Текст книги "Желание верить (сборник)"

Автор книги: Виталий Вавикин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

История девятая (Забавы богов)

Корабли уплывают, оставляя на берегу горстку провожающих людей. Шлейф на воде тянется к горизонту. Славий смотрит, как садится солнце. Жарко. Мокрая туника прилипает к телу.

– Они не вернутся, – говорит еврей.

Славий сплевывает себе под ноги и втирает слюну в песок. Впереди океан. За спиной непроходимые джунгли. Никто не сможет отказаться. Никто не сможет разорвать контракт. Все уже заплачено вперед.

Талия будет ждать. Славий не верит, что она дождется, но знает, что будет надеяться. Дочь работодателя никогда никого не любила. Никого кроме Славия. Он проверяет оружие. Рюкзаки с амуницией лежат на раскаленном солнцем песке. Скоро взойдет луна, и хищники выйдут на охоту. Жизнь бедных – это забавы богатых.

– Нужно разбить лагерь, – говорит еврей. Славий соглашается. Их проводник, индеец наваха, уходит в непроходимые заросли и говорит, что здесь будет опасней, чем им говорили. Славий знает, что таким, как наваха не ведом страх. Никому из собравшихся здесь не ведом страх. Никому, кроме Славия. Он хочет вернуться. Ему есть, что терять. Дочь работодателя ждет его. Ждет, потому, что она так сказала.

– Вернись. Слышишь? Вернись обязательно!

Славий не верит, но хочет надеяться. Она плачет и говорит, что впервые нашла родственную душу.

– Я убийца, – говорит ей Славий. А она снова говорит про родственные души. Талия. Славий гладит ее волосы. За последние десять лет, она стала первой женщиной, к которой он смог прикоснуться. Тюрьма сделала его грубым. Непослушные пальцы пытаются вспомнить, что значит ласкать женщину. Талия прощает ему неловкость.

– Ты сделаешь это ради меня? – спрашивает она. Славий жадно вдыхает запах ее тела. Оно пахнет морем. Оно пахнет свободой.

– Я сделаю это ради себя, – отвечает он.

Тюремная охрана велит ему собираться. Его ведут по узкому коридору. Люди в камерах напоминают животных в клетках. Они кричат, жгут бумагу и выбрасывают ее в проход. Прошлая жизнь не вернется. Славий лучше умрет, чем позволит прошлому, захватить себя и вернуть назад. На выходе охранник высыпает ему из конверта его вещи. Бумажник, кольцо, цепочка.

– Кольцо можешь оставить себе, – говорит ему Славий. Жена давно уже спит с другим. Охранник крутит кольцо в руках и говорит, что сможет продать его за неплохие деньги. – Делай, что хочешь, – отвечает ему Славий.

Талия ждет его на улице. Ветер треплет ее длинные волосы, и Славий не знает, чему он рад больше – красоте Талии, или этому ветру, о котором он уже успел забыть…

Луна выплывает на небо. Поэт читает стихи. «Что за чертова компания?» – думает Славий. Рядом с ним пара головорезов точит ножи. Их язык не понятен ему. Он может лишь догадываться, о чем они говорят. Судя по хищным взглядам – поэт им не нравится. Возможно сегодня, когда он уснет, они перережут ему горло. Он станет первым слабым звеном. Проводник что-то кричит. Славий пытается разобрать, о чем говорит индеец.

– Он молится, – говорит Кирилл. Славий закуривает – старые привычки всегда возвращаются. Он все еще думает о Талии, но уже к этому добавляется голос из прошлого. Люди должны страдать. Люди должны страдать…

– Никто не выживет, – шепчет ему Кирилл. Славий смотрит на него и говорит, чтобы он заткнулся. Этот остров убьет их всех. – Мы сами убьем себя, – говорит ему Кирилл.

Ветер раскачивает кроны высоких деревьев.

