Текст книги "Замыкание (СИ)"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава 12

Было много шагов по каменным ступеням подземных переходов, ковровым дорожкам Арсенала и неровной брусчатке за Кремлевскими стенами. Под сильный и колючий ветер в лицо, мимо башен, соборов и церквей – по Варварке вниз, а далее вправо, на широкие парковые дорожки, припорошенные снегом. Маршрут подсказывали деликатным тоном, ненавязчиво сопровождая каждый шаг – их все еще было трое, кто вел от самой камеры вверх, к воздуху и серому небу. Но были и другие – беззаботно прогуливающиеся туристами, компаниями друзей и влюбленными парами – в одинаковых служебных ботинках охранного отделения, черных и тяжелых. Никого построенного.

На фоне белого снега и блекло-зеленой травы, алый мундир смотрелся каплей крови. И были те, кто к подобным контрастам привык.

Тринадцать человек дожидалось на пологой вершине паркового холма, наблюдая за моим восхождением холодно и терпеливо.

Еще один, четырнадцатый, в мундире моего полка, лежал без чувств поодаль, прямо на земле – рядовой Ломов приказ исполнил и дозвонился до каждого в его списке.

Иначе не стояли бы полукругом тираны и диктаторы, палачи и убийцы, вожди и теневые кардиналы, великие правители и угнетатели своих народов в сопровождении крайне раздраженного цесаревича Сергея Дмитриевича и абсолютно спокойного князя Давыдова – неправильного в своей бесстрастности настолько, что тираны кучковались чуть правее, стараясь быть ближе к Рюриковичу. Давыдов же стоял рядом с Ломовым, закрывая его тело от ветра и мелкого снега, и единственный смотрел не на меня – но на гостей, словно те могли сбежать.

Как могут выглядеть люди, которые выбирались из нищеты и трущоб наверх? Как должны одеваться представители безграмотных племен, взошедших через войну на троны из черепов? Да ровным счетом так же, как будут одеты их более удачливые и родовитые визави с домашним образованием и элитными колледжами. Две мировые войны у каждого за спиной, и без счета безымянных конфликтов – масштабных в той мере, когда не оставалось населенных пунктов на карте, по имени которого можно было бы назвать битву. Достаточный опыт, чтобы понимать – отличаться опасно. Особенно на чужой земле, под серым небом Москвы, в крайне недружелюбном окружении. И если цесаревич Сергей Дмитриевич наденет шубу, то слуги и рабы расстараются, но добудут такую же. Может, чуть другого кроя и другого меха – но все могущественные гости, вне зависимости от цвета кожи, национальности, языка и религии, будут выглядеть одинаково местными. Одной причиной убить их всех будет меньше – хоть и останется цвет кожи, язык, религия и сотни других поводов. Но минус один повод для ненависти – уже неплохо. С этого начинается политика.

Останется в гостевом дворе клетка с заточенным отцом Владетельного Куомо. Забудет в отеле шахматную доску, на которой разыгрываются города, Великий раджа Миттал. Завернется поглубже в боярскую шубу Проводник Черной Тропы Ялин, скрывая золотые цепи, сковывающие сосуд его тела. Не будут мельтешить в серых глазах Отца Кри бесконечность оттенков порабощенных душ. Придет без свиты закованных в кандалы музыкантов Владыка Салот. Сотрет белую тушь с лица Вестник Неба на Земле Ли, и впервые явит миру порозовевшие на морозе щеки. И никакого родового оружия – ни изящной рапиры герцога Бюсси, ни ржавого от крови лезвия Господина Крокодилов Мбаки, ни грозди мелких колокольчиков в волосах Хозяина Пустоты Намаджира. Даже князь Виид накинет меха на привычные одежды, и позволит слугами нарисовать себе лицо подружелюбней.

Их всех пригласил я, напомнив о старом долге. Но никто не звал их в Москву и Империю. Все они – на чужой территории, во власти Рюриковичей, лояльных к ним лишь в той мере, что они пока живы.

А раз я здесь, перед ними и выведен из тюрьмы, то каждый из одиннадцати приглашенных что-то обязан был пообещать Сергею Дмитриевичу. Какую-то услугу, ценность или плату золотом – ради того, чтобы имперский преступник, которого могут повесить завтра, был явлен перед их очи, и они смогли исполнить обещанное.

