Текст книги "Аквариум-2"

Автор книги: Виталий Никольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Кстати, вознаграждения за ценнейшие услуги архивариус не брал. Долгие годы он активно сотрудничал с нами. Любопытно: на вопрос, когда он догадался, что имеет дело с разведчиком, архивариус рассмеялся и ответил, что, мол, раскрыл того при второй встрече. Уж больно слабы оказались для специалиста исторические знания у нашего офицера.

Конечно, не только знакомство с историческими достопримечательностями помогало создавать агентурную сеть. Способствовали этому и человеческие слабости. Так, один из друзей другого нашего офицера, сотрудник полиции 1-го района Вены во время застолья познакомил его с дипкурьером Министерства иностранных дел Австрии Францем Крафтом, бывшим старшим лейтенантом вермахта. На удивление, дипкурьер также довольно легко пошел на сближение с разведчиком и впоследствии охотно сотрудничал с нами, передавая для перлюстрации ценные материалы и получая от нас весьма умеренное вознаграждение. Когда об этом заходила речь, агент подчеркивал, что работает не ради денег, а из-за глубоких симпатий к нашему народу.

На контакт с нами шли не только австрийцы. Мой сослуживец, подполковник Аркадий Петров, как-то познакомился на охоте в советской зоне оккупации с Жаном Пьери, унтер-офицером охраны верховного комиссара Франции в Австрии. На базе общего увлечения охотой возникла «крепкая дружба», позволившая моему коллеге получать секретные документы французского МИД. В дальнейшем Жан согласился принимать небольшие вознаграждения, самым дорогим из которых было охотничье ружье «Маркель». При этом француз постоянно говорил, что сотрудничает с советской разведкой из-за любви к России и уважения к своему другу Аркадию.

Но, пожалуй, едва ли не самым ценным источником информации для нас оказалась… свалка в Зальцбурге. Это оккупационная зона США. Местный житель Алекс Вольф, обитавший неподалеку от американского штаба, организовал закупку бумажной макулатуры, которую выносили оттуда на свалку. Найдя общий язык с сержантом, доставлявшим отходы канцелярской братии, Вольф принимал «макулатуру» под договоренность о ее последующей переработке. «Старьевщик» прекрасно знал английский язык и отбирал, на свой взгляд, наиболее ценные черновики, брошюры, книги. И привозил их в Вену, где сдавал нашему офицеру-оперативнику.

Так, со свалки нами были получены секретные инструкции о системе противоядерной защиты американской оккупационной зоны. Вольф сотрудничал с советской военной разведкой исключительно из идейных соображений. Он стеснялся получать денежную компенсацию даже за свои транспортные расходы. По всей видимости, американцы заподозрили «старьевщика» в связях с нами. К сожалению, он погиб в автомобильной катастрофе, направляясь в Вену на встречу с оперативным работником.

Скажу без ложной скромности: разведке штаба Центральной группы войск удавалось в те годы вскрывать самый широкий круг вопросов военного, экономического и политического характера. Мы установили контакты во всех слоях австрийского общества, внедрили агентуру во многие объекты западных оккупационных держав. При этом расходы на оперативные мероприятия были просто смешными. Хотя, конечно, имелись и примеры противоположного рода. И они свидетельствовали как раз о слабой надежности платных агентов.

Вот один такой случай. В Вену регулярно приезжал из Западной Германии агент «Серватиус». При этом всегда требовал немедленной оплаты всех его расходов и премии за доставленные материалы. А привозил он документы о создании вооруженных сил ФРГ – бундесвера. Их довольно высоко оценивал Центр. Однако вскоре через нашего осведомителя в Бонне удалось выяснить: «Серватиус» ведет двойную игру. После каждой поездки в Вену он докладывал «кому следует» о контактах с советскими военными разведчиками.

Это был самый чувствительный удар для нашей службы за все время моей работы в Австрии. Но еще большие потери мы понесли от своих собственных предателей – старшего лейтенанта Шалопутина и подполковника Попова, знавших многие наши тайны, людей, методы работы. (О них я уже упоминал ранее.)

