Текст книги "Ликвидатор"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Волкодав

Утром по палубе лучше не ходить. Народ, весь мятый и опухший, бродит бесцельно от борта к борту, и запахи перегара глушат всю свежую прелесть утреннего бриза.

Кое-кто досыпает в шезлонгах, и тогда мне начинает казаться, что это не обычные люди, с вечера перебравшие лишку, а отряд вурдалаков, после кровавой охоты не успевший спрятаться в свои гробы и, застигнутый солнцем, теперь находится в коме: храп, похожий на предсмертный хрип, конвульсивные движения, серо-зеленые лица, растерзанные позы…

Короче говоря, картинка не для слабонервных и чересчур впечатлительных.

День начинался как обычно. Разве что темную синь открытого моря сменила густая стеклянная зелень прибрежных вод – мы вползали в устье реки Тежу, где находился порт и столица Португалии город Лисабон.

На мостике стоял сам капитан, немало повидавший морской волк пятидесяти лет. Сегодня он являл собой образец добродетели и хорошего морского тона: был подтянут, чисто выбрит и надел белоснежную капитанскую робу, тем самым бросив вызов поздней осени и неприятному ветру, дующему с берега.

Акулькин, не выспавшийся и злой, как черт, стоял у борта и тихо матерился. Я слушал вполуха и наблюдал за пассажирами.

– …Волкодав, эти Нельке меня сведут с ума. Бля буду! Закрылись в каюте и носа не кажут даже пожрать. Еду им подают прямо в номера… мать их!

– Дрейфят… – лениво откликнулся я, сделав ручкой знакомой девахе. – Они думали, что я телок недоразвитый, а теперь от горя последние волосы рвут и Талмуд читают. За упокой двух невинных душ.

– Какого черта! – взвился Акула. – Кончай изображать каменного идола. Почил на лаврах? Не советую. Не нравится мне их затворничество. Что-то замышляют, бля буду. А сидят взаперти, чтобы не привлекать лишнего внимания и дополнительные силы для своей охраны.

– Значит, все-таки боятся, – с удовлетворением констатировал я и, подозвав стюарда, попросил чашку кофе. – Будешь? – спросил у Акулы. – Тогда две, – распорядился я и потянулся так, что захрустели связки и сухожилия. – Эх, сейчас бы за буфера да на рояль…

– У тебя только одно на уме!

– Естественно. Чай, не старый пердун. И мой боевой пост – Муха. А он, к моему глубокому удовлетворению, с буфетчицы не слазит. Так что я свободен, как ветер. В отличие от тебя.

– Мне и в Афгане так "везло"… – буркнул Акула. – Все кореша по теплым постелькам кемарят, а я, как по-следняя сука, лазаю по осклизлым камням под проливным дождем да еще и среди ночи.

– Вместе со мной.

– Бывало, – согласился мой однополчанин. – За что и уважаю тебя, старлей.

– По этому случаю давай выпьем. – Я взял с подноса свой кофе. – А может, коньячку? Для цельного восприятия жизни?

– Нет, – отрезал Акула, дуя на ароматную жидкость. – У меня забот полон рот. Скоро высадка и массовые гулянья по Лисабону. Нужно быть начеку. Хватит с меня Копенгагена. Я там за минуту поседел.

– Что-то не замечал.

– Зри в корень.

– Ты что, Козьму Пруткова читал?

– А это кто такой?

– А-а, значит, народная мудрость. Бьющая из тебя ключом.

– Вечно ты… иронизируешь, – обиженно отвернулся Акула.

– Прости подлеца. Я не иронизирую, а упражняюсь в изящной словесности. Чтобы язык не закостенел. Иначе как бабу охмуришь?

– Вот-вот, кому что, а курице пшено… – Мой бывший сержант допил кофе и удовлетворенно крякнул. – Слышь, старлей, а где можно достать… ну этого, как его… Козьму Пруткова?

– В библиотеке. На нем грифа "Совершенно секретно" нет. Хотя… из-за дураков поставить стоило бы. Чтобы взвинтить ажиотаж. Тогда точно прочитают.

– Ты меня считаешь…

– Что ты, Акула! Ни в коем случае. Не о тебе речь. Ты просто не успел – деревенская школа, армия, спецназ, плен и долгие скитания по заграницам. Но вот другим… кто тянет на себя шубейку народных защитников и страдальцев за новое общество… им да, не мешало бы проштудировать. Глядишь, и добавится со-вести и мозгов.

– Загадками говоришь… Ладно, я побежал. А книгу эту обязательно прочитаю.

– Прочитай, Акула, прочитай…

Моя главная охранная сила растворилась среди изрядно оживившегося палубного движения. Я стоял, смотрел на проплывающие берега и думал.

Нельке… С момента нашего первого и последнего разговора я их еще не видел. Да, они отсиживались в каюте, но их присутствие, незримое, неуловимое, но от этого не менее опасное, чувствовалось, как дыхание дьявола, когда ничто не может объяснить неожиданное оцепенение, охватывающее тело и душу в самый неподходящий момент.

Пропажу двух пассажиров, как мне показалось, никто и не заметил. Хотя, понятное дело, Акула выяснил, кто они.

Вычислили мы и других коммандос из подразделения Нельке. Теперь я был почти уверен, что против нас работает не Моссад – среди крепких, тренированных ребят не оказалось, если судить по лицам, ни одного семита.

По документам это была сборная команда – латыш, два литовца, один русич, два хохла и гражданин Канады, но со смуглой рожей восточного человека, возможно ливанца. Литовцев уже можно сбросить со счетов – я их отправил рыбам на корм. Смуглолицый, как определил Акула, являлся главным – после Розы Нельке, правившей этим дьвольским балом.

На теплоходе творилось нечто невероятное. С точки зрения обычных пассажиров, все шло как по маслу – погода баловала, кухня была отменной, напитки – тоже на уровне, развлечений – пруд пруди… отдыхай и радуйся!

Но наш небольшой отряд под командованием Акулы находился в легком шоке: кроме коммандос Нельке и мафиозных охранников Мухи из лагеря Бориса Львовича, появились еще какие-то подозрительные типы, по моей классификации – "щитомордники": с виду невыразительные личности, тихие, неприметные, но опасные, как барракуды в южных морях.

Акула насчитал их около четырех человек; двое попали в разряд сомнительных. Единственное, что мы так и не выяснили, так это вопрос: они работают на одну команду или являются посланцами еще нескольких клиентов Толоконника, деньги которых он сожрал и не поморщился?

Теперь вся эта кодла ходила кругами возле каюты Мухи.

Пахан, кому я был обязан докладывать про окружающую обстановку, только подхихикивал и требовал очередную корзину со спиртным и хорошо вымытую буфетчицу, находившуюся, как я понял, впервые в жизни наверху блаженства.

Ее сменщица, дама в годах, уже падала с ног, работая по три смены подряд, но по своей доброй натуре не могла отказать страдалице.

– Давай хотя бы "щитомордников" спустим в унитаз! – бесился Акула. – А то их тут расплодилось, как вшей.

– Ты что, свихнулся? Нам не хватало лишь международной известности. Ведь все они зарубежные гости.

– Ну и хрен с ними! Мало ли я – да и ты тоже – отправил вперед ногами заграничных коллег. Десятком меньше, десятком больше, какая разница?

– Кончай беситься. – Я пытался быть строгим шефом. – Мы на иностранной территории. Тут не проходят наши российские разборки. Этак мы никогда не доберемся до Афин. Затаскают к ядреной матери по кабинетам заграничных сыскарей.

– Слиняем – и все дела.

– Не горячись. В твоем предложении имеется, конечно, резон. Но только еще рановато. Есть у меня одна мыслишка…

– Ну!

– Погодь чуток. Жар лучше загребать чужими руками.

Муха, которому я уже все уши прожужжал, хитро отмалчивался. Его почему-то совсем не волновало такое пристальное внимание к своей персоне со стороны всех мафий мира.

Интересно, что там еще придумал этот жук в наколках? Мне бы не хотелось, чтобы он опять меня удивил, как это случилось в Копенгагене.

Но больше всего мне не нравилось поведение моего непосредственного шефа Кончака. Похоже, он уже пришел к тем же выводам, что и я, и теперь устроил крупный скандал в наших армейских кругах.

Пресса к нам поступала регулярно, и многочисленные отставки русского генералитета, с виду безосновательные, чаще всего тихие и вполне приличные, вызывали в моей башке нешуточную бурю.

Я боялся, что в конце концов найдут козла отпущения и в среднем армейском звене, чтобы одним махом закрыть все бреши, а тут как раз и был на подхвате некий Волкодав, диверсант и ликвидатор, чересчур много знающий и в данное время находящийся на острие проблемы.

Ведь я всеми фибрами души чувствовал, что за шумихой в верхах маячит зловещая тень Кончака, "серого кардинала" спецслужб, а выяснить его самое доверенное лицо для профи раз плюнуть…

Пассажирский причал в Лисабоне – сущий бедлам. Суда сбились в такую плотную массу, что свое отыскать – большая проблема.

Наш народ, готовый к очередному "бою", уже был на стреме, толпился у бортов, в нетерпении роя копытами палубный настил. Создавалось впечатление, что бар теплохода уже опустел и томимые жаждой туристы ждут не дождутся, когда очутятся в португальских пивнушках.

Да, наших людей перепить невозможно. Хоть в этом плане мы впереди Европы всей.

Наконец на палубе появились и супруги Нельке. Ясное дело, в окружении своих коммандос. Никак мандражируем, бабуля?

К огромной радости Акулы, наш пахан не пожелал осматривать достопримечательности португальской столицы. Поэтому мы "пролетали" на прогулку по желанной земной тверди.

И все равно я был рад и счастлив – мне не улыбалось снова отмахиваться от желающих поиметь Муху. Тем более, что на этот раз я не надеялся на одну лишь рукопашную – супруги Нельке не принадлежали к забывчивым, а гибель двух человек из их команды требовала достойного отмщения.

Неожиданно супруги Нельке разорвали кольцо окружения и спокойно подыбали в мою сторону. Моб твою ять, какого хрена?!

Я заметил, как Акула тут же отдал приказ и наши ребята мгновенно перегруппировались, чтобы в случае чего быть наготове. Похоже, бабуля имела кое-что мне сказать…

– Гутен морген, Макс! – Старушенция была сама любезность.

– О-о, мадам Роза! – Я расплылся в улыбке, как только мог. – Променад по городу? – кивнул на матросов, готовящихся к спуску трапа.

– Знаете, все-таки интересно. Старики – оч-чень любопытные особи, смею вас уверить. И годы уже не те, и здоровье пошаливает, а вот с ногами сладу нет – несут куда глаза глядят, совершенно не повинуясь здравому рассудку. А вы тоже… на прогулку? – чересчур невинно, чтобы я мог поверить в ее бесхитростность, поинтересовалась старая грымза.

– А то как же, – бодро ответил я, чтобы не разочаровывать "милое" семейство.

– Ну, вам и сам Бог велит. Нам бы ваши годы…

– Угу, – подтвердил я. – А нам – дожить бы до ваших.

– Жизнь – смешная штука. Правда, Мотя?

– Хм… Хек… хек… – Моисей уныло рассмеялся и опять забрался в свою скорлупу отчужденности.

– Иногда она преподносит такие сюрпризы, что лучше не ждать пенсионного возраста, – между тем продолжала трепаться Роза Марковна. – И если уж сподобился дожить до старости, то радуйся каждому новому дню.

– Здорово подмечено. И главное – к месту. – Я чувствовал, что меня "понесло".

– Что вы имеете в виду?

– А что я такого сказал?

– Нет, Мотя, этот молодой человек точно твой земляк. – Старуха в восхищении всплеснула руками. – Ах, как я люблю Одессу…

– Не могу возразить. Я тоже неравнодушен к Одессе.

– Хоть в этом мы с вами солидарны.

– По-моему, мы с вами нашли общий язык.

– Ах, Макс, вы душка! И почему вы не на нашей стороне? Нет, право, вы бы не пожалели.

– Всего за пятьдесят "косых"? – не удержался я, чтобы не покуражиться.

– Да, теперь я вижу, что ошиблась. Вы, Макс, стоите намного дороже. Может, все-таки вернемся к нашему разговору?

– Уже поздно, мадам. Поезд ушел. Я очень не люблю, когда мне пытаются наступить на мою любимую и высокочтимую мозоль. Как говорят французы – о'ревуар. Я не ошибся?

– Кто знает, кто знает… – Старушенция смотрела на меня, как кобра на неразумного птенца, имевшего несчастье вывалиться из родного гнезда. – Жаль, очень жаль… Такой интересный молодой человек…

– Должен вам ответить совершенно искренне – вы тоже не менее интересная особа. Вы мне даже гдето нравитесь.

– Кто вы на самом деле, Макс? – Вопрос прозвучал как укол шпагой.

– А вы кто, мадам Нельке?

– Мотя, я всегда говорила, что лучшие люди рождаются только в Одессе. Или хотя бы имеют какое-то отношение к этому прекрасному городу. Спасибо за интересную беседу, Макс. Надеюсь, мы еще встретимся?

– Я буду без памяти рад.

– Хек… хек… – совершенно не к месту снова подал звук похожий на раввина без пейсов Нельке.

– Гуд-бай! – Старуха помахала рукой, затянутой в черную перчатку, и пошла к сходням.

– Вали, кулема… – пробормотал я в ответ и поискал глазами Акулу.

Он заметил мой немой призыв и слегка кивнул – мол, понял.

Мы уединились подальше от толпы – в совершенно пустом, а от этого непривычно унылом баре.

– Плохо дело, Акула.

– С чего ты взял? – встревожился мой помощник.

– Наш клиент Муха дозрел дальше некуда.

– Это было ясно с самого начала.

– Дело в том, что супруги Нельке сваливают с теплохода навсегда.

– Как?! – У Акулы глаза полезли на лоб от удивления.

– А вот так.

– Эта старая лярва сама тебе сказала?

– Нет. Но я очень догадливый.

– Но ведь они не взяли своих вещей!

– Чудак человек… На кой они им? Молодцы из коммандос неплохие носильщики, им силенок не занимать. Уверен, что каюта Нельке уже пуста.

– И что сие означает? – спросил озадаченно Акула.

– Их операция вступает в завершающую фазу.

Черт возьми! Меня даже мандраж прошиб – а вдруг твои предположения верны?

– Даю рубль за сто – мы возле промежуточного финиша, – сказал я.– Опасного финиша.

– И что эти Нельке задумали?

– Если бы я мог разгадать…

– Но мы ведь не выходим в Лисабоне.

– Мадам Роза это и так знает. Поверь, у них все просчитано до долей миллиметра, а по времени – до секунды.

– Хреновые дела… – Акула сокрушенно вздохнул.

– Да уж.

– Что будем делать?

– Во-первых, свяжись с нашими парнями в Лисабоне. Они уже сели на хвост супругам Нельке?

– Должны были. Я подтвердил вводные на операцию слежения по Лисабону.

– А теперь сообщи дополнительно: глаз с них не спускать, бросить все силы, следить до самого порога ада. Усек?

– Еще как… – ответил Акула.

– И второе – о сне, пьянке и бабах забыть. Всем.

– В том числе и тебе? – съязвил Акула.

– К моему глубокому сожалению – да.

– Это – трагедия… – Он поник.

– Пошел ты!.. Не забывайся.

– Извините, шеф! – рявкнул Акула.

– То-то… И умерь свой пыл – у стен тоже есть уши.

– Слушаюсь, – сказал он уже тише.

– Я, в свою очередь, поддам перца охранникам Мухи. Чтобы мышей ловили, а то и их начала затягивать наша клевая туристическая житуха.

– Резонно.

– И последнее… – Я на мгновение заколебался. – А, была не была! – махнул рукой. – Вступает в действие готовность под кодом "альфа-прим". Распорядись.

– Оружие?..

– Именно. Тайник в капитанской каюте. Он в курсе.

– Пароль нужен?

– Да.

– Ты его знаешь?

– Нет.

– Но тогда нужен запрос…

– К чертям собачьим! – вызверился я. – Никто не даст "добро" с кондачка. А пока суд да дело, нам здесь головы оторвут за здорово живешь. Нажмешь на капитана, скажешь – суперсрочно, аховая ситуация. Глаза ему ты уже успел намозолить, так что он поверит. Кэп ведь не из нашей конторы.

– Брать одни пистолеты?

– Тащи все подряд.

– А где хранить?

– Выдели каюту. Поставь охрану. Внутри. Ночное дежурство – только с оружием. Всем глаза на макушку. Объясни – кто уснет, может проснуться в раю. Дрючь наших орлов, как козлищ.

– Исполню в лучшем виде.

– Не будь слишком самонадеян. У нас очень серьезный противник. Способный на любую пакость. Бди, Акула. Думаю, что мы с тобой еще никогда не были так близко к смерти, как сейчас.

– Даже так?

– Поверь моему опыту. На душе кошки скребут.

– Ну, бля, и дела… – Акула задумчиво почесал макушку и заторопился выполнять мой приказ.

Над Лисабоном взошло кроваво-красное солнце.

Киллер

День начался с тяжелого пробуждения. Мне совсем не хотелось вставать, но солнце стояло уже высоко, и его по-осеннему нежаркие лучи добрались и до моей постели.

Несмотря на тихий с виду район, где была построена гостиница, уличный шум казался погромче, нежели в центре. Он проникал даже через закрытую на задвижку балконную дверь – во избежание предполагаемых опасностей я тщательно запер все входы и выходы, хотя мне и не улыбалась перспектива остаться без притока свежего воздуха.

Я был в Афинах чужаком, а потому следовал мудрому правилу – береженого Бог бережет…

Позавтракал (скорее пообедал) я скромно – яичница, тосты и кофе. Вчерашний мальчик смотрел на меня, как на живого Али-Бабу, явившегося из сказки. Он был худосочен, черняв и быстроглаз.

Наверное, его не часто кормили, и потому я дал ему в качестве чаевых, а также чтобы поддержать свою репутацию восточного набоба, целых три доллара. Мальчишка от такого неожиданного богатства едва не потерял сознание, а затем бросился целовать мне руки. Я снисходительно пресек этот душевный порыв и спросил по-немецки, как его зовут.

Удивительно, но он меня понял и ответил заплетающимся от счастья языком: "Коста". Мы расстались довольные друг другом…

Перед тем как выйти на улицу, я долго стоял перед зеркалом и размышлял: остаться в облике непальского горца, человека пусть и торгового, но не очень грамотного и разбитного, или переодеться в европейский костюм, что было вполне уместно для бизнесмена, желающего на-ладить деловые контакты с коллегами из Греции?

И решил пока не выходить из образа, предложенного хитроумным Бхагат Сингом. Тем более что, несмотря на все его клятвы, я не был до конца уверен в добротности своих документов. В моем случае экзотическая одежда служила как бы дополнительным фактором, подтверждающим подлинность ее хозяина – для особо недоверчивых и подозрительных типов, с которыми меня должна свести судьба.

Я прошел по улицам добрых три или четыре квартала, пока не отыскал телефонную будку с хорошо просматриваемыми подходами. Из гостиницы я не стал звонить по номеру, что дал мне Попов, – для современной техники вычислить телефон, откуда последовал звонок, раз плюнуть.

– Алло!

Мне ответил по-гречески уверенный и холодный женский голос.

– Извините, не понимаю, – сказал я.

– Простите – вы русский? – тот же голос, но уже с другими интонациями.

– Как вы догадались? – буркнул я, внимательно поглядывая по сторонам.

– Что вы хотите? – Женщина на другом конце провода не поддалась на мою провокацию и опять стала ледышкой.

– Не что, а кого, Анна Исидоровна.

Мне показалось, что секретарь-референт господина Сеитова (ее имя мне сообщил Попов) отрубилась; я даже не слышал ее дыхания.

– Вы меня слышите, Анна Исидоровна?

– Д-да… – наконец прозвучало в трубке.

– Вас что-то испугало?

– Нет! – Ответ последовал быстрее, чем следовало бы.

– Ну и ладушки… Я хочу поговорить с господином Сеитовым.

– Кто вы?

– Я представлюсь Сеитову лично.

– Извините, но он… Впрочем, нет, я попытаюсь его найти! Подождите, пожалуйста, и не бросайте трубку. Не бросайте трубку!

– Жду.

Но я не стал ждать.

Оставив трубку болтаться на шнуре, я быстро перешел на противоположную сторону улицы и, не долго думая, заскочил в большой универсальный магазин, где отирались и мои соотечественники, набивающие вместительные сумки разным барахлом.

Там же слонялись туристы из других стран, так что мое появление не вызвало шока или хотя бы повышенного внимания. Пристроившись у витрины и разглядывая для вида всякие хитрые штучки, именуемые кухонными принадлежностями, я не спускал глаз с осиротевшей телефонной будки.

Я оказался прав. Предчувствие не подвело меня и на этот раз.

Ах, Анна Исидоровна, Анна Исидоровна… Вы так и не смогли совладать с собой, тем самым испортив своему шефу – он, кстати, стоял рядом и суфлировал вам – всю его развесистую клюкву.

Вам бы работать секретарем не у бывшего разведчика с темным прошлым, ныне успешно перекрасившегося в делового человека, а, например, в государственном торгпредстве. Где единственной тайной является левый заработок мелкой служащей шушеры, и то для босса, который, пусть и не всегда успешно, изображает из себя честнягу высшей марки.

А господин Сеитов – человек-термос, имеющий столько скрытых слоев термоизоляции, что куда вам с вашим женским умишком не только посчитать их, а даже представить, что такие есть на самом деле…

Машина с ликвидаторами появилась возле телефона-автомата ровно через три минуты после моей передислокации. Их было четверо, и они мгновенно обрыскали весь район, в том числе и здание универсального магазина.

Похоже, меня в Афинах ждали с нетерпением. А по скорости реагирования я понял, что по всему городу расставлены мобильные группы ликвидаторов, и только на свою удачу я не оказался рядом с одной из них.

Я не стал ждать, пока пронырливые и хорошо обученные псы Сеитова начнут свои поиски в торговых залах магазина: среди них были – несомненно! – отличные физиономисты, а значит, моя персона могла попасть в их поле зрения, тем более что они знали, откуда я прибыл, и мой экстравагантный наряд мог натолкнуть этих спецов на определенные выводы.

Мне пришлось воспользоваться служебным лифтом, который спустился в полуподвал, служивший складом, без лифтера – он "уснул", даже не поняв, что случилось.

Дальше было проще: как раз шла разгрузка огромного фургона, и толпе грузчиков и складских служащих было просто не до какого-то неизвестного, мелькнувшего, словно фантом, в дверном проеме и растворившегося в солнечном свете, как дымное кольцо от зажженной сигареты.

Следующим моим неотложным делом был звонок в Катманду. Бхагат Синг, как всегда, торчал в своей лавке.

– О-о, сахиб! – возопил он. – Как я рад слышать ваш голос! У вас все хорошо? Вы уже на месте?

– Спасибо, дружище. Я в Афинах.

– Для меня эта весть как медовый пряник. Я так рад, так рад…

– Ты мне, помнится, обещал присмотреть за "сахибом Русом"?

– Мое слово – алмаз, – хвастливо заявил лавочник. – Что, есть проблемы?

– Есть. И большие.

– Сукин сын! – понял меня Бхагат Синг. – Я никогда не доверял этому мозгляку.

– Найди его, Бхагат Синг. Найди…

– Я уже нашел… – Лавочник злорадно захихикал. – Он сейчас под охраной моих людей… в одном очень интересном месте… хе-хе. К сожалению, я не сразу додумался до столь очевидного шага. И он успел, оказывается, тебя предать.

– Успел…

– Дурак… – Бхагат Синг выругался. – А ведь я его предупреждал. Получается, они ни во что не ставят сикха. – В его голосе звучала угроза.

– Прощай, Бхагат Синг. Я твой должник. Спасибо тебе.

– Береги себя, ученик Великого Мастера. И запомни – ты всегда желанный гость в Катманду…

В гостиницу я возвращался на такси. Теперь мне не стоило в своем нынешнем облике шататься по улицам Афин. Конечно, Попов меня не видел в одеянии горца, но мог предположить нечто подобное.

И несмотря на то, что он не сдержал свое слово, "сахиб Рус" вызывал невольное уважение – он выполнил свой долг государственного человека, хотя почти наверняка знал, чем ему это грозит: о моем телефонном звонке Бхагат Сингу из Афин мы сговаривались в его присутствии, а кто таков лавочник и как он держит слово, Попову было хорошо известно.

Попросив таксиста обождать, я ненадолго задержался в супермаркете, где приобрел европейский костюм, рубаху, галстук, туфли и прочие аксессуары цивилизованного человека, в том числе и приличную безопасную бритву.

Завидев меня, отягощенного пакетами с покупками, быкоподобный портье рыкнул на уже знакомого мне мальчика, и тот, несмотря на сопротивление, буквально вырвал поклажу из моих рук.

Кивком поблагодарив неприятного типа за стойкой, я поднялся к себе в номер и с удовольствием вручил щедрые чаевые шустрому Косте. Он крепко зажал деньги в кулачке, но почему-то уходить не спешил, стоял, прижав руки к груди, и смотрел на меня жалобно и тревожно.

– Ты хочешь что-то сообщить мне, Коста? – спросил я его на немецком.

Наверное, мальчик немного знал этот язык, потому что быстро закивал кудрявой, давно не стриженной головой. – Что там у тебя?

Приутихшее было чувство настороженности вдруг вспыхнуло во мне с новой силой – я почуял новую опасность, и ее вестником, похоже, был этот худенький греческий мальчик.

Коста приложил палец к губам и с опаской бросил взгляд на входную дверь. Поняв, что он имеет в виду, я поманил его к себе, и мы, как два заговорщика, заговорили шепотом.

Его немецкий оставлял желать лучшего – всего несколько десятков слов, наверное, выученных походя, во время общения с туристами. Но и их вполне хватило, чтобы понять – портье, оказавшийся братом хозяина гостиницы и ее совладельцем, замышляет против меня нечто очень плохое, которое должно случиться, скорее всего, в ночное время.

Я поблагодарил мальчика от всей души. И посочувствовал про себя – угораздило же парнишке работать на такую скотину.

Достав из кошелька двести долларов, я едва не силой всучил их Косте. Мальчик, наверное, никогда не держал в руках такой суммы, а потому поначалу просто остолбенел.

А затем спрятал деньги в потайной кармашек, хитро устроенный в пояс брюк. Видимо, портье отбирал у Косты даже скудные чаевые.

Но мальчик был самым настоящим греческим Гаврошем, сыном афинских улиц. И когда он уходил, то я уже не боялся, что Коста каким-либо образом – своим растерянным видом, поведением – невольно выдаст нашу маленькую тайну: его смуглое лицо было бесстрастным, как и положено у боя, а в глазах горел сухой холодный огонь.

Итак, я предупрежден. Я примерно догадывался, что затеял этот волосатый, как горилла, быкоподобный сукин сын.

Но время уже клонилось к вечеру, и искать новую гостиницу было глупо. К тому же мой поспешный отъезд мог вызвать у портье подозрения, а я очень не хотел подводить маленького Косту, здорово рискнувшего из-за совершенно неизвестного ему человека – в числе подозреваемых мальчик стоял бы на первом месте, так как волосатый урод был далеко не глуп.

Поэтому я решил подождать развития событий. А сам тем временем стал готовиться к тому, чтобы в любой момент покинуть "Хеллас ", но уже в измененном облике – мое нынешнее одеяние было чересчур приметным, а я хотел раствориться в толпе.

Бороду и усы я решил пока не трогать, лишь придал им цивилизованный вид – подровнял, подстриг и выбрил щеки, после чего стал похожим на бравого шкипера, недавно вернувшегося из кругосветного плавания, а потому загоревшего до черноты.

Свои длинные волосы я укорачивать не стал, только связал в пучок на затылке – похоже, такая прическа, как я подметил, теперь стала последним писком моды. А когда я примерил костюм, то и вовсе остался доволен: на меня из зеркала смотрел молодой широкоплечий франт, несмотря на внешне сухощавый вид, с мощными бицепсами, которые не мог скрыть даже пиджак, стройный, подтянутый, но чересчур суровый.

Особенно выделялись глаза – бесстрастные, ледяные, лишь в глубине зрачков то разгоралось, то угасало безжалостное, всепожирающее пламя, готовое в любой момент вырваться наружу, но пока удерживаемое тонким и хрупким стеклышком хрусталика.

Вечер упал на Афины внезапно, как солнечное затмение: с севера на город наползла серая туча, закрывшая полнеба. Я сидел в кресле и ждал. Меня потревожил только звонок портье – он справлялся насчет ужина – по-немецки!

Наверное, мальчик сказал ему, что я знаю этот язык. Я отказался, сославшись на усталость. И сообщил, что сегодня лягу в постель пораньше. Похоже, волосатая горилла устроила проверку будущему "клиенту"…

Я ждал. И был готов к любым неожиданностям.