Текст книги "Канал"

Автор книги: Владимир Дудченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Глава одиннадцатая

Египетская артиллерия дважды – в полночь и в 8 часов утра по местному времени – подвергла сегодня обстрелу позиции израильских войск в южном секторе Суэцкого канала.

В заявлении представителя военного командования ОАР отмечается, что в результате концентрированного огня египетской артиллерии были уничтожены укрепления и позиции израильских войск и подожжены склады боеприпасов в районах Порт-Тауфика и Эль-Габбасата.

В заявлении отмечается также, что 30 самолетов противника типа «Фантом», «Скайхок» и «Мистер» предприняли с 8 до 12 часов несколько налетов на позиции египетских войск в районах Эль-Капа, Эль-Харша, Эль-Кантары и Суэца. Израильские самолеты были отогнаны средствами ПВО ОАР. Один самолет типа «Скайхок» был сбит и упал в районе восточнее Деверсуара.

(Каир, 25 июня, ТАСС)

К концу июня в центральном секторе Суэцкого канала завершилось развертывание мощной группировки зенитно-ракетных войск, включавшее 16 дивизионов ЗРК «Печора» и «Двина». Боевые порядки дивизионов занимали около 50 километров по фронту и 25–30 километров в глубину с интервалами между ними 6 км и более. Были оборудованы запасные и ложные позиции с макетами заводского производства и кочующими РЛС П-12 и П-15. Каждый дивизион имел прикрытие в виде самоходок ЗСУ «Шилка» и переносных комплексов «Стрела-2», а без малого десять бригад ствольной зенитной артиллерии разного калибра были выделены специально для ведения совместных действий с ракетчиками.

ПВО Египта, ядром которой стали советские зенитно-ракетные части, ощетинилась в готовности нанести удар по самолетам ВВС Израиля, если они попытаются проникнуть вглубь территории страны. Однако приканальная зона, напичканная частями и подразделениями сухопутных войск, по-прежнему оставалась за пределами ракетного «зонтика». Время подлета самолетов Хель Авира до переднего края египетского фронта составляло каких-то четыре-пять минут.

Израильтяне регулярно вели интенсивную воздушную разведку, но в зоны действия советских дивизионов старались не входить. Похоже, израильская военная разведка имела полную информацию о русских. Воздушным ударам подвергались только позиции египетских зенитно-ракетных дивизионов, находившиеся значительно ближе к каналу: от "телеграфных столбов" «Двины» израильские летчики успешно уходили, тем более, что и мастерство ракетчиков-египтян (даже, несмотря на присутствие русских спецов) оставляло желать лучшего.

Уходили израильтяне и от стычек с советскими летчиками-истребителями из состава дивизии ПВО, прикрывавшими воздушное пространство восточнее Каира, зная, что на почти на всех МиГ-21 летают русские пилоты (египтян в воздухе вычисляли мгновенно!), и, не имея приказа ввязываться с ними в бой. Точнее, им было приказано разворачиваться и покидать воздушное пространство Египта, если в воздухе появлялись русские МиГи. Невидимая "красная черта" между ними продолжала существовать. Но до поры до времени. «Рандеву» советских и израильских пилотов в воздухе было неизбежным, тем более, что и те, и другие страстно этого желали. Асы Хель Авира, искушенные в воздушных боях, хотели убедиться в своем превосходстве над русскими, показать им хрущевскую "кузькину мать", а советские летуны, не имевшие никакого боевого опыта, испытать себя в реальном бою с достойным соперником. Да и 5 тысяч египетских фунтов, обещанных за каждый сбитый самолет, тоже были у многих в уме. Вот и случилось то, что должно было когда-нибудь обязательно случиться.

22 июня пара МиГов с аэродрома подскока Катамия, перехватила израильский «Скайхок» в районе Исмаилии и сбила его двумя ракетами. Русская речь летчиков, перехваченная радиоразведкой, дала основание Моше Даяну предупредить о возможном прекращении ранее им же установленного нейтралитета в 30-километровой зоне в случае повторения инцидента и о неминуемом отмщении Советам. Дебатов в Кнессете по этому поводу уже не было, Израиль вступал в негласную военную конфронтацию с Советским Союзом.

