Текст книги "Ёксель-моксель! (СИ)"
Автор книги: Виталий Исаченко
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Исаченко Виталий Ильич
Ёксель-моксель!
Виталий ИСАЧЕНКО (Ильич)
ЁКСЕЛЬ-МОКСЕЛЬ!
(сценарий эксцентрическ ой фильмокомедии-абсурда)
Д е й с т в у ю щ и е л и ц а:
В л а д и м и р С а л о м а с л о в – киссбоксер под псевдонимом «Вакуум» – меланхолик, наивняк, не обязательно атлет. Фишка в том, что Вовик активно не юморит, воспринимая перепетии сюжета как тривиальную обыденность, что и формирует предпосылки к усилению комедийности. Словосочетание-паразит – «это ну»... (((мне (автору) в главной роли видится Анатолий Гущин)))
Б а б а Я г а – персонаж из морфейного видения. Старее поповой собаки, но эмоционально активна, физически шустра вплоть до акробатичности. Облачение типично сказочное, но с современными прибамбасами: крупные аляповатые серьги, пирсинги (в том числе и на языке), длиннющие ресницы-наклейки, кумачово напомаженные губы, боксерские перчатки, кроссовки, носки из моряцкой тельняшки. Под глазом солидный синяк.
В у р д а л а к – отвратительнейшая образина – персонажно нечто гоголевско-вийское.
А н н у ш к а (супруга Володи Саломаслова) – женщина по-деревенски-ранешному дородная, простодушная, не отягощенная мыслями и виртуозностью речи, но в меркантильном плане себе на уме. В зависимости от обстоятельств, ментально перепадиста от штилевой кротости до штормовой агрессивности. Присущее ей словосочетание-паразит – «ёксель-моксель». (((мне (автору) в сей роли видится Зоя Буряк))).
Т о р г о в е ц г и р я м и О с т а п Б р и л л и а н т о в – ментально типичный Остап Бендер из «Двенадцати стульев», непременно доходяжен. Черняв, остро-горбонос, мимически красноречив.
П р о х о ж а я с т а р у ш к а – божий одуванчик с тросточкой и редикюлем.
О д н о г л а з ы й б р и г а д и р д в о р н и к о в п о п р о з в и щ у К у т у з о в – добродушный, эксцентричный верзила негроидной расы. Утраченное око сокрыто бледно-желтой дисковидной повязкой. Облачен, как и мужская половина дворницкой массовки, в гусарский мундир 19-го века (непременно белоснежные перчатки и лосины, сабля, шпоры). Улыбается постоянно... (Дворничихи же – типичные японские гейши в кимоно и с веерами)
К о т С а л о м а с л о в ы х – непременно кот – не кошка. Упитан, борзо эгоистичен, зело охоч до валерьянки... Сам-ме-е-ец!!!
Б а с т и л и я З а х а р о в н а – соседка Саломасловых, экс-надзирательша СИЗО: секси-дама средних лет, способная поведенчески трансформироваться в «начитанную леди», «кроткую монахиню», «знойную смазливицу», «абсурдно врачующую экстрасенсшу»...
Облачена в облегающий в бедрах наряд католической монахини, со спины декольтированный до максимально этически возможного обнажения ягодиц. Во всю верхнюю половину прорехи (от межплечья до поясницы) тату-наколка в советско-тюремном стиле: монастырь с пятью-семью куполами – послужная картина незаурядного сидельца-рецидивиста. Первоначально спина Бастилии категорически(!) не в кадре (всему свое время!)... (((в сей роли видится Эвелина Бледанс)))
В а н я – старший отпрыск Саломасловых: меланхоличен, упитан, в очечках... Лет десяти-двенадцати. Этакий по-взрослому философ-созерцатель. Изначально одет в шорты и короткорукавную рубашку из крупноклетчатого материала, из коего пошиты пододеяльник, вовины трусы, и коим обшита снаружи входная дверь квартиры Саломасловых.
П е т я – младший отпрыск Саломасловых: взглядом шустёр, телесно – не очень-то. Этакий ушлый светловолосый мальчуган лет пяти-шести, взирающий на мир с любопытством и по ходу действия постоянно то ковыряющий пальцем в носу, то сосущий тот же самый палец (сдвоенность дурных привычек). Облачен в такой же, как и старший брат, костюмчик.
З о я З и н о в ь е в н а – бабушка Володи Саломаслова по материнской линии (майор госбезопасности в отставке). Напару с дедом находится с гостевым визитом. Бабуся моложава, энергична, мыслительно практична, бескомплексна. Лицо и пуп украшены пирсингами. Облачена в топик с фривольно-молодежными иллюстрациями-приколюшками типа «I love pelemeny!» , в стильно изодранные джинсы. Босонога.
