Текст книги "Коготь динозавра"

Автор книги: Виталий Коржиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

МЕЧТА СТАРОГО МАСТЕРА

Василий Григорьевич не собирался уклоняться ни от каких приключений. Напротив, он очень хотел прокатиться на верблюде. Но, уступив место женской команде, отошёл за угол дома и подсел к маленькому седому старичку, который что-то напевал и водил ножичком по странному предмету.

Василий Григорьевич стал присматриваться.

В руках у старика вращался обыкновенный козий рог, но то, что делали с ним маленький резец и сухонькие руки, было занятно… В самом низу, на основании рога, с одной стороны были вырезаны горы, юрты, с другой – голова верблюда, а рядом – голова коня.

Фигурки были похожи на знакомые сувениры, которые увидишь порой и на прилавке. Но нож старого мастера выделывал такие завитки, что из-под него вдруг возникали живые серебристые шерстинки, и через мгновение по живому боку вилась уже целая прядь. Казалось, животные дышат и только на какой-то миг сдержали дыхание. Головы их были повёрнуты кверху, и глаза весело смотрели в небо, будто кого-то, давно знакомого, спрашивали по-свойски: «Ну как там, в небе? Всё в порядке? Хорошо?»

Вся верхняя часть рога изображала могучий вихрь, который возносил над стадами, над юртами, над пустыней какой-то стремительный предмет.

Старик, улыбаясь, поглядывал на гостя и продолжал аккуратно водить ножичком по рогу.

– Василий Григорьевич! – Коля наконец нашёл его и хотел позвать к машине, но, увидев рог, остановился.

За Колей на своей лошадке появилась хмурая Цагцурэн. Она кивнула головой за угол: «Ждут!», потом нагнулась к старику, показала нагайкой сперва на фигурку, потом на Василия Григорьевича: «Подари».

Старик развёл руками: «Кто дарит недоделанную работу?»

Наконец все собрались у машины. Отец Баты протянул Коле конверт, на котором рядом с обратным адресом было написано знакомым почерком: «И. Давыдов», похлопал по тельняшке сына и спросил, поглядывая на солнце – оно было уже высоко:

– Так куда?

– На Байн Дзак! – сказал Церендорж.

– О, Бата знает! – кивнул председатель. – Там динозавры были. – И вдруг, вспомнив, сказал: – Там один шофёр – как Бата – нашёл целую груду яиц!

– Груду? – недоверчиво спросила Людмила Ивановна и вытянула руки, будто держала инкубатор, из которого высовывали на свет головы десятки будущих динозавров.

– Баирта! – закричали ребята.

– Баирта! – закивали старики, замахали руками, и коричневые лица залучились лёгкими морщинами.

Позвенел колокольцем на прощание серебристый верблюд.

Повернулись, как юлы, юрты.

Прошумели морями гобийские табуны.

Бата уже выезжал на каменистую равнину, когда к машине подскакала Цагцурэн, за которой всё бежал верблюжонок. Она нагнулась и отдала Бате бинокль – старый бинокль танкиста Давыдова.

Потом заглянула в машину, протянула какой-то завёрнутый в шерстяную тряпицу предмет Василию Григорьевичу и, махнув плёткой, повернула коня. Но Бата остановил её, снял с запястья часы и положил ей в руку: «Носи!»

Девочка вскинула счастливые глаза, засмеялась и, махнув плёткой, пришпорила коня.

Бата посмотрел вслед, тоже засмеялся:

– Сразу выросла! – и быстро погнал машину.

Тогда и Василий Григорьевич развернул тряпицу и тихо охнул. Это был подарок старого мастера – козий рог.

Весело была повёрнута над пустыней верблюжья голова, по-свойски косил глазом в небо мохнатый гобийский конек. А над юртами, над горами, над Гоби взлетал вверх из завитков козьего рога лёгкий космический корабль.

– Монголия! – сказал Церендорж, постучав пальцем по рогу.