В Вашингтоне заволновались, Белый дом провел срочные консультации. Помощник президента США по национальной безопасности Генри Киссинджер, 47-летний выходец из еврейской религиозной семьи, встретился со своим шефом, президентом Никсоном и, не скрывая своего волнения, сообщил об инциденте в Египте.

– Генри, не понимаю, отчего такая тревога? – удивился Никсон, глядя на руки своего помощника, выдававшие его волнение. – Понимаю – завязли в Индокитае… Полагаешь, сцепимся с Советами на Суэце?!

– Мистер президент, уверяю вас – второго Карибского кризиса не будет, – ответил Киссинджер, поправляя роговую оправу своих очков. – Возможно. Но пора задать жару русским! Это, надеюсь, и сделают израильтяне с нашей помощью. Надо лишь ускорить поставку обещанного им оружия, ну и, разумеется, держать на контроле ситуацию… Советы слишком зарвались: перебросили в Египет войска, а теперь и вовсе вступили в конфликт…

– Генри, будем действовать четко в рамках моего февральского послания Конгрессу…, – Никсон задумался, – которое, помнится, вместе с тобой готовили…Максимально препятствовать расширению влияния Советов в Азии, включая, разумеется, Ближний Восток. А цель, как говорили иезуиты, оправдывает средства…

– Согласен, мистер президент, – кивнул Киссинджер. – Но есть одно но. Наши израильские друзья, как я докладывал вам, уже обладают ядерным оружием, и с большой степенью вероятности могут применить его. В любой момент, если появится реальная угроза существованию Израиля как государства… А такая угроза уже вот-вот станет реальной. Тем более атомные субмарины Советов находятся в Средиземном море…

Президент Никсон встал из-за стола, подошел к высокому окну и посмотрел на идеально зеленую лужайку. Киссинджер тоже встал. Пару минут они молчали. Президент задумчиво поправил оливкового цвета гардину, повернулся к своему помощнику и сказал:

– Вот что я думаю, Генри. Мы не должны допустить, чтобы Израиль применил ядерное оружие. Это однозначно. И не можем делать вид, что не знаем о наличии такого оружия у наших друзей… Голда Меир умный политик, надеюсь, она понимает чреватость резких шагов в этом плане. Надо тактично ей намекнуть…

– Но, мистер президент, – не выдержал Киссинджер, – даже наши тактичные, как вы сказали, намеки насчет ядерного оружия не будут восприниматься всерьез, если мы откажем Израилю в обещанных дополнительных поставках «Фантомов»…

– Ладно, Генри, – сказал Никсон, – я на тебя надеюсь. Согласуй проблему с Конгрессом, там есть противники нашей линии на Ближнем Востоке. Подключи своих людей, они есть, я знаю. А с Москвой я договорюсь… Впрочем, пообщайся для начала с русским послом Добрыниным, прозондируй почву…

Тридцать седьмой президент Соединенных Штатов Ричард Милхауз Никсон пристально посмотрел на своего помощника, вновь акцентировал внимание на его неспокойных руках и подумал, что еврейская солидарность – большая сила, но она же может превалировать над интересами страны… Хотя вряд ли это касается лично Генри, успокоил он себя, слишком искушенный политик… И большой интеллектуал. Но почему он так волнуется? Впрочем, ситуация действительно серьезная: в Индокитае сплошные проблемы – затяжная кампания во Вьетнаме, ввод наших войск в Камбоджу… А тут еще нарастание очередного Суэцкого кризиса.

…Никсон не любил евреев, и даже, будучи вице-президентом, допускал нелестные высказывания в их адрес. Но в Генри Киссинджере, которого он планировал назначить госсекретарем, почти не сомневался. Почти. Потому что от каждого из евреев во власти подспудно ожидал подвоха… Никсон мучительно пытался убедить себя в том, что Генри – другой, ведь работая экспертом при трех президентах, он никогда и никому не давал усомниться в том, что интересы Америки для него превыше всего. Да и тандем с ним уже сложился, а "челночная дипломатия", придуманная им, давала ощутимые результаты…

Генри Киссинджер ослабил тугой узел галстука и сел в машину. Водитель вопросительно посмотрел на него.

