Текст книги "Путешествия во время пандемии"

Автор книги: Владимир Дараган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Беспокоить наши умы начали древние греки. У некоторых их них появилось свободное время, и они начали задавать ненужные для жизни вопросы: из чего все сделано, куда мы идем, что нами управляет. 25 веков назад Эмпетокл сказал, что все состоит из четырех стихий: воды, воздуха, огня и земли. А сил, управляющих всей жизнью на земле, всего две – любовь и ненависть. Любовью к состоянию покоя Аристотель объяснил ускорение тел при падении на землю.

Прекрасная теория! Все стало на места, но неугомонные Левкипп с Демокритом придумали неделимые атомы. И стали мы состоять не из земли и воды, а из этих атомов. Хуже мы от этого не стали, но лучше тоже. А почему атомы неделимые? Так ведь если делит и делить, то получим ничто, а мы есть нечто!

Ну, хорошо! Так мы, состоящие из неделимых атомов, жили, воевали, любили, пока Резерфорд не сказал, что эти атомы вовсе даже делимые. Есть там ядра, вокруг которых вращаются электроны. Здорово, сказали мы и продолжили жить дальше.

А дальше была атомная бомба и атомная станция, после которых физиков зауважали и возненавидели. И стали физикам давать большие деньги в надежде, что они еще что-нибудь придумают для уничтожения или процветания человечества.

Ура, сказали физики и начали строить ускорители, где электроны с протонами разгонялись до бешеных скоростей и сталкивались с другими частицами. В результате физики нашли, что кроме протонов, нейтронов и электронов, из которых мы состоим, есть еще десятки других частиц. Это было интересно, но непонятно – зачем так много частиц и как все это объяснить.

«Слушайте, господа ученые, а зачем все это надо?» – вдруг начали спрашивать у физиков, когда они просили очередной десяток миллиардов долларов для нового ускорителя. Физики немного смущались и говорили, что они помогают нам понять, из чего устроен мир и что нас ждет через несколько миллиардов лет. И, вообще, Е = МС квадрат. «Аааа…» – говорили чиновники и, вздохнув, подписывали бумаги. Физики находили все больше частиц и приходили в уныние. Один из теоретиков предложил не давать Нобелевские премии за открытие частиц, а, наоборот, штрафовать. Ибо и без новых частиц все было непонятно.

Шли годы. Люди придумали компьютеры, полетели в космос и научились делать колбасу без мяса. В это время теоретики ломали головы, что делать с тучей элементарных частиц и являются ли они элементарными.

Гел-Манн и Цвейг решительно сказали нет, отвечая на последний вопрос. Протон с нейтроном не являются элементарными частицами, а состоят из трех кварков. Причем, суммарная масса этих кварков всего 5 % от массы протонов. Остальные 95 % – это энергия их взаимодействия. Они обмениваются невесомыми глюонами, энергия которых и составляет массу протонов.

«Это как? – растерялся изумленный мир, на минутку оторвавшись от побед в космосе и балета на льду. – Это красиво, но непонятно!» «Е = МС квадрат!» – ответили физики и попросили денег на очень большой ускоритель. На нем электроны разгонялись так, что им удавалось залезть внутрь протона и нащупать те самые кварки.

Это была победа! Физики (Вайнберг, Салам и другие) придумали теорию, назвав ее Стандартной Моделью. Теория объяснила «строение» всех известных частиц и их взаимодействий. «Физика кончилась?» – облегченно спросили чиновники. «Нет!» – вздохнули физики. Осталась еще непонятная гравитация, темная материя, темная энергия и много другого, в частности, почему у частиц есть масса. Впрочем, почему у частиц есть масса физики понимали, но не очень. В их уравнениях получалось, что частицы невесомы, а масса появляется из-за взаимодействия с неким таинственным полем.

