Текст книги "Тренировочный день 3 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– А… а почему только они вдвоем – парочка? – поворачивает Алена голову к Айгуле: – разве они не «троечка» теперь? Или как это?

– Все-таки ты кобель, Полищук. – говорит Айгуля: – не была бы я за Лилю рада, я бы тебя пнула сейчас. И все еще хочу пнуть.

– У Витьки такие мускулистые руки… и грудь. И плечи. – задумчиво говорит Алена Маслова: – и смотри как там топорщится. Руки-то поверх одеяла… значит размерчик недетский. Лиля, у тебя ничего не болит там? Витька здоровый и у него здоровенный, не порвал тебя? Маша, а ты как? Не болит ничего?

– Я тут при чем? – бурчит Волокитина: – вы чего?

– Так если ты не причем тут – что ты с ними в постели делаешь? – задает вопрос Маслова: – да еще и в таком виде? Это у вас что – советская шведская семья?

– Ну тебя к черту, Малова. – Волокитина встает и тут же – снова прикрывается одеялом. Садится. Вокруг наступает тишина.

– Неожиданно. – говорит Лиля, глядя на Волокитину во все глаза: – а ты как без трусов оказалась? Витька?

– Я тут совершенно не при чем!

* * *

– … я бы остался, но у меня правда дела. – говорит Виктор, оборачиваясь. В полуоткрытой двери стоит Лиля Бергштейн, за ней – Алена Маслова и Айгуля Салчакова. Волокитиной нигде не видно, обнаружив что на ней с утра трусов нет – она заалела как маков цвет и собрала свои вещи, да домой рванула на третьей космической скорости, они даже попрощаться не успели. Алена и Айгуля выразили желание помочь Лиле с уборкой и вообще, по-женски пошептаться о чем-то. При этом на него бросали взгляды… многообещающие. От таких взглядов мурашки по спине бегать начинали. Виктор же намеки понимает, а потому сказал, что уже опаздывает и все такое. Собрался сам. Девчонки пошли его провожать и все было бы нормально, если бы не тот факт, что Лиля, увидев, как он взгляд от ее тела отводит – решила все же его потроллить на прощание, а потому все что она на себя надела – это мохнатые тапочки на ноги, да в простыню замоталась. Айгуля сперва на нее шипела, дескать, прикройся Бергштейн, а потом и шипеть перестала, рукой махнула. Нравится голой ходить, ходи, твоя квартира. Так что сейчас в полуоткрытых дверях своей квартиры стояла Лиля, дразня Виктора всеми своими изгибами, едва прикрытыми простыней.

– Ладно, давай прощаться, пора мне уже. – говорит Виктор: – все было очень… познавательно.

– Мужики пошли… – складывает руки на груди Алена Маслова: – ты ему самое дорогое, а он – «познавательно». Да ты молиться на нее должен, Полищук! Смотри, какая девчонка! Лучшая либеро области!

– Портвейн ящиками! Своя квартира! – добавляет Айгуля.

– Я и собираюсь. Вот только до дома дойду и алтарь построю.

– Мы же теперь… «пара». – Лиля подмигивает при слове «пара», выделяя его особенно: – давай, поцелуемся на прощание. – и она подается вперед, вставая на цыпочки, прикасается губами к его губам… поднимает руки и… простыня скользит с ее плеч и падает вниз, на пол и…

В этом момент гремит замок в дверях напротив и звонкий девичий голос, который так похож на тот, что произносит по утрам «Пионерскую Зорьку» – говорит: – Ой! Виктор Борисович⁈

Виктор вздыхает. Поднимает простыню и укутывает Лилю, прикрывая ее обнаженное тело. Оборачивается.

– И тебе доброе утро, Нарышкина. – говорит он: – так ты тут живешь?

Глава 5

Глава 6

Совет Мудриц 8-го «А» класса.

– Слушайте, слушайте, слушайте. Настоящим объявляется сбор Совета Мудриц нашего класса! – говорит Оксана Терехова: – преклоните головы перед жезлом Всезнания!

– Ксюха, помолчи. – говорит Инна Коломиец: – и убери эту палку уже. Что за манера палки какие-то на улице подбирать.

– Это жезл Всезнания. Атрибуты и ритуалы являются важной частью традиций. Вот почему судьи в мантиях, а военные в форме. – говорит Терехова: – отдай Жезл, сломаешь же!