Коля, глядя на него, вдруг улыбнулся тому, что даже на такой древней дороге среди пустыни становятся обычными совсем необыкновенные вещи.

АЛЫЕ СКАЛЫ БАЙН ДЗАКА

Дорога между тем продолжалась. Солнце раскалило плато. Но никаких видений и духов на этот раз в жаркой дымке не было. Лишь маленький бензиновый душок всё ещё приплясывал и раскачивался над радиатором.

А каждому хотелось что-нибудь увидеть: долгожданный Байн Дзак был где-то рядом. И Светка спросила у Баты:

– А можно взять бинокль?

Генка схватил его первым и тут же получил лёгкий подзатыльник. Он повернулся к Светке:

– Ты что?

Но наткнулся на взгляд Людмилы Ивановны.

– Ты думаешь, если ты сын академика, так тебе всюду можно скакать задом наперёд? – сказала Светка.

– Во-первых, подзатыльник не педагогический метод. А во-вторых, откуда ты взяла, что мой отец академик?

– Так ты же сам сказал!

– Ха! В работе – да, академик! А так – шофёр московского такси!

Экипаж весело рассмеялся, а Людмила Ивановна всплеснула руками:

– Ну, это академическое дитя!

«Газик», словно почувствовав на борту ещё одну родственную душу, запрыгал быстрей по горячей равнине. Он, как машина времени, летел из настоящего в прошлое. Из-под колёс бомбочками вылетали камни, шелестели сухие стебли полыни и саксаула да кое-где, глядя вверх, белели мёртвым блеском верблюжьи черепа. Теперь они уже начинали розоветь: в небе появились вечерние перистые облака.

Вика дождалась очереди, посмотрела в бинокль и вздохнула: «Ничего…»

И вдруг среди ровной степи Бага резко повернул руль.

Колёса прошли над краем обрыва. И прямо под боком, справа, покатился вниз бесконечный, как море, откос, а по пескам на дно побежали сизые кустики саксаула…

Солнце быстро погружалось в горизонт. Всё вокруг затлелось: лица, тельняшки Василия Григорьевича и Баты, белые Генкины волосы. А в чёрных волосах Церендоржа вспыхнули зловещие искры.

Алыми стали песок, травы, шевелящиеся насекомые. И камни вдали горели алым холодным светом.

Как будто всё вокруг превращалось в жуткую марсианскую пустыню. Воздух впадины словно наполнился алой влагой…

«Газик» пробежал ещё сотню шагов – и внизу, на дне котловины, вспыхнули и задышали сильным, но умирающим жаром массивные, древние, как ящеры, скалы.

Они поднимались умирающими островами одна к одной и всё ещё выбрасывали изнутри последнее древнее пламя.

– Байн Дзак! – сказал Бата и качнул головой, будто хотел стряхнуть жаркие искры. Но уйти от этого огня было некуда. Весь мир. всё это страшное древнее дно уже тонуло в океане гобийского заката.

Лучи, казалось, пронизывали не воздух, а настоящую воду, заполнившую снова эту глубь. И показалось, что оттуда, из-за этого огненного острова, вот-вот поплывут, потянут вверх гигантские шеи и головы страшные диплодоки, игуанодоны, ящеры.

А Вике почудилось, что там, где около солнца темнеет маленькое облако, раскрывает крылья и всё растёт, растёт оживший каркающий птеродактиль.

– Едем?! – сказал Василий Григорьевич.

Бата показал на обрыв: круто, надо объезжать!

И тогда, отодвинув Церендоржа в сторону, экспедиция бросилась мимо кустов саксаула вниз, к скалам. Впереди ныряла полосатая тельняшка Василия Григорьевича.

БРАТЦЫ! ПОЛУНДРА!

Всех охватила жажда поисков. Этот умирающий островок таинственного мира был начинён костями гигантов. Он был из песков и глин, которые принесла в древнее море гигантская река вместе с телами диплодоков, бронтозавров, анкилозавров! Это сюда опускались грызшие враг врага ящеры!

