Текст книги "Остроумие мир. Энциклопедия"
Автор книги: Владимир Артемов
Жанры:
Энциклопедии
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)
– Да уж коли сказал, что укажу, где делают деньги, так укажу!
– Пьянствуешь только, шатаясь по трактирам.
– Это уж так беспременно следовает, чтобы найти кого нужно…
Через день терпение Путилина истощилось. Приказал он было водворить обратно в тюрьму ловкача, но тот категорически заявил:
– Нет уж, ваше превосходительство, пока не покажу места, где делают деньги, в тюрьму не пойду Я, слава тебе Господи, не подлец какой-нибудь и начальству облыжничать никогда себе не дозволю.
– Врешь все! Ничего ты не знаешь.
– Уж коли такое недоверие на мой счет, то нежелательно ли вам персонально со мной поехать на Фонтанку. Сейчас же укажу.
Поехал с ним сам Путилин. По дороге он расспрашивает его:
– Кто же делает деньги?
– Разный народ. Есть и простые, есть и чиновники, генералы тоже… Много там разных сословий.
Подъезжают к Египетскому мосту.
Завидя здание «изготовления государственных бумаг», вор указал на него рукой и серьезно сказал Путилину:
– Вот где делают деньги, ваше превосходительство!..
Такой неожиданный финал так смутил Ивана Дмитриевича, что он не знал, чем закончить эту неосторожную шутку тюремного арестанта… Однако она прошла без последствий.
* * *
Путилин как-то приходит к своему приятелю и не застает его дома.
– Как прикажете о вас доложить? – спросил встретивший его слуга.
– Подай мне кочергу, – сказал Путилин.
Слуга, недоумевая, вручил ему большую железную кочергу. Путилин без всякого усилия связал ее двумя узлами и отдал пораженному лакею, приказав:
– Когда приедет домой барин, подай эту мою визитную карточку, он разберет, кто был.
* * *
Отец писателя Владимира Александровича Соллогуба однажды, прогуливаясь в Летнем саду со своей дочерью, девушкой поразительной красоты, повстречался с одним знакомым, очень самоуверенным и очень глупым.
– Скажи, пожалуйста, – воскликнул знакомый, – как это случилось? Ты никогда красавцем не был, а дочь у тебя такая красавица?
– Это бывает, – отвечал Соллогуб. – Попробуй-ка, женись: у тебя, может быть, будут умные дети.
* * *
Русский ученый Климент Аркадьевич Тимирязев в 1877 году посетил Дарвина. Разговаривая с Тимирязевым, Дарвин спросил:
– Вы не знаете, почему это немецкие ученые так ссорятся между собой?
– Вам это лучше знать, – ответил Тимирязев.
– Но я никогда не был в Германии, – удивился Дарвин.
– Зато вы автор борьбы за существование в природе. Видимо, в Германии развелось слишком много ученых. И всем им не хватает места, – ответил Тимирязев. – Это прекрасная иллюстрация к вашей теории.
* * *
Однажды молодому студенту, страстно желавшему научиться красноречию, кто-то посоветовал послушать лекции Тимирязева и профессора Н.
– Как вы можете называть эти имена вместе? – возмутился студент. – Великий Тимирязев, а рядом – косноязычный и бездарный профессор Н.?
– Вот то-то и есть, – ответили ему. – У Тимирязева вы научитесь, как надо говорить, а у профессора Н. – как говорить не надо.
* * *
В 1892 году Д. И. Менделеев стал ученым хранителем Палаты образцовых мер и весов. Для повышения точности взвешивания в России требовалось немало денег. Ходатайство же о выделении денег застревало в министерстве финансов.
Как-то Менделеев узнал, что его Палату посетит великий князь Михаил, и приказал и без того тесные лаборатории загромоздить всяким хламом. Из подвалов вытаскивались негодные тяжелые станки и железные болванки.
– Под ноги! Под ноги! – командовал Менделеев. – Надо, чтоб спотыкались.
Встретив великого князя, Менделеев повел его по зданию, то и дело покрикивая:
– Не туда-с! Налево-с! Не извольте оступиться! Тесно у нас…
…И через некоторое время деньги были получены.