Это поле называется полем Хиггса. Почему Хиггса, я не понимаю. В 60-х годах прошлого века было еще минимум четыре физика, понявших, что с массой дела обстоят неважно и нужно что-то придумывать. Вообще-то, это поле надо называть полем Браута-Энглера-Хиггса-Хейгена-Киббла. Но, наверное, «поле Хиггса» звучит красивее.

Что это за поле и какое отношение оно имеет к массе?

А вообще, что такое масса? Вот мы пинаем легкий футбольный мяч, он быстро ускоряется и летит с бешеной скоростью. А потом пинаем большой камень, он ускоряется неохотно, летит низёхонько и не очень быстро. Это оттого, что у них разная масса. Чем больше масса, тем труднее разогнать тело.

Вроде все понятно, как-никак в школе законы Ньютона все учили. Но вот другой пример. Мы одели кроссовки и побежали по дорожке в парке. Быстро набрали свои десять километров в час, наслаждаемся вентиляцией легких и укреплением здоровья. А теперь мы зашли по пояс в воду и тоже пробуем бежать. Не тут-то было! Такое чувство, что мы весим не 70 кг, а все 300! Сопротивление воды мешает нам разгоняться, что очень похоже на увеличение массы.

– В мире частиц все так и происходит, – сказал Хиггс. – Частицы невесомы, но они преодолевают сопротивление поля имени меня, что и делает их тяжелыми в неповоротливыми.

– Еще одно поле! – возмутились редакторы журнала Physics Letters, куда Хиггс в 1964 году послал свою статью. – Ты бы хоть что-нибудь предсказал для приличия!

И завернули статью на доработку. Хиггс дописал, что это поле возможно проявится, если будут найдены его кванты – бозоны. После этого статью приняли. Одновременно с Хиггсом на эту тему думали другие физики, но Хиггс этого не знал.

Что такое квант поля? Ну, это элементарно! Есть электромагнитное поле. Его квант называется фотон. Он частица и волна одновременно. Непонятно? Мне тоже. Как и всем остальным. Но так устроен мир. Вот летит фотон – он же волна. Плоская такая, простирается от края до края бездны. Потом эта волна касается поверхности чего-нибудь, мгновенно локализуется и «ударяет» как частица в один единственный электрон. Что значит «мгновенно локализуется»? Вот то и значит! Так уравнения гласят, и не надо задавать лишних вопросов. Эйнштейн тоже этого не понимал, но получил Нобелевскую премию как раз за эти частицы-кванты.

Понимаем мы или не понимаем – неважно. Главное, что физики точно знают, что если есть поле, то у этого поля есть кванты. Называй их сгустками поля, или еще как – это вопрос к нашему воображению, которое не работает в микромире. Если «заглянуть» в микромир с нашими представлениями, то там вообще сплошная пустота. Была надежда на твердые протоны с нейтронами, да и то оказалось, что там кроме трех малюсеньких кварках ничего нет. А если внутрь кварка заглянуть, то вообще жить расхочется. Возможно и там пустота, где только невесомые микрочастицы иногда радуют глаз усталого путешественника в микромир. Из пустоты мы пришли, в пустоте живем, в пустоту вернемся.

Итак, есть некое поле Хиггса, которое тормозит все частицы и у них появляется инерция – сопротивление прилагаемой силе. И это мы называем массой. И у этого поля, как у всех полей, есть кванты, называемые бозонами Хиггса.

Почему бозоны? Так называются все частицы, которые обеспечивают взаимодействие между другими «нормальными» частицами, называемыми фермионами. Это названия от фамилий великих физиков – Бозе и Ферми. Кварки, электроны, мезоны – это все фермионы. А фотоны – бозоны. Эти участвуют во взаимодействии заряженных частиц. Вот встретились два электрона, которым положено отталкиваться, потому что у них у обоих отрицательный электрический заряд. Физики выяснили, что это отталкивание происходит с помощью фотонов – квантов электромагнитного поля. Один электрон испускает эти кванты, второй поглощает. В результате получается отталкивание. Непонятно? Ага, непонятно, но так устроен и работает микромир. И это доказано. Просто надо радоваться, что мы теперь знаем, что есть «нормальные» частицы – фермионы и есть частицы-бозоны, которые обеспечивают взаимодействие между «нормальными» частицами.

