Текст книги "Аракчеев"

Автор книги: Владимир Томсинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Впрочем, помимо того, чтобы предать заговорщиков-убийц и их сообщников суду, Лагарп предлагал молодому императору и другое решение – удалить их от своей августейшей особы. Но Александр I не смог решиться даже на такое, чисто моральное осуждение заговора. Удалены были только те, кто лично убивал императора Павла (И. М. Татаринов, В. М. Яшвиль, Я. Ф. Скарятин), а также П.-Л. Пален.

Среди других советов Лагарпа Александру I были все же такие, которые молодому императору показались полезными.

Пожалуй, ни один из самодержцев, когда-либо правивших в России, не боялся так уронить себя в глазах публики, как молодой Александр I. В первые месяцы царствования эта боязнь носила в нем почти панический характер. Оказавшись после своего восшествия на престол в центре всеобщего внимания, Александр помимо разных приятных ощущений, доставлявшихся таким положением, испытывал сильнейшее беспокойство. Его все время занимал вопрос, достаточно ли величественно он себя держит, не выглядит ли на людях этаким шутом, не смеются ли над ним.

В связи с этим Александр попросил Лагарпа понаблюдать за ним со стороны и высказать свое мнение.

Швейцарец исполнил просьбу молодого российского императора предельно добросовестно: поглазел на него из толпы на площади, посмотрел за тем, как ведет он себя во дворце в общении с сановниками, как держится в салонах во время развлекательных бесед, и сделал вывод, что Александр роль монарха в целом исполняет хорошо, но допускает при этом некоторые ошибки. «Вы вошли в залу немного робко, – объяснял Лагарп молодому самодержцу его первый промах, – хвалю ваше сердце: скромность как нельзя более к лицу юности, но государь должен иметь вид более уверенный; чистая совесть и искреннее желание блага России – вот что дает вам право смотреть прямо и смело на все окружающее».

«Вы обошли собрание несколько поспешно», – указывал учитель на второй промах Александра. «Вы весьма хорошо сделали, обратившись с приветом к лицам, почтенным по своим заслугам, но некоторых из них вы не удостоили ласковым словом», – сообщал Лагарп о третьем промахе своего августейшего ученика. «Мне кажется, наконец, – звучал четвертый Лагарпов совет Александру, – что, являясь вместе с императрицею, Вы облегчили бы себе труд торжественного приема, не говоря уже о том, что это произвело бы отрадное впечатление на всех, искренно вас любящих. Где бы Вы ни были, в обществе ли, среди народа или в кругу лиц, которым вверили Вы отдельные отрасли управления, держите себя по-царски: я вовсе не слепой поклонник этикета, но глава народа должен, употребляя живописное выражение Демосфена, облекаться в величие своей страны». Это были именно те советы, которые Александр и желал услышать. Зная их содержание, можно представить, насколько чувствителен был он в первое время по восшествии на престол ко всякого рода мелочам, от которых зависело его реноме, как заботился о том, чтобы выглядеть в глазах своего окружения подобающим царскому сану образом. Мог ли он, пребывая в таком состоянии, призвать к себе пользовавшегося дурной славой в столице генерала?

Сам Аракчеев, кажется, вполне понимал мотивы, по которым новый император оттягивал приглашение его на службу. Прожив в отставке почти три года, Алексей Андреевич вдруг серьезно забеспокоился о своей репутации в столичном обществе, заволновался отношением к нему прежних его сослуживцев. Эта перемена в настроениях отставного генерала Аракчеева хорошо проступает в его письме от 28 августа 1802 года бывшему подчиненному, а в указанное время шефу артиллерийского батальона в Риге Д. А. Булыгину: «Ваше превосходительство! Милостивый государь Дмитрий Александрович! Всевышнее существо, сотворившее нас, не всем нам определило ровное счастие: одному оное дано в одной части, а в другой отнято, как и я, ваше превосходительство, получил в жизни своей очень много счастия; но любовь от подобных мне товарищей не дана: ибо во всю мою службу я всегда был не любим за требуемый мною по службе порядок. А как я имел удовольствие (иметь) вашего превосходительства ближе всех к себе под командою, то всегда думал, что я вам, милостивому государю, может быть нанес какое неудовольствие, почему я и не хотел вас беспокоить моими письмами. А как ныне вижу ясно хорошее ваше ко мне расположение, то и охотно всегда себе за честь буду поставлять вести мою переписку и, начиная оную, приношу мою благодарность за ваши дружеские письма, желая нельзя чаще оныя получать».

