Текст книги "Жнецы Грез(СИ)"
Автор книги: Виталий Фрост
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Фрост Виталий
Жнецы Грез (в работе)
ЖНЕЦЫ ГРЕЗ
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Шпаликов Г. Ф.
Пролог.
25 декабря 2000 год. Россия. ЦФО. Город N.
На этот раз он облажался. Точно. Кто бы мог подумать, что малец окажется совсем не промах? И работу выполнил, и от него ушел – фартовый, зараза. Теперь стоит быть куда осмотрительнее... А что скажет заказчик? Он ведь, как и всегда, ясно дал понять, что исполнителя тоже нужно отправить на тот свет, как только жертва стартанет в том же направлении. А Карнберг не из тех, кто позволяет себе перечить.
Невысокого роста полный старик нервно вел "импрезу" девяносто седьмого года выпуска. Седина висков плавно переходила в потный глянец лысины. Небритое лицо с кривым носом венчали глаза убийцы, чуть преломленные стеклами очков в золотой оправе. Кожаный плащ по-хозяйски развалился на заднем ряду, оставив округлое тело на попечение белой рубашки и брюк.
За окнами авто мелькали оживленные новогодним предвкушением улицы провинциального городка. Общая надежда на лучшую жизнь в следующем году сияла в глазах и сердце каждого прохожего. Пока сияла. Сияла, чтобы буквально через пару-тройку недель счастья, вновь потускнеть и раствориться в рутине выживания. Сияла, чтобы услышать традиционное "это был тяжелый год" и поверить в лицемерное "МЫ – вместе!" Сияла вопреки, как и всегда. Быть может, сияние это каждый из нас впитывает с молоком матери.
За пролетевшее лихое десятилетие по стране разлетелась не только западная культура, но и погода. Модная приставка "евро-" теперь приклеилась и к зиме. Русской зиме, так пугавшей всех раньше своей суровой стужей и непролазными снегами.
– Т-хе! Да уж! На этот раз ты, матьтую, в полной заднице, мой друг. – мужчина обращался к зеркалу заднего вида. Слова автоматной очередью вылетали изо рта. Сидение позади пустовало, впрочем, как и весь салон, за исключением водительского кресла. – Ты, матьтую, постарел и одрях! Как ты позволил ему уйти? Т-хе! Идиот! Хорошо еще, матьтую, деньги за работу не отдал!
Старый посредник между заказчиком и киллером, в определенных кругах известный, как Калач,
И не дай вам Бог усомниться в его тертости... Или посмея ться над манерой говорить...
Матьтую...
повернул на центральную улицу. В одном из зданий исторической части города горели желтым теплым светом четыре окна. Сейчас, как он наивно полагал, заглядывая в них с несвойственной для себя опаской, они решали его дальнейшую судьбу. Окна одной из строительных контор. Карнберг, ее директор, не в первый раз прибегал к его услугам, чтобы разделаться с несговорчивым конкурентом. Однокашник, Васька Мутный, свел их уже давно – когда-то они были партнерами по бизнесу. Жалко Ваську. Пришлось убрать два года назад. Что поделать? Кто платит, тот и прав, верно? А Карнберг – туз серьезный – платит всегда наликом и сразу. Если сдать ему такую работу, к гадалке не ходи, он станет тузом крестей. У Калача в ногах. Десять лет плодотворного сотрудничества и тут – на тебе!
– Хотел, матьтую, взять последний заказ и срыть на Остров Свободы просирать свои кровавые денежки? Т-хе! Не тут-то, матьтую, было, старый извращенец, да? – продолжал он беседу с верхней половиной своего лица в зеркале. – Не посидишь теперь на пляже, запустив лапу в, матьтую, трусики Хуаниты или Кончиты! Надо было жать на курок, как только, матьтую, гаденыш вылез из машины, как с прошлыми засранцами! Но, матьтую, ничего...
С подобным заказчиком работала давно отлаженная схема: получил имя, проследил, спланировал, нашел исполнителя. Тот сделал дело и, с помощью Калача, отправился кормить червей где-нибудь в лесополосе за городом. В остальных случаях он работал с профессионалами с многолетним стажем. Хотя и в этом случае те не были застрахованы от ликвидации. С начала девяностых в его системе не было ни одного прокола. И, что немаловажно для репутации, куча глухарей как в местном, так и в ближайших областных УВД.
