Текст книги "Коготь динозавра"

Автор книги: Виталий Коржиков

СЫН АКАДЕМИКА

Бата осторожно нащупывал колёсами колею – было слышно, как баллоны растирают маслянистую почву. Но вот в обрыве открылся просвет, и «газик» вырвался из русла на сухую дорогу.

Людмила Ивановна сидела босиком и переставляла с места на место туфли. Генка приглядывался к узорам, которые оставляли их остроносые подошвы.

Девчонки с уважением смотрели на «железных» мальчишек. И Светка с неподдельным удивлением спросила у Генки:

– Всё ты умеешь! И откуда такой?

– А у меня отец академик!

Людмила Ивановна вопросительно посмотрела на него, но он, наклонясь к Бате, уже выбирал с ним дорогу.

Коза успокоилась – её тоже спасли от потока – и доверчиво позволяла Вике гладить себя по серебристой шерсти.

А Коля и Василий Григорьевич одну за другой откупоривали бутылки с нарзаном из запасов Церендоржа.

«Газик» всё ближе прижимался к горам, которые сначала спокойно голубели вдалеке, потом чётко обозначились на фоне неба – с прыгающими архарами, козлами, – а теперь встали над долиной. Вершины их начинали быстро краснеть, будто металл в огне.

Наконец дорога пошла у самого их подножия и вынырнула в широкую долину, которая когда-то наверняка была огромным озером.

Откуда-то вдруг потянуло ветром, а вместе с ним в машину отчётливо поплыл большой широкий шум.

Бата с улыбкой прислушался.

– Похоже на море… – неуверенно произнёс Коля.

– Море! – подмигнул Бата и пришпорил «газик».

И, вспоминая всё, что недавно случилось, Светка вдруг спросила:

– Василий Григорьевич, а в море у вас бывало что-нибудь такое?

Вика исподлобья посмотрела на его крепкие руки, на загорелое лицо и смущённо притихла в ожидании.

Она чувствовала, как что-то с ней начинает происходить. И экипаж не казался ей уже совсем чужим. И старушкина юрта, и мираж, и лагерь в пустыне, и радуга – всё было не таким уж обычным.

А то, что рядом сидел человек, который мог так просто вспомнить Индию, Японию, Гавану, вдруг удивительно приближало тот мир, о котором она мечтала… Вике показалось, что жалеет она об Артеке уже не так, как раньше, но признаться себе в этом не хотела.

Василий Григорьевич, что-то припоминая, посмотрел на Светку, сказал, усмехнувшись:

– Что-нибудь бывало…

И сказал он это так, что все почувствовали, как здорово это «бывало», и каждому захотелось испытать что-то похожее.

Неожиданно Бата затормозил у старой юрты. Недалеко от неё островком возвышался скалистый холм. По одну сторону холма на поляне чернело давнее кострище, а по другую – между гор – уходило вверх ущелье, в котором среди жаркого лета лежал лёд. В вышине по скалам прыгали горные козлы.

– Ну вот, здесь будем отдыхать! – сказал Церендорж.

– Отдыхать, когда рядом горы? – удивился Генка. И, помахав рукой – «привет!» – припустил вверх.

СЮДА! СЮДА!

Ущелье пробиралось среди потрескавшихся скал и осыпей щебёнки. Иногда над головой нависали утёсы. Но повсюду – то тут, то там – яркими пучками пробивалась молодая трава.

Внизу рядом с тропкой тянулись языки тающего снега. Они горбились, вспучивались, и в их глубине открывались гроты. По краям льдин собирались капли, и тоненький ручеёк бежал вниз по дну провала.

Ребята прыгали с камня на камень – за Генкой потянулась вся экспедиция. Людмила Ивановна взмахивала руками, призывая к осторожности, – они только что наткнулись на разбившегося когда-то козлёнка… Но ребята торопились, и лишь Светка то и дело оглядывалась на замыкающего шествие Василия Григорьевича. Тельняшка его была на месте.

Но вот подъём кончился, и к ногам словно подкатилась мягкая зелёная площадка: отдыхайте, любуйтесь поднимающейся рядом вершиной! Она уже стала такой алой, словно кто-то внутри её вздувал кузнечные мехи…

Светка, щурясь из-под ладони, посмотрела на вершину и сказала:

– А ето что?

