Текст книги "Тренировочный день 3 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Это еще почему? – он скашивает взгляд, чуть повернув голову и видит группку из нескольких девчат, которые делают вид что усиленно изучают старые афиши на бетонной стене. Ну конечно. Нарышкина и ее компания. Все тут – Коломиец, Терехова и Баринова. Конспираторы…

– Да потому что трюк «его сердце занято Лилей Бергштейн» действительно всех женщин вокруг отпугивает. Всех взрослых женщин, у которых есть мозги и чувство самосохранения. Но подросткам… – она качает головой: – вспомни что делают подростки если что-то им недоступно, да еще и запрещено? Ах, да, а еще если твоя девушка сама Лилька, то это же вот такенный знак качества у тебя на лбу! «Значит хорошие сапоги, надо брать». – передразнивает она секретаршу Верочку.

– Ну… а какие у меня были варианты? – отвечает Виктор: – сама знаешь, молодость и целеустремленность – страшное сочетание. Есть у меня в классе одна такая одаренная и тем и другим, Лиза Нарышкина. Девушка красавицей вырастет, да и сейчас уже красотка. Умная, развитая не по годам, но вбила что-то себе в голову и все тут. Кстати, ты же ее видела, это она на лестничной клетке напротив Лили живет.

– То есть ты хочешь сказать, что она видела как ты с этой бесстыжей Бергштейн на лестничной клетке обжимался? – хмыкает Айгуля: – ай да девчонка! Ну все, Полищук ты попал как кур в ощип. Видела я ее глаза… действительно очень целеустремленная девочка. Как там – нас бросала молодость в сабельный поход, нас кидала молодость на кронштадтский лед! Вырастет – будет такая хищница… знаешь, что – а ты ей поддайся.

– Чего⁈

– А чего? Для молодой девочки это первая связь, а так у нее фокус с тебя пропадет. Ну… или нет. Тогда у тебя вообще две дороги отсюда будут – или в загс или в прокуратуру, понимаешь. – снова передразнивает персонажа из фильма Айгуля.

– Не надо в прокуратуру… – машинально отвечает Виктор.

– Сам не хочу, понимаешь… – разводит руками Айгуля. В прозрачном вечернем воздухе смех разносится особенно далеко.

Глава 12

Глава 12

Летние вечера в провинциальном городе были похожи как близнецы – мгновенно наступающие сумерки, теплый и прозрачный воздух, загоревшиеся фонари ночного освещения вдоль бульваров, влюбленные парочки и молодые мамаши с колясками, гуляющие по дорожкам парка и рядом с ним, на центральных улицах. Где-то играет музыка и слышны взрывы хохота, какая-то компания с гитарой и бутылкой портвейна устроилась прямо на детской площадке, слышен заливистый женский смех.

Четверо подружек неторопливо идут по бульвару, так и не наговорившись всласть за весь день, впереди вышагивает Нарышкина Лиза, заложив руки с портфелем за спину и опуская каждую ногу так, словно печать на мостовой ставит. Рядом с ней, заложив руки за голову идет Инна Коломиец, за ними – двое. Оксана Терехова и конечно же Яна Баринова, все четверо уже подруги не разлей вода.

– Не ну вы видели⁈ Видели⁈ Я же потом специально вниз спустилась и посмотрела! Там четыре с половиной метра наверное! – продолжает восхищаться Оксана Терехова, ее глаза блестят лихорадочным блеском, словно два драгоценных камня в сумерках: – чистая Ирия Гай! Настоящая вестерианка! Вот бы с нее носки снять, наверняка у нее там шесть пальцев!

– Чего? Какие еще шесть пальцев? – хмурится Инна Коломиец, оборачиваясь: – ты это о чем?

– Ну ты даешь! А еще «Технику Молодежи» читаешь! – всплескивает руками Оксана: – Ирия же инопланетянка с планеты Вестер! Эти инопланетяне отличаются от людей только тем что на ногах у нее шесть пальцев. А она когда кроссовки сняла и на учительский стол села, то у нее на ногах белые носки были, так что не посчитать… а жаль. Я уверена, что у нее на ступне шесть пальцев!