Но с этим лихачом так не вышло. На стрелке этот полупьяный пацан выбил макарыч из рук старика и опрокинул его на землю. Повезло, что пистолет недалеко отлетел, а то этот хренов КМС-ник добил бы его ногами. Свой ствол он, послушный и глупый мальчик, видимо, и вправду выбросил в Волгу, по инструкции. Поэтому разорванное пулей правое ухо быстро убедило его свалить. Но вряд ли он остался доволен своим гонораром и, наверняка, будет теперь искать его с уже уравненными шансами. Так ли сложно в наше время надыбать оружие?
С момента их встречи на убитой престройкой территории химпрома прошло не больше часа. Была вероятность, что говнюк уполз к себе в нору и еще не успел ничего предпринять. Зато Калач уже едет к нему и на этот раз, будь он проклят, если промахнется.
Свежеугнанный изумрудный "субару", короткий жизненный путь которого, оборвался бы стариком сегодня же, в бензиновом пламени на аэродроме за городом (если бы не вмешательство воли существ гораздо более высокого порядка, что, впрочем, не очень смягчает участь авто), повернул на истыканную спицами перекрестков кишку основной улицы спального района. Желтые конусы редких фонарей освещали слякоть на асфальте и снежные кряжи на обочине. Утерянная в спесивой злобе осмотрительность старого убийцы ничуть не удивилась подозрительной пустынности тротуаров и изьеденной колдобинами дороги. Мозайка из горящих и темных окон панельных девятиэтажек, снизу доверху набитых такими разными, и оттого чужими друг другу соседями, мерно проплывала с обеих сторон. Позади пыхтели тоннами пара огромные градирни местной ТЭЦ, освещенные прожекторами со всех сторон.
Калач нагнулся вправо и порылся в наследии старого хозяина авто, что тихо побрякивало в бардачке. Выудил оттуда аудио-кассету и, не глядя, пихнул в утробу магнитолы. Пластиковый корпус заморгал цифрами на засаленных кнопках, и неплохо отрегулированная акустическая система разразилась громогласным Ob-la-di, Ob-la-da, напугав водителя. Он
Вот падла!
ударил по дисплею рукояткой пистолета, которую уже давно грел в ладони. Крутанул регулятор влево до приемлемой громкости и принялся потрясать в такт песне приятной тяжестью металла. Такой репертуар он не переваривал и с давних пор полностью поддерживал политику люберов относительно этих патлатых говнюков. Но сейчас ему было насрать под какую музыку ехать убивать. Он разогнал машину до лояльных пятидесяти и выдохнул.
– Погоди у меня, пацан! Т-хе! Не на того, матьтую, залупился! – подбадривал он себя. – Еще два квартала и я, матьтую, на месте, а там...
Он вновь перевел взгляд на зеркало... и в буквальном смысле услышал хруст, с которым зашевелились его редкие волосы на затылке. Измученное никотином сердце сбилось и никак
Тук-т у-ту... Ту... Тук-тук... Ту-ту ...
не могло вновь взять ритм. Он попытался вытолкнуть из легких воздух, но не смог. Словно операторша рентгеновского аппарата
Вдохнуть и НЕ ДЫШАТЬ!
после снимка грудной клетки, забыла разрешить ему дышать, а он был не в силах ослушаться. Вряд ли есть что-то, способное напугать человека, который перестал считать количество убитых
Штуки... когда-то я считал их штуками ...
им людей после восьмого. Но такого Калач никак не ожидал. Пожалуй, нет в мире людей, которые вообще могут всерьез ожидать увидеть ожившего мертвеца.
На заднем сидении был Васька Мутный – бледный, будто извалянный в тальке. С той самой дырой во лбу, подаренной ему в день рождения лично Калачом. Синяя полоска губ изогнута в ужасающей усмешке. В глазах играли зловещие
Матьтую!
фиолетовые огоньки. Во взметнувшейся руке давно помершего дельца дрожал револьвер, направленный на бывшего однокашника. Не говоря ни слова, мертвец нажал на курок.
