Текст книги "Ликвидатор"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Волкодав

Как мне осточертело это море, круиз, теплоход, туристы, коммандос, Муха… будь я проклят! Получи я приказ свернуть операцию «Брут», немедля прыгнул бы за борт, чтобы побыстрее достичь любого берега.

Лучше утонуть, чем каждую минуту дергаться в ожидании сюрпризов выкормышей мадам Нельке, оставшихся на борту, или других "коллег", готовых сожрать меня с потрохами. И из-за кого?!

Будь моя воля и если бы они после этого успокоились и отстали, я бы с огромным удовольствием грохнул Муху и вручил каждому по сувениру – что-либо из одежды пахана, неожиданно превратившегося в звезду международного масштаба.

Хотя, боюсь, шмоток вора в законе вряд ли хватит, чтобы оделить всех страждущих…

Акула тоже места себе не находил. Он почернел, исхудал и стал похож на старого волка-одиночку, возвращающегося с неудачной охоты. Акула злобился на меня, себя, на подчиненных и готов был устроить мордобитие по любому поводу, совершенно не заботясь о конспирации.

Я едва сдерживал его, и то благодаря нашему афганскому прошлому: для него я навсегда остался старлеем. Теперь же я был его шефом лишь номинально – Акула выполнял свое задание и мог начихать на мои команды.

Естественно, при большом желании и чрезмерной наглости – у меня такие номера не проходили, даже когда я был желторотиком.

А время шло. И туристы болтались в морских просторах, проспиртованные насквозь. Я уже, грешным делом, подумывал, что, может, все и обойдется. Мы доберемся целехонькими до Афин, а там… трава не расти!

Все остальное, как говорится, дело техники.

Дурак думкой богатеет – так случилось и со мной. День "икс" настал. Вернее – ночь…

Судно взяло курс на Балеарские острова. Наша теплоходная пьянь с нетерпением ожидала, когда увидит благодатную Мальорку – там мы должны были отдохнуть от болтанки три дня.

Погода нас пока баловала, но иногда начинал дуть северный ветер, и тогда наших круизных див не согревало ни спиртное, ни жаркие объятия уже опостылевших мужиков, ни прогнозы синоптиков, вещавших, как обычно, с точностью до наоборот.

Последняя ночь перед прибытием в порт острова Мальорка обещала полный кейф и шумное карнавальное веселье: нашему массовику-затейнику пришла в голову оригинальная мысль устроить балмаскарад.

У народа крыша поехала – все шили какие-то дурацкие костюмы, сооружали маски и старались воздержаться от возлияний до темноты.

Самым ходким материалом для маскарадных одеяний оказались рыболовецкие сети, неизвестно каким образом оказавшиеся в рундуке боцмана-хохла, подтвердившего тем самым свой украинский менталитет, заключенный в кратком выражении: от себя гребет только курица и бульдозер.

Наши дамы от сетей были без ума…

Акула был как с креста снятый. Его перекошенная физиономия не требовала никакой маски. Он плевал в воду со скорострельностью "калашникова" и бубнил не переставая что-то такое, что трудно запомнить, а еще труднее перевести на иностранный язык.

Сегодня Акула и его ребята пахали с полной нагрузкой: в этом костюмированом бардаке можно было ждать чего угодно и в любой момент: попробуй уследи в таком столпотворении за сворой коммандос и иже с ними.

Я его не слушал, молча стоял рядом и пил с горла "Баварию". Пиво оказалось отменной дрянью, и я с тоской вспоминал питерскую "Балтику". Массивный корпус теплохода дрожал как в лихорадке: где-то в его чреве работали мощные двигатели, вращающие винты или винт – я как-то не удосужился спросить для самообразования.

Судно шло медленно: нам спешить было некуда, до рассвета оставалось часа три, а ходу – и того меньше, если идти с обычной крейсерской скоростью. Бал-маскарад еще продолжался, но уже без прежнего азарта – некоторые сами ушли, а кое-кого и унесли на руках расторопные стюарды. Я повеселился недолго, и то в обществе Мухи.