* * *
Как-то Менделееву принесли корректуру одной из его статей, подписанную его полным титулом. Менделеев посмотрел, засмеялся и сказал:
– Нельзя печатать: титул длиннее, чем у царя.
И действительно, Менделеев был членом нескольких десятков академий и научных обществ мира!
* * *
В свободное время Менделеев любил переплетать книги, делать чемоданы. Однажды, когда ученый покупал необходимые ему материалы, кто-то, увидя бородатого Менделеева, спросил продавцах: кто это такой?
– Как же, его все знают, – ответил продавец. – Известный чемоданных дел мастер Менделеев.
* * *
Когда Александр Иванович Куприн жил в Одессе, местный репортер захотел у него взять интервью и спросил, где бы он мог встретиться с писателем. Куприн внимательно посмотрел на репортера и ответил:
– Приходите, пожалуйста, завтра в Центральные бани не позже половины седьмого. Там встретимся и обо всем поговорим.
На другой день вечером, сидя нагишом в бане перед голым репортером, Куприн изложил ему свои литературные взгляды и творческие планы на будущее. Интервьюер остался доволен встречей и ответами писателя.
– И как тебе пришла в голову такая странная идея – давать интервью в бане? – спросил у Куприна один из его приятелей.
– Почему же странная? – засмеялся Куприн. – Все дело в том, что у репортера были такие грязные уши и ногти, что нужно было воспользоваться редкой возможностью снять с него грязь.
* * *
Очень любопытствующая дама однажды попросила Александра Степановича Попова рассказать ей о том, как работает трансатлантический кабель.
Попов подробно и обстоятельно объяснил ей принципиальную схему работы этого средства межконтинентальной связи. Дама поблагодарила радиофизика за любезный рассказ и сказала:
– Должна вам сказать, дорогой, что мне приходилось разговаривать со многими замечательными учеными, но никто так просто, доступно и так интересно не говорил со мной, как вы. Ваш обстоятельный рассказ мне очень и очень понравился. Но у меня не совсем ясным остался один вопрос. Скажите, дорогой, почему же из Америки к нам в Европу телеграммы приходят сухими?
* * *
Однажды Константин Сергеевич Станиславский, играя в «Трех сестрах» роль полковника Вершинина, представился Василию Васильевичу Лужскому, игравшему Андрея Прозорова: «Прозоров».
Лужский от неожиданности поперхнулся и ответил сдавленным голосом:
– Как странно – я тоже.
* * *
Ольга Леонардовна Книппер-Чехова прожила более 90 лет и отличалась живым нравом. Лужский назвал ее так: «Беспокойная вдова покойного писателя».
* * *
Как известно, первым народным комиссаром просвещения после революции был Анатолий Васильевич Луначарский. Свою государственную деятельность он совмещал с творческой, сочиняя пьесы, открывал многие высокие собрания и конференции, писал предисловия… Всеядность наркома дала повод поэту Александру Архангельскому сказать по этому поводу:
О нем не повторю чужих острот, Пускай моя звучит свежо и ново: Родился предисловием вперед И произнес вступительное слово.
* * *
В двадцатые годы в Театре Революции шла пьеса наркома просвещения Луначарского «Бархат и лохмотья». В этой довольно слабой пьесе играла жена Луначарского Наталия Розенель. Посмотрев спектакль, Демьян Бедный написал:
Ценя в искусстве рублики,
Нарком наш видит цель:
Дарить лохмотья публике,
А бархат – Розенель.
Эпиграмма Демьяна Бедного скоро дошла до наркома-драматурга, и он не замедлил ему ответить:
Демьян, ты мнишь себя уже Почти советским Беранже. Ты, правда, «б», ты, правда, «ж». Но все же ты – не Беранже.
* * *
На одном из диспутов на политическую тему Луначарский привел высказывание Ленина. В этот момент какая-то экспансивная слушательница закричала из зала:
– Ленин никогда этого не говорил!
– Вам, мадам, он этого не говорил, а мне говорил, – спокойно парировал Луначарский.
* * *
Когда известному геологу Леониду Ивановичу Лутугину предлагали стать директором или членом правления того или иного акционерного общества, он, будучи человеком бескорыстным и честным, всякий раз отшучивался:
– Куда уж мне теперь, господа! Жить осталось мне, знаете, мало! Нахапать много, пожалуй, за оставшиеся годы не успею, а свой некролог непременно испорчу!