Обожает игру на балалайке. Постоянно лузгает семечки, метко сплевывая шелуху в висящую меж грудей банку из-под майонеза.
Б е л ь м о н д о н Н и к о л а е в и ч К р о в о п и в е ц – врач скорой медпомощи. Выше среднего возраста, роста около среднего, бородка-усики, непременно очечки. Невозмутим, добродушен, мягко циничен. Его интеллигентность располагает к нему и окружающих, и зрителя. При нем инструментальный слесарный ящик и сиди-плеер на груди, вместо наушников коего верхушка фонендоскопа на шее.
Г а в р и л а – санитар скорой медпомощи. Худющ, высок (соплей перешибешь), замкнут, ан взглядом суетлив и растерян. Всегда с носилками, коими неуклюже задевает окружающих и квартирную обстановку.
Т е л е в е д у щ а я (Студия Витольдовна) – тучная, разбитная бомжиха. Курит, охоча до пива. Одета неряшливо: кофта, юбка, тряпичные чулки хрущевско-брежневской эпохи, удерживаемые на бедрах широкими бельевыми резинками-кольцами.
Т е л е в е д у щ и й – меланхоличный майор полиции, облаченный в парадный мундир. Засоня, молчун (в сценарии для него ни реплики, ни слова). Мимика, позы, жесты – вот его амплуа. Недужен глазным нервным тиком.
Т е л е р е п о р т е р (Караокий Селедкин-Водкин) – тот еще тип: ленив, изворотлив... Прохиндеистый алкоголик... Облачен в спецодежду дирижера симфонического оркестра. Как и телеведущий, страдает нервным глазным тиком.
К у з я – мужичок-добрячок (обличьем домовенок и домовенок мультяшный).
Г р и б о е д о в Б а с у р м а н Н и к о л а е в и ч – добродушнейше-глуповатое низкорослое лицо азиатской национальности. Облачен в подпоясанный кушаком длиннополый азиатский полосатый халат, кирзовые сапоги, тюбетейку с пришпандоренными к ней спаниелевоподобными лохматыми наушниками. Тоже домовенок и домовенок среднеазиатский с древнерусской корзиной-плетенкой.
С т а р ш и й л е й т е н а н т Р а ф и н а д о в – коренастый полицейский с грубо-волевыми чертами лица – мужлан с младоженским мелодичным голоском (озвучка непременно женщиной!).
С т а р ш и н а О г л о б л и н – антипод Рафинадову – стройно-рослый полицейский с миловидно-женственным личиком (бровки соболиные, накладные ресницы, губки яркие). Телодвижения грациозны. Рокочущим же мужицким голосом сей персонаж – грубый солдафонище.
П о л к о в н и к К о ф е и н С е р г е е в и ч М о л е к у л а – басовитый полицейский мелкого-премелкого телосложения (во благо в сей роли лилипут). В высоченной каракулевой папахе и ботинках на высоченных каблуках-шпильках, с шерлок-холмсовской курительной трубкой в руке... Подчиненные перед Молекулой трепещут и заискиваются.
Т р и с е с т р ы – дамы неопределенного возраста (схожие обличьем, различны цветами однотипных спортивных костюмов).
П е р г и д р о л ь е в н а и П е р е г р ы з о в на – дворовые шахматистки пенсионного возраста. Первая – ушлая и жестковатая характерно бабища, вторая – тюха-пантюха худышечная; первая – в элитных «плюсовых» очечках на кончике носа-картошки, вторая – в толстолинзовых «минусовых» роговых очках-оглоблях, глубоко сидящих в переносице...
В а й ф а й к и н а Н а г о т а С е к у н д о м е р о в н а – поджарая, бодрая, скороговорно-пулеметистая моржиха, щеголяющая трусцой в физкультурном одеянии аля тридцатых годов прошлого столетия (черные трусы, белая майка, кеды, шапочка-полумячик). В руках гантельно серп и молот.
Ц ы г а н е – бородатые и нарядно-фольклорно разодетые.
Г а з о п р о в о д Я д р е н д у л о в и ч – дед Володи Саломаслова, супруг Зои Зиновьевны. Внешне схож со всесоюзным старостой М. И. Калининым. Подслеповат, о чем свидетельствует пенсне на шнурочке. Одет под революционного морячка (правда, с некоторыми абсурдными костюмно-стилевыми несоответствиями).
В задачах сего персонажа: дрема в кресле-качалке, вязание на спицах утеплительного чехла для воздушного шарика, эпизодический прием спиртного напитка, пара-другая реплик.