– Девочки, девочки, давайте не будем ссориться. – говорит Яна Баринова и осторожно забирает Жезл Всезнания из рук у Инны: – на вот Ксюша, забирай свою ветку, только не ругайтесь.

– Это не ветка. – Оксана забирает палку и гордо поднимает ее в воздух: – это Жезл. Недооцениваете вы силу магии. И вообще, это я вас отвлечь хотела и пошутить, а то больно уж лицо у Лизы… странное.

– В самом деле. – говорит Яна и поворачивается к Лизе Нарышкиной: – что случилось-то? С самого начала сидишь как будто тебя пыльным мешком из-за угла по голове огрели. Заболела?

– Да нет. – неохотно говорит Лиза Нарышкина и подпирает голову кулаком. Вздыхает. Смотрит по сторонам. В летнем кафе, что в самом дальнем углу парка – не так уж и много посетителей. Наверное потому, что все чем может похвастаться детское кафе – это томатный и яблочный сок в больших стеклянных конусах рядом с кассой и засохшими песочными пирожными. А еще рановато, всего десять часов утра, после обеда тут обязательно появятся семейные парочки с детьми с желанием «культурно отдохнуть» в парке и по дороге забредшие в «Артемона», кафе с синей вывеской, на которой неумелой рукой нарисован пудель. Но для того, чтобы пошептаться о своих, девичьих секретиках с подругами – самое место. Деревья вокруг кафе дают тень, здесь не жарко, царит тишина и прохлада… вот только…

И Лиза Нарышкина снова вздыхает. Она сама предложила встретиться утром в воскресенье, с тем чтобы в парке погулять, а потом может в кино на дневной сеанс сходить, там как раз снова идет «Винниту – сын Инчу-Чуна», там Гойко Митич с полуголым торсом ходит. Инна в него даже влюбилась немного в прошлом году, когда Борисенко еще к ним в класс не перевели. Но сейчас…

– А я нашу Мэри Поппинс видела вчера. – говорит Терехова, поняв, что Лиза не собирается говорить о своих проблемах: – она с каким-то армянином под ручку гуляла. Получается, что Попович от нее отлуп получил?

– Ну ты сама сравни, где Попович и где Альбина. – Инна Коломиец пододвигает к себе стакан с лимонадом: – у них же разные весовые категории, если спортивными категориями говорить. Альбина – столичная штучка, у нее все всегда на месте, а Виктор Борисович может в школу в мятых трениках прийти запросто.

– Ну и что? – отвечает Терехова: – зато вот ты на Гойко Митича полгода молилась, даже вырезки у тебя из журнала «Иностранное Кино» на стене висели. А у Виктора Борисовича видала какой торс? Да он этого Гойко Митича в бараний рог скрутит если захочет! Я тот раз видела, как он футболку снял, а у него там – на животе кубики, представляете⁈

– И где ты видела Поповича с голым торсом? – интересуется Инна: – подглядывала в мужской раздевалке? Ну ты даешь, Терехова, ты же готовая извращенка!

– Не подглядывала я! Так, чуть-чуть, одним глазком, ну любопытно же! – защищается Оксана: – я хотела на мальчиков наших взглянуть, но там пока смотреть не на что. А Виктор Борисович – ого! Его в фильмах индийских про драки можно снимать!

– Ой да чего ты понимаешь, Ксюха! – перебивает ее Инна: – кому нужен задрипанный учитель физкультуры в городе N-ске.

– Как там – городок N ничем не примечателен. – кивает Яна: – а мне Виктор Борисович нравится. Он умный… неожиданно. Обычно физкультурники не очень умные, а он умный. И внимательный. Правда он меня смущает иногда, когда смотрит пристально… как будто сквозь тебя смотрит…

– Он так только на тебя смотрит. – оповещает ее Инна: – точно, наверное, ты ему погибщую возлюбленную напоминаешь. Или все же у него с твоей мамой был роман. Ты у мамы спрашивала?

– Инна! Ты чего такого говоришь⁈ Как я, по-твоему, буду это у мамы спрашивать⁈ Кроме того, я своего папу знаю! Они, конечно, развелись, но я же все равно его помню. И вообще, хватит про Виктора Борисовича, а то он скоро мне снится начнет. – сердится Яна: – давайте лучше поговорим… о чем-нибудь другом.

– Например о том, почему Лиза нос повесила. – подхватывает Инна и обнимает Лизу за плечи: – ну же, подруга, все пучком, выше голову. Этот твой Витька даром Альбине не сдался, видишь же. Да кому он вообще кроме тебя нужен и…

– У меня в подъезде, квартира напротив, – некая Лилия Бергштейн живет. – говорит Лиза: – вот скажи на каком она уровне? Она за «Красных Соколов» играет, волейболистка-профессионал. Говорят, ей скоро мастера спорта дадут, а сколько разных мужиков ей цветы таскали и конфеты коробками – я так даже и не упомню.

– «Железный Канцлер» Бергштейн? – хмурится Инна: – ну так я ее знаю. Она в красной футболке постоянно на площадке. Как там – лимпопо, что ли… У меня дядя фанат «Красных Соколов» все уши мне про нее прожужжал. Даже на матчи с ней таскал, она по сравнению с другими мелкая, но это потому, что она лимпопо… или как там? Африканское название какое-то. Но ты про нее-то чего вспомнила?

– Вот ты все по рангам и уровням раскладываешь, Коломиец. Скажи мне, сравни Виктора Борисовича и эту Бергштейн, а?

– Тут и сравнивать нечего. – пожимает плечами Инна: – Лилия Бергштейн – звезда областного волейбола, мой дядька в нее влюблен просто и все его друзья тоже. Да она круче Альбины раз в сто, наверное. С ней плакаты можно снимать и на стенку вешать. А вы бы видели какая она красотка!

– Серьезно? – спрашивает Яна: – а я вот в волейболе ничего не понимаю. А вот уже в кружке волейбола состою.

– Лиза, а почему ты меня за Бергштейн спрашиваешь? – задает вопрос Инна: – ты с ней знакома или что? Если знакома, то я своему дядьке автограф попросить хотела. Пусть на своей фотке распишется.

– Так мне сегодня с утра мама и говорит – собралась идти гулять, сперва мусор вынеси. – говорит Лиза: – а я не хочу мусор выносить с утра, день плохо пойдет… вот и не взяла ведро, вечером вынесу. А тут – ну прямо на площадке, дверь открыта, и Виктор Борисович стоит, а эта Бергштейн – его провожает, представляете⁈ Стоит у открытых дверей…

– Может просто встретились? Или… было похоже что вот прямо знакомы? – моргает Инна.

– Виктор Борисович и Лилия Бергштейн? Кто такая-то? – спрашивает Терехова: – я вот не знаю такую.

– У тебя просто дядьки нет, который за команду молокозавода лет десять уже болеет. – отмахивается от нее Инна: – я всех там знаю. И Синицыну, которая «Черная Птица Красных Соколов» и Кондрашеву, которая «Удар-копер!» и конечно Бергштейн, которая «Железный Кайзер» и «Феррум Кнопка». Не, быть такого не может чтобы такая как Бергштейн с нашим Поповичем спуталась бы. Не та лига, не тот уровень… Лиза?

– Она голая была. – отвечает Лиза: – то есть сперва в простыне, а потом как полезла его целовать – простыня и спала. Вот совсем она голая была под простыней. И кстати – она натуральная блондинка, если что.

– В смысле? – спрашивает Инна и только потом – начинает краснеть: – Лиза!

– Погодите. – хмурит брови Терехова: – голая? Нет, нет, нет! Погодите – когда целоваться с ним полезла⁈ Слишком много информации! Стой, Нарышкина, давай по порядку!

– … а… это правда Виктор Борисович был? Может ты его перепутала? – тихо говорит Яна Баринова: – я вот не верю, что он на такое способен…

– Точно! – с облегчением говорит Инна: – перепутала! Просто тебе везде он мерещится, и ты себе надумала! Какой-то хахаль ходит к Бенгштейн, а ты и ошиблась. Обозналась. Правда дядя Сережа все равно плакать будет как узнает, что у нее парень появился, она же никогда с парнями не крутила. Всегда без пары ходила, потому все пытались к ней подкатить, а какому-то счастливчику повезло. Новость просто ого какая! И ты ее без одежды видела, скажи она и правда такая же красотка без всего?

– Как она перестала ему лицо высасывать – так он поднял простыню и ее укутал. А потом повернулся и такой «О, здравствуй, Нарышкина, так ты тут живешь⁈» – передразнивает голос учителя Лиза Нарышкина: – ненавижу! И почему все на него липнут⁈ Прямо как мухи на мед!

– Вообще-то мухи не на мед летят. – задумчиво говорит Яна и увидев какой взгляд метнула на нее Лиза – тут же поднимает руки: – я полностью на твоей стороне, Лиза! Правильно ты его ненавидишь! Так его!

– Я не ненавижу его! – повышает голос Лиза: – как вы не поймете! Я его люблю!

– Слышала я что от любви до ненависти один шаг, как и обратно… но чтобы так быстро… – поднимает бровь Терехова: – ты вот буквально только что говорила «ненавижу».

– Да я ее ненавижу! Красивая и спортсменка, она даже ходит как чертова Багира из мультика про Маугли, словно не идет, а плывет или течет как река. А когда с нее простыня упала… в общем я твоего дядьку понимаю, я такой красивой в жизни не стану! Я рядом с ней как гадкий утенок рядом с лебедем! У меня и шансов никаких нет. Разве что… старая, она, вот!

– Какая же она старая? – задается вопросом Инна: – она даже младше Виктора Борисовича на пару лет будет.

– Что⁈ – яростный взгляд на Инну и та в свою очередь поднимает руки.

– Хорошо, хорошо, старая, успокойся, Лиза, на нас оглядываться начинают. – говорит она: – ладно, старая. По сравнению с тобой так уж точно. Но… ты уверена в том, что ты видела? Ладно, ладно, извини. Просто в голове не укладывается… где Попович наш и где лучшая лимпопо области…

– Либеро.

– Что?

– Либеро, дура ты такая, а не лимпопо. Лимпопо – это река в Африке.

– Так я ж и говорила, что название африканское. – не обижается на «дуру» Инна: – все равно в голове не укладывается, что с либеро, что с лимпопо. Как он с ней…

– И это еще не все. – вздыхает Лиза.

– Да? – Терехова двигается ближе, ее глаза блестят: – а что еще? Ну же, говори, не томи меня! Хотя уже одно то, что Витька Попович шпехает какую-то спортсменку – уже сенсация. То-то у Альбины глаза выпучатся как узнает, она ж думала, что королевишна, а Попович ей замену нашел только в путь!

– Он не ее одну шпехал. – вздыхает Лиза: – там… в дверях не только эта Бергштейн стояла. Там еще две девицы были – одна высокая, другая чуть пониже и обе черте-те во что одеты были. Кажется, в одни футболки.

– Да иди ты! – не верит ей Терехова, наклоняется и проверяет сетчатку ее глаза на правдивость: – серьезно?

– Стала бы я такое выдумывать⁈

– Точно не стала бы. – соглашается с ней Терехова.

– Кстати, одна из них – та самая узбечка, что ты видела однажды. – говорит Лиза, поворачиваясь к Инне: – длинная такая и с черными волосами. Нос с горбинкой, кожа смуглая… ноги от ушей начинаются, кажется, но вот где они начинаются – там у нее футболка и заканчивается!

– А я про ту девушку узнала. – говорит Инна: – но… этого быть не может!

– Узнала? Что узнала? И почему быть не может? – Лиза наклоняется вперед: – кто она такая и что ее с Витей связывает?

– Не, наверное ты ошиблась. – мотает головой Инна: – та которая с ним в тот раз встречалась – это Салчакова Айгуля, четырнадцатый номер на защите и блоке. Я их потом в городе вместе видела, а со мной дядя Сережа шел, он и подсказал. Но… понимаешь, Салчакова за Комбинат играет, а Бергштейн – за «Красных Соколов». Они в пятницу у Комбината выиграли, в жизнь такого не может, чтобы противники потом на одной квартире, да еще и голые…

– А… может быть наш скромный учитель, Виктор Борисович Полищук – обладает чудесным даром примирять противников? – гадает Терехова: – может это была акция миротворческая? Ну типа там они перессорились все, а он такой «девчата, давайте жить дружно!» и…

– Трахнул их всех. Своим Жезлом Всепроникновения. – кивает Инна: – точно, так все и было. Ты чего несешь, Терехова? Да ты знаешь как Комбинатские «Красных Соколов» ненавидят? Почище чем Лиза эту Альбину. Ну или Лилю Бергштейн.

– Вот это и есть самое страшное. – вздыхает Лиза и опускает голову: – никак я не могу Лилю ненавидеть. Она такая… ну классная. Всегда улыбается и здоровается со мной, узнает как дела в школе, а в тот раз с малышней во дворе играла дотемна. Как-то раз я ключи от квартиры потеряла, а мамы дома не было, и папа в командировке как обычно был… так она меня к себе привела и конфетами с чаем накормила, помогла уроки делать. Не могу я ее ненавидеть. Но и соперничать с ней тоже не могу. Видели бы вы какое у нее тело… как будто с картинки. Когда Альбина была – я еще могла соперничать, я все равно лучше, но если это Лиля… – она снова вздыхает: – с ней я не могу соперничать. Никто не может.

– Ну… если у нее и правда чего-то с Витькой Поповичем есть, то тут ему молиться нужно, чтобы она его не бросила. – говорит Инна: – она и правда классная. Я вот с ходу никого лучше ее не назову. Кстати, а вы заметили, что волейболистки вообще все – красивые?

– Наверное поэтому я в кружке волейбола. – говорит Яна: – играть не умею пока, но уже красотка.

– И скромная. – вворачивает шпильку Терехова.

– И скромная. – соглашается с ней Яна: – но в самом деле, Лиза – не грусти ты так. У тебя еще есть шанс!

– Нет у нее шансов. – качает головой Инна: – это ты Лилю Бергштейн не видела. Она не такая высокая как все остальные, но она такая здоровская! Если бы я парнем была, я бы в нее влюбилась, точно вам говорю! Правда шансов у меня тоже не было бы… и как Виктор Борисович умудрился? Он же вечно в мятых трениках ходит!

– Я не знаю кто такая эта Лиля, но у нашего Поповича – пресс на животе! Шесть кубиков, сама сосчитала! И руки – все в мышцах и сухожилиях! Каждая рука… как две мои ноги, вот! – вступает в разговор Терехова: – там есть на что запасть, точно вам говорю! Вот потому-то он троих сразу! Представляешь, Лиза, если она твоя соседка, то этой ночью всего в каких-то пяти метрах от твоей кровати… такое творилось! Оргия! Свальный грех! Непристойности всякие! Иииии!!! – она потрясает кулачками в воздухе: – охренеть, какой он молодец, да? Примирить соперниц своим телом! Пожертвовать собой ради мира между командами! Я вот не знаю, смогла бы так или нет… – она запрокидывает голову и декламирует нараспев: – две равно уважаемых команды в Вероне, где встречают нас событья – ведут ожесточенные бои и не хотят унять кровопролитье! Друг друга любят дети главарей, но им судьба подстраивает козни и свальный секс у Лизиных дверей – кладет конец непримиримой розни!

– Шекспир в гробу перевернулся. – сухо комментирует Инна: – но, браво, школьную программу по «Ромео и Джульетте» ты сдала. Хватит выпендриваться, Ксюха, все равно нашей Лизе эту Лилю не переплюнуть. И хорошо, может теперь она перестанет в своих иллюзиях витать и найдет себе нормального парня. Ровесника. Нормального парня! Обычного, а не извращенца физрука!

– Или… – Лиза поднимает голову и ее глаза загораются.

– О, нет. – вздыхает Инна: – только не это… только не этот взгляд. Лиза, именно с таким взглядом ты в прошлый раз решила, что скатиться на велосипеде без тормозов до речки – будет хорошей идеей. Забыла, как все получилось?

– Яна! – Нарышкина хватает Баринову за руку и та – давится томатным соком, поспешно достает салфетку и вытирает себе рот.

– Яна сказала, что у меня есть шанс! А устами ребенка говорит бог! – тычет в нее пальцем Лиза: – и она права! Что я за девушка, если не готова жертвовать ради любви!

– Я такого не говорила…

– Верно! Я готова на все! И… ну и что такого, что я – не сравнюсь с этой Лилей? Она мне будет как старшая сестра! Мы будем жить одной семьей!

– Ээ… вообще-то в семьях так не делают. Это совсем другим словом называют…

– И поделим моего Витю! Я сейчас даже гордость испытываю! Не кто-то там, а сама Лиля его заметила – знаете, о чем это говорит⁈

– О том, что ты ненормальная? – делает предположение Инна.

– О том, что я все правильно делаю! Вон, сама говоришь же, что никто не мог к ней подкатить, всех она отвергала, а Витю моего заметила! И… остальные тоже! Его хватит на всех нас! Мы будем одна большая семья, но я – буду самая любимая!

– Да, да, «господин назначил меня любимой женой, угу». – кивает Инна: – Нарышкина, ты совсем с ума сошла⁈ Твой Попович мало того, что старый для тебя, так теперь еще и с такой девушкой, которой ты в подметки не годишься. Если верить показаниям свидетелей, то с тремя сразу!

– Верно говоришь. – неожиданно соглашается с ней Лиза: – точно говоришь, ума у тебя, Коломиец – палата. Правильно. Буду тебя слушаться. Не гожусь я ей в подметки. Значит что? Значит нужно с ней подружиться! Втереться в доверие так сказать!

– Я не это говорила!

– А когда стану у нее там своей, то на следующую оргию – будто нечаянно останусь! И вот!

– Меня с собой возьми. – говорит Оксана: – ни разу не была на оргии.

– Я скоро буду комсомолкой, но меня так и тянет сказать – Господи, посмотри, меня окружают идиотки. – вздыхает Инна: – кроме тебя, Барыня.

– А я только хотела с ними попроситься. – признается Яна: – а что? Любопытно же!

– О, Господи…

Глава 6

– Витька, ты чего завис-то? – толкает его в плечо Батор: – так хреново, да? Так ты второй день подряд пьешь, алкоголик, а еще учитель физкультуры. Ты вон в зеркало на себя посмотри, типичный маргинал. И как с такими как ты строить общество будущего?

– А? – Виктор фокусирует взгляд на Баторе. Они стоят в умывальной, а Виктор вот уже несколько секунд стоит с занесенной зубной щеткой.

– Ну, хорошо, что ты вчера со Светкой не зависал, тут ты молодец. Внял просьбам и нуждам коллектива. Ты же бабник, Витька. А она… – Батор качает головой: – она заслуживает лучшего! Например, такого как я. А что? Я, между прочим, не просто водила, а профессионал высшего разряда, могу и с прицепом ездить и автобусы водить. На доске почета вишу. И в социалистическом соревновании на человеко-километры на третьем месте. Был бы на первом, но Юркину приписывают дополнительные, у него Зинка в заготконторе работает, ставит пробег выше. И, кстати – я верный. Вот ты как не выйдешь в город у тебя вокруг тут же девицы сомнительной внешности и репутации появляются, а у меня такого нет…

– Да? – машинально спрашивает Виктор и все же начинает чистить зубы, думая о том, что умывальник в коммунальном общежитии для молодых специалистов для него как точка отсчета, как бы не завершился день, начинается он всегда одинаково – с этого вот самого умывальника. Нет, если Ашот Варгиевич сегодня на работе появится, то нужно будет у него прокладку выцыганить и кран починить, чего они тут возле одной раковины толкутся как трудящиеся Мозабмика в пустыне у колодца Учкудук.

– Да. – твердо говорит Батор: – потому что вокруг меня девушек вообще нет. Ни сомнительной наружности, ни… вообще никаких! Сволочь ты Витька.

– Почему это? – вяло удивляется Виктор, сплевывая раковину и набирая воду в сложенные ковшиком ладони.

– Потому что успехом у женщин пользуешься, вот почему. – говорит Батор: – и чего они все в тебе нашли? Мышцы и у меня есть, вон. – он сгибает руку в локте и демонстрирует свой бицепс: – видал! Да я гирю в шестнадцать килограммов могу одной рукой, вот так…

– Круто. – соглашается Виктор и полощет рот. Сплескивает лицо холодной водой.

– И я тебя умнее. Вот что ты знаешь о апории дихотомии в парадоксальных афоризмах, а? Вот то-то же. Я между прочим много читаю и сам изучаю! И стихи пишу.

– Правда что ли? – удивляется Виктор, промывая щетку под краном: – стихи?

– Не веришь? Как там… тебя так сильно я люблю, что тут же сброшусь по рублю! Рифма, во!

– Теперь понимаю, почему девушки тебя как огня боятся. Ты им стихи свои читаешь. – вздыхает Виктор: – а в остальном ты прав, конечно. И вообще, чем меньше женщину мы любим – тем больше нравимся мы ей. Ты, Батор, нормальный парень, но с давлением сильно уж пережимаешь. Не стоит сразу же…

– Что ты понимаешь! Сколько крови, сколько песен за прекрасных льется дам! Если не завоевывать сердце женщины – для чего еще нужен мужчина! – Батор поднимает руку вверх и тычет указательным пальцем куда-то в потолок: – только в пылу любовной битвы и выковывается сталь моей истинной любви!

– О, господи. – Виктор хватается за голову: – пожалуйста, не ори ты так, у меня голова раскалывается.

– Это портвейн. – кивает Батор: – или чего вы вчера там пили с Федоссевыми? Нашел с кем связаться, Витька, старший брат там вообще алкаш алкашом, из трезвяка не вылезает. Кроме того – сиженый за хулиганку.

– Да не сидел он. – морщится Виктор: – у него приводы были по малолетке, а потом в СИЗО недельку пробыл, пока подозревали.

– Все равно. Нашел с кем пить. Кстати, а у нас со Светкой сегодня свидание! – выдает Батор: – потому как ты ее разочаровал. Интересно чем?

– О. Привет орлы! – в умывальную входит бодрый Гоги Барамович Зурабишвили в семейный трусах, белой майке и с полотенцем через плечо: – ранее утро, а наш вчерашний пациент уже на ногах. Честно говоря думал, Витька, что ты сегодня на работу не пойдешь. Привет, Батор!

– И наше вам с кисточкой. – отзывается Батор, пока Виктор молча – освобождает место перед раковиной: – а что это он «пациент»? Его вчера в отделении приняли?

– Еще как! Сам Михал Борисыч этим Дон Жуаном занимался. – довольно хохотнул Гоги и хлопнул Виктора по плечу: – но силен, брат! Вот прямо как я в молодости, я же в Тбилиси ни одной красотки не пропускал!

– Да мы просто в парке гуляли… – оправдывается Виктор: – а там Алена и Маша с какими-то монтажниками связались…

– Ха. Не умеешь ты рассказывать, товарищ Полищук, у тебя из уст самая красивая легенда станет книгой инвентаризации. Скучной, предсказуемой и с недостачей в пять лет лишения свободы. – упирает руки в бока Гоги Барамович: – слушай сюда, Батор, чего этот скромный учитель физкультуры вчера учудил. Для начала, – и он поднимает палец вверх: – не такая древняя, но уже такая легендарная легенда о том, как на обычного, понимаешь, советского педагога упало благословение Купидона!

– О, господи. – говорит Виктор: – а мне еще побриться нужно, у меня же школа сегодня. Ученики ждут, а я в таком виде…

– Стоять! – Батор придерживает его за локоть: – что-то тут воняет. Прогнило что-то в Датском Королевстве, принц Гамлет. Стой, пусть вон Гоги Барамович расскажет, почему это ты у нас Дон Жуан и откуда тут купидон. Что-то не нравится мне это… предатель!

– Чего это я предатель? – Виктор открывает мыльницу и ставит ее на соседнюю раковину, достает помазок и мочит его кончик в текущей из единственного рабочего крана воде.

– Слушайте, помолчите, э? Я же Легенду рассказывал. – повышает голос Гоги, вешая полотенце на гвоздь, вбитый в стенку: – про то, как один очень грустный бог любви и разврата летел над нашим городским парком культуры и отдыха, понимаешь. И вот уже почти прицелился он в товарища заведующего городской библиотекой Мазурина Тимофея Зазубовича…

– Не бывает таких отчеств. – на пороге умывальной появляется Светлана, она уже одета в синюю спецовку и синюю же кепку: – а, привет Батор.

– Привет, Светка! – сияет улыбкой тот: – а давай сегодня на свидание сходим?

– Ну тебя, Батор, ты ж к каждой девушке клеишься. – отвечает девушка и переводит взгляд на Виктора: – вот ты скотина, Полищук, а? Кобель, одно слово. Я, конечно, тебя обещала с Лилькой познакомить, но чтобы такое… чтобы я после такого хоть с кем-нибудь тебя познакомила еще раз…

– Да что происходит вообще? – спрашивает Батор: – чего он натворил такого? Я тоже хочу!

– … и могущественный, но озорной Бог Любви уже почти прицелился в ответственного сотрудника городской библиотеки, между прочим – партийного! – поднимает палец Гоги Барамович: – но в этот момент какая-то птичка пролетела совсем мимо и все его драгоценные стрелы любви рассыпались из колчана вниз! И попали в руки коварного и злобного товарища Полищука, который и стал объектом обожания для целой волейбольной команды! Попали в маленькие, скрюченные, но достаточно мускулистые руки, понимаешь! И тогда поддалось его черное сердце соблазну и начал он эти стрелы… ну допустим метать. Как дротики. Или купидон лук тоже уронил: – Гоги задумывается: – сложная история, понимаешь.

– Просто втыкал, как кинжалы? – предполагает Виктор, взбив пену на кусочке мыла и теперь нанося ее на подбородок. Коварная щетина выросла на его лице меньше чем за сутки… все же высокий у этого организма тестостерон, молодость, половая зрелость, расцвет сил, все дела…

– Ээ… нет. Стрелу как кинжал не воткнешь, она достаточно гибкая должна быть. – отвечает Гоги: – ну да ладно. История об этом умалчивает. В любом случае из обычного учителя и скромного советского служащего с… ты же у нас еще комсомолец? Да, с комсомольским билетом у серда – он превратился в того, кто может заставить в себя влюбится кого угодно! И первой своей стрелой сразил сердце своей девушки! Этой, которая приходила сюда, с косичками и такими озорными, блестящими глазками, как ее там… ну которая высокая…

– Ты про Айгулю говоришь? – Виктор осматривает лезвие опасной бритвы на предмет остроты. Править ее сейчас времени нет, и так опаздывает.

– Светка ну где ты⁈ – в дверях появляется Марина. Она тут же тычет пальцем в Виктора: – ага, кобель заявился! Дон Жуан и Казанова Колокамского разлива! Я думала ты порядочный, а ты еще хуже чем Холодок!

– Да чем это я хуже⁈ – удивляется Виктор.

– Холодок по крайней мере совесть имел и каждой девушке говорил, что она – единственная. – заявляет Марина: – а ты сразу со всеми гуляешь, вот! Кто ты после такого?

– Ээ… хороший платонический друг? – пробует почву Виктор, встав поближе к тусклому, потрескавшемуся, видавшему виды зеркалу. Изучает свою физиономию и подносит лезвие бритвы к подбородку.

– И так скромный, но коварный школьный учитель физкультуры стал повелителем сердец всех молодых девушек! Эх, сейчас бы бутылочку киндзмараули… сугуни нарезать, да с колбаской сырокопчёной и под такой тост и не выпить грех! – заканчивает свой спич Гоги Барамович и набирает воду в сложенные ладони. Опускает голову и отфыркивается как морж, брызги холодной воды летят во все стороны.

– Не смеши мои носки, Полищук. – прищуривается Светлана: – платонический друг он. Ты – кобель. Мне Лилька все рассказывает, так что я про вашу тусовку у нее на хате знаю. И что ты там со всеми был… платоническим другом. Вот такой платонический друг всей волейбольной команды.

– Как волейбольной команды? – спрашивает Батор: – в смысле – волейбольной команды? Вы чего?

– Смех смехом, но вот то, что тебя от монажников девчонки спасли – вот что действительно смешно. – хохочет Гоги, открывая кран: – Михал Борисыч так и сказал, говорит в первый раз вижу, чтобы девчонки парня защищали, да еще и толпой. Батор, если протокольными фразами, то наш с тобой товарищ вчера умудрился покорить сердца амазонок из волейбольной элиты города и области. Я сам потом протокол читал.

– Светка! Мы же опаздываем! – дергает свою подругу за рукав Марина: – потом еще успеем на него накричать, а сейчас у нас автобус уйдет, будем пешком топать!

– Я с тобой еще не закончила, Полищук! – заявляет Светлана и девушки спешно покидают умывальную комнату.

– Ох, тяжела ты шапка Мономаха… – добавляет Гоги, выпрямляясь и утирая лицо полотенцем: – с одной стороны завидно, что ты такой популярностью у девушек пользуешься, а с другой стороны… – он качает головой: – ох и непросто тебе сейчас придется, товарищ Витька. Но как говориться, любишь трахаться, люби и конфликты улаживать. И ухаживать. Тебе одних цветов на всех своих баб купить – разоришься.