– Джонни, как ты относишься к евреям? – спросил Киссинджер, прекрасно понимая, что задавать подобный вопрос Джону, мулату из Бронкса, было совершенно бессмысленным.

– Нормально, – ответил Джонни. – Куда едем, мистер Генри?

– Домой, – сказал Киссинджер. – Чего-то я устал…

Который раз Генри Киссинджер вспоминал предыдущих президентов и невольно сравнивал их со своим нынешним шефом. Да, Ричард нерешителен и скромен, и даже не очень уверен в себе – совсем не похоже на президента! – все это импонирует в личном общении… Но надо отдавать ему должное – интуитивно дальновидный политик, чувствующий ситуацию… В перспективе… Надо будет при помощи Добрынина организовать его встречу с Брежневым, пусть порешают судьбы мира в связи с Ближним Востоком…

Москва отреагировала спокойно, после доклада маршала Гречко генсек Леонид Брежнев зажег сигарету, пыхнул ароматным дымком, посмотрел в упор на министра обороны, хмыкнул и сказал:

– Что ж, Андрей Антонович, поздравляю с первым израильским самолетом, сбитым нашими летчиками! Летчиков наградить! Как, кстати, их фамилии?

– Майор Костенко и капитан Вознесенский.

– Молодцы! Жаль, конечно, что не «Фантом», но, как говорится, лиха беда начало. И до хваленых «Фантомов» доберемся!

– Товарищ генеральный секретарь, – несколько удивленно сказал Гречко. – Получается, мы втягиваемся в войну с Соединенными Штатами?!

– Ну, ты, маршал, загнул! – сказал Брежнев. – Наш ядерный потенциал остановит любого противника, а Никсон завяз во Вьетнаме, полез в Камбоджу и вряд ли теперь напрямую вмешается в Суэцкий конфликт… А наши атомные подводные крейсера в Средиземном море? Это что – детские игрушки? Главное, считаю, не допустить расширения конфликта за пределы Ближнего Востока, а Насеру мы должны помогать. Иначе, какого хрена отправили туда целую дивизию ПВО? На пирамиды смотреть? Нет – воевать! И показать преимущества социалистической системы, в том числе в области создания лучших в мире образцов оружия и боевой техники. – Он задумался, нахмурив густые брови. Потом посмотрел на дымящуюся сигарету. – Вот зараза, врачи запретили, а бросить никак не могу! – Брежнев смачно затянулся и смял в пепельнице окурок. – Да, поговори с нашей разведкой: Ивашутиным и Сахаровским, и сделай выводы. Потом обсудим. Да, и распорядись, чтобы моряки были в боевой готовности к любым неожиданностям. На всякий случай.

– Есть, товарищ генеральный секретарь!

– Андрей Антонович, может, хватит этого чинопочитания? А? Делаете из меня живого бога!

– Не понял, Леонид Ильич!

– Да все ты понял, маршал! Кстати, давно не охотились вместе. Давай-ка смазывай ружье, а то сидим по кабинетам… Я сам тебе позвоню, Андрей Антонович! И что бы без этого протокольного: товарищ генеральный секретарь… Махнем в Завидово, кабана завалим, водочки выпьем на природе. Договорились?…

Брежнев окинул взглядом министра обороны, оценил его стройную фигуру и безупречную военную выправку, вспомнил, что маршал на три года моложе его, вздохнул и потянулся за сигаретой.

– Андрей Антонович, не забудь про Завидово! – сказал он вслед уходящему министру.

Тот остановился у двери и по-уставному повернулся кругом.

– Есть, товарищ генеральный секретарь!

– Да ладно! – махнул рукой Брежнев. – Вас, военных, не исправить: есть, так точно, никак нет…! Иди уж! А воевали-то в 18-й армии…

* * *

Ничего этого, кроме подлетного времени израильских самолетов к каналу, Полещук, разумеется, не мог знать. Не догадывались о столь серьезном развитии ситуации, чреватом конфликтом между двумя ядерными державами, и офицеры 6-й радиотехнической роты в Фаиде на берегу Большого Горького озера, 5-километровая сине-зеленая гладь которого отделяла их от вражеских позиций на Синае. Все они, зарывшись в каменистую землю, опасались лишь применения Хель Авиром противорадиолокационных ракет «Шрайк» и русских ракетных засад вблизи позиции роты.

