Текст книги "Аракчеев"

Автор книги: Владимир Томсинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

Еще во время царствования Павла I Сперанский приобрел славу умного, образованного чиновника, превосходно владеющего пером. Начальники его и даже сам император Павел постоянно поручали ему составлять разные важные бумаги, в том числе и тексты указов.

С сентября 1802 года Сперанский начал служить в только что образованном Министерстве внутренних дел в должности директора департамента. По поручению министра В. П. Кочубея, а в ряде случаев и по собственной инициативе молодой чиновник стал разрабатывать проекты государственных преобразований. К 1806 году Сперанский сделался широко известным в столичном обществе человеком. После заключения Тильзитского мира с Наполеоном император Александр начал приближать к себе поповича-реформатора, загораживаясь им, так же как и Аракчеевым, от разбушевавшихся сановников, недовольных его политикой. По камер-фурьерскому журналу видно, что в 1807 году Сперанский 6 раз приглашался на обед к Их Величествам, в 1808 году – 23 раза, а в 1809-м – 77. Для сравнения скажем, что Аракчеев приглашался в эти годы соответственно 30, 62 и 55 раз. В 1809 году Михайло Михайлович был уже тайным советником и наиболее близким к государю сановным лицом.

В биографиях Сперанского и Аракчеева имелось немало общего. Оба – незнатные, оба поднимались, опираясь более на собственные силы, таланты и трудолюбие. Своим умом, работоспособностью и исполнительностью завоевывали благорасположение высоких сановников – своих начальников, обращали их в покровителей себе. Граф Н. И. Салтыков, в дом которого Аракчеев был вхож как учитель графского сына, являлся владельцем села Черкутино Владимирской губернии, где жили родители Сперанского и где сам Михайло Михайлович родился.

В 1809 году Аракчеева объединяла со Сперанским и та враждебность, каковую испытывали они оба со стороны аристократии. Десятилетие спустя оба этих человека – две самые необычные фигуры на политической сцене России в первой четверти XIX века – сблизятся между собой и даже подружатся, и названная враждебность будет одной из главных причин их сближения. Но в рассматриваемое время Сперанский слишком близко стоял к императору и одним этим был уже Аракчееву неугоден.

Раздражение графа выскочкой-поповичем в течение 1809 года постоянно нарастало и в декабре разразилось скандалом. Сперанский в это время заканчивал проект образования нового Государственного Совета. Александр же пребывал поначалу в Твери, где жила любимая его сестра Екатерина Павловна, а затем перебрался в Москву. Михайло Михайлович высылал Его Величеству свой труд отдельными тетрадями. Он вкладывал их в конверт, адреса на нем не писал, а ставил лишь какую-то ложную печать и передавал камердинеру Мельникову, который надписывал на конверте адрес государя и отсылал его. Аракчеев, знавший об этом, чрезвычайно сердился. «Мельников – важный человек!» – язвил он. Но это было лишь начало.

Законченный проект учреждения Государственного Совета показали графу Салтыкову, князю Лопухину, графу Кочубею, а в конце концов и графу Румянцеву. Графу же Аракчееву ознакомиться с ним не дали. Возмущенный Аракчеев пошел к государю, и тот обещал распорядиться, чтобы Сперанский дал прочесть проект и ему. В назначенный час Алексей Андреевич приехал во дворец и стал ждать Сперанского, который должен был передать ему текст проекта.  Михайло Михайлович вскоре приехал, но привез с собою лишь оглавление проекта и сообщил, что перескажет суть нового учреждения своими словами. Аракчеев пришел в страшный гнев, отказался что-либо слушать, наговорил Сперанскому грубостей и покинул дворец.

Сразу после этого он, бросив все государственные дела, уехал в свое имение и оттуда 24 декабря послал Александру письмо [151]151
  Я привожу его текст со списка, хранящегося в ОР РГБ (Ф. 178. Музейное собрание. Ед. хр. 5245. Л. 52–54), с исправлением только явных ошибок.