М а р ш а л п о л и ц и и Ч и н г а ч г у к С т е п а н о в и ч – пожиловатый, коренастый, окладистой бородой обладающий, примитивно-логически мыслящий. Этакий вдумчивый сыскарь, ан и способный в тупиковой ситуации закатить детскую истерику.
Г е н е р а л – м а й о р п о л и ц и и К а н д е л я б р и й А р н о л ь д о в и ч – подручный маршала – личность ничуть не экстравагантная.
К а п и т а н п о л и ц и и Т е р м и н а т о р – личность дюже неординарная. Способен при помещении предмета в ротовую полость безошибочно определять его температуру. Постоянно в танковом шлеме, виной чему патологические последствия давнишней тяжкой травмы – кратковременного отчленения головы от тулова.
Т е т я М а н я – добродушная соседка Саломасловых – отпетая кладоискательница – женщина лет полуста: простовата, туговато думна, хотя эпизодически довольно-таки философски мысляща, любительница побрюзжать. Напостоянку с металлоискателем и солидным рюкзаком за плечами.
О с е л Б а с у р м а н а Н и к о л а е в и ч а Г р и б о е д о в а – осел как осел (даже в некой степени ишак) – кроткого норова скотинка.
Б ю с т о г л о б а л ь н а я – пассажирка трамвая с колоссальным бюстом (двена-адцатый(!!!) размер). Обличьем типичная сельчанка в ватнике.
К о н д у к т о р ш а – девица-сексопилка в кумачовом бикини с мини-юбочкой и тоже с нешуточным бюстом (шестой(!) размер, как-никак).
П р о в и н ц и а л к а – приезжая в столицу из глухоманской деревушки Москва, где улицы настолько кривы, что рельсов для прокладки по ним трамвайных путей не подобрать. Годков около тридцати с довеском, ментально раскована, щедра, не прочь гульнуть с приятным мужчиной. Горазда пофилософствовать по привлекательному поводу. Этакая ветренка, не обременяющая своим присутствием окружающих.
И в а н А л ю м и н ь е в и ч – тренер Володи Саломаслова. Тучен, ан обалденный(!) живчик, балагур и мышечноигристый мужичонка. Волосат ручищами, губаст... Образно выражаясь, помесь разухабистой гориллы с неадекватным бегемотом. (((мне (автору) в сей роли видится некто подобный Игорю Маменко))).
М а с с а ж и с т П е т р о в и ч – внешне тщедушный типчик, ан довольно-таки ершист. Пусть и явно не отбывал в местах лишения свободы, но на удивление чтит криминальные понятки, реагируя на отступления от них вплоть до истеричных катаклизмов. Короче, фанатично блюдет то, что его явно не касаемо. (((мне (автору) в сей роли видится Геннадий Масленников из комедийного телесериала «ЧОП» либо эстрадист-юморист Сергей Дроботенко)))...
Ч у г у н е е в и ч – тоже функционер из бригады обслуживания киссбоксера Володи Саломаслова (гример, косметолог, с электроникой на короткой ноге). Да-а-а... хоть кто в сей ипостаси, лишь бы деловит-сноровист. Ювели-ир(!) своего дела.
Ж и р а ф и к – прямоходячий высокоэмоциональный научно выведенный скот с человеческими конечностями и телячьей головой на жирафьей длинной шее, облаченный в смокинг с бабочкой на белоснежной манишке. (((компьютерно-графически вполне реален))).
Д и м а Н е з а м у ж н и й – шоу-мен Чемпионата мира по киссбоксингу – крупнотелесен, самодоволен, самоуверен... Этакая мышечно-харизматичная фундаментальная глыбища! Присущее Диме слово-паразит – «ёксель-пиксель»... (((прототип – Дмитрий Губерниев)))
Ч м о к и – киссбоксер – третьи губы планеты. Этакий кривлястый идеально атлетически сложенный латино-американец. Выгибулист до невероятности (шиш актера на сию роль подберешь), знойно темпераментен, агрессивен, кичлив... Откровенно выражаясь, балбес балбесом, но... при роже-теле!
М о л ч у н – один из троих ассистентов Володи Саломаслова. Пантомимический персонаж. Безгласый увалень.
Н е в о з м у т и м ы е я п о н ц ы – с е к ь ю р и т и (парочка) и пара-тройка о х р а н н и к о в из неряшливых и внешне неопохмеленных европеоидов.
З р и т е л ь с к а я а у д и т о р и я.....
Т р а к т о р и с т – деревенщина-бродяга, слоняющийся с парой канистр в поисках халявного бензина.
П и а н и с т с а с с и с т е н т к о й.
М у х т а р и к и е г о к и н о л о г ш а – спаниель-ищейка и сексапилка.