После последнего налета с ослеплением радаров помехами израильтяне оставили роту в покое. Советник комбата подполковник Грушевский, выслушал короткий доклад Полещука, задал пару вопросов и разрешил ему выехать в Каир. "Проведай там Агеева, – сказал он, – хватит ему болеть, и вместе дуйте обратно! Обстановка, сам видишь, какая…"

"Странная все-таки эта война, – в который раз подумал Полещук. – Здесь бомбят и стреляют, высаживают десанты, гибнут люди, а в сотне километров отсюда – тишь-гладь и божья благодать… Ночные клубы, казино, шикарные магазины, американские и французские фильмы в кинотеатрах, люди на улицах… Вроде, и нет никакой войны поблизости…Да, батя в Великую Отечественную и думать не мог об отдыхе от войны…"

* * *

…Полещук расслабленно лежал рядом с Тэтой, зарывшись лицом в ее чудно пахнувшие волосы, его рука ласкала грудь девушки, потом чуть влажный живот и ниже… Левая рука, на которой покоилась голова Тэты, занемела, но не хотел ничего делать, чтобы не нарушить все то, о чем он мечтал долгие недели во сне и наяву. Тэта, почувствовал его прикосновения, подняла голову и сонным голосом спросила:

– Алекс, ты меня любишь? – И, не дожидаясь ответа, нашла его губы и нежно поцеловала.

– Да, родная, очень люблю, – ответил Полещук, проводя рукой по бархатистой коже гречанки, ее груди, животу, бедрам. И она почувствовала его желание…

– Ты такой ненасытный, Алекс, – сказала Тэта, целуя Полещука в плечо. – Ну, не надо! Давай поспим немножко!

Она взяла его руку и стала целовать. Полещук еще больше возбудился.

– Тэта, я тебя хочу!

– И я, – ответила девушка. – А еще я очень хочу спать! Мне же завтра лететь в Афины!..

– А мне – на канал…

– Бедненький мой Алекс, – прошептала Тэта. – Мой любимый русский Schuka!..

И вновь сплелись вместе два тела, и не было ни Афин, ни канала, пропали время и пространство, исчезло все – они неистово любили друг друга. Русский лейтенант-переводчик и греческая девушка из авиакомпании «Олимпик»…

…Под утро Полещук проснулся. Тихо шелестел кондиционер, в номере было прохладно, не верилось, что за окном, закрытым жалюзи, уже наступает июньская жара. Он встал с кровати, натянул трусы, посмотрел на Тэту, и защемило сердце. Девушка безмятежно раскинулась на кровати, едва прикрытая легким одеяльцем, из-под которого выглядывали изящная смуглая нога и часть округлой соблазнительной ягодицы. Черные волосы разметались на подушке, обрамляя лицо Тэты, как дорогая рамка картины подчеркивает талантливое творение ее создателя. "Боже мой, – подумал он, – какая же она красивая! И как я ее безумно люблю! Что теперь делать?"

Он подошел к столику, на котором осталось кое-что из их вчерашнего гостиничного пиршества, и почувствовал дикий голод. Плеснул в бокал красного вина, выпил залпом, и, глядя на спящую Тэту, стал есть сыр, покрытый маленькими капельками влаги, подсохшие маслины, конфеты… Все подряд.

"Да, товарищ лейтенант, – опять настойчиво крутилось в голове Полещука, – приплыли, как говорится. За связь с иностранкой – прямая дорога в Туркмению, если не хуже… А что может быть хуже? Позорное изгнание из армии? Ну и пусть! Родине-то я не изменил! То есть, моя совесть чиста… Ну полюбил девушку, что же это – преступление?…"

Полещук посмотрел на спящую Тэту. Она, как будто почувствовав его взгляд, открыла глаза и потянулась.

– Алекс, darling, который час? Я не опоздала?

– Нет, my honey, еще рано. Я просто проголодался…

– Еще бы, – улыбнулась Тэта. – Такая ночь!.. Так который все-таки час? – Она бросила взгляд на будильник. – Полшестого?! Как тебе не стыдно так рано девушку будить! – Тэта опустила ноги на пол и потянулась за халатиком. – Отвернись, Алекс!