[Закрыть], в котором просил у Его Величества отставки с поста военного министра. Содержание письма не оставляет сомнений, что на данный шаг Аракчеева толкнуло не что иное, как уязвленное самолюбие:

«Всемилостивейший Государь! Пятнадцать уже лет я пользуюсь Вашими милостями, а сегодняшние бумаги есть новый знак продолжения оных, после сего мог ли я медлить прочтением столь важных государственных бумаг. – Я, Государь! прежде отъезда моего все прочитал и не осмеливаюсь их никогда иначе понять, как только сообразить свои собственные познания и силы с разумом сих мудрых установлений.

Государь! Вам известна мера бывшего моего в молодости воспитания; она, к нещастию моему, ограничена была в тесном круге данных мне пособий, а через то я в нынешних уже своих летах не более себя чувствую, как добрым офицером, могущим только наблюдать в точности за исполнением военного нашего ремесла.

На сих понятиях и правилах я принудил себя по воле Вашей принять занимаемое мною ныне место.

Ныне же к точному исполнению мудрых Ваших постановлений потребен министр, получивший полное воспитание о общих сведениях. Таковой будет только полезен сему важному сословию и поддержит сие первое в государстве звание военное, которое, кажется, всегда должно быть защитителем и самого Совета, ибо без защиты военной и самые лучшие рассуждения Совета прерваны быть могут.

Я к оному, государь, не способен и не в состоянии буду защитить сего звания и унижу его. Сие Вам, Государь, доказывает ежедневное мое обращение и сие самое письмо.

Государь! Не гневайтесь на человека, без лести полвека прожившего, но увольте его из сего звания как вам угодно.

Молю Вас, Государь, не затрудняться в оном, ибо чрез нескорую перемену меня из сего звания будет малая польза Вам, государству, а только остановка в делах, в коих деятельность по военной части необходима».

Как видно, граф был настолько глубоко огорчен историей с бумагами, касающимися учреждения Государственного Совета, что не постеснялся откровенно дерзить императору, писать ему язвительно-насмешливым тоном.

Император отвечал дерзкому графу таким письмом, каковое тот явно не ожидал получить от Его Величества. Никогда ранее не обращался Александр к Аракчееву так, как обратился в конце декабря 1809 года. И никогда после этого не слал государь своему «визирю-временщику» подобных писем. Потому приведем его полностью, несмотря на его внушительный объем. Лучше, чем сам Александр сказал о своем душевном состоянии, вызванном просьбой Аракчеева об увольнении с поста военного министра, вряд ли возможно сказать.

«Не могу скрыть от вас, Алексей Андреевич, что удивление мое было велико при чтении письма вашего. Чему должен приписать я намерение ваше оставить место, вами занимаемое? Говорить обиняками было бы здесь не у места. Причины, вами изъяснимые, не могу я принять за настоящее. Если до сих пор вы были полезны в звании вашем, то при новом устройстве Совета почему сия полезность может уменьшиться? Сие никому не понятно.

Все, читавшие новое устройство Совета, нашли его полезным для блага Империи. Вы же, на чье содействие я более надеялся, вы, твердивший мне столь часто, что, кроме привязанности вашей к отечеству, личная любовь ко мне вам служит побуждением, вы, невзирая на оное, одни забыв пользу Империи, спешите бросить управляемую вами часть в такое время, где совесть ваша не может не чувствовать, сколь вы нужны оной, сколько невозможно будет вас заменить. Вопросите искренно самого себя, какое побуждение в вас действует? И если вы будете справедливы на свой счет, то вы сие побуждение не похвалите.