Он, как и я, приходил посмотреть единственный стоящий "номер" программы – стадо бесхвостых русалок, одетых только в рыбацкие сети. Эт-то было зрелище…

Вскоре Акула ушел, и я остался в полном одиночестве.

Катер, казалось, родила сама ночь. Ни сигнальных огней, ни шума двигателей, только неясная тень, вдруг прильнувшая к борту теплохода.

Наверное, я бы и не понял, что это такое, даже не обратил внимания, не случись с пассажирами катера обычный диверсантский казус, стоивший не одной жизни в Афгане, – в свете немногочисленных иллюминаторов блеснул металл оружия.

В свое время мы просто обматывали стволы тряпками, но люди, набившиеся в таинственную посудину, скорее всего, не сочли нужным маскироваться до такой степени. Их самоуверенность переросла в самоуспокоенность, что в войсковых операциях равносильно самоубийству.

Того короткого мгновения, когда я, остолбеневший и шокированный, стоял, вглядываясь в черный фантом у борта, мне вполне хватило, чтобы определить – народ на катере бывалый, тертый и обученный по высшей марке.

Едва произошло касание и неизвестная посудина подстроилась под скорость теплохода, как тут же вверх взлетели веревки с обрезиненными крюками на концах. Еще миг – и гибкие фигуры, одетые в черные комбинезоны, словно пресловутые киношные ниндзя, с обезьяньей ловкостью начали карабкаться по отвесному борту нашего старичка, давно списанного на металлолом, но перекупленного ловкими дельцами для выколачивания бабок из таких придурков, как наши горе-туристы.

Я понял все сразу и, как говорится, бесповоротно.

Нельке! Очень похоже на их почерк – крутой и наглый. Вот почему именно сегодня парни из группы супругов-ликвидаторов проявили небывалую активность, заняв все ключевые позиции вблизи нашей с Мухой каюты.

Это случилось вечером, но даже сверхбдительный Акула не заподозрил в их действиях чего-то из ряда вон выходящего – такое случалось и раньше, правда, не в массовом варианте.

Пожалуй, из всей шушеры, околачивающейся возле нашего пахана, всполошились лишь "щитомордники" – они стали чересчур часто выходить на связь через спутниковые телефоны, как донесли нам парни Акулы, не спускавшие с них глаз, и, похоже, вооружились.

У меня начало создаваться впечатление, что теплоход битком набит диверсантами всех мастей и расцветок и ломился от складов со стволами, как десантное судно во время спецоперации.

Я принял решение уже на бегу. Как я мелся по всем этим запутанным переходам, коридорам, лестницам! Я так не бегал с курсантских времен. Мне нужно было срочно разыскать Акулу.

Мне повезло. Это бывает очень редко, но, похоже, именно сегодня моя счастливая звезда не отправилась раньше времени на боковую.

Акула торчал, словно телеграфный столб, неподалеку от спасательных шлюпок и что-то негромко говорил в кулак. Со стороны он был похож на лунатика, который вылез на крышу и читает стихи звездному небу.

На самом деле мой бывший сержант отдавал распоряжения своим парням по миниатюрному микроволновому передатчику.

– Тревога! – Я выдохнул это слово прямо ему в ухо – и едва не получил прямой в челюсть.

– Ты?! – Акула промахнулся (вернее, я успел пригнуться), но уже выхватил другой рукой пистолет и готов был пустить его в дело. – Сбрендил, что ли?! Еще чуток, и получил бы свинцовую сливу в желудок!

– Заткнись! – прервал я его гневную тираду. – Слушай…

Я как мог быстро обрисовал ситуацию. Акула даже застонал от злости, а потом выматерился.

– Сколько их? – спросил он.

– До хрена и больше. Вооружены автоматическим оружием. Хорошо обучены. Противник очень серьезный.

– Выстоим, – бодро ответил Акула.

– Дубина! Это не высотку держать под Кандагаром. К черту героизм. Нужно башкой работать.

– У тебя есть идея?

– Не идея – приказ. Игра идет ва-банк. Кто смел, тот и съел. Оружие немедленно в запасные тайники…

– Ты… ты что? Белены объелся?! Да они нас как куропаток…

– Ради Бога, помолчи!