На самой верхушке горы было сложено невысокое каменистое обо – наверное, его сложили благодарные путники.

Из глубины обо вырывался язычок пламени, будто кто-то внутри его только что разложил костёр.

– Интересно! – вскинулся Генка. – Надо посмотреть!

И вместе с Колей, а за ними и Светка, они пробежали через влажный ледяной язык и стали взбираться вверх по осыпи.

– Мальчики, мальчики! Подождите! – закричала Людмила Ивановна и стала карабкаться вслед за ними.

Василий Григорьевич лёг на траву. Вика села рядом, обхватив колени, и они вместе стали наблюдать, как цепочкой – один за другим – подтягивается вверх отчаянная команда.

Впереди всех лез Генка, за ним, иногда на четвереньках, карабкалась Светка. Она пыталась сдержать Генкину прыть:

– Куда торопишься? К звёздам? Разве хорошо оставлять товарища на земле?

Коля шёл последним. Он страховал ответственного работника пионерской организации и то и дело оказывал ему поддержку. Корона Людмилы Ивановны при подъёме то толкала голову вверх, то отбрасывала назад. А из-под каблуков быстрыми родничками выбрасывалась щебёнка. На долю белых туфель за этот день выпало тоже немало испытаний.

Наконец альпинисты перевалили за край горы и, наклонившись над обо, вдруг разом закричали и стали размахивать руками: «Сюда! Сюда!»

Вику охватило волнение. Взлетая из-за гор, прямые лучи солнца отбрасывали на сопки, на облака четыре гигантские тени. И перед нею словно бы вдруг ожили иллюстрации к книгам Жюля Верна и её собственные фантазии. Но этот необыкновенный, фантастический мир был теперь не где-то далеко, а рядом. И мужественными людьми, стоявшими на краю скалы в лучах заката, были не капитан Немо, не капитан Грант, а Светка, Генка, Коля и Людмила Ивановна.

– Сюда! – махал Генка, и громадная тень, падавшая от него на розовое облако, тоже звала: «Сюда!»

Но Вика покачала головой и задумчиво стала спускаться вниз.

КАК КОНЧАЕТСЯ ВОЛШЕБСТВО

Вика подошла к юрте. Пламя костра дышало уже во все стороны, и Церендорж зачем-то подбрасывал в него вместо дров камни. Бага рядом точил нож, а возле «газика» на привязи ходила коза и недоуменно поворачивалась к ним то одним, то другим боком.

Звяканье ножа становилось всё назойливей. И Вика с грустью посмотрела на козу, которая вместе с ними еле вырвалась из потока и которую теперь собирались преподнести на ужин…

«Ещё будут жевать и приговаривать: «Какой вкусный был динозавр!» – подумала она. Вика исподлобья бросила взгляд на Бату и Церендоржа – они занимались своим делом – и тихо подошла к козе.

Вика погладила её, потрогала рога, и бедняга посмотрела в ответ такими глазами, будто понимала, какая горькая уготована ей судьба.

Вику словно обожгло жалостью и вдруг, неожиданно для себя, она развязала верёвку и подтолкнула козу. Коза непонятливо глянула на неё, дёрнула рогами и, не торопясь, пошла вверх.

Но едва она добралась до первых скал, как что-то поняла, ударила копытцами и побежала по уступам.

Бата тем временем провёл пальцем по лезвию ножа, оглянулся и, вдруг подпрыгнув, с криком сорвался с места.

– Ай-яяй! – закричал Церендорж.

– В чём дело? – спросил, подходя к юрте, Василий Григорьевич, будто ничего не видел.

– Как что? Злые духи! – крикнул Церендорж, показывая на верёвку. – Ужин убежал! – и припустил за Батой.

Коза, увидев, что за ней бегут, припустила ещё сильней.

Бата то крался яшерицей между скалами, то прыгал, как архар. Церендорж бежал, словно хотел догнать свой лучший мяч, но коза бежала гораздо быстрей…

– Ха! – остановился наконец старый футболист и сказал: – Псё рапно сожрут фолки!

– Пройдёт, знает дорогу! – плюнув, ответил Бата. Вытащив из машины ружьё, он побежал совсем в другую сторону.

Церендорж изредка всё ещё поглядывал козе вслед и, потирая руки, произносил какие-то слова. Но коза не возвращалась. Волшебство кончилось.

А ЧТО У ВАС?

Из-за камня-островка послышался шум, и из ущелья вышли покорители вершины.

– Что тут у вас? – спросила Людмила Ивановна.

– Динозавр убежал, – с улыбкой сказала Вика, заметив на себе весёлый взгляд Василия Григорьевича.

– Злие духи, – подтвердил Церендорж. – Заставляют нас кушать одни консерви.

– А что у вас? – спросила Вика.

– Не говорите! Пусть сами узнают! – крикнула Светка. И Коля, который почему-то вернулся без галстука, пропел:

– «А у нас огонь погас – это раз, грузовик привёз дрова – это два…» – и рассмеялся, будто отгадал какую-то весёлую загадку.

– А где Бата? – спросил вездесущий Генка.

– Ха! Бата! – сказал Церендорж. – Пошёл на охоту. Думает, что так бистро псё получится…

Где-то за скалами ударил выстрел, другой…

– Правта, охотник он хороший. И места знает. Но вечер…

Послышался ещё удар. По скалам ещё раз, ахая, прокатилось эхо – ткнулось в горы, и всё смолкло.

А через полчаса захрустел, зашуршал щебень, раздались быстрые упругие шаги, и Бата сбросил со спины крупную тушу барана и несколько каких-то кореньев.

– Давай огонь! – сказал он.

И пока ребята собирали сухую траву и ветки саксаула, он освежевал тушу, приговаривая:

– Будет мясо, будет суп!

Что будет мясо, поняли все. Но откуда суп, когда ни кастрюль, ни мисок в машине не было?!

Бата по-пастушьи выпотрошил и вымыл бараний желудок, набил его мясом и стал один за другим, выхватывая из костра, бросать внутрь раскалённые камни. Потом опустил туда несколько очищенных корешков, завязал мешок жилкой и, закопав в горячую золу, присыпал жаром.

Между тем солнце завалилось за гору – только сизо-лиловая полоса ещё держалась на горизонте. Там, где была недавно радуга, загорелась звезда.

Издалека снова донёсся рокот, и притихший Бата вслушивался в него, как вслушивается в шум волн моряк, давно не видевший моря.

Наконец он разгрёб золу, вытащил мешок, развязал и, вдохнув вкусного пара, крикнул:

– Миски! Ложки!..

Девочки расстелили скатёрку. Генка принёс из машины посуду. Бата держал невиданную кастрюлю, а Коля разливал из неё бульон и выкладывал лучшие куски Людмиле Ивановне, Вике и Свете.

Церендорж, подогревая аппетит, ходил рядом и приговаривал: «Пкусно! Сайн!»

Над скалами, над древней долиной всё разрасталась и темнела ночь, и всё ярче и веселей становилось пламя весёлого, пахучего, шумного костра…

ЛЮДИ, КАМУШКИ, МЕТЕОРИТЫ

– Ну как, нрапится? – Церендорж доел мясо, выпил бульон и посмотрел на ребят: – Сайн?

– Сайн! – ответили ребята хором. Им было приятно ответить монгольским словом: оно было как бы сродни и костру, и юрте, и всей огромной гобийской ночи.

– Сайн! – сказал Церендорж, похлопал себя по животу и прилёг на кошму недалеко от костра, поближе к Василию Григорьевичу. Тот сидел на камне и, подбрасывая в костёр ветки саксаула, смотрел, как они начинают тлеть и наполнять воздух горьковатым ароматом.

Наискосок от него сидела Вика. Обхватив ноги и упёршись подбородком в колени, она наблюдала за Василием Григорьевичем и старалась понять, о чём он сейчас думает. Её воображение рисовало за его спиной волны и дальние города. Ей казалось, что рядом с ним стоят и могут вот-вот подсесть к костру и смуглый мальчик из Индии, который спас друга от акулы, и девочка с пулемётом на плечах, прошагавшая вместе с Фиделем через всю Кубу. Словно бы их отделяло от неё только пламя костра…

– Ну что, споём? – спросила вдруг Людмила Ивановна.

Все промолчали, а Светка удивилась:

– Зачем? И так хорошо… – и посмотрела на зыбкую от костра юрту, на яркие звёзды, плывущие над вершинами гор.

– Хорошо. – произнёс Церендорж, совсем уже по-другому, умиротворённо, мечтательно и положил под голову руки. – Есть степь, есть звёзды. Хорошо. С ними никогда не бывает одиноко. Ты на них смотришь, говоришь, они на тебя смотрят, говорят, посылают сигнал…

– Посылали! – уточнил Генка.

– Почему посылали? Вот смотри – горят. – Церендорж показал вверх.

Прямо над головой по хребтам гор начинало свой путь прекрасное созвездие: на охоту выходил звёздный охотник Орион, и звёзды – его пояс, палица, меч – сияли волнующим бессмертным светом.

– Горят или горели, мы не знаем, – сказал Генка, – потому что свет вон от той звезды, от Бетельгейзе, идёт до нас шестьсот лет! И лучу, который мы сейчас видим, шестьсот лет. Но это что! Есть лучи, которые начали полёт, когда по земле ходили динозавры!

– Как ти это считаешь? – пожала плечами Светка.

– Компьютером! – Генка хлопнул себя по лбу, а Светка вздохнула:

– Так зачем тогда посилать друг другу сигналы? Всё равно никто никогда ответ не получит. – Светка присела на корточки, похлопала по земле ладошкой и с горечью сказала: – Вот тут один на другом лежат миллионы лет. И динозаври, и стада, и люди… Миллионы поколений. Их следы ушли, и наши следы тоже уйдут. – Светка даже представила себе, как уходят следы от Генкиных сандалий, Колиных кед, остроносых туфель Людмилы Ивановны. – Зачем жизнь такая короткая? – спросила вдруг она и посмотрела на Василия Григорьевича. – Даже если кто-то там наверху есть, всё равно узнать не успеешь. Зачем тогда жить? Даже горы – были такие, а теперь вот они – пыль!

Горы стояли, будто прислушивались к разговору, который вели люди у маленького огонька, у самых их ног. Они, наверное, уже тысячи раз слышали такие слова – о жизни, о себе – и в самом деле давно начали рассыпаться. Но им тоже интересен был этот разговор.

– Ну, завела! – сказала Людмила Ивановна, вытягивая ноги после трудного похода, и засмеялась.

Василий Григорьевич внимательно посмотрел на Светку и задумался. Его и самого часто мучил этот вопрос: «Неужели ничего не будет и меня не будет? Зачем же тогда всё?»

Тревожил и в детстве, когда он смотрел на вечернее небо, и потом в долгие морские вахты, когда в рубке светились зелёные циферблаты, а за иллюминаторами качались и падали в море звёзды.

Он вглядывался, бывало, в небо, и порой ему казалось, что вокруг летят сигналы с планет, которых, может быть, давным-давно не существует. И тогда он думал: «Зачем? Кому это нужно?» Но потом спорил сам с собой: «Ведь если разумные существа посылали сигналы даже миллионы лет назад, значит, они хотели сказать друг другу: «Мы – не одни, и вы – не одни! Не тоскуйте!»

И от этого небо становилось своим, весёлым.

Бывало, и он спрашивал: «Зачем жить?»

Но после того как упал однажды за борт и тонул в море, а потом погибал среди льдов и выбрался – понял, как это хорошо – жить! Чтобы нести среди звёзд вахту, чтобы приплыть к родному берегу, сойти на родную землю и увидеть, как рады твои друзья тому, что ты вернулся и поёшь с ними песню…

Вот о чём подумал Василий Григорьевич. Он повернулся к Светке и сказал:

– Нужно жить друг для друга. Чтобы было хорошо тебе и хорошо людям, с которыми вместе ты живёшь. А если сможешь, то жить так, чтобы даже потом, даже, отыскав следы твоей жизни, человек тоже захотел бы совершить что-то прекрасное и прожить как следует.

Светка прислушалась и, опустив руку в кармашек, сжала камень, подобранный утром в пустыне.

– Разве не прекрасно, что до нас жили Спартак и Джордано Бруно, Ломоносов и Пушкин?!

– Павлик Морозов и Олег Кошевой, – подхватила Людмила Ивановна.

Ребята сдвинулись ещё тесней, и только Бата вставал иногда и подбрасывал в костёр ароматный хворост.

– Это же великие люди! – сказал со вздохом Коля.

– И любой человек, – сказал Василий Григорьевич, – любой может прожить хорошо. Вот, смотри, – он вдруг потянулся к Светкиной руке и, взяв халцедон, посмотрел сквозь него на огонь, – простой камень, а держит внутри себя своё море! Вот так бы и нам сохранить всё самое дорогое. Навсегда! И по нашей жизни узнают о жизни всего поколения…

– Как по метеориту о планете! – ворвался в разговор Генка.

– Ха! – привстал вдруг Церендорж. – А п жизни много таких метеоритов и камушков. – Он улыбнулся: —Живёт какой-нибудь старичок, старый, как камушек. Ворчит. Смотришь на него, думаешь: неинтересно! Стоит, смотрит, как машины едут, как перблюды идут. А он, может, пспоминает, какие штормы его били, какие волни качали…

Вика вдруг вспомнила, что и в её доме было много старых камушков, которых она не замечала, но Светка перебила её мысль:

– Я сама, как етот камушек. Только раньше в нём был один Севан, а теперь и пустыня, и Байкал, и Гоби!

И все засмеялись.

УЛЫБКА

Горы ответили лёгким эхом и тоже рассмеялись. Они были старыми-старыми, и всё равно им хотелось жить, дышать ветром, снегом, любоваться звёздами и тысячи лет слушать разговоры людей у костра.

– Да, – сказал Василий Григорьевич, – стоит жить! И есть зачем жить. Столько интересного! Мир полон чудес. – И он подвинулся к Вике.

– Смотря где… – хмурясь, сказала она.

– Ну хотя бы здесь, в песках!

– Чудеса? – спросила Вика, ещё сопротивляясь тому, что уже начинала чувствовать и понимать сама, и сказала: – Кости, а не чудеса… – Она вдруг вспомнила уродливый пляшущий скелетик птицезавра из какого-то учебника.

– Что ты понимаешь! – возмутился Генка. – Ты найди хоть коготок какого-нибудь динозавра, так на тебя завтра вся школа, пол-Москвы будут показывать: «Вон Вика, которая нашла коготь динозавра».

– Конечно! – сказал Василий Григорьевич. – Но дело не в славе, а в чудесах. И здесь их полно. Только сумей увидеть!

Он подбросил в костёр несколько веточек саксаула – там уже перегорали угольки, – положил вдруг Вике на плечо руку и спросил:

– Хочешь, я прочитаю тебе стихи?

Вика быстро подняла глаза. Ей показалось, будто весь его далёкий мир придвинулся к ней, и, не отрывая подбородка от колен, еле заметно кивнула: «Как хотите…»

Василий Григорьевич встал, посмотрел на небо и спокойно, выделяя каждое слово, стал читать:

 
Среди развалин, в глине и в пыли
Улыбку археологи нашли.
 

Коля насторожился: это было что-то своё, близкое, – он однажды ездил с кружковцами на раскопки. А Генка кашлянул:

– Как это – улыбку? Это что – монета?

– Включи получше компьютер! – сказала Светка.

Василий Григорьевич сделал маленькую паузу и повернулся к Генке:

 
Из черепков, разбросанных вокруг.
Прекрасное лицо сложилось вдруг.
 
 
Улыбкою живой озарено.
Чудесно отличается оно
От безупречных, но бездушных лиц
Напыщенных богинь или цариц.
 
 
Взошла луна. И долго при луне
Стояли мы на крепостной стене.
 
 
Ушедший мир лежал у наших ног.
Но я чужим назвать его не мог.
 
 
Ведь в этой древней глине и в пыли
Улыбку археологи нашли.[1]1
  Стихотворение В. Берестова


[Закрыть]
 

– Прекрасно! – воскликнула Людмила Ивановна.

Впереди голубовато мерцали горы. По их вершинам широко шагал красавец Орион, и звезда Бетельгейзе издалека светила своим древним светом.