Тогда мне казалось, что и Попов, и Шалопутин самые большие предатели, которые выросли в нашей службе. Но «холодная война» ожесточалась, и потери военной разведки становились все масштабнее и чувствительней. Подлая измена полковника Пеньковского, ставшего в шестидесятых годах англо-американским шпионом под кличками «Янг» и «Алекс», привела к тому, что из-за рубежа, так сказать, с передовой линии тайной войны, пришлось отозвать в Москву несколько десятков разведчиков, не считая безвозвратного ущерба, нанесенного агентурному аппарату из числа иностранных граждан. Другой английский шпион «Тонхэт» – под этой кличкой скрывался генерал ГРУ Поляков – тоже выдал лондонской секретной службе немало наших кадровых сотрудников и их добровольных помощников-иностранцев.

Однако Пеньковского и Полякова, как я представляю, перещеголял предатель в квадрате Чернов, работавший на ЦРУ более четверти века. Занимая с 1963 года должность скромного технического служащего фотолаборатории 1-го спецотдела военной разведки, он передал американцам тысячи фотодокументов о деятельности наших резидентур в США, Великобритании, ФРГ, Франции, Японии, Италии, Бельгии, Швейцарии, а также об организации и результатах работы стратегической военной разведслужбы. Архипредатель вручил своим хозяевам из Лэнгли [14]14
  Пригород Вашингтона, где размещается штаб-квартира Центрального разведывательного управления.


[Закрыть]данные на множество кандидатов на вербовку доверенных лиц и агентов и массу сведений о других оперативных делах.

Чернова арестовали лишь весной 1991 года и предали суду» который приговорил его, как ни странно, к относительно мягкому наказанию – всего 8 лет лишения свободы. Но уже 30 января следующего года изменник по указу президента Российской Федерации был освобожден. Кто-то, видимо, воспользовался неразберихой, царившей в коридорах власти после ликвидации Советского Союза, подсунул на высочайшую подпись документ, позволивший обелить супериуду.

Как бы там ни было, случаи предательства в общем-то были единичными и не носили массового характера, хотя потери от них, повторяю, являлись весьма болезненными. Но куда больший урон потерпели интересы страны от непродуманных, а порой безответственных действий отечественных политических лидеров. В 1955 году Никита Хрущев санкционировал вывод советских войск из Австрии. Причем наш тогдашний уход был проведен так же бездарно, как и недавний из Германии. СССР возвратил Австрийской республике за бесценок бывшее германское имущество – многочисленные промышленные и сельскохозяйственные предприятия. Я уж не говорю об утраченной агентуре, не понявшей кульбитов советской внешней политики. Десятилетнее пребывание наших войск в Австрии не принесло СССР в итоге из-за шапкозакидательства политиков времен «оттепели» существенных экономических, политических и военных преимуществ. Мы уходили из этой страны и впервые воочию видели, как американцы торжествовали и насмехались над нами…

Секреты НАТО в мусорном ящике

Весной 1956 года мне в числе нескольких сотрудников ГРУ довелось участвовать в командно-штабной игре на картах, которую проводил Генштаб. Проигрывалась фронтовая наступательная операция в приморской полосе во взаимодействии с Краснознаменным Балтийским флотом. Особенностью учений явилось то, что как «синие», так и «красные» состояли из генералов, адмиралов и старших офицеров военно-учебных заведений армии и флота.

Мне эти учения особенно запомнились потому, что ими руководил министр обороны СССР маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Вскоре наш тогдашний вождь Хрущев незаслуженно обвинил выдающегося полководца во всех грехах и отправил в отставку.

Итак, учения… Стены конференц-зала в Академии имени М.В.Фрунзе увешаны картами, таблицами, схемами и диаграммами. Все участники получили заблаговременно напечатанные справки и доклады.