Но позвольте мне, отложа здесь звание, которое я на себе ношу, говорить с вами, как с человеком, к которому я лично привязан, которому во всех случаях я доказал сию привязанность. Какое влияние произведет в глазах публики ваше увольнение от должности в такую минуту, где преобразование, полезное и приятное для всех, введено будет в правительстве? Конечно, весьма дурное для вас самих. Устройство Совета будет напечатано; всякой судить будет, что не от чего было вам оставлять своего места, и заключения будут весьма невыгодны на ваш счет.

В такую эпоху, где я право имел ожидать от всех благомыслящих и привязанных к своему отечеству жаркого и ревностного содействия, вы один от меня отходите и, предпочитая личное честолюбие, мнимотронутое, пользе Империи, настоящим уже образом повредите своей репутации.

Если все вышеописанное против чаяния моего над вами действия никакого не произведет, то, по крайней мере, я вправе требовать от вас, чтобы до назначения преемника вашего вы продолжали исполнять обязанность вашу, как долг честного человека онаго требует. При первом свидании вашем вы мне решительно объявите, могу ли я в вас видеть того же графа Аракчеева, на привязанность которого я думал, что твердо смел надеяться, или необходимо мне будет заняться выбором нового Военного министра».

Письмо Александра к Аракчееву замечательно. Его упреки графу, оставившему важный пост в самое, пожалуй, тяжкое для России и ее государя время, в высшей степени проникновенны. Александр взывал к самым возвышенным и святым для русского человека чувствам. Он укорял Аракчеева в том, что тот личный свой интерес поставил выше государственного, что забыл собственные неоднократные заявления о привязанности своей к отечеству.

Как должен был вести себя в данной ситуации Аракчеев? Безусловно, ему оставалось лишь одно – тотчас броситься в столицу и объясниться с государем лицом к лицу. И он бросился, но не тотчас. А прежде ответил на письмо императора письмом же. «Простите меня, что я отнимаю у Вашего Величества время, – писал Алексей Андреевич императору 29 декабря 1809 года, – но кажется, от подобных мне, Ваше Величество, более бывали утруждены, а я в первый раз, да может быть и в последний обеспокоиваю моими просьбами.

Мнения публики столь различны, что на оные никогда положиться нельзя, и лучшее мнение в свете – спокойная в человеке совесть, я имею ее и буду с нею везде спокоен.

Государь! Я равно с другими всеми радуюсь сему новому учреждению, естьли оно полезно Государю и Отечеству моему, что и скажет время и дела.

Уверяю Вас, Государь, что до назначения мне преемника буду исправлять должность с тем же рачением, какое я имел всегда, но прошу Вашего Величества избрать онаго, а мне остаться в том предположении, какое я себе определил. Везде пребуду верным верноподданным до конца жизни».

В тот же день это письмо было доставлено фельдъегерем к императору. Аракчеев спешил выказать Александру свое достоинство. На следующий день – 30 декабря – гордый граф прибыл в столицу собственной персоной. Два последних дня 1809 года он провел в беседах с Его Величеством и чтении проекта учреждения Государственного Совета, текст которого был ему наконец представлен. По проекту, в рамках Госсовета создавался Военный департамент с председателем во главе. После того как Аракчеев ознакомился с содержанием проекта, Александр спросил его: «Чем хочешь быть, министром или председателем?» – «Лучше самому быть дядькой, нежели над собой иметь дядьку», – был ответ графа.

1 января 1810 года Алексей Андреевич записал на прокладном листе принадлежавшей ему книги Святого Евангелия: «В сей день сдал звание военного министра. Советую всем, кто будет иметь сию книгу после меня, помнить, что честному человеку всегда трудно занимать важные места государства». Последнее слово в перепалке с императором осталось, таким образом, за непреклонным графом!

Глава восьмая
«АРАКЧЕЕВЩИНА»: ПЕРВЫЕ ОПЫТЫ

В первый день января 1810 года в 9 часов утра в Зимнем дворце началась торжественная церемония открытия Государственного Совета. Император Александр произнес речь. Государственный секретарь M. M. Сперанский зачитал Манифест об образовании Государственного Совета.