Хорошо, пойдем дальше. У фотона нет массы в нашем понимании. Он ускоряется мгновенно и, поэтому, сразу летит с максимальной скоростью – скоростью света. Как, спросите вы. Энергия есть, а массы нет? А как же Е = МС квадрат? Правильный вопрос. У фотона нет массы покоя, вся его энергия «кинетическая». Он живет, пока летит. И не спрашивайте меня больше об этом. Так все устроено и так все вычисляется.

А как же фотон летит через поле Хиггса, которое заполняет всю нашу вселенную? Разве поле его не тормозит? Нет, не тормозит. Плевать фотону на это поле. Он с ним не взаимодействует.

А как насчет бозона Хиггса? Он тоже летит аки камень из пращи в ночи через поле своего имени? Нет! Он взаимодействует. Поле его тормозит и это означат что у бозона есть масса. Ее можно измерить, если удастся получить этот бозон.

Вот теперь мы переходим к самому волнующему. Как обнаружить бозон Хиггса и, тем самым, доказать, что мы все живет в поле Хиггса.

Для этого нам нужно разогнать протоны во встречных пучках и смотреть, что получается в результате их столкновений. Скорости протонов должны быть близки к скорости света, чтобы удар сильным настолько, что в результате родились бы все частицы, которые нам известны. В том числе бозоны Хиггса. А чтобы разогнать протоны до такой скорости, нужен огромный ускоритель. Существующие ускорители не обладали нужной энергией.

Американские физики решили всех опередить и предложили в 1986-м году проект огромного протонного коллайдера (столкновителя) со сверхпроводящим магнитами. В Европе уже поговаривали о строительстве похожего коллайдера немного меньшей мощности, но достаточного для обнаружения пресловутого бозона. Американский проект был таким дорогим, что последнее решение было за президентом. Рональд Рейган посмотрел на стоимость проекта и вздохнул. «Господин президент, – сказали физики. – Это ведь прорыв! Мы докажем, что нас окружают не только гравитационные и электромагнитные поля, но и новое поле Хиггса. Мы должны быть первыми, не опозорить память первопроходцев, покорителей прерий и Скалистых гор». Рейгану это понравилось. Он процитировал Джека Лондона, что «лучше путь я буду пеплом, чем пылью», и подписал бумагу.

Строительство началось в Техасе. Этот штат выделил миллиард, чтобы коллайдер был на их территории. Другие штаты обиделись и стали противниками проекта. Физики обратились за помощью к физикам других стран, но получили отказ. Правительства не захотели давать деньги на проект, который бы прославил Америку. «Это не международный проект», – говорили они. Буш, уроженец Техаса, как мог поддерживал проект, но когда пришел Клинтон, то дело совсем застопорилось. У коллайдера появился соперник – проект по Международной космической станции стоимостью 25 миллиардов долларов. Палата представителей проголосовала в поддержку космического проекта, и выделила физикам деньги только на консервацию прорытых туннелей и зданий коллайдера.

В Европе дела шли более успешно. Физики получили 15 миллиардов и в 2000 году начали переделывать свой старый коллайдер в БАК – Большой адронный коллайдер. В 2008 году там столкнулись первые протоны.

Почему коллайдер называется адронным? Слово «адрон» придумал советский физик Лев Окунь. Это название всех тяжелых частиц, состоящих из кварков. Протоны – это тоже адроны.

Коллайдер сначала поработал, на через 9 дней была пробита изоляция системы гелиевого охлаждения сверхпроводящих магнитов. Произошел взрыв и только через год удалось все восстановить.

Несколько месяцев работы коллайдера позволили переоткрыть все известные элементарные частицы. На старых ускорителях для этого понадобилось 60 лет. Но бозон Хиггса никак не давался в руки. Да, было что-то похожее, но статистики было недостаточно.