Н а д ь к а – неуклюжая и интеллектуально приторможенная анонсистка ринговых раундов.
М и л а ш к и н М а к е т И в а н о в и ч и А н у с С о с т а к а н у с – антиподистые друг к другу телекомментаторы.
Д о н П и с т о н и Б и н г о - Б о н г о – престарелый и африканистый рефери на ринге.
С а н и т а р ы и ф е л ь д ш е р и ц ы с к о р о й п о м о щ и.
Д е в у ш к и(двое) – позерши для селфи.
В о н и з м а А р о м а т о в н а с о к о м п а н и е й м а х и н а т о р о в – п а п а р а ц ц и.
Д о п и н г – б р и г а д а..........
Д Е Й С Т В И Е П Е Р В О Е (в основном внутри безвкусно обставленной трехкомнатной столичной квартиры):
С Ц Е Н А П Е Р В А Я (морфейно-феерическая):
[Аудиофон сцены (помимо периодически взрывающихся у раганно децибельных воплей болельщиков) – виртуозное чуть слышное исполнение на балалайке разнообразнейшего мелодийного репертуара – от классики до шансона...
Ринг взором одного из боксирующих. Соперник – Баба Яга. Будто из сказки, но при боксерских перчатках . Старушенция кривляста, азартно подвижна, ехидна. Этакий живчик, коему, исходя из состояния физиономии, лет под полтораста; с пирсин гами (в том числе и на языке).]
Б а б а Я г а [Запыхасто-шепелявисто , виртуозно долбеня руками, ногами и головой по кинооператору и съемочной камере, коя в роли головы бабыягового соперника реагирующе на удары дергается, сбивается с резкости и причудливо деформирует изображение.]:
– Щас я тя!.. Щас, блин, уделаю!.. Какова лешева.., ушлепок, дедушкино... п-пиво почтальо-о-онше о-отдал?!..
В о в а С а л о м а с л о в (это он соперник Бабки Ежки) [с воплями и стонами снося гулкие и смачные удары и стопроцентно молотя невпопад, в паузах меж хуками и аперкотами.]:
– Ох!.. У-у-у!.. Вь-ведь День ж... О-о-й! На День Святого Валенти-и-ина(!!!) пив-во пода-ри-и-ил! О-оу-у!
Б а б а Я г а [язвительно, позволив паузу в схватке и уперев руки в боки.]:
– Вот и пущай ба твой святой эт Валентин, коли ево день, и дарил почтальонше свое-е-е(!!!) пиво! А он тя, лоха гнуснова, подбил де-е(!)душкино воровать.
В о в а С а л о м а с л о в [тяжело дыша, с поволокой в блуждающем взоре (то бишь в картинке кинокамеры), гласом плаксивого дитяти.]:
– Но оно ж... Фу-у-у... Проки-и-исшим уж было до пле-есени!
Б а б а Я г а [с укоризной маятниково покачивая головой.]:
– Тям бо-олее. На кой ляд почтальоншу травить?! Дедушка сам ба выпил. Яму-у жа без разнитцы: што прокисше, што недоквашен-но. Яму-у ж главно, штобы пи-и(!!!)во-ом(!!) называлося!.. А почтальонша с таво пойла трое суток антенсивно пузом маялася!
В о в а С а л о м а с л о в [опуская взор (фокус камеры).]:
– Да я ж, это ну.., не ду-у(!!)мал, что так выйдет!
Б а б а Я г а:
– Ня ду-умал он, вишь ли... А ты, бязмозглый, изо каковских соображениев котенка обучал табак курить?!.. На-а-а!!!.. [На сем вопле Вовчик получает мощный и гулкий удар в физиономию (то бишь в объектив кинокамеры). Ракурс блуждающ, картинка: калейдоскоп причудливых деформаций с появлением в кадре то ангелов в белом, то чертей в адском интерьере, поджаривающих развеселых грешников на примусах, керогазах, электро– и газовых плитах. Волны зрительских оваций и свист; с нарастанием заглушающий балалаечный аудиофон похоронный марш, кой в конце концов оборевает все звуки. Финал эпизода: похоронный марш в кромешной темноте.]......
[Сознание возвращается под монотонный гул (то гудит вовкина голова)... Камера, нацеленная вертикально вверх, медленно набирает яркость и резкость картинки. В кадре озабоченная Баба Яга, тычущая под объектив (в нос поверженного) своим тельняшечным носком.]
