но это неправильно, – сказал он, – ибо я слушаю, – он хотел сказать:

– Богов, – но решил сказать правду:

– Я слушаю Альфу Центавра.

– С Альфы не могли приказать тебе падать от такого Гераклито, – она почти ласково потрепала Ката за ухо, и он полез с ней через канаты, точнее: через-под. Как обычно, ибо иначе с ринга не выйдешь, так сказать:

– Заколдованный Квадрат.

– Почему, непонятно? – сказал Оди.

– Чего тебе еще не ясно? – сказал Кати, и добавил: – А то ведь я могу подойти.

– С того света не возвращаются. И знаете, почему? У нас на Альфе Центавра был Круг.

– Да ладно.

– Точно.

– Ничего особливого, – ответила Фекла, – у нас тоже был, и более того, даже сейчас есть, – и добавила: – В деревне.

– Ах, так ты из деревни, что ли? – даже улыбнулся Катовский. – Я думал, ты здесь на продуктовой бале подъедался. – И добавил обидное:

– Водила с Нижнего Тагила.

– Пусть сыграет что-нибудь в подтверждение своих слов, – сказала Фекла, можно сказать, уже лежа между канатами.

– Прости, но на роялях, даже на домашних пианинах я не умею, – сказал Оди.

– А чего же тебе, трубу, что ли, дать большую? – заржал Кат.

– Тока на баяне.

– Да, пусть, – сказала Фекла, – думаю и на баяне ничего не получится.

– Ладно, играй, эй! эни боди, подайте ему фисгармонию. И он спел, так сказать, что многие заплакали:

– А поезд уходит в далека-а, скажем друг другу:

– Прощай-й! – Если не встретимся – Вспомни!

– Если приеду – Встречай! Одиссей уже хотел сложить инструмент, но многие не только из зала, но и раненые за рингом закричали:

– Ишшо! Пажалста.

– Помню тебя перед боем, в дыме разрывов грана-а-т-т.

– Платье твое голубое-е, голос, улыбочку, взгляд.

– Ишшо! – опять заорали не только некоторые, но и многие.

– Много улыбок на свете, много чарующих гла-а-а-з-з.

– Только такие, как эти в жизни встречаются – Раз! Он надеялся, что на этот Раз Фёкла, как смелая щука, сможет выбраться из сетей Ката, но она, как крикнула любовница Дэна Коллонтай:

– Не смахгла! – Смех сменил минорную ситуацию на жестко мажорную, в том смысле, что:

– Смело мы в бой пойдем, а потом умрем. – А конкретно:

– Бой, бой, бой!

Глава 17

– Если Одиссей не хочет драться за свою любовь, можно я выйду? – спросила Коллонтай своего Дэна.

– Так, естественно. Только зачем? – ответил генерал.

– Знаешь, открою тебе тайну:

– Мне всё равно: любить иль наслаждаться.

– Вот так, значит?

– Нет, я тебя спрашиваю:

– Ты не против, если что?

– Что?

– Ну, если я ее выиграю, то мы можем потом продать ее Одиссею, как наш общий трофей.

– Ничего не понял! – рявкнул Дэн.

– Ответь просто:

– Ты в доле?

– Хорошо, да.

– Тогда давай залог.

– Сколько? Рублей двести хватит?

– Лучше триста, и да: нет ли в долларах?

– Прости, с собой нет.

– Это плохо. И знаешь почему? Если нам придется отчаливать с острова Крым, то в Туркистане лучше иметь доллары или фунты их стерлингов.

– Почему?

– Рубли могут не взять на Тараканьих Бегах.

– Мы будем играть на Тараканьих Бегах?

– А почему нет?

– Я думаю, это… э-э… бесчеловечно.

– Тем не менее, это делается. И более того, не только в Турции, но и повсеместно.

– Повсеместно, – повторил Дэн.

– А ты, что таракан, что ли, что так заморачиваешься по этому поводу? – Кали удивленно посмотрела ему в лицо.

– Нет, это только одна из моих Эманаций, – ответил Дэн. – Ты, кстати, в курсе, что такое Эманация?

– Ну-у, это, собственно, и есть то, что мы видим. Он удивленно посмотрел на подругу:

– Откуда ты знаешь? Ты с оттуда, с Альфы?

– А ты забыл? Ты все забыл, осленок ты не оседланный, а ведь, как я тебя любила тогда. Ты помнишь, какой бар у меня был, какой бар, фантастика! Хеннесси, пожалуйста, Итальянский Вермут тоже был.

Помнишь ты иногда давал мне на чай, заказывая для меня сто писят Мартини с маслиной? Вкус-сно, здесь так не делают.