– Гай-до в «Технике Молодежи» не публиковалась. Она в «Пионерской правде» по частям выходила. – поправляет Оксану Яна Баринова: – я ее там читала. Очень интересно. Но я себе Ирию Гай немного другой представляла. Тетя Лиля она скорее, как сама Алиса Селезнева – такая же взбалмошная и на подъем легкая.

– Тетя Лиля… – ворчит Лиза Нарышкина: – какая она тетя? Да она всего на сколько лет нас старше? Лет на семь?

– Ты же сама говорила, что она старая. – замечает Инна: – что совсем старая.

– Это я раньше говорила. До того, как решила, что она мне теперь как сестра. – поясняет Лиза: – я с ней соревноваться никак не могу, уж слишком она… такая. Но мне и не нужно. Я буду ей как младшая сестра и она меня в семью примет.

– А вы видели, как Лермонтович из класса выскочил как эта Ирия Гай на стол Виктора Борисовича забралась? – задает вопрос Инна Коломиец: – как будто его кипятком ошпарили. Уверена, что у него кровь из носа брызнула!

– Мальчишки такие идиоты. – авторитетно заявляет Оксана: – на переменах под лестницей толкутся, ну той, что в столовую ведет. Там же ступеньки не сплошные, а просто плиты из мраморной крошки, снизу видно кто идет. Пытаются под юбку заглянуть, уроды.

– Пусть пытаются. – машет рукой Инна: – я на летних все равно юбки не ношу, да и Лизка вон в джинсах ходит. А у Яны там шорты спортивные.

– А если кто из девчонок не знает? – возражает ей Оксана: – и вообще, неправильно это. Подглядывать.

– Говорит та, кто за парнями в мужской раздевалке подсматривала. – хмыкает Инна: – молодая и озабоченная лицемерка Терехова. За кем ты там подсмотреть хотела? Не за Поповичем же? Я так понимаю, что у нас только одно место для фанатки физрука есть. Кто тебе там понравился так, а?

– Ты не понимаешь! – защищается Оксана и машет руками: – это другое! У меня научный интерес был! В смысле… ну интересно же как у них там все… потому что анатомический атлас все в разрезе показывает и в черно-белом еще!

– Тю… – протягивает Инна: – что ты парней голых не видела еще? Ну ты даешь, Терехова. Тебе сколько лет уже? Четырнадцать? Пятнадцать? Так старой девой и останешься.

– Ой, сама-то! – огрызается Оксана: – можно подумать, что знаешь уже все!

– А я еще на прошлых летних каникулах в лагере насмотрелась. – заявляет Инна: – ничего интересного, это я тебе как доктор говорю. Я даже пробовала… всякое. Целовалась там и вообще. Так что опыта у меня уж всяко побольше.

– Это просто потому что ты дылда. – говорит Оксана: – у тебя вон все как выросло, даже грудь почти как у Барыни. Вот тебя и принимают за взрослую.

– Сдалась тебе моя грудь. – отвечает Яна Баринова: – я ее, между прочим, постоянно утягивать пытаюсь, а она все растет и растет. Вот куда? Я уже и капусту есть перестала совсем, хотя обычно бигус люблю, особенно если с копченными сосисками и беконом.

– Скажи, Барыня, а ты уже целовалась? – обращается к ней Оксана: – и как? Ну, в смысле – приятно или как? И кто тебе из парней в классе нравится?

– Давай лучше у Инны спросим. – дипломатично перенаправляет фокус внимания Яна: – она сама говорит, что все уже пробовала. Инна, расскажи, а? С кем у тебя было?

– С вожатым из соседнего отряда. – не стала чиниться Инна: – такой высокий и красивый, а волосы кудрявые, русые. Красавчик, одним словом. Ему другая вожатая из нашего отряда глазки все строила, а он за мной ухаживал. Стихи по вечерам читал, пару раз я даже ночью через окно из расположения отряда убегала, а мы с ним на озеро купаться убегали. Представляете, ночью! Луна светит как бешеная, а мы с ним вдвоем! Но ничего такого не было, он и не приставал даже.

– И когда же вы тогда…

– Вот если ты помолчишь хоть секундочку, Терехова, то все и узнаешь. – сердится Инна: – что за манера перебивать меня постоянно!

– Да мне просто интересно! – поднимает руки вверх Оксана: – продолжай, интересно же, ну!

– Точно, ты ее не слушай, это у нее от восторга. – добавляет Яна: – у меня вот тоже ничего не было, хотя в детском садике мальчики нам свои писюны показывали, баш на баш.

