Текст книги "Желание верить (сборник)"
Автор книги: Виталий Вавикин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Гое снился цветущий вишневый сад. Они лежали с Ремси на зеленой траве и голубое небо скромно заглядывало в их влюбленные глаза.
– Нет, – прошептала она. – Не хочу просыпаться.
– Хватит валяться! – прикрикнула на нее бабка. Гое вздрогнула и поднялась в кровати. Мысли были кристально чистыми, но тело отказывалось подчиняться. – Это пройдет, – успокоила ее старуха. Что-то холодное прижалось к руке Гое. Она обернулась. Чернокожая девушка с открытым ртом смотрела на нее мертвенно-бледными глазами. Сердце Гое сжалось. В голубых глазах отразился ужас. – Успокойся! – старуха схватила ее за плечи и тряхнула. – Дыши глубже! – Гое жадно хватала ртом воздух. Черные пятна перед глазами развеивались, исчезали.
– Зак, – выдохнула она, незнакомым голосом. Белые волосы спутались и прилипли к вспотевшему лицу.
– Он спит, – бабка брезгливо покосилась в дальний угол. – Спит и ничего не знает.
– Но я ведь Мидж! – по бледным щекам Гое покатились слезы. – Я Мидж! Мидж! Мидж!
6Чернокожую девушку похоронили тихо и незаметно. День был теплым, и солнце играло в искрящихся водах реки. Губы Ремси целовали новое тело Гое. Он любил. Он хотел ее.
– Ты знаешь, что она любила тебя? – спросила его Гое.
– Кто? – глупо спросил он. Она назвала ему свое прежнее имя. – Не говори ерунды! – скривился он. – Кому нужна любовь этой чернокожей?! – Гое промолчала. – Знаешь, Мидж, Зак мне тут кое-что рассказал…
– Старуха спасла меня, – отрешенно сказала Гое.
– Думаю, будет лучше, если об этом никто не узнает кроме нас, – осторожно предложил Ремси.
– Почему?
– Потому что ты белая. – Он поцеловал ее в губы.
– Может быть, ты и прав, – согласилась Гое.
– Конечно, прав! – Ремси запустил руку под ее футболку, укрыл ладонью маленькую грудь.
– Дай мне время, – попросила его Гое. Он что-то спросил ее о болезни. – Ничего страшного, – успокоила она его. – Мне просто нужно привыкнуть.
– Привыкнуть к чему?
– Я ведь чуть не умерла, – сказала Гое, глядя в небо. – Да и умерла, наверное, если бы не… – она вдруг испытала отвращение к самой себе, к своей бабке, к своему отцу. – Наверное, это все из-за тела, – сказала она самой себе.
– Тела? – опешил Ремси.
– Словно мир встал с ног на голову, и все стало другим, – Гое заставила себя улыбнуться.
– Я все еще здесь, Мидж, – заверил ее Ремси.
– Я знаю, – прошептала она, чувствуя, как он прижимает ее к земле. – Знаю…
История тридцатая (Трутень)
Он встретил ее на улице. Невысокая, промокшая под дождем симпатяшка.
– Он был таким застенчивым, – скажет она своей подруге.
Он отвел ее в свой дом, накормил обедом, уложил в постель.
– Знаешь, сначала он совершенно мне не понравился.
Он предложил ей остаться. Сидел на диване и смотрел, как она смотрит за окно. Такая уставшая и такая домашняя.
– Я долго думала над его предложением. Он казался таким заботливым.
Он сказал ей, что любит ее. Выключил свет и старался быть нежным.
– Я почти не помню тот день. Мы выпили слишком много вина, и он как всегда отвел меня в спальню.
Он помог ей устроиться на работу. Купил пару дорогих тряпок, приладил в ванной шкафчик для женских принадлежностей.
– Я встала на ноги. Стала сама зарабатывать на жизнь.
Она задерживалась, и он ждал ее. Пил пиво и смотрел по телевизору футбол. Иногда один, иногда с друзьями.
– А когда я забеременела, он стал брать сверхурочные.