Б а б а Я г а [обеспокоенно-сострадательно.]:
– Нюхай-нюхай. Шибчее нюхай. Мой носок-та ядренее любова нашатырю-ю. Нашатырь-та супротив ево... Так себе – никаковского аромату. Мой носок-та – лучшее средство ото потери сознанья. Реянима-а-а(!!)ция! Пару разов нюхну-ул и... тута жа оклемалса... Нюхай-нюхай. Ско-о-о(!)ка полумертвых чарез носок-та на ноги поставлено... Со сщету собьешься... Шибче-е-е(!) в нос-та тяни, фрайер беспонтовый. Штобы до слез продра-ало...
[обрадованно.]: – Ока! Оживашь! Щас из нокавута на ноги выставлю и сызнова из сознанья вышибу. Антенсивней внюхивай, не криви рожу-та. Глубжее втягивай. Тужься сопаткою(!), Иванушка. Тужься-тужься!
В о в а С а л о м а с л о в [Немощно на фоне ме-е-едленно усиливающихся исполняемых соло на балалайке популярных мелодий и спада головного гула (балалаечная инструментальщина продолжится с паузами либо без них до финала первой сцены).]:
– В-во... В-вы-во-о-ова-а!
Б а б а Я г а:
– Чи-чево?
В о в а С а л о м а с л о в:
– Вы-во-о-ова(!) я, а н-не Ив-ва-анушка.
Б а б а Я г а:
– Ну и пущай будешь Вовою. Кака прынцыпиальна разнитца-та? Тужься. Че-та хило внюхивашь, Вован. Хошь полнотценно оживать – шавели ноздрями...
Полижи снадобье-та – не брезгуй. Язык-та не отвалитца. Вовнутрь-та нектар с моих носочков ото разнообра-а(!)зных хворей: хучь от ангины али ото... гип-пердонии; хучь от заворота кишечников; хучь от ижжоги али часотки...
[По ходу сего монолога изображение Бабы Яги тускнеет и теряет резкость. Когда оно уж совсем размыто, одновременно с ослепительной софитной вспышкой звучит оглушительный гонг, и... В кадре резко возникает образ отвратительного, злобно ощерившегося вурдалака!]
В у р д а л а к [противозно-развязным тоном, хищно гримасничая.]:
– Р-р-р! Уа-а-а-а-а!!! Гы-ы-ы!.. Коло-бо-ок, Колобо-о-ок(!), а й-я-я тебя съ-е-е-ем-м! Заж-жую-ю-ю всухомя-ятку! Я тебь... [Мощный прямой удар Володи Саломаслова в физиономию вурдалака пресекает его монолог на полуслове и стремительно погружает кинокартинку в кромешную темень.]
Г о л о с А н н у ш к и – с у п р у г и С а л о м а с л о в а [вопяще о т дикой боли на фоне балалаечных мотивов.]:
– Йё-ё-ёй-о-о-ой-й!!! Ма-а-амочка-а-а-а-а-а-а!! Ка-ак бо-о-ольно-о-о-о-о!!! За чё-ё-ё(?!!!), ё-ёксель-мо-оксе-ель!..
[Сцена завершается в кромешной темноте звукорежиссерски усиленной вибрацией обрыва балалаечной струны, положившего конец фоновым мелодиям.]
С Ц Е Н А В Т О Р А Я:
[Столичная квартира. Спальня. Интерьерчик так себе – комодно-шифоньерный. Деревенские занавесочки, пара сдвинутых разностилевых кроватей-односпалок, на стене над изголовьями пара огнетушителей, меж ними заставленная кубками и обвешанная спортивными медалями полка, ниже сей композиции на торчащем из стены шурупе наручники... На стене напротив - солидноэкранный жидкокристаллический телевизор.
Съемка от двери .
На дальней кровати, застеленной одеялом в пододеяльнике в пестро-ярко-крупные цветы, сидит (спиной к мужу и полуспиной к камере) облаченная в простецкую ночнушку позапрошлого века, делающая примочку глазу и страдательно р аскачивающаяся туловом Аннушка.
На ближней кровати одеяло в пододеяльнике в крупнющую рубашечную клетку (точно такой же тканью снаружи обита входная квартирная дверь и из нее же чуть ли не поколенные вовины трусы-клеш, из него же шортики и короткорукавные рубашечки сыновей – Вани и Пети). Под одеялом Володя, облаченный по-зимнему: ватные советскошаблонные телогрейка и штаны, серые валенки, рукавицы, распущенная солдатская шапка-ушанка с советскоармейской кокардой.]
В о в а [озабоченно, просыпаясь и переводя тревожный взгляд на супругу.]:
– Это ну.., чего стряслось-то?!.. Сызнова мобильник в суп уронила?
А н н а [обиженно, полуоборотом головы демонстрируя обволакивающий глаз сочный синяк.]:
– Да поше-е(!)л ты.., конь пядальный. Опять со своею Бабою Ягою, ёксель-моксель, боксировал? Опять мене сонной сонно в глаз зафингалил! О-о-ой! [Вскрик от боли, вызванной неловким прикосновением примочки к травме.]