Не важно, насколько мелок и ничтожен человек, ранг Силы которого они взялись проверить. Любая соринка неисполненных обязательств на Чести, не дающая использовать Силу в полной мере, может стоить им жизни. И они об этом знают. И Сергей Дмитриевич, к которому явились одиннадцать грандмастеров и экспертов по любым артефактам мира, обязан пользоваться этим в полной мере.

Встав за пять шагов от дуги из «виртуозов», я коротко поклонился цесаревичу, позволив себе ободряющую улыбку. Затем отдал честь князю Давыдову и обратил внимание на лежащего рядового Ломова.

– Кто посмел? – Обратил я внимание на одиннадцать «виртуозов», обращаясь к ним на английском.

Островная империя оттопталась в свое время по всему свету, устраивая опиумные войны в Поднебесной, стравливая визирей в Индии и покупая у береговых темнокожих их менее удачливых континентальных сородичей. Одним словом, английский знали все.

– Я. – прищурился Кри Паундмейкер.

– Вот туда встаньте, будьте добры, – указал я на пустырь на три десятка шагов левее.

– Штабс-ротмистр, жизнь гостя гарантирована Сергеем Дмитриевичем. – Подал равнодушный голос князь Давыдов.

– Отчего же, я согласен стать мишенью для испытания на ранг Силы этого человека. – Произнес чуть надломленный голос, словно вспоминающий произношение английского.

– Ваша жизнь гарантирована Сергеем Дмитриевичем, – мельком взглянув на него, я отвернулся к цесаревичу.

Сбоку гулко рассмеялись.

А я смотрел в потухшие и уставшие глаза его высочества, в которых – на самом дне, под тягостным грузом обреченности, плескалась ярость и воля.

– Самойлов. Вы обещали доказательства. Эти одиннадцать господ ими не являются. – Рваными фразами произнес он.

– Доказательство последует. – Подтвердил я.

– У вас есть только этот день.

– Я помню, ваше высочество.

Цесаревич побуравил меня взглядом, потом коротко кивнул.

– Приступайте к испытанию на ранг. Эти господа прибыли издалека, во исполнение данного ими слова. Их время ценно.

А еще ценнее время, которое они могут посвятить на поиск пути исцеления для принца – было в его взгляде, и я молча отдал ему честь, поворачиваясь к представительной комиссии.

– Вы готовы обеспечить безопасность испытания?

– Делай, – с любопытством глянув на меня, кивнул раджа Миттал.

– Стихия – молния. – Предупредил я.

– Мы смотрим, висельник. – Поглотил немного воздуха Намаджира, вызвав свист, сложившийся в слова. – Мы не блокируем, иначе не увидим ничего.

– Я обещал другу, что город будет цел.

Комиссия грянула неровным хохотом.

– Мы оплатим разрушенное. – Повел широким жестом Бюсси.

– Я не согласен. – Вставил слово князь Виид. – Я настаивал на полигоне.

– Мы, кроме Вечного Виида, оплатим разрушенное. – повторил Бюсси и оглядел остальных, подтвердивших его слова кивками.

– Нет времени на полигон, душа. – Проскрипел Паундмейкер. – Делай. Нас ждут три других души.

– Вы слышали, – глянул я на цесаревича.

– Вы не заявили технику. – напомнил он.

– «Огненный путь» с аспектом молнии. Дополненная и доработанная версия под руководством Палача ДеЛара. Это мой дедушка, – коротко кивнул я, отворачиваясь от представительной комиссии.

– Я отказываюсь платить за разрушения!..

– Поздно. – Отсек холодный голос цесаревича.

Коротко взвыл воздух, тут же замерев тревожно и напряженно – словно момент тишины, когда нечто ценное упало со стола и летит вниз. Мгновение – и дикий рев ветра, сносящий серые облака в сторону, бьет по ушам.

А в небесах, в этой обнажившейся бледной и холодной синеве, начинают проступать очертания огромного замка, свитого из ослепительных ярко-синих нитей.

– Это не огненный путь!.. – подхватил кто-то запоздало.