Грустные признания Аракчеева звучали так, будто их делал человек, оканчивающий свое житие на этом свете и желающий накануне перехода в мир иной заслужить прощение за свои грехи, помириться с людьми, которых когда-то обидел. Алексей Андреевич явно не предчувствовал, какая долгая чиновная жизнь ему предстоит, на какую высокую ступень в сановной иерархии он взойдет, какой огромной властью будет обладать и сколь много обид потерпит еще да и… причинит сам!

Глава шестая
ИНСПЕКТОР АРТИЛЛЕРИИ

12 марта 1803 года истек второй год правления Александра I. Аракчеев по-прежнему пребывал в отставке. Три с половиной года уже исполнял он единственную должность – хозяина Грузинской вотчины. Но в Петербурге произошли перемены. Испарился постепенно дух либерализма, определявший атмосферу «прекрасного начала» Александрова царствования. Новый император не вызывал уже у столичных жителей былого восторга. «Смирение, бережливость, снисходительность Александра наскучили людям, которые недовольны ничем настоящим, и или выхваливают прошедшее, или теряются в мечтаниях и планах о будущем», – писал об этой перемене в настроениях петербургского общества Н. И. Греч.

Критические стрелы в адрес императора Александра пускались и в первые месяцы его правления, но спустя два года количество их заметно прибавилось и сделались они острее. В столице стали распространяться списки сатирических стихов и басен, где молодой государь подвергался всяческим насмешкам и даже издевкам. В одной из таких басен Александр изображался в виде глухого тетерева [123]123
  Александр был глух на одно ухо.


[Закрыть], который будучи выбран царем птиц, «не царствует, корпит над скопленной добычей», в то время как царство разоряется, исчезает честность, укореняются коварство и разврат. В заключение басни декларировался урок для птиц: в цари себе «не выбирать ни злых, ни глупых петухов».

К началу 1803 года Александр сумел удалить из столицы основных участников заговора против своего несчастного отца. С другой стороны, он позволил занять более влиятельное положение в сановной иерархии аристократам-либералам. В сентябре 1802 года был издан манифест, объявлявший о создании в центральном управлении империей министерств вместо коллегий. Ближайший сподвижник Александра граф В. П. Кочубей стал министром внутренних дел, другой соратник-либерал Его Величества H. H. Новосильцев занял пост товарища министра юстиции. Граф П. А. Строганов сделался товарищем министра внутренних дел, князь А. Чарторижский был назначен товарищем министра иностранных дел. Некоторые современники впоследствии утверждали, что министерства были созданы императором Александром именно для того, чтобы его молодые друзья-либералы могли получить влиятельные должности.

Как бы то ни было, но к концу второго года правления императора Александра обстановка вокруг него решительно переменилась. Тогда-то и встал вопрос о возвращении на службу отставного генерал-лейтенанта Аракчеева.

В марте 1803 года Алексей Андреевич в очередной раз наведался в Петербург [124]124
  В «Настольной книге» Аракчеева, хранящейся ныне в его личном фонде в РГВИА (Ф. 154. Оп. 1. Д. 273), есть такая запись: «1803 марта 23. Приехал я из Петербурга в Грузино».


[Закрыть]. Немногим больше месяца спустя в Грузино доставили записку от императора: «Алексей Андреевич! Имея нужду видеться с вами, прошу вас приехать в Петербург» [125]125
  На прокладных белых листах принадлежавшей ему книги Святого Евангелия Алексей Андреевич отметил свой вызов в столицу следующей записью: «Апреля 27-го 1803 года получил именной указ от Императора Александра Павловича, чтобы быть графу Аракчееву в Петербурге из Грузина».