– Какая твоя история? – спрашивает Славий. Кирилл смотрит на него и говорит, что такая же, как и у всех.

Кто-то кричит о том, что пора спать. Костры горят. Шумит океан. «Насколько велик этот остров?» – думает Славий, засыпая…

Когда наступает утро, поэт все еще жив. Сбежал проводник. Поэт сочиняет оду о трусости. Головорезы точат ножи. Перед тем, как двинуться в путь, нужно выбрать лидера. Славий думает о головорезах и снимает свою кандидатуру.

– Я поведу вас к звездам! – говорит поэт. Японец бьет его по лицу и говорит, чтобы он не путался под ногами. Головорезы поднимаются и идут к японцу. Кхык. И японец уже не вернется из этого путешествия. Никто больше не хочет быть лидером. Два головореза сморят друг на друга. Они хотят стать вожаками этой своры, но они не хотят убивать друг друга.

– Эй, поэт! – кричат головорезы. Поэт не слышит их. Он усиленно копает яму возле кромки воды, ложится в нее и начинает закапывать себя, говоря, что он человек маленький и ему много не надо. Головорезы вытаскивают его из убежища и говорят, что теперь он их лидер. Никто не возражает. Никто кроме поэта.

– Расскажи про звезды, – говорит ему один из головорезов. И поэт робко начинает читать свои стихи…

Они сворачивают лагерь и отправляются в путь. Кирилл идет первым. Ему доверили мачете, и он прорубает в зарослях дорогу. Кто-то кричит. Славий оглядывается, но никого не видит. Вот и первая потеря. Остров заберет их всех. Десяток мужиков и поэт идут дальше. Змеи свисают с деревьев. Птицы вылетают из-под ног. Диковинные животные разбегаются в рассыпную. И вот первый пункт назначения – деревня. Кирилла отправляют в разведку. Он подползает к домам и удивляется, насколько хорошо дикари научились строить. Все идеально. Словно сошло со страниц каких-то комиксов. И дикари. Они совсем не похожи на дикарей. Головорезы предлагают вырезать всю деревню. Мужчин съесть, а женщин изнасиловать и превратить в рабынь. Поэт говорит, что он вообще-то за мир, но в сложившейся ситуации не видит другого выхода, кроме как последовать примеру головорезов. Все снимают тяжелую амуницию и нападают на деревню. Странно, но дикари сбежали. Американец достает из рюкзака флаг и вешает его на самую высокую хижину. Монгол идет к колодцу, зачерпывает воду и начинает жадно пить. Его умиленное лицо кривится. Он падает и начинает корчиться от боли. Вода отравлена. Китайцы капают могилу и хоронят его по какому-то древнему социалистическому обычаю. Головорезы говорят, что надо идти дальше. Кирилл снова прокладывает путь в джунглях.

Дикари идут следом. Кричат и пугают тех, кто напал на их деревню.

Джунгли становятся все более густыми. Провиант заканчивается. Головорезы решают тянуть жребий, чтобы определить, кто должен будет отказаться от своего пайка. Жребий указывает на китайцев. Они коммунисты и им легко думать о народе…

Организаторы шоу наблюдают. Талия сидит рядом со своим отцом и смеется. Славий хочет ее. Головорезы хотят денег. Они с отцом поспорили, что победит: страсть или жадность. Слуги наливают им в стаканы вино.

– Все еще только начинается, – говорит Талия.

Ее отец улыбается. Раньше побеждал он. Но на то Талия и его дочь, чтобы рано или поздно стать достойной продолжательницей рода.

– Когда-нибудь победишь и ты, – говорит он.

Талия грустно и тяжело вздыхает. Она знает, что победа случится не сегодня. Не в этот раз. Знает, но надеется. Надеется и знает, что надежда в этом мире ничего не стоит. Лишь только деньги и сила.

– Ты моя умница! – говорит ей отец и целует ее в лоб. У нее еще будет своя победа. И поэтому Талия улыбается.