В о в а [крайне взволнованно, садясь в попытке жалеючи приобнять супругу. Одеяло сползает на пол, открывая нелепый спальный наряд главного героя.]:
– Это ну, прости-и(!), Анюта. Прости. Я ж, это ну.., во сне нечаянно!
А н н а [гневно-плаксиво, передергиванием плеч сбрасывая с них облаченные в рукавицы ладони супруга.]:
– Отста-ань, злы-ыдень!.. И кода токо, ёксель-моксель, твои предки в свою Укроповку слиня-яют?! Задолба-а-а(!)л ты, Вовик... [передразнивающе.]: – «Пуща-а(!)й маи бабушка с дедушкою на маем диване, а я пока с табо-ою подрыхну»... Да дрых ба па-людски-та. Мине-та чё, ёксель-моксель, жалко? А то храпит как трахтор да еш-ще и руки распускат... Кто-о бы зна-ал, как смерте-ельна опасно спать с боксе-е-ером!..
В о в а:
– Ню-юш, это ну... Ну, Ню-юш! Прости-и!..
А н н а:
– Прости яму-у да прости. Как чуяла – целый вечер глаз зуделса... Умоляла жа: надень наручники да надень! А ты: "Жму-уть оне мине, Анюта. Ру-уки от их затекають"... Топерича у меня-я(!)., ёксель-моксель.., глаз... затек... Никаковскова, ёксель-моксель, предохраненья... По-молодости-та, кода еш-ще сильно со мною сщиталса, и в спальный мешок, и в смирительну рубашку упаковывать себя на ночь дозволял. А топерича все ему жмет да сковыват, да по нужде ходить мешат... Разлюбил чё ли(?!), ёксель-моксель...
В о в а:
– Чего городишь-то(?), Нюрка. Это ну.., ка-ак(?!!) можно тебя таковскую разлюбить!
А н н а [рыдательно повсхлипывав.]:
– А чё тода, конь пядальный, в постель ко мне как лесоруб одетым да обутым лезешь?! Еш-ще б топо-ор с бензопилою, ёксель-моксель, для полнова комплекту прихватывал...
В о в а [оправдываясь.]:
– Ско-олько раз тебе повторя-ять(?): я ж, это ну, спортсмен. Мне ж надо вес сгонять, чтобы из своей категории в верхнюю не вспучиться.
А н н а [продолжая делать примочки.]:
– Путевы-та спортцменты, ёксель-моксель, в бане-сауне по-о(!)том вес сгоняют. А ты...
В о в а:
– Я тоже по-отом. Только, это ну, по ходу сна в кровати.
А н н а:
– В кровати он па ходу сна. Извраш-щенец. Хотя бы, ёксель-моксель, ватны штаны с валенками перед энтимом сымал.
В о в а [умоляюще.]:
– Ну, Ню-юр(!), мне ж иначе полноценно не пропоте-еть.
А н н а [обидчиво.]:
– Все для спорта, все ради нево. А жена ему, ёксель-моксель, заместо куклы надувной да груши боксерской...
А еш-ще энта Бастилья(!) – кобыла пядальная... Кто она нам?.. Соседка по лесничной клетке. А че тода, как тока тваи дедуля с бабулею наедут, у нас денно-нощно околачиватса?.. Обш-че-е-е(!)ние, видите ли, имя обеспечиват... Мине ить, Вова, не жа-а-алко: хучь ку-у(!)чею гостите... Но ить она жа, Бастилья-та, ёксель-моксель, нафтали-ин(!) нюхат. Так и детишки нашенски по яё примеру пристрастятса!.. Тада чё?..
В о л о д я [озабоченно массируя темя так и облаченной в рукавицу ладонью.]:
– Это ну, Аннушка. Люди – не моль – нафталин не нюхают. Люди, это ну.., нюхают... ко-ка-ин! Бастилия ж Захаровна нюхает сахарную пудру. Для этого... Это ну... Для того... Чтобы, Аня, мозги, это ну, лучше действовали! Сла-а(!)дкое ж для мозго-о-о(!)в... Ого-го-о! Оно ж для них полезнее любого аспири-ину(!), а через нос, это ну.., самый ближний путь к извилинам. Наукою, это ну.., давным-давнехонько доказано... Еще Менделеевым иль... Может и даже самим Ломоносовым...
С Ц Е Н А Т Р Е Т Ь Я (уличная врезка):
[Утро. Светает. Свежезаснеженный двор. Уличное освещение еще не выключено...
