Текст книги "Военные приключения. Выпуск 4"

Автор книги: Виталий Гладкий

Соавторы: Валерий Гусев,Александр Проханов,Юрий Лубченков,Владимир Рыбин,Александр Горлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

– Командир! Есть! «Волга!»

– Передавай! – Маркелов мигом оказался возле Степана…

Обратно возвратились без приключений. Михай остался в комендатуре: уничтожив, насколько это было возможным в темноте, следы пребывания разведчиков в комнате связи и опломбировав ее, он преспокойно отправился в казарму, где и уснул сном праведника.

После побудки, даже не позавтракав, он поспешил обратно; забросив подальше пломбу, которая имела довольно подозрительный вид, заполнил журнал дежурств, а когда его начальник появился на пороге комнаты спецсвязи, увиденное умилило его: комната сияла небывалой чистотой, а радист усердно перепаивал контакты в одном из усилителей.

15. Последний бой

Татарчук ликовал. При первых словах Маркелова старшина сорвался в пляс; высоко поднимая ноги, он прошелся колесом по трапезной, а затем врезал такого гопака, такие коленца стал выкидывать, что окружающие покатились со смеху.

– Эхма! Дам лыха закаблукам! – Иван сиял. – Что, фрицы, взяли?! Гон, гоп!

– Спасибо, Георге! – Маркелов крепко пожал руку Виеру, который бурно радовался вместе со всеми.

Георге вдруг спохватился: сунул руку за пазуху и вытащил плоскую бутылку темно-зеленого стекла.

– Вот!

– Георге! – Татарчук откупорил, понюхал и, изобразив неземное блаженство на лице, обнял румына за плечи. – Ну, спасибо, дружище! В самый раз.

– Тетушка Адина… угостила… – засмущался Виеру.

Крепкую цуйку разлили по кружкам. Ласкин (он уже поднимался самостоятельно, но на ногах держался еще не крепко), которого перенесли в трапезную, тоже не отказался от своей порции.

– За нашу победу! – Татарчук выпил, сморщился, понюхал хлебную корку и, склонившись к Маркелову, сказал вполголоса: – А тот французский коньячок, что ты тогда вылил, командир, все-таки лучше…

– Да будет тебе, старшина, – рассмеялся Алексей. – Злопамятный. Ну, виноват, каюсь.

– То-то! – дурашливо подергивая плечами, Татарчук закружил вокруг Пригоды. – Петруха, любовь моя! Эх, яблочко, да на тарелочке…

Слегка захмелевший Виеру спустился на первый этаж и вышел во двор. Утро, хмурое, неприветливое, уже вступило в свои права; дождь наконец прекратился, и только деревья продолжали ронять на землю тяжелые капли в такт редким порывам ветра, который через проломы в высоких стенах монастырской обители совершал набеги на лакированные дождем кроны.

Георге потянулся расправил плечи – хорошо… Нащупал в кармане сигареты, вытащил. Закурил и медленно побрел вдоль стены.

Повернул за угол – и застыл, цепенея: крепко уперев ноги в землю, перед ним стоял немецкий солдат в маскхалате. Вороненый автомат чуть подрагивал в его руках, зло прищуренные глаза смотрели на Георге, не мигая.

– Тихо… – немец кивком головы показал Георге на сад – из-за деревьев выступили еще солдаты.

Георге попятился назад, не отводя взгляд от лица гитлеровца, и остановился, почувствовав, как в спину больно уперся автоматный ствол.

«Окружили…» – Георге безнадежно наклонил голову.

И вдруг, словно очнувшись, он бросился в сторону и что было мочи закричал:

– Немцы! Нем…

Короткая автоматная очередь отразилась от стен монастырских построек и эхом ворвалась через окна в трапезную, где собрались разведчики.

– Георге! – Маркелов услышал крик Виеру. – К оружию! Эх, парень…

Татарчук сбежал по лестнице, проскочил мрачный коридор и, появившись в дверном проеме, ударил по немцам из автомата, почти не целясь. Да и не было в этом надобности: эсэсовцы находились шагах в десяти от входа.