[Закрыть]. Эта записка решила дальнейшую судьбу Аракчеева. Александр сперва пригласил его работать в «Воинской комиссии для рассмотрения положения войск и устройства оных», а 14 мая 1803 года принял в службу с назначением «инспектором всей артиллерии и командующим лейб-гвардии артиллерийского батальона».

Некоторые из современников восприняли это назначение как вполне закономерное. «Вот, наконец, и граф Аракчеев опять главою всей артиллерии. Дай Бог ему пожить и чтоб он не привел в ненависть и этого Государя, как покойника», – писал граф Ф. В. Ростопчин князю П. Д. Цицианову 3 июня 1803 года. Но большинство тогдашних сановников долго удивлялись такому повороту событий и не переставали ломать голову в поисках объяснения, почему император Александр возвратил на службу человека, которого Павел I с позором изгнал с должностей.

По мнению Е. Ф. Фон-Брадке, «человеколюбивая, кроткая душа монарха была слишком противоположна природе Аракчеева, чтобы можно было опасаться когда-либо сближения между ними; а между тем все-таки взяло верх соображение, что не следует оставлять без пользы такие замечательные дарования: ему была поручена артиллерия, находившаяся в то время в плачевном состоянии, и он ее совершенно преобразовал и, по крайней мере, приравнял к артиллерии, существовавшей в то время в остальной Европе». Действительно, Аракчеев являлся в то время общепризнанным знатоком артиллерийского дела. Высоко ценил его как специалиста император Павел. Александр в бытность свою наследником престола часто обращался к Аракчееву за советами. «При сем препровождаю бумаги Мелисина, которые государь мне приказал к тебе отослать, чтобы ты по мнению своему ответы учинил, – писал Александр Аракчееву 1 июня 1797 года. – Я рад очень видеть, что я не один прибегаю к твоему мнению». Спустя месяц с небольшим Его Высочество сообщал, что ответы, которые Алексей Андреевич дал на бумаги тогдашнего инспектора по артиллерии в Петербурге и Москве генерала от артиллерии Мелиссино, Павлу очень понравились. На основании данных ответов изданы соответствующие повеления.

Глубокие знания в области артиллерии Аракчеев приобрел благодаря упорному труду и многочасовым занятиям со специальной литературой, которыми восполнял отсутствие боевого опыта. Еще во время своей преподавательской деятельности в кадетском корпусе он начал вести артиллерийские записки, составившие в конце концов довольно объемистую тетрадь. Им были переписаны в систематическом порядке все издававшиеся в разные времена уставные положения по русской артиллерии, подробно показаны размеры и устройство каждого вида орудий и лафетов, данные о стрельбе, а также официально установленные расходы на содержание артиллерии. Эти записки он продолжал вести и во время своей службы в Гатчине. Одновременно с изучением отечественной артиллерии Аракчеев знакомился с артиллерией иностранных государств, воевавших с Россией. Так, в бытность свою старшим адъютантом у Мелиссино он сумел по отнятым у турок орудиям составить атлас турецкой артиллерии. Автор изданного в 1896 году в Петербурге объемного труда «История гвардейской артиллерии» П. Потоцкий следующим образом писал об Аракчееве: «В кампаниях он не участвовал, следовательно, и служебною своею деятельностью не мог приобрести критического взгляда на выгоды и недостатки нашего оружия в боевом отношении; но рано уже находим мы в нем направление будущего великого администратора и устроителя русской артиллерии». Император Александр эти способности Аракчеева в силу частого с ним общения в годы царствования Павла I знал, пожалуй, лучше, чем кто-либо другой.

С начала 1803 года взаимоотношения европейских держав, в первую очередь Англии и Франции, складывались таким образом, что любому мало-мальски думающему политику становилось ясно: грядет война. И Россия не останется в стороне от нее. Именно поэтому Александр I обратил свое внимание на состояние русской армии. Наполеон, как известно, придавал артиллерии огромное значение в боевых действиях и усиленно ее развивал. Надлежало и российскому императору позаботиться о совершенствовании своей артиллерии. В этих условиях возвращение Аракчеева на службу и в самом деле могло диктоваться соображением, что «не следует оставлять без пользы его замечательные дарования». Обширные познания Аракчеева в области артиллерии, его организаторский талант делали его наиболее подходящей фигурой на должность инспектора русской артиллерии в период, когда необходимо было усиленно готовиться к войне.