– Баш на баш?

– Ну это когда они нам покажут, а мы – им.

– И ты показывала?

– Все показывали!

– Хватит! – сердится Инна: – да кому интересно кто там кому чего в детском садике показывал! В детстве все по-другому! Вон фотографии младенцев везде есть, моя мама вечно всем гостям показывает мою фотку, где я только в распашонке лежу… ужас какой! Стыдно!

– Моя тоже. – кивает Яна: – что это за манера такая своих детей позорить? Такие вот фоточки нужно сжечь, выставить огнеметный взвод и пепел по воздуху развеять! Чтобы не позориться! Я вот прямо в красках представляю себе, что вот когда я себе парня заведу и он ко мне домой придет, с мамой знакомиться, а она ему сразу под нос эту вот фотку! Да я ж со стыда сгорю!

– А у меня и фоток таких нет… вроде. – говорит Оксана тихо: – только одна из роддома, но я там закутанная в одеяло, одни глаза видно.

– Как же тебе везет. – вздыхает Яна: – я бы давно эту фотку порвала да в унитаз спустила, но мама не дает!

– Тихо! – шипит Лиза спереди: – тихо! Смотрите! Вон там! – она протягивает руку и указывает куда-то вперед: – видите⁈

– Что? – не понимает Инна, глядя туда куда указывает ее подруга.

– Вон там! У проходной Комбината! – тычет пальцем Лиза: – прячемся!

– Да зачем⁈ – Инна оглядывается и видит, что у проходной Комбината стоят трое. Мужчина и две девушки. Мужчина кажется знакомым. Она вглядывается в него и охает. Это же их учитель физкультуры, Виктор Борисович! Но что он тут делает и почему с ним две девушки? Одна – высокая, кажется даже чуть выше него, нет, определенно – выше. И вторая – ниже почти на голову. И ни одна из них не похожа на ту, которая днем в их класс по «совершенно гладкой стене» забралась.

– Это же Попович! – ахает Терехова: – но… кто эти девушки? И почему он с ними, а не с Ирией Гай⁈ Он что, уже изменяет⁈ Какие все-таки мужики сволочи! А она такая классная!

– А ну-ка спрятались! – Лиза заталкивает всех за угол: – нужно проследить за ними! Это… это же те самые девушки что с ними на квартире были! Вон та узбечка с длинными косами и эта, которая невысокая…

– Узбечку зовут Айгуля Салчакова. А мелкая это Алена Маслова, тоже либеро как и Лиля, только за Комбинат играет. – говорит Инна: – мне дядька все рассказал про них. Но каков Попович! У него такая девушка теперь, а он уже с другими заигрывает!

– Может мы лучше про то как Инна в летнем лагере с вожатым целовалась послушаем? – осторожно предлагает Яна: – следить за взрослыми как-то… неуютно.

– Лиза права. – говорит Оксана: – а что если он Ирию Гай обижает и за ее спиной с этой узбечкой встречается? Вон, смотри, одна ушла, а он ее провожать принялся. Вдвоем идут, да еще она его под ручку взяла… стерва! Разлучница!

– Ты вообще на чьей стороне, Терехова⁈

– Мне Ирия Гай нравится! Но я на твоей стороне! Зачем тебе еще соперницы, у тебя и так их хватает! – спохватывается Оксана, выглядывая из-за плеча Лизы: – Альбина Николаевна та же… или Ирка из девятого «бэ».

– Ирка? Которая чулки черные носит и юбку подрезала? Она же вроде с Костей Горюновым ходит, который заместитель председателя школьной комсомольской ячейки? Они еще видик в красном уголке крутят по вечерам… – отзывается Инна: – а что с ней не так?

– Говорят, что она тоже вокруг Поповича крутится, а Горюнова бросила. – поясняет Оксана: – потому что он козел и с Нинкой на свиданку ходил, которая из школьной ВИА. На ионике играет.

– Уж Ирке из девятого «бэ» я нипочем не проиграю. – твердо говорит Лиза: – все, они пошли дальше, идем за ними. Старайтесь в глаза не бросаться, делайте вид что мы тут по делу и вовсе за ними не следим.

– По какому такому делу мы тут? – уточняет Инна: – потому что у меня тут никаких дел нет. Да и какие дела могут быть у школьниц возле проходной Комбината?

– Родителей встретить с работы? – предполагает Оксана: – если бы кто-то из наших родителей работал на Комбинате…

– У меня отчим там работает. – находится Яна: – в администрации завода.

– Да какая разница! Кто у вас спрашивать будет, вы чего⁈ Просто идем за ними и не палимся! – сердится Лиза Нарышкина.

– Хорошо, хорошо… – закатывает глаза Инна: – идем, идем. Просто это глупо – за Поповичем и его бабами следить. В субботу мы все вместе в поход пойдем, там на него насмотришься.

– Ага. Вот только Терехова, блин, пригласила с нами и Лилю. Гостеприимная ты наша, вот кто тебя просил⁈ – Лиза тычет Оксану в бок указательным пальцем: – кто тебя просил⁈

– Ай! Хватит! Ну нравится мне Ирия Гай, ничего не могу поделать! – защищается Оксана: – не тыкай меня! Ты не понимаешь, она же просто чудо!

– Никакая она не Ирия Гай! Никакая не инопланетянка с планеты Вереск! – повышает голос Инна.

– Вестер! Вестер а не Вереск! – в свою очередь повышает голос Оксана.

– Да всем все равно! Нету никаких инопланетян! Это все фантастика, Кир Булычев написал и в «Пионерской правде» опубликовал, вот и все! Хватит тут себе воображать черте-что, Терехова!

– Все начинается с воображения! И… – тут Оксана замолкает. Оглядывается. Прямо перед ними стоит, сложив руки на груди Виктор Борисович, а рядом с ним – та самая высокая девушка с длинными и тонкими черными косами.

– И почему я не удивлен. – раздается его голос: – четверо неуловимых мстителей снова пошли в отрыв. Что вы тут делаете так поздно? Скоро уже одиннадцать будет, а вы по улице шарахаетесь.

* * *

Виктор оглядел застигнутых на месте преступления девчат. Они выглядели виноватыми, даже вечно дерзкая Инна Коломиец и та взгляд потупила. Ситуация его больше смешила, но все равно вид нужно было сделать крайне суровый и строгий. Чтобы знали.

– Эээ… а мы просто гуляли. И совсем про время забыли. – говорит за всех Яна Баринова: – не ругайтесь пожалуйста, Виктор Борисович.

– Да я в общем и не ругаюсь. – отвечает он, подумав о том, что Яна всегда такая была – готовая за всех отвечать. Взять на себя вину и вести переговоры. Что и не удивительно, она уже полностью сформированная личность… дальше паттерны просто закрепятся и усилятся. Как там? Пробираясь до калитки, полем вдоль межи – Дженни вымокла до нитки вечером во ржи… очень холодно девчонке, бьет девчонку дрожь, замочила все юбчонки идя через рожь. Если кто-то звал кого-то сквозь густую рожь и кого-то обнял кто-то – что с него возьмешь? И кому какое дело, если у межи целовался с кем-то кто-то вечером во ржи…

– Но все равно я вас всех лучше по домам провожу. – говорит он, стряхивая с себя паутину воспоминаний, очарования голоса Яны и стихотворения шотландского поэта: – Айгуля, ты тогда домой сама иди, а я эти неуловимых мстителей доставлю в руки царских жандармов-родителей, как и положено штабс-капитану Овечкину. Неуловимые мстители наконец пойманы.

– Давай вместе их проводим. – отвечает девушка с длинными и тонкими черными косичками и озорно взблескивает глазами: – все лучше, чем ты один будешь ходить. А если что случится, то я тебя защищу, раз уж у нас сегодня ни Волокитиной ни Бергштейн рядом нет. Как можно мужика одного по ночному городу отпускать? Вон такая как Маслова появится – как отобьешься?

– Продолжаешь меня подкалывать, а? – качает он головой: – ну да ладно. Хочешь по городу походить вечером – твой выбор. И… – он не успевает закончить. Рядом с ними останавливается милицейский бобик, на секунду ослепив их фарами. Виктор невольно подбирается. Они что-то незаконное сделали? Да вроде нет. Просто стоят тут и все. Другое дело, что не должны девочки так поздно ночью гулять… хлопает дверца и из машины выходит милиционер, его лица Виктор не может разобрать из-за света фар.

– Витька-джан! – раздается знакомый голос: – а я смотрю, кто ночью не спит, у кого совесть не чиста? А он всех девушек города вместе собрать решил, а?

– Гоги Барамович! – узнает своего соседа Виктор: – а ты какими судьбами?

– Да на усиление отправили, понимаешь. Из Южлага дернулись рецидивисты, в побег подались. – говорит Гоги и поправляет брезентовый ремень на плече. Только сейчас Виктор отмечает необычный вид своего соседа. Обычно он в синей рубахе и штанах с лампасами, даже кобуры на поясе не носит, а сегодня – в бронежилете и со сферой шлема на голове, через плечо перекинут ремень АКСУ или как этот автомат ласково прозвали в девяностые – «Ксюхи». На поясе – брезентовый подсумок для запасных магазинов.

– Это опасно? – спрашивает Айгуля и Гоги поворачивается к ней.

– А я тебя знаю. – говорит он: – ты же в тот раз за Витькой в общагу приходила. Айгуля, верно? Меня Гоги зовут, я Витькин сосед и в целом мировой парень. А насчет беглых преступников можешь не переживать, пока тут стражи закона и порядка – вы в безопасности! – он подбоченивается. Айгуля окидывает его скептическим взглядом и тот немного сдувается, поправляет автомат на плече.

– Ну а если серьезно, то скорее всего они уже из области исчезли. Какой смысл им тут торчать… – говорит он: – дороги, конечно, перекрыли, но пока схватились, пока то да се… – он машет рукой: – поди уже в Московской области.

– Гоги Барамович! – говорит Виктор: – слушай будь другом, развези моих учениц по домам, а? Пешком мы будем час мотыляться а то и два. А им завтра в школу.

– Что? Так эти девушки – школьницы? Современное поколение акселератов… – бормочет Гоги и откашливается: – конечно отвезу. Давайте все в машину. Витька с Айгуль на заднее сиденье, а школьниц я в клетку посажу. Для так сказать осознания, чтобы не гуляли по ночам…

– Очень педагогично. – кивает Виктор: – а может у вас в отделении еще и камера свободная есть?

– Камеры всегда есть. – авторитетно заявляет Гоги Барамович: – но только для избранных. Как там – много званых, но мало избранных. Ты уж извини, Вить, но твоим ученицам я пока только стакан с решеткой в уазике могу предложить. Но все включено и вообще услуга «люкс». Домчим всех домой с ветерком, нечего по ночам шляться.

– Вот спасибо, Гоги Барамович, выручил! – радуется Виктор: – девочки! Забирайтесь в машину!

– Виктор Борисович! Я в клетку не полезу!

– Терехова заткнись и полезай!

– Виктор Борисович! А Баринова дерется!

– В самом деле может все же их в салон посадить. – сомневается Айгуля: – а мы с тобой можем и пешком пройтись…

– Товарищ милиционер, не отпускайте их одних! У него Ирия Гай есть, а он с… этой!

– Весело живете, Витька-джан. – качает головой Гоги: – не позавидуешь…

Глава 13

Глава 13

Главки с булавку

Недалеко за городом, за его растущими окраинами – находились песчаные карьеры, откуда в свое время брали песок и щебень для большой стройки Комбината. С тех пор прошло много лет и песчаные склоны карьеров заросли редкой растительностью, а кое-какие из карьеров даже заполнились водой, образовав рукотворные водоемы. Купаться на карьерах было, конечно, запрещено, даже табличка такая где-то стояла, но когда мальчишки таких предупреждений слушались?

На песчаном склоне одного из оврагов сидели двое и что-то сосредоточено мастерили на коленке, ведя неторопливую беседу.

– Зуб шатается. – говорит Володя Лермонтович и запускает пальцы в рот, ощупывая шатающийся зуб: – неудобно во рту как-то…

– Давай мы его ниткой рванем? – предлагает его закадычный друг, Никита Тепляков: – как в книге – привяжем к дверной ручке в классе и подождем, когда физрук придет. У него руки сильные, он тебе враз зуб выдернет.

– Не дам я себя к дверной ручке привязывать. – отвечает Володя и убирает руки, вытирает их об штанину: – ты, Никитос, лучше не болтай языком попусту, а работай. Измельчай все как следует.

– Да я вроде измельчил. – отвечает Никита и отстраняется, давая Володе оценить результаты его трудов. Володя наклоняется, изучая смятый листок в клеточку, вырванный из тетради. На листочке были сложены кусочки прозрачной целлулоидной линейки, так называемой «Командирской» линейки, с трафаретами прямоугольников и ромбов, с транспортиром и углами, а еще с силуэтом самолета. Такой линейкой было удобно рисовать в тетради карты сражений, воображая себя генералом, склонившимся над картой перед решающей битвой. Однако у этой линейки была еще одна важная функция, будучи подожженной она очень быстро горела и нещадно дымила. Самое то для дымовухи.

– Слишком крупные куски. – заявляет Володя и тычет пальцев в обломок линейки с куском транспортира: – ты чего? Как мы все это в фольгу потом заворачивать будем? Не ленись, ломая как положено все. Видишь же, я занят. – он поднимает вверх руку, показывая пустой стержень от шариковой ручки: – фитиль делаю.

– Ладно, сейчас сделаю. – отвечает Никита, начиная ломать обломки «Командирской» на еще более мелкие части: – жалко, что у нас теннисного мячика нет, они тоже дымят будь здоров и горят ого как!

– Дюша сказал, что селитру достать может. – замечает Володя: – самую настоящую! Если с дымным порохом смешать, то кааак рванет потом!

– Дюша звездит как дышит. – Никита заканчивает разламывать линейку и снова собирает все в вырванный из тетрадки листочек бумаги в клетку: – в прошлый раз он нам свистел будто тетю Катю из продуктового в кладовке трахнул, помнишь?

– Да не свистел он! Он правда ее трахнул! И не в кладовке, а в подсобном помещении. Там еще ящики деревянные стоят, он же говорил, что прямо на ящиках ее и оттарабанил! Юбку задрал и к стенке прижал!

– Да твой Дюша свистит как дышит! Тетя Катя взрослая совсем, ей сколько уже? Двадцать восемь наверное? Кому твой Дюша сдался, трахаться с ним на ящиках… – сопит Володя, счищая серные головки от спичек и утрамбовывая их в пустой стержень от шариковой ручки.

– Ну не знаю… помнишь ребята за гаражами рассказывали, как тетя Катя к какому-то из них приставала? Ну типа звала в подсобку, шоколадные конфеты предлагала? – Никита смял листок с обломками линейки и принялся обертывать его в фольгу. Володя тем временем достал перочинный ножик и обрезал стержень от шариковой ручки, сделав его покороче. Забил остатки серных головок от спичек и полюбовался на дело своих рук.

– Мне тетя Катя не нравилась никогда. – невпопад говорит он, доставая новый коробок спичек: – о, снова Балабановские с зелеными головками…

– Балабановские… Если тетя Катя тебе не нравится… то кто тебе нравится? Инка Коломиец? Или Нарышкина?

– Да не нравится мне Нарышкина! – Володя ерзает, устраиваясь поудобнее на песчаном склоне: – еще и имя такое… Елизавета. Как будто товарищ Сухов ей письмо пишет.

– Ага. – кивает Никита: – душа моя рвется к вам, ненаглядная Елизавета Матвеевна как журавль в небо, однако же случилась у нас небольшая заминка… эх, мне бы наган как у товарища Сухова! Или даже маузер! В прошлый раз с Поповичем в тире круто постреляли, я аж две девятки выбил! Пистолет такой тяжелый…

– Я с дедом на охоту ходил, он мне дал из ружья бахнуть. – говорит Володя, забивая стержень зелеными серными головками: – знаешь как потом в ушах звенело? Два дня ничего правым ухом не слышал. Только звук такой – иииии, как будто комар постоянно над ухом жужжит.

– Ого. – проникается уважением Никита: – правда, что ли⁈ И как? Отдача была?

– Как-как. Каком кверху. В плечо садануло, синяк был вот такенный. – отвечает Володя и поднимает срезанный стержень, забитый серой: – все, фитиль готов, давай сюда дымовуху. – он забирает шарик из фольги у Никиты и вставляет стержень. Сминает фольгу, перочинным ножиком проделывает несколько отверстий. Отстраняется и критически оглядывает свою работу с разных сторон.

– Классно получилось. – говорит он: – совсем как бомба настоящая. Как у карбонариев и бомбистов. Еще осталось?

– Не. Все, кончилась линейка. – разводит руками Никита: – всего две же было. И неваляшка тоже кончилась. Я думал от нее много пластика будет, а она оказывается внутри совсем пустая, да и стенки тонкие… едва на пару хватило.

– Жаль. Но ничего, мы сколько… пять штук сделали. На, держи. – Володя кидает сделанную бомбочку-дымовуху своему товарищу: – потом в городском парке запалим. А еще одну я Лизке под дверь кину.

– Нарышкиной?

– Точно. Пусть попрыгает, а то в последнее время она с подругами уж больно ласковая к Поповичу стала.

– Да она всегда к нему неровно дышала. Помнишь, как Попович помогал ей через козла прыгнуть? Прямо за талию вот так брал… наверное налапался. И вообще он же на физре всех девчонок трогать может, озабоченный. А ты же видел какая у него девушка краля? Я бы такую в подсобке на ящиках… – Никита причмокивает губами: – оттарабанил бы. Эй! – он возмущенно хватается за голову: – за что⁈

– Чтобы глупостей не говорил. Оттарабанил бы он ее… – ворчит Володя: – где она, а где ты. Она мастер спорта по волейболу, между прочим. А ты двоечник и в пионеры тебя предпоследним приняли!

– Ну и что. Я же так… гипотетически. В смысле – если бы она дала. Вдруг она по малолеткам, как тетя Катя? Или как та вожатая, что в «Орленке» весь свой отряд в душевую сводила. Я бы к ней в отряд хотел попасть…

– Озабоченный ты Никитос.

– Я? А ты-то сам! Как она села на учительский стол перед тобой, так ты сразу покраснел и в туалет убежал! Колись, увидел там что? Она хоть трусы под юбкой носит? Какого цвета? Колись, Лермонтович! Мне с моего места вообще ничего не было видно, как я шею не тянул – ничего не увидел. Чуть как жираф не стал…

– Да я откуда знаю! Не видел я ничего.

– А чего ты выскочил из класса как рак вареный⁈

– Да не в этом дело! Нормальные у нее трусы… хлопчатобумажные, белые. Не в этом дело… – оправдывается Володя: – я не потому…

– А… это когда она сказала, что в субботу с Нарышкиной в баню пойдет. – понимающе кивает Никита: – ну тут у меня у самого чуть кровь носом не пошла. А давай за ними подсмотрим! Ну если они в общественную баню пойдут, которая номер два у Комбината. Там если со стороны кочегарки подкрасться, то вроде есть место, где стекло закрашенное бритвочкой счистили и можно подглядеть… главное, чтобы не поймали нас там, а то потом так влетит.

– В субботу мы же в поход идем. – отзывается Володя: – и не буду я за Нарышкиной подглядывать. Что за глупости.

– Все-таки нравится она тебе. Тили-тили-тесто.

– Драться хочешь⁈ – тут же вскипел Володя Лермонтович: – а ну иди сюда!

– Не, не хочу драться. – Никита выставляет вперед руки в примирительном жесте: – чего ты взъелся? Ну нравится и нравится, мне вон Барыня нравится в нашем классе.

– Новенькая? В очках которая? А чего тебе в ней нравится? – мгновенно успокаивается Володя и садится на песок.

– У нее грудь видал какая? Большая. Вот за ней я был в бане подглядел…

– Да тебе дай волю ты бы за всем стал подглядывать, озабоченный!

– Это называется – природное любопытство, Лермонтович. Мне любопытно. И в отличие от тебя мне неважно за кем подглядывать. Тебе вот Лизку Нарышкину подавай, а я могу и за Барыней подсмотреть и за Наташкой Гасленко, и за Инкой Коломиец и даже за Тереховой, хотя она и худая как смертный грех. Ну и где твой солдат? Время уже полвторого.

– Скоро будет. Наверное. Может у них в роте часов нет. Ну или вызвали куда, на учения там… – Володя оглядывается по сторонам: – обещал прийти.

– Мы с тобой и так сегодня площадку в школе пропустили… – грустит Никита: – как бы не влетело потом.

– Не ссы, Никитос, это же не школа, а летняя площадка. Тут осталось то недельку потерпеть, а потом я в деревню уеду к деду, а ты в лагерь. – говорит Володя: – вообще придумали же летнюю площадку, сплошные мучения для людей. Отпустили бы на каникулы и все. О! Вон он идет! – он привстает и машет рукой.

– А, малые. Вот вы где. – к ним подходит солдат в армейском хэбэ, с красными петлицами с изображением крылышек на колесах и красными же погонами с надписью «СА». Пилотка на голове залихватски сдвинута вбок, открывая чуб. Ремень висит, медная пряжка с звездой находится заметно ниже пупка, едва ли не в паху. Голенища кирзовых сапог сложены гармошкой, а в зубах в него дымит цигарка «Беломорканала».

– Принес⁈ Принес⁈ Принес же, скажи! – подпрыгивает от нетерпения Лермонтович: – покажи!

– Цыц, малой, не мельтеши. – солидно говорит солдат: – всему свое время. Сперва ты показывай, достал или нет.

– Обижаешь. Конечно достал. Вот! – на протянутой ладони у Володи Лермонтовича блестит эмалью значок «Гвардия», красная звезда в центре, белый фон, золотой венок и красное знамя сверху. Внизу надпись «СССР». Из-за эмали все цвета на значке очень контрастные и невероятно сочные, белый фон переливается перламутром, а красное знамя светится насыщенным рубином.

– Ого. Дай-ка сюда. – солдат забирает значок у Володи и пристально разглядывает его: – точно достал. Молодец Вольдемар. Смотри-ка… а где достал? Украл поди?

– Ничего не украл. – вступается за друга Никита: – я у отца с кителя снял. У меня папа военный.

– Даже так. – солдат прячет значок за пазуху: – ну тогда все в порядке. Спасибо за значок, Вольдемар и его друг с папой-военным. Пока.

– Что⁈ Мы так не договаривались! Ты же обещал! А ну верни значок! – сжимает кулаки Володя. Солдат хмыкает и треплет его по голове, взъерошив волосы. Лермонтович – вырывается и бросает на него бешеный взгляд.

– Да не ссы, Вольдемар, солдат ребенка не обидит. – скалит свои желтоватые зубы солдат: – пошутил я. Принес я все, принес. Вот. – он вынимает руку из кармана: – смотри.

– Ого… – Володя и Никита задерживают дыхание глядя на зеленую рубчатую поверхность: – это же…

– Оборонительная граната Ф-1. – кивает солдат: – в полном комплекте, с запалом. Выпрямляешь усики, выдергиваешь кольцо, прижимаешь пальцами предохранительную чеку и бросаешь. Как чека в сторону отлетит – у тебя ровно три секунды чтобы не отсвечивать, а разлет осколков у этой дуры – триста метров. Был бы… если бы это была настоящая граната.

– Что? – поднимает голову Володя: – но я думал, что ты настоящую принесешь!

– Ага, чтобы вы себя на ней подорвали, малолетние идиоты? – солдат снова треплет Володю по макушке: – это учебная. Но не спеши расстраиваться… вот смотри. – он выпрямляет усики шпильки и выдергивает кольцо.

– На, держи. – кладет кольцо со шпилькой в руку Володи Лермонтовича: – а теперь главное запомни куда чека отлетит, у меня всего два УСМ, то бишь ударно-спусковых механизма. Вот эта металлическая трубка с чекой. Ну и запалов штук десять, а УСМ всего два, потеряешь чеку – останешься без нее. Вот смотри… – он бросает гранату в песок неподалеку, слишком близко, буквально в нескольких шагах. В воздухе серебристой рыбкой мелькает скоба предохранительной чеки и раздается негромкий хлопок.

– Сработал запал. И раз, и два, и три… – солдат успевает сказать «три» и в этот момент гремит самый настоящий взрыв! Володя с Никитой – чуть приседают.

– Вот! – удовлетворенно говорит солдат: – почти как настоящая. У нее дырка в корпусе, учебный запал совсем как настоящий, с задержкой на три секунды, только хлопок вместо взрыва, вот и все. Учебный запал просто пыж выбивает через дырку, туда же и газы от взрыва отходят. А корпус учебной гранаты и УСМ можно по новой использовать, только новый запал вкрутить и все. Запомнили куда чека отлетела?

– А? – переспрашивает Володя, глядя на корпус учебной гранаты. Было громко! Очень громко!