4 июля 2012 года войдет в историю физики. В это день в ЦЕРНе состоялась конференция, которая транслировалась на весь мир. Там было сказано, что с вероятностью 0,999999 обнаружена частица, имеющая все свойства бозона Хиггса.

Итак, поле Хиггса существует! Оно окружает нас, невидимое, неосязаемое. Мы можем судить о его наличии, когда пытаемся что-то ускорить. Поле Хиггса обуславливает нашу инерцию, нашу массу.

Энглер и Хиггс получили в 2013 году Нобелевскую премию за предсказание бозона. И что, теперь физика уж точно кончилась? Нет, осталось много вопросов. Теория «Стандартная модель» получила подтверждение, но там много недоработанного. Уравнения показывают, что, возможно, для каждой частицы существует некая другая частица. Это не всем известные античастицы, это что-то совсем непознанное. Придуманы названия для таких частиц. Парами к кваркам, например, являются скварки. Предполагается, что из таких частиц состоит темная материя. Но мало ли что предполагается… Теория, описывающая неизведанные частицы, называется «Суперсимметричное расширение стандартной модели». Придумали ее в 70-х годах Юлиус Вейс и Бруно Зумино. Математический аппарат для теории разработали советские физики и математики: Юрий Гольфанд, Евгений Лихтман, Дмитрий Волков и Владимир Акулов.

Почему бозон Хиггса называется частицей Бога? Это прижилось после книги Леона Ледермана «Частица Бога: если Вселенная это ответ, то каков вопрос». Ледерман сначала написал «частица черта», но редакция исправила.

Почему такое название? Чем так страшен это бозон? Почему журналисты пугали вес мир запуском адронного коллайдера? Опасались, что образуется черная дыра, которая засосет в себя нашу планету. Здесь мне хочется привести комментарий одного из читателей «Комсомольской правды»:

«Если бы была возможность аннигиляции Вселенной от бозона Хиггса, вместо коллайдера люди бы построили подземный Диснейленд с каруселями по кругу».

Мне нравится название «частица Бога». Это бозон стал доказательством существования поля Хиггса, которое сделало наш мир материальным. Без него мы бы носились со скоростью света. И недолго.

А как изменится мир после открытия бозона Хиггса? Что этот бозон даст народному хозяйству, кроме страхов о неизвестном доселе поле? Я прочитал, что теперь надо научиться управлять полем Хиггса, уменьшать массу во время движения и тогда можно будет летать на Марс почти со скоростью света. И будет всем счастье! Это я оставлю без комментариев. Как и другое высказывание:

«Если почитать древнеиндийские трактаты, то там сказано про бозоновые бомбы. А в самой Индии находят следы их применения, сожженные города, хуже Хиросимы. И что этот коллайдер построили для этого, тоже не секрет. Это тоже самое, что освоение атомного оружия, только на более высоком уровне. Кто будет владеть бозоном, тот, как и в 40-х, будет диктовать условия».

Зачем истрачены миллиарды долларов? Есть беспощадные комментарии:

«Такие „физики“-уроды рубят капусту на своих „открытиях“, а газетчики рубят капусту на „сенсациях“, рука руку моет. Оболваненный народ в ужасе платит тем и другим. Но все результаты по Вселенной уже прописаны в Библии, читаем и молимся. Остальное дело за Господом, а не за частицами».

«Сколько ангелов уместится на кончике иглы. Вот эти споры из той же серии. Нет никакого бозона. Ученая мафия скрывает правду».

Бозон есть, деньги потрачены не зря. Мы теперь понимаем наш мир лучше. А практическое использование? Не знаю. И никто не знает. Как не знал Резерфорд, открыв строение атома.