Занимавший в то время данный пост генерал от артиллерии А. И. Корсаков оказался весьма пассивным руководителем. Вследствие своего слабого характера или обыкновенной лени он не предпринимал необходимых действий для того, чтобы нововведения, выдержавшие успешную проверку на практике и усвоенные офицерами гвардейского артиллерийского батальона, применялись во всей русской артиллерии.

Алексей Андреевич был руководителем совершенно другого рода. Он был способен осуществлять на практике самые смелые, самые решительные преобразования.

Став инспектором всей артиллерии, Аракчеев энергично взялся за дело. В результате работы «Комиссии для составления примерных новых штатов артиллерии» была установлена новая организация артиллерии, новые штаты, новые положения. Вводить все это в войска и выпало на долю нового инспектора артиллерии, участника данной комиссии [126]126
  Включение Александром I в состав названной комиссии отставного генерал-лейтенанта Аракчеева является косвенным свидетельством того, что его назначение на пост инспектора всей русской артиллерии император предполагал еще в 1802 г.


[Закрыть]. Административные способности Аракчеева и прежде всего его умение добиваться исполнения своих приказов проявились сполна с первых шагов его на этом поприще.

Аракчеев начал с того, что упростил процедуру оформления документов, ускорил их прохождение по инстанциям. С этой целью он создал при своей персоне собственную канцелярию, которую так и назвал: «Канцелярия инспектора всей артиллерии», возложив на нее задачу давать необходимые справки «без переписок и наблюдения канцелярских обрядов, ибо от сего может произойти одно только промедление в производстве дел». Желая получать сведения о состоянии боевых артиллерийских подразделений насколько возможно быстрее, Аракчеев объявил, что «если от которой-либо команды сведений получено не будет или, хотя и получатся, да уже гораздо позже назначенного срока, в таком случае посланы будут особые курьеры на счет командировдля отобрания ответов».

Приняв под свое командование гвардейский артиллерийский батальон [127]127
  Должность командирагвардейского артиллерийского батальона была уподоблена в 1803 г. по своему значению должности его шефа.Поэтому назначенный на должность командира батальона генерал-лейтенант Аракчеев осуществлял общее руководство им, фактическое же командование батальоном было передано генерал-майору И. Ф. Касперскому.


[Закрыть], Аракчеев изменил существовавшую до него расстановку штабных и старших офицеров по должностям. Текст составленного графом 27 июля 1803 года нового «росписания» офицеров по должностям сохранился, и из него видно, что в гвардейском артиллерийском батальоне проходил в то время службу младший брат нового его командира поручик Петр Андреевич Аракчеев. Он был записан в конную роту полковника Костенецкого на должность батальонного адъютанта [128]128
  В тексте «Росписания» его должность обозначена сокращенно «инсп. ад.». Через две фамилии от поручика Аракчеева записан «подп. Ваксель». Кто он – трудно сказать, но вполне возможно, что подпоручик Ваксель, оказавшийся под командой Аракчеева, являлся племянником прежнего командира батальона А. И. Корсакова и братом Авдотьи Савельевны Ваксель, на которой Алексей Андреевич несколько лет назад хотел жениться, но не сумел.


[Закрыть]. До того как граф Аракчеев принял батальон, В. Г. Костенецкий командовал ротой Его Высочества Михаила Павловича. И именно Алексей Андреевич переместил его на командование самым низким по своему статусу подразделением в батальоне – конной ротой. Напомню, что это был тот самый Костенецкий, который когда-то учился вместе с Алексеем Аракчеевым в кадетском корпусе и неоднократно издевался над ним.