Пасутся нарядно оседланные сытые скакуны. Лопатят снег и метут дворники и дворничихи: мужчины – представители негроидной расы, полнокомплектно облаченные в гусарское обмундирование (то их лошади пасутся); женщины – японки-гейши в кимоно.
Женщина преклонного возраста, экипированная под горнолыжницу (непременно на лыжах), усердно выхлопывает теннисной ракеткой развешанный на турнике ковер.
Верзила-дворник. Один глаз по-кутузовски прикрыт круглой повязкой непременно (в контраст с цветом негроидной кожи) бледно-желтоватого цвета. Посиживает на лавочке и самозабвенно забавляется игрой на смартфоне в тетрис. Судя по сему, бригадир уборщиков...
Издалека с нарастанием доносится заливисто-надрывный голос торговца гирями.]
Т о р г о в е ц г и р я м и:
– Кому-у ги-ирю?! Све-ежая ги-иря! Чисте-ейший чугу-ун!! То-олько что из мартеновской печи – с пы-ылу, с жа-ару!! Налета-ай – покупа-а-ай!!!..
[Искривленный тяжестью перекинутого через плечо за спину мешка с огромной гирей новый персонаж появляется во дворе. Худосочен, облачен классически по-Остапо-Бендеровски (брюки в мелкую продольную полоску, белый пиджак, шарф до полусогнутых колен, штиблеты аля годы двадцатые прошлого века, фуражка-капитанка). Лицо изможденное, глаза горячечно сверкают.]
П р о х о ж а я с т а р у ш к а(божий одуванчик с тросточкой и редикюлем в руках):
– Почем, сынок, нонче гири-та?
Т о р г о в е ц [прислонясь спиной к мусорному баку и водрузив мешок с гирей на верхний срез его стенки без спуска с плеча, с одышечным сбоем в голосе.]:
– Д-дешево, м-мать. Фу-у-у... Почти что задаром. Предновогодняя скидка. Сто рублей з-за килограмм. Б-будешь б-брать – по копейке с каждого кило скину.
С т а р у ш к а [покумекав с похлопыванием глаз, кивает на мешок.]:
– И на скоко ж таковская вытягиват-та?
Т о р г о в е ц:
– Четыре пуда – шестьдесят четыре кило.
С т а р у ш к а [ вновь покумекав с похлопыванием глаз.]:
– А мелких нету? Мине б с грех-фрухт али с коко.., с ко-ко-о... С кокос бы мине. Али с грех-фрухт. Помельчее б...
Т о р г о в е ц [падшим голосом . ]:
– Нету, мать. Средние-то сняли с производства как нерентабельные. А совсем мелкие цирк лилипутов оптом приобрел, да Министерство обороны для Генерального штаба остатки закупило... В наличии только крупняк.
С т а р у ш к а:
– Я б килограммов на пяток взяла. Давно мечтала деду свому в подарок гирьку под елку подкласть.
Т о р г о в е ц:
– Бери эту. Не пожалеешь. Чего мелочиться-то? Класть так класть.
С т а р у ш к а [сокрушенно.]:
– Да эк жа я этаку бонбу под елку-та затащу?
Т о р г о в е ц:
– В чем беда-то? Коли возьмешь, я ее тебе бесплатно в любое место запихаю.
С т а р у ш к а [вспылив, уходя, на высоких тонах.]:
– Себе в свое-е(!) "любое место" пихай, охальник бесстыжий!
Т о р г о в е ц [опешив, вдогонку.]:
– Прости, мамаша! Я виноват(?!), что я имею ввиду одно, а ты – другое!.. Извиняй! [себе под нос ворчливо]: – Извращенка. Песок из-под подола сыпется, а в голове научная фантастика. [старушке.]: – Ма-ать! Ты не в обиде?!
С т а р у ш к а [сменив гнев на милость, простительно махнув рукой.]:
– Да ла-адна уж.
Т о р г о в е ц:
– Ма-а-ать(!!!), а в вашем доме спортсмены обитают?!
С т а р у ш к а [без оглядки.]:
– В третьем подъезде на девятом этаже! Вовка Саломаслов! У их еще дверь в клетку, и Чебурашка на гвозди к ей присобаченный! Не перепуташь!
Т о р г о в е ц:
– А лифт есть?!
С т а р у ш к а [скрываясь за углом.]:
– Да токо што был!
Т о р г о в е ц:
– А работает?! [вопрос остается без ответа.]
О д н о г л а з ы й б р и г а д и р д в о р н и к о в [широченно-улыбчиво и мечтательно с акцентом, оторвавшись от игры в тетрис и сопровождая взглядом ковыляющего к подъезду скособоченного ношей торговца.]:
– Льифт есь? Гирья. Лильипути. Геньиральний шьтаб. Сальо-масьлоф. Сальо сь масьлом. О-о-о!!! Ка-а-айф! Э-э-эй(!!!), мужьик! Почьем сальо с масьлом продайешь?!