Он возвращался домой к полуночи, выкуривал на балконе сигарету и ложился спать.
– Я думала, у него кто-то есть. Он не занимался со мной сексом, не отчитывал за неприготовленный ужин.
Он покупал ей фрукты, мыл оставленную на ночь посуду, несколько раз заходил в магазин и присматривал мебель для детской.
– Он говорил мне, что отдает всего себя, а я хотела лишь немного внимания, понимаешь?
Он отдал ей и родившемуся ребенку свой дом, свои деньги, свое сердце.
– Мы отдалялись. С каждым новым днем все дальше и дальше.
Каждый новый день он зажаривал для нее кусочки своего сердца. Сердце на завтрак. Сердце на обед. Сердце на ужин.
– Я хотела вернуться на работу. Хотела снова общаться с людьми.
Он боялся потерять ее. Боялся, что когда-нибудь его сердце закончится.
– Он всегда говорил мне, как много делает для нас с ребенком. Надутый пижон!
Иногда она уезжала к маме. Иногда задерживалась у подруги. Он ждал ее. Ставил на плиту кастрюлю с водой и отваривал свои глаза.
– Он совершенно не замечал меня. Вбивал себе что-то в голову и молчал.
Он зажарил для нее свой язык. Мелко порезал и подал к столу.
– А ведь когда-то он меня был готов на руках носить!
Мясорубка перемолола его кисти, превратив в великолепной фарш.
– Он изменился. Стал жестким. Подозрительным.
Масло шипело на раскаленной сковородке, предвкушая порцию свежего мозга.
– А потом появилась эта баба, и мне все стало понятно!
Он смотрел ей в глаза, но ему нечем было ее почивать.
– Кобель!
За окном кричали кошки, затеяв брачные игры…
Он вылетел из дома в семь тридцать. Ни жены, ни детей. Дом, работа, пара костюмов, новый комплект постельного белья…
Она всегда была трудолюбивой пчелкой. Летала с работы на работу и иногда встречалась с подругами…
История тридцать первая (Любовь в Каире)
1Сначала Махди увидел сцену. Деревянный помост, на котором стояла пара стариков евреев. Прозвучал приговор. Появилась виселица. Пеньковые веревки натянулись…. Но зал молчал. И занавес не спешил скрывать актеров. Нет. Они не выйдут на бис. Никогда уже не выйдут…
Его голос дрогнул. Сон кончился. Нил поглотил стариков, унося их вниз по течению к дельте.
– Хорошая работа, – похвалил его Рашид. Он не ответил. По небритому лицу катились крупные капли пота. Белое солнце слепило глаза. Они сели в машину. Пыль облепила тело. Рашид что-то рассказывал о своей семье. Потом осторожно. Даже как-то вкрадчиво. – А как Софи?
– Софи? – имя показалось ему чужим и незнакомым. Он снова подумал, что спит. Кто-то на заднем сиденье отпустил грязную шутку о французской любви. Рашид рассмеялся.
Они въехали в Каир. Добрались до квартала мусорщиков и дальше, вверх, сквозь гниющие отходы и вонь к кафедральному собору. Копты расступились, пропуская их к костру. Пламя сжирало тысячи книг, отправляя знания черным дымом в безоблачное небо. Солдаты принесли новую партию книг. Священник в белой рясе бросился в огонь, спасая древние истины. Жир зашипел, наполняя воздух запахом горящей плоти.
Махди вырвало. Кровянистая масса, отторгнутая желудком, забрызгала ботинки.
– Что с тобой? – спросил Рашид.
– Наверно жара, – он вытер рот и повернулся к костру спиной. На севере блестели в лучах солнца шпили мечети аль-Азхар.
– Отвезти тебя домой? – предложил Рашид.
– Домой? – Махди посмотрел на костер, и его снова вырвало.