А. X. Эйлер, имевший в рассматриваемое время чин штабс-капитана и занимавший должность командира одной из рот гвардейского артиллерийского батальона [129]129
  Фамилия штабс-капитана Эйлера присутствует в составленном Аракчеевым «Росписании» офицеров гвардейского артиллерийского батальона. В 1810 г. полковник Эйлер как старший из ротных командиров принял на себя командование батальоном взамен уволенного в отставку по болезни генерал-майора Касперского.


[Закрыть], вспоминал в своих записках: «Мая 3-го праздновали столетие С.-Петербурга: город, Летний сад и большое число судов на Неве были иллюминованы отлично… В это время артиллеристы интриговали, чтоб удержать от принятия в службу графа Аракчеева; но все хлопоты и усилия оказались тщетными: в конце мая 1803 года граф Аракчеев назначен инспектором всей артиллерии и командиром гвардейского артиллерийского батальона. Он осмотрел роты, нашел мою лучшею и исправною, и с того времени всегда особенно ко мне благоволил и отличал от прочих… Служба при графе Аракчееве сделалась во всех отношениях строгая, но требовалось должного и возможного: надо было фурлейтов, обращенных в младшие канонеры, обучать маршировке и всем движениям фронта, а лошадей артиллерийских, названных строевыми, убирать на правилах всей кавалерии, чем я не только не тяготился, но утешался, потому что видел, что усердие мое замечается».

Преобразования, за осуществление которых взялся новый инспектор всей артиллерии, охватили не только организационную структуру русской артиллерии – они серьезно затронули и кадровый ее состав, и материальную часть. По настоянию Аракчеева в боевых подразделениях вводились новые правила: 1) об офицерских экзаменах и практических учениях, 2) о содержании артиллерийских лошадей, 3) об артиллерийских маневрах и т. д. Кроме того, по личному распоряжению графа были введены многие технические приспособления: новые прицелы для орудий, зарядные ящики вместо фур и т. п.

Экзамены для артиллерийских офицеров были введены поначалу без какого-либо положения, а просто высочайшим приказом, в котором император Александр предписал, чтобы замещение должностей поручика в гвардейском артиллерийском батальоне, а во всей остальной артиллерии также и штабс-капитана производилось только после того, как претенденты на них выдержат испытание в «совершенном знании артиллерийской науки». Алексей Андреевич, воодушевленный тем, что император поддержал его в начинании с экзаменами, написал даже своего рода воззвание к подпоручикам и поручикам расквартированного в Санкт-Петербурге 1-го артиллерийского полка, которым предстояло первыми подвергнуться испытаниям. Объяснив необходимость введения экзаменов, Аракчеев обращался к офицерам-артиллеристам: «Почтеннейшие господа! Мне было бы постыдно не ласкать себя надеждою видеть вас в деятельном движении, соревнующими славе и общей пользе Государя и Отечества, вас – которые всегда почитаете себя предводимыми чувствами патриотизма и пренебрегающими бездейственность, которая приводит в усыпление живейшую бодрость благороднейшего духа воина».

6 февраля 1804 года император Александр утвердил составленные Аракчеевым правила об офицерских экзаменах. На практике они проводились, как правило, в присутствии инспектора всей артиллерии. В экзаменационную комиссию назначались в основном офицеры гвардейского артиллерийского батальона. Тех, кто показывал на экзаменах отличные знания математических наук и артиллерийского дела, Алексей Андреевич неизменно представлял к награждению Его Величеством. Если же офицер помимо успешной учебы занимался еще переводами на русский язык полезных для русских артиллеристов иностранных книг по артиллерии, то он по докладу Аракчеева награждался и солидной денежной премией.

9 апреля 1804 года Александр I одобрил начертанные Аракчеевым правила для практических занятий артиллеристов. Граф подробно расписал в них пункты плана полевых занятий и содержание упражнений, которые должны были отрабатываться каждой артиллерийской ротой в течение 6 недель. Педантичный до мелочей, он придал к этим правилам даже схему расположения лагеря артиллерийской роты.

Практическая подготовка артиллеристов стала более интенсивной.