– Бля! – ошарашенный старик увидел вспышку выстрела, рефлекторно пригнулся, вильнув рулем вправо.
Вспышка была... Но звук он услышал спереди. Точнее, резкий град звуков, будто россыпь крупных камней разом прилетела в правую часть авто. Но ни один из них не напоминал оглушающего хлопка выстрела. Водитель вернул взгляд на дорогу. Верхний угол ветрового стекла расползся блестящей паутиной трещин, светофоры впереди моргали перспективой ненадежности желтого коридора. Проехав еще пару метров, Калач ударил по тормозам. Правая рука судорожно сжимала бесполезную сталь. Остановившись, он глянул на пистолет, с опаской перевел взгляд в зеркало -
Чо за, матьтую, нахер?
никого! Глаза застил темный туман избытка кислорода, который ожившие легкие принялись хватать с жадностью заморенного голодом узника. Для пущей уверенности он обернулся и осмотрел сидение. Плащ бесцеремонно демонстрировал атлас подкладки.
И тут он заметил в заднее стекло небольшой черный бугорок на подтаявшем грязном сугробе у обочины. Чуть дальше на дороге валялась, судя по очертаниям, разрозненная пара обуви. Фиолетовый блеск глаз Васьки в его голове размыло мутной волной отчаяния.
– Матьтую! Этого только, матьтую, не хватало! Матьтую! – пропыхтел старик.
Он вышел из машины в опускающийся с неба морозный воздух и зашагал
Зачем? Просто садись, матьтую, в машину и уезжай!
к горе-пешеходу. На остановке стоял ларек с тяжелыми замками на ставнях. Один из тех, отвратительно-желтых, с потертой многоголосой вывеской: хлеб, продукты, сигареты, пиво, к чаю – все, что угодно, за нашу национальную, крепко стоящую на ногах, валюту.
Из за него появилась темная фигура и побежала навстречу, смешно загребая ногами. Осмотрительность убийцы только теперь, встрепенувшись, оглянулась по сторонам – никого. Странно. Времени ведь только часов шесть.
– Эй! Эй, ты! – орал на бегу бомжеватого вида мужик. – Смотри, куда едешь, баран! Это же пацан еще совсем! Пацан!
В ответ виновник аварии и еще кучи смертей направил на него пистолет. Тот ничуть не испугался, упал на колени рядом с распростертым тонким телом бедняги. Одна его нога была изогнута под неестественным углом.
– Да! Стреляй, гандон! По мне в чеченских горах и не такие пидоры стреляли! Давай! Мне терять нечего! А вот тебе... – он ткнул пальцем в Калача. – Менты и врачи уже на подходе!
И в подтверждение его слов из за поворота, метрах в трехстах, появились синие проблески. Следом завыла сирена. Лицо убийцы исказила гримаса досады и ярости. Он кинул в ветерана бессмысленную бравурную фразу:
– Мы с тобой еще, матьтую, увидимся, стукач!
И через пару секунд двигатель взревел опять и машина рванула с места, оставляя за собой сизый шлейф выхлопов. Серая "буханка" с красной полосой на борту тормознула у места аварии, "бобик" с синей полоской помчался погоню, которой суждено было закончится меньше, чем за минуту.
– Еще никогда, матьтую, Штирлиц не был так близок провалу! Хер меня возьмете, матьтую, гады! – с азартом крикнул старик в несущейся "импрезе" и по привычке глянул в зеркало заднего вида.
На сидении опять сидел Васька. Встретив взгляд своего убийцы, он обнажил оба ряда желто-коричневых зубов, но губы его не остановились и медленно расползались дальше. На пунцовых деснах копошился рой маленьких белых личинок. Салон заполонил отвратительный смрад гнилых зубов и тухлого мяса. Из дырочки повыше правого, все так же мерцающего фиолетовым, глаза, струилась густая черная кровь.
Распаленный погоней водитель сначала что было сил сжал веки и помотал головой, но открыв глаза увидел Мутного на том же месте. Калач схватил с соседнего кресла пистолет и, обернувшись к нему, заорал:
– Да сдохни ты, матьтую, уже! Сдохни! Сдохни! – каждый выкрик он сопровождал ударом по спусковому крючку. Он выпустил всю обойму в скрытый дорогим черным костюмом корпус мертвеца. Тот даже не дрогнул и продолжал брызгать вонючим смехом между сочащихся кровью челюстей и лишь ткнул пальцем влево, мол: "Посмотри-ка на дорогу, друг!"