– Вам же сказали, дополненная и доработанная версия. – меланхолично прокомментировал Виид.

Рев ветра буквально снесен раскатами близкой грозы – он тонет в бесконечном рокоте, не в силах его перекричать.

– Сергей Дмитриевич, а вас не смущает, что дворец прямо над Кремлем? – С интересом произнес раджа.

– Самойлов! – Тревожно воскликнул цесаревич.

А я распахнул руки – и ворота замка грянули в стороны, выпуская целую орду свитых из молний драконов, сплошным потоком ринувшихся отвесно вниз – к цели, алчно распахнув ослепительные пасти.

Оглушительно грянув о поднятую артефактную защиту Сенатского дворца, они задержались буквально на мгновение перед тем, как уничтожить до фундамента центр и правое крыло здания.

Столь же оглушительна была тишина, когда пропали и драконы, и дворец в небе, а слабый ветер принялся сгонять облака обратно и уносить в сторону облако пыли от Кремля. Как-то потерянно закричал сигнал воздушной тревоги, тут же отчего-то стихнув…

– Ваше высочество, – обернулся я к цесаревичу, проигнорировав молчаливую комиссию. – Я обещал вам предъявить доказательства своей невиновности. Как вы можете убедить, если бы я желал смерти вашего сына, я бы убил его без подлых артефактов. – Крутанул я ус.

– Штабс-ротмистр, – выдохнул князь Давыдов взволнованно. – Клянусь, я не желал бы себе адвоката иного, чем вы! По-моему, это абсолютно убедительно! Оправдан, господа!

– Самойлов, вы охренели? – Повернул ко мне ошарашенный взгляд Сергей Дмитриевич. – Это резиденция Первого Советника, моего двоюродного дяди!

– Ну-у, так это разве меня остановило? – Логично отметил я. – Так чего же меня остановило бы в деле с вашим сыном?

– Какая аргументация, господа! – Рядом зарукоплескал Давыдов, солидно кивая. – Даже я не нашел бы лучше!

Длань одного из главных претендентов на престол совестилась с лицом того же высокоуважаемого господина.

– Самойлов, вы оправданы в деле о покушении на моего сына. – Тяжко вздохнул он. – Но вы обвиняетесь в покушении на убийство Первого Советника и уничтожении собственности государя.

– Эти люди все оплатят, – показал я тут же на комиссию. – Они ж сами согласились.

– Кроме меня. – Отметил Виид.

– Кроме Вечного князя Виида, – поправился я.

– Хорошо. – Мрачно согласился цесаревич. – Вы обвиняетесь просто в покушении на убийство Первого Советника. Арестовать его и вернуть в камеру. Вас повесят на рассвете.

– Сергей Дмитриевич, – привлек внимание раджа Миттал. – Его нельзя повесить. Мы посовещались и решили, что так не получится.

– Да ну? – Опасно свернули глаза цесаревича.

А за спиной каждого из гостей возник полупрозрачный человеческий силуэт – пока не оформленный в завершенный образ, но разившей такой мощью, что заморские господа слегка неуютно повели плечами.

– Никто не оспаривает ваше право судить на своей земле. Но человека с рангом «виртуоз» следует обезглавить позолоченным мечом. – Хитро улыбнулся индус.

– Я учту ваше пожелание. – Сдержался цесаревич, и отозвал Силу Крови.

– Что значит – отрубить голову? – Возмутился тут же Давыдов. – Я бы понимал, если бы Первый Советник был молод! Но у него максимум отняли одну четвертую оставшейся жизни! Предлагаю поступить честно – и…

– Казнить Самойлова на четверть?

– Ваше высочество, я только нахожу нормального гусара, а вы сразу пытаетесь отрубить ему голову! Я начинаю подумывать, что вы затаили на меня обиду!!

– Князь…

– Господа, – откашлялся, вмешиваясь в беседу. – Тысяча извинений. Ваше высочество, я насчет казни хотел спросить. Мне ведь полагается последний ужин? – с надеждой уточнил у цесаревича.

– Безусловно.

– Отлично, – выдохнул я. – А можно пораньше и сразу уточнить меню? И с вашей кухни непременно! Боюсь отравиться, – поделился я с ним опасением.

