Текст книги "Мы, Мигель Мартинес. Испания (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Получается, что он вполне сознательно постарался превратить Испанию в абсолютный провал СССР?

– Да, и нанести ущерб репутации коммунистической идее, нашей компартии и товарищу Сталину лично. Потому что поражение республиканской Испании будет рассматриваться именно как поражение лично меня! Понимаешь, да!

В речи вождя прозвучали нотки раздражения. И даже появился грузинский акцент, что случалось только в минуты очень сильного волнения.

– Когда? – спросил Киров. Конечно, полностью вопрос прозвучал бы так: «Когда мне его арестовать?», но краткость – это сестра таланта.

– Пусть пока походит, даже побегает. А когда придёт к тебе с планом революции, то мы этот план внимательно посмотрим. А потом у товарища случится инфаркт, например. Для всех он умрёт. Нэт, он обязательно умрёт, только сначала много что нам расскажет.

– Понял, подготовлю группу.

– Да, и пока никакой слежки. Пусть будет всё как обычно, не надо привлекать какого-то внимания. Он осторожный очень и опыт конспирации у него тоже немаленький. Рисковать не надо… Поэтому отбери самых надёжных товарищей. Самых надёжных. В ЭТОМ деле утечки быть не должно.

– Сделаю.

– Это хорошо… а план его посмотри внимательно. Вдруг что-то дельное предложит.

Сталин довольно неожиданно перевёл стрелки разговора. Впрочем, Киров знал такую особенность своего друга и смог быстро включиться в новый поток мысли.

– То есть, революция в Финляндии – это реальная цель.

– Более чэм реальная. Хотя и условий для неё пока что нэт. Она нам необходимая.

– Пока что не понял. Ведь если там понадобиться наша интервенция, то это серьезно осложнит внешнеполитическую ситуацию и, думаю, у нас снова могут возникнуть серьезные проблемы с индустриализацией. Могут опять наложить эмбарго на поставку оборудования.

– Скажу так… Есть предварительная договоренность с некими Ротшильдами. Так что, да, поставки станут сложнее и будет больше транспортных издержек, но этот вопрос решаемый. Даже больше того скажу, успешно решаемый. У нас есть несколько целей, но главная – это подготовиться к будущей войне с мировым капиталом. Не видишь, где связь?

Киров пожал плечами, ему показалось, что пока что связи между событиями он не улавливает.

– Смотри, единственная страна, которая может создать мощную сухопутную армию, чтобы завоевать нас – это Германия. Согласен?

– В принципе, да. не румынам же с нами воевать, эти много не навоюют. – подтвердил идею вождя начальник НКВД.

– Но, чтобы Германия смогла пойти на нас войной ее необходимо максимально усилить. Так?

– Согласен.

– За счет Польши не получится, а мы еще и кусок Германии подмяли. Значит, остается Франция. И ее Геринг проглотит, пусть не сразу и не быстро, но проглотит. Французы боятся воевать. Слишком дорого им обошлась Империалистическая. А с такими настроениями потрепыхаются немного и сдуются. Согласен?

– Весьма вероятный вариант. – вынуждено одобрил мысли вождя Киров.

– Но пока Испания под левыми, поход на Восток затевать будет сложно – тыл не обеспечен, а война на два фронта для Германии опасна. Они вообще не выдержат войны на истощение. Опыт уже имеется. И что из этого следует?

– Что вот-вот вспыхнет гражданская война в Испании. И чтобы обеспечить тыл, Геринг окажет восставшим военным максимальную помощь.

– Нэ только Геринг, Муссолини тоже будет в доле.

Иосиф Виссарионович наконец-то начал набивать трубку, но делал это медленно, успевая продолжать диалог.

– А теперь представь сэбе, что в Финляндии одновременно с событиями в Испании возникнет революция? Что будет делать товарищ Геринг?

Последняя фраза прозвучала с максимально возможной иронией.