История десятая (И таяли реки)

Снег выпал в среду, а в пятницу на небе появилось летнее солнце. Началась капель. Лед сошел с рек. Обнажившиеся поля зазеленели сорной травой, стыдливо прикрывая свои вспаханные тела. И все это в разгар зимы!

– Странно как-то, – сказала женщина.

– Что странно? – спросил мужчина, сжимая в руках ее бедра.

– Все это, – женщина выдохнула. Мужчина улыбнулся. За окном трудолюбивая семья, вооружившись садовыми принадлежностями, обхаживала свои немногочисленные яблоневые деревья.

– А если ты снова уйдешь? – спросил мужчина.

– Не думаю, что это из-за нас, – улыбнулась женщина. Кровать предательски скрипнула. Солнечный луч ослепил глаза. – Ой!

– Что с тобой? – спросил мужчина.

– Ничего, – женщина поцеловала его.

– Все это похоже на игру, – сказал мужчину.

– Вся эта зима похожа на игру, – сказала женщина.

– Я имею в виду нас, – сказал мужчина.

– Это был очень хороший год, – сказала женщина.

– Так ты останешься со мной? – спросил мужчина.

– Если только реки не покроются льдом ежесекундно.

А где-то высоко, на небе два влюбленных бога в крылатой колеснице обнимали друг друга под нескончаемое пение купидонов.

– Посмотри, что мы сделали! – говорила она.

– Всего лишь растопили лед, – говорил он.

– Нам нужно расстаться, – настаивала она.

– Лишь пять минут, – настаивал он.

– Всего до лета, – шептала она.

– Так много правил, – шептал он.

И замерзали реки…

История одиннадцатая (Обманутый грифон)

Канувшие в века времена инквизиции, чинимых церковью гонений и охоты на ведьм…

Тонкие длинные пальцы изящной, но мужской руки открыли небольшую книгу, с затянутой в красную кожу обложкой, обнажая серые страницы дорогой бумаги. Ровные правильные буквы, которые может выписывать только лишь женщина, поплыли перед глазами чернильными строчками, повествуя о мыслях и отрывках из жизни написавшего их человека.

Страница первая

Я смотрю на него и понимаю, что не могу больше следовать своей вере, своему долгу. Он открыл мне глаза, показал мир с другой стороны, нежели я привыкла смотреть на него. Я не могу следовать за ним, но я могу попытаться исправить ошибки, заблуждения, которые вели нас, заставляя чинить то, за что потомки, возможно, проклянут нас. Я должна поговорить с Люцием, должна все объяснить ему. Он мудрый, он сможет понять.

Страница вторая

Почему Люций отказался принять меня? Его наместник сказал, что его нет, но я знаю, что это не так. Я шла по улицам города и слышала, как люди выказывают свое недовольство политикой церкви. Пока они делают это шепотом, оглядываясь за спину. Я видела, как плачет женщина, держа на руках больного ребенка, стоя возле опечатанных крестом дверей дома лекаря-еретика, а проходящие мимо люди смущенно отводят глаза. На рынке продавцы специй прячут свой товар, поверив в необоснованные слухи о том, что эти травы запрещены церковью. Уличные труппы сворачивают повозки, отменяя представления.

Страница третья

До казни Бериллия осталось два дня. Я прошу охранника оставить меня с ним наедине. Жду, когда за спиной закроется железная дверь. Его карие глаза кажутся мне в полумраке почти черными. Он может ненавидеть меня. Он должен ненавидеть меня.

Страница четвертая

У меня трясутся руки, и бешено колотится сердце. Я не смогла позволить сжечь книги Бериллия. Я выкрала их. Они должны служить людям, а не греть им руки своим погребальным костром.