– А я и не смотрю, – сказал Полещук и отвернулся.

Тэта накинула халатик и прошмыгнула в ванную, на секунду остановившись возле него и чмокнув в щеку.

– Колючий! – услышал Полещук и не сразу понял английское слово. Потом провел по щеке рукой, и до него дошло – небритый.

"Удивительный народ эти женщины, – подумал он, разглядывая этикетку на бутылке греческого вина, – только что вместе спали, а сейчас она меня стесняется!" Полещук закурил, посмотрел на облачко дыма, развеваемое прохладным дыханием кондиционера, и вспомнил их первую ночь и ее, Тэту, обнаженную, целомудренно прикрывавшую ладошкой низ живота, когда она его провожала. Он недоуменно покачал головой и налил в бокал вина.

– Алекс, – обняла его Тэта со спины. – Darling, не надо больше пить! – Она отобрала бокал, поставила его на столик и поцеловала Полещука. – Я и так знаю, что ты известный русский пьяница, мой Schuka… Давай, поспим, любимый! Вместе. У нас есть еще полтора часа.

Полещук повернулся к Тэте и посмотрел в ее глаза. Они обнялись, и полтора часа пролетели для них одним мгновением, поспать им больше не удалось…

…В такси по дороге в Насер-сити Полещук прокручивал в памяти вечер и ночь с Тэтой, и поймал себя на мысли, что гречанка в этот раз даже не намекнула о том, чтобы нелегально переправить его в Афины. О чем только не говорили: о России, Греции, родителях, родственниках; вспоминали школьные годы, спорили, танцевали… Полещук поинтересовался, где Афина, так похожая на Мерилин Монро, и вместо ответа увидел грозящий пальчик Тэты – не надо! И ни слова о том, что их волновало больше всего… Умная девушка, моя Тэта, подумал Полещук, поняла, наконец, бесперспективность своей затеи. А утром, когда прощались, опять чуть не расплакалась. Как тогда. Но вопрос их будущего так и висел незримо в воздухе, и никто не знал на него ответа…

Полещуку стало грустно. Он закурил «Клеопатру», протянул пачку таксисту. Тот вытащил сигарету и благодарно кивнул. Жарче становилась с каждой минутой, воздух из открытого окна «Фиата», пропитанный выхлопными газами и сложными для определения ароматами Каира, обжигал лицо. Тонкая рубашка Полещука стала мокрой и неприятно липла к спине. Он вспомнил приятную прохладу гостиничной комнаты Тэты… Замелькали высотки Насер-сити.

– Останови здесь, оста! – сказал Полещук водителю, когда «Фиат» стал приближаться к его дому.

Он протянул таксисту фунтовую банкноту, вылез из машины, огляделся и пошел к подъезду. Сегодня вторник, вспомнил Полещук, никого из наших быть не должно. И это весьма кстати. Пойду, пожалуй, навестить Агеева, может, борщом Маруся угостит…

Глава двенадцатая

4 израильских самолета: 2 типа «Фантом» и 2 типа «Скайхок» были сбиты вчера средствами ПВО ОАР во время двукратной попытки совершить налеты на позиции египетских войск в центральном секторе Суэцкого канала к западу от местечка Фаид. Три израильских пилота были захвачены в плен после того, как они приземлились на парашютах на западном берегу канала. Два других израильских самолета взорвались в воздухе.

Об этом, согласно сообщению агентства МЕН, заявил представитель командования вооруженных сил ОАР.

(Каир, 1 июля, ТАСС)

Озеров после разговоров с коллегами нашел-таки нужного ему человека в конторе соседей, но Иван Феоктистов, плотный черноволосый мужчина с намечавшейся лысиной и щеточкой усов под крупноватым носом, работающий под крышей представительства ССОД (Союз советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами), простодушно поглядывая на собеседника, продолжал темнить. Беседа, по понятным им обоим причинам, не складывалась.

– Может, еще пивка, Иван Сергеевич? – спросил Озеров, выливая остатки «Стеллы» в стакан Феоктистова.