18 января состоялось официальное назначение графа Аракчеева председателем Военного департамента Государственного Совета. На освободившуюся должность министра военных сухопутных сил был определен генерал от инфантерии М. Б. Барклай-де-Толли.

Демонстративный уход Аракчеева с поста, на котором он был в высшей степени полезен, как ни странно, не ухудшил отношения к нему императора Александра. Об этом ясно свидетельствовал приказ Его Величества от 18 января, где говорилось: «В воздание отличного управления генералом от артиллерии графом Аракчеевым Военным министерством по поступлении его в Государственном Совете в Председатели военного Департамента отдавать ему все прежние военные почести» [152]152
  Текст данного высочайшего приказа приводится мною по сводке высочайших приказов о графе Аракчееве, составленной по его просьбе 18 августа 1823 г. (РГВИА. Ф. 154. Оп. 1. Д. 131. Л. 404).


[Закрыть]. Александр сохранил за Аракчеевым звания и члена Комитета министров, и сенатора. В результате влияние графа на ход государственных дел после того, как он оставил пост военного министра, не только не уменьшилось, но скорее даже возросло.

Барклай-де-Толли не оправдал надежд Аракчеева: он оказался намного более самостоятельным в своих действиях, чем его сиятельство ожидал. H. M. Лонгинов писал графу С. Р. Воронцову 13 сентября 1812 года: «Барклай, выведенный из ничтожества Аракчеевым, который думал управлять им как секретарем, когда вся армия возненавидела его самого, показал однако же характер, коего Аракчеев не ожидал, и с самого начала взял всю власть и могущество, которые Аракчеев думал себе одному навсегда присвоить, но ошибся, присвоив их месту, а не себе, и Барклай ни на шаг не уступил ему, когда вступил в министерство».

Впрочем, это лишь некоторым образом ограничивало вмешательство графа во внутреннюю жизнь военного ведомства. Во всяком случае те, кому Аракчеев покровительствовал, будучи военным министром, нисколько не огорчились отставкой его с этой должности и переходом в Военный департамент Государственного Совета, а, напротив, поспешили напомнить ему о себе.

«Милостивый государь граф Алексей Андреевич! – писал 16 февраля 1810 года Оренбургский генерал-губернатор князь Г. С. Волконский. – Видев во все управление вашего Сиятельства Министерством военных дел многократные опыты милостивого вашего ходатайства у престола высокомонаршего по делам высочайше вверенного мне края и дивизии и чувствуя в полной мере всю цену вашего благодеятельного ко мне и к служащим под моим начальством расположения, я в непременную и приятнейшую вменяю обязанность принести вам, милостивый государь! чувствительную благодарность. Во всю жизнь мою долгом поставляю сохранять во глубине души моей чувствия искреннейшей признательности к особе вашего сиятельства. Быв побуждаем таковыми чувствованиями, я щитаю приятнейшею обязанностию принести вашему Сиятельству усерднейшее поздравление с новым важнейшим занятием председательского поста в военном департаменте, и всепокорнейше прошу вас, совершенный мой благодатель! быть милостивым защитником, покровителем и председателем по делам высочайше вверенного мне края, что я приму новым доказательством продолжения ваших ко мне милостей» [153]153
  РГВИА. Ф. 154. Оп. 1. Ед. хр. 71. Л. 122.


[Закрыть].

В исторической литературе временем наибольшего могущества Аракчеева считаются годы, последовавшие по окончании войны России с наполеоновской Францией. В действительности же граф Аракчеев стал правой рукой императора Александра на несколько лет раньше. Почти все, что было характерным для последнего десятилетия царствования Александра I, в том числе и то, что впоследствии назвали «аракчеевщиной», имело место уже в 1810 году. Оно, правда, выражалось тогда не столь ярко, как это было позднее. К тому же деятельность Аракчеева в годы, предшествовавшие Отечественной войне, заслоняли собой преобразовательные опыты Сперанского.

