Текст книги "Пленники Пограничья"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

– Я несла вам семена, но знахарка, стерегущая сиды, отняла их у меня, – не моргнув глазом, соврала тетушка. – У нее слишком острое чутье, а семена Хинсса-орр пахнут за милю. Но у меня целый мешочек сушеной травы…

– Это хорошо! Очень хорошо! – Брауни загремели своим неказистым железом.

– Насколько я помню, эта трава разжижает мозги суккубам Баван Ши, – осторожно закинула удочку тетя Берта. – Неужели отважные брауни еще не вывели в округе нечисть?

– Мы выводим одних чудищ, а Зеленая страна рождает других, – лаконично ответил третий всадник. – В Зеленой стране – не как в вашем Измененном мире, там все имеют право на жизнь, и даже на истинную любовь, хе-хе… Ты видишь, какую стену пришлось выстроить четырнадцать лет назад?

– Вижу, вижу, – со знанием дела отреагировала тетушка. – Наверное, ее не одолеют никакие враги?

– Пятнадцать лет прошло после вылазки фоморов. Вы там, в Измененном мире, наверняка о них забыли?

– Отчего же, помним прекрасно!

Тетя Берта с жаром пустилась в рассуждения об одноглазых и одноруких великанах, а я задумался, что могут означать для Измененного, то есть нашего мира местные четырнадцать лет. Я смотрел на почерневшие дубовые колья. Если здесь древесина портится с той же скоростью, что и «наверху», то получается порядка двухсот лет. Мне стало интересно, сколько лет живут брауни, и тоскливая игла зависти кольнула под сердце.

Они сохранили то, что мы утратили. Теперь мы бегаем с протянутой рукой за людьми Атласа, а могли бы жить по несколько столетий.

– Хорошо, Соседка. Если обычные не боятся за свою шкуру, они могут пройти, хотя им в Зеленой стране делать нечего…

– Бернар, ты его понимаешь? – сквозь зубы произнесла Мария.

– Пока он не хочет пропускать вас.

– Мне это не нравится!

– Я умоляю вас не вмешиваться, – так же тихо отреагировал дядя Эвальд.

– Но они пробираются со всех сторон…

– Я вижу. Нет причин волноваться, просто брауни не выносят кошек. Для них нет более противной твари. Главное, что нас пустили, а остальное сделает Берта. Вот увидите, они постараются избавиться от нас как можно скорее…

– Прелестно… – пробурчала наездница, – но избавиться можно разными способами. Эти парни вооружены и целятся в нас из луков.

– Стойте спокойно, не машите руками!

Не поворачиваясь, я скосил глаза. Мне совсем не хотелось, чтобы Анка заметила мою робость. Еще до Марии я знал, что нас окружают, но обитатели крепости не таили враждебности. Они повылезали из своих землянок, побросали работу в мастерских и тихо обступали нас, скрываясь в тени стен. Толпились женщины в кожаных фартуках, их волосатые руки были испачканы сырой глиной и серой мукой, от них пахло овечьим сыром и дегтем, а дети брауни выглядели очень смешно, как маленькие плюшевые зверушки с человеческими рожицами.

Совсем некстати вспомнилась одна из долгих стихотворных историй дядюшки Лотта. В ней живописался окончательный разгром круитни войсками скоттов на севере страны. Фэйри в этой истории, к счастью, места не нашлось, а вот маленьких брауни, судя по многочисленным воспоминаниям современников, убивали прямо в собственных домах. Солдаты забавлялись тем, что швыряли детей брауни в костры. Тогдашние хозяева положения особо не церемонились и не разбирали, где обычные люди, а где народ, хранящий сиды.