Конечно, здесь уже бывали экспедиции. Конечно, искали и находили. Но этот песчаный лабиринт был неиссякаем!

Скалы поднимались, как гигантские пылающие угли. Они были изрыты какими-то провалами и пещерами, их разъединяли ущелья, а соединяли маленькие узкие перешейки. И всё пылало, и всё, казалось, было раскалено.

Но это казалось. И песок, и глина древней реки выдыхали последние остатки жизни.

Экспедиция бросилась на поиски.

Людмила Ивановна, водрузив, как женщины Африки, на голову большой полукруглый камень, несла его по узкой тропе. От камня слоями отходила скорлупа. Коля в глубокой расселине выковыривал похожую на позвонок глыбу. А Генка кричал из котлована:

– Ребята! Кажется, черепаха! Гигантская! Вросла! Не вытащить!

Но вот раздался чисто морской крик:

– Братцы! Полундра!

И все члены экспедиции бросились через трешины и канавы.

У самого входа в этот пылающий лабиринт лежал хребет гигантского ящера. Было видно, как динозавр, изогнувшись, опускался на дно. Коричневые тёмные камни изгибались, и в них угадывались настоящие кости. Рядом лежали осколки помельче. Но ведь они тоже принадлежали этому динозавру! Вперёд!

Это было какое-то безумие. Все, надрываясь, тащили кости – берцовые, грудные, черепные. И солнце, и заливающий всё последний алый огонь подгоняли своими лучами: «Берите! Это последние остатки ушедшего невероятного мира!»

Изредка Коля и Светка оглядывались: почему не видно Вики? Но работы хватало всем, и оглядываться было некогда.

НАД УМИРАЮЩЕЙ ДРЕВНЕЙ ЗЕМЛЕЙ

Пока палеонтологи в азарте разыскивали и тащили кости, Бата потихоньку вёл «газик» по краю древней впадины, в объезд. Напрямик даже на машине времени въезда в древний мир не было.

Церендорж посматривал в бинокль. Он привык к монгольским степям и пустыням, но здесь на этом закате и к нему подкатывало чувство тревоги и тоски. Иногда он, правда, посмеивался: такими весёлыми ему казались искатели древностей.

Но вот он снова поднял бинокль и, вскрикнув: «Ай-я-яй!» – передал его Бате.

Бата посмотрел на скалы, завертел головой и быстро повернул машину вниз, почти напрямую.

Наверху, среди осыпи, на крохотном выступе скалы стояла Вика. А остатки тропы быстро скатывались из-под её ног по склону…

…Вика бежала к пылающему острову вместе со всеми, но не к его подошве, а наверх. Ей хотелось, как утром, взбежать легко, с маху, и окинуть оттуда взглядом весь этот угасающий мир.

Она пробежала ложбинку, по узкому гребню взлетела на тропу. Но уже не радостная лёгкость, а какое-то незнакомое волнение подталкивало её вперёд. Кончиками пальцев она ухватилась за ломкий песчаный выступ, толкнулась по тропе лодочками – раз, два! – и выпрямилась. Прямо перед лицом поднималась багровая песчаная стена.

Вика оглянулась.

Солнце стало тёмно-красным и легло на пустыню. Оно словно специально показывало, как умирают миры и эпохи. Лучи отрывались от него последними пучками, и казалось, на уровне глаз плещет прозрачная алая вода, в которой еле заметно скользят неуловимые тени. Внизу, на дне, колебались последние папоротники и хвощи, а на горизонте медленно разрастались не то облака, не то крылья какой-то огненно-чёрной птицы.

Неожиданно она услышала шорох.

Прямо под ней, метрах в десяти, разваливались на угли потревоженные древние глыбы. Между ними, отрывая камень за камнем, ветвились кровяные, запёкшиеся трещины. И гребень, по которому Вика взбежала, откололся и вдруг рухнул.

Под ногами остался крохотный выступ, и оттого, что песок ещё уходил вниз, ей показалось, что скала двинулась вперёд, ввысь и быстро несёт её навстречу закату.

По спине пробежал озноб. Вика прижалась к стене и почувствовала шершавый, как наждак, песчаник.

Не шевелясь, она повела глазами. Далеко слева остался обрывок тропы. Справа и сзади – стена. Вика затаила дыхание, потому что ей показалось, будто стена отталкивает её ударами в спину: тук-тук-тук!

Может быть, до земли было не так далеко, но с каждой секундой весь этот простор разрастался, летел на неё, и казалось, что под ногами всё расступается бездна.

Каждая травинка внизу накалилась, как электрическая спираль. Солнце побагровело до предела. Казалось, весь мир сейчас перегорит и рухнет.

Но вот откуда-то послышался лёгкий шум, на дорогу выкатился запылённый маленький «газик», из которого вышел Церендорж. Он руками спокойно показал: «Не шевелись, тихо». И вся земля встала на место…

Возле лица заструился песок. Вика подняла глаза, увидела над собой конец верёвки и услышала голос Баты:

– Держись…

Вика ухватила верёвку, оттолкнулась от выступа влево и поймала ногами край тропы. И не пошла, а, отпустив канат, почти съехала вниз по осыпи – прямо в руки Церендоржа.

– Ух! – вздохнул Церендорж и махнул пальцами: «Псё, пролетело!» И, всё ещё волнуясь, сказал: – Ну, кажется, теперь с нами били доприе духи!..

Вика посмотрела ему в глаза. На её лице промелькнули и испуг, и волнение, и ещё не осознанная благодарность. Но вдруг всё это схлынуло, ушло, и осталось только горькое, почти болезненное сознание вины.

Вика поникла, опустила голову, но Церендорж по-доброму положил ей на плечо руку и, успокаивая, сказал:

– Ну ничего… Бивает. Бивает. Било и улетело… – Он, словно что-то отгоняя прочь, махнул рукой в небо и позвал: – Пойдём! Слышишь, они там, наверное, викопали целого динозавра!

Но Вика стояла на месте. У неё перед глазами снова вспыхивало чёрное солнце и умирали раскалённые стебли травы…

Она наклонилась над рухнувшей глыбой, подняла тёмный камушек и зажала его в руке. Какая разница, что взять на память! Всё равно он был из того мира, где погибало это солнце, рушились скалы, падали динозавры.

ФАНТАЗИЯ

Кости громоздились под скалами, как порядочное обо.

– Тут уже целый музей, – сказал Церендорж.

– Да, пожалуй, хватит, – согласился Василий Григорьевич и с сожалением посмотрел на скалы: если бы мог, он увёз бы этот остров весь сразу! Он поднял на плечо обломок позвонка и зашагал к машине.

Бата тем временем развёл маленький костёр, разложил на большом платке куски сухого сыра, баранину, бурцыги и, достав кожаное ведёрко, показал Коле на выложенный камнем колодец.

Генка побежал вместе с Колей.

Колодец был неглубоким. В нём еле-еле плескалась последняя, наверное, тоже древняя вода. А мимо колодца через всю долину, догорая, тянулась верблюжья тропа, по которой давно никто не ступал.

Мальчики набрали воды и молча пошли обратно.

Из глубины острова доносился тихий живой голос: «А не для леса, а не для речки…» Это возвращалась к машине Светка. Скалы её не удивляли. Она шла будто по древним улочкам Еревана, которому тоже было две тысячи семьсот пятьдесят лет. Это неподалёку от него лежали камни древнего государства Урарту. Она спокойно, как правнучка и внучка этого мира, шла по древнему лабиринту, и мальчишки слышали, как то возникает, то пропадает её лёгкий голос.

А на краю брезента сидела Вика. Она что-то чертила камушком на песке. Коля поставил возле неё ведро и вдруг спросил:

– Что это^?

– Так… – Вика пожала плечом.

– Это целый проект! – воскликнул Генка.

На песчанике, побуревшем от заходящего солнца, был резко прочерчен силуэт скал.

Перед ними поднимался высокий прозрачный купол. А внутри на задних лапах высились фигуры, похожие на динозавров. Сбоку, у входа, рядом с пальмой поворачивал к людям голову гигантский динозавр, а над всем этим летела маленькая точка. Может быть, Генкин метеорит.

– Неплохо, – подойдя ближе, сказал Василий Григорьевич.

Правда, рисунок чем-то напоминал проекты из «Техники – молодёжи», но были здесь и своя рука, своя мысль.

А Церендорж, наклонясь над рисунком как-то боком, пробормотал:

– Это надо учесть! Надо иметь в виду!

Солнце вдруг дрогнуло, расплавилось, по краям скал пробежала лёгкая ленточка огня – и всё сгорело, как будто древний мир с его видениями, чудовищами в последний раз вспыхнул и ушёл на дно.

Только над горизонтом ещё багровел резкий безжалостный след. Но и он скоро пропал.

А вокруг – над Гоби, над всей землёй – разлилась спокойная ночь. Небо пересек золотистый спутник. Над уютным костерком пронёсся и погас метеор. Загорелось буквой «W» созвездие Кассиопеи, и звёздный охотник Орион, застегнув богатый пояс, взялся за палицу.

Экспедиция закончила ужин. Допила последний нарзан. И, пригасив костёр, Бата сказал:

– Пора!

Из-за горизонта, как золотая юрта, поднялась луна, и «газик» побежал вперёд, прямо к ней в гости.

Усталые, взволнованные ребята молча всматривались в дорогу. Постепенно они начинали дремать. Правда, то и дело кто-нибудь ощупывал кости – на месте ли динозавр.

А Людмила Ивановна обнимала ребят и восторженно говорила:

– Неужели всё это никогда не повторится?

– Почему? – сказал Генка. – Может повториться. Только не на земле.

– Это как же? – спросил Коля.

– Очень просто, – устало сказал Генка. – Вот видим же мы свет звёзд, которые давно умерли и погасли. А свет всё идёт. Так, может быть, наше изображение, как луч в кино, движется куда-то. И если залететь вперёд, обогнать, то можно увидеть и ночь в горах, и себя в Байн Дзаке, и даже динозавров.

– Только надо обогнать время, – сказала Вика.

А Коля покачал головой:

– Нет, я не согласен. Это тогда всё время только и обгонять время, чтобы смотреть на самих себя. А жить когда? Тут на земле вон ещё сколько интересного!

– Да, – подхватила Людмила Ивановна. – Столько посмотрели. В небе с пионерами встречались! В волшебном лагере в Гоби были! На верблюдах ездили! Динозавра нашли! И всё это Церендорж.

– Почему Церендорж? – зевая, улыбнулся Церендорж. Волосы его от лунного света стали чёрно-золотыми.

– А кто же? – спросила Светка.

– Добрий дух!

– Какой ещё добрый дух?!

– Ревсомол! – весело сказал Церендорж, – Революционный Совет молодёжи!

И, словно выполнив свой долг, Церендорж устало опустил голову на грудь.

Только Бата и Василий Григорьевич – два человека в тельняшках – всматривались в дорогу и напевали: «По морям, по волнам…» Им было не привыкать к ночным вахтам.

ТРИУМФ

Полночи динозавр провёл возле маленькой пустынной гостиницы. Утром под прощальным взглядом Баты и удивлёнными взглядами пилотов перебрался в самолёт.

А через несколько часов, вздымая на плечах монолиты доисторических костей, члены экспедиции поднимались по ступеням отеля «Улан-Батор», и ошарашенные интуристы, выстраиваясь по бокам, как швейцары, в один голос спрашивали:

– Динозавр? Динозавр?

И слышали гордый ответ:

– Динозавр!