– Хорошо! – сказал Церендорж, пожевав губами, словно пробуя стихи на вкус. – Хорошо! – и улыбнулся. – Только нужно сопрать черепки!

– Сначала надо найти, – подумала вслух Светка. – А где? – И она подбросила на ладошке маленькое обо из блестящих камушков.

Василий Григорьевич повернулся к Вике и молча посмотрел на неё: «Ну что? Будем собирать улыбку?»

Вика тоже ничего не сказала, а только ответила улыбкой: «Разве вы не видите сами?» Ей было необыкновенно хорошо оттого, что она чувствовала, как чутко дышит эта бесконечная пустыня, как живут и прислушиваются к звёздам эти старые горы, и оттого, что где-то на глубоком донышке этой гобийской ночи они сидят такой дружной экспедицией у маленького, как пионерский значок, костра и думают, и читают стихи. Все вместе. Все свои!

Вике стало грустно – до слёз! – оттого, что эта ночь должна была кончиться, а костёр – угаснуть.

Становилось прохладно. И Коля спросил у Вики:

– Накинуть куртку?

Вика едва заметно кивнула. Но Церендорж замахал руками:

– Псё! Псё! Пора спать! Заптра польшой день, польшая дорога и, может быть, польшие осколки…

МЕЛКИЕ НОЧНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ

В юрте было тихо. От стен исходило мягкое войлочное тепло и всё окутывало дрёмой. Чему-то усмехался во сне Бата. Рядом Василий Григорьевич вдруг пробормотал: «Жил отважный…», вздохнул и нырнул глубоко-глубоко…

Но через час-другой в открытую дверь из ущелья потянул холодный снежный воздух. Вика почувствовала, что дрожит, и услышала, как кто-то заботливо поправил на ней одеяло.

Светка сказала во сне:

– Подвинься… Я тоже хочу к костру! – И вдруг недовольно заворчала: – Ну что такое? Какой ещё звер прошёл по моим ногам?

Кто-то бросился к выходу – и всё затихло.

В дверь влетали лучи янтарного света и освещали повязанную косынкой голову Людмилы Ивановны, чёрный Светкин затылок, будто монгольская луна присматривала, хорошо ли спят её гости, и довольно улыбалась: сайн, сайн…

Но вдруг в юрте что-то случилось. Все разом дёрнулись, кто-то спросонья крикнул: «Кровать!», хотя никаких кроватей не было.

Земля, словно на роликах, качнулась и вернулась на место… Потом второй, третий раз.

Светка на четвереньках поползла по кошме к выходу.

– Что ето?! – спросила она.

– Шуточки Церендоржа, – сонно пробормотал Василий Григорьевич.

Но Церендорж, потирая глаза, возразил:

– Почему? К этому я никакого отношения не имею.

Землетрясения в его чудесах предусмотрены не были.

– Может быть, переберёмся подальше от гор? – спросила Людмила Ивановна тревожно: юрту тряхнуло ещё раз.

– А, бивает! – сказал Церендорж, поворачиваясь на другой бок.

Светка выглянула наружу, и из-за двери раздался её вопль:

– Ой, что ето?!

Все сорвались с места и увидели возле юрты острые трёхпалые следы, впечатанные в щебень.

– Динозавр! – крикнула Людмила Ивановна. Она подпрыгивала на одной ноге и в суете не могла найти свои туфли.

– Фонарь! – прошептал Василий Григорьевич.

Этого не могло быть, но это было!

В щебне, один впереди другого, шли совершенно отчётливые следы.

Бата включил фары, лучи резанули по ущелью – и вся экспедиция увидела впереди Генку, который прикрывал глаза от света.

– Что ти там делаешь? – сказала Светка, а Церендорж весело захихикал.

Зачем было спрашивать, если и так всё было видно: Генка прикрывал глаза белой туфлей, острые носки которой точно совпадали с когтями динозавра. Физик фабриковал ложные научные факты!

– Ну знаете! – обиженно сказала Людмила Ивановна.

– Этим и занимаются астрофизики? Какие глупости! – Светка пожала плечами и вздохнула: – Ну ладно, печатал бы себе следы. Так зачем ещё было толкать землю? – И под общий хохот она полезла в юрту.