Наверное, это было последней каплей, переполнившей чашу терпения, и брауни ушли в Зеленую страну. Согласно легендам, с ними ушла и уцелевшая часть круитни, хотя они были обычными, а обычные панически боятся покидать солнечный мир. В ту эпоху существовало несколько ритуалов, соблюдя которые, в Изнанку мог спуститься кто угодно, даже упертые и неверующие, вроде наездницы Марии. Некоторые уцелевшие кланы брауни осели в Пограничье, поскольку не могли бросить священные могильники, а большинство вместе с круитни проследовали дальше…

Помнится, Питер Лотт закончил свою стихотворную сказку довольно неожиданно. Он обвел нас, притихших малышей, строгими глазами и поведал, что после ухода брауни все мы, и Фэйри, и обычные, потеряли искусство строительства сидов. «Могильный холм может насыпать любая толпа родственников во всякой точке земного шара, – сказал дядя Лотт. – Но куча земли останется навсегда лишь кучей земли над зарытыми костями. А сиды Тир Нан Ог, которые брауни строили на заказ, позволяли говорить с умершими, просить у них совета, а иногда и помощи. Много веков назад брауни были уничтожены, и великая тайна оказалась потеряна. Конечно, единицы их не покинули Верхний мир, но это действительно единицы. Они растеряли навыки, утратили волшебство; они способны только путать людям крупы в буфетах и связывать ночами шнурки от ботинок. Жалкое зрелище, а не древний народ волшебников…»

И вот я встретил живых брауни. Я их слышал, вдыхал их запах и видел косые зеленоватые глаза. Предки брауни сбежали сюда, куда сбегали все, по мере того как Верхний мир изменялся. Предки соблюдали запреты, не размножались сильнее, чем позволяло плодородие полей и глубина рек. Они берегли существующий порядок, поклонялись сидам и взамен получали долгую жизнь. А нынче брауни, затаив дыхание, разглядывали нас, и в их темных глазах шевелился страх. Малыши жили здесь медленно и боялись, что Измененный мир все еще жаждет их гибели.

Они не могли нас убить просто так, ведь мы еще не в Изнанке, где гостей, не защищенных договорами, не спасет никто. В Изнанке каждый сам за себя, по крайней мере мне очень не хотелось думать, что нас сейчас прикончат, но от разлившейся вокруг недоброжелательности я даже вспотел.

За воротами колыхалась изрядная толпа. Очевидно, подоспели взглянуть на нас рыбаки из прибрежных деревень и обитатели лесных поселков. Они стояли плотной молчаливой стеной, у многих в волосатых руках были зажаты топоры и багры, а возле ног сидели послушные мохнатые собаки-крысоловы и собаки-загонщики невиданных пород. От них пахло шерстью крыс и потрохами кроликов. Эти собаки чуяли меня так же, как я чуял их, но не лаяли и даже не скулили от нетерпения.

Вместе с хозяевами они ждали, чем закончатся переговоры.

Тетя Берта не думала так легко сдаваться.

– Я принесла славную плату за обеих женщин и подарки для смелых стражников!

Тетушка бережно опустила пакет посреди двора. На мятом полиэтилене выделялись улыбающиеся мужчина и женщина, оба в очках, только мужчина в старинной круглой оправе с цепочкой, а дама – в новомодных дымчатых стеклах. Рекламная акция концерна. Содержимое пакета дядя Эвальд приобрел в дежурной аптеке на последней заправке.

Младший брауни соскочил с коня. Как и его соплеменники, воин был одет в грубую зеленую куртку без рукавов и жесткий красный колпак. Как и его кровники, он был безобразно волосат, а глаза его косили так страшно, что непонятно было, как он не промахивается ногой мимо стремени. Младший брауни заглянул в мешочек и прищелкнул языком; на миг я разглядел его коричневые от пива и золистого хлеба зубы.

– Отменный материал, – проскрипел брауни и передал мешок соседу.

Сосед тоже заглянул, сперва одним глазом, затем другим, потому что был косой, почти как ворон Камиллы. Его сплющенный боксерский шнобель покраснел от волнения. Похоже, отважного защитника заставы больше увлекло не содержимое, а упаковка. Он попробовал полиэтилен на зуб, затем проткнул его пальцем и наверняка сожрал бы мешок, если бы не вмешался третий всадник.

– Стекло чародеев! – Третий брауни приподнял колпак и почесал пятерней в лохматой седой голове, а четвертый, самый главный, отважно запустил руку в мешок и выудил несколько уродливых оправ с сильными стеклами от близорукости.

Отменный подарок из Верхнего мира едва тянул на десять фунтов.

– Берта, мало времени, – молча послал тревогу дядя Эвальд.

– Мы просим отважных стражников отпереть нам западные ворота, – вежливо поклонилась тетушка.