Это был триумф.

А Генка усмехался:

– Вот когда пойдём по Москве!

Через час Василий Григорьевич в отутюженном костюме и галстуке, пригласив всех к себе, сказал:

– Кости – ко мне!

– Зачем? – сказала Светка. – Мы их понесём вместе!

Василий Григорьевич развёл руками:

– Не получится. На вывоз динозавра нужно специальное разрешение. А вы сегодня отбываете в Москву. Вот телеграмма. Людмиле Ивановне нужно на пленум. Вике – в Артек, а тебе – на Всесоюзный концерт…

– Какой концерт! – сказала Светка, и ресницы у неё дрогнули. – Я не хочу ни на какой концерт! Я хочу опять в Гоби! Чтобы все вместе! – И она вдруг прижалась к его руке щекой.

– Что поделаешь, – сказал Василий Григорьевич, – надо.

– А вы тоже с нами? – спросила Светка.

– У меня ещё редакционное задание.

– Зачем концерт, зачем задание! – всхлипнула Светка и всплеснула руками. – Мы хотим быть вместе! Там впереди граница, там такой Байкал, такая дорога!.. – Горькие слёзы покатились по её щекам.

Церендорж улыбнулся и посмотрел на часы: скоро поезд. Здесь он ничего поделать не мог. И Генка сказал:

– Ну, хватит. Надо понимать! Дело есть дело. Где твои чемоданы?

Через несколько минут в комнате Василия Григорьевича на полу стоял монумент из древних костей.

Вдруг вбежала Вика и, вытащив из кожаной рукавички маленький тёмный камень, положила его на край стола. Он ведь тоже был из Байн Дзака.

«ЧТО ТАКОЕ «НАЙРАМДАЛ»

Поезд ждал сигнала к отправлению. Проводники покрикивали на пассажиров. У третьего вагона оркестр играл туш отъезжающим на стройку студентам. Из пятого махала кому-то платочком отбывающая на гастроли известная монгольская певица. И только возле четвёртого вагона всё ещё не было порядка.

Странные вещи происходят в жизни с людьми.

Неторопливый Коля теперь всех торопил и с улыбкой выкрикивал:

– Полторы минуты! – Мысли его летели вперёд – к генералу Давыдову.

Расторопный обычно Генка хмурился:

– Куда спешишь? Может быть, люди ещё не сказали всего, что надо.

И действительно, Светке нужно было сказать что-то очень важное. Она всё просила Василия Григорьевича:

– А может быть, поедете с нами? Хотя бы до границы…

– Зачем? – улыбался он.

Светка хмурилась и всё прижималась щекой к его руке.

Вика тоже хмурилась и хотела многое сказать. Сказать, что обязательно приедет ещё в Гоби, с настоящей экспедицией, что в мире очень много чудес, и ещё многое-многое.

Она вдруг повернулась к Церендоржу и спросила:

– А что такое «найрамдал»?

Церендорж открыл рот, но тут проводница сгребла девчонок в охапку, втолкнула в вагон, и монгол уже на бегу, похлопав себя и Василия Григорьевича по груди, сложил в воздухе обе руки и замахал ими:

– Дружба! Это – дружба! «Найрамдал» – «дружба»!

Вика закивала. А Светка высунулась из-под её руки и крикнула:

– Василий Григорьевич, я буду петь, я спою. Слышите?

– Конечно, будешь петь! Что за вопрос!

Светка увидела, что он не понял. И со слезами повторила:

– Я буду петь, я обязательно спою. – И громко объяснила: – На границе!

И Василий Григорьевич, который ещё неделю назад не знал, как отбиться от этого неожиданно свалившегося на голову семейства, вдруг почувствовал, как не хочется ему расставаться ни с Викой, ни с Генкой, ни со Светкой, ни с Колей, ни даже с Людмилой Ивановной, которая, выглядывая из окна, поправляла свою корону и вздыхала:

– Неужели уезжаем? Не может быть!