– Не разделяю вашего энтузиазма, но это возможно. – Как-то странно начал посматривать на меня цесаревич.

– Уважаемая комиссия! – Тут же обратился я к кисло смотрящим на дымы от сенатского дворца заморским гостям. – Благодарю! И можно уважаемый Кри Паундмейкер все-таки встанет чуть правее шагов на… – Обернулся на дворец. – На сто, наверное.

Тот посмотрел зло и со значением, явно запечатлевая мой образ в своей бездонной памяти.

– Самойлов! – Окрикнул меня цесаревич.

– У меня завтра казнь, что уж теперь. – Развел я руками.

– Тебя не спасет смерть. – Улыбнулся гость. – Я приду за тобой после нее.

– Куда ты там придешь? – Встал рядом со мной Давыдов. – Я в том плане, куда мне подходить.

Выступив из строя, к удивлению остальных, встал с другого бока князь Виид.

– Господа! – Уже устало произнес Сергей Дмитриевич.

– Ваше высочество, – разомкнув уста, замогильным голосом произнес Виид. – Мы договариваемся о встрече после того, как покинем ваше гостеприимство. Вы не праве мешать.

Паундмейкер зло дернул щекой и оглядел стоящих перед ним. А затем скосил взгляд на валяющегося Ломова.

– Что вам эта душонка? – Распахнул он шубу, показав ожерелье с мелкими декоративными черепками.

Взял один черепок из нанизанных на общую нить и с недовольным выражением лица сломал его.

На пожухлой траве дернулся Ломов, приподнялся на руках, пару раз тряхнув головой и приходя в себя. Затем кое-как поднялся, огляделся по сторонам, с радостью посмотрел на стоящего рядом Мбаку и принялся громко считать, тыкая каждого из «виртуозов» пальцем.

– Раз, два, три…. Шесть, семь… Девять, десять… Где одиннадцатый! – Запаниковал рядовой. – Было же одиннадцать! Затем повернулся к нам и с радостью ткнул пальцем в невозмутимого Виида. – Одиннадцать! Всех собрал, никто не потерялся. Ф-фух… – Оперся он руками о колени. – Как дети малые…

– Где вы нашли этого отморозка? – Шепнул мне Давыдов.

Я со значением поиграл бровями и шепнул в ответ.

– Князь, тысяча извинений, но по утру я обнаружил ключ от наручников в своей камере. И так совпало, что именно такой ключ не обнаружила ваша дама…

Давыдов прислушался, осознал и тревожно повел усами.

– Она, наверное, была недовольна?.. –

– Очень. – Постарался я выразить тоном всю глубину недовольства.

– Ну, раз мы завершили, – громко произнес Давыдов. – И не имеем друг к другу претензий? – Приподнял он бровь, глядя на Кри.

Тот неохотно кивнул.

– Ваше высочество, разрешите, я сопровожу Самойлова в камеру! – Вызвался Давыдов, деловито положив руку на мое плечо.

– Нет, князь. – Ответил отрицательно цесаревич. – Господа, – обратился он к комиссии. – Прошу пожаловать в мою резиденцию, машины ожидают вас, – указал он на многочисленный кортеж, ожидавший вдоль Москворецкой улицы.

И только после того, как заморские «виртуозы» удалились, жестко посмотрел на гусара.

– Я запрещаю вам освобождать, устраивать побег или всячески потворствовать бегству Самойлова! Самойлов, вы! – Обратился он ко мне. – Вы доигрались. Не ждите милости и прощения. Если вы виновны в смерти моего дяди, вас ожидает казнь.

– Что значит казнь?! – Возмутился Давыдов. – Ваше высочество, вы же видите – у человека талант, ему надо получать юридическое образование!

– Давыдов!!

– Да пожалуйста, я уже два раза умирал. – Пожал я плечами. – Только пусть не задерживаются с последним ужином. Господин полковник, на вас брать?

– Две порции! И если с кухни его высочества, то три бутылки Каберне Совиньон шестьдесят восьмого года, только с южного склона! В тот год была холодна весна, но каков получился букет!

– Князь!! – Не сдержался цесаревич. – Чтобы вашего духу не было возле тюрьмы!