– Свежий эль и свежий теленок, – предложил главный всадник. – Свежая постель и свежие песни!

Возможно, он произнес эту фразу не совсем так, но основной смысл я ухватил. Плата была принята, нас приглашали погостить. Тетя Берта принялась отказываться в самых витиеватых выражениях.

– Хорошо, пусть обычные идут! – благосклонно кивнул старший всадник и ткнул в рюкзак с сонными кошками грязным ногтем. – Только смотри, чтобы противные твари не освободились!

– У меня еще одна просьба, Сосед. Нам нужна молодая трава Ахир-Люсс.

– Сколько угодно! – Старший брауни нацепил подаренные очки и стал похож на ученого ежа. – Ее полно внизу, хе-хе…

Видимо, косматый старикан подал какой-то знак, двадцатифутовые ворота неторопливо сомкнулись у нас за спиной. В последний раз рыжими искрами полыхнуло озеро, в последний раз мелькнули горбатый мост, разлив ячменных полей, ряды мрачных брауни с топорами; а потом отполированные бревна-засовы попали в пазы и задвинулись. Мне почудилось, что на мосту, обмахиваясь хвостом, сидит очень знакомый пес. За Ку Ши можно было не беспокоиться, он легко преодолеет границу без нашей помощи. Я знал, что он не враг и не друг, но связан обещанием и потому непременно найдется…

Застава приняла чужих.

Поднялся шум. Я поднял глаза навстречу гомону. Нас окружало не меньше сотни пеших брауни. Видимо, все население крепости высыпало поглазеть на чужеземцев и потрогать их руками. Дядюшки держались вежливо, просто стояли и ждали, пока десятки лохматых созданий подергают их за одежду. Хуже всего приходилось Марии с ее ростом. Некоторые малые дети даже ухитрялись попробовать на зуб ее кожаные ботинки и обшлага рукавов.

– Не мешайте им, – одними губами скомандовал Марии дядя Эвальд. – Эта застава много десятков лет не встречала гостей.

– Я не мешаю. Если двинусь с места, непременно кого-нибудь раздавлю. Они так и будут глазеть на меня? Они вообще понимают английскую речь?

– Образованные понимают…

– Вот как? В этой клоаке есть образованные? – Мария в третий раз взяла за шкирки и поставила на землю двоих детишек. Девочкам было лет по шесть, а может и больше, они хихикали и настойчиво пытались проникнуть в карманы кожаной куртки наездницы. Непросто разобраться с возрастом ребенка, если он похож на обросшую мартышку и при этом одет как средневековый старичок.

– Брауни покинули Измененный мир не так давно, во всяком случае, после истребления круитни их еще часто видели. По слухам, они помогали круитни строить могильники еще при Кромвеле, а одиночки живут в стенах старых домов до сих пор! – Через плечо докладывал глава септа, пока мы медленно двигались по раздолбанной мостовой к западным воротам.

– Что за круитни? – Мария вытащила из кармана очередную попрошайку.

– Так раньше называли пиктов. Это один из народов Острова, полностью истребленный скоттами у озера Лох-Несс…

– Тихо! – перебила тетя Берта. Она оглянулась, и стало заметно, что теперь милой кровнице нельзя дать больше шестидесяти. За какой-то час тетушка сбросила четверть века. Я слышал, как ее сердце возвращается к забытому степенному ритму. – Эви, скажи всем, чтобы держались за руки!

Она поспешала за младшим всадником, его лошадка довольно бойко цокала копытами по мостовой, так что нам с Анкой иногда приходилось пускаться рысью. Остальные всадники куда-то подевались, а голосящая веселая толпа буквально висла у нас на руках. От них шел острый запах, не то чтобы противный, но постоянно щекотало в носу и хотелось чихнуть. Эти малышки даже не пытались говорить на языке Долины, тетя Берта заметила, что они пользуются одним из галльских диалектов, и понять их невозможно.

Потому что этот язык умер пару тысяч лет назад. На очередном повороте дядя Эвальд крикнул, чтобы мы подождали Саню, он раздает детям леденцы, купленные в той же дежурной аптеке. Наконец улыбающийся, обалдевший дядя Саня вырвался, и тут свора туземцев как-то разом отступила. Сквозь возбужденный гомон послышался равномерно нарастающий и спадающий, шипящий звук. Звук был очень знакомым, и в то же время таинственным, так могло бы похрапывать спящее чудовище.