Началось заслушивание. Первым докладывал вице-адмирал, командующий Балтийским флотом. Он резво прочитал свои предложения, которые в основном сводились к организации силами флота десанта стрелкового корпуса на один из островов Балтийского моря, находившийся по «игре» в руках «противника». Жуков, казалось, рассеянно слушавший доклад флотоводца, вдруг встрепенулся.

– Адмирал! – воскликнул он. – Вы соображаете, что говорите? Имеете ли вы представление о современном стрелковом корпусе?! Да вы на всех кораблях флота даже личный состав не разместите! А многие десятки тысяч тонн боевой техники – танки, артиллерию, инженерное имущество, боеприпасы? Вы что, их на эсминцы будете грузить? Куда вы их денете?

Сбитый с толку, как школьник перед строгим учителем, адмирал замолк, понурился и возвратился на место.

Взволнованный неудачным началом предшественника, следующий докладчик, генерал-лейтенант, начальник академии ВВС, в темпе прочитал свою справку. По задаче «противник» имел значительное превосходство в авиации, которое командующий «нашей» воздушной армией намеревался ликвидировать мощными бомбовыми ударами по аэродромам, уничтожая самолеты прямо на земле. По его расчетам получалось, что такими ударами должно было быть уничтожено до 400–450 самолетов «неприятеля» и достигнуто «наше» господство в воздухе. Командующего авиацией министр не прерывал и со стороны, казалось, даже одобрял его замысел. Но когда генерал уже закончил доклад и, облегченно вздохнув, собрался сесть, маршал бросил вопрос:

– А какие потери при этом понесет наша авиация?

После томительной паузы генерал неуверенно произнес:

– До 25 самолетов.

Этот ответ привел Жукова в ярость.

– Как вы можете учить офицеров побеждать врага, когда сами понятия не имеете о современном воздушном наступлении и его масштабах?! Да вы в мирных условиях, поднимая в воздух армию на тренировочные полеты, выведете из строя больше самолетов на своих аэродромах!

Получили замечания, правда в более спокойных тонах, и другие специалисты.

Только начальник разведки фронта – начальник кафедры одной из академий полковник А.Г.Синицкий не получил никаких замечаний. Жуков был скуп на похвалы и поощрения, а тут еще такое начало. А Синицкий, весьма образованный офицер, хорошо знавший театр военных действий и находящегося на нем «противника», сделал доклад своими словами, не прибегая к чтению с бумажек.

В заключение командующий фронтом генерал армии поднялся на трибуну, не спеша раскрыл красную папку с заранее напечатанным решением на проведение наступательной операции и начал доклад. У оперативной карты встал с указкой какой-то генерал-майор для показа называемых докладчиком географических пунктов.

Жуков привстал и раздраженно заметил:

– Это что еще там за генерал с указкой? Вам делать нечего? Отдайте ее докладывающему. А вы, товарищ генерал армии, в войну командовали реальным фронтом и могли бы думать не по шпаргалке. Подчиненных вам командиров и начальников вы выслушали всех. Зак-, ройте папку и доводите решение своими словами.

И здесь наметившийся с самого начала учений провал был окончательно завершен.

Генерал армии, переведя дух, бодро начал, но затем допустил ряд существенных ошибок. Нужно было видеть, с какой осуждающей миной на лице слушал его Жуков. Бывший командующий фронтом в Великую Отечественную войну, а ныне профессор академии оказался в положении студента, у которого перед самым ответом на экзамене отобрали шпаргалку, куда он даже не успел заглянуть.

На разборе первого этапа учений министр обороны уже не стеснялся в выражениях. Мне ни разу до этого не приходилось слышать такой горькой, нелицеприятной оценки наших армейских недостатков, возникавших зачастую по вине больших руководителей. Жуков упрекал собравшихся в нерадении, консерватизме, чрезмерной приверженности догмам, выработанным, между прочим, и на опыте Великой Отечественной войны, отсутствии творческой мысли в создании теории проведения операций в условиях ракетно-ядерного столкновения с вероятным противником. Ни одна деталь не ускользнула от его внимания. Наряду с кардинальными вопросами подготовки молодых кадров для армии и флота он подчеркнул: воину необходимо давать в первую очередь то, что нужно для победы.