В 1809–1811 годах степень воздействия на ход государственных дел у Сперанского была выше, чем у Аракчеева. Михайло Михайлович занимал ключевую должность в Государственном Совете – госсекретаря. Но при всем том положение графа Аракчеева в сфере высшей власти было прочнее.

Его Величество еще не заносил над госсекретарем-реформатором своего молота, но наковальня общественного мнения под Сперанским уже образовалась. И простые чиновники, и вельможи травили его клеветой, эпиграммами и карикатурами, преследовали как «опасного уновителя». Графа Аракчеева в обществе также не жаловали, однако он не был реформатором, не затрагивал фундамента благополучия целых общественных групп, а потому хотя и считался «мерзавцем» и «злодеем», но никак не мыслился человеком опасным. Но самое главное – узы Аракчеева с императором Александром были значительно более устойчивы, нежели цепи, связывавшие Сперанского с Его Величеством. Аракчеев в тех ролях, в каковых он выступал, был необходим Александру всегда.Сперанский же в своем качестве реформатора – лишь на какое-товремя.

По камер-фурьерскому журналу видно, что в 1809 году Сперанский приглашался на обед к императору 77 раз, а граф Аракчеев – 55. Но в 1810 году картина другая: у Сперанского было в этот год 25 приглашений, у Аракчеева – 45. В 1811 году у Сперанского – 32 приглашения, у Аракчеева – 79.

А в 1810 году ко всему тому, что связывало Аракчеева с Александром прежде, добавилось новое и большое – то, с чем пребудут они до гроба (до Александрова, во всяком случае), что станет общим их делом на всю жизнь. Это новое большое общее дело – военные поселения.

Позднее, когда устройство военных поселений развернется в грандиозное предприятие, станет занимать умы россиян, идею их организации в России припишут Аракчееву. «Непонятно, как Аракчееву, умному человеку, пришла в голову такая дикая мысль», – будет сетовать графиня А. Д. Блудова. Священник Павлович, служивший в 20-х годах XIX века в одном из военных поселений Малороссии, записал в своих воспоминаниях: «Мудрое измышление приснопамятного Аракчеева, в пределах великого Нова-города известное под названием поселения пахотных солдат, а у нас – на юге – процветавшее под водительством графа от поселений Никитина под наименованием военного поселения, мрачным пятном легло на страницах бытовой истории нашего народа».

Между тем идея организации в России военных поселений в рассматриваемое время принадлежала в действительности не кому иному, как Александру I. Именно российский император был главным идейным вдохновителем этого грандиозного мероприятия. 13 марта 1817 года Аракчеев писал Александру: «Благодательное внимание к заслугам победоносных Ваших воинов внушило Вашему Императорскому Величеству в 1810 году мысль, достойную отеческого Вашего о них попечения: дать и им свою оседлость, – соединить в определенных округах земель все возможные для них выгоды, и вместе с тем удовлетворить всем видам благоустроенного правительства Великой Империи».

Н. К. Шильдер в своей биографии императора Александра утверждал, что мысль об организации в России военных поселений пришла Его Величеству по прочтении статьи французского генерала Сервана «О пограничных силах государств». Эту статью государь якобы приказал князю П. М. Волконскому перевести на русский язык, оставя против текста перевода белые страницы. На них Александр начертал потом свои мысли о поселении русских войск [154]154
  Шильдер Н. К.Император Александр Первый, его жизнь и царствование. Т. 4. СПб., 1905. С. 23–24.


[Закрыть]. Приведенный историком-генералом факт важен, но не менее значим и тот, который в его книге не приводится. Говоря об инициативе императора Александра в деле организации военных поселений, следует отметить, что в начале 1810 года с предложением учредить «усадьбы для полков» выступил адмирал Н. С. Мордвинов. В поселении войск сей государственный деятель, славившийся, кстати говоря, своей честностью и независимостью суждений, видел единственное реальное средство уменьшения расходов на содержание армии. Мордвинов составил даже специальную записку с обоснованием необходимости устройства военных поселений и подал ее Александру I.