– Не откажусь, – ответил Феоктистов. – Эх, еще бы воблочки нашей сюда, да постучать ею об стол! А, Валерий Геннадьевич?

Озеров кивнул и, поймав глазами бармена, улыбчивого смуглолицего египтянина в белой рубашке с галстуком-бабочкой, постучал пальцем по пустой бутылке.

– Кяман бира? [Еще пива? – ег. диал. ] – уточнил бармен на всякий случай и, услышав короткое утвердительное «айва», открыл дверцу холодильника.

Кафе «Шабака» в Гелиополисе было достаточно тихим и снаружи не особо приметным заведением. Не считая круглых окон, имитирующих иллюминаторы корабля. Довольно просторное помещение было декорировано рыбацкими сетями с прикрепленными к ним морскими звездами, ракушками и чучелами рыб. В центре зала высилась, упираясь в потолок, деревянная мачта со штурвалом в нижней части. Едва слышно работал кондиционер.

Кафе недавно открыли, и Озеров не ошибся в выборе места – посетителей здесь почти не было. Тройка местных юношей, сидевших в дальнем правом углу, явно не имела отношения к мухабарат – глаз Озерова в этом смысле был наметанным – они болтали о чем-то своем, не обращая никакого внимания на остальных посетителей. Да и куда можно было пригласить Феоктистова? От встречи на конспиративной квартире он наотрез отказался, а других вариантов просто не имелось. Не общаться же на каирской улице под палящим солнцем! Кафе было самое то, тем более, что представитель ССОДа, по слухам, имел слабинку: любил выпить, особенно, на халяву. Даже пару раз залетел по этой теме. Но, как сообщили коллеги, товарищ весьма непрост: неплохо владеет арабским, отлично играет под простоватого парня и себе на уме…

– Пиво без водки – деньги на ветер! – как бы про себя сказал Феоктистов, глядя на бармена, наполнявшего его стакан пенистой янтарного цвета жидкостью. – Или наоборот.

– Гат итнэн водка! [Принеси две водки! – ег. диал. ] – сказал бармену Озеров, добавив фразу про лед и закуску.

– Фудка мафишь, йя устаз [Водки нет, профессор – ег. диал. ] – промолвил бармен. – Могу предложить виски, джин или бренди.

Озеров вопросительно посмотрел на Феоктистова.

– Давай скотч, – сказал тот бармену. – Ялла!

– Другое дело, – улыбнулся Феоктистов, закуривая. – Это по-нашему! А вы, Валерий Геннадьевич, как я вижу, пиво не очень уважаете?

– Предпочитаю другие напитки, – сказал Озеров. – Хотя в хорошей компании могу и холодненьким пивком побаловаться. Особенно в жару…

Появился бармен с подносом, на котором стояли два стакана с виски на два пальца от дна, блюдечко с соленым арахисом, такое же – с ломтиками соленой моркови и лед в пузатом бокале. Феоктистов и Озеров замолчали, глядя, как он расставляет все это на столике. Наконец бармен склонился в поклоне, еще раз пожелал господам приятного вечера и ушел.

– Ну что, Иван Сергеевич, за дружбу между конторами! – сказал Озеров, поднимая стакан с виски.

– Дружба дружбой, а табачок врозь! – улыбнулся Феоктистов, позвенел льдинками в стакане, чокнулся с Озеровым и выпил виски залпом. – Смешные порции, – сказал он с сожалением, запивая виски пивом. – Совсем смешные… Сколько там: грамм 30–40?

– Иван Сергеевич, закажу еще, не проблема, – сказал Озеров. Он вспомнил те же слова "табачок врозь", сказанные резиденту Иванову по поводу контактов с соседями, подумал о стереотипе мышления, и пригубил стакан с виски. – Хотелось бы продолжить тему дружбы между конторами. Как вы на это смотрите?

– Если честно, то отрицательно, – ответил Феоктистов. Он кинул в рот несколько ломтиков моркови, пожевал и добавил:

– Вы же прекрасно знаете, Валерий Геннадьевич, что нас за это по головке не гладят. Скорее наоборот – гнобят за такие контакты. Полагаю, я не открыл вам Америку. Или вы попытаетесь меня разубедить? Ну-ну… Только закажите еще скотч, может, получится.