За время военной службы Алексей Андреевич написал невообразимое количество различных инструкций и правил – казалось бы, используемый им для создания подобных творений язык должен был бы упроститься, но нет: свои служебные документы Аракчеев писал, как и прежде, живым, сочным языком. Читая их, забываешь о том, что перед тобой всего лишь инструкция или положение.

Так, цель практических занятий артиллеристов определялась в правилах от 9 апреля 1804 года следующими словами: «Дабы уроки артиллерийской практики, долженствовавшие бы быть плодом искусства в теории, не обращались уже чрез действование свое на удачу в уроки одних только слепых случаев и не пребывали бы в достижении желаемого совершенства совсем безуспешными». В заключительной части рассматриваемых «правил» Аракчеев писал: «На последок, дабы отличные дарования, искусство и усердие к службе артиллерийского офицера, исполненного истинным честолюбием, не могли оставаться повсюду в мрачной неизвестности и приходить в закоснение, будучи лишаемы поощрения действовать с силою всеми счастливыми своими способностями на произведение сугубой пользы Монарху и Отечеству, дабы таковые артиллерийские офицеры не могли никогда во всех пределах России быть сокровенны от благостного внимания Вашего Императорского Величества, милостиво им дарующего путь, лишенный всякой преграды к достижению степени чести, отличия и наград, единственной пищи их честолюбия, я за непременный почел себе долг касательно также и сего предмета сделать следующее распоряжение». И далее граф предлагал офицерам представлять свои журналы, которые они вели во время практических занятий, через непосредственное начальство к инспектору всей артиллерии. О том, для чего необходимо было это делать, Алексей Андреевич объяснял специально: «Инспектор всей артиллерии при рассматривании сих журналов, ежели найдет новые полезнейшие на что-нибудь замечания, произведенные отличным сведением офицера в науках, или заметит особенное искусство и старание офицера в обучении части, которая ему была вверена, то о таковых офицерах, отличным усердием своим к службе и сведениями, непосредственно имеет доносить Государю Императору с подробным его объяснением. Замечания же их, которые если могут служить к большему чего-нибудь по артиллерии усовершенствованию, долженствуют предаваться печати и рассылаться под их именем по всей артиллерии на счет экономической суммы Артиллерийского Департамента, по распоряжению в том артиллерии всей инспектора». Таким образом, требуя от своих подчиненных беспрекословного повиновения, Аракчеев вместе с тем старался поощрить их на творчество, стимулировал изобретательность, творческий подход к делу.

Журналы, о которых идет речь, впоследствии долго и в очень большом количестве сохранялись в архиве Санкт-Петербургского Артиллерийского музея. Все они имели пометы Аракчеева, то есть были им внимательно просмотрены. Об этой внимательности к журналам, отражавшим творческую мысль артиллерийских офицеров, свидетельствуют также и приказы инспектора всей артиллерии генерал-лейтенанта Аракчеева, в которых он благодарит наиболее отличившихся в творчестве офицеров.

Результаты оказались поразительными – спустя некоторое время пришлось учреждать временный артиллерийский комитет для рассмотрения и обсуждения нововведений, предлагавшихся состоявшими на службе артиллеристами для усовершенствования русской артиллерии. Один Аракчеев при всей его необыкновенной работоспособности справиться с вызванным им самим потоком предложений, хлынувших из боевых артиллерийских подразделений, был не в состоянии.

Занимая должность инспектора всей русской артиллерии, Алексей Андреевич продолжал учиться и сам; он пользовался каждым удобным случаем для пополнения своих знаний. Вместе с тем настойчиво заставлял учиться и других. Читая письма и распоряжения этого человека, слывшего среди своих современников и последующих историков необразованным и презирающим образованность солдафоном, можно только удивиться тому, как много уделял он внимания учебе служивших под его началом офицеров. В первый же год своего инспекторства Аракчеев открыл при гвардейской артиллерии офицерское училище, обучение в котором с самого начала взял под свой личный контроль, дабы – как объяснял он в письме к генерал-лейтенанту П. М. Капцевичу от 2 ноября 1803 года – иметь возможность видеть его недостатки и избавляться от них с тем, чтобы впоследствии завести подобные училища «для блага общего и в других полках». «Между тем, советую вашему превосходительству, – обращался Аракчеев к бывшему своему соратнику по Гатчине, – о своих юнкерах и фейерверкерах приложить как возможно лучшее старание о доставлении им средств к знанию артиллерийской науки, для собственной вашей пользы, дабы через оное имели у себя офицеров не по одному только названию артиллерийских».