Заговорили автоматы и остальных разведчиков. Немцы, которые не ожидали такого отпора, заметались по двору. Несколько гранат, брошенных из окон, деморализовали гитлеровцев: очертя голову, они бросились в сад и через проломы в стенах – на улицу. Но это было только начало, и Маркелов понимал, что нужно уходить. Только куда, в какую сторону?

Долго раздумывать эсэсовцы не дали: пулеметная очередь выкрошила штукатурку на стене трапезной, и белая пыль облаком поплыла над головами разведчиков. Пригода выглянул наружу, выпустил несколько пуль в сторону пулеметчика и вдруг, охнув, присел на пол.

– Петро! – кинулся к нему Татарчук.

– Зачэпыло трохы… – Пригода зажал ладонью левое плечо; алые струйки просачивались сквозь пальцы и кропили пол.

– Сейчас… – старшина разорвал индпакет и принялся быстро бинтовать рану. – Погоди… Вот так…

Немцы усилили огонь. К окнам трапезной стало опасно подходить – пули залетали внутрь и словно горох сыпались вниз, рикошетя от стен. Разведчики перешли в другие комнаты, заняли оборону; эсэсовцы, которые было сунулись к входным дверям в здание, снова откатились назад, ие выдержав прицельного огня.

Маркелов посмотрел в сад, который примыкал к зданию. Из окна виднелись только кудрявые зеленые кроны деревьев, да кое-где длинные, неширокие проплешины, заполненные дикорастущим кустарником и виноградом. «Бронетранспортер!» – вспомнил. Присмотрелся – в той стороне вроде спокойно. Похоже, гитлеровцы сосредоточились только перед фасадом. Впрочем, с тыльной стороны, где первый этаж вообще не имел окон, а на втором они напоминали бойницы – узкие, высокие, кое-где зарешеченные – подобраться было трудно, а проникнуть в здание тем более.

– Старшина! – окликнул Татарчука, который, забаррикадировав входные двери, расположился возле окна крохотной часовенки, пристроенной к зданию, судя по архитектурном деталям, в начале века.

– Сейчас, командир! – отозвался старшина и, выбрав момент, уложил наповал пулеметчика, который имел неосторожность подобраться поближе к зданию со стороны часовни.

– Слушаю! – подбежал Татарчук к Маркелову.

– Попробуем прорваться к бронетранспортеру, – Маркелов испытующе смотрел на старшину.

– Я уже думал об этом. Перещелкают нас, как перепелок. Место открытое, пока скроемся за деревьями… Не исключено, что там засада.

– Нужно кому-то поддержать огнем… – Алексей хмурился, зная наверняка, что ответит старшина.

– Конечно. Забирайте Ласкина, а я тут потолкую с фрицами по душам. Патронов хватит. Вот гранат маловато…

И Татарчук принялся деловито осматривать свой боезапас, считая вопрос решенным.

Маркелов едва не застонал от горечи, но только молча вынул из сумки две свои гранаты и положил перед старшиной.

– Кучмин! Пригода! Уходим… – старший лейтенант прикинул высоту второго этажа и начал торопливо разматывать веревочную бухту.

– Иван! – снова окликнул он Татарчука, который уже направился в часовню. – Если с бронетранспортером дело выгорит, мы тебя прихватим. Так что будь наготове.

– Хорошо, командир.

– Кучмин, давай сюда Ласкина, – старший лейтенант на время присоединился к Татарчуку, и вдвоем они быстро загнали эсэсовцев в укрытия – те уже были в опасной близости к зданию.

– Командир! – позвал Алексея Кучмин. – Колян закрылся в трапезной. Говорит, уходите. И еще что-то, я не понял, за выстрелами не слышно.

– Ласкин! Ласкин! – забарабанил Алексей в тяжелую дверь трапезной. – Нужно уходить, открывай!

– Командир, – тихий, но внятный голос Ласкина раздался совсем рядом по другую сторону двери. – Я остаюсь… Я вас прикрою. Со мной вам не уйти…

– Ласкин, я приказываю!..

– Командир… – голос Ласкина дрожал. – Алеша, прости… Не поминайте лихом, ребята. Спасибо за все. Прощайте!

– Ласкин! Колян! – Алексей навалился на дверь, но она даже не шевельнулась.

Ласкин не отзывался, но его автомат грохотал под сводами, почти не переставая.

– Он не откроет… – Степан не поднимал глаз на Алексея.

– Пойдем! – решился наконец Маркелов…

Первым по веревке спустился на землю Татарчук: он быстро скользнул вниз, ободрав ладони до крови, и тут же отполз в сторону, за большой камень; но его опасения оказались напрасными – выстрелов не последовало.

Таким же манером за ним последовали и остальные. Только раненый Пригода не удержался и отпустил веревку, но его подстраховал Кучмин.

Казалось, до деревьев рукой подать, А если гитлеровцы держат их на прицеле? Маркелов затянул потуже поясной ремень и решительно взмахнул рукой – вперед!

Эсэсовцы заметили их чересчур поздно, они тут же перенесли огонь в сторону сада, но Ласкин тоже не зевал и, выпустив длинную очередь, заставил немцев на мгновение потерять разведчиков из виду. Пока гитлеровцы отвечали Ласкину, разведчики успели забраться в глубь сада и теперь бежали к бронетранспортеру изо всех сил; не обращая внимания на пули, которые рвали кору деревьев, стригли ветки и рушили на них целые потоки дождевой воды.

«Опоздали!» – Маркелов увидел немецкого солдата, который высунулся по пояс из люка бронированной машины и целился в них.

Не сбавляя хода, Алексей выкрикнул что-то невнятное и полоснул очередью по бронетранспортеру; солдат вскинулся, нажал на спусковой крючок, но пули прошли над головами разведчиков. Он взмахнул руками, словно раненый ворон крыльями, и, выронив автомат, медленно сполз на сиденье.

Второй эсэсовец выскочил из-за бронетранспортера и, вырвав чеку гранаты, размахнулся для броска. Степан и Маркелов ударили почти одновременно, гитлеровец отшатнулся назад и упал; взрыв гранаты застал разведчиков на земле – осколки прозудели над ними, словно осиный рой.

Больше возле бронетранспортера немцев не оказалось – не ожидали, видимо, что разведчики рискнут вырваться из огненного кольца таким образом. Татарчук быстро осмотрел машину, включил зажигание – мотор заработал. Кучмин возился около пулемета, который оказался в полной исправности; запас патронов был солидный, и Степан, примерившись, выпустил длинную очередь в эсэсовцев, которые уже окружали их.

Гитлеровцы залегли.

– Прорываемся во двор! – приказал Маркелов.

– За Коляном, – обрадовался Татарчук, выжал сцепление, и бронетранспортер, набирая скорость, покатил по садовой дорожке.

– Степан! – вдруг закричал Маркелов и, схватив автомат, открыл люк с намерением выбраться наружу.

Кучмин увидел, что так взволновало старшего лейтенанта: из-за дерева торчал смертоносный набалдашник трубы фаустпатрона, который держал в руках солдат с Железным крестом на мундире, – но развернуть пулеметную турель не успел: немец приложил трубу к плечу и нажал на спуск.

И только Татарчука реакция не подвела: рванув машину в сторону, он резко затормозил; заряд пролетел в нескольких сантиметрах от мотора.

– Сукин сын… – пробормотал старшина, глядя, как эсэсовец, обхватив яблоню обеими руками, сползает вниз – Маркелов опоздал на самую малость.

Вытерев о брюки внезапно вспотевшие ладони, Татарчук снова включил скорость.

Степан крутился вместе с турелью, словно волчок; треск крупнокалиберного пулемета распугал эсэсовцев, которые попрятались в укрытия и лишь изредка отваживались отвечать на выстрелы.

Бронетранспортер плутал по садовым дорожкам. Татарчук едва не плакал от бессилия – на пути к спасению Ласкина, который все еще напоминал о себе короткими и редкими автоматными очередями, вставала непроходимая стена деревьев.

Тем временем эсэсовцы все теснее сжимали бронетранспортер в свинцовые тиски – пули барабанили по броневым листам обшивки градом; и еще один фаустпатрон не достиг цели.

– Проскочу… – Татарчук упрямо выжимал из мотора все возможное.

Грохот сильного взрыва привлек внимание разведчиков: из окна трапезной повалил густой черный дым, смешанный с пылью; автомат Ласкина замолчал.

Еще не веря в случившееся, Татарчук яростно бросил машину в узкий проход между деревьями, одно из которых хрупнуло и сломалось, словно тонкая сухая ветка; проскочил, но тут же наткнулся на раскидистую грушу и едва успел затормозить, что смягчило удар.

– Назад, Иван! – закричал Кучмин.

– Колян погиб… Погиб… – шептал безутешный Татарчук, выезжая на садовую дорожку, которая вела к пролому в стене: все его старания оказались тщетными.

Возле монастырских стен, на дороге, стояли четыре грузовика, десятка два мотоциклов и легковая машина. Степан с горящими глазами, в которых засветились гневная радость и упоение боем, полоснул очередью вдоль этой небольшой колонны; две машины загорелись, в облицовке легковушки зачернели крупные рваные отверстия.

Татарчук, не сбавляя хода, протаранил левым бортом несколько мотоциклов и, выехав на дорогу, включил самую высокую скорость.

Но на повороте к окраине старшина вдруг резко затормозил: со стороны центра к монастырю спешили бронетранспортеры, впереди которых громыхали два легких танка.

– Сворачивай! – Маркелов показал на грязный переулок.

Татарчук повел машину через лужи, колдобины и липкую грязь к виднеющейся метрах в двухстах брусчатке одной из улиц, параллельной той, по которой шла вражеская колонна.

Проскочить им удалось и переулок, и мимо немецких танков, но гитлеровцы все-таки успели заметить их маневр и пустились в погоню.

Степан только вздыхал, огорченно поглядывая на безмолвный пулемет – закончились патроны. А преследователи настигали; уже несколько снарядов вздыбили землю впереди их машины, и в обшивке появились дыры от бронебойных пуль, которыми густо сыпали им вдогонку фашисты.

Мост появился внезапно, как показалось разведчикам, которые пристально следили за погоней.

Реку нельзя было узнать: совсем недавно это был узкий и обмелевший ручей – воробью по колено, а теперь в берегах бурлил с грозным ревом мутный поток, который время от времени перехлестывал через дощатый настил моста. Казалось, волны раздвинули берега, и теперь мост напоминал тонкое, ненадежное бревно, перекинутое через бездонную пропасть – отраженное в волнах небо подчеркивало ее глубину.

Пост фельджандармов разведчики распотрошили в мгновение ока; спаслись немногие, и среди них – уже знакомый им фельдфебель, который, не долго думая, прыгнул под мост.

Степан, глядя ему вслед, только огорченно ругнулся; вдруг он крикнул:

– Тормози!

Татарчук в недоумении уставился на него; бронетранспортер остановился посреди моста.

Степан подхватил ящики с толом и спрыгнул на настил.

– Пошел! – крикнул он, не глядя на растерянных разведчиков. – Ну! Быстрее!

– Стой! – Маркелов схватил за плечо Татарчука уже на берегу, сообразив, что задумал Степан.

– У него же нет… взрывателей… – теперь понял и Татарчук.

– Степа-а, не нужно-о! – что было мочи закричал Маркелов, сложив ладони рупором.

Кучмин, который следил за приближающимися к мосту танками, обернулся на крик и, помахав рукой, что-то ответил, но за шумом мотора никто ничего не разобрал.

Степан опустился на корточки возле ящиков со взрывчаткой, пристально посмотрел на лохматые тучи, через которые уже проглядывал тусклый солнечный диск, чему-то улыбнулся с грустинкой и опять перевел взгляд на танки, которые вползали на мост.

– Приехали… – прошептал и выдернул предохранительную чеку гранаты…

16. Ясско-Кишиневская операция

Генерал Фриснер был раздражен. В течение пяти минут он гневно выговаривал командиру румынской танковой дивизии «Великая Румыния»:

– …Почему до сих пор не закончено перевооружение? Почему не выполнен мой приказ? К дьяволу ваши оправдания! Меня это не интересует. Русские не будут ждать, пока ваши механики соизволят научиться рычагами дергать. Неужели это вам не ясно? Германия дает вам первоклассную технику, и потрудитесь оправдать оказанное доверие! Хайль!

Генерал бросил трубку и приказал дежурному офицеру связи:

– Соедините меня с генералом Думитреску…

Ходил по кабинету, невидящим взглядом осматривая стены, сплошь увешанные оперативными картами.

Абсолютное затишье на оборонительных рубежах группы армий «Южная Украина» начало его раздражать: по всему было видно, что русские вот-вот начнут генеральное наступление и готовятся к нему очень тщательно. Тяжело было сознавать свое полное бессилие перед грядущим: сил для упреждающего удара явно не хватало, несмотря на то что за последние две недели из рейха прибыло пополнение в людях и технике, а гадать на кофейной гуще, что предпримут русские в ближайшее время и какие силы сосредоточены у них против его армий, для него, достаточно опытного и энергичного военачальника, было невыносимо.

Потуги полковника Дитриха добыть обещанную информацию о дислокации и численности русских частей, а также замыслах советского командования не увенчались успехом, что, впрочем, можно было предположить с самого начала: русские научились бережно хранить свои тайны и нередко ставили в тупик лучшие умы абвера.

Генерал Фриснер посмотрел на календарь – 18 августа. Еще раз пробежал строчки специального воззвания ко всем старшим офицерам немецких и румынских войск, которое подписал сегодня ранним утром. Все верно – в ближайшие дни наступление Советской Армии неминуемо. И его требование к офицерам защищать позиции до последней возможности своевременно…

Переговорив с генералом Думитреску, командующий группой армий «Южная Украина» вызвал полковника Дитриха.

– Ты стал плохо выглядеть, Рудольф. Что случилось?

– Печень… – Дитрих и впрямь цветом кожи был похож на вурдалака, каким его рисуют деревенские художники – грязно-серым с синевой.

– Печально. Сочувствую… Какие новости по твоему ведомству?

– Обнадеживающие, господин генерал.

– Ну? – высоко поднял брови Фриснер. – Это редкость по нынешним временам. Докладывай.

– В районе Шерпени разведчики 6-й армии обнаружили большое скопление войск противника. По всем признакам русские готовятся к наступлению именно в районе Кишинева.

– Это подтверждают и захваченные «языки»?

– К сожалению, «улов» наших разведчиков весьма скромный. И что-либо уточнить не удалось.

– Тогда еще на чем основывается твоя уверенность в том, что советские войска ударят по 6-й армии?

– По данным радиоразведки, в районе кишиневского выступа сосредоточены две армии в составе нескольких корпусов – вот перечень, – полковник Дитрих положил перед Фриснером отпечатанный на машинке лист бумаги. – Кроме этого, отмечено продвижение танковых частей русских в районы, близкие к месту предполагаемого наступления на Кишинев. Это уже по данным воздушной разведки. Также установлено, что русские перебрасывают сюда соединения, которые до этого были на флангах и из резервов.

– Значит, Руди, наша игра удалась? – Фриснер впился колючим взглядом в лицо полковника. – И русские поверили, что мы ждем их на флангах? Я так понял смысл твоего доклада?

– Да, господин генерал, – твердо ответил Дитрих. – Я не сомневаюсь в том, что русские приняли нашу дезинформацию за истинное положение вещей.

– И ты можешь дать гарантию, что русские разведчики, которых, кстати, ты упустил, Рудольф, – генерал недовольно сдвинул брови, – не смогли сообщить в свой штаб о наших замыслах?

Легкая тень пробежала по лицу полковника и спряталась в морщинах.

– Я готов дать такую гарантию. А что касается русских разведчиков, то им больше не удастся обвести нас вокруг пальца. Они окружены, и скоро я доложу вам об успешном завершении операции по их ликвидации.

– Рудольф, мне они нужны живыми, – твердые ноты прозвучали в голосе Фриснера. – Хотя бы один из них. Это приказ.

«Не верит…» – полковник Дитрих почувствовал, как взыграло самолюбие. Стараясь унять непривычное чувство неуверенности и даже боязни, он как можно суше ответил:

– Слушаюсь, господин генерал.

– Я буду очень рад, Руди, – смягчился Фриснер, – если мы оба окажемся правы в наших предположениях и выводах. Слишком много поставлено на карту.

– Господин генерал, я сделал все от меня зависящее. Нельзя свершить то, что нам не предначертано.

– Кисмет – так говорят турки… – сардоническая ухмылка появилась на губах генерала. – Будем надеяться, что Бог и удача не отвернутся от великой Германии в предстоящих сражениях…

Фриснер внимательно прочитал бумаги, которые дал ему полковник Дитрих. Изредка он делал пометки на полях красным карандашом, и тогда лицо генерала хмурилось – его хроническая недоверчивость, даже, казалось бы, к общеизвестным, неоднократно доказанным истинам, была хорошо знакома Дитриху еще с училищной скамьи. Впрочем, полковник тоже не принадлежал к клану наивных и доверчивых простаков – служба в разведке, которую он начал под руководством самого Вальтера Николаи, не располагала к подобным человеческим слабостям.

– Рудольф, а теперь мне хотелось бы услышать твою оценку политической ситуации в Румынии на сегодняшний день.

– Ничего нового, господин генерал. Разве что, по непроверенным пока данным, румынские дипломаты в Каире вступили в переговоры с представителями США и Англии.

– И чего они добиваются?

– Источник информации довольно скуп на подробности. Сообщает, что румыны вроде бы просят ввести в страну англо-американские войска, чтобы сохранить существующий режим.

– Это все?

– В этом вопросе – да.

– Что еще?

– Накаляется обстановка в армии. Я об этом уже докладывал. Даже высшим чинам румынской армии, по моему мнению, верить невозможно.

– Кого ты имеешь в виду?

– Генералов Аврамеску, Мачича, Василиу-Решкану, Санатеску, Радеску…

– Даже эти двое?

– Эти понадежнее, чем другие, но за ними нужен глаз да глаз.

– Как король Михай?

– Затаился. Изображает беспечного гуляку, учится искусству пилотажа.

– С маршалом Антонеску не конфликтует?

– Пока нет. А вот адъютант короля полковник Ионеску и генерал Михаил явно что-то затевают.

– Что именно?

– Трудно сказать – осторожничают. Но это не главная опасность, которая может угрожать Антонеску.

– Даже так?

– Коммунисты и глава крестьянской организации «Фронт земледельцев» доктор Петру Грозу – вот силы, которые опасней во сто крат бунтующих генералов, на которых стоит только прикрикнуть, и они станут в строй по стойке «смирно»…

Полковник Дитрих торопливо спускался в полуподвальное помещение тюрьмы. Дежурный унтер-офицер, узнав полковника, козырнул и предупредительно отворил обитую стальными листами дверь.

– Как дела, Зигфрид? – спросил он у широкоплечего детины, который плескался под ржавым рукомойником.

– Молчит, господин полковник.

– Подготовьте его к очной ставке.

– Слушаюсь, – Зигфрид тщательно вытер о замусоленное полотенце свои мохнатые лапищи и, накинув на плечи мундир с погонами обер-лейтенанта, скрылся за дверью в соседнем помещении.

Вскоре он оттуда вышел и обратился к своему помощнику, толстому, с бесцветными глазами, который, пристроившись возле кипятильника, спокойно жевал бутерброд.

– Эрих, давай этого… – обер-лейтенант пощелкал пальцами, силясь вспомнить.

– Понял. Сейчас, – толстяк с видимым сожалением завернул остатки бутерброда в кусок газеты и затопал вверх по лестнице.

Полковник курил, осматривал знакомую до мелочей «камеру первичной обработки». Заметив кровь на полу возле двери, он брезгливо показал Зигфриду:

– Насвинячили… Убрать немедленно!

– Виноват, господин полковник, не заметили…

Худой, морщинистый господин, прижимая дрожащими руками видавший виды котелок к груди, застыл в поклоне перед полковником.

– Фамилия?

– Эминеску, ваше сиятельство.

– Род занятий?

– Меблированные комнаты с девушками. Содержу для вермахта и солдат короля Михая, да будет благословенно имя его.

– Зигфрид, – кивнул полковник в сторону Эминеску, – займись…

Обер-лейтенант вразвалку подошел к Эминеску и коротким сильным ударом сбил его с ног. Тот взвыл от боли и, тыкаясь в сапоги Зигфрида, принялся причитать.

– Замолчи! – рванул его за шиворот обер-лейтенант и поставил на ноги. – Ублюдок. Слушай и смотри внимательно. Сейчас приведут одного человека, которого ты должен знать. Расскажешь, где, когда, при каких обстоятельствах ты видел его! Понял?!

– Да-да, господин… – пролепетал полумертвый от страха Эминеску.

При виде румынского солдата в окровавленной рубахе, который бессильно повис на руках толстого Эриха, он в ужасе закрыл глаза, но оплеуха, которую отпустил ему обер-лейтенант, быстро привела его в чувство.

– Знаешь его? Говори! – обер-лейтенант хищно оскалил зубы.

– Как же, как же… – Эминеску протер слезившиеся глаза. – Это господин Михай. Фамилии не знаю. Радист комендатуры…

Полковник Дитрих бывал в своем кабинете редко. Месяца три назад он перебрался в этот город с таким расчетом, чтобы быть поближе к линии фронта, но не упускать из виду и Бухарест. Полковник сидел за огромным столом, больше похожим на бильярдный, чем письменный – даже обтянут зеленым сукном, – а довольно невнимательно просматривал свежие агентурные данные. Его взгляд часто задерживался на светло-коричневой папке; полковник хмурился и отводил глаза. Русская разведгруппа… Лейтенант Маркелов… Досадные промахи, нелепые случайности. И это в такой ответственный момент! На карту поставлена его карьера, блестящая репутация разведчика, наконец, судьба группы армий «Южная Украина» и даже рейха. Гром и молния!

Полковник в который раз открыл светло-коричневую папку. Донесения радиста при штабе группы «Велер», который зафиксировал мощный передатчик в тылу и успел записать несколько цифровых групп неизвестного кода. Неизвестного? Черт возьми, как бы не так! Код и почерк радиста разведгруппы Маркелова, как установили специалисты абвера. Правда, код расшифровать не удалось, но разве это главное?

Полковник даже задохнулся от гнева на свою персону: вздумал доиграть заведомо выигранную партию! Старый идиот… Что стоило поступить по давно испытанной схеме: отдать русских Зигфриду, а затем – в расход. И никаких хлопот…

Передатчик обнаружили только на исходе второй недели после его выхода в эфир: он был явно стационарным, но вычислить координаты местонахождения оказалось довольно сложно. Комендатура города – остальные варианты отпали.

Показания радистов, начальника радиостанции, дневального по казарме, девицы из «заведения» Эминеску, наконец самого Эминеску. Круг замкнулся. К сожалению, чего-либо добиться от радиста не удалось – Зигфрид перестарался…

Не хватало только одного звена в цепочке: как проникли русские в комнату связи? Впрочем, разве это так важно?

Полковник Дитрих поднял телефонную трубку.

– Я слушаю, Рудольф, – голос на другом конце провода был тих и устал.

– Господин командующий, – полковник собрался с духом. – Осмелюсь доложить…

Пауза чересчур затянулась. Дитрих с тревогой ждал, что ответит ему Фриснер. Наконец в трубке раздался шорох, и генерал заговорил все так те тихо, но с несколько иной, чем до этого, интонацией:

– Полчаса назад мне доложили, что русские предприняли наступление на флангах. Значит – это разведка боем. Теперь мне понятны их замыслы. К сожалению, слишком поздно… – голос генерала окреп, приобрел жесткость: – Мне будет очень жаль, полковник Дитрих, если обнаружится, что вы ввели штаб группы армий в заблуждение…

В десять часов вечера генерал Фриснер созвал экстренное совещание командующих армиями и 4-м воздушным флотом. Румынских военачальников командующий группой армий «Южная Украина» приглашать не счел нужным. Было решено срочно перегруппировать силы, поскольку на следующий день, по твердому убеждению Фриснера, следовало ожидать крупного наступления советских войск.

И на другой день мощное наступление советских войск опрокинуло немецкую оборону. Это было начало знаменитой Ясско-Кишиневской операции.