– Попытаюсь, – сказал Озеров и подозвал бармена. – Двойной виски!

Феоктистов закурил и бросил взгляд в дальний угол, где негромко галдели и яростно жестикулировали египетские юноши. Судя по отдельным, доносившимся оттуда словам, они обсуждали недавний футбольный матч с командой Алжира. Зазвучала музыка, и голос Ум Кульсум немного приглушил разговор египтян. Так-то оно лучше, подумал Феоктистов, если я слышал их, то они, возможно, могли слышать наш разговор. Впрочем, не факт, мы, вроде, негромко говорили… Он повернулся к Озерову и с улыбкой спросил:

– Не ваши парни?

– Обижаете, Иван Сергеевич! Так грубо мы не работаем. У нас с вами конфиденциальная встреча.

– Шучу, – осклабился Феоктистов. – Не принимайте всерьез, Валерий Геннадьевич. Ну, может, выпьем? Чтобы вам легче было меня вербануть…

– Избави Бог! – сказал Озеров. – Как вам такое в голову пришло? Я хотел предложить вам только взаимовыгодное сотрудничество. Впрочем, действительно – давайте выпьем!

Они выпили.

– Как понимать – взаимовыгодное? – спросил Феоктистов, шелуша в тарелочке арахис. – Мне-то, какая выгода? И вообще что нужно от меня вашей конторе?

Иван Сергеевич Феоктистов лукавил. Конечно, он понимал, что Озеров не собирается его вербовать, это было бы просто смешно и нелепо, к тому же он, 35-летний майор ПГУ, слишком дорожил своей «крышей» в ССОДе, чтобы рисковать, плотно контактируя с соседями. Больше года в Египте и не на канале, где можно лишиться жизни (цинковые гробы в Союз не часто, но отправляют), а в Каире со всеми прелестями столичной, по меркам Арабского Востока, жизни. К тому же – залет по пьянке, едва не выслали, спасла удачно и вовремя проведенная вербовка «кадра» из местных офицеров. Поверили, что это была, так сказать, производственная необходимость. Но, на карандаш резидента все-таки попал… Этот Озеров не прост, подумал Феоктистов, интересно, что нужно сейчас военной разведке? В любом случае надо поторговаться…

– Так, чем моя скромная персона интересна вашей конторе, Валерий Геннадьевич?

– Более чем, Иван Сергеевич, – уклончиво ответил Озеров. – Давайте, для начала договоримся о конфиденциальности нашей встречи и мысленно заключим, как говорят дипломаты, договор о намерениях. Согласны?

– Не возражаю.

– В таком случае я приоткрою карты, – сказал Озеров. – Меня интересует один из родственников президента Насера, его связи и контакты…

– Мирван Хасан?

– Он самый, – ответил Озеров, немного удивившись тому, как быстро Феоктистов назвал имя интересующего резидентуру человека. – Зять…

Впрочем, ничего удивительного, подумал он, соседи безо всякого сомнения были в курсе утечки информации о тайных переговорах Насера с советским руководством. История эта наделала тогда много шума в соответствующих кругах…

– А с чего вы взяли, что я работаю по этой теме? – спросил Феоктистов с деланно безразличным видом.

– Иван Сергеевич, давайте не будем играть в кошки-мышки, – сказал Озеров. – Постоянная утечка информации из египетского генштаба напрямую связана с зятем президента. Это касается, в том числе, и данных, относящихся к дислокации советских частей ПВО на территории Египта. И если у вас есть зацепки в ГШ, это может помочь общему делу…

Феоктистов закурил. Потом взял стакан с виски. Бросил взгляд на бармена, вытиравшего бокалы, затем – в противоположный угол на местных ребят, продолжавших о чем-то спорить. Выпил виски, запил глотком «Стеллы», глубоко затянулся сигаретой и сказал:

– Дело, конечно, общее… И помочь, вроде, надо… Но я, Валерий Геннадьевич, как вы понимаете, очень рискую… Дойдет до Кирпича – кранты, вышлют в Союз, и не просто на родину, а в территориальную управу на далекой, забытой Богом окраине… Нет, не могу…

Валерий Озеров смотрел на Феоктистова, оперативника соседской конторы, и прекрасно понимал его состояние. Да, очень трудно, подумал он, перейти эту невидимую черту, разделяющую две спецслужбы. С одной стороны, вроде, нарушение ведомственной инструкции, святая святых ПГУ, а с другой – нет… Кто, и как на все это смотрит. А как бы я поступил в подобной ситуации? Не найдя ответа, он сказал:

– Сергеич, давай еще по чуть-чуть! А?

