Текст книги "Военные приключения. Выпуск 4"

Автор книги: Виталий Гладкий

Соавторы: Валерий Гусев,Александр Проханов,Юрий Лубченков,Владимир Рыбин,Александр Горлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Владимир Рыбин
ПОД ЧУЖИМ НЕБОМ
Повесть

I

Молодой, только что народившийся тропический циклон отыскал в безбрежности Индийского океана несколько маленьких тральщиков и принялся играть ими, перекидывая с волны на волну. На кораблях этого ждали, и потому жизнь в каютах, кубриках, на боевых постах шла своим чередом. Единственное, что беспокоило командира отряда тральщиков капитана 1 ранга Полонова, – как поведет себя техника, не приспособленная к ураганам открытого океана. В людях он не сомневался.

Полонов сделал все, чтобы избежать встречи с циклоном. Весь вчерашний день отряд уходил на зюйд. Но к вечеру стало ясно, что совсем уйти не удастся, что ураган все же накроет корабли черным своим крылом. И тогда тревожное чувство ушло и появилась настороженность: как-то отряд выйдет из испытания? И хоть не было в том никакой нужды, он передал по радио командирам кораблей, чтобы мобилизовали все возможности и достойно прошли через шторм.

– Есть! – один за другим отвечали командиры.

Только капитан 3 ранга Дружинин, командир тральщика, шедшего последним в кильватере, не удержался, добавил:

– Теперь все зависит от господа Бога, да от замполита.

Эту его присказку знали все офицеры отряда. Родилась она в ту пору, когда замполитом у Дружинина был Володичев, «вечный капитан-лейтенант», зависть всех командиров кораблей. Еще семь лет назад Володичеву вышел срок присвоения очередного воинского звания, но он все оставался капитан-лейтенантом, поскольку это потолок для замполита на тральщике. Не раз ему предлагали повышение. Отказывался, отвечая полушутя-полусерьезно, но тут он на месте, а как приживется на новой должности, еще не известно. Этой весной Володичев слег в госпиталь, и поскольку кораблю предстоял дальний поход, в район Суэцкого залива, то командование назначило на эту должность нового замполита, молодого – только из училища – лейтенанта Алтунина.

– Замполит – красавец мужчина, – сказали Дружинину в штабе. – К тому же в некотором роде он твой коллега, тоже из моряков-пограничников.

Последнее успокоило командира: сам когда-то начинавший службу на пограничных кораблях, он знал, какая это школа.

Лейтенант Алтунин был высок, строен, плечист.

Почти всю штормовую ночь он провел на боевых постах и в кубриках. Тральщик не крейсер, на нем внутренних переходов не так много, и Алтунину не раз приходилось выбираться на верхнюю палубу и сжиматься под ударами волн, цепляясь за штормовой леер. До своей каюты замполит добрался только под утро, переоделся в сухое и еще посидел у маленького столика, просматривая составленный накануне план политработы. Первым пунктом стояло: политзанятия на тему «Военно-политическая обстановка на Ближнем Востоке и задачи личного состава но повышению бдительности и боевой готовности».

Волна ударила в борт с такой силой, что тральщик завибрировал; графин, стоявший на полочке в глубоком гнезде, жалобно зазвенел. За иллюминатором была сплошная чернота. Пенные полосы серыми призраками возникали в свете судовых огней, наискось били по стеклу и исчезали.

Алтунин задраил иллюминатор глухой крышкой и принялся вытаскивать из глубоких ниш книжного шкафчика брошюры для завтрашних политзанятий. Полчаса он писал конспект, затем, не раздеваясь, прилег на койку, уперся ногами и головой в переборки, чтобы не елозить по одеялу. И подумал, что ему страшно повезло: как бы еще мог он попасть в Красное море, к берегам Египта и Аравии, в сказочный край из тысячи и одной ночи?!

Он задремал и вздрогнул, почувствовав тяжелый удар волны, обрушившейся на корабль. С треском разлетелся выскочивший из гнезда графин. Выскользнули из ниш и посыпались на пол книги, брошюры, конспекты. Алтунин вскочил с холодной дрожью в спине, подумал: произошло столкновение. Все переборки корабля мелко дрожали, и откуда-то из-за них доносился дробный грохот.

Торопливо застегиваясь, Алтунин вдруг понял, откуда этот грохот. Он был хорошо знаком, с ним всегда связывалось облегчающее чувство конца напряженности, конца похода: так грохочет в ключе отдаваемая якорь-цепь. Но поскольку в открытом океане якорь не отдают, значит, его сорвало и теперь он уходит в глубину, увлекая за собой цепь.

Алтунин выскочил в коридор, метнулся к двери, ведущей на верхнюю палубу, как положено, переждал, когда схлынет волна, и рванул ручки задраек. Корабль накренился, и дверь дернулась из рук. Он подался вслед за дверью, оглушенный ревом шторма. И тут неведомо откуда взявшаяся, совсем не соответствующая ритму волна хлестнула вдоль надстройки, ударила по двери, захлопнула ее со звуком выстрела, Алтунин отлетел к противоположной переборке, ударился головой о пиллерс…

Когда очнулся, увидел над собой бледную близкую луну. На нее наползала круглая тень, и он, присмотревшись, понял, что это светильник на подволоке, а тень – склонившаяся над ним голова командира корабля капитана 3 ранга Дружинина.

– Очнулся? – обрадованно заговорил командир. – Не тошнит? Тогда все обойдется. Руки, ноги целы, голова цела – можно не волноваться. Шишка, правда, здоровая, но шишки нашему брату бывают на пользу.

Алтунин слабо улыбнулся.

– Чего тебя на палубу понесло?

– Комиссар… должен быть… с людьми, – разделяя слова, ответил Алтунин.

В голове у него гудело, и он никак не мог понять, где источник этого гула – за бортом или в нем самом. И слова командира долго не мог осмыслить, смотрел на него вопросительно и молчал. Потом он подумал о качке, которая стала какой-то странной: под волну корабль шел стремительно, а выбирался из-под нее словно бы нехотя, принимая на себя тонны воды. Так могло быть в том случае, если якорь висит на глубине и действует как подводный парус.

– Якорь-цепь? – спросил Алтунин.

– Да. Сорвало со стопоров. Вытравилась вся до жвака-галса.

– Поднимать надо.

– Лебедка вышла из строя. – Дружинин помедлил, улыбнулся и не удержался от ехидной шутки, на которые был горазд в любых условиях: – Ты лежи. Это мы как-нибудь сами, без политобеспечения.

– Что будете делать?

– Доложил командиру отряда. Но сроки, сроки, можно ли задерживаться? Думаю, придется отдать жвака-галс.

– Хотите подарить океану якорь?.. Лишаете людей возможности поверить в себя…

– О чем ты говоришь?

– О вымбовках.

Это не требовало объяснений. У вымбовок одно назначение, ими пользуются, когда нужно вращать шпиль, вручную выбирать якорь-цепь.

– В такой-то шторм? – удивился Дружинин. – Ты лежи… – В голосе командира уже слышалось раздражение. – Якорь – дело командирское, не замполитовское.

Командир быстро вышел. Некоторое время возле Алтунина сидел корабельный фельдшер старшина 2-й статьи Куприянов, потом ушел, решив, что замполит заснул. А он лежал и маялся. Его все-таки немного поташнивало, и он боялся, что это от сотрясения мозга. Но это могло быть и от качки. Такой шторм кого хочешь умотает. Он прислушивался к себе и в то же время думал о странном перекосе в сознании иных командиров-воспитателей, перекосе, который он про себя называл «болезнью мирного времени». Выражалась эта болезнь в растущей робости перед возможными опасностями, в боязни, как бы чего не вышло. Ушибется матрос или, не дай бог, упадет за борт – с командира голову снимут. По может ли моряк бояться шторма? Прятаться в трюме только потому, что по палубе гуляют волны? Надо обеспечить безопасность, но надо выходить на палубу. Пехоту обкатывают танками. И матроса надо «обкатывать». Штормовой волной. Чтобы мужал, укреплял веру в самого себя…

Коридор был пуст. Шатаясь то ли от качки, то ли от навалившейся слабости, Алтунин прошел по коридору. У трапа запнулся, чуть не упал, торопливо оглянулся, боясь, что кто-либо увидит его таким. По трапу поднимался с трудом, подтягиваясь на руках.

В рубке было светло. Сначала Алтунин подумал, что уже утро, но свет был неровный, колеблющийся. Он подошел к иллюминатору, возле которого стоял Дружинин, увидел из-за его плеча стальной бок волны, нависшей над бортом, блестящую в свете прожектора палубу и шестерых матросов, приросших к вымбовкам у шпиля. В следующее мгновение волна накрыла бак и схлынула, исчезла в темноте. Шестеро матросов все так же медленно ходили вокруг шпиля, словно и не было никаких волн.

– Спасибо, Сергей Иваныч! – сказал Алтунин.

– За что спасибо? – спросил Дружинин, даже не обернувшись, словно заранее знал, что замполит встанет.

– За вымбовки.

– Думаешь, твоя идея? Остаться без якоря в самом начале похода? Позорище. Из-за нас отряд совершил поворот «все вдруг». Время теряем, а ты говоришь…

– Тогда за урок спасибо, за педагогику. После вымбовок эти ребята будут кандидатами в круглые отличники. Переборов такое, они преодолеют все.

Дружинин ничего не ответил, прижавшись лбом к стеклу, старался разглядеть что-то на баке. Внизу все тем же медленным хороводом ходили матросы, и было в этом их размеренном движении нечто упрямо непреклонное, уверенное. Позванивала рында на баке. Сквозь шум волн слышалось погромыхивание выбираемой якорь-цепи.

– Кто там, не разберу? – спросил Алтунин.

– Боцман, машинист и твои «четверо Володей» из второго кубрика.

– Жаль.

– Что жаль?

– Володя Войханский – редактор стенгазеты. Как же он о себе писать будет?

– Было бы о чем, а желающие написать найдутся. – Дружинин обернулся, добавил строго: – Идите-ка вы, Николай Иваныч, отдыхать. А то как бы не пришлось докладывать командиру отряда о вашем конфузе.

Спустившись в свою каюту, Алтунин лег и попытался уснуть. Но не спалось. Он прислушивался к шторму, ловя в переполняющих каюту шумах глухое постукивание якорной цепи, и думал о главном боцмане мичмане Зубанове, машинисте Дронове и о «четверых Володях», шагавших сейчас вокруг шпиля и, по сути дела, спасавших честь корабля. Потому что потерять якорь не только накладно, но еще и стыдно для моряка.

«Четырьмя Володями» Алтунин окрестил их незадолго до этого похода, когда вступал в должность замполита. Знакомясь с кораблем, он спустился во второй кубрик и увидел четырех улыбающихся ребят. Попросил их представиться полностью, с именем и отчеством.

– Командир отделения минеров старшина второй статьи Владимир Иванович Чапаев, – громко доложился первый из них.

– Чуть-чуть не Василий Иванович, – сказал Алтунин.

Старшина вздохнул, сказал заученно:

– Батя виноват, лишил такой возможности.

– Но это и ответственно быть полным тезкой…

– А вы? – спросил Алтунин, обращаясь к другим.

– Командир отделения комендоров старший матрос Турченко Владимир Николаевич.

– Старший матрос Войханский Владимир Александрович.

– Командор матрос Владимир Тухтай.

– А отчество?

– Тухтаевич, товарищ лейтенант. У нас, у арабов, фамилия и есть отчество.

– Как это – у арабов?

– А я араб, товарищ лейтенант.

– Откуда вы родом?

– Из-под Бухары, товарищ лейтенант. Кишлак Джувгари Гиджуванского района.

– И давно вы туда приехали? – спросил Алтунин, решив, что Тухтай из семьи каких-нибудь переселенцев.

– Лет пятьсот назад, а может, и больше, – озорно блеснув глазами, ответил матрос.

– А я и не знал, что у нас в стране есть арабы, – искренне удивился Алтунин. И отметил про себя, что надо будет запланировать беседу этого араба с личным составом.

– Не кубрик, а сплошной интернационал, – сказал Турченко.

Помолчали. Потом кто-то из матросов сказал:

– Мины-то настоящие.

– Так мы не подрываться идем, а подрывать их, – счел нужным вмешаться Алтунин.

– Но ведь там, товарищ лейтенант, война идет, А мы будем посередине, с одной стороны – арабы, а с другой – израильтяне. Всякое может быть.

– Всякое, конечно, может быть. Но его не должно быть. Ясно вам?

– Так точно, товарищ лейтенант!

Они улыбались, довольные. Матросы, умеющие шутить, – это ли не актив политработника? Начальник, понимающий матросские шутки, – можно ли желать лучшего?..

Спал Алтунин как в беспамятстве, не разбудили ни качка, ни волны, бесновавшиеся за бортом. Проснулся, услышав стук в дверь. В дверях стоял матрос Войханский, побритый, умытый, в сухой робе, будто не об только что висел на вымбовке, выхаживая якорь.

– Извините, товарищ лейтенант. Командир сказал: нужно делать новый стенд, а материала нету.

– А якорь?

– Якорь на месте. Теперь его только с клюзом вырвать может.

– Который теперь час?

– Второй. То есть не второй, товарищ лейтенант, а четырнадцатый. День уже. Все давно отобедали.

Одевшись, Алтунин тут же достал старые бумаги, разложил на койке, принялся искать заготовленный когда-то чертеж стенда. И в этой радостной суете забыл и о своем ночном конфузе.

II

В тропической жаре, казалось, плавился сам океан. Гладким ослепительным, зеркалом лежала водная гладь на все четыре стороны, и только за кормой словно бы искрилось битое стекло. На расстоянии кабельтова от кормы этот след сливался с двумя другими, тянувшимися за соседними кораблями. Дальше, до самого горизонта, лежала безукоризненно прямая, как автострада, широкая полоса вспененной зыби.

Корабли шли почти борт о борт: слева – противолодочный крейсер «Волгоград», взметнувший на пятьдесят метров громаду основной надстройки, справа – большой противолодочный корабль «Смелый» с изогнутым, устремленным вперед форштевнем, похожий на ежа из-за многочисленных, торчащих в разные стороны, антенн и станин пусковых ракетных установок. Между ними, отделенный от боевых кораблей неширокими полосами воды, стараясь держаться нос в нос, шел скромный танкер. Вправо и влево от танкера тянулись стальные тросы с подвешенными к ним резиновыми шлангами. Шла обычная для дальних походов операция – заправка горючим. Командир группы советских кораблей капитан 1 ранга Винченко не разрешил ложиться в дрейф, и заправку производили на ходу.

Командир «Волгограда» капитан 2 ранга Гаранин нетерпеливо похаживал по правому крылу мостика. Он сердито поглядывал на матросов, не очень расторопно, как ему казалось, работавших внизу, на узкую полосу воды, отделявшую крейсер от танкера, и с трудом сдерживал себя. Понимал, что все идет как надо и его плохое настроение зависит от чего-то совсем другого. Он знал этот свой недостаток – если радоваться, так напропалую, если сердиться, так на весь белый свет, – и старался не сорваться, не портить людям предстоящий праздник.

– Ну, как новая форма? Не жмет?

Гаранин оглянулся, сердито посмотрел на улыбающегося своего замполита капитана 3 ранга Долина и тоже улыбнулся, поняв вдруг причину своего плохого настроения. Все дело было в том, что он надел наконец свою нелюбимую тропическую форму – шорты, оголившие ноги, синюю пилотку с козырьком, всегда казавшуюся ему не более как мятой фуражкой, свободную рубашку с короткими рукавами, напоминавшую домашнюю распашонку. Все командиры на корабле одевались по погоде, и только Гаранин до сегодняшнего дня парился в повседневной флотской форме. Много раз порывался он переодеться, раздевался в каюте, осматривал в зеркало свою не слишком-то стройную фигуру и, вздохнув, снова надевал тужурку.

Но сегодня он уже никак не мог отложить тропическую одежду: вечером корабли пересекали экватор и предстоял праздник.

– Что нового, Игорь Петрович? – спросил он Долина.

– Пилоты жалуются. Жарко. Трудно летать.

– В Красном море будет жарче. Надо разъяснить.

Вода под бортом кипела, стремительно летела назад. На танкере и на крейсере стояли вдоль бортов вахтенные в оранжевых нагрудниках, посматривая на трос, натянутый между кораблями, на черный шланг, редкой гармошкой свисавший с троса.

– Салям, йа бинт! Исмик э? – услышал Гаранин веселый голос капитана 2 ранга Строева, выполнявшего в этом походе обязанности представителя политуправления при отряде кораблей.

– Тренируешься? – спросил Гаранин, с интересом оглядывая Строева, тоже вырядившегося в тропическую форму.

– Зубрю помаленьку. Не день будем стоять у египетских берегов, и не неделю.

– Думаешь, придется гулять по берегу?

– Вам – едва ли. Кто знает, какая обстановка ждет нас в Суэцком канале.

– Боевая, – подсказал Гаранин.

– Во-от, боевая. Разве вы в такой обстановке покинете корабль хоть на минуту? А мне, хочешь не хочешь, придется общаться с арабами.

– А что это вы сказали?

– Салям, йа бинт? Исмик э? – «Здравствуй, девочка! Как тебя зовут?»

– Зря про девочку-то учите. Это вам не Европа. «…Следует помнить, что даже при встрече со знакомыми нельзя спрашивать о здоровье жены, передавать ей поздравления и приветствия, – назидательно зачастил Гаранин, наизусть цитируя недавно прочитанное о нравах в арабском мире. – С женщиной нельзя разговаривать но телефону, если мужа нет дома. В магазине нельзя начинать разговор с рядом стоящими женщинами, даже если вы хотите спросить у них совета относительно покупаемого товара. Не рекомендуется слишком пристально рассматривать женщин на улице. Нельзя…»

– Хватит, хватит. Буду ходить по улицам с закрытыми глазами, – засмеялся Строев. – Про девочек – это я так, звучит больно интимно: «Исмик э?»

В дверях рубки появился рассыльный, громко крикнул с порога:

– Товарищ капитан второго ранга, разрешите обратиться к товарищу капитану третьего ранга!

– Что стряслось? – спросил Строев.

– Товарища капитана третьего ранга Долина просит зайти в кают-компанию капитан третьего ранга Беспалов.

– Что значит – «просит зайти»? – удивился Долин. – Он что, входит в роль царя морского?

– Никак нет, бодро откликнулся рассыльный. – То есть так точно! Капитан третьего ранга Беспалов в настоящее время находится в обмундировании, то есть в одежде Нептуна.

– Что тут такого? – серьезно сказал Строев. – Царь просит к себе простого замполита. Не приказывает, заметьте, а просит. С его стороны очень даже деликатно.

– Что там? – спросил Долин. – Роли не поделили?

– Так точно! Русалки нет. Все отказываются.

– Что значит – отказываются?

– И товарищ капитан третьего ранга Беспалов говорит: здоровы больно матросы для русалки.

– Акселерация, – сказал Строев.

– А что особого нужно для русалки? – недоуменно спросил Долин.

– Ясно что. Но можно ограничиться чисто внешними признаками. Ну, скажем, ноги длинные. – Он оценивающе оглядел рассыльного. – Глаза голубые, краснеть умеет. Для косы у боцмана материал найдется…

– Товарищ капитан второго ранга, – взмолился рассыльный. – Нельзя мне быть русалкой. У меня усы растут.

– Побреешь.

– У меня грудь волосатая.

– Тоже побреешь. А? Чем не русалка? Стройная, красивая…

– И болтливая, – сердито бросил Гаранин.

– Доложи Нептуну: сейчас приду, – сказал Долин.

Почти не касаясь ступеней, держась только за поручни, Долин легко соскользнул по трапу в кондиционерную прохладу корабля.

Гаранин проводил взглядом замполита.

По морю шла легкая зыбь. Пустой горизонт четко отделялся от неба полосой густого ультрамарина. Ветер был балла на два. Самая подходящая для праздника погода.

Вахтенный офицер доложил, что до экватора остался ровно час хода.

– Как с заправкой? – спросил Гаранин.

– Через пять минут заканчиваем.

– Добро.

Он шагнул в рубку, подошел к микрофону корабельной трансляции. Откашлялся и щелкнул тумблером.

– Товарищи! – сказал тихо и строго. – Ровно через час мы пересечем линию экватора. Команде, всем свободным от вахт, приготовиться к построению.

Танкер отвалил, на его палубе суетились матросы, убирали шланги. Высокие мачты «Смелого», видные за надстройками танкера, словно бы поднялись еще выше: корабли расходились по своим местам в походном строю кильватера.

– Ну, пора, – сказал Гаранин и повернулся к вахтенному офицеру, ожидавшему у дверей рубки. – Поднимите флаги расцвечивания и сигнал «Поздравляю с переходом экватора»…

Оркестр грянул «Захождение». Из квадратного провала, темневшего на корме, донесся неожиданный на боевом корабле разноголосый, необузданный рев. Сначала над палубой показался золоченый трезубец Нептуна, потом его корона, темные очки, нос, намазанный чем-то фиолетовым, белая длинная борода. «Владыку морей» держала на плечах разномастная свита: виночерпий с помощником, доктор, казначей, звездочет, стражник, пираты в изодранных тельняшках, с камбузными ножами у пояса, с фантастическими рисунками на голых телах и черти самых невероятных видов, все оклеенные белыми крестами медицинского пластыря. В русалке Строев узнал рассыльного – в полотняной юбке, с голым животом в белым бюстгальтером, сделанным из вымазанных мелом угловатых чехлов от пушек. «Русалка», опустив глаза, скромно стояла позади Нептуна и теребила прядь длинных – почти до колен – волос. Уже когда подъемник с пестрой толпой, окружавшей Нептуна, почти вышел на уровень палубы, кто-то протянул русалке темные очки, и она, обрадованно надев их, заулыбалась вызывающе и кокетливо.

– Может быть, он все-таки доложит не мне, а вам? – спросил Гаранин капитана 1 ранга Винченко, стоявшего впереди группы офицеров.

– Кто? Нептун? Так он не докладывать будет, а требовать ответа. Нет уж, вы командир корабля, вам и отвечать.

Шагнув по палубе, Нептун остановился, огляделся вроде бы торжественно, по всем было видно, что он просто обдумывает, как поступить. По сценарию ему полагалось подойти к командиру корабля, а по уставу – к командиру отряда. И он пошел не к офицерам, а вдоль строя матросов, стуча о палубу и все более распаляясь от собственной решимости действовать по-своему.

– А? Что? Кто такие? – басовито выкрикивал он, заглядывая в лица матросов. – Русские? Раньше мне докладывали, что где-то на периферии – в Балтийском море, да Черном, Баренцевом, Японском – плавают смелые да умелые моряки. Русалки прямо измучили: сходи да сходи, батюшка, проведай, может, там есть настоящие мужчины. Верно я говорю? – Он неожиданно остановился, хлопнул русалку пониже спины так, что без матросской закалки той бы не устоять. – А я говорю русалкам, если смелые да умелые, то сами ко мне в океаны придут. А? Кто был прав? – снова повернулся он к отчаянно кокетничавшей русалке. – На всех моих океанах плавают теперь русские корабли. Правильно говорил товарищ… э-э владыка, который повыше меня будет, что даже в моей свите брожение началось: русских все реже приходится купать на экваторе. Так что уж не серчайте, дорогие моряка, если мои черти ненароком кого лишнего искупают…

Нептун кинул взгляд на группу старших офицеров, решительно подошел, ударил трезубцем о палубу:

– Что за корабль? Куда плывет? Что за люди на нем?

Гаранин выдержал паузу, поиграл глазами, показывая свое недовольство самовольничанием Нептуна – Беспалова. И ответил точно по сценарию:

– О, владыка морей, позвольте зачитать вам верительную грамоту экипажа крейсера «Волгоград». – Он развернул бумагу, откашлялся. – «В составе отряда советских кораблей крейсер прошел семь морей и теперь пересекает океан. Идем для выполнения задания Родины: открыть дорогу другим кораблям по Суэцкому каналу. Для дальнейшего выполнения боевого задания прошу вашего высочайшего соизволения пересечь экватор…»

– Открывать – это хорошо, – перебил его Нептун. – А то другие только и делают, что закрывают. Какой будет выкуп?

– Какой выкуп? – удивился Гаранин. – Про выкуп мы не договаривались.

– Дмитрий Алексеевич! – тихо взмолился Нептун. – Побойтесь бога. Полагается.

Из-за спины Гаранина появилась рука со стаканом.

– Сухое подойдет? – спросил Строев.

– Вы бы еще компота предложили.

– Как хочешь…

– Э-ей, – забеспокоился Нептун. – Давайте сюда. – Выпил, грустно посмотрел в пустой стакан и вдруг провозгласил во весь свой могучий голос: – Мы еще поглядим, на что вы способны!..

На середину палубы тотчас выкатились две группы матросов. «Черти» выкинули им конец каната и отскочили, потому что скромные тихие матросы, вцепившись в канат, сразу превратились в подобие необузданной свиты Нептуна. Крики, уханье, топот ног. Ни та, ни другая сторона не могла перебороть.

– Я доволен, – сказал Нептун, обеспокоенный затянувшимся поединком. – Вижу, что силенка у вас есть.

Но не так-то просто оказалось оторвать от каната разгоряченных матросов.

– Хватит! – прогудел Нептун.

На него не обратили внимания. И тогда он, забыв о сценарии, возопил так, что зазвенели динамики на надстройке:

– Смир-рна!..

Торопливо одергивая свои рубашки-распашонки, матросы побежали в строй.

Прогремел троекратный залп из салютных пушек, заиграл оркестр, и строи пошли перед Нептуном торжественным маршем. Когда последней прошагала перед ним кричащая, визжащая, гримасничающая свита, Нептун снял корону, вытер лоб и провозгласил усталым голосом:

– Объявляю перерыв. Построение через десять минут. Форма одежды – в трусах. Р-разойдись!

Через десять минут палуба напоминала пляж. Нептун вздохнул и скучным голосом принялся читать приказ:

– «Я, всесильный и всемогущий Нептун, владыка морей и океанов, отныне повелеваю всем силам, мне подвластным, ветрам и течениям, смерчам и водоворотам, чтобы не чинили морякам крейсера «Волгоград» никаких препятствия и жаловали им всегда счастливого плавания…»

Вручив свиток с приказом Гаранину, он выпрямился и громовым голосом спросил:

– А много ли на корабле молодых офицеров и матросов?

– Есть такие, – сказал Гаранин и повернулся к улыбающемуся замполиту. – Ну что, Игорь Петрович, придется креститься.

– Ага! – радостно закричал Нептун. – Черти мои милые, черти мои верные, хватайте доброго молодца замполита нашего!

Дикий вопль был ответом. Толпа кинулась к Долину, подхватила, понесла, и не успел он удивиться необузданной бесцеремонности матросов, обычно таких добрых и скромных ребят, как оказался в теплой воде брезентового бассейна, установленного на полубаке у левого борта.

– Поздравляю с посвящением в число моих подданных, – провозгласил Нептун и тронул плечо Долина длинным древком трезубца. – Звездочет! Где звездочет?!

– Тута я! – Из толпы вынырнул старший матрос Юсов, славившийся на корабле как первый запевала. – Что прикажет подводное, надводное, многоводное величество?

– Читай грамоту.

Юсов церемонно поправил высокий колпак, тряхнул саквояжем, полным бумаг, жестом фокусника выхватил одну и принялся нараспев читать:

– «Дана сия грамота мореходцу государства Советского социалистического капитану третьего ранга славному замполиту Долину Игорю Петровичу во удостоверение, что оный мореходец, следуя путем морским по заданию Отечества своего и во славу флота советского из стран полунощных в страны полуденные, через линию незримую, учеными мудрецами экватором именуемую, впервые переступил, древний обряд послушно исполнил и пошлину уплатил…»

– Какую пошлину? – насторожился Долин.

– Говоря по-земному, с вас причитается, – пояснил Нептун.

Когда «черти» потащили к бассейну очередную жертву – молодого штурмана старшего лейтенанта Данилова, Гаранин подумал, что они, составляя сценарий, явно не рассчитали. Обряд причащения может затянуться до вечера. Потому что, как ни мало офицеров и матросов, впервые переходящих экватор, а на большом корабле их все же окажется предостаточно.

Кто-то легонько тронул Гаранина за короткий рукав рубашки. Оглянулся, увидел рядом капитана 1 ранга Винченко. Он улыбался, а глаза его были серьезны, даже беспокойны.

– Что-то случилось?

Винченко показал глазами на горизонт.

– Хвост.

Гаранина охватило чувство тревоги. Хотя «хвост» – иностранный, чаще всего американский, корабль, неотступно следовавший за нашими кораблями в походах, – был явлением обычным.

– Прекратить праздник? – спросил он.

– Ну что вы! Может, просто поспешить?

– А мы всех разом…

– Вполне, – сразу понял Винченко. И посмотрел на Нептуна. – Слышите, товарищ «царь»? Русь крестилась оптом, и вам можно. Даем воду на верхнюю палубу.

Грохнув трезубцем о палубу, Нептун пророкотал знаменитым беспаловским басом:

– Слушай мою команду!..

Через минуту взметнулись струи воды, и вся палуба крейсера превратилась в белопенный, сверкающий на солнце водяной пузырь.

В сопровождении старших офицеров Винченко поднялся на главный командный пункт, подошел к экрану радиолокатора, посмотрел на пульсирующую зеленоватую точку чужого корабля.

– Может, просто купец? – сказал Строев.

– Идет нашим курсом, догоняет. Ушли бы, не будь тихоходного танкера. – Винченко махнул рукой. – А пусть его. Все равно не успокоятся, пока не удовлетворят своего любопытства. И так поздновато хватились. Я уж и то думал: чего это натовцы сопровождающего к нам не приставили? – Он повернулся к Строеву: – Вот что, Валентин Иванович, перебирайтесь-ка на «Смелый». Я – тут, а вы – там.

Строев спустился в каюту, сложил вещи в желтый дорожный чемоданчик. Прибежал рассыльный, подхватил чемодан и исчез. Еще раз оглядев каюту – не забыл ли чего? – Строев вышел на опустевшую полетную палубу, зеркально блестевшую после искусственного дождя. Из того самого квадрата палубы, откуда недавно выходил «морской царь», поднималась тупорылая машина, похожая на глазастого и лобастого жука с двойным подбородком, – небольшой вертолет. К нему подбежал рассыльный, кинул желтый чемодан в раскрытую дверь старшему лейтенанту.

– Товарищ капитан второго ранга, прошу! – весело крикнул старший лейтенант.

Мелко задрожало сиденье, и Строев увидел, как наклонилась и все круче стала заваливаться синяя полоска горизонта. Через мгновение открылся уже весь крейсер, красивый, празднично многоцветный на ослепительной синеве воды. Затем в иллюминаторе показался идущий в кильватере танкер, а за ним – длинный, необыкновенно стройный, даже изящный, «Смелый». В верхнем углу иллюминатора, словно на экране локатора, виднелось пятнышко чужого корабля с белым хвостиком кильватерной струи.

– Товарищ капитан второго ранга, как думаете, догонит? – крикнул старший лейтенант, перегнувшись к Строеву.

– Если бы не танкер, только бы он нас и видел. Знаете, как американцы эти наши корабли называют? – прокричал Строев, указывая на «Смелого». – Они называют их «поющими фрегатами». Когда турбины врубаются на полную мощность, только свист остается, а корабль уже за горизонтом.

Вертолет прошел над кораблями, пристроился за кормой «Смелого» и, догнав, ловко опустился на палубу. Подбежали двое матросов и закрепили вертолет стропами.

«Чужак» догнал наши корабли к заходу солнца. Это был американский ракетный крейсер «Арканзас» с двумя высокими прямыми трубами, над которыми вращались решетки радарных антенн. На носу и корме стояли массивные станины пусковых установок. Своим форштевнем корабль вскидывал волны почти до палубы, отчего казалось, что он сидит в воде слишком глубоко под тяжестью массивных надстроек.

На полном ходу «Арканзас» прошел вдоль строя наших кораблей, затем сбавил ход, отстал и пошел рядом со «Смелым» на расстоянии кабельтова. С главного командного пункта Строев с любопытством рассматривал матросов, стоявших на палубе чужого корабля, и прислушивался к взволнованному голосу замполита «Смелого» капитана 3 ранга Митина, рассказывавшего по судовому радио о незваном госте.