– Так ты на самом деле инопланетянка?

– А ты думал?

– Я всегда, нет, не всегда, но часто считал, что ты только прикидываешься Инопланетянкой, а так-то…

– А так-то, приставлена ко мне шпионом.

– Я тебе этого недоверия, наверное, уже не прощу никогда.

– Да?

– Да.

– Тогда ответь все-таки на контрольный вопрос.

– Я вас слушаю.

– Назови мне Эманацию картины Ван Гога Лес Роулоттес.

– Извольте, но… но есть, как здесь иногда говорят, одно но.

Заплати сначала. И знаешь, почему? А потому, что ты может сам не знать ответа.

– Сколько?

– Сириус.

– Во-первых, это слишком много, а во-вторых, у меня его нет.

– Где он?

– Бриллиант Сириус часто воруют, и я не знаю, где он сейчас.

– Ты считаешь меня не достойной быть Доктором Зорге?

– Он был…

– Ты имеешь в виду, что он мужчина? Где это написано? Хорошо, считай меня тогда Абелем. Да ладно, не мучайся, для тебя я буду Элен Ромеч.

– По забывчивости я могу приказать тебя расстрелять.

– Это моя забота, а ты лучше помни, что моя ночь, а иногда даже час стоят пять тыщ баксов.

– Я верю, что ты на это способна, но способен ли я, вот в чем вопрос. Хотя, понял, понял, за это и платят такие деньги некоторые американские президенты, что за ночь, и иногда даже за час, узнают о себе то, что никогда бы не смогли узнать самостоятельно. Наконец, Кали удалось выяснить, что у Дэна действительно есть Радар, настроенный на поиск Сириуса, но он:

– Не переносной.

– Как это? Танк, что ли?

– Нет.

– А что?

– Не скажу, сначала ты.

– Что я? Ах, я должна назвать имя того, чей Портрет находится на картине Ван Гога Лес Роулоттес.

– Не совсем так.

– Да, сама Картина – это портрет…

– Ну!

– Не могу. И знаешь почему? Это большая тайна.

– Хочешь посмотреть мой пупок?

– Пожалуй.

Далее, это портрет Монтесумы, или Кецалькоатля?

– Одно из двух можно?

– Хотелось бы узнать точно.

– Прости, но ты слишком много хочешь. Тебе все мне – ничего.

– Говори, что ты хочешь?

– Обвенчаться. И знаешь почему?

– Почему?

– Я всегда должна носить тебя с собой.

– Хорошо, я согласен, изволь.

– Никаких – изволь, а встань на колени, и целуй мне колени, и проси стать твоей женой. Я спрошу:

– А кто-ты, юноша?

– И я скажу, что?

– Ты скажешь, ведь я же ж:

– Монтесума.

– Ай! Ая-яй!

– Что?

– Хотел тебя спросить второе имя, но пупок запищал.

– Это значит, что сигнал принят. Тут других вариантов нет.

Далее, продолжение боя на ринге, где находятся Одиссей, Котовский и Ольга-Фёкла.

– Мы уходим, – сказала Фекла.

– Нет, нет, пажался, не уходи, я умоляю, – сказал Оди.

– Не видно, что ты умоляешь, – повернулся Кат. Оди встал на колени, и изобразил лицо вампира, понимающего, что пил кровь, а не надо было.

– Что, больше не будешь? – спросила Фе.

– Так естественно.

– Я, между прочим, спрашивала не просто так, а про любовь. Более того, про большую, большую любовь ко мне, – с ужасом ответила она, понимая, что Оди нечаянно, не нарочно, но отказался от нее в пользу конкурента Котовского. А ведь тому по барабану, кого иметь. Лишь бы наслаждаться. Хотя, может быть, и не в этом случае. Может быть, Катовский и хотел ее, но в тайне от себя, потому что не знал еще, как подобраться поближе к:

– Дочке Камергера. – Да, вот так бывает:

– Вроде телятница только, но уже по походке и по лицу видно:

– А не стукачок ли ты, мил человек. – Прошу прощенья, это из последующих материалов, а пока, что:

– Дама из царской прислуги. – Пусть и не нашей, а только Украинской. Дак ведь, как говорят многие, хотя пока еще только некоторые:

– Всё наше. – Извольте, извольте, но мы сдаваться не будем, ибо, ибо:

– Не для того сюда прилетели. – Считайте нас Варягами.

– А вот это не хотите? – как раз спросил Оди, и хлопнул одной рукой по сгибу локтя другой.