Я оглянулся. Восточные ворота скрылись с глаз. Заслоняя их, выросли десятки одинаковых домиков, похожих на просмоленные бочки; в каждом светились одинаковые окошки, и плясали между домиками одинаковые переулки. В переулках кривлялись и гомонили волосатые дети в деревянных, звонко стучащих башмачках и фиолетовых суконных чулочках. Они махали нам руками, но не продвигались дальше какой-то невидимой черты.

Сполохи факелов сливались у меня перед глазами в пестрые искрящиеся ленты, поэтому я не сразу заметил, что мы уже выбежали на пригорок перед железными воротами. Никакой черты не было, однако мирные жители не желали подходить близко к западному рубежу.

В ноздри вплыл жирный запах варящейся говядины, сдобренной пряными травами. На одной из башен протрубил рожок, хозяйки одновременно начали готовить ужин, и одновременно заголосили тонкие женские голоса, призывая домочадцев к очагам.

Снова раздался шершавый сиплый всхлип, только гораздо ближе. Мне по щеке будто проехалась соленая мокрая ладонь, но дождь и не думал начинаться. Мы очутились возле западных ворот, они тянулись в небеса бесконечной ржавой стеной. Где-то в неизмеримой высоте сторожа вращали лебедку, лязгали зубчатые колеса, стонал канат. Нижняя петля ворот, если ее поставить на землю, достала бы мне до плеча. И забор из бревен с этой стороны вымахал несоизмеримо выше, чем со стороны уютных полей. А в толщину… Каждый ствол не смогли бы обхватить и три человека.

Кое-что еще я заметил. Между ближайшими постройками и стеной с этой стороны крепости везде оставалось пространство. На нем свободно могли бы разминуться два грузовика или две конные повозки, но ни животные, ни люди не заходили на «нейтральную полосу».

– От какого же Кинг Конга такую калитку склепали? – Дядя Саня постучал по влажной броне.

Ворота ответили низким гулом на пределе слышимости. Внизу они очень плотно примыкали к земле, и булыжник здесь уступил место отшлифованным каменным плитам. На уровне четырехэтажного дома из примыкающей к воротам башенки высунулась бородатая голова и что-то прокричала. Стражник сильно шепелявил, но тетя Берта поняла.

– Он посоветовал нам отойти, сейчас отопрет.

Улочки стремительно пустели. Я приучен ориентироваться в любом лесу, но сейчас никак не мог понять, по какой из них мы пришли. Совсем недавно мне казалось, что в крепости, от силы, дюжина жилых строений, а теперь позади раскинулся целый город. На плоских крышах сушилось сено, кто-то трогал во мраке струны неведомого инструмента, кто-то пробовал хриплую дудочку. Лениво тявкали собаки, ржали в конюшнях лошади. В лиловом киселе две враждебные луны соединились краями, и вспыхнули бенгальскими огнями звезды. Храп невидимого сонного чудовища заглушал все звуки.

Пограничье снова играло с нами в свои непонятные игры.

– Вот это да… – прошептала возле меня Анка.

Западные ворота начали открываться.

И мгновенно стало ясно, кто протяжно вздыхал в темноте. В образовавшуюся щель хлынул просоленный морской ветер и, как ни странно, стало светлее. Колоссальные створки раздвигались все шире, за ними открывалась столь захватывающая перспектива, что тетя Берта и Мария разом охнули, Саня присвистнул, а мне захотелось, как маленькому, запрыгать от радости.

Я сдержался, потому что вовремя оглянулся назад. Многие мирные жители заставы не ушли ужинать, они так и стояли плотной массой в темноте и жадно вдыхали ароматы побережья. Наверное, западные ворота открывались нечасто.