Страница пятая

Люций снова отказался принять меня. Я думала о том, что скажу ему, всю ночь. Бессонница заставила меня открыть одну из книг Бериллия и прочесть. Не могу отделаться от ощущения, что это он прочел мне ее вслух. Я видела его лицо, глаза, слышала его голос. Его устами говорит мудрость, а не дьявольский соблазн. Я чувствую, что должна увидеть его еще раз, встретиться с ним взглядом, попросить прощения.

Страница шестая

Наша жизнь не принадлежит нам. Наша вина лишь в том, что мы пытаемся служить во благо людей. Я повторяю эти строки снова и снова. Что это? Его прощение или проклятие? Когда я впервые увидела его, он сказал, что служит во благо людей. Теперь он сказал это о нас. Я стала частью него. Зачем я выкрала его книги? Лишь в его руках эти знания обретают силу. Кто, как ни он должен владеть ими. Кому, как ни ему, я смогу передать их, зная, что он использует полученные знания во благо?

Страница седьмая (продолжение написанного на шестой странице)

Впервые за долгие годы я плачу. Я не смогу жить с мыслью о том, что он нашел свою смерть на костре для еретиков, а я смотрела, как он горит, и ничего не сделала. Если бы сейчас можно было вернуться назад, рассказать ему обо всем, предупредить, умолять, если будет нужно, чтобы он спасся, сбежал туда, где люди будут более мудры, где его оценят, где его знания принесут благо. Если бы сейчас проникнуть мимо спящей стражи к нему, упасть на колени к его ногам. Неужели я могу для него сделать только лишь это?

Страница восьмая

О, мудрый, Люций, прости меня! Ты можешь обвинять меня, но помни, я служу во благо людей. Прости, если оказалась недостойной ученицей. Прости, если поняла твои слова неверно. Прости за своеволие, но время не оставило мне другого выбора. Прости и если можешь, выслушай меня. Я была на улице. Я видела глаза людей, наполненные страхом, и страх этот несем мы. Теперь я понимаю это. Ты всегда учил меня, что жизнь людей превыше всего, и я старалась следовать этой истине. Не отступлю я от нее и сейчас.

Страница девятая (Почерк становится неровным)

Теперь я знаю, что чувствовал Бериллий, находясь в заточении. Я не боюсь смерти, ибо не считаю себя виноватой. Я должна была остаться. Спасибо тебе, Люций, что позволил мне провести последние дни в темнице Бериллия. Я вспоминаю о нем, вижу его свободным. Помнишь, как ты познакомил меня с ним? Сейчас я думаю, что это не было случайностью. Кто, как ни я могла исполнить твои мудрые планы, о, учитель. Мы живем во благо народа. Теперь, я как никогда понимаю эти слова. Верю, что не разочаровала тебя.

Страница девятая (чуть ниже выше написанного)

Навеки верная тебе. Твоя ученица.

Тонкие длинные пальцы изящной, но мужской руки закрыли небольшую книгу, с затянутой в красную кожу обложкой. Люций подошел к окну, глядя на беснующиеся толпы людей внизу. Казнь смелой женщины, спасшей от неминуемой смерти великого лекаря, переполнила чашу терпения. Скоро обезумевшие люди ворвутся в покои, чиня самосуд над своими тиранами, свергая пережитки прошлого. А после, когда радость от долгожданной свободы перестанет кружить им голову ликованием, начнется новая эра правления, где гонения на науку, сменятся научными достижениями и открытиями, но, к сожалению, это время наступит еще очень не скоро и много светлых умов падет за свои идеи.

Дверь в покои Люция затрещала под тяжестью навалившихся на нее тел.

Наша жизнь не принадлежит нам. Наша вина лишь в том, что мы пытаемся служить во благо людей.

– Ты все правильно поняла, моя девочка, – произнес Люций, глядя в голубое небо, а еще через секунду, толпа обезумевших людей ворвалась в его покои.

История двенадцатая (Утроба)

1

Двери монастыря закрылись, оставив за спиной Риты и Константина декабрьскую вьюгу. До нового года оставалась пара дней, но церковная елка была уже наряжена. Она стояла в центре просторного помещения, окруженная подсвечниками и молчаливыми иконами.