– Я не согласен!

– Я сказал – приказ! Оружие спрятать, всем по каютам. Вы обычные пассажиры. Считай, что судно уже захвачено. Здесь полно людей, до стрельбы дело доводить нельзя.

– Но тогда как…

– Им нужен только Муха. Живой! Понял? Его есть кому защищать. Пусть хмыри Бориса Львовича докажут, что им деньги не зря платят. Об этом я позабочусь. Остальное тоже моя проблема. Я им Муху не отдам, будь спок. А теперь – на горшок и в постель. – И добавил, уже мягче: – Я прошу тебя, сержант, сделай по-моему.

– Старлей… – Голос Акулы дрогнул. – Если что случится, никогда себе не прощу…

– Все это будет потом. Ты забыл, что перед тобой Волкодав? Не поминай лихом.

К нашей каюте я домчался за полминуты. Парней Акулы по дороге я уже не заметил, а остальные страдальцы бродили парами, будто "голубые" на вечернем променаде. Я постучал в дверь.

– Ты? – Голос Мухи.

– Открывай. Быстрее!

– Погодь чуток. Клавка одевается…

– Открой, мать твою!

– Что случилось? – Муха был взъерошен и в одних плавках.

Я быстро захлопнул дверь и метнулся в глубь каюты, не обращая внимания на розовые телеса Клавкибуфетчицы, даже не подумавшей хоть чем-то прикрыть свои прелести. Достав свои документы и деньги, я ткнул их в руки мгновенно подобравшемуся пахану.

– Волки? – спросил он напряженным голосом.

– Да. Теплоход захвачен коммандос. Думаю, что пришли по наши души.

– Будем прорываться?

– На тот свет… – буркнул я, привязывая под штанину десантный нож в чехле, единственное оружие, которое я мог себе позволить; у Мухи была заточка, переделанная из отвертки уже на теплоходе.

– Ты куда? – Чувствовалось, что Муха начал паниковать.

– Слушай внимательно. Упакуй документы и деньги в полиэтиленовый мешочек и привяжи на тело. Это раз. Плавать умеешь?

– Спрашиваешь…

– Ровно через семь минут сигай через иллюминатор за борт. Думаю, наша охрана столько продержится. К этому времени я должен тебя там ждать. Свет в каюте потуши и вывеси из иллюминатора простыню, для ориентации. Но даже если я не успею за семь минут подготовить то, что нужно для отрыва, все равно прыгай и плыви в сторону берега. Спасательный жилет в шкафу. Берег недалеко, чуть больше километра. Нужно линять, иначе – крышка.

– Стрельба будет?

– Несомненно.

– Ты… ты меня не сдашь? – Глаза Мухи горели, как у бешеного шакала.

– Я бы мог обидеться, да недосуг, – отрезал я.

И в этот момент подала голос Клавка. Она сначала тонко взвизгнула, а затем открыла рот, как поддувало, чтобы заорать во всю ивановскую, – до нее только сейчас дошел смысл наших переговоров.

Иного выхода не было – не хватало еще всполошить прежде времени всю бандитскую рать; мысленно извинившись, я "усыпил" ее минимум на полчаса.

Муха только угрюмо кивнул…

"Ниндзя" уже рассосались по теплоходу. У них, конечно, имелся план судна, серьезные люди – а они были именно из таких – никогда не начнут операции, не обеспечив ее надлежащим образом.

Тем более, кто-кто, а супруги Нельке хорошо знали обстановку на борту. И предполагали, что если дойдет до драки, то Муху спасти будет сложно. А может, и невозможно – как настоящие профи, они не могли не учесть и вариант, что пахана прикончат свои, чтобы не дать ни единого шанса кому-либо добраться до Толоконника прежде, чем их босс.

И то, что в операции по захвату судна были задействованы именно профессионалы, а не экстремистыдилетанты, как раз и давало мне определенный выигрыш во времени, чтобы исполнить задуманное…

Я едва не выругался в голос – сукины дети, все-таки оставили часового возле борта, откуда свисали пуповины веревок, связывающих катер и теплоход! До этого места было не менее двадцати метров открытого пространства, и проскочить его незамеченным мог разве что человекневидимка.