– Германия не сможет эффективно помогать и Финляндии, и Испании. Пока что ее военная промышленность только восстанавливается. Значит, скорее всего, пойдут на помощь финнам, у них с ними старые связи и симпатии.

– Да! им финны ближе будут!

– Тогда Испанией, например, займётся Муссолини, а они сосредоточатся на Суоми. – сделал логичный вывод Киров.

– И это увеличивает шансы в Испании. Оптимально – и Финляндию успокоить, и Испанию сохранить. Но тут уж как получится.

– Но тогда всё упирается в сроки.

– Верно. И у нас трёх месяцев нэт. В Испании всё может вот-вот завертеться.

– Но тогда… получается, что Отто всё-таки пока еще нужен? – осторожно поинтересовался Киров.

– Нэт… Мы уже подготовили туда других людей. Более надёжных. С этим катами[1] пора заканчивать.

* * *

Москва. Квартира Отто Вильгельмовича Куусинена

2 марта 1936 года

– Ты сегодня чем-то взволнован?

Марина Амирагова, молодая девушка (она была моложе Отто всего на каких-то тридцать лет) выглядела взволнованной. Куусинен начал жить с ней совсем недавно. При этом он так и не развелся со своей официальной супругой Айно Туртиайнен, сотрудницей советской разведки с псевдонимом Ингрид. Но вот потянуло на молодое мясцо. Пока что супруги притирались друг к другу. Надо сказать, что у советских вождей того времени такие неравные по возрасту браки были в моде. Одного Бухарчика стоит вспомнить. Как говориться, седина в бороду, а бес в ребро, но советские лидеры были атеистами, так что бес тут был не при чём. Скорее, всё-таки гормональный взрыв перед андропаузой… Извините, чуток отвлекся, тем более, что девушкой Марина была видной. Да и Отто был пока еще мужчиной в самом расцвете сил. Но на вопрос «подруги» надо было что-то отвечать. Удивительно, но секретарь Коминтерна ответил правду.

– Сегодня был у Хозяина. Он хочет устроить революцию в Финляндии.

– И что? разве ваши рабочие не хотят освободиться от гнёта эксплуататоров? – довольно наивно спросила Марина.

– Совсем не хотят. – раздраженно буркнул Куусинен.

– Ой! И что делать? Нельзя Его подвести? – девушка выглядела обеспокоенной.

– А залить кровью мою Финляндию можно? Если бы был хотя бы какой-то шанс… И всё равно. Этим планам надо помешать.

– Ой, Отто Виллевич, ты осторожнее, зачем тебе это?

Марина часто называла своего партнера по имени-отчеству.

– Так надо, Мариша, так надо. И не переживай, я всё сделаю аккуратно. А ты про этот разговор забудь. Поняла?

– Уже забыла. Пойдём?

– Да. да, минутку только, умоюсь…

Почему товарищ Куусинен так был откровенен с молодой женой? Осторожность потерял. Не только. Пару месяцев назад через него прошла заявка достать партию магнетофонов производства немецкой Телефункен для НКВД. И он сделал всё, чтобы этот интересный прибор достать не смогли. И был уверен, что никто его подслушать не сможет. Правда, он не подозревал, что личная разведка вождя имела на своем вооружении магнитофоны советского производства. Нет, это не было пока еще серийное производство. Небольшой кооперативчик (типа шарашки при Берии) выдал пробную партию достаточно портативных приборов, тем более что Борис Александрович Рчеулов получил неожиданно приличное финансирование, штат помощников и сумел создать уникальный (по тем временам) микрофон, позволявший сделать очень качественную запись. И тут совпало два фактора: первым подозреваемым, чьи разговоры «писали» на намагниченную ленту был именно Отто Виллевич Куусинен, и вот этот разговор сумели записать и передать вождю, который слушал и наслаждался услышанным. Приятно точно знать, кто твой враг и насколько он опасен.