Там было настоящее море, или даже океан. Но какой океан! Он не покоился в своем ложе плоской спиной вверх, он прогнулся, точно готовился для прыжка, и жгуты пенных мышц вспухли, окатывая сияющий хребет Млечного пути! Луны потемнели, по звездной простыне прокатилась мелкая рябь, и вдруг все небо и вода засияли мрачным рубиновым блеском. Млечный путь, густой, как гель для волос, наполненный тысячами холодных блесток, окунулся и достал до дна, а жадная глубина рванулась ему навстречу, как будто намеревалась погасить сияние.

Там, вдали, на пределе видимости, где все оттенки синевы словно сошли с ума от безнаказанности, где звезды, смеясь, горели сквозь толщу воды, море и небо терлись друг о друга бархатными животами, – там зародилась первая волна.

Она вспучилась пенным пузырем, было захватывающе красиво, а потом стало страшно, когда оказалось, что это не обман зрения, горизонт действительно опрокидывается на нас и с ревом товарного экспресса несется к берегу…

Волна была дьявольски хороша, она сияла всеми оттенками красного, она затмевала собой весь мир. Она несла на нитях розовой паутины тишину, какую могут подарить лишь ватные глубины океана.

В ту секунду у меня возникло острейшее чувство досады. Ну никто не догадался захватить фотокамеру! Держу пари, что за пяток снимков этой водной стихии «Нэшнл Джиогрэфик» отвалил бы самую почетную премию, а, продав пленку целиком, можно было бы купить небольшой островок!

В пяти шагах впереди каменный козырек берега обрывался вертикалью. До поверхности бурлящей воды было не менее двухсот футов. На краю обрыва, привязанная цепью к железному кольцу, ждала нас перевернутая длинная лодка, целиком выдолбленная из ствола дерева. Я сначала не понял, зачем тут лодка, когда ни один нормальный человек не прыгнет с такой высоты в воду, да и сдвинуть с места подобную махину мы бы не смогли, но тут Мария легла на живот, подползла к краю и заглянула вниз. Она почти тут же вернулась назад и что-то прокричала, но шквалистый ветер унес ее слова в сторону. Лишь со второго раза, когда мы сомкнулись головами, стало понятно.

– … Внизу… пещера… Надо ждать прилива!..

Действительно я мог бы и сам догадаться, что в мире, где вместо солнца светят две луны, где водятся собаки размером с трактор, должны быть и приливы по двести футов! Но в ту минуту мне было не до раздумий, я искал руками, за что бы ухватиться, и чувствовал непреодолимое желание сесть, а то и лечь на землю.

Мы смотрелись как горстка жалких букашек на самом краю вселенной.

Море было везде и вплотную подступало к обрыву. Я уже не задавался глупым вопросом, откуда оно взялось и каким образом успело так незаметно подкрасться. Как и со стороны тихих полей, забор тянулся в обе стороны до горизонта. Он возвышался по краю обрыва – неприступный забор из неохватных дубовых стволов. Можно было пойти налево или направо по сглаженной каменистой тропке, но у меня даже сомнений не было, что наш путь лежит совсем в другом направлении.

Нам предстояло ждать прилива. Но прилив не ждал.

Волна врезалась в основание утеса, и камни завыли, как от зубной боли. Мне показалась, что вся застава брауни должна была подпрыгнуть, но, с другой стороны, в Пограничье ничто не происходит правильно. Вполне вероятно, что мохнатолицые прижимистые людишки за железными воротами даже не подозревают о приливах и отливах.

Очень возможно, подумал я, что за стеной прошло несколько лет.

Ветер размашисто ударил в лицо с новой силой. Он уже не водил робкой ладошкой, а надавал нам всем хлестких пощечин. Тетя Берта вытирала глаза, Анка отвернулась и моргала, ее стриженый затылок смешно взъерошился. Мне вдруг остро захотелось поцеловать ее туда, но моя девушка уже отодвинулась. Она бросилась помогать дяде Эвальду ловить его шляпу. Я знаю, что если доживу до его возраста, то тоже буду носить такую вот летнюю шляпу с широкими полями. Конечно, глава септа выглядит в ней немного потешно, но иначе не спрятать огромный шар седых волос…

Они поймали шляпу возле самых ворот, в тот момент, когда от закрывающегося прохода снова осталась узкая щель. Прилив ревел, как ревут, наверное, тысячи кашалотов, и совершенно заглушал лязг воротных механизмов. Брауни спешили отгородиться от нас, они даже не вышли попрощаться. Зато теперь я разглядел толщину ворот. Между двумя пластинами брони, каждая из которых была толщиной в полдюйма, пролегало десять дюймов мореного дуба, схваченного болтами. Кулак сырой мороси ударил в наружный слой металла, и створки страдальчески застонали.