2Рашид остановился недалеко от мечети Амра и проводил Махди до дверей его квартиры. Им открыла женщина с волосами цвета золота и бледно-голубыми глазами. В квартире пахло бобами, кориандром, чесноком и специями. Софи усадила их за стол и подала фуль и круглые лепешки из непросеянной муки. Рашид ел молча, лишь изредка косился на женщину да на пару светловолосых ребятишек снующих по маленькой квартире.
– Надеюсь, когда-нибудь она родит тебе настоящего египтянина, – сказал он Махди, допивая предложенный Софи стакан красного чая. Она молчала. Молчала до тех пор, пока не ушел Рашид. И лишь после спросила мужа на ломанном арабском, как прошел день.
– Я почти забыл о тебе, – признался он, позволяя ей сесть у своих ног. – Почти забыл обо всем.
3Бывший муж позвонил сразу, как только узнал о зафиксированной в Каире вспышке бубонной чумы.
– Все нормально, – сказала ему Софи. – Если бы это было серьезно, то Махди знал бы об этом.
– Ты все еще можешь вернуться, – сказал Жак и справился о здоровье своего сына.
– Махди относится к нему, как к родному, – заверила его Софи.
– Он должен жить в родной стране.
– Прости, Жак.
Она повесила трубку, одела и отвела детей в гамман. В меслюкхе Софи слышала, как женщины разговаривают о «черной смерти». После, на рынке Хан аль-Халили она видела, как хоронят умерших от бубонной чумы людей. Молчаливая процессия несла мертвецов завернутых в саван, а толпа расступалась, прикрывая платками лица.
4Ребенок плакал всю ночь, а утром началась легочная инфекция.
– Скажи мне, что это не чума, – взмолилась Софи, вглядываясь в глаза своего мужа.
– Чумы нет в Каире, – сказал он и ушел на работу. Софи плакала вместе с сыном. С его сыном.
– Нужно проводить плазмафарез, – сказал Жак Софи по телефону.
– Никто не станет делать ему плазмафарез, – сказала она, отчаянно сдерживая слезы.
– Я приеду, как только смогу, – сказал Жак.
– Когда ты приедешь, мой сын будет уже мертв.
– Зато мой сын может быть все еще жив.
5Рашид встретил Жака во втором терминале аэропорта Каир.
– Улетай назад! – прокричал он, перекрывая шум бесконечной очереди и зашелся кровянистым кашлем. – Тебя здесь никто не ждет, – Рашид сунул в руки Жака обратный билет компании «Air France» и ушел.
6Они стояли у могилы Софи и детей. Рашид и Махди. И жаркое солнце играло на шпилях древних мечетей.
История тридцать вторая (Иглы воспоминаний)
1Он все еще пах ее телом. Все еще чувствовал вкус поцелуев. Слышал ее голос, случайные фразы…
Кольщик спросил его, что они значат. «Ничего, – сказал он. – Для вас ничего». А потом долго смотрел, как игла оставляет черный след на его коже…
В памяти стерся тот момент, когда они впервые задумались о чувствах. Возможно, это была лишь случайная встреча, когда никто из ваших знакомых не должен ничего понять. Вы просто проходите мимо, упражняясь в актерском мастерстве безразличия. И никто ничего не замечает. Никто, кроме вас. Это длится лишь мгновение. Всего один удар сердца. Но мира нет. Ничего нет. Затем шаг, и память стирается. Остаются лишь чувства.
2Они стали мифом. Парой, летящей в пропасть. Семьи рассказывали о покупках и отметках в школе. Кольщик научился не задавать вопросов. Комната пропахла потом. И даже время как-то застыло, словно не зная, что делать дальше…
3Он понял, что теряет ее морозным январским утром. Теряет, потому что устал. Нет. Она не уходила от него. Он сам готов был уйти. Готов, пренебрегая осторожностями, словно желая, чтобы тайна, утратила статус тайны. Неужели никто ничего так и не понял, не раскусил их обман? Или же это был действительно миф, который они сами придумали для себя. Что если они существовали только когда были вместе? Без друзей и знакомых? Что если в действительности никогда и не было «их»? Каждый жил своей жизнью, напоминая другому о себе лишь короткими телефонными звонками и недолгими встречами. Кто мог подтвердить существование этой пары? Что было у них общего, кроме непреодолимого влечения друг к другу? Кроме татуировок на руках, да спермы на постельном белье?