– Но мне туда очень надо! – Приложил Давыдов руку к груди. – Вы поймите, сердечное дело!

– Самойлов? – Не понимая и с определенным сомнением глянул Сергей Дмитриевич на меня.

– Нас – в разные камеры! – Тут же решительно отмел я, в ответ с укором посмотрев на цесаревича.

– Тогда с чего бы взяться сердечному делу? – Недоумевал его высочество.

– Понимаете, я забыл вчера в камере женщину… – тревожно подергал усами Давыдов.

– Как вы вообще провели ее в тюрьму?!

– А почему нет?! У нее столько пороков, я лично проверил! – С горячностью заверил князь.

– Кто она?

– Я гусар! Честь дамы для меня превыше всего! – Категорично отказались разглашать имя.

– Тогда почему она осталась там, а вы – здесь? – Хмурился цесаревич.

– Вышла досадная накладка… – Замялся господин полковник.

– Давыдов!!

– Слушайте, ну кто из нас не забывал пристегнутую наручниками женщину? – Несмело улыбнулся Давыдов, ожидая увидеть в глазах его высочества поддержку.

Но увидел только шок и ужас.

Давыдов в надежде перевел взгляд на меня.

– Я как-то оставлял в метро, прикрепленной чемоданом магнитов к полу, – покивал я в знак поддержки.

– Вот! – Указал на меня Давыдов.

– Гусары!!

– Я!! – Мы оба встали по стойке смирно.

– Так! – гаркнул его высочество. – Месяц заточения вам, князь.

– Как – месяц?! Почему? А как же дама?! Я должен ее вывести!

– После такого, вы обязаны жениться. Считайте медовым месяцем.

– В тюрьме?!

– Будет вам уроком.

– Послушайте, ладно я – но как же леди!!

– Если она откажется за вас выходить на таких условиях, ее отпустят в тот же миг.

Князь воспрянул и огладил усы. Затем призадумался. Потом хотел сказать что-то, но осекся и притих.

– Может быть, у вас будет сын. Может быть, захотите назвать Максимом. – Завершил Сергей Дмитриевич. – И это все, что вы можете сделать для Самойлова. Вам ясно?

– Так точно. – Понурил голову Давыдов.

– Самойлов. В случае побега, вас повесят вместе с голытьбой. Позолоченный меч еще надо заслужить. И спасибо вам, Самойлов. – Коротко бросил мне цесаревич, отворачивая и поспешая к машине.

Позади, словно по команде, приблизились конвоиры с кандалами.

– Рядовой Ломов! – Окрикнул я отдыхающего сидя на траве рядового.

– Я! – Подхватился он, мигом приблизившись. – Господин полковник! – Отдал он честь Давыдову.

– Благодарю за службу, рядовой Ломов!

– Виват!

– Ставлю задачу – изображать скорбный вид, распространять весть о скорой моей смерти. Поставить свечи за упокой.

– Примета плохая, – категорично отозвался шеф.

– Тогда ходить из бара в бар и требовать выпить за штабс-ротмистра ДеЛара. Драться умеренно. – Заметил я.

– Так точно! – Отрапортовал Ломов. – А вас точно завтра… Ну, повесят. – Растерянно тронул он затылок.

– Ну повесят – что теперь, волноваться что ли? – Приобнял я рядового, глядя на деликатно замерших конвоиров. – Ты главное жене моей не говори.

– Я бы сказал, – откашлялся Давыдов. – Все-таки, не чужой человек.

– Никак нет, господин полковник. Переживать будет, надумает себе всякого. – Не согласился я. – Выручать пойдет. А тут шум не нужен, господин полковник. Все тихо должно пройти.

– Иногда мне кажется, штабс-ротмистр, что вы отчаянней меня, – дернул головой Давыдов, словно пытаясь сделать так, чтобы мысли встали на свои места, и мир вокруг обрел хоть какую-то логичность.

– У меня отличный учитель, господин полковник! И он преподал мне великолепный урок.

– Это какой же? – Зарделся князь Давыдов, жестом заставляя конвоиров и Ломова отойти в сторону и чуть подождать.