Вместе с адмиралом Мордвиновым идею поселения войск на определенной территории разделял целый ряд крупных русских сановников, и в этом не было ничего удивительного. Сама по себе идея выглядела вполне разумной и благородной. Поселением войск можно было существенно облегчить участь солдат, которые, приобретая оседлость, получали возможность завести семью и домашнее хозяйство. С другой стороны, военные поселения казались выгодными для государства: поселенные солдаты сами обеспечивали себя продовольствием и фуражом.

Вообще практика размещения войск на мирное время среди населения, на которое возлагается при этом обязанность их материального обеспечения, существовала в европейских странах еще в эпоху Средневековья. В конце XVII столетия в Швеции была введена система поселения войск среди плательщиков налогов на их содержание.

Царь Петр решил применить шведский опыт в России. Предполагая заключить в 1709–1710 годах мир со Швецией, он одновременно думал о том, как ему поступить со своей армией, которая в случае окончания войны окажется без дела. И в конце концов пришел к мысли не распускать войска, а разместить по стране среди населения, которое будет обеспечивать их содержание. При таком порядке можно было в процессе снабжения армии припасами обойтись без разветвленной сети посреднических органов и таким образом спасти значительные финансовые средства от пропажи в карманах посредников. Указом от 19 февраля 1711 года Петр I учредил институт комиссаров, призванных рассчитывать материальные потребности войск, размещенных в губерниях.

Надежды Петра I на установление мира в то время не оправдались. Русские войска стали возвращаться домой только в 1718–1719 годах. Петр I нашел им временное применение на строительстве крепостей, каналов, гаваней и приступил к реформе налогообложения, в соответствии с которой вводилась подушная подать. По указу от 26 ноября 1718 года в Российской империи была начата перепись душ мужского пола. В процессе ее определялась и ставка подушного налога.

5 марта 1721 года был издан сенатский указ, гласивший: «Генерал-Майору и Лейб-Гвардии Майору Волкову в Новгороде и в Новгородском уезде армейские драгунской и пехотной полки росписывать по душам мужеска пола, как ему именно Царского Величества указ повелевает, считая мужеска пола по 32 алтына по 2 деньги с каждого человека».

24 февраля 1722 года был опубликован указ Петра I о расположении полков на число душ мужского пола и о содержании этих полков собранными с данных душ деньгами. Его текст начинался со слов: «Понеже его императорское величество указал армейские как драгунские, так и пехотные полки разположить всего государства по поданным скаскам на крестьян мужеска полу на пять миллионов и для того в губернии и в провинцыи посланы генералитет и штап-афицеры, а имянно…». Далее в указе перечислялись имена генералов и штабных офицеров и указывалось, в какие губернии они посылаются. Затем излагалось повеление расселить конные и пехотные полки таким образом, чтобы на каждого пешего солдата приходилось «по 36 душ без 16 доли души», а на конного – «по 50 душ с полу и с осмою частию души». Естественно, что при размещении войск в губерниях для них строились полковые и ротные дворы, дома для офицеров, штабов, склады, госпитали т. п.

Военные поселения создавались во всех российских губерниях, за исключением Сибирской, которая была слишком удалена от столицы. Войска при этом призваны были сами содействовать сбору подушной подати. Население отреагировало на эту реформу недовольством, а кое-где и бунтами. Именно с этого времени военные поселения как таковые стали пользоваться в России дурной славой. Впрочем, после смерти Петра I большого развития они так и не получили.