– Мама! – крикнули не только из зала, но и раненые бойцы за рингом. В том смысле:

– Неужели это не мешает в бойбе и боксе, а тем более думать? Кали как раз сказала Дэну:

– Они не понимают, что делу час, а потехе время.

– Наоборот.

– Почему? Но тут Оди всё-таки начал драться с Катиком, а Фекла со вздохом согласилась их судить. Оди несколько раз упал, на что Фекла сказала:

– Ты, че, в натуре, хочешь разыграть Похищение Европы? Действительно, зачем ее взяли. Татары вот не захотели попадаться на эту приманку. Ибо:

– Ведь все равно же ж трахнут. – А потом расхлебывай:

– Никто не хочет быть Простым Человеком – дайте бизнес. А какой бизнес в степи, так только если тушканчиков разводить, но кому они нужны? Где найти того Спинозу, который докажет, что они очень вкусные, или что их можно с успехом использовать вместо тараканов в любимых эмигрантами бегах. К тому же при цивилизации коней куда девать? Тем более, что среди них могут быть Кентавры, так и непонятые после исчезновения Древности. Вот эта породистая телка, лошадь, можно сказать, считала себя:

– Кентавром. – Она с иронией древнего человека наблюдала возню Оди и Котика, как кричали некоторые доброжелательницы будущего Командарма Зеленых. В частности Агафья, хотя и любила другого. Она считала, что если уж судьба посадила ее за один судейский стол с Оди и Нази, то их и надо брать, зачем размениваться на других, тем более, они сначала прикидываются плохими, а потом оказывается, что есть нечто еще более худшее. Хороших-то ведь днем с огнем еще поискать. И, следовательно, если уж брать, то тех, кто ближе, кто уже, так сказать:

– Попался. – А это были Амер-Низи и Одиссей. – Амер до сих пор еще не очухался после элементарной, но неожиданной Задней Подножки Артистки Щепки, а Одиссей – вот он бьется с легендарным Катовским.

Зачем он этой Фекле? С такой рожей надо какого-нибудь Пиратора искать.

– Чего? – перегнулась через перила, в том смысле, что канаты ринга, и спросила Фекла.

– Я грю: иди сюды.

– Зачем?

– Дак, по морде дам, – спокойно сказала Агафья Учительница и по совместительству бывшая жена Махно, мечтавшего, между прочим, стать золотопромышленником. Как говорится:

– Я очень люблю золото. – И готов стоять за ним в магазин Для Новобрачных, если дают иво без тугаментов о будущей женитьбе. Тем более, если оно Белое. Ибо:

– Я очень люблю Белое Золото. – Почти, как Белое Солнце, в том смысле, что наоборот.

– Я не поняла, ты чё, просишь, что ли?

– Можно сказать и так.

– Но я сейчас сужу, мне некогда.

– Че их судить, сами разберутся.

– Это да, но хочется всё сделать по Пушкину, чинно и благородно.

– А именно?

– По правилам искусства.

– Ладно, – Агафья взяла чей-то валявшийся рядом ботинок одной из знаменитых фирм Запада, и бросила его в Феклу.

– Послушайте, э-э, Аги, – один парень приподнялся на локте, – не мешайте судье, пожалуйста.

– Ты кто такой? – спросила Агафья, – что вмешиваешься в разговор еще живых людей, Ино, что ли?

– Что значит, Ино?

– Инопланетянин, или это слово тебе неизвестно?

– Я на самом деле Инопланетянин.

– Почему тогда ты проиграл, и валяешься здесь, как скотина?

– Я не ожидал…

– А-а! думал о благородных намерениях.

– Да, я Белый.

– И не сможешь меня ударить, так как я женщина?

– Не знаю, думаю…

– Поменьше думай, милок, давай попробуем лучше. И они встали.

– А то у меня ноги чешутся, бросить кого-нибудь куда-нибудь подальше, – сказала Аги, и добавила: – Была тут у меня одна должница да скрылась куда-то.

– Как ее звали?

– Артистка.

– Она ушла в буфет.

– Опять за пирожными?

– Скорее всего, за пивом.

– Разве можно пить пиво после пирожных с чаем и кофием?

– Она их никогда не совмещает, а наоборот: когда одно наскучит – занимается другим.

– Я не понимаю, как она могла пройти в зал – нам путь туда заказан.

– Почему?

– Как написано в Библии, когда там тоже попросили:

– Хотя бы поесть, – точнее, наоборот:

– Хотя бы попить!

– Нельзя, сказано же.

– Я сам приду.

– Ни нам к вам, ни вам к нам ни-ни, нельзя. – Партер и кресла может сколько хочешь кипеть, но только в другом котле страстей. На сцену их всё равно не пустят.