* * *
Как-то раз к Ивану Петровичу Павлову зашел в лабораторию принц Ольденбургский и стал уговаривать его отправиться к нему во дворец, где должен был быть необыкновенный спирит, который-де заставит Павлова изменить свое отрицательное отношение к подобного рода «чудесам». Павлов отнекивался, говорил принцу, что спиритизм – это шарлатанство, но потом согласился.
Когда его представили спириту, тот сразу же стал величать Ивана Петровича гением.
– Вот видите, – шепнул Павлову принц, – он сразу понял, кто вы.
– Что ж тут удивительного, – ответил Иван Петрович. – Кругом все в мундирах, в орденах, в лентах, а я в простом пиджаке, но мне все оказывают внимание.
* * *
В 1917 году, когда шла первая мировая война, русский композитор Игорь Федорович Стравинский посетил Рим и Неаполь. Эта поездка была отмечена знакомством с Пабло Пикассо, с которым у него установилась тесная дружба. При возвращении композитора в Швейцарию таможенники, проверяя багаж, обнаружили странный на их взгляд документ.
– Что это за рисунок? – спросил таможенник у Стравинского, рассматривая циркульные линии, углы и квадраты.
– Мой портрет работы Пикассо.
– Не может быть. Это план!
– Да, план моего лица и ничего более.
Тем не менее ретивые таможенники конфисковали рисунок, решив, что это замаскированный план какого-то стратегически важного сооружения.
* * *
Будучи проездом в Нью-Йорке, Стравинский взял такси и с удивлением прочитал на табличке свою фамилию.
– Вы не родственник композитора? – спросил он у шофера.
– Разве есть композитор с такой фамилией? – удивился шофер. – Впервые слышу. Стравинский – фамилия владельца такси. Я же не имею ничего общего с музыкой. Моя фамилия – Пуччини.
* * *
Хорошо знавшая в годы эмиграции писательницу Тэффи – красивую и остроумнейшую женщину – поэтесса Ирина Одоевцева вспоминала:
– Женские успехи доставляли Тэффи не меньше, а возможно, и больше удовольствия, чем литературные. Она была чрезвычайно внимательна и снисходительна к своим поклонникам.
– Надежда Александровна, ну как вы можете часами выслушивать глупые комплименты Н. Н.? Ведь он идиот! – возмущались ее друзья.
– Во-первых, он не идиот, раз влюблен в меня, – резонно объясняла она. – А во-вторых, мне гораздо приятнее влюбленный в меня идиот, чем самый разумный умник, безразличный ко мне или влюбленный в другую дуру.
* * *
Какая-то пациентка спросила С. П. Боткина:
– Скажите, доктор, какие упражнения самые полезные, чтобы похудеть?
– Поворачивайте голову справа налево и слева направо, – ответил Боткин.
– Когда?
– Когда вас угощают.
* * *
Однажды мать будущего знаменитого физика Петра Николаевича Лебедева, в ту пору еще студента, получила от сына странное письмо, сильно ее взволновавшее.
«А у меня новорожденная: кричит, бунтует, ничьего авторитета не признает, – писал ей холостой сын. – Я, слава Богу, уже оправился, совершенно здоров и хожу в институт. Крестным был профессор Кундт, он пришел в некоторое взвинченное настроение, когда я преподнес ему новорожденную…»
Только в конце письма выяснилось, что новорожденной была… некоторая «идея относительно электричества». Госпожа Лебедева спокойно вздохнула.
* * *
Лебедев был врагом бесплодной эрудиции.
– Мой книжный шкаф, – говорил он, – набит знаниями гораздо больше меня, однако не он физик, а я.
* * *
Во МХАТе шел «Юлий Цезарь» Шекспира. По ходу спектакля статист должен был вынести свиток и отдать его К. С. Станиславскому, игравшему роль Бруга. Статист куда-то исчез. Тогда В. И. Немирович-Данченко велел срочно переодеть рабочего сцены и заменить им статиста.