В годы правления Екатерины II идея создания в России военных поселений снова обрела себе сторонников в правящих кругах русского общества. Одним из них был, в частности, известный военачальник Захар Григорьевич Чернышев. С 1763 года он являлся вице-президентом, а в 1773–1774 годах – президентом Военной коллегии и, пребывая в этом качестве, выдвинул план поселения русской армии. Большой интерес к военным поселениям проявлял и цесаревич Павел Петрович. Он собирал сведения о попытке организации их в России, предпринятой Петром Великим [155]155
  В 1830 г. в Санкт-Петербурге вышли в свет «Записки, заключающие в себе сведения, собранные по повелению блаженныя памяти государя императора Павла I о начёте регулярного войска, о военных поселениях и военных школах в России».


[Закрыть]. В 1774 году наследник престола представил своей матери-императрице записку «Рассуждение о государстве вообще, относительно числа войск, потребнаго для защиты онаго, и касательно обороны всех пределов». Павел доказывал в этой записке, что для улучшения состояния дел в Российской империи необходимо прежде всего отказаться от наступательных войн и основное внимание уделить обороне. Такая смена политики позволит, полагал он, придать армии новую организацию. Основу ее должны составить, по его мнению, военные поселения, в которых обучение военному делу и военная служба сочетаются с производительным трудом. При этом цесаревич предлагал навести в войсках строгий порядок, предписав каждому, «начиная от фельдмаршала, кончая рядовым, все то, что должно им делать». Если же, пояснял молодой реформатор, благодаря введению по всему государству строгой централизации, все – и фельдмаршал, и солдат – должны будут испрашивать особые высочайшие разрешения на каждый случай, не предусмотренный инструкцией, то «через таковое ограничивание все будут несравненно довольнее и охотнее к службе, потому что не будут страдать и видеть себя подчиненными прихотям и неистовствам частных командиров, которые всем сим скверняют службу и вместо приохочивания удаляют всех от ней». Екатерина II отнеслась к плану создания в России военных поселений отрицательно, увидев в военных поселянах силу, опасную для самодержавия. Но идея военных поселений от такой высочайшей реакции не умерла. Она продолжала жить в высших слоях русского общества, принимая иногда весьма экзотические выражения. Князь M. M. Щербатов изложил ее в своем утопическом романе, который так и не дописал до конца. Утопия историка называлась «Путешествие в землю Офирскую господина С., извецкого (то есть шведского. – В. Т.) дворянина». В ней описывалась жизнь в некоем фантастическом государстве, в котором существует следующая организация армии: «Каждому солдату дана – меньше обыкновенного хлебопахаря – однако довольная земля, которую они обязаны сами обделывать: треть же из каждой роты, переменяясь погодно, производит солдатскую службу; а и все должны каждый год собираться на три недели и обучать военным обращениям, а во все время, в каждый месяц по два раза…» В жизни обитателей «земли Офирской», отмечал Щербатов, «все так рассчитано, что каждому положено правило, как ему жить, какое носить платье, сколько иметь пространный дом, сколько иметь служителей, по сколько иметь блюд на столе, какие напитки, даже содержание скота, дров и освещения положено в цену». Это сочинение читал великий князь Павел и даже обсуждал его со своим наставником Н. И. Паниным. Вполне мог читать произведение M. M. Щербатова и великий князь Александр.

Как бы то ни было, став императором, Александр Павлович проявит такую (иногда переходящую просто в жестокость) настойчивость в деле организации в России военных поселений, которая возможна лишь при твердой убежденности в правильности избранного пути. Впрочем, вполне может быть, что эта настойчивость проистекала из веры Александра в благие последствия своей реформы для солдат и населения вверенной ему Богом и убийцами его отца империи.