Эх, сейчас бы хорошую оптику с глушителем… Мечты, мечты…

Я едва не заплакал от злости – мой план рассыпался, словно карточный домик, от малейшего дуновения. Все, Волкодав, ты приплыл.

Ни хрена подобного! Рано, брат Волкодав, плести себе лапти, рано! Сегодня бал-маскарад? Вот мы его и продолжим, господа "ниндзя".

Мужик был пьян как сапожник, а его сетчатая подруга-"русалка" никак не могла совладать со своим экстравагантным и несколько непривычным нарядом, чтобы наконец достойно завершить карнавал.

Они возились неподалеку. Я метнулся в их закуток, походя уложил несильным ударом почти невменяемого сластолюбца на палубу, не забыв при этом подстраховать – чтобы не наделал шуму, – и облапил мало что соображающую девицу.

– Идем отсюда, – сказал я и поволок ее за собой в сторону притаившегося "ниндзя". – Погоди, я сейчас…

"Русалка" продолжала выползать из своей "авоськи"; она так и не поняла, что сменила партнера и снимать свой маскарадный наряд, пошитый из рыбацкой сети, уже не нужно.

– Поторопись, лапушка. У меня есть классный вариант… – продолжал я бубнить ей над ухом.

Изображая в стельку пьяного, я шел зигзагами, обнимая за плечи почти оголившуюся деваху. Она что-то лепетала, но я ее не слушал. В руках я держал нож, пряча его за спиной "русалки", а мои глаза буквально буравили уже сереющую темноту.

Ближе.. Еще ближе… Ты же не будешь, сволочь, стрелять в безобидную парочку? Смотри, я пьян, я слаб, едва держусь на ногах, я тебя не вижу…

А взгляни на девушку – какие груди, а? Проняло? Рассмотри ее получше, мудак. Таких ты в своих заграницах отродясь не видывал и больше не увидишь никогда…

"Ниндзя" уже поднимался с корточек – интересно, что он хотел предпринять? но не думаю, что пожелать спокойной ночи, – как я метнул нож. Диверсант даже не успел издать предсмертный хрип – я прыгнул вперед, словно пантера, и зажал ему рот.

Моя краля, освобожденная от опеки, пошла дальше, продолжая безостановочно болтать и хихикать. Помоему, очутись она сейчас в постели с Фантомасом, то единственными ее словами были бы: "Милый, когда ты успел обрить голову?"

Катер по-прежнему болтался внизу. И по-прежнему он был угрожающе тих и неосвещен. Сколько их там осталось?

Долго не раздумывая, я перевалился через борт и как мог быстро начал спускаться, мысленно ругая на чем свет стоит навязанные через равные промежутки узлы, помогающие при подъеме, но, увы, гасившие скорость спуска.

Ах, как мне сегодня везло! Мне было знакомо это состояние эйфорического подъема, когда все получается как бы помимо твоей воли, без особых усилий, будто кто-то невидимый уже проторил тропу, а ты лишь ноги переставляешь, чтобы достичь желанной цели. А после удивляешься – неужели такое возможно?

Но факты – упрямая вещь: большой суперсовременный катер был пуст, и лишь едва слышимое бормотание мощных двигателей указывало на присутствие рулевого-моториста, поддерживающего синхронную с теплоходом скорость движения.

И я еще раз поблагодарил всех святых за то, что на судно напали профессионалы, уверенные в своих силах и тщательности подготовки операции; им и в голову не пришло поставить дополнительное охранение на самом катере, так как позорное бегство вовсе не входило в их планы.

Наверное, они были правы. Я бы и сам так поступил, случись мне командовать подобным захватом, – что могли противопоставить двум или трем десяткам вооруженных до зубов коммандос мирные пассажиры, большая часть которых лыка не вязала?

А что касается охраны Мухи, то уж супруги Нельке наверняка знали, что мы не имеем оружия; каких-то два-три пистолета, контрабандой доставленные на судно, погоды, естественно, не делали.