Рабочий вышел на сцену со свитком и громким голосом сказал, обращаясь к Станиславскому:
– Вам, Константин Сергеевич, вот тут Владимир Иванович передать чегой-то велели…
* * *
Немирович-Данченко был в Большом театре на балете Асафьева «Пламя Парижа». Рядом с ним сидел пожилой и, видно, впервые попавший на балетное представление человек. Он восторженно воспринимал все, что происходило на сцене, и удивлялся только: оперный театр, а совсем не поют.
– Почему же это? – обратился он к сидящему рядом Немировичу-Данченко.
Владимир Иванович терпеливо объяснил ему, что балет – особый жанр, в котором только танцуют. Но в это время хор запел «Марсельезу»! Человек взглянул в лицо Немировичу-Данченко, укоризненно покачал головой и произнес:
– А ты, видать, вроде меня – первый раз в театре-то!
* * *
Рассказывают, что Немирович-Данченко молодому драматургу, жаловавшемуся на отсутствие хороших тем, предложил такую: молодой человек, влюбленный в девушку, после отлучки возобновляет свои ухаживания, но она предпочитает ему другого, куда менее достойного.
– Что это за сюжет? – покривился драматург. – Пошлость и шаблон.
– Вы находите? – сказал Немирович-Данченко. – А Грибоедов сделал из этого недурную пьесу. Она называется «Горе от ума».
* * *
Находясь в обществе молодых поэтов, Михаил Светлов никогда не подчеркивал своего превосходства. Однажды один молодой человек, неправильно понявший светловскую простоту, стал называть его «Миша».
– Что вы со мной церемонитесь, – сказал ему Светлов, – называйте меня просто – Михаил Аркадьевич.
* * *
Литфонд долго не переводил Светлову денег. Заждавшись, после многих напоминаний из Ялты он послал директору такую телеграмму: «Вашу мать беспокоит отсутствие денег».
* * *
На писательском собрании прорабатывали пьесу, перед этим обруганную в одной центральной газете. Доклад делал критик, известный своим разгромным стилем. Светлов печально заметил:
– Вы знаете, кого напоминает мне наш докладчик? Это тот сосед, которого зовут, когда надо зарезать курицу.
* * *
Об одном поэте Светлов сказал:
– Он как кружка пива – прежде чем выпить, надо сдуть пену.
* * *
По поводу своей сутулости Светлов часто шутил:
– Что такое знак вопроса? Это состарившийся восклицательный.
* * *
На светловском юбилее было оглашено письмо отсутствовавшего по причине болезни Вениамина Каверина, в котором он писал: «Я завидую не только таланту Светлова, но и его удивительной скромности. Он, как никто, умеет довольствоваться необходимым».
– Мне не надо ничего необходимого, – возразил Светлов, – но я не могу без лишнего.
* * *
Светлов стойко и мужественно умел переносить невзгоды и почти никогда не жаловался. Он всегда отшучивался и говорил:
– Счастье поэта должно быть всеобщим, а несчастье – обязательно конспиративным.
* * *
О двух маститых литературоведах Светлов как-то сказал в кругу писателей:
– Когда я их читаю, никак не могу понять, стоит ли мне читать книги. Все равно что по котлете представить, как выглядела живая корова, из которой эта котлета сделана.
* * *
Прогуливаясь по морскому пляжу и обозревая распростертые на песке фигуры загорающих, Светлов сказал:
– Тела давно минувших дней…
* * *
В 1956 году Светлова вызвали в МГБ в связи с посмертным пересмотром дела одного из поэтов. Следователь спросил:
– Знали ли вы этого поэта? Что вы можете о нем сказать?
– Знал. Он был хорошим поэтом и настоящим коммунистом.
– Как? Ведь он был троцкистом и за это посажен.
– Нет, это я был троцкистом, – сказал Светлов. – А он был настоящим коммунистом.
Следователь растерялся, попросил у Светлова пропуск, подписал его и сказал:
– Идите, идите…
* * *
На литературном вечере после чтения стихов Светлов отвечал на многие записки. Несколько записок он оставил без ответа.
– Почему вы отвечаете не на все записки? – раздался голос из зала.
– Если бы я мог ответить на все вопросы, – сказал Светлов, – мне бы стало неинтересно жить.
* * *
Светлов, написав стихи, тут же читал их кому-нибудь. Если поблизости никого не было, звонил по телефону. Звонил иногда среди ночи.
Друг Светлова, разбуженный однажды ночным звонком, спросил его:
– А ты знаешь, который час?
– Дружба – понятие круглосуточное, – ответил Светлов.
* * *
Утверждая простоту как высшую форму искусства, Светлов сказал:
– В каждом изысканном блюде есть привкус. А у ржаного хлеба есть вкус, но привкуса нет.
* * *
Студент Литературного института защищал дипломную работу – читал морские стихи из своей книги. Выступая с критикой этих стихов, Светлов сказал:
– От моря можно брать ясность, синеву, грозность… Но зачем брать воду?
* * *
Об одном поэте, вокруг которого была создана чрезмерная рекламная шумиха, Светлов сказал:
– У него весь пар уходит на свистки, а не на движение.
* * *
Был день выплаты гонорара. Светлов пришел в издательство. Выяснилось, что ему ничего не причиталось. Глядя, как другие писатели получают деньги, Светлов сказал:
– Давно не видел денег. Пришел посмотреть, как они выглядят.
* * *
Как-то Л. О. Утесов почувствовал недомогание. Обратился к врачам, начались, как водится, анализы, исследования, рентгены. На первых порах они ничего не дали. И тогда распространился слух, что у Утесова рак… Только спустя некоторое время было обнаружено, что Утесов проглотил рыбную кость.
И когда кто-то из друзей Леонида Осиповича справлялся о его здоровье, он отвечал:
– Не беспокойся, пожалуйста, у меня не рак. У меня, знаешь ли, рыба.
* * *
Физику Оресту Даниловичу Хвольсону, члену-корреспонденту Академии наук СССР, присвоили звание почетного академика. Поздравляя маститого физика, кто-то из его коллег спросил:
– Ну, теперь-то вы довольны?
– Конечно, я рад, – отвечал Хвольсон, – но должен заметить, что между академиком и почетным академиком такая же разница, как между значением слов «государь» и «милостивый государь».
* * *
В одном из спектаклей Саратовского драматического театра замечательный артист Борис Андреев исполнял роль Тараса Бульбы, но в сцене, когда он готовится застрелить сына Андрия, ружье Тараса не срабатывает. Человек за сценой, который производит звуки выстрелов, отчего-то замешкался. Андреев, нацелив ружье, говорит известные слова:
– Я тебя породил, я тебя и убью… Но ружье молчит.
Андреев повторяет:
– Я тебя породил, так я же тебя и убью… Ружье молчит.
Звуковика растормошили, раздался выстрел, но слишком поздно. Андреев уже успел зарубить Андрия саблей.
* * *
После долгого дня съемок, накануне выходных, Борис Андреев, большой любитель хорошо выпить и закусить, с удовольствием сообщает коллегам:
– Не знаю как вы, а я иду в ресторан на праздничный ужин.
– Надеюсь, в приятном обществе, – бросает реплику кто-то из актеров.
– Я и жареный гусь!
– Ух, ты! И что, ты справишься с ним в одиночку?
– Зачем же в одиночку, – говорит Борис Андреев. – Не в одиночку, а с картошкой, капустой, овощами…
* * *
Беседуя с Бондарчуком, некто повторил известную фразу о том, какая легкая судьба всякого актера – однажды утром проснулся и узнал, что стал знаменитым.
– Уважаемый, – сказал ему Сергей Бондарчук. – Ради того, чтобы однажды утром проснуться знаменитым мне довелось много лет работать сутками напролет, почти без сна. Тот, кто собирается когда-нибудь проснуться знаменитым, спит очень мало!
* * *
Однажды в Киеве Олег Даль проводил время в кафе. Одна из местных поклонниц подсела за соседний столик. Всеми доступными ей способами она попыталась привлечь к себе внимание артиста, но тот не реагировал никак, продолжал попивать вино.
Через некоторое время поклонница решила действовать более решительно и уронила сумочку. При этом воскликнула громко:
– Ой, да я же сумочку уронила!
Олег Даль повернулся к ней и, усмехнувшись, сказал:
– Дорогая, моя слабость вовсе не женщины, а вино!
* * *
Пьеса «На бойком месте» Островского. Алексей Дикий, который играет роль барина, приезжает на бричке, входит в горницу и спрашивает своего слугу:
– Коней распряг? Овса задал?..
– Распряг, батюшка, – откликается слуга. – И овса задал… Наступает непредвиденная пауза, ибо слова роли Дикий забыл.
Бывает такое– вылетят хорошо известные слова и никак их не вспомнишь. Он снова повторяет:
– Значит, и коней распряг и овса им задал?
– Верно, батюшка, – подыгрывает партнер. – И коней распряг, и овса им задал…
Снова пауза. Дикий прохаживается взад-вперед по сцене, наконец громко крякает, чешет в затылке:
– Распряг, значит, коней?
– Распряг… Снова пауза.
– Иди, запрягай, черт бы тебя подрал! – мрачно говорит Алексей Дикий. – А не то мы отсюда никогда не уедем!..
* * *
Александр Довженко очень любил наблюдать за жизнью ворон. Где бы ни увидел он этих птиц, непременно остановится и глядит, как они скачут по помойке, роются в баках. Или, если дело случается за городом, наблюдает, как они разгребают лапами песок в поисках пищи. Один раз кто-то из его друзей не утерпел и спросил, отчего он тратит столько времени на этих ворон.
– Учусь, – ответил мастер.
– У вороны?
– Вот именно…
– Чему же можно научиться у вороны?
– Учиться можно на чем угодно и у кого угодно, – сказал Довженко. – Вот гляжу я на эту ворону и вижу, как она терпеливо разгребает землю и учит меня: «Работай, работай, работай!..»
* * *
Один молодой начинающий композитор уговорил И. Дунаевского выслушать несколько его музыкальных произведений. Заманил к себе, долго мучил композитора своей музыкой, затем устроены были посиделки, и все это время Дунаевский ни словом не обмолвился о том впечатлении, которое произвело на него творчество начинающего коллеги. А когда вечер закончился и Дунаевский, попрощавшись, отправился в прихожую, тот догнал его и спросил:
– Почему вы ничего не говорили о моем творчестве?
– Но ведь и вы ничего не сказали своей музыкой, – ответил Дунаевский и покинул гостеприимный дом.
* * *
Однажды во время спектакля «Большевики» с Е. Евстигнеевым, который играл роль Луначарского, случился забавный казус. Луначарский должен был выйти из комнаты, где лежал раненый Ленин и сказать: «У Ленина лоб желтый…» Евстигнеев выходит на сцену и произносит:
– У Ленина жоп желтый!
* * *
Как-то раз Евстигнеев встретился в буфете с актером Павловым за стопкой коньяку.
– Ты знаешь, – похвастался Павлов, – однажды я так здорово сыграл одну трагическую роль, что рыдала вся съемочная группа.
– Это что! – перебил Евстигнеев. – Я как-то раз настолько великолепно сыграл роль трупа, что меня едва не похоронили…
* * *
О. Ефремов играл в спектакле роль царя и должен был произнести такую фразу: «Я в ответе за все и за всех!» Но Ефремов сбился и вышло у него так:
– Я в ответе за все и за свет!
Его партнер Евстигнеев на миг смутился, а потом продолжил:
– И за газ, и за воду, ваше величество?..
* * *
Шла премьера одной официозной постановки, где поднималась рабочая тема и тема коммунистической партии. Публика на такие спектакли ходила нехотя, и пьеса шли при полупустом зале, несмотря на гигантские усилия прессы и на хвалебные отзывы критиков. Но актерам поневоле приходилось играть в таких пьесах, пришлось это делать и Кириллу Лаврову. После премьеры кто-то из домашних поинтересовался:
– Ну как реагировала публика? Как сыграли?
– Вничью! – ответил Лавров.
* * *
В голодное послевоенное время администрация театра имени Станиславского давала слегка подзаработать своим актерам. Они в антрактах монтировали сценическое оборудование, а кроме того, создавали звуковое оформление спектаклей, представляя, к примеру, шум ветра, плеск воды, цокот копыт и грохот проезжающей повозки. Платили за это пять рублей.
Как-то раз Евгений Леонов, утомившись во время спектакля, уснул, а в это время мимо окна проехала, гремя по асфальту колесами, какая-то повозка.
Не просыпаясь, Леонов пробормотал сквозь сон:
– Пять рублей проехали…
* * *
Артист Владимир Вячеславович Белокуров, который сыграл в кино роль летчика Валерия Чкалова, получил во ВГИКе профессорское звание и соответственно кабинет. Борис Ливанов не преминул съязвить, намекая на пристрастие Белокурова к рюмке:
– Ты, дорогой Володя, непременно закажи табличку на дверь кабинета: «Профессор В. В. Белокуров. Прием от 150 до 250 грамм».
* * *
Однажды Белокуров появился в майке команды «Спартак», за которую болел. Ливанов, указывая на поперечную полосу на груди, пояснил окружающим:
– Линия налива.
* * *
Борис Ливанов уважал длинные тосты. Обычно, сев за стол с другом артистом, он поднимал стаканчик и произносил такой приблизительно тост:
– Выпьем за тебя, великолепного актера, тонкого, мудрого, талантливого, гениального, с колоссальным творческим потенциалом, глубокого, кроме того замечательного друга, любимца женщин… и т. п.
Налив по второй, Ливанов предлагал:
– Ну а сейчас ты говори про меня то же самое.
* * *
Как-то Е. А. Фурцева, выступая перед артистами сказала о том, что когда-нибудь любители вытеснят профессионалов с большой сцены.
– Это будет огромным достижением нашей социалистической культуры!
Из зала донеслась реплика Ливанова:
– Екатерина Алексеевна! Если у вас возникнут проблемы со здоровьем по «женской части», вы что же, отправитесь к гинекологу-любителю?
* * *
Борис Ливанов часто бывал на приемах и банкетах, устраиваемых по разным торжественным поводам в Кремле. Зная его невоздержанность в потреблении спиртного, к нему специально приставляли человека из органов, который наблюдал за Ливановым и, заметив, что артист вот-вот потеряет самоконтроль, быстро подбегал к нему и приглашал покинуть банкет и пройти в комнату отдыха якобы по важному телефонному звонку.
Случилось так, что чекист попался неопытный и замешкался где-то, отлучился, словом, не уследил. Ливанов, пользуясь неожиданной свободой, успел выпить довольно много. И вот наступил решающий момент, когда он поднялся во весь свой огромный рост и мутным взором обвел присутствующих. Все притихли, не зная, чего ожидать, то ли тоста, то ли чего-нибудь скандального.
– Ну и где же этот мудак с телефоном? – проревел Ливанов и рухнул.
* * *
Перед гастролями и поездкой в Париж Ливанов пропил казенный фрак.
Но нужно было в чем-то ехать и выступать перед буржуазной публикой, а потому администрация скрепя сердце выдала артисту светлый костюм-тройку.
С этим костюмом очень скоро случилось непоправимое несчастье – артисты, отправившись на гастроли, накрыли стол в вагоне-ресторане и решили отметить это событие. И во время празднования со стола на костюм-тройку Ливанова опрокинулась большая банка со шпротами и безнадежно испортила дорогую вещь. Прибывший по тревоге завхоз, оглядев Ливанова с ног до головы, вздохнул и сказал:
– Ну что ж, пусть и такой будет среди нас…
* * *
Как-то на Цветной бульвар, где располагалось здание издательства «Искусство», заглянул один старый писатель получить гонорар за свой труд и, получив деньги, сказал:
– Приятно получать деньги там, где ты когда-то их тратил.
До революции в этом здании, где находилось издательство «Искусство», располагался бордель под названием «Нимфа».
* * *
Павел Луспекаев не любил утруждать себя доскональным знанием текста пьес и порой на спектаклях нес отсебятину. Как-то драматург Игнат Дворецкий перед спектаклем сказал ему:
– Павел, ты уж выучи роль. Это очень важно…
– Игнат, – ответил ему Луспекаев. – Не обижайся, но я даже Чехова Антона Павловича играю своими словами!
* * *
Как-то раз кинорежиссер Марягин был приглашен для деловых переговоров с известным американским продюсером. Перед тем как явиться на эти переговоры, Марягин решил сдать по пути пустые бутылки, которых много накопилось в квартире. В прежние времена нужно было отстоять очередь в приемном пункте, а потому Марягин на встречу пришел с опозданием.
– Простите, – стал он оправдываться, здороваясь с продюсером. – Пришлось задержаться. Нужно было сдать бутылки…
И тут осознал, что делает ошибку, раскрьюая свою нищету. Продюсер поскучнел, но Марягин тотчас добавил:
– У меня коллекция очень ценных старинных бутылок. Я их иногда сдаю в музей…
* * *
Однажды Фаина Раневская записывалась на радио. Одна из редакторов заметила, что Раневская якобы неверно произносит слово «феномен».
– По-современному, произносить это слово нужно так – феномен! А вы произнесли «феномен». Нужно перезаписать эту часть выступления.
Раневская нахмурилась, но согласилась на перезапись. Подошла к микрофону и крикнула:
– Феномен, феномен и еще раз феномен! А кто произносит феномен, пусть поцелует меня в задницу!
* * *
– Как же это так выходит, – спрашивала однажды Раневская. – Железо тяжелее воды, а корабли не тонут? Почему?
– Тут все очень просто, – стали ей разъяснять. – Был в Древней Греции ученый Архимед. Он открыл закон, по которому на тело, погруженное в воду, действует выталкивающая сила, равная весу вытесненной воды…
– Ну и что? – не поняла Фаина Георгиевна.
– А то, что, положим, вы садитесь в наполненную до краев ванну. Что в таком случае происходит? Вода вытесняется вашим телом и проливается на пол… Отчего же она проливается, по какому закону?
– По какому закону? Да оттого, что у меня большая ж…! – догадалась Раневская.
* * *
В фильме «Преступление и наказание» Любовь Соколова играла Лизавету, которую убивает Раскольников попутно со старухой. Соколова до такой степени вжилась в роль, что стала даже днем запираться в своей квартире, боясь, что в любой миг войдет Ракольников с топором. Когда фильм был снят, свекровь Соколовой, вернувшись домой и убедившись, что дверь больше не на запоре, с облегчением сказала:
– Ну, слава Богу, наконец-то тебя убили.
* * *
После присоединения Латвии к СССР Л. Утесов приехал в Ригу. Здесь ему срочно потребовался новый концертный костюм. Утесов пришел к портному и снял мерку.
– Постарайтесь уложиться в три дня, – попросил Утесов портного.
– Завтра, – ответил ему портной.
– Но я хотел бы, – сказал Утесов, с подозрением глядя на портного, – чтобы ваш костюм был сшит не хуже этого, который сейчас на мне.
Портной поглядел на утесовский костюм и спросил:
– Кто вам его сшил?
– Его мне сшил сам Расторгуев! – похвастался Утесов.
– Я интересуюсь вовсе не фамилией этого человека, – перебил рижский портной. – Мне интересно, кто он по профессии?
* * *
Однажды на большом приеме в Кремле Сталин подошел к беседующим Ромму, Пудовкину, Пырьеву и Александрову. Поговорив о делах кинематографических, Сталин перешел к бытовым и поинтересовался, как живут знаменитые режиссеры, нет ли у них каких-нибудь просьб и пожеланий.
Ромм немедленно пожаловался на то, что вынужден проживать в стесненных квартирных условиях, что хорошо бы расширить площадь…
– У вас будет новая квартира, – пообещал Сталин.
После этого Пудовкин, у которого с квартирой все было в полном порядке, попросил, чтобы ему для плодотворной работы выделили дачу где-нибудь в ближнем Подмосковье, где можно прогуливаться под деревьями и думать о новых фильмах.
– Завтра можете переезжать на новую дачу, – сказал Сталин.
У Пырьева была и хорошая квартира, и дача, а потому он попросил, чтобы его обеспечили легковым автомобилем, поскольку он то и дело ездит то на съемки, то в театр, то в институт, словом, каждая минута на счету, а все эти передвижения очень мешают творчеству.
– Получите машину.
К удивлению товарищей, Александров, у которого в то время быт был устроен гораздо хуже, чем у товарищей и коллег, когда пришел его черед излагать свои нужды и просьбы, вдруг обратился к Сталину так: