Текст книги "Шумный двор"

Автор книги: Владимир Добряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Пополнение

Они сидели в комнате у Плутона и придумывали, чем отплатить своему недавнему кумиру за страшный обман, за обиду. Избить его не смогут. Заявить в милицию – глупо. Уж если кого там и возьмут в оборот, то не Марса, а их. Собак воровали они, деньги вымогали они, а Марс – чистенький. Попробуй придерись! Скажет: знать ничего не знаю… Ох, и обкрутил же вокруг пальца! И дураки же они безголовые!.. А может, просто пойти к нему и высказать все, что думают о нем – обманщике? Это было самое верное, что они могли сделать, но миновал час, второй, а ребята никуда не шли. Злость как-то стихла, улеглась. Было горько и обидно – хоть плачь. Как верили ему, сколько мечтали о замечательном приемнике! И вот…

В тот день они так, наверно, и не увидели бы Марса, если бы он сам не явился к ним…

В пятом часу Марс пришел домой, наспех съел холодную котлету, переодел рубашку и, собираясь уходить, заглянул в комнату матери.

– Как тебе, не легче?

– Ничего, Витя, уже лучше. Врачиха была, микстуру выписала. Может, закажешь в аптеке?

– Ладно, забегу по пути… Больше ничего не надо?

– Ничего, иди… Да, мальчик тут приходил, какой-то чертеж взял.

– Чертеж? – Марс насторожился. Торопливо прошел к себе в комнату. Что за дьявольщина! Все чертежи исчезли. Это Плутон, наверно. Зачем понадобились?.. Вот еще история. Марс взглянул на часы. До условленной встречи с друзьями оставалось сорок минут. «Ничего, успею, – подумал он. – А с чертежами надо сразу разобраться. У этих слепых котят могут глаза прорезаться. Что-то, видно, уже начали разнюхивать. Ну, я их быстро поставлю на место! Безобразие! Пришел, взял чертежи! Я ему сейчас покажу!»

На его громкий стук дверь открыл Плутон.

Увидев Меркурия, Венеру и чертежи на столе, Марс грозно нахмурил брови.

– Это что за анархия? Кто позволил брать чертежи? Затеряете, а я снова должен ночами корпеть?

Тут Митя вскочил со стула – кулаки сжаты, губы дрожат.

– Ты не кричи! Знаем, как по ночам работаешь!

Марс внимательно взглянул на него.

– Что-то не понимаю…

– И понимать нечего! Это чертежи твоего отца! И авторское свидетельство его. А сам ты – бездельник и тунеядец! Я все знаю. Четырнадцатого весь день валялся на пляже. Пятнадцатого в кино был и на танцах. Вчера с семи часов в ресторане сидел. Что, может быть, неправда?

И тут случилось то, чего ребята никак не ожидали. Марс захохотал. Он смеялся так весело и долго, что они совершенно опешили. Насмеявшись, Марс как ни в чем не бывало сказал:

– Доперли наконец! Ох вы, котята слепые! Разве мировые открытия так делаются?.. Ну, ладно, – Марс снова посмотрел на часы, – я думаю, ссориться не будем. По-моему, мы должны остаться довольны друг другом. Я для вас придумал интересную игру, полную, как пишут в книгах, романтики и приключений. Вы хорошо провели время. И за все эти удовольствия, как положено среди джентльменов, вы мне исправно платили. Только и всего. Но сейчас, я догадываюсь, платить вы больше не станете, и поэтому наши деловые отношения можно считать законченными. Как видите, нам не из-за чего ссориться.

– Ну, знаешь! – процедил Меркурий. – Было бы мне девятнадцать, смазал бы тебе по вывеске!

– Что ж, – охотно согласился Марс, – такие вещи между деловыми людьми тоже случаются. Но, к твоему несчастью, сердитый мой мальчик, молоко на твоих губах обсохло совсем недавно. Сочувствую…

И, помахав из дверей рукой, Марс вышел.

– Эх, – слушая быстрые шаги на лестнице, сказал Меркурий, – жаль, что я ему не врезал разок! С тремя бы он ни за что не справился…

Плутон и Митя молчали. Молчали тяжело, долго. Вот теперь действительно оплевал их. Идиоты! Сколько времени водил за нос! Золотые горы обещал. И они верили… Теперь от стыда и во дворе не покажешься. Ребята, наверно, уже знают. Коська, конечно, разболтал…

Ребята и в самом деле уже знали. Кое о чем Костя рассказывал, кое-что Лешка шепнул «по секрету». Не мог же он немножко не похвастаться, что первый выследил Виктора!

Узнал об этом и Герман Ильич. Он и сердился, и удивлялся, и вздыхал сокрушенно: «Какой человек был Василий Васильич! Кристалл! А вот сынок, ай-яй-яй… Придется, видно, взяться за него. Так это дело оставить нельзя…»

Внука Герман Ильич не ругал. Что с него возьмешь – мальчишка! Но ничего, понемногу выправляется. Отец зимой приедет – порадуется.

А Костя страдал. Оттого, что Герман Ильич не ругал его, не напоминал об украденных деньгах, он лишь сильнее чувствовал свою вину. Самое бы время сказать обо всем. «Да, надо сказать», – то и дело повторял про себя Костя. Он уже и на дедушку виновато поглядывал, и рот уже открыл, но каждый раз что-то удерживало его. «Нет, потом скажу». Это была подленькая отговорка. Костя понимал, и ему было противно. В конце концов он до того рассердился на себя, что без всякой подготовки сказал:

– Деда, ты прости меня, что я тогда взял у тебя десять рублей.

– Какие десять рублей? – удивился Герман Ильич.

– Ну, те… Из коробки которые взял… То есть украл. – Костя покраснел еще больше.

– Так… – непонятно проговорил дедушка. – Значит, украл?

– Украл. – Внук тяжело вздохнул. – Понимаешь, деда, все из-за этого чудо-приемника.

– Ясно, – помолчав, сказал Герман Ильич и усмехнулся. – Ишь, как забавно получилось! Ведь я не знал, что пропали деньги. Ну, а теперь признайся – жалеешь, что сказал?

Костя задумался. В самом деле смешно получилось: он переживал, мучился, а деда, оказывается, и не знал ничего. Так жалеет ли он? Нет. Наоборот. Костя открыто взглянул на дедушку.

– Не жалею. Честное слово!

Герман Ильич поверил. Он разгладил буденновские усы, притянул внука к себе и крепко похлопал по спине.

– Молодец, что признался. На совести пятен не должно быть.

Хорошо окончился этот день для Кости. Он чувствовал себя счастливым.

А вот у его недавних «друзей по науке» настроение было совсем не такое. После ухода Марса – мрачные, злые – продолжали сидеть они у Плутона. Вспоминали свои охотничьи мытарства, спорили, переругивались. Во двор не решались выйти. И на следующее утро собрались вместе. На этот раз у Мити. Ругаться и обвинять друг друга надоело. Стали думать: куда пойти – на реку или в кино? Теперь свободные люди, куда угодно могут идти. Но почему-то и в кино не хотелось, и на реку не тянуло…

А во дворе было шумно. На волейбольной площадке стучали по мячу. У стола для игры в пинг-понг командовал Гриша Коркин. Возле теннисистов с кинокамерой суетился Гера Демкин…

– Может, во двор пойдем? – неуверенно предложил Митя. И сам устыдился своего робкого голоса. – А что, не век же теперь дома отсиживаться!

Похоже, такие мысли не давали покоя и его друзьям, только не хотели первыми признаваться. А после Митиных слов сразу как-то легче стало.

– Пошли! – сказал Меркурий. – Ну, посмеются немного. Подумаешь! Зато сейчас покажу им класс!

На площадке их появление было встречено с веселым оживлением. Но это так, между прочим. В общем-то издеваться над ними не стоило. Что ни говори, здорово их околпачил Витька Жомин.

Ну, а пострадавшим, чтобы скрыть смущение, ничего не оставалось, как изо всех сил бодриться. К волейбольной площадке Меркурий подошел вразвалочку, руки в карманах.

– Принимайте в свою команду!

– Это можно, – ответил Саша. – Ты как, подходяще играешь?

– Увидишь.

– Ну, давай. Становись на правый угол. Посмотрим, что за игрок такой Меркурий!

– Какой к черту Меркурий! Борька я. Хватит!

Все засмеялись. Борька встал на угол, но тут Лешка как-то странно взглянул на него:

– Слушай. Все хотел спросить тебя: это не ты собирался свистнуть секретные анкеты?

Борька потер шею.

– Было такое дело.

– А-а! – закричал Володька. – Так это ты?

– Ну, я, – прогудел Борька. – Чего орешь? И анкету я написал.

– Ладно, – сказал добрый Василек. – Чего вспоминать… Становитесь по местам.

Пригласительный билет

Открытие площадки сначала думали провести в конце июля. Но когда прикинули, то поняли – не получится. Открытие площадки – это праздник. Значит, и подготовиться надо как следует. Ну, окончательный лоск успеют навести. Покрасят заборчик в детском уголке, доделают беседку, побелят зубчики кирпичей вдоль дорожек и клумб. Это все можно успеть. А вот самим по-настоящему приготовиться – нужна хотя бы еще неделя. Показательные выступления не шутка! Тут и волейболистам, и баскетболистам, и теннисистам надо немало попыхтеть. Чтобы в грязь лицом не ударить.

Праздник решили провести в воскресенье, шестого августа. Сергей Сергеевич обещал раздобыть ребятам спортивную форму. И еще сказал, чтобы они заранее побеспокоились о пригласительных билетах для гостей. Билетов надо заготовить не меньше сотни. Пусть из других домоуправлений посмотрят, что можно сделать во дворе за два месяца.

Лене поручили напечатать пригласительные билеты. Текст билета составили на совете.

Передавая Лене листок, Саша спросил:

– Два дня хватит?

Она утвердительно кивнула.

– Смотри. А то денек можно прибавить.

– Не надо.

В этом ее коротком «не надо» Саше почудилась какая-то печаль или усталость. «Что с ней? Опять неприятности с бабушкой?»

Он спросил ее об этом на лестнице, когда шли домой.

– Нет, сказала Лена. – С бабушкой мы кое-как ладим. Ей приходится свыкаться, что я хожу на площадку и становлюсь как все. Но ведь музыку я не забросила. Это и невозможно. И французские книги читаю… Дело не в бабушке…

Лена остановилась на площадке между этажами. Казалось, она хотела что-то добавить, но не решилась.

– А в чем? – обождав, спросил Саша. – Я не могу тебе помочь?

– Вот уж в этом помочь мне нельзя, – сказала она. – Я каждый День собираюсь написать отцу. Но у меня ничего не получается. Сегодня бабушки не было, и я решила, что обязательно напишу. Два часа сидела. Четыре раза начинала письмо, а потом рвала. И знаешь, я подумала, что уже никогда не смогу написать.

– И потому плакала сегодня?

– Да. – Лена отвернулась.

– Не переживай, – шепнул Саша. – Не надо. Слышишь? Напишешь. Я уверен. Главное, не расстраивайся.

Лена слабо улыбнулась:

– Хорошо. Постараюсь…

На другой день, после зарядки, Лена решила приняться за билеты. Бабушка собиралась на рынок. Лена хотела подождать, когда она уйдет, но подумала: «А почему я должна прятаться?»

– Бабика, можно я попечатаю на машинке?

– Опять какие-нибудь секреты?

– Не секреты, а билеты, бабика. Пригласительные билеты. Шестого августа состоится открытие нашей площадки. Хотим пригласить гостей. Должно быть очень интересно. Сначала показательные выступления спортсменов. Затем…

– Ладно, ладно, – не захотела слушать Валентина Григорьевна. – Я на рынок спешу…

– Так можно взять машинку?

– Ну, что ж, – недовольно сморщилась бабушка. – Возьми. Хоть спросила – и то спасибо…

Лена кончала третью закладку, когда с соседнего балкона послышался знакомый мотив. Лена встала из-за машинки.

– Уже тюкаешь? – спросил Саша.

– Начала. Неплохо получается. Зайди, посмотри.

Он показал губами: «А бабушка?»

– Ее нет. Вьен зиси.

Саша знал это французское выражение.

– Сейчас приду, – радостно кивнул он.

Приглаживая на ходу волосы, Саша вошел в комнату.

Однажды он был здесь. Тогда его особенно заинтересовали французские книги. Просто не верилось, что для Лены эти книги все равно как русские. В тот раз Саша попросил ее почитать вслух. Здорово! Он слушал с открытым ртом.

– Если хочешь, могу тебя немного научить, – сказала Лена.

Саша обрадовался.

– Правда? Знаешь, ты говори со мной только по-французски.

– Но сначала выучи хотя бы самые простые предложения.

С тех пор Лена иной раз говорила ему какое-нибудь простенькое предложение, и он много раз твердил его про себя, стараясь запомнить.

– Сля тё плэ? – подавая напечатанный пригласительный билет, спросила Лена. – Тебе это нравится?

Он трижды повторил в уме новую фразу и посмотрел на билет.

– Ух ты!

– Сля мё плэ. Так надо ответить. Это мне нравится. Билет и в самом деле приятно было взять в руки – словно из типографии.

Саша прочел текст и в задумчивости опустился на стул. Прочел второй раз…

– Ошибку нашел? – испугалась Лена.

Не ответив, он быстро поднялся.

– Я на минутку. Сейчас приду.

Вернулся Саша с голубым листком бумаги. Показал на свет.

– Видишь, с водяными знаками! Бумага – высший класс… Напечатай на ней.

– Зачем тебе?

– Потом скажу. Сначала напечатай.

Она перегнула листок вдвое, вставила в машинку и заглавными буквами выстукала «ПРИГЛАСИТЕЛЬНЫЙ БИЛЕТ». Подчеркнула пунктирной линией и… вдруг поняла. Руки ее опустились.

– А хорошо это? – едва слышно спросила она.

– А почему нет? Я считаю, это самый лучший выход.

Но прошло не меньше минуты, пока наконец снова не застучала машинка. И то стук прерывался паузами, то пальцы Лены словно обретали уверенность и торопливо ударяли по клавишам.

И вот – последняя точка.

Саша взял билет и прочитал вслух:

«Дорогой тов…

Если Вы хотите весело провести воскресный день 6 августа, то приходите к 12 часам во двор дома № 16 по ул. Степной. Здесь вы будете участником большого праздника – открытия дворовой пионерской площадки.

В программе праздника:

торжественная часть, показательные выступления, концерт, игры, викторина.

Не забудьте прийти на праздник. Мы Вас очень ждем.

Совет пионерского штаба».

– Как раз то что надо! Правда?

– Ой, я ничего не знаю. – Она закрыла лицо руками.

– Ну, Лена! Так нельзя. Сама подумай, что здесь страшного?

– Я не знаю. Ничего не знаю, – повторила она.

– Ты просто трусиха. Чего боишься? Ты отсылаешь пригласительный билет, а он уж сам решит, приезжать или нет. Так я пишу фамилию. Хорошо?

– Да, – прошептала Лена.

Ожидание

И вот наступил праздник.

Для ребят это был радостный и волнующий день. Да и как не волноваться! Ведь они должны показать гостям свои спортивные достижения, выступить на концерте – кто со стихами, кто с танцами, песнями.

Для Лены этот день был вдвойне волнующий. Она ждала от него так много, как никогда в жизни.

Ждать начала еще в субботу с утра. Если была дома, то беспрерывно прислушивалась – не идет ли кто по лестнице. Если была во дворе, то не могла выдержать и десяти минут – мчалась наверх и с трепетом нажимала кнопку звонка. Валентина Григорьевна удивлялась: то Лене захотелось пить, то забыла какую-то книжку, то ей понадобилось для чего-то узнать время, то вообще прибежала неизвестно зачем.

Но в субботу отец не приехал.

Утром, в воскресенье, как и обычно, затрубил горн. На зарядку высыпали все ребята. В одну минуту выстроились в шеренги. Было солнечно, тихо, на мачте чуть шевелился флаг.

Закончили зарядку пробежкой.

– А теперь – по домам! – сказал Гриша. – Чиститься, гладиться!

В подъезде Саша догнал Лену.

– Волнуешься?

– Очень, – призналась она.

Дома Лена выгладила шелковый пионерский галстук, пилотку и принялась за белую блузку.

– Раз уж у вас такой праздник, – сказала Валентина Григорьевна, – то надень новое капроновое платье.

– Нет, бабика, – рассеянно ответила Лена. – Пионерский галстук и капроновое платье, по-моему, не совсем подходят.

Бабушка обиделась, поджала губы. Но Лена даже не заметила. Она все слушала и слушала. Когда же, когда? Уже десятый час. Почему не слышно шагов? Почему не скрипят ступеньки? Четвертая и пятая ступеньки обязательно должны заскрипеть. Даже под ее ногами они никогда не забывают скрипнуть. А он, наверное, большой, высокий… В самом деле, какой он? Высокий, низенький, худой, полный?

Она уже одета, причесана. Лена посмотрела на себя в зеркало. Тоненькая, большеглазая, на подбородке – коричневая родинка. Бабушка говорит, что такая же родинка была и у мамы… «Что он подумает, когда увидит меня?.. Только увидит ли?.. Нет, – с обидой подумала она, – видимо, уже не приедет… Но почему?»

Всякие догадки приходили на ум: не захотел, не получил пригласительного билета, новая жена не отпустила, уехал в отпуск…

А сама все слушала и ждала. Она не находила себе места. Раскрывала книгу и тут же откладывала ее. Присаживалась к пианино, брала несколько аккордов и тут же пугалась: а вдруг именно в эту секунду он поднимается по лестнице? И она осторожно опускала крышку. Потом прошла в другую комнату и стала смотреть на улицу. Скоро увидела худощавого мужчину в коричневом костюме. Он переходил улицу как раз в направлении их дома.

Лене показалось, что мужчина посмотрел вверх, будто отыскивая знакомое окно. Она побледнела и кинулась к двери. Минута, вторая, третья – на лестнице шагов не слышно.

На кухне бабушка загремела кастрюлей, и Лена поспешила уйти в комнату. «А может быть, он стоит во дворе?» Она быстро открыла балконную дверь. Того человека нигде не было. Во дворе Саша и Лешка подметали и без того чистую баскетбольную площадку… В детском уголке копошились малыши. А Костин магнитофон разносил по двору задорную пионерскую песню:

 
Здравствуй, милая картошка,
Низко бьем тебе челом!
Даже дальняя дорожка
Нам с тобою нипочем!
Чем картошечка в мундире,
Лучше блюда не найдешь…
 

Вдруг магнитофон смолк. В ту же секунду послышались мелодичные звуки московских позывных. Лена увидела, как Саша и Лешка переглянулись и помчались в клуб.

«Что-то важное», – подумала Лена и побежала вниз.

В клубе уже звучал голос Левитана. Он читал сообщение ТАСС о том, что в Советском Союзе произведен новый запуск космического корабля с человеком на борту…

Все слушали, затаив дыхание. А когда диктор кончил говорить, ребята принялись кричать, поздравлять друг друга, подбрасывали вверх платки. Затем снова начали повторять сообщение ТАСС. Народу в клубе все прибавлялось. Каких только не было разговоров! И что теперь уже скоро человек полетит на Луну и Венеру, и что у космонавтов особая пища, и что до Венеры или Марса надо лететь несколько месяцев… И все, конечно, отчаянно завидовали новому космонавту.

Как ни интересно было в клубе, но долго здесь оставаться Лена не могла. И так уже минут двадцать прошло. Ока побежала домой. Конечно, он уже там! Обязательно! Будто на крыльях взлетев на третий этаж, она с бешено стучащим сердцем надавила кнопку.

– Что с тобой? – побледнела Валентина Григорьевна.

Лена вошла в комнату и, увидев, что там никого нет, устало проговорила:

– Космический корабль запустили…

Праздник

На открытие пионерской площадки гостей явилось немало. Пришло и множество ребятишек с соседних дворов и улиц. И посмотреть было на что! Просторный двор со спортивными площадками, выметенными дорожками, клумбами, детским уголком выглядел торжественно.

Лена стояла в общем строю. Ах, если бы еще отец приехал! Это был бы самый замечательный день в ее жизни. Но отец не приехал. Лена это знала наверняка: на балконе сидела бабушка и смотрела, что делается во дворе.

После торжественной части начались спортивные выступления. Сначала на площадку вышли баскетболисты. Они играли с командой городской спортивной школы. С первых же минут разгорелась яростная борьба. Вот Саша в прыжке поймал мяч, перебросил Лешке, тот рванулся к щиту соперников, но его зажали. Все же успел вытолкнуть мяч вверх, и тотчас длинная рука Володьки поймала его на лету. Взмах, и желтый мяч, слегка задев кольцо, упал в сетку.

Рев восторга прокатился по рядам зрителей. И Лена вместе со всеми хлопала в ладоши.

Неожиданно ее потянули за руку. Это была библиотекарша Надя.

– А тебя ищут. – И она оглянулась на высокого человека, одетого в серый костюм. Человек смотрел на Лену и улыбался. И только по его напряженному взгляду можно было догадаться, как он волнуется.

– Ну, здравствуй, Лена, – медленно проговорил он и подал руку.

Спазма вдруг сжала ей горло, казалось, остановилось сердце. Она не могла говорить. И лишь когда он выпустил из своей широкой ладони ее руку, она выговорила:

– Это… вы?

– Я, дочка.

Они отошли в сторону и, не отрываясь, смотрели друг на друга.

Наконец она набрала много воздуха и сказала:

– Какой вы…

– Какой, дочка?

Она не знала этого. Она еще ничего не в состоянии была понять, и потому ответила:

– Большой.

– О, это неудивительно, – с улыбкой сказал Андрей Иванович. – А вот ты действительно большая… Уже в седьмой перешла?

– Да.

Он все смотрел и смотрел на нее. На глаза, волосы, изгиб бровей. Потом тронул пальцем ее коричневую родинку на подбородке, и глаза его стали грустными. Она поняла, что думает он о маме. И по тому, как печально было его доброе лицо с сединой на висках и бровями – широкими и густыми, в которых тоже виднелись белые волоски, она догадалась: он думает о маме с нежностью. Так, видимо, это и было. Потому что Андрей Иванович сказал:

– И у твоей мамы на этом месте была родинка…

Молчание затянулось, и Лена сказала:

– Я все ждала. И вчера, и сегодня.

Он будто стряхнул с себя задумчивость.

– Я всего час назад прилетел…

– Правда, красиво у нас? – спросила она.

– Да, очень… – скорее машинально ответил он. – Так ты ждала меня?.. А почему не ответила ни на одно письмо? Я тебе несколько раз писал… Я думал, ты меня никогда не вспоминаешь.

Она потупилась.

– Я не виновата. Я о вас всегда думала. Но я даже не знала адреса. Это я совсем недавно узнала. Мне помог один мальчик.

Ей было почему-то неприятно говорить о бабушке. Он понял, о чем она думала, и не решился сказать.

– Здорова Валентина Григорьевна? – сдержанно спросил он.

– Да. Видите, вон она на балконе сидит? Вы хотите пойти к ней?

– К ней? – переспросил он. – Хотя, да… конечно… Но это потом. Мне хочется побыть с тобой.

Однако побыть вместе им не удалось. Подбежал взволнованный Гриша Коркин.

– Вот ты где! Идем! Сейчас тебе выступать! Держись. У нее – разряд. Но не бойся. Первое, крученые подавай. И главное, темп. Кидай по бокам, резче…

Андрей Иванович смотрел на них с улыбкой.

– Что ж, иди-иди, – сказал он. – Постой за честь двора.

– Ну, я тогда пойду, – озабоченно сказала она. – Извините, пожалуйста.

Понаблюдав за игрой Лены, Андрей Иванович взглянул на балкон третьего этажа, где в кресле все еще сидела Валентина Григорьевна, и тяжелыми шагами направился к подъезду.

Открыв дверь, Валентина Григорьевна отшатнулась, побледнела.

– Как?.. – Она вытянула вперед руки, словно не желая пускать Андрея Ивановича. – Вы?! Откуда? Почему?

Он все же заставил себя улыбнуться.

– По специальному приглашению, – и вынул из кармана синенький пригласительный билет. – Вызван советом пионерского штаба.

Валентина Григорьевна смотрела на него, будто на привидение.

– Ради бога, уходите! Может прийти Лена. Она не должна вас видеть.

– Я уже виделся с нею.

Валентина Григорьевна сразу поникла. Пройдя в комнату, без сил опустилась на стул.

– Я желала бы знать ваши дальнейшие намерения.

– Я хотел видеть дочь. Только это. Забирать ее у вас, конечно, не имею права. Да и Лена вряд ли захотела бы этого, она, безусловно, привыкла к вам, привязана… Да, – в раздумье повторил Андрей Иванович, – я приехал взглянуть на дочь, от которой вы упорно скрывали все, что связано с моим именем. Оказывается, она не получила ни одного моего письма…

– Вы говорили с ней об этом? – резко спросила Валентина Григорьевна.

– Да, я не мог не сказать. Но вы не должны возмущаться. Ведь это я должен протестовать. Мне было больно, очень больно узнать об этом, Валентина Григорьевна. Так же больно, как вспоминать о приезде сюда двенадцать лет тому назад, когда вы даже не позволили мне взглянуть на малютку. Даже не пустили на порог… И я хочу наконец понять: почему вы отказываетесь от помощи? Я присылал деньги, и каждый раз они возвращались. Неужели после стольких лет ваша неприязнь ко мне еще так велика?