Ответа не было. Он видел, ощущал и мог представить ту жизнь, которая у него была раньше. И совершенно обратное мог сказать о том, что было сейчас.
Нет. У них не может быть будущего. Не здесь. Не так. Все забудется. Пройдет, как сон. Абсолютно все.
4Он закрыл глаза, прогоняя воспоминания. Теперь это было лишь прошлое. История, которая никогда не случалась. Не было той комнаты. Встреч. Звонков. И не было ее. Лишь губы предательски помнили те поцелуи, да руки хранили память воздушных волос, скользящих меж пальцев. Жар тела. Вкус пота. Глаза… Слова закончились как-то внезапно, уступив место чувствам.
Нет. Он не искал этой встречи. Не ждал ее. Не надеялся на случайность…. Но все было прежним, даже комната, в которой они так отчаянно любили друг друга. Мягкий свет падал на ее лицо, придавая глазам неестественный блеск. Светлые волосы спадали на плечи. На губах играла улыбка…
Он виновато опустил голову. Одежда зашуршала в тишине. Губы торопливо принялись нашептывать что-то на ухо. Знакомые руки заскользили по телу.
Миф ожил. Ветер шумно перелистывал старую книгу, вырывая из нее листы. Они кружили по комнате, опадая к ногам сплетенной пары…
Он открыл глаза. Ничего. Никого. Лишь фразы на руках, которые остались у него от прошлого. Десятки, сотни, тысячи слов. Они покрывали его тело, становясь историей. И память оживала. Дописывала миф все новыми и новыми подробностями. И не было уже на коже места, куда не добралась бы игла воспоминаний.
История тридцать третья (Милли)
Газеты, телевизор, журналы. Плита, диван, излишек веса.
Милли купила пачку сигарет и любовный роман в мягкой обложке.
Продавец рассказал о рукотворном острове в Тихом океане, недалеко от Понапе, который создали пришельцы.
Пакет с продуктами отправился в холодильник. Новые туфли натерли пару мозолей.
Где-то она читала о том, как размягчить грубую кожу. Кажется там же, было написано о сотворении мира за шесть дней и большом взрыве. Или же об этом рассказывал мальчишка в закусочной, которому она несла поднос с едой?
Милли набрала ванную. По телевизору говорили о весе души, и влиянии погодных условий на рост преступности. В газете Милли читала о том, как мужчина убил свою семью и заявил, что виной всему альфа-волны и плохая погода… В дешевом журнале рассказывали о лазерной хирургии и таблетках от ожирения… Где-то Милли читала о метеорите, который должен погубить Землю и парусе, который хотят развернуть на нем ученые, чтобы солнечный свет изменил его направление…
Милли сменила кошачий наполнитель для туалета. Насыпала в миску корм.
В промежутке между песнями диджей на радио рассказал о черных дырах, пятнах на солнце и временных туннелях…
Старые колготки пришлось выкинуть.
Милли смахнула со стола хлебные крошки в газету с рассказами об эффекте плацебо и болезнях, которые лечатся гипнозом.
Подруга позвонила в шесть и долго рассказывала о новом знакомом, который всю ночь говорил с ней о созвездиях.
– Главное, чтобы любил, – сказала Милли.
Она почистила зубы и легла в холодную кровать.
В любовном романе рассказывалось об ангеле, полюбившем земную женщину.
Мозоли на ногах все еще болели. Может быть, туфли разносятся завтра сами по себе?
Милли закрыла книгу. Кажется, парень в закусочной говорил о работе коллайдера и новом источнике энергии…
Она выключила свет.
В космос запустили еще одни шаттл…
Уже слишком поздно, а завтра снова рано вставать.