– Здравствуйте! – матушка Ольга раскинула руки, заключая в объятия Риту. – Замерзли, наверное?

– Ничего страшного.

Константин, молча, наблюдал, как Рита стряхивает с одежды снег.

– До нас не просто добраться, – продолжала ворковать матушка. – Но от этого результат будет более желанным.

– Думаете, у нас получится?

– Не вы первые, кто приходит сюда. Эти стены созданы, чтобы творить добро. Пойдемте, я напою вас горячим чаем.

Они прошли в столовую. За длинными столами могли разместиться десятки людей.

– Сколько вас живет здесь? – спросил Константин матушку.

– Сколько бы ни жило, все мы дети божьи, – сказала она и снова заворковала возле Риты.

Чуть позже Ольга отвела гостей в отведенную для них комнату.

– Когда я смогу увидеть отца Виталия? – спросила ее Рита.

– Он будет к ужину.

– Очень бы хотелось с ним поговорить.

– Конечно, – матушка взяла Риту за руку и улыбнулась. – Все в руках божьих.

2

Ужин был более чем скромным. Сидевший за столом напротив Константина мальчишка лет восьми строил мордочки.

– Если бы ты был моим сыном, я бы надрал тебе уши, – сказал ему Константин, устав от этих кривляний.

Мальчишка засмеялся, и мимика его лица стала еще более изощренной. Теперь к нему присоединились еще двое.

– Они всего лишь дети, – сказала Рита.

Константин кивнул. Отец Виталий поднялся из-за стола и отошел в сторону. Маленькая девочка, держа его за руку, на что-то жаловалась. Он внимательно слушал ее, кивая головой. Странное лицо, думал Константин. Вытянутый, лысеющий череп, узкие глаза, женственный рот.

– Я оставлю тебя ненадолго.

Константин смотрел, как Рита и отец Виталий уходят. Это будет последняя попытка. Твердо решил он. Если Рита не забеременеет и сейчас или снова будет выкидыш, то он больше не будет даже пытаться. Строивший рожицы мальчишка перегнулся через стол и насыпал Константину в чай соли.

– Ах, ты, засранец! – Константин поймал его руку.

– Пусти! – мальчишка принялся разгибать мужские пальцы. У него были сильные руки для ребенка.

– Пусти его!

Еще несколько детей пробравшись под столом, начали бить кулачками ноги Константина. Он схватил одного из них за ухо.

– Черт! – Константин отдернул руку, глядя на глубокие царапины, оставленные детскими ногтями.

– Что с вами? – подняла на него глаза матушка Ольга.

– Дети, – он заглянул под стол, но там уже никого не было.

– У вас кровь, – она указала ему на его руку. – В вашей комнате есть бинты. Сходите и перевяжите рану. Дети не должны видеть кровь.

3

– Я ей не нравлюсь, да? – спросил Константин, когда Рита вернулась в их комнату.

– Кому?

– Ольге.

– С чего ты взял?

– Она… Они все так смотрят на меня, словно я здесь чужой.

– Мы оба здесь чужие.

Рита легла на кровать и начала массировать виски.

– Я не хочу, чтобы все снова повторялось.

– Постарайся не думать об этом.

– Я пытаюсь.

– Отец Виталий сказал, что завтра будет служба, а после мы сможем исповедаться.

– Это еще зачем?

– Чтобы мы зачли ребенка очищенными.

– Я никогда этого не делал.

– Возможно, поэтому у нас и нет детей.

4

Коптившая лампада слабо освещала икону в углу комнаты. Константин поднялся на ноги. Он был один здесь. Каменный коридор проглотил эхо его шагов где-то в своей утробе. Тяжелая дверь, возле которой остановился Константин, была закрыта.