– В какой землянке вы будете развешивать, где готовить и хранить сотни ненужных цветных схем, громадных карт? – спрашивал маршал присутствовавших в большом зале участников учений.

Особенно яростно он обрушился на случаи очковтирательства, чванства, самоуспокоенности. В заключение министр призвал офицеров быть непримиримыми к недостаткам, не останавливаться перед заменой старых ретроградов молодыми, знающими дело, преданными Родине кадрами.

Сам он, маршал Жуков, вероятно, первым же и откликнулся на свой призыв. Выводы сделал самые строгие. Начальники Военно-Воздушной академии и Высшего военно-морского училища были сняты со своих должностей вскоре после учений.

Примерно через месяц после описанного выше события я был назначен заместителем начальника разведывательного управления штаба Группы советских войск в Германии (ГСВГ) и срочно убыл к месту службы. Штаб группы в то время располагался в полсотни километров от Берлина в живописной деревушке Вюнсдорф вблизи города Цоссен. В военное время здесь находился учебный центр по подготовке танкистов для фашистского вермахта.

Сохранившиеся казарменные здания в какой-то мере были приспособлены для многочисленных штабных служб и подразделений советской армии. Правда, жилищные условия оказались не блестящими, но для нас, не избалованных в этом отношении, одна квартира немецкого фельдфебеля вполне удовлетворяла семьи двух русских полковников.

Прекрасная школа-десятилетка, гарнизонный дом офицеров с зеленым театром и стадионом, большое озеро и лес в черте военного городка, хорошо организованные бытовые службы создавали все условия для нормальной жизни членов семей офицеров, а хорошо поставленная культурно-просветительная работа не давала возможности отрываться от пульса жизни далекой родины.

Группой войск в ту пору командовал маршал Советского Союза А.Д.Гречко, а начальником штаба был генерал-лейтенант (впоследствии генерал-полковник) НЛ.Сидельников.

Сложность международной обстановки в 1956 году усугублялась тем, что в войсках НАТО и ФРГ происходил ускоренный процесс перевооружения ракетно-ядерными средствами. Форсированно создавались дивизии бундесвера – западногерманской армии.

В этих условиях разведке группы войск, выдвинутой на передний план противостояния с военной организацией Североатлантического блока, приходилось нелегко. Фактически в любой момент можно было ожидать какой-либо провокации от «милых» соседей. Нарушения воздушного пространства ГДР самолетами, переход границы подразделениями бундесвера, запуск воздушных шаров с антисоветской и антикоммунистической пропагандистской литературой, засылка многочисленных агентов, направлявшихся десятками подрывных организаций ФРГ от военной контрразведки и федеральной разведслужбы до Ведомства по охране конституции, разведывательными и контрразведывательными структурами западных оккупационных держав, ведущих активную деятельность против ГСВГ и ГДР, – со всеми этими атрибутами «холодной войны» нам приходилось сталкиваться буквально ежедневно.

При изучений обстановки в стране пребывания первое, что можно было заметить, общаясь с жителями ГДР, это их скрытую органическую неприязнь к русским. Очевидно, понадобится смена нескольких поколений, прежде чем ядовитые семена фашистского человеконенавистничества, расизма, чувство превосходства перед людьми других наций будут вытравлены временем в этом народе, готовившемся в течение многих лет быть властелином мира. К сожалению, многие советские руководители принимали в общем-то вынужденную лояльность к СССР и другим социалистическим странам, которую демонстрировала восточногерманская правительственная и военная верхушка, за истинную дружбу немецкого населения. Официальные встречи, декады и месячники германо-советского общества, приезд многочисленных делегаций партийных и государственных делегаций, деятелей науки и культуры, совместные учения войск не всегда находили должный отклик и понимание у рядовых немцев, многие из которых сравнительно недавно были господами в оккупированной части России.