Где-то в ледниках обнаружили действующий вулкан и пообещали глобальное потепление…
Милли подумала, что нужно не забыть по дороге на работу зайти в аптеку и купить пластырь, чтобы залепить мозоли…
Кто-то говорил о клонировании и что овцу Долли пришлось усыпить… Кто-то говорил о лекарстве от рака и процессах старения…
За стенкой снова орал телевизор…
Милли лежала, закрыв глаза, и пыталась уснуть. Она слишком устала, чтобы думать обо всем этом…
История тридцать четвертая (Вспышки на солнце)
Двенадцатого августа 2003 года, на высоте 65 метров над уровнем моря, за 15 минут до полудня, в единственном городе, достойным быть побратимом Рима, на улице Риволи, что недалеко от Лувра, появился сгорбленный старик. Рядом с ним на черном кожаном поводке шла старая свинья йоркширской породы.
– Подождите! – остановил старика Бернард Бонне. – Эта свинья… – он смутился, разглядывая выцветшую татуировку на спине животного.
– О! – проскрипел старик. – Это очень необычная свинья!
– Меня больше интересует татуировка, – сказал Бонне, расстегивая пропитанный потом ворот рубашки.
– И татуировка тоже необычная, – согласился старик. – Помню, Уильям очень гордился этой работой… Очень гордился…
– Уильям?! – оторопел Бонне. – Уильям Макдональд?! – он промокнул платком вспотевший лоб.
– Это был его подарок, – сказал старик, кивая головой. – Хотел сделать его на моей спине, но я тогда был еще слишком мал, поэтому пришлось выбрать свинью.
– Но ведь ей должно быть не меньше восьмидесяти лет! – недоверчиво воскликнул Бонне. – Как такое возможно?!
– Я же говорю, это очень необычная свинья.
– Необычная… – Бонне заворожено сравнивал отличия. Нет, почерк был тот же. Рука мастера запечатлела шедевр на животном. Те же линии, цвета, особенности. – Если то, что вы говорите – правда, то ваша свинья должна стоить целое состояние!
– Истинная правда, месье, – склонился старик. Впервые за время разговора, Бонне посмотрел на своего собеседника. Грязные потертый плащ, щетина, гнилые зубы, стоптанные ботинки.
– Продайте мне ее, – сказал Бонне.
– Продать?! – опешил старик. Бонне достал бумажник.
– Сколько вы хотите?
– Я не могу…
– Сто франков.
– Но, месье…
– Пятьсот.
– Вы не понимаете! – затрясся старик. – Эта свинья не принадлежит мне!
– Не принадлежит вам? – Бонне снова промокнул вспотевший лоб. Сколько может стоить этот рисунок? Десятки? Сотни тысяч? – А кому она принадлежит?
– Жене.
– Жене? Вы подарили свинью жене?!
– Именно так, месье, – старик плотнее запахнул свой плащ.
– Отведите меня к ней, – сказал Бонне.
– Вы, правда, этого хотите, месье?
– Да, черт возьми! Я, правда, этого хочу!
Они шли по улице Ришелье к отелю Пьемонт, а солнце над их головами продолжало раскалять воздух.
– Вам разрешают держать в номере свинью?! – спросил Бонне, когда они вошли в холл отеля.
– Всего лишь домашнее животное, – сказал старик, вызывая лифт.
В двухместном номере было темно и прохладно. Тяжелые шторы задернуты. Кровать заправлена. Бонне перешагнул через порог и остановился. Молодая женщина в черном вечернем платье, украшенным диадемой, смотрела на него своими серыми глазами. Короткие темные волосы спадали на плечи. Длинные ноги обнажены в дерзком вырезе подола.
Старик представил их.
– Можете называть меня Морель, – сказала она. Старая свинья деловито пересекла комнату и улеглась у ее ног. – Значит, вы хотите купить у меня свинью? – спросила Морель, поглаживая животное.
– Откуда вы узнали?! – опешил Бонне.
– А разве нет? – она закурила. Тонкая длинная сигарета в черном мундштуке. Бонне вспомнил о старике. Посмотрел на кровать. Как такая женщина может быть его женой? – Так вам нужна свинья или нет? – поторопила его Морель.