Положив в основу программы образования артиллерийских офицеров математические науки, Аракчеев позаботился о том, чтобы они преподавались по наиболее совершенной методике. В письме к генералу Н. В. Верещагину от 30 ноября 1803 года он образно пояснял свою мысль: «Сделавши хороший каменный фундамент, старое деревянное строение может на долгое время спорить в прочности новому каменному, да и тогда, когда придет в совершенную гнилость, то имевши уже готовый и хороший (фундамент), гораздо прочнее и скорее можно выстроить новое. Но так как для фундамента нужно непременно иметь лучшей доброты материал и хороший совет знающего мастера по опыту, уже над собой собственно испытанному, я не нахожу нигде лучше ни того, ни другого, кроме вас, почему и прошу, ваше превосходительство, для пользы всей артиллерии прислать мне вашей методы арифметику, геометрию и алгебру».

***

Сражение русско-австрийского войска с французским 20 ноября 1805 года при Аустерлице стало первым крупным испытанием для русской артиллерии, претерпевшей под руководством графа Аракчеева серьезные преобразования. Историк Н. К. Шильдер в своей книге «Император Александр Первый, его жизнь и царствование» гадал, был Аракчеев на поле под Аустерлицем во время сражения или не был. В конце концов пришел к следующему выводу: «Хотя некоторые писатели и называют графа Аракчеева в числе лиц, сопровождавших Александра на Аустерлицком поле сражения, но это, по всей вероятности, недоразумение; если же он и находился около императора, то лишь до начала самого дела, которое разыгралось внезапно, противно предусмотрению составителя диспозиции. Затем о графе Аракчееве ничего не было уже слышно и имя его не встречается ни в донесениях, ни в записках очевидцев Аустерлицкого сражения».

Шильдер сильно недолюбливал Аракчеева и в данном случае, видимо, слишком поддался эмоциям. Почему имя Аракчеева должно было упоминаться в донесениях, если он ничем не командовал в сражении, а просто присутствовал в свите Александра I?

Что же касается «записок очевидцев», то отсутствие в них упоминаний об Аракчееве не говорит еще о том, что его не было на Аустерлицком поле во время сражения. Как мог позволить он себе оставить перед началом сражения своего императора, который оказал ему честь, пригласив его в свою свиту? Скажем уверенно: не мог позволить и не позволил.На сей счет есть более чем убедительное доказательство – свидетельство самого Аракчеева. Среди автобиографических заметок, писанных графом на прокладных листах Евангелия, имеется и такая запись: «Ноября 20-го, 1805 г. Онаго числа был граф Аракчеев на сражении, бывшем в Моравии, под Аустерлицом с французами, с императором Александром I-м».

Итак, Аракчеев был под Аустерлицем во время сражения и, следовательно, вполне мог видеть тот жестокий разгром, которому подверглась русская армия, а с нею и русская артиллерия, лишившаяся 133-х орудий – более половины своего состава.

Удивительно, что главным виновником такой потери артиллерии объявлен был не кто иной, как ее преобразователь. «Артиллерию Аракчеев так отделал, что в большой армии она уже теперь неподвижна, не трогается, а часть сожжена в Пулаве. Он пушки все переливал и для легкости сделал их короче, забыв, что они так далеко брать не могут», – писал через неделю после бесславного для русской армии Аустерлицкого сражения граф Ф. В. Ростопчин князю П. Д. Цицианову. Два месяца спустя его оценка стала еще более резкой. «Аракчеев перепортил всю артиллерию, коя, кроме того, что и не действовала, но взята вся в плен при Острлице», – выводило ростопчинское перо 24 января 1806 года.