[1] Лицом нетрадиционной ориентации (довольно грубо)

Глава двадцать третья

На крутой волне

Глава двадцать третья

На крутой волне

Бискайский залив

19 мая 1936 года

Николай Герасимович Кузнецов стоял на мостике линкора «Большевик» (бывший дредноут «Генерал Алексеев»), в кильватере его небольшой эскадры шел гидрокрейсер «Ворошиловец» (бывший «Алмаз»), а по бокам – два эсминца охранения «Поспешный» и «Пылкий». Еще парочка «Дерзкий» и «Беспокойный» находились в охранении каравана транспортов, спокойно и медленно чапающих своим восьмиузловым ходом вдоль берегов Франции. По графику, эта группа тихоходов должна прийти в точку назначения немного позже, чем туда доберется соединение Кузнецова. Николай Герасимович задумался о своем задании. Это было очень сложная операция. Пришлось ему голову поломать над ее планированием. А уж осуществить на практике… Так получилось, что в его распоряжении снова оказалась та же Бизертская эскадра, которую сейчас называли «Эскадрой Севера». Дело в том, что в Кронштадте после прихода туда этих батлшипов стало как-то тесновато. И не потому, что кораблей стало много – там еще парочку подобных эскадр можно было бы разместить, но вот очень уж местные «балтийцы» стали ревностно относиться к «понаехавшим». А что? Командных должностей на флоте не так уж и много, амбиции у флотоводцев более чем, до откровенных конфликтов не доходило, но напряжение чувствовалось.

А поскольку было решение строить базу на реке Мурман, точнее, ее и начали строить еще в тридцать четвертом и ударными темпами, то на зиму тридцать шестого эскадру Кузнецова отправили в незамерзающий северный порт. Там была еще не совсем готова инфраструктура, но к эскадре придали четыре недавно построенных сторожевых корабля, десяток торпедных и шестерку артиллерийских катеров, вот только плавмастерскую оставили на Балтике. В марте случилось обострение отношений с Норвегией. По привычке их китобои и рыболовецкие суда паслись в наших водах, а несколько китобойных флотилий прикрывали даже вооруженные корабли, которые вроде как к ВМФ Норвегии никакого отношения не имели, но с маленькими пограничными катерами СССР справлялись на раз-два-три. И появление военной эскадры их мало смущало. По дипломатической линии ноту Москвы проигнорировали. Тогда Кузнецов получил приказ навести порядок. И не стесняться. Приказ шёл с самого верха. А не стесняться посоветовал в личном звонке Сам. И сторожевики в сопровождении четверки «Новиков» вышли на тропу войны. За короткое время было арестовано полтора десятка китобоев, двадцать два промысловика, занимающихся рыбной ловлей, потоплено два китобоя и три вооруженных артиллерией посудины непонятной принадлежности. Уже в апреле ни одного норвега в наших водах не наблюдалось. Правда, и эскадры в Мурманске не было.

Дело в том, что, охренев от такой наглости Советов, король Норвегии предъявил СССР ультиматум с тем, чтобы наши власти не трогали норвежские корабли, которые имеют все права ловить рыбу где они хотят. А чтобы это узаконенное браконьерство имело все основания, Осло потребовало убраться советским людям с Шпицбергена и объявило, что эти острова принадлежат исключительно Норвегии и русским там делать нечего! На следующий день по предъявлению ультиматума на Шпицберген прибыл норвежский флот. Небольшой отряд красногвардейцев расстреляли, а шахтеров и других русских, там проживающих (в том числе группу метеорологов) вывезли в концлагерь на материке. Стало ясно, что эта провокация готовилась заранее, и, скорее сего, власти Норвегии науськивали бриты, с которыми у гордых викингов были слишком уж близкородственные отношения[1].

Ответную комбинацию лепили буквально-таки на ходу. В одно прекрасное сумрачное утро «Дерзкий» и три артиллерийских катера вошли в фьорд, на берегу которого располагался концлагерь с нашими людьми. Один точный выстрел свалил сторожевую вышку с единственным пулеметом, а десант с катеров – полтора десятка морпехов привел охрану в состояние негодности. При этом никого не убивали – охрана была из местной полиции, которая сразу сдалась. Но увидев, в каких условиях содержались наши соотечественники и чем их кормили, морячки как-то слишком возбудились и объяснили местным стражам порядка, что, если они охраняют, то и делать это надо порядочно, а не так, как они привыкли. Сделав такое внушение, после которого полицейские медленно расползались к домам ближайшего селения, погрузили людей на подошедший транспорт и увезли домой. В это же время три эсминца под присмотром дредноута «Ворошиловец» перемешивали с грязью недостроенные норвегами укрепления двух островов Шпицбергена. Потом пошел десант. Несколько выстрелов с берега не помешали нашим ребятам, а только придали злости. Пулеметные точки были погашены стомиллиметровками «Новиков»[2]. Так что вскоре острова стали советскими. Туда прибыл караван транспортов с оборудованием и артиллерией береговой обороны. И началось возведение полноценной военно-морской базы.

А «эскадра Севера» пошла вдоль норвежских берегов, наводя там шороху. На траверзе Трондхейма эскадру атаковала авиация королевства, вот тут оказалось, что усиленное зенитное вооружение на кораблях эскадры оказалось более чем кстати. Сбив шесть самолетов и не дав противнику отбомбиться, эскадра зашла с ответным визитом в фьорд и разнесла там все в щебенку. При этом береговая артиллерия почему-то молчала, оказалось, они просто не получили приказ перейти в боевую готовность и на дежурстве на каждой батарее кроме одного офицера и одного солдата-наблюдателя никого не было. Да и захода советской эскадры в порт никто не ожидал, ведь официально никакой войны никто никому не объявлял! После этого Кузнецов направился к Осло. Когда советские корабли появились на рейде столицы, в городе началась форменная паника. Король готовился к отъезду вглубь страны, вел переговоры об эвакуации его и семьи в Британию (в Швецию он почему-то бежать не хотел). Из Бергена на английском эсминце был вывезен в Лондон золотой запас страны (кстати, обратно он так и не вернулся, даже поле того, как кризис был преодолен). А советский адмирал направил делегатов для начала переговоров в Кристианию, где они были с каким-то облегчением приняты королем. Через неделю стояния советской эскадры у столицы потомков гордых викингов, дипломаты договорились. Норвежцам был наложен запрет на ловлю рыбы и китобойный промысел в наших водах, Шпицберген признавался территорией СССР. Конфискованные корабли оставались в собственности нашей страны, а моряков и пленных возвращали в Норвегию. Кроме того, мы получали на пятьдесят лет в аренду (за один рубль золотом) Киркенес с прилегающими землями до реки Тана. А еще состоялся военный трибунал над захваченными в плен пиратами, расстрелявшими советских военнослужащих. Этих военнопленными не признали и возвращению в Норвегию они не подлежали. Парочку командиров повесили, остальные же отправились отбывать свои пятнадцать лет в лагерях за Полярным кругом.

Надо сказать, что лаймы попытались было заявить протест и вообще сообщили, что этот договор противоречит международным правилам и соглашениям. Впрочем, джентльмены сами устанавливают правила и сами их нарушают. Так что наша страна на эти вопли из Лондона никакого внимания не обращала. Отношения наши с Туманным Альбионом снова зашли в тупик. И пытаться прогнуться под островитян, чтобы нас потрепали по плечу, никто не собирался. Как писал один гениальный поэт[3]: «у советских собственная гордость». Вот этому принципу товарищ Сталин и следовал, тем более, что понимал: к войне (любой войне) бритиши не готовы. Они даже начали выводить боевые корабли в резерв, потому что содержать столь большой флот становилось слишком уж накладно.

А «эскадра Севера» после Осло направилась в Кронштадт, где пополнила боезапас и провела текущий ремонт, больше всего Кузнецов опасался за состояние механизмов на эсминцах, которым досталось еще во время Гражданской войны в Германии. Ну а потом состоялся выход к берегам Испании.

Задача советского эскадры была однозначно весьма и весьма сложной: необходимо было блокировать испанский флот и добиться его лояльности республике. А с этим как раз были серьезные сложности. У этого государства, расположенного на Пиренейском полуострове, был неплохой флот. Номинально. Самым слабым местом его были самые крупные корабли. Точнее, два дредноута (линкора) типа «Эспанья»: «Хайме I» и «Альфонсо XIII». Это была английская разработка, которая соблюла главное требование заказчика – экономию средств. Головной линкор этой серии «Эспанья» затонул во время Рифской войны (1923 год), тупо наскочив на мель у берегов Марокко. Эти корабли имели не очень удачную артиллерию – 4 спаренных башни 305 мм орудий главного калибра, с не самой лучшей баллистикой (в данном случае компании Виккерс хвастаться было нечем), плюс два десятка 102 мм скорострельных орудия в барбетах. Очень слабой оказалась ПВО этой серии дредноутов, да и по размерам они были одни из самых маленьких (полное водоизмещение чуть больше шестнадцати с половиной тысяч тонн). 12 котлов Ярроу и 4 турбины Парсона позволяли этим посудинам в лучшие времена выдавать скорость в 19,5 узлов. Сейчас дай Бог достичь устойчиво семнадцати. Имели неплохое бронирование, но слабую противоторпедную защиту. Но, тем не менее, они считались линкорами и составляли главную ударную силу флота. Кроме этого в составе ВМФ насчитывалось пять легких крейсеров. Из них два считались откровенно устаревшими скаутами (эскадренными разведчиками) в откровенно отвратительном состоянии. Это крейсера «Мендес Нуньос» и «Республика». Никаких выдающихся характеристик у них не было, артиллерия откровенно слабая (шесть шестидюймовок), а скоростные характеристики просто смехотворные. В лучшие времена скорость крейсера – шеститысячника составляла 29 узлов, но сейчас он не мог развить и двадцати шести. Чуть поновее и более-менее удачными считались три легких крейсера, построенных в период после Империалистической войны. «Либертад», «Адмирал Севера» и «Сервантес» считались весьма неплохими легкими крейсерами, предназначенными для операций на торговых коммуникациях условного противника. Эти крейсера имели водоизмещение более девяти тысяч тонн, обладали хорошими скоростными характеристиками (могли держать ход до 34 узлов). И вооружением их не обделили. Восемь шестидюймовок удачно дополнялись четверкой 102-мм скорострелок. В общем, очень неплохая легкая кавалерия. Кроме этого, в составе флота включены дюжина эсминцев типа «Чуррука», достаточно современных на то время (опять-таки проект бритиши подогнали). Плюс к этому пятерка устаревших, но еще болтающихся на воде миноносцев, несколько канонерок, дюжина субмарин, которые были в запущенном состоянии, плюс вооружались откровенно паршивыми итальянскими торпедами. То есть реальной угрозы не представляли.