– Ну что сказать… Прихлебывая чай можно понять одно – практического применения открытия в ближайшее время не будет. Этот бозон был известен теоретикам уже давно, но мир от этого не стал лучше. Эти знания не используешь ни в экономике, ни в личной жизни. Вот закон Архимеда – это вещь! Очень важный закон. Как ты его переформулировал: «если не умеющее плавать тело погрузить в воду, то оно утонет?» А твоя формулировка второго начала термодинамики: «убирай – не убирай, а беспорядок все равно вырастет». Это же сама жизнь! А может мы проживем без знаний о бозонах, следуя принципу Бритвы Оккама: не надо вводить новые сущности без необходимости?

 Бритва Оккама

 

Оккам

«Не надо вводить новые сущности без необходимости!» – сказал в 13-м веке английский монах францисканец Уильям Оккам. Глубина этого закона или принципа необычайна. Вот примеры с учетом правды жизни.

1. Если вы не хотите что-то делать, то этого достаточно. Не надо еще придумывать плохое самочувствие, недостаток времени и плохую погоду.

2. Если вы по-новому сформулировали первый закон Ньютона, то никому об этом не говорите. Человечество вполне обходится старой формулировкой.

3. Если вы сумели что-то рассказать в одном абзаце, то не надо из этого делать рассказ или повесть.

Примеры можно продолжать до бесконечности.

– Тут можно рассказать десятки историй, как я понимаю. Начинай.

Сущности (Москва, Ленинский проспект)

Впервые о Бритве Оккама я услышал от теоретика, который руководил моей дипломной работой. Чтобы описать один необычный эксперимент, я придумал некое поле, которое объясняет движение ядер в атомах молекул. Принес листочек с формулами и рисунками. Теоретик покрутил листок, поправил очки и сказал, что я без необходимости ввел новые сущности. Про монаха он не упомянул, и я решил, что это его гениальная мысль.

– А что такое сущность? – спросил я.

– То, что присуще чему-либо, что не меняется ни со временем, ни с изменением внешних условий.

– Например?

– Например, ваше стремление быть оригинальным.

Я сначала возгордился – копнул так глубоко, что придумал какие-то сущности, но потом понял, что диплома с этими сущностями мне не защитить.

Сон в летний день (Ладога, яхта «Глория»)

Мы с боцманом помыли посуду и начали смотреть на белые облака над сосновым лесом.

– Боцман, – сказал я, – давай прогуляемся по лесу, а потом как следует отдохнем.

– Зачем вводить лишние сущности? – сказал боцман. – Можно сразу отправиться отдыхать.

– Какая сущность у прогулки? – задумался я.

– Философские раздумья перед сном в летний день – это тоже лишняя сущность, – сказал боцман.

Ворота (Сказочная страна)

Подошел Илья Муромец к воротам страшного замка, где Чудище Поганое живет. Хочет он с ним сразиться, а у ворот стража. Не пускают его в замок. Начал Илья со стражей биться. День бьется, ночь бьется… Устали стражники и спрашивают:

– Илья, а что тебе собственно надо?

– Хочу в замок попасть, с Чудищем сразиться.

– Так бы сразу и сказал. За углом ворота открытые. Туда и иди.

Курочка Ряба (писатель в сказочной стране)

– Ты написал, что не надо раздувать текст, если можно все выразить в одном абзаце.

– Часто можно и в одном предложении.

– Ну и как это будет со сказкой про Курочку Рябу?

– Золотые яйца надо продавать, а колошматить ими об стол.

– Кстати о писателях. Ведь есть у тебя эссе или история, как надо писать книги.

– Конечно есть – ведь гораздо проще учить, чем писать самому. Сам не умеешь – учи других.

 Письма к юному писателю

 

Письмо первое

Валерий, здравствуй!

Еще раз перечитал твое письмо, но так и не понял, почему ты решил стать профессиональным писателем. Я о твоем будущем, о твоей семье. Литературная работа – это не только наслаждение красотой фраз, рождающихся на экране. Чтобы прожить, тебе придется писать рецензии на книги, которые тебе неинтересны, читать лекции заскучавшим людям, которых не волнуют твои слова, стряпать статьи в журналы, которые мало кто читает. Но это полбеды. Время на это найти можно. Главное, что это будет занимать твои мысли, отвлекать от главного – от книг, которые ты мечтаешь написать. Уж лучше писать и для денег работать дворником, чтобы сохранять ясность ума, не терять линию сюжета, не повторяться.

