Текст книги "Чекисты. Книга вторая"

Автор книги: Владимир Беляев

Соавторы: Павел Кравченко,Н. Киселев,Илларион Подолянин,А. Нормет,Г. Гришин,Александр Миронов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Владимир Беляев, Илларион Подолянин
В ПОИСКАХ БРОДА
(ДЕЛО “ЧЕРНЫЙ ЛЕС”)
Документальная повесть

Куда исчезла речка

В карпатской глухомани, под горой Острой стремительно течет вниз, срываясь временами со скользких валунов, узенькая горная речушка. Ее каменистые крутые берега поросли пихтами, елями, высокими серостволыми буками.

Едва удерживаясь на крутых склонах, постукивая топориками-молоточками по камням, обследовали породу два нагруженных рюкзаками молодых инженера-геолога – Гнат Березняк и Юрий Почаевец. Они и не подозревали, что уже продолжительное время, бесшумно их преследовал человек. Сжимая пистолет в кармане, стараясь не шуршать палой листвой, он крался за ними. Вот остановились геологи на небольшой площадочке, отдышались. Почаевец, утирая пот со лба, сказал:

– Ну и глухомань! Куда нас только черти не заносят! И подумать только: читал я где-то, еще до нашей эры посылал сюда Александр Македонский своих людей, чтобы ему горный воск добывали!

– На кой леший ему тогда горный воск был нужен? – удивился Березняк, постукивая по крутому камню, с которого они только что спустились.

– Оси колесниц смазывать! Лучше всякого дегтя!

Они спускались еще ниже, и отставший от товарища Березняк, пытаясь перекрыть шум речки, кричал:

– Юрка, как ты думаешь, понравится Тоне комната?

– Отчего ж! – ответил Почаевец, и горное эхо звонко повторило его ответ. – Хорошая гуцульская хатка. И хозяйка славная.

– Что за невидаль? – сказал Березняк, останавливаясь и пристально глядя вниз. – Куда же речка пропала?

И впрямь: речушка ушла куда-то под землю. Добрых шагов сто до поворота русло речушки совершенно сухо, лишь голые, обкатанные когда-то водой круглые булыжники синеют под весенним карпатским солнцем. Посмотрел вниз озадаченный не менее Березняка Юра Почаевец, сказал:

– А ведь там, Генка, вверху, мы форель видели. Как же прорвались туда ее мальки? Посуху или еще во времена Александра Македонского?

Оба сбежали вниз на зазвеневшие под их подошвами сухие, но скользкие голыши и начали медленно простукивать молоточками дно речушки. Гулко, очень гулко стучат по булыжникам молоточки геологов…

…Пробрались до поворота, и снова открылось течение речушки, но дальше вода ее уже мутная, и видно, как, вырываясь из-под земли, на поверхность всплыла свежая картофельная шелуха…

– Что за чертовщина! – воскликнул Березняк. – Никак, черти под землей картошку варят?

В это время неподалеку от геологов, на склоне, словно подкошенная какой-то таинственной силой, упала молодая ель. Из потайного люка высунулась голова бандеровца в шапке с черным козырьком. Он пристально посмотрел на геологов и дал знать в бункер. Из-под земли быстро выбрались на поверхность “боевики”:[1]1
  “Боевиками” украинские националисты демагогически называли участников банд.


[Закрыть] Смок. Джура, Мономах и Стреляный и подползли к геологам. Шумящая речушка, что вырывается из-под земли, заглушила их приближение.

Почаевец в это время выломал жердь орешника и пытался засунуть ее туда, откуда вырывается речушка.

Бандиты повалили застигнутых врасплох геологов на землю, связали и заткнули кляпами рты.

– Очи завяжи, Джура! – крикнул боевик Смок невысокому рыжеволосому бандеровцу. – И смотри, чтобы не переговаривались.

Под землей

Кто бы мог подумать, что под землей в этой Карпатской глухомани давно уже вырыт у самой горной речки и обшит досками двухкомнатный подземный бункер?

Старший среди боевиков, Стреляный, почтительно козырнул Хмаре двумя пальцами и, протягивая ему документы, доложил:

– Говорят, геологи…

Хмара посмотрел колючим взглядом на Березняка, все еще вытирающего кровь, и спросил:

– Шпионили?

– Мы… – хотел было объяснить Почаевец.

Но Хмара оборвал его:

– Молчи, не тебя спрашиваю! А ну, уберите одного!