Т о р г о в е ц [надсадно с раздражением уже от входа в подъезд.]:
– Да поше-ел(!) ты, морда гусарская... [далее переливчатый, продолжительный «пик-пик», традиционно заглушающий кино-теленецензурщину, в паузах коего обрубки в виде "в", "е", «на», "ё"...]
С Ц Е Н А Ч Е Т В Е Р Т А Я:
[Коридор, двери в раздельный санузел, настенная одежная вешалка с шапочной полкой, непременно зажженный по сумеркам потолочный светильник в форме зонтика с сантиметров под двадцать заостренным наконечником (в последующем полка и он – динамические сценические предметы)... Скромного вида интерьерчик...
Из-за ближней двери звук унитазного слива. Чуть спустя из санузла выходит застегивающий ватные штаны Вова Саломаслов. Экипировка все та же (как и намедни в кровати). За иск лючением рукавиц, кои в зубах...
Шаблонный звук эсэсэсэровского дверного звонка. Вова подходит к входной двери и, все еще приводя в порядок штаны и не выпуская изо рта рукавиц, всматривается в дверной глазок.]
В о л о д я [сипло, вынув изо рта рукавицы.]:
– Кто?
Т о р г о в е ц г и р я м и [одышечно из-за двери.]:
– Сувенирную г-гир-рю... вам доставил... на Н-новый год под елку!
В о л о д я [на полуобороте головы к спальне.]:
– Нюра(!), это ну.., гирю для сувенира под елку заказывала?
А н н у ш к а [не появляясь в кадре.]:
– Неа. Ягоды заказывала. Южноафриканску буйнобиздику. Но, ёксель-моксель, на завтра к вечеру. Кутузов (наш одноглазый главный дворник) обещалса приволочь.
В о л о д я [прильнув к глазку.]:
– Это ну, ягоды биздики буйной завтра бы раньше и дешевле Кутузова принес, взяли б без проблем! А гирю сегодня не надо.
Т о р г о в е ц [умоляюще на пределе эмоций.]:
– Мужи-ик! Ну откро-ой! Зацени-и(!!!) ги-и(!!)рю-ю! Ты ж спортсмен! Имей совесть! Я ж ее для тебя на горбу на девятый этаж по лестнице пер! Лифт-то совсем не работает!
В о л о д я:
– А ты, это ну.., подыми ее на уровень к глазку. Я и через него заценю.
Т о р г о в е ц [возмущенно.]:
– Издеваешься?! Она ж – не арбуз! Она же чугунная! Отворя-яй – не бои-ись!
[Володя, посомневавшись, отворяет дверь, снаружи обшитую тканью в крупнющую рубашечную клетку (вовин пододеяльник и его же трусы, и костюмчики детишек). На двери вместо квартирного номера распятый мягкоигрушечный Чебурашка.
Пауза: торговец недоуменно осматривает володин наряд (ширинка ватных штанов непременно(!) недозастегнута), Саломаслов тоже недоуменно вперивает взгляд в торчащую у порога из спущенного мешка огромную гирю.]
Т о р г о в е ц [пораженный вовиной экипировкой.]:
– Братан, а ты точно спортсмен?!
В о л о д я [не отрывая взгляд от гири.]:
– Точно... Это ну.., а на фига мне таковская большущая гиря?! Мне ж ее, это ну.., и с двоих рук, это ну, даже до коленок не дотянуть, уж не говоря о том.., что еще выше их... – коленок-то – имеется.
Т о р г о в е ц [с надеждой, узрев проковылявшую из спальни на кухню облаченную в ночнушку Анну.]:
– Это кто там у тебя этакая здоровущая и вся в белом? Жена?
В о л о д я [не отрывая завороженный взгляд от гири.]:
– Это ну.., она самая.
Т о р г о в е ц [эвристически.]:
– Вот ей и презентуй! Пусть от скуки на досуге по квартире таскает! Натаскается – как шелковая будет: ни "бе", ни "ме", ни "кукареку"!
В о л о д я [кивком головы и пальцем указывая на гирю.]:
– С-с-сколько?
Т о р г о в е ц [восторженно.]:
– Тютелька в тютельку четыре пуда! Стандарт!
[Анна, интенсивно жующая откусанное от зажатой в кулаке гигантской морковины, энергично появляется на площадке в свободного покроя полосатой пижаме мужского эсэсээровского шаблона (но с вытачками под бюст). Таранисто выталкивая перед с обой Володю, ничуть не прикрывает колоритный вокругглазный синяк.]