– Продолжаешь спаивать, Геннадьич? Давай! Только выкатывай в таком случае бутылку, а то мне эти порции, как слону дробинка! И сам пей, не манкируй! Может, что и сложится в процессе!..

Как-то незаметно оба офицера перешли на «ты», и между ними невольно возникло чувство не то что симпатии, а некоей доверительности, если можно говорить подобное об оперативниках двух контор. Разумеется, конкурирующих. Но работающих в одной воюющей стране, имеющих общих друзей и общих врагов.

Надо чем-то его серьезно заинтересовать, подумал Озеров, одной идеи явно недостаточно… Но чем? Деньгами? Нет, Иванов на это не пойдет… Отдать ему взамен наш контакт? Не годится! Что же придумать? Ладно, решил Озеров, может, в ходе разговора появятся пожелания…

После появления на столе бутылки "Джонни Уокер" беседа немного оживилась.

– Что у вас есть по зятю? – спросил Феоктистов.

– Очень мало. Крутится в ГШ и сливает информацию Моссаду. Установили, в частности, что информация о спланированной оперативным управлением операции на канале стала известна противнику. В январе при попытке форсирования почти полностью был уничтожен батальон…

– И это все? – усмехнулся Феоктистов. – Не договариваешь, Геннадьич! Извини, но то, что зять вхож во все генштабовские кабинеты и что крутится там не из праздного любопытства, знает каждая собака… Что касается батальона, то не факт, что информация пошла от зятя. Разведка у них работает отлично, а линия Бар-Лева напичкана хорошо обученными подразделениями ЦАХАЛа. И вояки они будь здоров! Не в пример нашим египтянам от сохи! Так что, больше ничего нет по зятю?

Озеров промолчал. Он действительно не мог сказать больше того, что сказал. Ни о вбрасывании дезы через «Садыка», ни о вялотекущей оперативной игре, ни о попытках резидентуры выйти на контакт с генералом Мустафой Хамди…

– Нет, – произнес Озеров после паузы. – Потому-то я на тебя, Сергеич, и вышел…

Фектистов помолчал, потом допил пиво и встал из-за стола.

– Пойду, отолью, – сказал он. – Где здесь туалет?

– Вот там, – показал Озеров. – Слева от бара.

Едва широкая спина Феоктистова в белой рубашке с коротким рукавом скрылась за дверью туалета, как в кафе с шумом и смехом ворвалась компания подвыпивших молодых египтян. Они расселись на высоких барных стульях и, рассматривая батарею бутылок с алкогольными напитками, стали бурно обсуждать, что выбрать. Озеров боковым зрением смотрел на них и думал, что кафе перестает быть тихим местом, похоже, рыболовно-морская экзотика здорово притягивает посетителей… Особенно, "золотую молодежь", видимо, пресытившуюся шикарными барами «Хилтона» и «Шератона»…

– Валерий Геннадьевич, а ты говорил тихое место! – сказал Феоктистов, подходя к столику.

– Ошибочка вышла! – произнес Озеров. – Сам не ожидал… А это случайно не твои люди?

– Обижаешь, Геннадьич! – хитровато улыбнулся Феоктистов. – Мы так тоже не работаем!

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Есть у меня один человечек, – сказал Феоктистов, плеснув в стаканы виски, – местный товарищ, с которым я… Короче, понимаешь… Давай, выпьем!

Озеров пригубил, а Феоктистов опрокинул стакан в глотку и укоризненно покачал головой:

– Опять манкируешь, дипломат! Ладно, как знаешь… А закуски у них несерьезные, турши-мурши, орешки… Так и надраться можно!

Феоктистов замолчал, глядя на молодого египтянина в кремовой гипюровой рубашке со стаканом, решительно направляющегося к их столику. Юноша подошел и сказал на хорошем английском языке: