Текст книги "Тренировочный день 3 (СИ)"
Автор книги: Виталий Хонихоев
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
– Вот ты где! – в кабинет врывается какой-то молодой человек кавказской наружности. Он одет в бежевый костюм с черной рубахой и белым же галстуком. Виктор машинально отмечает про себя, что из всех людей, которых он тут видел, этот, пожалуй, самый стильный. Хотя, стильный – неверное слово. Есть хорошее слово – выпендрежник. Да, именно, этот парень самый выпендрежный из тех, кого он тут встречал. Советские люди в это время не одевались вот так вычурно, особенно – мужчины. Не принято еще было проявлять яркую индивидуальность через шмотки… рановато еще.
– А ты кто такой еще⁈ – парень останавливается и смотрит на Виктора нехорошим взглядом: – не вмешивайся! Это наши с ней дела! Альбиночка, пошли отсюда уже! – он решительно шагает вперед и Виктор, который уже было совсем решил не вмешиваться во все эти сердечные дела Альбины Николаевны после того «свидания» у ресторана – делает шаг навстречу, преграждая путь выпендрежнику в бежевом костюме. Почему? Да потому что как только дверь распахнулась и в кабинет ворвался этот странный субъект – он почувствовал как Альбина за его спиной сжалась и покрепче вцепилась пальцами в футболку. Такую реакцию не подделаешь. Она его боится. Почему? Пока он не знал. Но в его присутствии никто не будет обижать… его коллегу.
– Прошу прощения. – твердо говорит Виктор: – школа закрыта для посещения в период летних каникул. Вы можете подождать снаружи… если вас интересует программа обучения.
– Чего? Какой еще программа обучения? Ты что мне тут… отвали! – «выпендрежник» взмахивает рукой, словно пытаясь отмахнуться от Виктора или смахнуть его в сторону, но тот – ловит его руку за запястье. И задерживает, давая почувствовать свою силу.
– Эй! – бежевый пытается вырваться, но Виктор не разжимает пальцы. Более того – сжимает их крепче и подтягивает руку к себе, глядя своему собеседнику прямо в глаза.
– Боюсь вы меня не совсем поняли. – говорит он: – посещение школы запрещено. Пожалуйста покиньте это помещение и территорию школы.
– Э, слышь, руку отпустил, убогий, а? Ты вообще знаешь кто я такой, а⁈ – повышает голос бежевый: – лапы убрал свои корявые, я кому говорю! Я за своей женщиной пришел!
– Альбина Николаевна. – поворачивает голову в сторону Виктор и отпускает руку своего собеседника: – этот индивид утверждает что является вашим другом. Если это так, то я конечно никаких препятствий чинить не буду… кто я такой – стоять на пути высокой любви.
– Н-нет! Не надо! – сжимается за спиной обычно невозмутимая «столичная штучка», а Виктор вдруг понимает куда две пуговицы с воротника ее блузки потерялись. Вот что за манера – силой пытаться свою симпатию навязать? Неужели нельзя добром договориться? Конечно Альбина та еще стерва, если честно и на нервах мужских играет как на скрипке ржавой пилой, но даже так – не стоит границы переходить.
– Э! Сюда иди! Ты меня обманывала, девка! Говорила, что, а⁈ – повышает голос бежевый.
– Неделька у меня не задалась. – вздыхает Виктор: – а еще в субботу со спиногрызами в лес идти. Ты вообще себе представляешь как тяжело педагогом быть? Всегда быть вежливым, понимающим, голос не повышать и уж тем более – никакого рукоприкладства. Так что пожалуйста просто уйти в туман, не доводи до греха.
– Оставьте в покое Альбину Николаевну! – повышает голос Оксана Терехова и внезапно – встает перед Виктором! Он не успевает отдернуть ее в сторону, если сделать это слишком резко – то она и упасть может!
– Отвали, пута маман кунем! – вскипает бежевый и отбрасывает Терехову в сторону, но не успевает сделать ничего больше – Виктор шагает вперед и выбрасывает вперед сжатый кулак – от плеча, коротким движением!
– Ай! – бежевый хватается за нос и сверлит его ненавидящим взглядом: – ты что творишь, эше воры кунем!
– Оксана с тобой все в порядке? – Виктор быстро осматривает девочку, она потрясенно кивает ему. Он выпрямляется и бросает взгляд на бежевого, чувствуя, как в первый раз за все то время что он находится в благостном восемьдесят пятом – у него в груди вскипает тугой водоворот ярости, а губы растягиваются в улыбке.
– Знаешь, а ведь тут у вас так хорошо. – говорит он: – я думал, что и не вспомню. Но… – он сглатывает: – спасибо. Я ведь и правда подзабыл как же это хорошо…
– Чего ты там бормочешь⁈ Да я тебя… – но Виктор больше не слушает! Он уже совсем рядом с бежевым и дергает его за рукав к себе, дергает с силой, так, что аж голова у того откидывается назад, и когда голова наконец поспевает за телом – встречает ее коротким ударом головой в переносицу! Хруст! Подхватывает «бежевого» под локоть, заводит руку, подкидывая тазом и натягивая к себе и… бросок! По широкой дуге! Тело издает противный звук, падая плашмя на твердый пол, а Виктор – намеренно доводит движение до конца, чувствуя хруст в конечности… стискивает зубы, удерживая себя от того, чтобы не добить упавшего ударом в горло, чтобы не сесть на него сверху и не вбить ему зубы в затылок, забрызгав все вокруг кровью… в конце концов тут же дети!
Он – выпрямляется, глядя на то, как на полу лежит потерявший сознание «бежевый». У него в кровь разбито лицо, рука вывернута под неестественным углом, да и в целом он не производит впечатление здорового человека.
– Наверное скорую надо вызвать. – говорит он озабоченно: – Терехова, ты чего творишь⁈
– Ай! Палец об него отбила! У него голова как каменная! – прыгает на одной ноге Оксана Терехова.
– Ну еще бы. Голова самая крепкая часть тела. – машинально замечает Виктор: – если уж пинать лежачего собралась – пни в живот. Тем более в сандалиях.
– Виктор Борисович! – раздается голос сзади, и он встречается взглядом с Альбиной Николаевной.
– А вообще это неправильно – взрослых пинать. – тут же исправляется он: – стыд и позор Терехова, а еще пионер!
– Правильно сделала, Оксаночка! – неожиданно заявляет Альбина Николаевна: – дайте мне, я его тоже разок пну!
– Вызовите кто-нибудь «скорую», пожалуйста. – вздыхает Виктор, оттаскивая Альбину от лежащего на полу «бежевого»: – а то он так у нас не выживет.
Глава 16
Глава 16
– Ну ты даешь, Витька… – качает головой Гоги Барамович: – ну я конечно подозревал что у тебя не все просто в личной жизни, но чтобы вот так. Это что же получается, товарищ Полищук, куда тебя не кинешь, там вокруг тебя сразу какие-то инсинуации получаются.
Виктор только вздыхает и головой качает. Подпирает подбородок ладонью и изучает вырезанное на деревянной поверхности неприличное слово.
– Нет, если не хочешь говорить, так и не говори. – покладисто соглашается Гоги Барамович, наливая ему в стакан из большой бутылки с надписью «Денатурат» красного вина. Пододвигает стакан к нему. Виктор молча берет стакан и поднимает его. Гоги поднимает свой и они соприкасаются краями стаканов, в воздухе повисает тонкий музыкальный звон, ласкающий душу каждого советского алкоголика. На этот музыкальный звон тут же оглядываются все во дворе, пожилые пенсионеры, играющие в домино, Лепольд Велемирович и Затопченко из третьей квартиры, а также деклассированные личности в виде алкоголика Женечки, который поднимает голову с явным интересом. Тут же откуда-то появляется грустный Батор, на лице которого расцветает темно-синий фингал с оттенками желтого по краям. Он молча садится с ними за стол и достает откуда-то из кармана складной жестяной стаканчик, также молча раскладывает его и ставит на стол.
– День сегодня… – говорит он: – на работе снова план провалили. А я ведь говорил им что мне карбюратор надо промыть. С бензином. А они – езжай, Кривогорницын, план давай. Даешь пятилетку в три года и все тут. А что у меня рана сердечная, так всем насрать. И это в эпоху развитого социализма, эх! – он машет рукой и поводит носом по воздуху, принюхиваясь: – а чего в бутылке, Гоги Барамович?
– Вино молодое. С родины привез. – говорит сосед-грузим и закручивает правый ус, подбочениваясь: – будешь?
– В моем положении не выпить было бы крайне немудрым поступком. Как говаривали классики марксизма, диалектика положения диктует мне выпить. Кто я такой, чтобы против диалектики идти? – Батор пододвигает свой складной стакан вперед: – а кроме того у меня вопрос. К тебе Гоги, а не к этому предателю, который меня в лапы этой злобной фурии толкнул!
– Вот как. – сосед-грузин поднимает бутыль и наливает красного вина в складной стаканчик Батора: – только с утра она была богиня Диана и вообще «вышла из мрака младая, с перстами пурпурными Светка!» – декламирует он: – а вечером уже злобная фурия. Сердце водителя склонно к измене и к перемене как ветер мая… – выдает Гоги либретто из оперы.
– Это все Витька виноват! – Батор разом заглатывает свою порцию вина.
– Эй! А тост? – огорчается Гоги: – мы же не алкоголики, чтобы без тоста… у нас скромное сообщество интеллектуалов и индивидов. Так сказать, клуб моральной взаимопомощи, а ты прямо стаканами глыкаешь! Если хочешь напиться, понимаешь, то это вон туда… – он кивает в сторону деклассированных элементов общества, откуда к ним уже выдвигается алкоголик Женечка.
– Да я чтобы на одной волне с вами быть. – оправдывается Батор: – а как мне еще быть⁈ Меня Светка знаешь как… – он осторожно прикасается к фингалу и морщится: – а все этот советчик, Витька! «Ступай к Светке, скажи ей что можешь и с Маринкой и с ней!» – передразнивает он.
– Не говорил я такого! – повышает голос Виктор: – я ж наоборот сказал, чтобы ты от нее отстал и дал мысли в порядок привести! А ты такой «пойду, поговорю!» Донжуан недоделанный. Какой девушке понравится, что ты такой «меня на всех хватит»⁈ Дурак совсем?
– Извините, джентльмены. – возле столика вырастает деклассированная личность алкоголика Женечки. Женечка держится достойно и только сглатывает при виде большой бутыли вина, его тощий кадык дрожит под бледной, словно куриной кожей.
– Прошу простить мое невольное вмешательство, однако хотел бы обратить ваше просвещенное внимание на тот факт, что данный индивид с утра совершенно никак не был замаран в суете бытия. – поясняет он: – ну нету ничего. А трубы горят. Даже одеколону в магазинах не продают. Да и денег на одеколон нету. А ведь ежели смешать одеколон «Тройной» и одеколон «Саша», то на выходе мы получим коктейль «Александр Третий»…
– Ладно, садись, болезный. – машет рукой Гоги: – но чтобы меру знал. Если будешь бузить, то лично тебе по голове настучу.
– Как можно! Как можно… бузить. Я и насилие – несовместимы по природе своей. Я интеллигент в третьем поколении, маман была учителем музыки, а дед – директором лицея. Только я вот… философ. А кому сейчас философы нужны? Не время философствовать, время строить социализм… – алкоголик Женечка достает из кармана граненный стакан и любовно дышит на него, протирает платочком, извлеченным на свет из внутреннего кармана замызганного пиджака. Платочек когда-то был белым, а сейчас имеет все пятьдесят оттенков от серого к темному.
– Давай по новой налью всем. Только без тоста чур не пить. – говорит Гоги и тянется за бутылкой: – и все-таки, Витька, что там у вас в школе произошло? Ты и Давид из-за училки этой подрались? Да ты не ссы, я тебя не сдам, Давид уже сказал, что заявление писать не будет, ему это в падлу. Говорит, что сам поскользнулся и упал. Да только так упал – мое почтение. – он качает головой: – переломался весь. Михал Борисыч говорит, что за всю свою жизнь такое вот падение только раз видел… и это с пяти метров на бетон. А тут в школе…
– Опять? – вяло интересуется Батор: – снова за этого негодяя девчонки дерутся? Сколько можно уже? Вот что в нем такого есть, чего во мне нет?
– Не знаю кто там и с кем дрался, знаю только что молодой парень из Саркисянов пострадал. Давид зовут. Ты бы с ними поосторожней, Вить. – обращается к нему Гоги: – они у нас год всего как, дороги строят, видел, наверное, на выезде заасфальтировали все. Так-то нормальные ребята, но этот Давид как бельмо на глазу. Заявление они писать не будут, но могут и подкараулить.
– Да и ладно. – пожимает плечами Виктор: – что уж поделать. Ситуация такая была, Гоги Барамович, пришлось пойти на обострение.
– Мне крайне неловко привлекать внимание просвещенной общественности, но трубы горят, джентльмены. – напоминает о себе алкоголик Женечка, держа стакан с вином в дрожащей руке: – давайте сперва вздрогнем, а уж потом я все объясню. У меня дар к объяснению, я же философ.
– Что же… философ. Давайте выпьем за нашего друга Батора, который с утра как кур в ощип угодил, а? – поднимает стакан Гоги: – всю ночь нам с Наташкой спать не давали, понимаешь! Сперва шу-шу-шу, потом как отбойный молоток – тум-тум-тум! Ты думаешь, если ты Светку на полу валяешь, то не слышно ничего, да? А потом – как давай орать как будто режут тебя! Устроили нам понимаешь драму в трех действиях и одной пощечине…
– Это не пощечина была. – мрачно буркает Батор и прикасается к фингалу: – у Светки удар поставленный… наверное на бокс ходила… кааак сожмет кулак и кааак даст мне! У меня аж искры из глаз! А чего я такого сказал-то⁈ Я в любви признавался! Что за бабы пошли!
– … я сейчас сдохну, если мы не выпьем. – честно признается алкоголик Женечка: – вот прямо тут сдохну. У меня и так муки танталовы как я вино вижу, а выпить не могу…
– Все. За друзей! Вздрогнули! – командует Гоги и они – выпивают. Некоторое время все молчат. Алкоголик Женечка и вовсе глаза прикрывает, прислушиваясь к своему организму и его реакции на молодое грузинское.
– Так я чего сказать хотел. – поворачивается Гоги к Виктору: – ты лучше с этими дорожниками не связывайся. Как увидишь – на другую сторону улицы переходи. И уж тем более драться не вздумай. У них понятия о чести нет совсем – могут и сразу накинуться со всех сторон, а могут и пырнуть. А у нас и так в этом полугодии пара ножевых есть по городу, нечего статистику портить. Хочешь себе нож в почку заполучить – лучше в следующем году, хорошо?
– Удивительно что этот Давид – дорожник. – говорит Виктор: – ты бы его видел. В белом… ну то есть в бежевом костюме, черная рубашка и белый же галстук. Ребята в школе его «Негативом» кличут. Какой из него дорожник, он лопату-то в руках держал хоть раз?
– Так он же сын бригадира. Эти ребята будто табором по стране катаются и дороги чинят. А он на папиной «Волге» ездит. – отвечает Гоги: – но пару раз я его на дороге видел, да.
– Хорошо пошла. – наконец открывает глаза Женечка: – но маловато. Однако я уже готов к дискуссии «почему он а не я». Наливайте еще.
– Ты лошадей не гони, бывший интеллигентный человек. – поднимает палец Гоги: – у нас тут не…
– Да, да, я понял. – перебивает его Женечка и поворачивается к Батору: – я так понял, молодой человек, что суть вашей претензии к мирозданию заключается как раз в этом извечном вопросе? Кто виноват и что делать.
– Да знаю я кто виноват! Это все Витька! – Батор стучит жестяным стаканом с надписью «Ессентуки, скважина номер 18» по столу, стаканчик тут же складывается, превращаясь в набор жестяных колечек.
– Да, да. Я везде виноват. И Польшу в тридцать девятом я захватил и армянский геноцид младотурками устроил и первозданный хаос возродил. – кивает Виктор: – вали с больной головы на здоровую. Какого черта ты вообще к Светке поперся? Только у вас все налаживаться стало, как ты со своими подкатами к Марине!
– Женщины. – Гоги поднимает бутыль с вином: – давай по-новой, а то не клеится у нас разговор. Маловато видимо паров алкоголя в организме. Батор, а ты чего Светке такого сказал, что она тебя в глаз? Да еще сразу после любовных игрищ? Это ж постараться нужно было. Ты что, сказал ей что она – бревно в постели? Или там «твоя старшая сестра круче»? Или «на троечку сойдет»?
– Да ну вас. – сдувается Батор и снова раскладывает свой стаканчик из жести: – бабы эти еще. Сами не понимают чего хотят. Вот Витька – живой пример. Он же некрасивый и глупый, а они к нему клеются. Вот почему, а? Никто не знает… загадка природы. Это как вот… почему синий кит срет в воду желтизной, а выхухоль своих детенышей поедает? Загадка. Зачем детей жрать, если еда есть? Или там вот у девушки полно кавалеров вокруг – и красивые есть и умные, и богатые, так нет она выберет самого стремного и будет с ним носиться, совсем как Самира со своим Нурдином. Она же и красивая и вообще – настоящая русская женщина, не в смысле национальности, но в смысле – коня на скаку остановит и в горящую избу войдет. А он к ней как к говну относиться. В карты играет и по бабам ходит, совсем как Витька.
– Я в карты и играть толком не умею.
– Значит со вторым пунктом возражений нет? – прищуривается Гоги: – вай, опасный ты человек, Витька. Тебе как раз такую как твоя Лилька и надо, она тебя обуздает. Эх, не повезло тебе с ней… разобьет она тебе сердце, как вазу китайскую кувалдой – бац! И только осколки по стенкам. Давайте тост скажу! О разбитом сердце. Тем более что у нас тут все такие.
– Это все неконструктивно. – подает голос алкоголик Женечка: – это у вас заблуждения от недостатка информации. Вы как те слепцы что слона встретили и можете судить о целом только исходя из своих собственных ощущений. Это когда один держит слона за хвост и говорит, что слон похож на веревку. Другой за ногу и говорит, что слон как колонна. А на третьего слон насрал и тот искренне считает, что слон – это куча дерьма. Вы, мой дражайший друг Батор – как раз в положении слепца на которого насрал слон. А на самом деле слон – понятие выше вашего осознания… но я вам помогу, друг Батор. Ваши изначальные установки не корректны в основе своей. Наливай!
– Ээ… нет! – Батор закрывает ладонью стакан алкоголика Женечки: – пока не объяснишь все путем – никакого алкоголя, алкоголик!
– Это тавтология. – замечает Виктор: – никакого алкоголя алкоголику. Грустно. А у меня вот вопрос, Женечка. И Гоги Барамович тоже. Вот скажите… теоретически – чего ей от меня нужно, а? Я же вижу, что мы с этой Альбиной ну не пара никак. И она это понимает. И в тот раз меня отшила уже. Ладно в классе – испугалась что этот Негатив на ней блузку порвал, вот и прибежала, но потом-то чего?
– Негатив к ней приставал значит? А ты у нас – рыцарь Айвенго значит? Мало ты ему прописал…
– Да не я один. Альбина тоже успела его пару раз пнуть. И Оксана Терехова. Вот от кого не ожидал, вроде худая, а с боевым духом девчонка. – кивает Виктор: – но не об этом речь. Вон у Батора тоже кризис. А все, потому что ему Светки мало. А Светка такая… мне бы хватило. Всем бы хватило, а он как тот медведь в зоопарке, что на бегемота пырится. Хлебалом бы таким медку хапануть…
– Товарищи трудящиеся. – к ним подсаживается сосед, который уже закончил партию в шахматы за соседним столом, он достает свой крученный, разноцветный мундштук из оргстекла: – доброго вечера. О чем речь?
– У вас стакан есть, Леопольд Велемирович? – задает вопрос Гоги: – а то у нас тары свободной нет.
– Таки разве ж это проблема, уважаемый Гоги Барамович: – разводит руками Леопольд Велемирович: – в столь уважаемом обществе? Я вообще человек непьющий, но видит бог, не пьем, а лечимся. Секунду. – он раскладывает на столе шахматную доску и достает пластиковую фигурку ладьи. Переворачивает ее и демонстрирует что фигурка – полая. Ставит ее на стол и пододвигает к Гоги. Тот уважительно качает головой.
– Все-таки до чего интересно с вашим поколением, Леопольд Велемирович. – говорит он: – у вас всегда все схвачено.
– Вы меня с мысли не сбивайте. – поднимает палец Виктор: – давайте этого типа осуждать. Светки ему мало, Маринку ему подавай. Ты чего, Батор, совсем⁈ Видел какая Светка замечательная? Она, между прочим, в политехе учится и на стройке работает. А ты – водила, прости господи. Она вот институт свой закончит и инженером будет, у нее зарплата твоей в два раза больше будет, а такими как ты она будет командовать на производстве. У нее и амбиции есть и характер. А ты? Если и растешь, то только вширь, пузо вон отращиваешь, животновод… – он тычет его пальцем в живот и Батор – отодвигается.
– Да знаю я! – говорит он: – знаю я что она классная! Сам все видел ночью… какие у нее эти… – он описывает руками в воздухе полукружья: – амбиции. Упругие и две штуки сразу. Но у Маринки тоже амбиции есть! Мы пока со Светкой в их комнате… там на спинке стула бюстгальтер висел, розовый такой и по размеру понятно, что не Светкин, Светка он высокая и стройная, а Маринка – ниже ростом, но… – он снова описывает полукружья, на этот раз побольше: – вот такие! Колоссальные сиськи! Как представлю, что за богатство в этом лифчике прячется…
– Всех баб не перетрахаешь, мой друг Горацио. – замечает Виктор: – все это тщета и суета сует, Батор.
– Всех не перетрахаешь. – соглашается с ним Батор: – но уж попытаться-то можно? И потом – кто бы говорил⁈ Сколько у тебя баб у самого? У нас с Гоги Барамовичем уже национальный вид спорта – всех твоих женщин считать! Я лично уже дюжину насчитал! А у меня одна! Была…
– Sic transit gloria mundi… – вздыхает Виктор: – и так проходит слава земная… наслаждайся тем, что у тебя есть, а не гонись за призрачным успехом.
– Так у меня теперь и нет ничего. – грустит Батор: – видал фингал? Это ж она со всей души мне зарядила…
– На самом деле это хороший признак. – говорит Гоги, наливая всем вина: – была бы она к тебе равнодушна – ударила бы не так сильно. А тут… даже кулак довернула… явно неравнодушна к тебе.
– Ты ему дурные идеи в голову не вкладывай. – предупреждает Виктор: – он же все понимает на свой лад. Пусть погрустит немного, а уж потом мириться идет, а то…
– Гоги Барамович! – сияет Батор: – так что ты говоришь⁈ Значит она ко мне – неравнодушна⁈ Я сейчас же пойду к ней и…
– В этот раз я тебя точно перекрещу…