Намного интереснее ситуация была с кораблями, которые достраивались. А их было четыре: на вервях в Эль-Ферроле строились два тяжелых крейсера «Канариас» и «Боларес». А в Картахене готовились к спуску на воду два эсминца того же типа «Чуррука». Тут надо остановиться на состоянии вообще экономики страны, которую очень сильно потрепал экономический кризис. Испания обладала уникальными железными рудами, в которых содержания железа составляло от пятидесяти процентов и выше (до шестидесяти). То есть, из двух тонн руды получалась тонна железа. Прекрасный результат! Но основным покупателем этой руды оказался Лондон. По многим показателям этот продукт был качественнее даже всемирно известной шведской руды. И он прекрасно подходил для строительства кораблей, которых в преддверии Мировой войны на Британских островах лепили как пирожки. Будучи нейтральным государством, во время этой всемирной бойни Испания сумела обеспечить серьезный экономический подъем: ее шахты и верфи были завалены работой, продовольствие оказалось востребовано всеми участниками конфликта. Правда, промышленность так и не была развита, а статьи экспорта составляли как раз сырьевые ресурсы. И вот, после войны проходит Вашингтонская конференция, фактически, останавливается гонка вооружений на море. И… испанская руда оказывается никому не нужна! Лучшие шахты работают на десять процентов своих возможностей. И это считается весьма неплохим результатом. Сговор британцев и американцев фактически разорил бедную Испанию. Поэтому финансировать достройку кораблей было просто невозможно… Но тут сразу после выборов на помощь пришел Советский Союз. Он заказал республиканскому правительству строительство пары тяжелых крейсеров, однотипных с «Канариасом» и четырех новых эсминцев, договорившись чуть улучшить проект «Чуррука». И сразу же нашлись деньги на завершение кораблей, которые уже отошли от стенок доков и теперь проходили ходовые испытания. А на вервях производили закладку шести кораблей для советской страны. При этом было непонятно, или продадут британцы стволы, особенно в 203-мм, но к этим кораблям стволы делали на Обуховском заводе и они по своим характеристикам мало уступали британским аналогам.

(тяжелый крейсер «Канариас» после модернизации 1970 год)

В начале марта республиканское руководство свело корабли фактически в две эскадры, одна из которых базировалась в Ла-Корунье и Эль-Ферроле – это линкор «Эспанья» (бывший «Альфонсо»), который стал на модернизацию, оба тяжелых крейсера, проходящих ходовые испытания, отряд новых эсминцев (четыре единицы типа «Чуррука»), надо было учитывать и четыре строящихся минных заградителя на тех же верфях в Эль-Ферроле. Но самый большой отряд ВМФ был собран в Малаге – это десяток новых эсминцев, линкор «Хайме I», и пять легких крейсеров. В Барселоне базировался отряд подводных лодок, плюс всякая плавающая мелочь, которую нельзя было назвать посудинами, которые ходят по морю, ибо их выход на воду мог стать мгновенной катастрофой. Руководство флота решало вопрос. Какие подлодки оставить в строю, ибо из двенадцати штук только половину можно было бы пытаться использовать в бою. Вторую половину скорее можно было прозвать самотопами. Три старых эсминца типа «Ласага» и отряд канонерских лодок крутились у берегов Марокко, а номерные миноносцы (совершенно устаревшие развалюхи) бултыхались у островов, принадлежащих республике.

Исходя из этого и была разработана операция «эскадры Севера». Караван с вооружением и двумя бригадами интернационалистов под прикрытием двух эсминцев направлялся в Ла-Корунью. С целью захватить военно-морскую базу и феррольские верфи. Гарнизон был откровенно ненадежен, из-за слишком сильного влияния монархистов. Если случиться мятеж – он практически весь перейдёт на сторону санхурхистов. Тем не менее, больших сил на эту операцию Кузнецов не считал нужным выделить: линкор «Эспанья» был разоружен, на крейсера орудия установили, но не было еще прицелов и не успели смонтировать приводы башен. Всё доделывалось на ходу. Вместе с ходовыми испытаниями, на которых оба систершипа показали весьма приличные скоростные характеристики, уверенно выдавая 33–34 узла. А пара мелких канонерок охранения никакой угрозы не представляла. Официально ожидался визит советских кораблей в порты Испании с чисто дружескими целями: на других посмотреть и себя показать. Кроме того, было объявлено, что советы хотят модернизировать пару эсминцев на вервях Картахены. А по дороге заглянут в Малагу. А если говорить откровенно, то просто её захватят. Точнее, оказжут помощь республиканским матросам и офицерам удержать флот от восстания.