– Два раза не умирают, господин полковник. Поэтому я абсолютно спокоен за свою жизнь. И за жизнь Первого Советника, который сдох еще вчера.

Глава 13

Где суждено быть встрече, которой не желаешь? Иван Александрович Черниговский повертел в руках тяжелый стакан, прозрачный и до безобразия пустой, и катнул его через барную стойку.

Стакан без вопросов вновь наполнили коньяком – от красной купюры, отданной бармену двадцать минут назад, должно было оставаться еще прилично.

Может, если он будет пьян, к нему не придут? Навряд ли – но всегда есть надежда, что серьезные вопросы отложат до утра, подарив ему эти часы спокойствия и сна, которых в его жизни осталось не так и много. Старик покосился вправо, на витражные окна кафетерия, через которые было видно оживленную улицу, и пригубил напиток. Почти полное, несмотря на будний день, заведение гудело предновогодними предвкушениями и азартом – город, который никогда не спал, иногда казалось, никогда не работал. Откуда они тут все? И как смеют они быть счастливы, когда бывший князь Черниговский сутулится за барной стойкой и ожидает неизбежного.

Руки слегка дрожали от страха признаться себе, кого именно он ждет: следователей или неизвестную высокопоставленную личность, которая поведет его убивать княжну Черниговскую. Потому что со следователем еще оставались шансы выжить, а с Самойловыми… Перед глазами Ивана Александровича возникло перекошенное от боли и удивления лицо Первого советника, в сердце которого вонзили нож.

Дело не в способе убийства – бывший князь повидал их немало за свою жизнь: подлых и прямых, из милосердия и растянутых пропорционально ненависти. Но вчера было нарушено табу – пролита императорская кровь, легко и буднично, словно у простого смертного. Что ждать от опасных безумцев, способных на такое? Ему назначено стать курьером для документов и сопровождающим некому персонажу, но выйдет ли из башни кто-нибудь живым? Ведь договор с Самойловым – им нарушен…

А может, он наберется достаточно смелости, чтобы прийти в Кремль и сознаться… Сознаться в том, что так и не узнал, кто стоит за покушением? Первый советник мертв, Наумов ничего не знает, а сегодняшнюю встречу Иван Александрович провалит, если сбежит сдаваться… Ведь так?

Малодушие или холодный расчет, желание жить или воля, страх или выдержка заставляли бывшего князя Черниговского сидеть и глушить коньяк, который становился все паршивей и паршивей – молодой бармен с бородкой и хитрыми глазами явно считал себя хитрее всех остальных. Все молодые считают себя умнее. Ругаться не хотелось. Все равно что та гадость, что эта – и ни черта не пьянит. Хороший коньяк остался в Чернигове, перейдя в чужие руки вместе с княжеством, и нет более возможности его вернуть.

Если, конечно, человек Первого Советника не окажется достаточно могущественным, чтобы продолжить игру на его стороне.

Ведь все знают – умные помирают стариками, а молодые мертвецы могут быть сколь угодно хитрыми.

Иван Александрович спрятал взгляд за поднятым стаканом, чтобы никто не увидел смесь затравленной ярости, сомнений, надежды и отчаянного упрямства. И надо было все-таки признаться себе, что главным страхом Ивана Александровича являлось то, что личность посланника Первого Советника окажется слишком ничтожной, чтобы поставить на нее.

Сверху забубнил телевизор – чем-то заинтересовавшийся бармен достал пульт и прибавил громкости, чтобы голос диктора новостей стал чуть громче фоновой музыки кафетерия.

«…благодаря введенным ограничениям на передвижения по столице, обрушение Сенатского дворца не затронуло экскурсионные группы. Остается невыясненной судьба Первого советника империи и персонала дворца. На разборе завалов задействованы шесть бригад МЧС, организован чрезвычайный штаб.»

На экране показывали дикое, невообразимое событие – разрушенное здание в кольце Кремлевских стен, над которым кружил вертолет, выгадывая картину посочнее и помрачнее. Разваленные и расколотые каменные блоки, среди которых панически-алым выглядывают лоскуты ковров и штор, позолота и узорчатый мрамор.

Иван Александрович невольно потянулся к вороту рубашки и ослабил его на пару пуговиц, давая вспотевшей шее дышать.