Море и небо плавно соединялись на горизонте, но не так, как нормальное небо и нормальное море. Луны наложились друг на друга, и образовавшееся светило заливало кипящую массу воды жидким малиновым огнем. Я посмотрел на свои руки: кожа стала такого цвета, как панцирь у вареного рака. Жгучие малиновые небеса смыкались со стеной кипящей воды, которая неслась на нас, точно дикое цунами.

Вторая волна опять ударила далеко внизу, но вертикально вверх поднялся и опал рубиновый веер брызг; в одну секунду мы вымокли насквозь. Я тут же замерз, футболка прилипла к телу, но ночной ветер высушил влагу за несколько секунд.

Анка разевала рот, но я ее не слышал. Саня отфыркивался и выжимал бороду, дядя Эвальд кричал в ухо Марии и показывал на лодку.

Тетя Берта потащила нас назад, к воротам. Впрочем, три шага роли не сыграли, третья волна снова окатила нас с головы до ног. Соль была у меня везде – во рту, в носу и в волосах.

Над взбаламученной пучиной бесновался ураган, но задувал он только в одну сторону. Нас буквально пригвоздило к порыжевшему металлу ворот.

Я не представлял себе, что когда-нибудь увижу, как на меня идет вертикальная поверхность моря. Это даже не вызывало ужаса, весь ужас перегорел раньше; это захватывало сильнее, чем любая игра и любое самое жуткое кино.

Четвертая волна приподняла лодку, а после пятой мужчины и Мария кинулись ее переворачивать. Я тоже хотел помочь, но дядя Эвальд указал мне на место. Он сказал, чтобы я ни при каких обстоятельствах не выпускал Анку. Мне в руки сунули оба баула, рюкзаки и девушку. Когда шапка малиновой пены отхлынула, лодка уже качалась на воде.

– Скорее же! – понукала Мария, она уже забралась в лодку и вставляла в уключины громоздкие весла. – Скорее, надо отойти, пока нас не разбило об этот дурацкий забор!

Наездница была права, шестую волну ждать явно не стоило. По колено в воде мы ринулись к лодке, дядя Саня с трудом удерживал цепь. Каменные ручищи Марии втащили нас с Анкой внутрь лодки, мы вдоволь покатались по твердому колючему дну, стукнулись головами с тетей Бертой и вместе расхохотались. Мы хохотали, все никак не могли остановиться, а Саня и Мария гребли, наваливаясь, упираясь ногами в выдолбленные внутри лавки, а потом вдруг стало тихо, и в тишине дядя Эвальд произнес:

– Вот вам следы Кинг Конга!

Тогда я выглянул наружу и совсем недалеко увидел железные ворота. Просто мы раньше находились слишком близко, а с берега никак не могли заметить того, что открылось издалека. Нижнюю треть ворот и бревна частокола покрывали глубокие царапины, очень похожие на следы от когтей. А в одном месте дюймовый металл смялся в гармошку, там явно отпечатался чей-то прикус, только клыков у подводного кусаки было не четыре, а восемь.

Вокруг шумели и рычали малиновые водовороты, но прилив уже закончился, море пошло на спад. Лучше бы дядя Эвальд не обращал внимания на отметины чужих зубов, потому что я теперь непрерывно думал, какого размера должно быть животное, если челюсть у него раза в два шире, чем у гиппопотама.

А потом сочащаяся влагой неровная стена утеса поползла вверх, и перед нами открылся перекошенный зев пещеры. А из пещеры, перекрывая ароматы йода, соли и гниения водорослей, приторно запахло смертью.

Я никогда не вдыхал его дух, но сразу догадался. По сравнению с ним клыкастые морские твари были всего лишь дрожащими пиявками. Эти пещеры навещал Тот, кого не называют.

Еще месяц назад я считал существование демонов детской сказкой.

Сегодня мне предстояло самому вызвать Большеухого.