Бандеровцы поволокли Почаевца в соседний отсек.

– Говори!

– Мы озокерит ищем, – сказал Березняк. – Горный воск.

– Озокерит? – удивился Хмара. – А где он тут есть, озокерит?

– Как – где? – не менее его удивился Березняк. – Озокерит залегает по всему Прикарпатью…

– От холера, из молодых, да ранний! – протянул Хмара, посматривая на боевиков. – Вынюхал уже тайну земли нашей!

– Какая же это тайна? – стараясь быть спокойным, сказал Березняк. – Об этом даже у Ивана Франко написано.

– У Ивана Франко? – покосился на Березняка бандитский вожак. – А ты что, наших писателей читаешь?

– Что же здесь удивительного?

– Осмотри-ка их ранцы, Джура! – приказал Хмара рыжему бандиту, а сам принялся разглядывать документы геологов.

Джура с грохотом вывалил на дощатый пол бункера содержимое вещевых мешков. Вместе с образцами породы на пол упали манерка для воды и разные инструменты. Джура тщательно осмотрел каждый предмет, а осколки раздробленной породы разложил на краю стола.

– С этим вместе учились? Где? – внезапно спросил Хмара.

– В Московском геологоразведочном, – ответил Березняк.

– Где помещается институт?

– В самом центре Москвы. Около Кремля.

– А ты можешь начертить схемы расположения института?

– Отчего же, – спокойно сказал Березняк. – Если дадите бумаги…

– Будет, – остановил Хмара и, принимая бумагу, спросил:

– Тот, второй, твой дружок… коммунист?

Разве ведомо Березняку, как поведет себя на отдельном допросе Юрка Почаевец, смелый, решительный, всегда идущий напролом парень, отвергающий всякую ложь? Березняк медленно сказал:

– Мы были с ним на разных факультетах… По-моему…

– Что – по-твоему? Коммунист или нет?

– Был коммунист, а теперь нет. Исключили.

– Как – исключили? За что?

– Он – контуженный. Ну, и пил много. Напился и побил милиционера. Вымели из партии. Только он это скрывает. Неприятно ему…

Хмара показывает Джуре на запасной выход из бункера, противоположный тому, в который увели Почаевца.

– Уведи и смотри в оба!..

Когда Березняка увели, Хмара решительно направился к двери, крикнул в глубину подземного убежища:

– А ну, давайте сюда другого!

Привели Почаевца.

– Ты откуда родом?

– Из Лубен.

– А почему ты Почаевец? Откуда такая фамилия на Полтавщине?

– Мои родные из Тернопольщины. Из местечка Почаев. Когда на Почаев в первую мировую наступали австрийцы, то родных эвакуировали на Полтавщину. Там я и родился.

– Допустим, – согласился Хмара. – Какой же райотдел МГБ послал вас в Карпаты наши бункера искать?

– При чем здесь МГБ? – удивился Почаевец. – Мы геологи и ищем озокерит.

– Геологи, говоришь? А учились где?

– В Москве.

Тогда Хмара достает план, начерченный Березняком, и показывает:

– Тут – Кремль, а тут – Манеж. Сколько километров отсюда до вашего института.

Почаевец, улыбаясь, говорит:

– При чем здесь “километры”? Вот он, наш институт! – И карандаш уткнулся в заштрихованный квадрат.

– С какого года ты в партии?

– С тысяча девятьсот сорок третьего!

– А за что тебя вышвырнули из партии? Исключили – за что?

– Никто меня не исключал! – запальчиво отрезал Почаевец.

– Напарник твой, Березняк, коммунист или комсомолец?

– Это вас не касается. Вы что, судья или прокурор? Кто вам дал право меня допрашивать?

– Гляди, хлопцы, еще огрызается! – сказал Хмара, вновь пристально разглядывая Почаевца. – Ишь, горячий какой!.. Ну ничего, мы смелых любим.

С этими словами Хмара поднялся и подошел к шкафчику. Он распахнул его дверцы, достал оттуда краюху хлеба, пласт ржавого сала, посыпанного солью, сулею самогона, два стакана. Разместив все это на столе, предложил сесть с другой стороны геологу.

– Только, вижу я, вас, таких идейных, большевики что-то слабенько кормят. Все ваши манатки обыскали – куска хлеба нет. А вы, небось, голодны, да и знаю я, что мастак ты по этой части. – Хмара кивнул на сулею. Уверенным хозяйским жестом он налил в оба стакана самогон. Бандиты ревниво следили за его движениями.

– Ну, будьмо! – милостиво пододвигая геологу стакан самогона, говорит Хмара. – Выпьем за то, чтобы дети дома не журились, чтобы дождались они нашего господства на этой земле.

И вдруг Почаевец не выдержал. Его прорвало. Белея, он резко отодвинул стакан.

– На этом столе следы человеческой крови. Я с бандитами водки не пью!

– Ах ты, паскуда! – преобразился Хмара и наотмашь, через стол, изо всей силы ударил Почаевца увесистым кулаком по лицу.

Геолог упал навзничь, зацепив сулею, и она со звоном разлетелась на острых образцах породы.

– В запасной бункер его! – командует Хмара. – Воды не давать! И чтоб с тем не разговаривали, а то головы вам поотрываю…

Жених исчез

Глухой ночью зазвенело оконное стекло в маленьком прикарпатском городке Яремче. Маленький, но красивый городок со всех сторон был окружен покрытыми лесом горами. Шумел водопад на быстром Пруте, тревожно перекликались собаки.

Рука стучит в перекрестье оконной рамы. Звенят стекла от этих настойчивых ударов…

У окна девушка с чемоданчиком. Боязливо озирается. Ей холодно и страшно здесь одной, на окраине городка, в такую позднюю пору.

Наконец распахивается окно, и старческий голос спрашивает:

– Шо вам потрибно?

– Скажите, Катерина Боечко здесь живет?

– Ну, я Катерина, а что вам?

– У вас наши ребята комнату для меня сняли. Я Тоня Маштакова. Из Москвы.

– Погодите, сейчас отворю…

…Тоня вошла из темноты на ощупь и остановилась посреди комнаты, наблюдая, как старушка в домотканой рубахе зажигает керосиновую лампу.

– А где же ребята? Юра с Генкой? Обещали встретить, – сказала растерянно Тоня.

– Нет их дома. Как ушли еще в субботу в Карпаты, так и не приходили, – говорит старушка.

– Как – не приходили?! – воскликнула Тоня. – Я же им телеграмму послала…

– Вот она, телеграмм-то ваша. Только не читали они ее.

Загоруйко действует

Уже проснулся городок, но горы еще затянуты дымкой утреннего тумана и шумный водопад под скалами, где закипает вода быстрого Прута, тоже еще покрыт белой пеленой. Аукаются паровозы на станции, где разгружают лес, спущенный по узкоколейке с гор. Под линией железной дороги проходит только что вернувшийся с боевой операции отряд “ястребков”. Одетые разношерстно хлопцы с винтовками и автоматами идут в грязных сапогах, их небритые, но еще очень молодые лица возбуждены, запевала затягивает песню, и весь отряд, ведомый лейтенантом МГБ Паначевным, запевает:

Бандерiвськi ботокуди,

Що ви наробили?

Комсомольца молодого

Безневинно вбили.

Буйний вітер вашi костi

Поганi pозвiє,

А забути комсомольца

Hiхто не пoсмiє…

Восемнадцатилетний комсомолец Мыкола Максис сложил эту песню на Волыни, поплатившись за нее головой.

…Максиса бандиты застрелили подле его хаты, а песня, созданная отважным комсомольцем, перевалила Карпаты и слышалась на тихих улочках Яремче.

Задержалась на тротуаре Тоня Маштакова в наброшенном на плечи гуцульском полушубке, который дала ей Катерина Боечко. Печально прислушивается она к песне, рожденной событиями тех тревожных лет, пропустила отряд и пошла дальше, огибая лужи, затянутые корочками тонкого льда. Остановилась у здания с надписью: “Районный отдел Министерства государственной безопасности УССР”. Помедлив, толкнула входную дверь.

…Начальник районного отдела МГБ майор Загоруйко – смуглый, чернявый, чуть горбоносый, с глазами цвета крепкого чая, был удивлен столь ранним визитом. Он посмотрел ее документы, увидел московскую прописку в паспорте, полистал комсомольский билет и проверил уплату членских взносов. Все эти формальности были полезны. Не раз в те трудные послевоенные годы по ложным легендам враги пытались засылать в органы государственной безопасности своих лазутчиков – преимущественно красивых девушек, чтобы узнать, как ведут с националистами борьбу чекисты.