– Не свинья, – признался Бонне. Посмотрел на рисунок Макдональда и попытался подобрать слова.
– Ее кожа? – помогла ему Морель. Бонне кивнул. – И вы готовы ждать, когда она умрет?
– Ждать?
– Свинья прожила восемьдесят лет.
– Это долго, – согласился Бонне.
– Очень долго, – Морель опустилась на колени. – Видите эти складки? – Бонне подошел ближе. – Когда кожа пройдет соответствующую выделку, будет покрыта лаком и вставлена в рамку, рисунок станет более целостным.
– Думаю, да, – согласился Бонне.
– Тогда сделайте это, – сказала Морель. – Убейте свинью и сдерите с нее кожу.
– Здесь?!
– Почему бы и нет? – она протянула ему тонкий изогнутый нож. – Возьмите.
– Я не могу.
– Это не сложно, – Морель взяла его за руку и потянула к себе, заставляя опуститься на колене возле свиньи. Бонне видел, как вздымается ее грудь. Видел проступавшие сквозь ткань соски. – Либо сделайте это сами, либо уходите, – она вложила ему в руки нож. Холодная рукоятка обожгла кожу. – Яремная вена вот тут… – кровь брызнула, заливая им лица. Теплая. Красная. Свинья забилась в агонии. – Теперь срежьте кожу, – сказала Морель. Она держала Боне за руку, направляя его. Запах свиной крови смешивался с ароматом ее духов, с теплом ее дыхания. – Возбуждает, правда? – пошептала Морель. Их руки… их сплетенные руки раздирали свиную плоть, отделяя кожу от мяса. Бонне вспомнил о старике. – Забудь о нем, – сказала Морель, освобождаясь от одежды. – Он любит смотреть. Только смотреть, – свиная кожа упала на пол мягким любовным ложем. Пот обагрил окровавленные тела. Жаркий, соленый пот…
Толпа склонилась над умирающим человеком.
– Господи! Он не дышит! – закричала женщина.
– Кто-нибудь отнесите его в тень!
– Уже слишком поздно…
Солнце продолжало нещадно раскалять город.
– Пойдем, – сказал старик свинье. – В мире есть куда более интересные вещи, на которые стоит смотреть.
И Бонне подчинился.
История тридцать пятая (Обратная сторона)
Мы спускаемся вниз. По узким лабиринтам каменных стен. Плывем под затопленными сводами, преодолевая тоннели. Местные ныряльщики говорят, что видели здесь мощеные дороги и разрушенные мосты. Японцы уверяют, что находили гробы из платины.
Ниже. Еще ниже. Словно в центр земли. Туда, где не существует вопросов. Туда, где ответы теряют свое значение. Никто уже не помнит, как долго мы спускаемся. Никто не знает, сколько воздуха осталось в кислородных баллонах. Лишь тьма. Вселенский мрак. Внизу. Вокруг. Внутри.
Дышать!
Белые стены обиты войлоком. Инъекции повторяются каждые два часа. Никто не верит нам. Никто не слушает нас.
Нужно вернуться. Нужно узнать: кто мы, откуда мы.
Тайны зовут нас. Назад. К островам. Сквозь мрак и упорядоченный хаос вселенной. Мы видим миры. Видим других созданий.
И снова инъекции. Каждые два часа.
Врачи говорят, что мы скоро умрем. Взвешивают наши тела до смерти и после нее. Считают разницу. Говорят, что нашли вес души.
– Скоро все кончится, – говорят нам создания из света. – Некого будет взвешивать. Некому делать инъекции.
Мы, как солдаты, которых заставляют совершать марш бросок по территории, где час назад проводилось испытание ядерной бомбы. Наука насилует нас бесконечным прогрессом. Ставит эксперименты и выбрасывает на свалку времени.
Мы – пушечное мясо. Инструмент ученых, политиков и средств массовой информации.
И мы кричим об этом. Кричим во все горло. Но всегда есть инъекции. Каждые два часа…