«По данным нашего источника, виновником может оказаться некто Самойлов Максим Михайлович, девятнадцати лет, штабс-ротмистр лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка. Бывший студент МГУ, отчислен персональным императорским эдиктом «за лихость в мирное время». Женат трижды, трудовую деятельность начал в тринадцать лет директором школы… К-хм, простите, тут какая-то ошибка, данные будут уточнены. Секретариат Его императорского величества воздерживается от комментариев, пресс-конференция назначена на завтра в полдень. Специально для вас, с места событий, «Первая кнопка», новости».

– Еще налей. – отвернулся старик от экрана и нервно затребовал добавки.

– За упокой? – Вопросительно поднял бровь бармен, кивнув на экран.

«Смотря кто придет» – молча опрокинул в себя коньяк Иван Александрович и медитативно уставился в свое отражение на столешнице.

Алкоголя в крови хватило, чтобы это зрелище увлекло его как бы не на четверть часа.

Но потом за окном кафе захлопали двери – в месте, где нельзя было парковаться. В городе, где вообще временно запретили передвижение на собственном автотранспорте.

Бывший князь Черниговский неохотно обратил внимание на входящих господ в черных пальто – их было трое, по-спортивному широкоплечих и по-чиновьичьи наглых. Один несуетливо перехватил официантку и попросивших ее проводить до администратора, махнув нераскрытым удостоверением. Второй отправился на кухню, а третий удалился в сторону уборной – проверять и там.

А еще совсем скоро суетливый администратор, вышедший из подсобки вместе с господином в черном, принялся с извинениями выпроваживать посетителей из кафе. Для ускорения процесса, у его сопровождающего в руках была пачка красных купюр, от которой отлистывалось по бумажке каждому из сидящих за столиками – в качестве компенсации. Правда, это не была бы Москва, если кое-кто не возмутился и не фыркнул с пренебрежением на деньги – но тем хватило удостоверения, на этот раз распахнутого, чтобы взять купюру и молча удалиться.

За пару минут кафе опустело, а один из господ в черном расположился у входа, отваживая новых посетителей.

Растерянному персоналу показали на поварскую, повелев удалиться.

– Бутылку оставь. – Остановил Черниговский бармена.

Тот вильнул взглядом, посмотрев на гостей, вдумчиво проверяющих столик и стены в углу зала какими-то приборами, затем – уже с пониманием – на старика перед собой, и с испуганным видом выставил на стойку еле начатый «Реми Мартин».

Так себе пойло…

– Столик проверен, ваше сиятельство. – Деликатно обратились к Ивану Александровичу со спины.

Все-таки, нашли. Ну а как иначе…

Старик подхватил бутылку и стакан одной рукой, уцепил приставленную к барной стойке трость и проковылял за указанный ему стол.

На столешнице ютилась одинокая стальная пирамидка кисло-зеленого окраса – защита от прослушки. Бутылка и стакан дополнили композицию.

Иван Александрович занял место на предупредительно отодвинутом для него стуле – спиной ко входу, и приготовился ждать. На этот раз – недолго.

Шаги были легкими, негромкими – а в вытянутом и мутном отражении бутылки не разобрать, какой из себя человек. Не говоря уж о мундире, личности, фамилии и титуле…

Но, несмотря на все ожидания старика, и к определенному его разочарованию, за стол присел человек вовсе ему неизвестный и никак не идентифицируемый по системе осанка – форма ушей и подбородка – цвет глаз и волос. Были кланы огненно-рыжие, были русые до белизны; кто-то отличался огромным ростом и нескладным телосложением, а иных легко можно было угадать по горбинке на носу. Аристократия легко отпечатывала в поколениях своих потомков характерные признаки – не спутать.

Мужчина перед Иваном Александровичем, сорока лет на вид, казался разочаровывающе обычным. Кареглазый, темноволосый, невысокий, с легкой степенью полноты, но широким разворотом плеч. Обычный. Он даже одежды выбрал, как у своих охранников – пальто темного кроя, шарф поверх рубашки. И если бы не тяжелые перстни с самоцветами на руках, выставленные словно невзначай, Черниговский с ним и разговаривать бы не стал. А так – видно, что на сохранность этого человека изрядно потратились. Значит, он нужен и важен.