– Не думаю, что вы правы. И знаете почему? Кто был уже в зрительно зале, та в следующий раз будет выступать на ринге.

– Проверим.

– Проверяй. Они взяли друг друга за отвороты. Что означало: только Дзюдо и никакого Бокса. Ну, если всё по-честному. А так-то, конечно, можно и Дэмет провести, если по-настоящему разозлиться. Агафья любила делать Подхват под Неопорную ногу: сначала надо постучать по опорной ноге, чтобы вся тяжесть тела перевалилась на неопорную, и потом именно ее зацепить и поднять, как очередную квартирную панель с помощью башенного крана. Только не равномерно и прямолинейно, а наоборот:

– Всё быстрее и быстрее, – а в конце вообще:

– Молниеносно. – Так сказать:

– Еще свет она может захватить, а вот звук так и не сможет долететь до уха. – Ибо, ибо, оно будет уже в партере, прижато к татами. И чисто его провела. Но Ко поднялся, и сказал, что:

– Я просто проверял тебя.

– Так, а что мне сделать, чтобы ты признал себя побежденным, голову оторвать, что ли?

– Лучше руку, – пошутил Колчак. И она тут же пошла на болевой из Стойки. Но Ко, хотя и был еще слегка контужен, сделал шаг назад. Но не новичка хотел обмануть, Аги смогла ударить его задом в грудь, и села на шею. Парень растерялся, так как увидел свою Щепку, возвращавшуюся с пирожными – фантастика, я думал на самом деле будет пиво, хотя бы Двойное Золотое – и на этот раз с пол-литровой банкой чая на подносе, и закрытой еще одним маленьким подносиком. Некоторые даже восхищались:

– Наверное, будет показывать цирковой номер. А Колчак тем более испугался:

– Еще можно защитить просто девушку, даму с веером, но с такими конструкциями, да еще наполненными кипятком – катастрофа:

– Кто-то может сильно пострадать, даже остаться инвалидом. И точно Щепка встала, как замороженная. А уже была у самого ринга, но еще не поднялась полностью по лесенке, ведущей на сцену, где был разбит Ринг. В том смысле, что наоборот: установлен. Но она и отсюда уже видела Агафью, сидящую на шее ее жениха. Если она правильно помнит, они еще не венчались. Да, такой был стресс, что она точно уже не могла сказать:

– Было или нет? – Ни золота, ни бриллиантов в виде свадебных подарков она не помнила. И даже крикнула на весь зал с предпоследнего – до сцены – Зиккурата:

– Где мои свадьбашные драгоценности? – Многие дрогнули. Даже Одиссей и Котовский отпустили свои захваты. Фёкла неожиданно для самой себя перепрыгнула через канаты, и пошла к Щепке, чтобы помочь с приношением чайных принадлежностей. Но не смогла это сделать, ибо расстроенная видением Ко с Аги на шее, Артистка Щепкина-Куперник дрогнула при резком движении Феклы, которая показалась ей Кентавром.

– Только не бросай в меня горячим чаем, – быстро сказала Фекла.

– Тогда отойди на пять шагов.

– Я Фекла, ты что, не помнишь? Ну бал в Крыму, в нашей резиденции, ты и я в одной комнате.

– Ну, ты была мужчиной?

– Я была кавалергардом в зеленом мундире со шпорами.

– Прости, но я тебе не верю. Более того, я должна идти, ибо мой жених совсем заврался, и посадил за мое тридцатиминутное отсутствие себе на шею еще одну лошадь. – И она попросила Феклу освободить Зиккурат.

– Нет, – ответила Камергерша, – я не допущу, чтобы вас добила эта Училка Агафья. А Колчак? куда он денется? Одна больше – одна меньше, пусть развлекается.

– Вы предлагаете, чтобы он трахнул эту скотницу на моих глазах?

– Это просто борьба, – ответила Фекла, и сама удивилась своей настойчивости.

Далее, бой Феклы с Щепкой. Кот с Оди на ринге, а Ко с Аги за рингом.

Чай Щепка смогла удержать – наверное от страха, что можно сильно обжечься – чай в банке, но пирожные упали на землю, на дощатый пол злосчастной сцены. Она поставила чай, встала на колени, и заплакала над ранеными пирожными, приговаривая:

– Золотые мои, хорошие, вкусные. – И добавила: – Я убью эту падлу, которая спровоцирована наш космический корабль на аварийное приземление на этой пыльной сцене, я за вас отомщу. – Одно она всё-таки съела, сделала пару глотков чаю, и сказала: – Вот посмотрите, – и она, не поднимаясь, сделала быстрый полукруг левой ногой.