А. Ф. Орлов, служивший в 1810 году флигель-адъютантом при императоре, был свидетелем одного из разговоров Его Величества с графом Аракчеевым на тему военных поселений. Находясь однажды в императорском кабинете Зимнего дворца, они видели в окно, как мимо проходил караул Преображенского Гвардейского полка, возвращавшегося со своего поста у Главного штаба в казармы. Была морозная зима – гвардейцы мерзли. Их вид и надоумил, видимо, Александра сказать Аракчееву: «Всякий раз, когда я смотрю на моих гренадер, у меня сердце обливается кровию, как подумаю, сколько они испытали в походах трудов, лишений, опасностей. Поход кончился, мы с тобою отдыхаем, а их служба в мирное время едва ли не тягостнее, чем в военное; как подумаю еще, что и по выходе в отставку, после 25-летней службы солдату негде голову преклонить, у него нет семейного очага». Граф Аракчеев в ответ заявил: «Ваше Величество, надобно об этом подумать, устроить их быт к лучшему» и при этом, по словам А. Ф. Орлова, упомянул о приграничных военных поселениях в Австрии. Услышав слова графа, Его Величество обратился к нему с просьбой: «Устрой мне это, Алексей Андреевич, ты доставишь мне самое большое удовольствие, я умру покойно».

В отличие от Петра I император Александр планировал создать такие военные поселения, в которых бы войска содержались не за счет окружающего их населения, а на средства, заработанные собственным трудом. Поэтому александровские военные поселения предполагали создание обширных хозяйств; в которых бы производились необходимые для поселян продукты или получался доход, позволяющий обеспечить войска всем, что им требовалось. Цель, которая преследовалась при этом, была вполне благой – уменьшить бремя содержания армии, которое несло население, и облегчить жизнь солдату, дать ему возможность заводить семью и детей еще в молодые годы.

***

Для организации первого военного поселения император Александр выбрал территорию Белоруссии, а точнее Климовический уезд Могилевской губернии. Местность эта располагалась на довольно отдаленном расстоянии от Петербурга. Наверное, для проведения первого опыта поселения войск полезнее была бы территория поближе к столице, но, видимо, интересы организации обороны от возможного наступления наполеоновской армии перевесили все остальные доводы.

На роль первых поселенцев были избраны солдаты одного из батальонов Елецкого пехотного полка, командиром которого являлся генерал-майор Лавров. Граф Аракчеев сделал предварительные расчеты: определил площадь земли, необходимой для первого военного поселения, количество зерна для первой посевной, начертил план поселка, схемы зданий и т. д.

28 июня 1810 года Его Величество писал Алексею Андреевичу в Грузино: «Домашнее несчастие, со мною случившееся, помешало мне с тобою увидеться в последнее твое пребывание в Петербурге. Потеря горячо любимого ребенка [156]156
  Речь идет о Зинаиде Нарышкиной, дочери Александра и Марии Антоновны.


[Закрыть]лишила меня дня на три всякой возможности заниматься делом. Возвратясь из Царского Села, не нашел уже тебя в городе, ждал твоего приезда. Но, наконец, сестра моя причиною, что ты еще остался в Грузино. Чтобы не терять более времени, я приказал Лаврову ехать к тебе в Грузино для личного с тобою переговора, я ему весь план изъяснил. Военный министр извещен, что сию часть я исключительно поручаю твоему попечению и начальству. Теперь остается начать. Чертежи твои весьма мне понравились, и мне кажется, лучше придумать мудрено. Лаврову покажи, пожалуй, все твое сельское устройство и, как скоро будешь свободен, приезжай в Петербург. За сим с помощию Божиею уже приступим к делу. При сем прилагаю все бумаги по сему предмету. Навек пребуду искренно привязанным».

9 ноября 1810 года Александр I издал на имя генерала Лаврова указ, которым повелел ему приступить к поселению одного из батальонов Елецкого полка на территории Могилевской губернии. Местные жители переселялись в Новороссийский край, в Херсонскую губернию. Их страдания, их телесные и душевные муки, вызванные переселением на новое место, разлукой с родиной, легли первым камнем в фундамент учреждения, названного военными поселениями. Вторым камнем легли в него страдания и лишения самих поселян – солдат Елецкого пехотного полка. Их ждал в Могилевской губернии тяжкий, изнуряющий и тело и душу труд.