Сквозь заполонивший голову звон в ушах прорвался приближающийся слева гром пневмо-гудка. Калач посмотрел в пучеглазое, цвета хаки, лицо своей смерти, когда было уже поздно как-либо реагировать. Черный бампер знаменитой первой модели КамАЗа снес половину
От этого, матьтую, останется шрамик...
туловища Калача вместе с крышей кузова Субару. Добрая треть всей крови водителя вперемешку с ошметками костей, мышц и легких в момент расплескались по металлу и пластику. Какой-нибудь ценитель искусства, возможно, долго бы пытался угадать, кто же автор этих экспрессионистских мазков. Может, сам Поллок? Если бы лицо Калача не раздробила решетка радиатора, то его посмертная маска (если бы нашелся кто-то, решивший удостоить его подобной чести), наверняка, вышла бы не самой умиротворенной.
Улыбчивого пассажира на заднем сидении – как не бывало.
Армейский тентованный грузовик со скрежетом протащил по асфальту искореженные трупы японского универсала и русского уголовника метров десять до полной остановки и застыл в мелькающих синим огоньках подоспевшего уазика. Изжеванная пленка кассеты продолжала тягомотное звучание из нетронутых ударом правых динамиков: оркестр Гленна Миллера заиграл Moonlight Serenade.
В подъезде дома, в квартале отсюда, перед бесхозным колотым зеркалом стоял спортивного сложения молодой человек с окровавленным ухом. Он скрипел
Кто меня кинул? Старикан – только посредник. Кто меня кинул?
зубами и наблюдал, как дергаются его желваки. Внезапно глаза отражения сверкнули фиолетовым. Дерзкое толстогубое лицо преобразилось в красную маску злобы. И маска эта выкрикнула имя не столько голосом, сколько именно глазами. До смерти испуганный юноша разбил зеркало куском арматуры, что сжимал в руке и выбежал в ночь.
В бесконечности звездного неба над городом злорадствовали неразличимые среди миллиардов светил фиолетовые огоньки. Все идет по плану.
Часть I
Глава I
2 сентября 2012 год. Город N .
*В-ж-ж-ж!*
*В-ж-ж-ж!*
Ламинат надрывался противным потрескиванием в ответ на вибровызов. Экран телефона ожил и озарил утренний полумрак комнаты. Сухая жилистая рука нащупала ненавистный источник и машинально сдвинула значок сенсора на сброс.
– Сегодня ж еще не на работу. – бормотнул Дима и уронил голову обратно в сон.
Через секунду телефон опять призывно задрожал.
Все-таки не будильник...
На этот раз он нехотя двинул палец вправо и положил трубку на ухо:
– Але! – нарушил тишину сонный голос и разнесся эхом по скудно обставленной комнате.
– Здравствуй, сме-е-е-лая птица! – сымитировал интонацию робота с планеты Шелезяка до боли знакомый голос.
Дима улыбнулся, так еще и не открыв глаза:
– Спа-а-асибо, дорого-о-ой при-и-ишелец! Вы спасли-и-и ме-ня!
– Ха-ха! Здорово, козел! Спишь?
– Сень, ты тупой? – вырванный из блаженства сна без сновидений, обиженный голос.
– Ладно, не быкуй, я по делу.
– Нет, серьезно, который час? Шесть?
– Я что изверг какой-нибудь, по-твоему?
Он выдержал паузу и с притворной виной в голосе добавил:
– Шесть пятнадцать.
– Заебись.
– Ну, чего? Не говори, что ты не соскучился за недельку! Ты же знаешь, я не переживу этого.
Дима сел и подвинулся к краю матраса, выставив вперед волосатые ноги. Прижал трубку к уху плечом и выразительно зевнул, а когда захлопнул рот, в нем уже торчала сигарета.
*Чирк-чирк.*
Пропитанный бензином фитилек зажигалки Zippo зарделся ровным огоньком. Приятный хруст затяжки и:
– Говорите, хер командант. – выдохнул он приятный дым первой из, как минимум, пятнадцати сигарет за день.
– Как отдохнул?
– Сдержал.
– Что? Напор? – хмыкнул Серега.
– Обещание, помнишь? – Дима щелкнул чайником и пропел текст своего сочинения на мотив популярной во времена юности его родителей песни. – За недельку до второго я пройду New Vegas снова...
В трубке раздался было хохот, но прервался чередой ругательств и протяжным воем клаксона. Дима насыпал в чашку кофе и сахар. В ожидании кипятка и окончания
Любишь же ты, Серега, поскандалить на дороге!
тирады, встал у окна и начал созерцать привычную картину, почесывая обтянутый боксерами зад.
Двор ничуть не контрастировал с архитектурным великолепием окруживших его хрущевок. Такой цвет кирпича присущ только этим полувековым зданиям. Прямо под окнами его угловой однушки на третьем этаже дворник кружил в своем утреннем танце по подъездной дорожке туда-сюда. За ней жались друг к другу два исписанных вульгарщиной ржавых гаража под сенью огромной липы. Скоро большая часть ее могучей кроны будет спилена – она, видите ли, на машины капает.
Направо от гаражей вдоль дома тянулась вереница разноформатных автомобилей. Парковались как могли и где могли, часто ссорились. Все готовы грызть глотки за парковочные места. В конце концов, машина обеспечивает свободу комфортного передвижения в этом, по провинциальным меркам, суетливом городишке, а это многого стоит, не так ли? За гаражами – гнутые, проступающие разноцветными слоями краски и холодным матовым блеском стали, разбросаны по двору ошметки детской площадки. Чуть дальше вперед и вправо за прутьями забора стояли здания школы и детского сада. Обветренный вид этих колыбелей для будущих, в большинстве своем, на отлично обученных беспрекословному подчинению и смирению, составляющих социума, нисколько не добавлял радости в общую атмосферу. "Жалкое зрелище. Душераздирающее зрелище. Кошмар." Эта фраза бесхвостого ослика с запущенной формой экзистенциального кризиса наиболее часто всплывала в сознании Димы при созерцании подобных урбанистических пейзажей. И небо... Это сраное, хоть и чистое пока, но уже угнетающее своей осеннестью небо!
Дима затянулся. На самом деле, хорошо, что Сеня позвонил. Работа отлично отвлекает от подобных дурацких размышлений. И вообще от себя. Джон Шепард и Гордон Фримен, или Уолтер Уайт и Декстер Морган, впрочем, тоже неплохо справляются с этой задачей, но...
– Извини. – Серега, наконец, высказал обидчику все что думает и перешел к сути. – В начале августа, помнишь, говорил тебе, что домик в Светлово будет под водичку, каналью и отопление?
– Карнберговский? Помню, конечно.
– Они ждут нас завтра в восемь утра, можно приступать. С ним никак нельзя обосраться!
– Ясно. Не переживай.
– Так что сегодня в девять я ава... – Серега услышал в трубке характерный только для одной физиологической потребности человека звук. – Ты чего там, писаешь?
– Ну, да. А что? – звук стих.
– Да нет, ничего, продолжай.
Дима послушался:
– И ты.
– Я говорю, аванец с этой немчуры стрясу и денег на материалы. С суммами он ознакомлен и
(Звук смыва воды в унитазе)
согласен. Сегодня вечером у тебя двадцатка в кармане, по окончании – оставшийся полтинник. Может, больше.
– Хорошо. Блядь! – вскрикнул и зашипел Дима.
– Что, прищемил?
– Кофе разлил. На ногу. Горячо, сука!
– Весь разлил?
– Нет.
– Окей. Допивай остатки тогда, собирайся и дуй по адресу, который я тебе сейчас скину.
– Блин, а Василич или Славян не смогут?
– Они сегодня в Василево копают траншею под каналью. Хочешь, давай к ним? – рассмеялся Серега.
– Нет, спасибо! Ты и так все знаешь про мои отношения с мадам де Лопатур.
В позапрошлый сезон Дима слишком много на себя взял. Тогда они ковырялись на бывшей военной базе, которая теперь вмещала в своих ангарах фармацевтическое производство. В одном из них огромные древние регистры отопления, каждый центнера по полтора, уходили под замену на современные радиаторы. Увлекшийся, как и всегда, деструктивным процессом демонтажа, Дима в одиночку сдернул одну из громадин с крюков и выволок на улицу, не попросив помощи у молодых напарников. Начиная со следующего дня, Сереге пришлось выезжать на место самому. Контролировать, тогда еще совсем зеленых, Славяна и Василича. Дима провалялся кверху задницей полторы недели, пропитанный согревающими мазями и укутанный в шерстяные шарфы. И провалялся бы еще дольше, если бы Серега не удержался и навалял ему вдогонку за такую глупость. Диме теперь придется расплачиваться за нее всю жизнь. С тех пор он старался не поднимать ничего тяжелее пятидесяти килограмм. Но кто знает, когда тебе могут потребоваться мышцы для чего-то более сложного, чем просто поддерживать и передвигать тело в вертикальном и горизонтальном положении. Или, как этого часто требовала выбранная стезя, в полуприседе.
– Мне руки и спина твои – лишь дополнение к мозгам... – нараспев начал его начальник. И друг.
– Ой, ладно, не льсти!
Они посмеялись.
– Так что там делать-то? – осведомился Дима.
– У тебя клупп есть?
– Да, на балконе.
– Возьми на всякий. Остальное – там, в "четверке".
– Она еще на ходу? – усмехнулся Дима.
– Обижаешь...
– Ладно! Делать-то чего?
– Дык, счетчики – горячий, холодный – на стальку.
Дима воспроизвел свой самый страдальческий вздох:
– А все поменять не хотят?
– Нету денег – не хер строить!
– Ясно. Бабос мне или через тебя?
– Через меня. Рубль – твой.
– Понятно. Дальше чего?
– Отзвонись, как закончишь – там решим. Увидеться надо. Проект домика тебе покажу-расскажу. Ну, и так. – он усмехнулся. – Давно не видел твою надменную рожу, тварь. Я соскучился.
– Да. – кивнул Дима так, будто телефонный разговор мог передавать жесты. Подумав о том, как часто он жестикулирует в подобных ситуациях, посмеялся и добавил. – Давай. Только не в том заведении напротив вокзала, ок? Шли адрес и до созвона... мразь.
– Уж давно там не бывали. Тебе-то туда теперь путь заказан!
Юлька...
– Да-да. – поморщился он.
– Давай. – Серега посмеялся и отключился.
Дима докурил и затушил окурок в остатках кофе на дне кружки. Принял душ и, вытираясь белоснежным полотенцем бразильского хлопка, пустым взглядом посмотрел на жилистого бледного короткостриженного шатена в зеркале. Оттуда на него смотрел юнец, которому приходилось везде носить с собой паспорт или права, чтобы сигареты и алкоголь продавали. В его-то неполных двадцать шесть! Флегматичные серые глаза с непроходящими синяками под ними. Нет, он не дрался уже лет семь (или когда там у него был выпускной?). Мало спал. Давно. Слишком много и хорошо работает мировая кино-индустрия и гейм-девелопмент. Острый нос, толстоватые губы, моментально проклевывающаяся после бритья щетина и подбородок с ямочкой. Отражение ему не нравилось. Дима показал ему средний палец, оно ответило взаимностью.
Для него было удивительно, что некоторые девушки вообще находили что-то в нем. И даже проявляли немалую инициативу в сложных, так ни к чему и не приводящих, отношениях.
А ведь пора бы уже и о семье подумать...
Каждый раз, когда дело доходило до малейшего намека на секс, Дима спешил прекратить общение и разорвать все связи с очередной пассией. Он, как и зазнобы, сам не понимал, что его останавливало. Какое-то чувство вины. Перед собой, что ли? А черт его знает!
Хотя, совсем недавно был... инцидент?
Да уж, иначе и не назовешь!
Он вышел из ванной и встал на входе в помещение, последние три года служившее ему домом. Взгляд скользил по комнате и цеплялся за холостяцкие шероховатости. Никаких ковров и картин по стенам – белая коробка три на четыре с половиной, с окном и выходом на балкон. Слева на полу лежит ортопедический матрас-полуторка со сбитыми в бесформенную кучу одеялом и простыней.
На миг его память сменила серые утренние полутона на теплое освещение софитов, встроенных в подвесной потолок по периметру, и икеевского торшера у окна.
***
Сквозь закрытые жалюзи на панорамных окнах ночная тьма прошлой весны никак не могла пробиться во внутренний, наэлектризованный взаимным плотским желанием двух нежащихся на этом самом матрасе тел.
Еще пару секунд назад они смотрели на ноуте второй сезон "Друзей" и захрустывали пиво чипсами. Минут через сорок после начала сеанса пустые темнокожие близняшки Lowenbrau были изгнаны за пределы матраса. Лишь два любопытных горлышка выглядывали из-за его левого края.
Устроившаяся на плече у Димы брюнетка – Юля. Хорошенькая официантка из кафе с символичным для своего местоположения названием "Exodus" (с библейским мотивом перекликающееся, разве что, названием) на углу Привокзальной и Гагарина. В рабочий сезон с Серегой они там бывали чуть ли не каждый вечер – обсуждали за чаем сантехнические победы или поражения прошедшего дня, планировали следующий. На площади в конце Привокзальной, как бы необычно это ни звучало, и вправду стоял железнодорожный вокзал. И, о, боже! Сколько жителей ежегодно с удовольствием навсегда покидало этот захолустный городишко. Учитывая количество торгово-развлекательных центров, создавалось впечатление, что здесь только и делают, что торгуют и развлекаются.
Юля была отнюдь не скупа на лучезарные
Ах, эт и прелестные ямочки на щека х!
улыбки в адрес Димы, и Серега долго подталкивал коллегу к действиям в сторону пышногрудой красавицы. Когда Дима около восьми месяцев назад забрал ее после смены на раздолбаной рабочей вишневой "четверке" с бордовой розой наперевес, радости Юли не было границ.
Девочка (на пять лет моложе его) оказалась на удивление не глупой, целеустремленной, начитанной. Официанткой подрабатывала, чтобы оплачивать заочку в местном технологе. Со здоровой самоиронией рассказывала, что собирается стать специалистом по автоматизации технологических процессов в газовой отрасли, и ничуть не обижалась на колкие шуточки по этому поводу. К тому же, была холодна к алкоголю и никогда не пробовала курить. Согласитесь, сейчас, в двадцать первом веке, завидев (среди прочего, казалось бы, несвойственного цивилизованному обществу, мусора на тротуарах) окурок с алым отпечатком губ на фильтре, в первую очередь вы, наверняка, подумаете о его бывшей хозяйке что-то неприличное. В конце концов, мы не в Далласе или Чикаго пятидесятых годов прошлого столетия, где посасывание мундштука было писком моды и неотьемлемым атрибутом сексуальности. И, к тому же, этот запах, желтые зубы, грубый голос и плохая кожа. Нет, она была не из числа пыхтящих дымом высокомерных студенточек. Что, впрочем, ничуть не мешало ей с почти покровительственным снисхождением относиться к курению Димы. Ей даже нравился этот томный штрих его образа. Плюс ко всему, Юля, как минимум, два раза в неделю посещала входящие в моду занятия йоги – держала себя в форме. И в формах. Молодчина, одним словом. Идеальный вариант!
Спорьтсменк,комсомолк и, наконец,пьросто кьрасавица!
Но...
Череда волшебных вечеров наполнила красками серую повседневность.
Бесконечные романтизированные беседы на прогулке в знойном парке. Ночные звонки и SMS-ки, статусы Вконтакте, совместные селфи счастливой парочки. Неловкое ухватывание его за руку в темноте кинозала на волнительном моменте картины. Непошлые объятия на редких сборах друзей в пабах или на лоне природы. Бурная дискуссия на тему пари Хиггинса и Пикеринга после посещения постановки "Пигмалиона" труппой местного театра на проспекте Мира. Смущенные отведения взглядов или, наоборот, чересчур долгие всматривания во влюбленный блеск глаз друг друга. Они совсем не торопили события.
Черт, да! С ней хорошо! С ней у меня... у нас! Все получится!
И это чертово жгучее послевкусие незавершенности, недостаточности, оставленное поцелуем кокетки на его губах! Хлопок двери авто и безысходное, тоскливое созерцание удаляющихся в сторону подъезда аппетитных бедер.
И вот сцена первого поцелуя Росса и Рейчел в Central Perk...
Юля сталкивает приютившийся на коленях Димы лэптоп и закидывает на него обтянутую черными джинсами ногу. Дима успевает почувствовать предплечием упругое давление ее груди под атласной блузкой, прежде чем его застигнутый врасплох рот накрывает жадный поцелуй. Он сначала неловко ответил на эти пивные лобызания, но потом
Нет! Ты не можешь! НЕТ!
запустил еще масляные от чипсов пальцы в густые волосы и притянул ее к себе. Неистовая вспышка животной похоти
Да! Я хочу! Я СМОГУ!
ослепила его. Пульс подскочил раза в три. Языки, будто опытная пара бальных танцев, выдавали немыслимые страстные па. Другой рукой Дима с нажимом провел по изгибу ее спины и сжал приятную полусферу ягодицы.
– Да. – оборвав поцелуй, выдохнула Юля. Дрожащие веки, пурпурные астры на щеках, прикушенная нижняя губа, неуемная дрожь по всему телу и... – Да! Давай! Пожа... а-а-алуйста! – невнятная мольба сквозь чмокающие звуки. Ее настойчивая рука скользнула вниз и ногти клацнули по пуговице на его джинсах. Вжикнула молния – предпоследний рубеж сломлен, и...
За миллиардную долю секунды какой-то, до этого момента находящийся в режиме покорной гибернации, комок нейронов мозга Димы
Окей, браток! Не хочешь по-хорошему – получай!
принял тревожный сигнал из области солнечного сплетения. Стрела электро-магнитного импульса ударила прямо в командный центр разбушевавшегося либидо. Все мышцы тела, словно тысячи взведенных пружин, одновременно сократились. Он грубым рывком
Прочь! Прочь от меня!
сбросил с себя, в миг обернувшееся для него чем-то отвратительным, горячее тело:
– Нет! – он вскочил, прижался к правому простенку и, в тот же момент, ощутив на плечах камень вины, бросился к девушке.
Юля скатилась с матраса и, сбив головой бутылки (играй они в боулинг, этому сплиту позавидовал бы даже профи), распласталась на полу. Закрыв лицо руками, она зашлась истерическим хохотом.
Дима с полуспущенными штанами замер в нерешительности посреди матраса. Из под захлопнувшегося монитора сочился восторженный рев закадровых апплодисментов зрителей одного из самых популярных сериалов планеты. Чендлер уговорил таки Монику поспать вместо тренировки.
– Прости... п-прости, Юль! Прости, солнышко... – запричитал Дима.
– Ты... ты... В-в-воды. – выплюнула она, давясь смехом. Уголки глаз ее сочились слезами.
Он метнулся на кухню и, когда вернулся со стаканом в дрожащей, как при болезни Паркинсона, руке, девушка уже сидела, поджав по себя ноги. Что-то изменилось в ее одежде.
Ни намека на косметику. Ни тебе потеков туши, ни размазанной помады! А уж про фигуру вообще говорить нечего. Мать твою, д а что с тобой не так, чувак? Она же ангел! Просто л юби ! Люби и трахай ее, придурок ты этакий !
Он схватил упаковку бумажных салфеток с журнального столика и через миг сидел напротив Юли, скопировав ее позу. Она залпом опустошила стакан воды, вместе с тем проглотив остатки истерики, и посмотрела ему в глаза:
– Дим, ты – девственник. – то ли спросила, то ли констатировала она.
– Э-э-э... – он растерялся. – А это... Ну... В смысле, ха-ха... Это плохо?
Последовавшей реакции он не ожидал. Юля закрыла глаза и, закинув голову, глубоко вдохнула. Его взгляд скользнул по тонкой шейке и
О,Господи! Когда она успела расстегнуть блузку?
застрял в щелке между стиснутых бюстгальтером грудей. Поникшая было страсть, будто и не затухала, вновь прилила кипящую кровь в область паха. На выдохе Юля опустила голову. Снопы искр, вырвавшиеся из под распахнутых век, казалось, могли бы прожечь себе путь прямо сквозь них.