– Я не умею и не хочу скрывать своих чувств, – жестко ответила Валентина Григорьевна. – Вы всегда мне были неприятны. А после того, как оставили мою дочь и… ее не стало, – голос бабушки задрожал, – я не могу думать о вас иначе, как о человеке, исковеркавшем нашу жизнь.

– Как вы несправедливы! – Андрей Иванович горько качнул седеющей головой. – Впрочем, не будем об этом. Вы меня не поймете…

Раздался нетерпеливый звонок. Валентина Григорьевна взволнованно сказала:

– Надеюсь, при девочке вы не будете говорить того, чего ей не следует знать?

Он грустно кивнул.

Лена вбежала оживленная, раскрасневшаяся.

– Вы уже здесь? Вы уже поговорили? – И тут же радостно добавила: – Можете меня поздравить – я выиграла у разрядницы две партии и только одну проиграла! Еще передавали, что космонавт пообедал из трех блюд! Интересно, как он обедал? Суп был в тарелке? Но там же невесомость.

– Зачем же в тарелке! – охотно отозвался Андрей Иванович. – Пища у него в специальных тубах…

Оказывается, Андрей Иванович много знал о жизни и тренировках космонавтов, о проблемах полетов на другие планеты. Ему было приятно рассказывать об этом дочери и видеть, с каким интересом она слушает его.

Валентина Григорьевна начала собирать на стол. А Лена тем временем сбегала на площадку и снова принесла кучу новостей. Буратино молодец – взял 152 сантиметра! Первое место. А вот баскетболисты не смогли выиграть – 39:44. Сейчас идет концерт. А космонавт на четвертом витке отдыхал. Но как он отдыхал? Наверно, лежал? А на чем? На кровати? Или просто висел в воздухе?..

Валентина Григорьевна в разговор не вмешивалась. Лишь временами наставительно говорила: «Леночка, поверни нож ручкой к себе», «Леночка, ты слишком много откусила хлеба». А при первом удобном случае Валентина Григорьевна сообщила, что Лена отлично закончила шестой класс музыкальной школы, что у нее прекрасный слух и ей прямая дорога в консерваторию.

– Ну, об этом, бабика, рано говорить. Я, конечно, люблю музыку, но разве плохо быть врачом или строить космические корабли?

Бабушка поперхнулась. Хвастаться познаниями внучки во французском языке она уже не стала.

Андрей Иванович пробыл до самого вечера, когда на улице уже стемнело. Уходя он сказал, что завтра ему нужно непременно лететь.

– Надеюсь, Лена, ты проводишь меня завтра? – спросил Андрей Иванович.

Валентина Григорьевна ничего не успела сказать, потому что Лена тут же воскликнула:

– Конечно! Обязательно!

– Тогда утром я заеду за тобой с аэродрома. Я там в гостинице ночую. Самолет отлетает днем, в двенадцатом часу.

– А зачем вам беспокоиться? Я могу сама приехать на аэродром. Я знаю, где останавливается автобус…

– Как? – испугалась Валентина Григорьевна. – Одна? На аэродром?

– Не одна, – возразила Лена, – я поеду с Сашей. Знаете, – обратилась она к отцу. – Саша тоже из Днепропетровска. – И с улыбкой добавила: – Это наш командир. Он очень и очень хороший товарищ. Я вас обязательно должна познакомить с ним.

– Что ж, – согласился Андрей Иванович, – если ты сама приедешь, то это будет даже удобней… В таком случае, Валентина Григорьевна, разрешите попрощаться.

– Прощайте, – не подавая руки, сухо ответила бабушка.

Лежа в кровати, Лена долго вспоминала события этого необыкновенного дня. Вспоминала отца – его сильную высокую фигуру, его костюм и даже цвет пуговиц на пиджаке, две орденские планки на груди. Вспоминала лицо – простое, открытое. «А он и правда хороший, добрый», – подумала она. И еще подумала о том, что почти целый день проговорила с отцом, а самого главного не узнала: как получилось, что он уехал без мамы? Если бы не бабушка, она бы спросила об этом… Ничего, завтра обязательно узнает.