К этому времени в петербургском обществе наряду с обвинениями Аракчеева в гибели русской артиллерии распространились разные слухи о плачевном состоянии орудий. Говорили, например, о том, что медные орудия от частой стрельбы во время cражения разрывались на куски, что под многими другими раскалывались лафеты и оттого орудия пришлось бросить.

Слухи эти были совершенно беспочвенны, однако они распространились в войсках и заставляли артиллеристов бояться своих орудий. Потому-то Аракчеев решил ответить на подобные наветы. Одну из артиллерийских рот, которая участвовала в Аустерлицком сражении и прибыла в Петербург в полной сохранности, граф приказал выставить со всей амуницией, со всеми орудиями, побывавшими в бою, на плацу и пригласил всех желающих, в первую очередь артиллерийских генералов и офицеров осмотреть ее. Результаты осмотра Аракчеев потом пропечатал в газетах для всеобщего сведения. Сделал это он для того, чтобы защитить то новое, что было введено им в русской артиллерии накануне Аустерлицкого поражения. Я желал, писал Алексей Андреевич военному министру Вязмитинову, «опровергнуть мнение публики, которая по слухам, разносимым недоброжелателями моими, не одобряла сию перемену, и чтобы доказать, что не по наружному только виду ее она имеет преимущество против прежней, и не на одних словах таковая сделанная мною перемена во всех ее отношениях сопряжена с государственною пользою».

Уверенность Аракчеева в правильности осуществленных преобразований была поистине непоколебимой. Граф был убежден, что выпестованная им артиллерия действовала на поле сражения надлежащим образом и, следовательно, никакой вины в жестоком поражении русско-австрийской армии она не несет. Как мог старался инспектор всей русской артиллерии защитить своих артиллеристов от нападок публики и наказаний со стороны императора.

Год спустя после Аустерлицкой катастрофы возвратились в Россию захваченные французами в плен русские офицеры и солдаты. Среди них был и подпоручик гвардейской артиллерии Демидов, плененный под Аустерлицем вместе со своим орудием. Александр в наказание ему и в назидание другим назначил его к переводу из гвардии в армейский полк. Аракчеев немедля выступил в защиту бедного подпоручика, сполна наказанного уже пленом. Со свойственной ему решимостью граф заявил в докладе государю 6 декабря 1806 года: «Зная достоинства и притом на самом деле доказанную в прошедшей кампании храбрость служащего лейб-гвардии в артиллерийском батальоне подпоручика Демидова, я нахожу, что через перевод его в армейский полк артиллерия должна будет лишиться лучшего своего офицера».

Оправдываясь сам и оправдывая других, Алексей Андреевич не забывал дела. Страшные потери, понесенные русской артиллерией в сражении под Аустерлицем, подстегнули его к более энергичным, нежели прежде, преобразовательным действиям. Военный историк Павел Потоцкий писал впоследствии: «При разборе деятельности нашей артиллерии смело можно сказать, что 1806 год в первый раз вызвал ту кипучую деятельность по всем отраслям артиллерийского дела, которую мы не встречали со времен Петра Великого, и в этой-то деятельности везде выдается граф Аракчеев с его многосторонними достоинствами. Артиллерист ученый и проницательный, неутомимый до изнеможения, администратор строго расчетливый и находчивый, верный ценитель заслуг, неумолимо строгий ко всякого рода упущениям, а вместе с тем начальник, в высшей степени заботившийся о личных нуждах артиллеристов, он отказывался от всяких отличий, вменяя себе в награду (по собственным его словам из докладов) милости, им испрашиваемые для подчиненных; из хода дел видно, что он испрашивал с строгим беспристрастием… Прибавим еще одну замечательную черту этого характера: при настойчивости в своих мнениях, если они не были принимаемы, он не предоставлял на волю провидения исполнение постановлений, утверждаемых против его убеждений, напротив, он употреблял все усилия, чтобы дать им всевозможное практическое удобное исполнение, направить их так, чтобы отечество могло извлечь всю пользу, которую только могли доставить человеческие силы».