Рулевым был еще тот битюг, и в качестве пленника на хрен не нужен – меня совершенно не волновал вопрос, кто напал на теплоход. Даже если и не псы супругов Нельке, а кто-то иной.

Главным было рвать когти отсюда, да поскорей. Что касается пассажиров теплохода и команды, то я ничем не мог им помочь.

Приходилось уповать на оперативность капитана – Акула должен был сообщить ему о нападении для того, чтобы кэп по рации вызвал береговую охрану. И на благоразумие "ниндзя": им был нужен только Муха, а вовсе не кровавая бойня, так как тогда для них весь средиземноморский бассейн превратился бы в ад – цивилизованная Европа органически не выносит тех, кто нарушает ее веками устоявшиеся порядки и традиции.

Я не стал рисковать, ввязываясь с гигантом рулевым в рукопашную схватку. Времени было в обрез, а мне необходима полная тишина, и кто знает, насколько хорошо он подготовлен? Поэтому, не мудрствуя лукаво, я снова пустил в ход свой нож.

Здоровяк, стоявший ко мне спиной – увы, увы, в нашем диверсантсколиквидаторском деле благородство не в почете, – только хрипло каркнул и медленно осел, цепляясь за штурвал.

Быстро оттащив рулевого в сторону, я занял его место и, осмотрев панель управления при слабом свете разноцветных маломощных лампочек-индикаторов, уверенно убрал газ.

Этот тип катеров был мне знаком, нас целый месяц натаскивали водить любые плавсредства (за исключением пассажирских гигантов и сухогрузов) в отделении нашей спецучебки на Каспии.

Конечно, многое уже забылось, но этим суперсовременным левиафаном, напичканным электроникой по самое некуда, мог бы управлять и подросток после часовой лекции, объясняющей, на какие кнопки нажимать.

Я подождал, пока громада теплохода не оставила катер позади, а затем потихоньку подобрался с другого борта, где находилась наша с Мухой каюта. Как назло, все черные дыры иллюминаторов сливались с густой тенью от палубных надстроек – сереющее с востока небо находилось с той стороны, где пришвартовались коммандос.

И тут я, до рези в глазах пытаясь высмотреть условный знак пахана – простыню, едва не расплющил нос о какой-то механизм, укрепленный на уровне моего роста над штурвалом. Ощупав его, я едва не вскричал от радости – это был стационарный прибор ночного видения!

Вот почему катеру не нужны были бортовые огни…

Щелкнув тумблером и приникнув к окуляру, я очутился в захватывающем изумрудном мире. Теперь борт теплохода был виден, словно в ясный день, но на другой планете, где светит зеленое солнце.

Есть! Простыня, словно капитулянтский белый флаг, лениво шевелилась под легким утренним бризом метрах в тридцати от катера на высоте пяти-шести метров. Иллюминатор уже был открыт, и в нем торчал извивающийся ужом Муха.

Судя по его выпученным моргалам, он был напуган до полусмерти. Я кинул взгляд на часы – до обусловленного времени оставалось еще полминуты. Значит, возле каюты уже шуруют "ниндзя". Как там Акула с ребятами? На душе сразу стало тревожно.

Лишь бы они не ввязались в драку…

Муха уже бултыхнул в воду, когда наконец затрещали выстрелы. Судя по звукам, стреляли из пистолетов и израильских автоматов "узи", которыми были вооружены люди, захватившие судно: две такие смертоносные игрушки я отобрал у выпотрошенных мною коммандос.

Пахан, похоже совсем потерявший голову, размашистыми саженками плыл куда глаза глядят, и вовсе не в ту сторону, что нужно. Я поставил сектор газа на "стоп" и с интересом наблюдал за его героическим заплывом.

Наблюдал и думал – чтоб тебе, гад, акулы мужское достоинство отгрызли. Жаль только, что в этих водах их нет.

Теплоход медленно удалялся. Стрельба еще была слышна, но эпизодически. Море было спокойным, величавым и пустынным. Усталые поблекшие звезды постепенно растворял ранний рассвет.