В поведении Антонины Дмитриевны Маштаковой ничего настораживающего не было. И ее московский говорок, и ее искренний рассказ о пропавшем женихе, и ее не вызывающие подозрения документы – все это не внушало опасений.

– Никаких записок они вам не оставили?

– Решительно! Сказали только хозяйке, что к моему приезду обязательно вернутся.

Загоруйко нажал кнопочку звонка на столе. В комнату быстро вошла секретарь – молодая девушка в гимнастерке.

– Соедини меня, Лида, с начальником Карпатской геологоразведочной экспедиции Кутаревым. Только побыстрее.

– И, говорите, обещали встретить на станции? – снова обратился к Тоне.

– А как же. Вот письмо Гната! – Тоня протянула майору письмо жениха.

Майор раскрыл письмо, в эту минуту зазвонил телефон. Загоруйко снял трубку и, оживляясь, спросил:

– Товарищ Кутарев?.. Майор Загоруйко из МГБ. Вы посылали в Карпаты ваших геологов Березняка и Почаевца?.. Посылали. В какой район?..

Очень внимательно слушал Загоруйко ответы Кутарева, а тем временем рука его записывала населенные пункты, географические названия…

– И гора Острая?.. Какое задание?.. Озокерит… И карта района? Геологическая карта?.. Так. А масштаб?.. Один к двумстам тысячам?.. На какой срок вы их посылали?.. Во вторник должны были вернуться? Сегодня пятница – их в Яремче нет… Как – нет? Очень просто, нет! – Загоруйко снова нажал кнопочку звонка. – Минуточку…

Вбежала Лида.

– Паначевного!

– Он только что с операции, товарищ майор! – жалостливо сказала секретарь.

– Все равно разбудите! – бросил майор и, снова прижимая ухо к трубке, продолжил: – А вы, товарищ Кутарев, когда посылаете сюда людей, то хотя бы предупреждайте. Надо же понимать положение…

И только положил трубку Загоруйко, вбежал Паначевный. Одна щека у него выбрита, с другой наскоро стерто мыло.

– Простите, товарищ начальник! – показывая на свой туалет, извинился Паначевный.

– Ладно, Паначевный, церемонии потом, – прерывает лейтенанта Загоруйко и, выходя из-за стола, подводит его к карте. – Пропали наши инженеры Почаевец и Березняк. Вот куда они двинулись…

Тоня смотрит на карту и слышит, как Загоруйко объясняет:

– Пошли на северо-запад… Пасечная, Манявский скит… Вот Липовица… Здесь гора Малый Сехлес… Здесь – Острая…

– Острая? – воскликнул Паначевный. – Здесь же в последний раз видели Хмару.

– Об этом потом… Разыскивайте по домам и на производстве своих хлопцев. Трудно, но ничего не поделаешь. Вторую оперативно-розыскную группу поведет Солоненко. А я тем временем свяжусь со Станиславом и ориентирую Перегинск и Рожнятин… Скорее. Только скорее…

Майор Загоруйко забрасывал Тоню вопросами:

– Ваш жених откуда родом?

– Из Корца. А Почаевец – полтавчанин. Его родители – старые члены партии…

– Вы сказали, что в 1947 году они окончили геологоразведочный институт. Таким образом, в армии им служить не удалось?

– Как же, служили! – воскликнула Тоня. – С третьего курса, когда немцы под Москвой были, добровольцами ушли. Их только в Вене демобилизовали.

– Березняк говорит по-украински?

– Разумеется… И песни украинские поет прекрасно!..

Устремив на Загоруйко большие, наполненные слезами глаза, Тоня спросила дрожащим голосом:

– Скажите… а Хмара – это очень страшно? – И, не выдержав, зарыдала.

Колыба в овраге

Во главе оперативно-розыскной группы, состоящей из “ястребков” – бойцов истребительного отряда, чекистов, колхозников, лесорубов, работников районного центра, шел лейтенант Паначевный.

Недавно очнувшиеся от зимней спячки, уродливые, черные с оранжевыми пятнами саламандры, услышав шум шагов, поспешно уползают в тень на своих раскоряченных лапах.

Один из “ястребков” нашел под кустом орешника тщательно засунутую туда пачку от сигарет и передал ее Паначевному. Лейтенант осторожно развернул ее:

– “Верховина”. И сухая. А ведь вчера шел дождь?

Кто-то нашел в траве яичную шелуху. Движения прочесывающих лес стали еще медленнее. На краю оврага мелькнул силуэт часового из бандитской охраны.

– Туда! Быстрее! – крикнул Паначевный.

Бандит дал очередь из автомата и скатился на дно оврага, где чернеет пастушья колыба – островерхий шалаш, сложенный из молодых деревьев.

– Облава! – закричал бандит спящему в колыбе на соломе бородатому человеку в стеганой телогрейке; а сам побежал, петляя, по дну оврага.

Защелкали выстрелы:

– По ногам! Только по ногам! – предупредил лейтенант и вместе с двумя “ястребками” вбежал в колыбу.

Бородатый пытался стрелять, но у него заело автомат. Он хотел было сорвать с пояса гранату, но Паначевный и два “ястребка” сбили бандита с ног.

Пойманный бандит по кличке “Ивасюта” сидел уже в следственной камере, а парикмахер, орудуя ножницами, срезал с его подбородка клочья рыжеватых, сбившихся волос. По мере того как очищалось от волос лицо Ивасюты, расхаживающий по камере майор Загоруйко все пристальнее приглядывался к нему. Наконец он радостно воскликнул:

– О, кого я бачу? Какая неожиданная встреча! Оказывается, вы не только Ивасюта, но и руководитель группы связи “Карпаты—Запад” Вильшаный? А я – то думаю, что за новая птица, Ивасюта, объявилась в наших краях!

***

Во время допроса, когда Лида уже отстукивала на машинке протокол, Ивасюта, он же Вильшаный, хмуро сказал:

– О геологах я ничего не знаю. Верьте мне… Возможно, другие хлопцы их поймали?

– Ну, добре, – бросил Загоруйко, – а что вы делали в колыбе?

– У нас рядом – пункт встречи.

– С кем?

– Курьеров с закордона ждем…

Присутствующий на допросе полковник Прудько, не скрывая удивления, переспросил:

– Из-за границы?

– Да, с закордону…

– Где пункт встречи? – уточняет Загоруйко.

– Южнее села Пасечное, на склоне хребта. Там, где придорожный крест.

– В какое время? – спрашивает Прудько.

– Пятого, седьмого и десятого мая. От двадцати до двадцати четырех часов по московскому времени.

– Ну, а если курьеры в это время не придут? Что-нибудь им помешает? – спросил майор.

– Там, неподалеку, западнее креста, метрах в двенадцати, в дупле старого бука, разбитого молнией, есть “мертвый”[2]2
  “Мертвый”, или контактный, пункт – одно из средств бандитской связи.


[Закрыть] пункт. Под листьями лежит жестяная коробочка от зубного порошка. Они положат туда “грипс”[3]3
  ** “Грипс” – тайнопись.


[Закрыть]**, как и где с ними связаться, – довольно вяло говорил Ивасюта.

– Это обусловленный с ними “мертвый” пункт? – заинтересовался полковник.

– О нем знает закордонный “провод”.[4]4
  “Провод” – руководство бандитской организации; “проводник” – руководитель, вожак.


[Закрыть]

– Слушайте, Вильшаный, вы ведь однажды уходили с вашей бандой за пределы Советского Союза?

– Когда-то было! – сказал, уныло махнув рукой, бывший бородач.

– А все-таки? – настаивает Прудько.

– В мае тысяча девятьсот сорок пятого года.

– Когда вернулись? Точно! – спросил Загоруйко.

– Отряд Прута двинулся из Польши в октябре тысяча девятьсот сорок пятого года за две недели прошли Закарпатье, а в Черный лес вернулись в ноябре.

– Отчего же так мало в Закарпатье задержались? – поинтересовался полковник.

– Жарко было… Горело под ногами, – криво улыбаясь, признается Ивасюта-Вильшаный. – Против нас поднялся народ, ну, потом войска. В закарпатских селах появились группы самообороны. Ни днем, ни ночью не давали нам покоя…

– Выходит, не очень любят вас закарпатцы? – спросил майор.

– Где там! Они больше до Советского Союзу липнут, а про “самостийну” и слушать не хотят. Такие консерваторы!

– Гляди, и такое словечко знаешь! – засмеялся полковник.

– Хмара тоже вернулся из того рейда вместе с вами в Черный лес? – спросил Прудько.

– Да. Он командовал тогда сотней.

– И с той поры Хмара здесь? – быстро спросил майор.

– А кто его знает, может быть, здесь, а может, там бродит, как Марко Проклятый!

– Говорите яснее, – потребовал полковник. – Пока вас спрашивали о другом – отвечали точно, а как зашла речь о Хмаре – так начали вилять. С той осени вы не видели Хмару?

– Нет, не видел. Слышал краем уха от Гомина, что у него особое задание.

– Как же все-таки, Ивасюта, – настаивал полковник, – вы руководитель такого важного узла связи “Карпаты—Запад”, вам поручают встретить курьеров из Мюнхена и вдруг вы не знаете, где ваш старый дружок?.. Где бункер Хмары?

– Лучше не крутите, – добавил майор в тон полковнику.

– Я не кручу… Хмара очень осторожный. Как лис. В мае прошлого года я пришел на пункт связи около хутора Доужинец. Там меня ждали боевики Хмары из его личной охраны – Стреляный, Реброруб и Смок. Они сказали, что Хмара поручил подготовить мою встречу с ним. Подождали день у Доужинца, потом они отвели меня на запасный пункт связи за селом Манява…

– Манява? – уточнил майор.

– Да, за Манявой… У трех пихт… Но Хмара не пришел. Или заподозрил что неладное, или не смог прийти – не знаю. Возвращаемся мы снова с его боевиками. Ждем его в шалаше пастуха день, сидим второй, третий, тут приходят связные от Гомина и ведут к нему па совещание. А Хмара так и не появился…

– Где проходило совещание? – спросил майор.

– В районе урочища Плоска, за Надворной, – сказал Ивасюта.

Прудько с майором многозначительно переглянулись при этих словах.

– Сейчас эта линия связи с Гомином действует? – спросил Загоруйко.

– Так Гомина же убили “ястребки” под Богородчанами, когда он шел на связь с эмиссаром Комаром, прибывшим от американцев! Вы что, не знаете? – с удивлением воскликнул Ивасюта.

– Ну, а все-таки, где же бункер Хмары? – настаивает майор.

– Бог его знает, – махнул рукой бандит.

– Мы не бога сейчас спрашиваем, а вас! – бросил Прудько. – Ваше хваленое подполье теперь составляет лишь небольшие остатки уголовных банд. Это – гитлеровские последыши. Большой опасности не представляют. Они идут против всего народа, а это все равно, что дубиной замахиваться на солнце. На что же вы надеетесь?

– Как – на что? – удивился Ивасюта-Вильшаный. – На войну…

Разговор в бункере

В запасном бункере краевого руководителя СБ[5]5
  ** Бандеровская служба безопасности.


[Закрыть]** Хмары “боевики” Смок, Джура, Мономах и Стреляный, которым Хмара поручил охранять захваченных геологов, резались в подкидного дурака. Бункер был попроще командирского. Из него – только один выход – через главное помещение, где обычно производятся допросы. На полу в углу лежал связанный Березняк. Свет керосиновой лампы падал на его избитое, окровавленное и как будто сонное лицо.

“Что же делать мне сейчас? – лихорадочно думал Березняк. – Надежды на спасение очень мало. Чтобы мы ни говорили – бандиты уже не отпустят отсюда”.

В том, как будет себя вести Почаевец, – Березняк не сомневался. Скорее всего он скажет все, что думает про бандитов, и тем только ускорит свою смерть. Но правильно ли это будет для него самого, для государства? “А что если попытаться войти в доверие к бандитам? Прикинуться их единомышленником? Попытаться перехитрить их? Вести себя здесь так, как вел себя среди немцев надевший гитлеровский мундир челябинский комсомолец и храбрый разведчик Николай Кузнецов?”

…Бледные после долгой зимы, проведенной под землей, бандиты бросали на стол карты ленивыми, расслабленными движениями.

– Эх, и дал я маху тогда, когда Хмара проводил работу по “Олегам”, – сказал рыжеволосый охранник Джура – Надо было согласиться…

– По каким “Олегам”? – спросил сидящий поодаль от играющих молодой конопатый бандит Орест.

Джура полупрезрительно искоса глянул на него и процедил:

– Не знаешь, что такое “Олеги”? Да, положим, ты только через год к нам пришел. “Олеги”, друже, – это те, кого провод из-под земли переводит на легальное положение. Дал тогда Хмара тем хлопцам, что согласились легализоваться, гроши, документы крепкие, и поразъехались они кто куда. Был у нас такой боевик Буйный, начитанный тип, из восьмого класса гимназии, так тот, пока мы отсиживались по бункерам, ухитрился уже институт окончить. Я слышал, где-то инженером на Дону работает.

– Для чего же Хмара отпустил сразу столько хлопцев? – наивно спросил Орест. – А кто за наше дело будет драться?

– Кто тебе сказал, что они насовсем отпущены? – косясь на новичка, заметил Стреляный. – Они, брат, к нашему делу крепкой ниткой пришиты. Живут себе по разным городам и селам под чужими фамилиями, вынюхивают все, что надо, а когда нужно будет, Хмара ту ниточку и дернет. У него, брат, в бутылке, что в тайнике хранится, все их фамилии и адреса переписаны, все их “псевдо”, даже фотокарточки некоторых есть…

– Вот этого я малость не понимаю, – сказал, выбрасывая с облегчением последнюю карту, Мономах. – Как можно такую важную тайну и в земле хранить? Найдет какой-нибудь пацан эту бутылочку, снесет ее чекистам и – хана: всех наших “Олегов” переловят, как куропаток…

– Не переловят! Попробуй, подойди к этому тайнику – заминирован он! Один Хмара знает, как.

Полураскрыв один глаз, внимательно слушал разговор бандитов Березняк.

– Тише, ты, конспиратор! – цыкнул на Стреляного Смок и кивнул в сторону, где лежал геолог.

– А что? – возразил Стреляный. – Все равно. – И он сделал руками крест. – Отсюда ему выхода нет – слышит или не слышит. Кто наше расположение увидел – тот быстро травой порастет!

Вверху раздался стук и открылось отверстие люка. По лесенке в бункер спускался один из личных охранников Хмары, боевик по кличке Реброруб, длиннорукий, курносый детина с автоматом на груди, в немецких ботинках на толстой подошве, зашнурованных телефонным проводом.

Смок незаметно смахнул со стола карты. Все вскочили, думая, что за Реброрубом проследует Хмара, но пришелец махнул рукою, чтобы садились, а сам, пройдя в угол, где лежали геологи, толкнул носком ботинка в бок Березняка и закричал:

– А ну, вставай!..

Березняк, пошатываясь, встал. Реброруб кивнул Стреляному, чтобы тот шел с ним. Стреляный снял с пирамиды автомат, зарядил его, подвесил к поясу гранаты и первым поднялся по лесенке. За ним, подталкиваемый снизу кулаками Реброруба, кое-как цепляясь связанными руками за перекладины, полез Березняк.

– Ну, от одного квартиранта избавились! – с облегчением сказал Мономах.

Ночные гости

Темны бывают ночи в Карпатах. Внизу туманы застилают долины с узкими реками, и, сдвинутые, будто по чьему-то приказу, горы ревниво берегут покой заволоченных белесоватой поволокой длинных, непомерно длинных сел и маленьких городков. В то же самое время, находясь на верховинах, вы можете увидеть над собою ясный свод неба, усеянный звездами, слышать неподалеку блеяние овец в пастушьих отарах, редкие звуки трембиты и мерное журчание потоков.

В одну из таких ночей услышали Карпаты нарастающий гул чужого самолета. Прорвавшись внезапно с погашенными бортовыми огнями на небольшой высоте междугорьем, сквозь линию радарных станций, сбросил он таинственный груз и немедленно убрался восвояси…

Одна за другой с темного, усеянного звездами неба в том квадрате Черного леса, где был задержан во время прочески массива Ивасюта-Вильшаный, медленно опустились две фигуры на парашютах.

Приземлившись, они быстро сбросили лямки парашютов, свернули обмякшие купола, отойдя в сторону, зарыли их в землю вместе с грузом под заметными отовсюду двумя дубами и пошагали от опушки леса к дороге. Старший годами, высокий, худощавый и нескладный, с асимметричным лицом, проронил сквозь зубы:

– Ось, видишь, Дмитро… Там, дальше, дорога на Ворохту. Я ее узнаю. Спускались однажды здесь. А там, налево, тот крест. Пошли тихонечко…

Они шли по пыльной, еще не тронутой росой, битой дороге.

Крадучись, воровато, пробрались задворками придорожного села. Окраинная хата была ярко освещена. Из ее маленьких окон вырывался свет керосиновых ламп. То ли свадьба там, то ли крестины, а быть может, попросту вечеринка. Во всяком случае, чей-то красивый голос выводил:

Де ти бродишь, моя доле?

Не докличусь я тебе…

Остановились в тени, под стеной. Два ночных гостя и не могут, как бы ни звали их сердца, приобщиться к веселью, царящему в простой гуцульской хате. Нельзя, никак нельзя им войти туда, потому что воры они на украинской земле, а не желанные ее гости.

– Смотри, по-нашему поют! – прошептал младший парашютист, по кличке “Выдра”. – И смеются как!

– Ладно, ладно, слюну не распускай, – сурово оборвал его старший. – Еще не такие песни услышим, как вернемся до Мюнхену.

Они двигаются дальше, наконец, на фоне звездного неба возникает покосившийся черный крест – излюбленное место всех бандеровских явок и мертвых контактных пунктов в те послевоенные годы.

Долговязый, по кличке “Дыр”, сказал молодому напарнику.

– Я уже бывал на таких встречах и все знаю. Пойду первым. В случае чего – даю голос и падаю, а ты стреляй, не бойся…

Он исчез в темноте, держа направление на крест и голосом подражая коростелю. Все ближе и ближе крест. Отделяются от него и идут навстречу Дыру, похлопывая себя по голенищам прутьями, три человека. И разве могли подумать в ту минуту закордонные курьеры, что это вместо бандеровских связных Паначевный вместе со своими оперативниками вышел на встречу? Дыр остановился и приветствовал их паролем:

– До Болехова далеко?

Вместо ответа встречные набрасываются на Дыра, и он успевает только хрипло крикнуть:

– Измена! Стреляй!..

Но тихой остается ночь в Карпатах, и от опушки леса отделяется Дмитро – Выдра с поднятыми кверху руками.

Выдра сознается охотно…

Первый допрос задержанного закордонного курьера по кличке “Выдра” вели вдвоем – прибывший из центра подполковник Кравчук и полковник Прудько. На небольшом столе лежала стопка бумаги и остро отточенные карандаши. Бандит сидел несколько поодаль.

Сверх всякого ожидания Выдра, не в пример многим другим пойманным бандитам, охотно сознавался во всем и был настолько откровенен, что его признания казались какой-то особой хитростью. А ведь бывало и такое: “гости” оттуда на случай провала придумывали себе для допросов согласованную с их руководством и разведками легенду с полным, чистосердечным раскаянием.

…Полковник встал и, подойдя к соседнему длинному столу, поднял новенький, американский автомат. Опытными движениями человека, умеющего владеть любым оружием, Прудько вынул диск и, наводя ствол автомата в потолок, проверил его работу.

Он положил, не глядя, автомат обратно на стол и, возвратившись к месту допроса, спросил:

– Так чего же вы не стреляли, а, Дмитро? Машина в полном порядке. И дружка подвели?

– Какой же он мне дружок? – с горечью сказал Дмитро, держа руки на коленях. – Разные пути у нас.

– Какие же разные? – вмешался Кравчук. – На чужом самолете прилетели, как воры, спустились, с американскими автоматами шли на нас.

– Но я же не стрелял. А мог, – глухо выдавил Выдра.

– Почему? – осторожно спросил полковник.

– Осточертело мне уже все. Мюнхен, чужие дома, жизнь на подачках Затянули меня за границу как бы воевать за “самостийну Украину”, а стал я у немецкого бауэра свинское дерьмо вывозить…

– Как же это так – от свинского дерьма вы за американский автомат взялись? – спросил Кравчук, кивая на оружие, лежащее на столе.

– Ну, я не сразу на обучение пошел. Сперва меня хотели англичане в Малайю завербовать. А наши хлопцы, что там побывали, сказали: “Не будь дурнем, Дмитро! Если тебя там, в джунглях, партизанская пуля не настигнет, то желтая лихорадка доканает”. Ну, я отказался, а тогда руководители наши стали нажимать: “Присягу давал? Давал! Не хочешь дальше за “самостийну” бороться? Гляди, как бы не смели тебя совсем!” Вы себе не представляете, как беспощадно эсбэ бандеровское расправляется с теми, кто домой хотел бы вернуться! Ходил хлопец по Мюнхену, а на рассвете его труп находят с удавкой на шее.

– Степан Бандера под своей фамилией живет в Мюнхене? – спросил Прудько.