Если ты твердо решил выбрать такой путь, забудь про наезженную колею, по которой идут все остальные. Быть писателем – это быть немного больным, не таким как все. Я уверен, что ты хочешь написать книгу, которая заставит думать. А кто сейчас хочет думать? Кто будет твоим читателем? Массовый читатель сейчас смотрит в телефон. Если ты будешь писать для телефонов, для этого не надо поступать в Литературный институт. Твоего лексикона, образования и двадцатилетнего опыта жизни вполне достаточно. Способности у тебя есть, стиль отшлифуешь – а что еще надо для телефонного чтения? Да и зачем тогда писать книги? Можно обойтись блогами, там ты соберешь хорошую аудиторию, там мгновенные «рецензии», общение.

Настоящие книги в телефоне не читают. Это не тексты, после которых облегченно вздыхаешь, радуясь, что герой всех победил. Это нечто, что делает наш мир лучше. Это то, что заставляет удивляться – как автор сумел прочитать мои мысли? Настоящая книга не учит – для этого есть учебники. А для морализации есть басни Крылова. Тебе надо написать такое, чтобы читатель, закрыв книгу, задумался не о прочитанном тексте, а о своей жизни. Пусть он забудет имена героев и автора, места, которые ты описывал, которые так тщательно изучал, перед тем, как сесть за компьютер. Пусть он не оценит твой стиль, над которым ты работал долгие годы. Это как тип кисти у художника, как его манера наносить краски на холст. После настоящей книги должно остаться щемящее чувство, что надо меняться, жить не только чтобы есть, пить и наслаждаться сексом, ожидая чего-то непонятного, но лучшего.

Кто будет это читать в век смартфонов и соцсетей? Вот это – вторая задача, с которой я не справился, несмотря на годы, проведенные за письменным столом. Надо не искать читателя, а создавать его. Сражаться с телефонами, пусть даже быть похожим на Дон Кихота. Верить, что победишь, что правда на твоей стороне. Почему? А потому, что прогресс затормозится, если исчезнут думающие люди. Ты никогда не приходил в голову вопрос – почему при таком развитии техники почти нет фундаментальных научных открытий? А потому, что технику можно развивать с помощью телефонных текстов, а для открытия нужен старый стол, свеча и теплый майский вечер за окном. А еще отключенный телефон, тишина и уединение со своими мыслями. Это то, что отличает нас от животных и роботов – желание и возможность посмотреть на мир со стороны, понять его.

Чем мы будем заниматься во времена, когда «будем только получать»? Какой смысл нашего существования в такие замечательные времена, если люди разучатся думать? Не является ли сохранение таких способностей целью настоящих писателей? Я думаю, что других целей у писателя быть не может. Описание страданий покинутой женщины мало кого остановит от адюльтера. А ужасы войны, льющиеся со страниц толстого романа, никого не заставят отдать приказ о прекращении наступления.

Ты скажешь, что я противоречу сам себе. Говорил, что книга должна заставлять думать, как изменить жизнь, и сейчас написал, что она не способна сделать людей лучше. Да, мало шансов, что твой читатель сразу станет замечательным человеком. Этого человека больше волнуют его ощущения и мнения окружающих. Вот с этими мнениями и должен бороться Дон Кихот, решивший уйти с наезженной дороги. Писатель обязан стать центром кристаллизации того, что делает нас лучше. Ты, возможно, не заметишь, этого, но твой труд не пропадет. Мысли не исчезают, как исчезают города, заносимые песком тысячелетий. Твои слова, если они будут правильными, переживут тебя, найдут тех, кто их поймет и сделают наш мир лучше, а жизнь осмысленней.