Перед Гибралтарским проливом эскадра должна была встретиться с океанским лайнером «Маджестик». Это фактически пассажирский корабль немецкой постройки (один из самых больших в мире), который после Империалистической достался Британии и стал работать на трансатлантических рейсах. В тридцать пятом году появился огромный французский лайнер «Нормандия», начале тридцать шестого года «Маджестик» продали за не очень большие деньги какой-то бельгийской фирме, которая собралась использовать его для круизов по Средиземному морю. Вот только первым каботажным рейсом он подобрал в ГДР Первую интербригаду и теперь должен присоединиться к «эскадре Севера», для осуществления десанта в порту Малаги. Николай Герасимович справедливо посчитал, что только моряков будет для захвата военно-морской базы и порта маловато. А вот более трех тысяч опытных солдат – самое то. Вторая и третья интербригады шли в караване, направляющемся в Ла-Корунью. Интересен был и их состав – если Первая интербригада состояла в основном из испанцев, то вторая – это испанцы плюс французы, а в третьей кого только не было: французы, немцы, поляки, русские. И сейчас именно от них зависело, удастся ли восставшим перебросить войска из Марокко на материк. Ключевой вопрос будущей Гражданской войны.

[1] Ну, викинги по островам неплохо так потоптались, а если учесть, что Вильгельм Завоеватель тоже был из викингов, то…

[2] Точнее, на эсминцах этой серии стояли 104-мм универсальные скорострельные орудия с очень хорошей баллистикой. И стволы таких орудий, как и лейнера для них производились Обуховским заводом, так что с их заменой проблем не было.

[3] Имеется в виду В. Маяковский, если кто не в кусре.

Глава двадцать четвертая

Над всей Испанией безоблачное небо

Глава двадцать четвертая

Над всей Испанией безоблачное небо

Марокко. Тетуан. Штаб Рифской армии

30 апреля 1936 года

Ни в одной точке мира еще не собиралось столько генералов, как в небольшом городе северного Марокко – Тетуане. Посудите, именно сюда сбежали часть военачальников из метрополии, как только стало известна их роль в готовящемся перевороте с целью аннулировать результаты выборов. Среди них самым известным, соответственно, и самым влиятельным справедливо считался Мануэль Годед. Кроме того, он отличался решительным и немного авантюрным характером, кроме того, имел принципиальную позицию по поводу будущего своей страны и был готов за это самое «светлое» будущее пролить море крови. Место генеральского совещания охраняли регулярес. Эти войска формировались из марокканцев. Местные обоснованно считали их предателями, поэтому служили они верно и в их надежности не было необходимости сомневаться. В составе Рифской (или Африканской) армии числилось восемь полков этих самых регулярес, правда, двухбатальонного состава, да еще и батальоны были некомплектные. Но это следствие постоянных боевых действий – партизанская война тут не прекращалась ни на день.

Двадцатого апреля в Марокко были высланы много высших офицеров, в чьей надежности республиканское правительство откровенно сомневалось. Так что многие еще не успели тут нормально устроиться. Мануэль прошёлся мрачным взглядом по постовым, на их форме была нашита эмблема регулярес: сверху королевская корона, под нею две скрещенные винтовки и арабский полумесяц. Он слышал, что республиканцы потребовали изменить эмблему, но были посланы далеко и надолго. Это вызвало у него легкую усмешку. Были еще силы, которые откровенно показывали свое отношение к власти быдла. Неужели так просто понять, что власть должна принадлежать лучшим. И король – это только один из них. Это еще Платон доказал, что самая прогрессивная форма власти – это власть аристократии (лучших людей). Как-то так.

(регулярес принимали активное участие в Гражданской войне на стороне франкистов)

Войдя в палатку для совещаний, которая больше походила на огромный шатер арабского шейха: по размеру и по количеству ковров, которые это помещение украшали, Годед недовольно поморщился. «Да, любят тут, на Востоке пустить пыль в глаза» – раздраженно он подумал. Ему лично за эти несколько месяцев эта марокканская пыль сидела уже в печенках, каждый день выплёвываясь вместе с кусками раздраженных легких.

– Генерал! – к Мигелю подошел довольно высокий мужчина, бригадный генерал Хосе Мильян-Астрай-и-Террерос, командир Иностранного Испанского легиона. Его можно назвать одним из самых опытных вояк: начал он карьеру с удачного участия в подавлении восстания на Филлипинах, потом перспективный офицер учится в школе генерального штаба, получает отличные оценки, даже занимается преподавательской деятельностью. Затем становится участником Рифской войны, во время которой получил звание майора. И именно тогда ему и поручили сформировать Иностранный легион. Это соединение он создал во время самого критического момента войны с марокканцами, когда испанцы получали довольно увесистые плюхи от местных племен, успешно применявших партизанскую тактику. Чтобы получить боеспособное соединение, Хосе изучал опыт французского Иностранного легиона[1]. Получает звание подполковника и становится во главе вновь созданного формирования. Под его началом служил покойный генерал Франко (тогда еще только майор, но подающий серьезные надежды)[2]. Во время боев Хосе получил четыре ранения, последнее из них закончилось потерей глаза, который сейчас прикрывала черная повязка. Те не менее, совсем недавно, буквально перед выборами, ему поручили вновь возглавить эту часть Африканской армии. И генерал Мильян не отказался.

– Слушаю вас, генерал. – отозвался Мануэль Годед.

– Вам не кажется, что пора? Еще несколько дней и тут будет столько болтунов в генеральских аксельбантах, что они любую правильную идею заболтают! Вот… Из прибывших уже двое заявили, что именно они должны возглавить мой легион только потому, что они старше меня по званию, а мне надо знать своё место. Говорят, что на командование регулярес тоже есть целая пятерка претендентов. И никто никому уступать не собирается.

Годед скривился. Ему эти интриги «высокого» военного начальства стояли как кость поперек горла.

(попасть легионерам на материк было непросто)

– Вы правы, пора. Но вы же знаете, больше всего наши великие полководцы грызутся за то, кто возглавит восстание. И пока они не поймут, что альтернативы Санхурхо нет, ничего не сдвинется с мёртвой точки. Всё остальное – это только детали. Но надо поторопиться. Иначе республиканцы вычистят всех наших сторонников с командных должностей и поднять знамя борьбы будет непросто.

– Думаю, нам надо объединить усилия, генерал.

– Согласен.

Через четыре часа совещание закончилось. Генерал Годед вылетел из шатра-палатки в совершенно озверевшем состоянии. Четыре часа переливания из пустого в порожнее – это для него было слишком. Высшие командиры испанской армии предпочитали не обсуждать дело, а мерялись заслугами, чинились, как будто им предстояло обсудить места за торжественным обедом с присутствием монарха, а не вопрос вооруженного восстания и установления нормальной власти в стране. Вслед за взбешенным Мануэлем выскочил Хосе Милян. Они, слова не сказав друг другу, быстро шли по военному лагерю, направляясь к машинам и охране, которая сосредоточилась у стоянки.

– Как в гавне искупался. – подвёл итоги командир Иностранного легиона, когда военачальники почти добрались до места сосредоточения множества машин.

– Генерал, я в бешенстве. Очень жалею, что у меня с собой не было пулемета. Без большинства этих болтунов мы бы уже вошли в Мадрид. Победителями!

– Кстати, вы слышали, что пришёл приказ перебазировать обе авиационные эскадрильи, которые вы сюда отправили, обратно в метрополию?

– Когда? – Годед аж скрипнул зубами.

– Сегодня в полдень. И я хотел обсудить этот вопрос, так мне даже не дали слова.