– Ваше сиятельство, – привстал мужчина и отрекомендовался. – Лигачев Павел Павлович, уполномоченный координатор.

Иван Александрович вопросительно поднял бровь, реагируя на странную должность.

– Уполномочен координировать, ваше сиятельство, – ответили ему весьма харизматичной улыбкой. – По ряду ключевых вопросов.

– Коньяк будете?

– Нет, благодарю.

– Тогда я сам, если не возражаете. – Потянулся Черниговский к бутылке.

– Возражаю, если позволите. – Холодно ответили ему.

И этот тон Ивану Александровичу был близок – повелевающий, игнорирующий звания и заслуги, привыкший к повиновению и не терпящий ослушания.

Весьма перспективный тон.

– Тогда обсудим ваши ключевые вопросы? – Убрал старик руки на столешницу и заглянул гостю в глаза.

– Наши вопросы сформулированы Первым советником.

– Мир его праху. – С показным сочувствием покивал Черниговский, проговорив про себя «гори в аду».

– Вы смотрели новости? – Чуть резко вздохнул Павел Павлович. – Тогда будет проще. Наш общий друг погиб, это определено точно. Нам нужна замена, и мы желаем предложить вам стать Первым советником Императора.

Иван Александрович слегка опешил.

– Кто это – «мы»?

– Мы – это люди, которые дали должность предыдущему Первому советнику. – Ответили короткой улыбкой.

– Рюриковичу-то?

– Иван Александрович, Рюриковичей много. Должность Первого советника одна. Кто-то должен был ее занять.

– И причем тут вы? – Раздражался старик. – Кто это такие «вы», что смеете указывать Его величеству?

– Мы – это деньги, Иван Александрович. – Чуть откинулся назад Лигачев. – Вы же не станете спорить, что при прочих равных условиях, выиграет тот, у кого они есть? Мы обеспечили деньгами прошлого Первого советника, и он занял свой пост.

– Это было при прошлом Императоре, – хмурился Черниговский.

– Абсолютно верно, Иван Александрович. Надо сказать, что и при нынешнем ничего не изменилось. Всем страшно, катастрофически нужны деньги. Вельможам, князьям, Его Величеству, их фаворитам и фавориткам. Деньги нужны были даже Вам, ваше сиятельство – и если бы они были, то княжество по-прежнему было бы при вас. Не стоит смотреть на меня столь гневно, раньше мы не сотрудничали, Иван Александрович. Безусловно, мы бы вам помогли. – Примирительно завершил он.

– Кого именно вы представляете? – Давил старик взглядом.

– Финансовые круги. Весьма влиятельные, как вы можете видеть.

– И вы предлагаете идти к княжне Черниговской с банкиром? – Фыркнул Иван Александрович. – Он подтвердит мне факт замужества?

– А с кем бы вы хотели пойти? – Придвинулся Павел Павлович. – Хотите, отправлю с вами министра? Князя? Или капитана линкора, с правом венчать на борту? Встанете с Черниговской в тазик, вот вам и…

– Не паясничайте!

– Иван Александрович, я абсолютно серьезен. В нашей колоде так много карт, что я могу отправить с вами хоть принца крови. Вы недооцениваете потребность людей в деньгах.

– Вы забываете о чести этих людей. – Не нравился Ивану Александровичу собеседник, и он не пытался этого скрыть.

– Что такое честь? Сдержанное обещание? А хотите, завтра мы заблокируем все счета какого-нибудь князя, гарантировавшего сделку своим словом? Где будет его честь? Она у нас, вместе с его банковским счетом. Его спокойствие, свобода от бунтов черни, штурмующей банкоматы и отделения банков, которые отчего-то перестали работать. Его безопасность, способность платить дружине, покупать оружие и наемников, когда враг перейдет границу. Мы владеем деньгами империи, а на деньги покупается все. Почти все, – оговорился Лигачев. – С вами мы желаем дружить.

– У вас не все деньги империи.

– Пока что да. – Легко согласился Павел Павлович. – Но мы хорошо поработали с предыдущим Первым советником, и, к примеру, клана Фоминских больше нет. Как и их банка.