– Кого держат в этом подвале? – спросил он закрытую дверь, слушая доносившееся из-за нее рычание.

– Вы не должны здесь находиться, – услышал он голос матушки Ольги за спиной.

– Я искал Риту.

– Она с отцом Виталием.

– Могу я вас спросить?

– О чем?

– Этот монастырь… Я не вижу никого кроме детей.

– Вас смущает детский дом при церкви?

– Так у них нет родителей?

– Есть, но они решили оставить их. Вам не стоит разгуливать здесь ночью.

– Тогда отведите меня к жене.

– Она придет к вам, как только освободится.

5

Константин смотрел прямо перед собой. Ходившие мимо люди смущали. Шум паствы сбивал с мысли.

– Эта девушка, всегда говорила, что родит мне ребенка, – выдавливал он из себя признания.

– Вы были близки с ней?

– Более чем. Ради нее я был готов оставить Риту.

– Ты сделал правильный выбор. Таинство брака священно, – руки священника осторожно легли Константину на плечи. – Наклонись, я отпущу тебе грехи.

Он что-то зашептал.

– Если сейчас ничего не получится, то я вернусь к ней, – сказал ему Константин.

– Господь прощает тебя.

6

Стоя в стороне, Константин наблюдал, как отец Виталий исповедует его жену. Она рассказывала о чем-то слишком долго. У женщин всегда много секретов.

– Я не пойду на ужин, – сказал ей Константин, когда они вернулись в отведенную для них комнату.

Он попытался поцеловать Риту, но она отстранилась.

– Позволь моим губам побыть еще немного чистыми.

Открылась дверь и вошла матушка Ольга.

– Отец Виталий хочет видеть вас, – сказала она. – Обоих.

– Обоих? – растерялась Рита.

Они шли по коридору.

– Могу я узнать, что ты делала вчера у него ночью? – спросил ее Константин.

– Разве это важно для тебя?

– Ты все еще моя жена.

– Я думала, ты оставил ревность за этими стенами.

7

Отец Виталий стоял возле окна. К пронзительному завыванию ветра добавлялся дребезг стекол.

– Я долго думал о том, что ты рассказала мне на исповеди, – сказал он, обращаясь к Рите.

– Нам обязательно говорить в присутствии мужа?

– Он должен узнать, а затем либо уйти, либо смириться с твоим решением.

– Что я должен знать?

– Ребенок, которого твоя жена сможет зачать в этих стенах, не будет принадлежать тебе.

– Что это значит?

– Не строй удивленное лицо, – скривилась Рита. – Ты прекрасно понимаешь, что это значит. Если я не могу зачать ребенка от тебя, то я сделаю это кого-нибудь другого. Я хочу стать матерью, Константин.

– Теперь оставь нас, – сказал ему отец Виталий. – Матушка Ольга проводит тебя.

– Я…

– У тебя будет время подумать.

8

– Ты хотела забеременеть от него, да? – спросил жену Константин, когда она вернулась.

– Нет, – ее голос был тверд. – Он всего лишь очистит мое чрево. Остальное сделают другие.

– Я не смогу полюбить этого ребенка.

– А тебе и не нужно будет, – она села на кровать рядом с ним. – Я оставлю его здесь, в этих стенах и буду лишь изредка навещать. Он найдет здесь друзей и семью. Отец Виталий вырастит их всех, как своих детей и отправит в мир.

– Эти дети…

– Ты хочешь спросить, все ли они были зачаты подобным образом? Я не знаю. Разве это имеет значение?

– Для меня имеет значение то, что хочешь сделать ты.

– Я уже это сделала. Почти сделала. Завтра ночью я смогу зачать.

– Мы все еще можем уехать.

– Нет. Я, по крайней мере. Женщина создана для того, чтобы дарить жизнь. С тобой или без тебя. Я не прошу понять. Ты мужчина, ты этого не сможешь. Я прошу тебя, принять решение.

– Я буду ждать тебя дома.