Готов ли нести такой крест? Работать не для денег и популярности, а чтобы сказать то, что не сказали другие? Что-то важное, что понял только ты. И сказать не прямо, не в виде схем и формул, а так, чтобы затронуть души.

Если готов, то я желаю тебе удачи. И буду ждать твою первую книгу.

Письмо второе

Валерий, здравстуй!

Ты спрашиваешь, как сложилась моя писательская судьба, сумел ли я приблизиться к тому идеалу, о котором написал в предыдущем письме, написал ли идеальную книгу?

Я не заканчивал Литературный институт. Сначала литкружок в школе, потом литклуб в институте, городской литклуб. Много читал; причем, собраниями сочинений. Читал быстро – толстая книга за два дня. Теорию литературы изучил по учебникам. В клубах мы разбирали написанные рассказы – так я научился писать рецензии, анализировать тексты.

Что это дало? Я пытался понять, о чем уже написано, что я могу сказать нового, никем не сказанного. Наивно? Да! Скоро я понял, что все темы исчерпаны, можно только переносить старые сюжеты в наше время. Мои первые рассказы были патетические, романтичные. Я любил, страдал – об этом и писал. Получалось ужасно, как я сейчас понимаю. По горячим следам можно писать только путевые заметки. Все остальное должно «вылеживаться» – чувства остыть, страдания затухнуть. Иначе – тривиальный пафос, красивость на пустом месте. Все через это проходят, сказать новое можно только холодно оценив прошедшее, пропустив чувства через безжалостный фильтр разума.

Стиль – вот с этим была беда. Начитавшись классиков, я захотел писать красиво, витиевато. Мои предложения занимали три строчки. К одному существительному прицеплялись три прилагательных: «плотные, темные, тревожные тучи». И каждое прилагательное казалось важным. Я не заметил, как книги стали читать в транспорте. Появились покетбуки – дешевые книги для одного прочтения. Затем настала эпоха Интернета – люди стали читать с экранов компьютеров. Популярными стали тексты из коротких предложений, разбитые на небольшие абзацы. Тоже произошло и с кинофильмами – исчезли затянутые сцены, кода герой долго идет по улице или стоит у окна и думает. Жизнь стала динамичной. Того же ожидалось от литературы и фильмов.

К тому времени я написал несколько повестей. Мой стиль стал простым, исчезли длинноты, искусственная красивость. Сюжеты я брал из своей жизни или из рассказов приятелей. Это самое простое. Героев придумывать не надо, сюжет очерчен, места знакомые. Садись и пиши.

Несколько повестей удалось опубликовать, отзывы получил сдержанные, но в целом положительные. Это были времена, когда на авторские гонорары можно было неплохо прожить. Появилось свободное время, я задумал свою главную книгу.

Для кого? Это была проблема. Мои первые повести были просты – их читали в метро, в отпуске на пляже. Читали все, даже литературные снобы. Эти читали для отдыха и чтобы потом сказать, что написано живо, но это не литература.

Моя мечта была написать книгу, о которой будут говорить, герои станут нарицательными персонажами, а цитатами будут украшены тексты других писателей. В тот момент я уже понимал, что никакая книга не сможет сделать людей лучше. Поступки определяются не прочитанными книгами. Хорошая книга может заставить только задуматься, не более того. А о чем будут читатели думать, когда перелистнут последнюю страницу – это зависело от них самих, их окружения, их прошлого. Потенциальных читателей этой книги я нашел среди друзей. Рассказал им о замысле, получил благословение и решил, что таких, как они, достаточно много. Да, это не будет легким чтением, но легкие книги, если они не детские, долго не живут.

О чем книга? О том, что добро побеждает зло, даже если добро проиграло. Сюжет книги довольно сложный: несколько историй с разными героями, попавших в драматические ситуации. Истории независимы, мало связаны. Потом героев судьба начинает сводить вместе, и оказывается, что их драмы не такие уж и драмы. Все преодолимо. «Ромашка» историй, сведенная к центру, начинает распускаться, герои поодиночке или вместе перемещаются в старые истории, но действуют уже по-другому. И жизнь начинает улыбаться. Сейчас я понимаю, что сюжет был абсолютно провальным. Слишком поучительным, назидательным. Мне казалось, что я сумею избежать морализирования, но привязанность к основной идее не позволяла писать так, как подсказывало сердце, мой опыт. Герои не жили самостоятельно, я водил их за веревочку идеи, получалось ходульно и скучно.

Роман с треском провалился. Магазины отказывались брать книги на реализацию, меня занесли в негласный список непродаваемых авторов. Мечты рухнули, я чудом удержался и не начал пить. Я не знал, о чем писать дальше. Писать детективы, фантастику или исторические анекдоты – эта ниша была крепко занята. После этого романа я уже не мог писать простенькие вещи, когда число написанных страниц определяется только временем, проведенным за компьютером.

Мои накопления растаяли, чтобы выжить, пришлось заняться извозом. Сидя за рулем я отчаянно пытался убедить себя, что я еще писатель, подрабатывающий таксистом, а не таксист, который на досуге мечтает написать книгу. Замысел книги созревал при общении с пассажирами. Они рассказывали свои истории, из которых постепенно вырисовывался герой нашего времени. Это успешный бизнесмен, честный, думающий о своих сотрудниках и о городе, в котором живет. Есть ли такие? Говорили, что есть. Да, начальный капитал был нажит непонятно как, но вот сейчас… Вторым героем был некий романтик, любящий природу, женщин и спокойно относящийся к деньгам. Он был настолько замечательным, что женщины прощали ему гордую бедность, любили его, но замуж, правда, за него не хотели. Третьим героем был я сам – очень творческий, немеркантильный, мечтающий сделать мир лучше.

Я дал себе слово, что буду избегать привязке к идее, герои будут жить сами по себе. Главное – представить их становление, а дальше они подскажут сами.

Опять провал! Бизнесмена подставили компаньоны, и он не успел совершить ничего хорошего. Романтик спился от одиночества, а писателя накрыл такой творческий кризис, что он дал себе слово никогда не открывать текстовый редактор.

– Вот она, правда жизни! – сказали друзья, прочитав рукопись.

– Не пойдет, – заявил знакомый издатель, тот единственный, кто еще немного в меня верил. – Сплошная бытовуха, нет динамики, скучно.

И все закончилось. Пришло горькое понимание, что идеальная книга, которая заставит думать, должна рождаться по-другому. Ее надо пережить самому. Нет, не писать про свои приключения, а выстрадать книгу, понять, что именно тебе не хватает в жизни, что важное ты еще не понял.

Иногда хочется вернуться к моей главной ненаписанной книге. Силы еще есть, время найду. Вот только не пойму, что же то главное, что мешало мне жить счастливо. Какие-то мелочи крутятся в голове, но главное ускользает.

Вот и вся моя история. А ты думай о своей главной книге! У тебя еще много времени. Не разменивайся по мелочам и все получится. Надеюсь, что мой печальный опыт тебе поможет.

– Да… Послушал и даже захотел написать книгу, которая заставит думать. Даже не спросил, где это все происходило. В Москве, наверное. Так что же нам не хватает в жизни? Денег, ответят многие. А что скажут те, у кого есть деньги? Все удовольствия им доступны. Смысла жизни, наверное. Но тут мы в такие дебри погрузимся…

– Почему в дебри. Одни богатые скажут, что хотят видеть своих детей и внуков счастливыми. Другие скажут, что им нужна власть, чтобы изменить мир к лучшему. Или хотя бы часть мира, в которой они вращаются.

– Но такая книга будет тривиальной.

– Вот в этом и проблема писателей, которые не хотят писать просто для удовольствия или гонораров. Поэтому пишут о частных проблемах. Например, что делать, если о любит ее, она любит другого, а другой любит горные лыжи.