Мне вдруг захотелось заглушить моторы, выйти на палубу, лечь в гамак и уснуть сном младенца. Напряжение последних дней схлынуло, и опустошенные мозги не могли удержать ни одной толковой мысли. Меня даже шатнуло, будто пьяного, и я крепче сжал штурвал.

"В краю магнолий плещет море…"

Песня еще звучала в голове, когда я, тяжело вздохнув, добавил газу и, описав по мелкой волне лихую дугу, взял курс на неутомимого пахана, все так же яростно шлепающего ладонями по воде.

Киллер

Как быстро летит время, когда его в обрез, и как оно мучительно медленно тянется, когда приходится ждать! Тем более одному, в незнакомом месте и неизвестно чего.

Уже часовая стрелка сползла за цифру "три", и беспорядочный шум на улице постепенно уступил место торопливым шагам, тихому разговору и лишь изредка воркующим звукам моторов автомобилей, стеснительно пробирающихся под окнами мирно почивающих обывателей. Часы тикали, я сидел, ждал и размышлял.

Спать не хотелось – благодаря науке выживания, преподанной Юнь Чунем. Однажды я бодрствовал около пяти суток, поддерживая энергетическую топку организма многочасовыми медитациями.

Сеитов… Что кроется за его жесткой реакцией на мое появление в Афинах? Почему на меня спустили всех псов, каких только можно сыскать в округе?

И что странно – все они профессионалы. А ведь Сеитов больше не работал в государственной системе, я точно знал.

Чего он испугался? И что за тайна кроется в никчемном отверженном, потерявшем память, из-за которого даже такой человек, как Попов, не обладающий истинным мужеством, пошел практически на верную смерть, лишь бы сообщить о его намерениях узнать о себе хоть что-то?

А может, это Зоя Искандеровна? Но он уверял, что обо мне ей вообще ничего не известно. И что в китайском ресторане она просто защищала своего шефа, так как тоже была профессионалом разведки.

Солгал? Или дурак? Но не настолько же, чтобы после предупреждения такой серьезной личности, как Бхагат Синг, не изолировать свою сотрудницу хотя бы на некоторое время, под любым предлогом, пока я не переговорю с Сеитовым.

Моя память… Почему она похожа на безжизненную мозаику, или, точнее, на старинную амфору, слепленную из кусочков, найденных в раскопе? Склеенная, малоправдоподобная, где вместо недостающих частей использовано папье-маше… и предназначенная лишь для музея, но ни в коей мере не для использования по назначению.

Почему в возвращающихся воспоминаниях я не вижу людей?! Только какие-то полустертые картинки, где суетятся безликие призраки, напоминающие упырей… и кровь, кровь… иногда вопли, звуки выстрелов… и снова кровь!

В каких уголках мозга искать мне заржавевший кран, чтобы открыть его и смыть эти кошмары? Чтобы в конце концов вспомнить хоть кого-то из близких или приятелей? Почему мне знакомы все понятия, известные современному человеку, каким образом на ум приходят иностранные языки, которые я, видимо, в той жизни знал?

Как случилось, что срабатывают рефлексы и инстинкты, о коих я даже не подозревал? Ну почему, почему я стал биороботом со стертой памятью?! Где искать ответ? И нужно ли его искать?

За стеной, где проживали мои соотечественницы, раздались звуки музыки и громкий разговор. Похоже, Зизи и Машка возвратились со своей "охоты".

Что-то рановато – вчера, как я невольно подслушал сквозь сон, они заявились, когда совсем рассвело. Судя по довольным голосам и хлопку пробки, покинувшей горлышко бутылки с шампанским, сегодня им крупно подфартило.

И в это время я услышал осторожные, крадущиеся шаги в коридоре.

Человек, живущий в городе, просто не может представить, насколько он оглох от постоянного шума, сопровождающего его даже во сне, когда работает только подсознание. Я был поражен способностью Юнь Чуня распознавать, казалось бы, совершенно неслышную поступь лесных зверей, находившихся от нас на расстоянии в сорок-пятьдесят метров.

Он мог сказать, кто они, сколько их и куда направляются.

Поначалу его необычные, с точки зрения цивилизованного горожанина, способности казались мне чудом. Но когда отшельник научил меня, как слушать и как слышать, что являлось одним из разделов хэсюэ-гун, я вдруг осознал, насколько человеческое ухо может быть совершенным и точным прибором – сродни сверхсовременному локатору.

Я научился классифицировать звуки, измерять расстояние до источника шума и даже определять намерения особи, идущей в мою сторону.

Их было трое. Один из них – тяжеловес, "горилла", второй – шустрый, словно хорек, и чересчур суетливый, а третий – самый опасный: в ходу легкий, как рысь, однако с уверенной поступью хорошо тренированного убийцы. И я знал, что у них было на уме.

Предупрежденный Костой, я все подготовил заранее. Смазанные мною петли платяного шкафа производили не больше шума, чем полет летучей мыши, и я, неплотно прикрыв дверку, притаился в ожидании непрошеных гостей.

Они открыли дверь гостиничным ключом – в этом я был просто уверен. Но вот замок я точно не смазывал, и тем не менее он лишь чуть слышно щелкнул. Мне очень захотелось, чтобы среди этих троих ублюдков был и портье…

В коридоре свет был погашен, но я все равно их рассмотрел.

Все точно: первым вошел здоровяк (увы, не совладелец гостиницы), за ним – "хорек", а последним – широкоплечий коренастый хмырь с уголовной рожей; в руках он держал пистолет. Как были вооружены остальные, я не заметил.

Скорее всего, чем-то наподобие мешочка с песком, чтобы оглушить жертву: "мокрый" грабеж – явление чрезвычайно редкое, нежелательное и даже опасное для воров, избегающих чересчур пристального внимания криминальной полиции.

"Пушка" в руках коренастого служила больше для устрашения, чем для применения по своему прямому назначению. Тем более, что она была без глушителя. Можно представить, какой раздался бы грохот в ночной тиши, нажми коренастый на спуск, тем более что пистолет был крупнокалиберный.

Я выскользнул из шкафа как тень. И я не стал зажигать свет – в темноте мои глаза видели почти так же, как и пасмурным днем.

Я услышал удивленные восклицания грабителей и с иронией ухмыльнулся – они вошли в спальню, где на постели лежала "кукла", сварганенная мною из одежды, в которой я прибыл в Афины, одеяла и всего, что под руку попалось.

Коренастый все-таки меня учуял. Он стоял посреди гостиной и, по-волчьи пригнув голову, приглядывался и принюхивался, обеспокоенный неожиданным казусом с "куклой".

От ее обнаружения не прошло и трех секунд, а потому его заржавевшие мозги пока не до конца переварили такую нестандартную ситуацию – ведь грабители шли по наколке на совершенно верное дело.

Едва я приблизился к нему на расстояние вытянутой руки, как он стремительно обернулся… и увидел сначала тьму, а потом – тьму кромешную: я ударил два раза с интервалом в доли секунды; первый удар был глушащий, под сердце, чтобы он даже не вскрикнул, а второй – в средоточие нервных узлов приемом "рука – копье".

Коренастый еще стоял, хотя и без памяти, поддерживаемый последним импульсом, посланным мозгом в ноги, а я уже отправил в бесчувствие подвернувшегося под руку "хорька" – он как раз в испуге выскакивал из спальни.

Последний, громила с грушевидной головой, расширенная часть которой сидела прямо на массивных плечах, просто-напросто остолбенел. В номере было совсем темно – я предусмотрительно задернул плотные шторы на окнах и двери, ведущей на балкон, – он меня не видел, но шум падения двух тел, хотя и приглушенный ковровым покрытием пола, все равно достиг его ушей.

Маленькие глазки ублюдка выпучились, будто их кто-то изнутри выталкивал приспособлением для удаления косточек у вишен, а рот приоткрылся, из-за чего он стал похож на полного дебила.

Он испугался. До смерти. Сначала "кукла", затем что-то непонятное, случившееся с его подельниками, – это здоровяк понял сразу, как обычно случается с людьми, не обделенными силой, а потому чересчур самоуверенными в обыденной жизни.

Они мгновенно теряются в минуты опасности, из-за того что их поражает парализующий импульс возможных последствий. И главное в схватке с такими громилами – поймать этот момент ступора, иначе потом, когда они приходят в себя, с ними совладать очень трудно, особенно если весишь раза в два меньше.

А этот тянул килограммов на сто пятьдесят.

Теперь я удар особо не сдерживал – чтобы пробить такие мощные мышцы, обросшие толстым слоем жира, требовался по меньшей мере паровой молот.

И все равно он, икнув и рыкнув, не только удержался на ногах, но и попытался меня облапить, что было чревато – такой медведь мог и ребра поломать.

И тогда я провел серию точечных парализующих ударов в район груди и лица. Конечно, в темноте это было несколько опрометчиво, но у меня не оставалось иного выхода – убивать грабителей я не хотел, чтобы не познакомиться с полицей (при моей-то ксиве), а обездвижить такого битюга без лишнего шума и трагических для него последствий могла только сказочная фея при помощи волшебной палочки.

К счастью, я не промахнулся: многочасовые тренировки на манекенах до полного изнеможения, когда руки работают даже не автоматически, а совершенно бессознательно, импульсивно, конечно же не прошли даром.

Громила застыл, словно столб. Я знал, что он мог ходить – для полной обездвижки необходимо было парализовать и конечности, – но боялся: дикая боль впивалась в грудь и голову калеными клещами, намертво сковав язык и расплавив мозги.

Только через полчаса, когда оживут нервные окончания, грабитель сможет хотя бы опуститься на кровать, чтобы отойти от дикого ужаса, – смириться с тем, что они парализованы, и понять, что это ненадолго, могут лишь единицы, да и то при соответствующей подготовке и определенных познаниях.

Теперь я, к сожалению, должен покинуть гостиницу. Иного выхода у меня просто не было – кто знает, какой номер может выкинуть организатор грабежа, быкоподобный портье, когда я предъявлю ему три полутрупа.

Вдруг в полицейском участке работает его родственник или друг? Вот и докажи тогда легавым, что ты не лысый…

Все мои вещи легко уместились на донышке сумки, – ее я на всякий случай собрал еще с вечера. Я подошел к входной двери, взялся за ручку… и застыл. Черт возьми! Опять?!

По коридору снова шли люди. Точнее, не шли, а крались. Неужели по мою душу? И снова с подачи портье?

На этот раз их было явно больше трех. Я осторожно приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Они шли со стороны лестницы запасного выхода, где было широкое окно, подсвеченное снаружи светящейся рекламой. Эти оказались вооружены получше, чем предыдущие; у них был даже автомат с глушителем.

Сеитов! Это его люди, я совершенно не сомневался. Как они меня разыскали? Их оперативности можно позавидовать… Похоже, они проверяли все гостиницы, чтобы найти туриста из Непала, единственного и неповторимого в своем роде.

Ах, Попов, Попов, зачем?! Я ведь тебя пожалел, сволочь… Сукин ты сын, Попов, трижды дурак! Впрочем, и я от Попова тоже не далеко ушел…

Конечно, догадаться, что я выбрался из Катманду с непальским паспортом, для профессионалов разведки не составило особого труда: примерное время моего появления в Афинах известно, необычная одежда, замеченная кем-то в универсальном магазине – кем-то, кто сообщил идущим по моему следу ликвидаторам, – номер рейса, опрос стюардесс или пассажиров, прокладка маршрута, Арабские Эмираты… Чего проще, если, конечно, иметь неограниченные человеческие ресурсы и деньги.

Уходить! Но как? Куда? Напролом? Не очень большая проблема, но без стрельбы не обойдется. У них, похоже, один приказ – уничтожить любой ценой. Даже если гостиница провалится в тартарары. Но ведь здесь полно людей…

А, была – не была, рискну! Я ринулся на балкон. Открыв дверь, я пригнулся, чтобы меня не было видно снизу из-за барьера – я не сомневался, что меня и там ждут, – и проскочил к разделяющей галерею на секции решетке.