Конечно, трудно в стране, где, как и у нас, почти в каждой семье имелись жертвы войны, убедить оставшихся в живых в том, что их дед, отец, муж, брат или сын погиб в несправедливой войне. Тем более что мать, показывая сыну портрет отца, погибшего на Восточном фронте, не всегда вдается в неприятные подробности, а просто говорит: «Вот каким был твой отец, убитый русскими». И такая, так сказать, домашняя пропаганда зачастую действовала значительно сильнее государственной.

Расчленение на две части в прошлом сильнейшего в Европе однородного по национальному составу государства не воспринималось многими в ГДР и особенно молодежью, как должное возмездие за бесчинства и захватническую политику фашистов. Высокие идеалы строительства социализма в первом в мире немецком государстве рабочих и крестьян разделялись далеко не всеми немцами, избалованными в период гитлеровского господства высоким жизненным стандартом, который обеспечивался за счет ограбления других народов.

Отрицательно сказывался на настроении жителей ГДР и экономический бум в соседнем западногерманском государстве. Более высокий, чем в ГДР, уровень жизни, изобилие многих недостающих на Востоке промышленных товаров и продуктов, привычный уклад жизни, близкий к прошлому порядок – все это еще больше настраивало против нас немецких обывателей.

Иногда мы своими рекомендациями, переносящими в условия европейской страны наши порядки, методы и пути перестройки общества без тщательного учета местных особенностей, истории и уклада народа, объективно давали повод для антисоветской пропаганды. Так, поголовное кооперирование немецкой деревни с ее ранее высокоразвитым фермерским хозяйством, имеющим и без того высокий уровень механизации, можно было не форсировать. Сведенные в колхозы немецкие крестьяне резко снизили продуктивность, организованность, дисциплину труда, которыми они так славились раньше. Появились присущие нам элементы бесхозяйственности, разгильдяйства, безразличия к обобществленному имуществу, стало недоставать сельскохозяйственных продуктов. Оплата крестьян по трудодням натурой была столь не свойственна немцам, что они ее вынуждены были быстро заменить денежной.

Недостатки в снабжении городского населения овощами, фруктами, мясом, жирами были меньшими, чем у нас, но не привыкшие к ним даже во время войны, немцы высказывали недовольство. Особенно их возмущали промахи в сфере обслуживания, очереди за нормированными продуктами. Немец привык к сервису, к удобствам, и ему было не ясно, почему его паек, определенный по карточкам и достаточно большой, он не может получить с доставкой на дом? Почему нет апельсинов, бананов, импортных товаров широкого потребления, которые в избытке были выставлены в витринах магазинов в Западном Берлине? Почему дирекция народных предприятий не выдает 13-ю зарплату к Рождественским праздникам? Почему врачам, работающим в клиниках, запрещена в свободное время частная практика, вследствие чего снизился жизненный уровень медицинских работников и создались большие очереди в бесплатных больницах и амбулаториях? С какой целью ограничиваются ремесленники всемирно известных промыслов оружия в городе Зуль, аккордеонов – в Клингентале? В чем смысл запрета выездов студентов на каникулы к родственникам, проживающим в Западной Германии?

Множество подобных вопросов возникало у немцев ГДР. Но руководство, к сожалению, на многие из них не считало нужным отвечать, что вызывало недовольство властями и создавало благоприятную почву для враждебной агитации внутри страны.

В результате всего этого в 1956 году через Берлин нелегально в Западную Германию бежало ежемесячно до тридцати тысяч человек, преимущественно квалифицированных рабочих и ремесленников, врачей, учителей, инженеров, крестьян. Люди бросали свое имущество, обжитые места, родных. В ФРГ их обеспечивали работой, жильем, денежными ссудами и пособиями на обзаведение. Вокруг беженцев создавалась невообразимая пропагандистская шумиха, рисующая все прелести проживания в «настоящем отечестве», что не могло не воздействовать на граждан ГДР.

Из Западной Германии в Восточную тоже отправлялись беженцы. Но их было 1000» 1500 человек в месяц, главным образом старики и инвалиды, желавшие воспользоваться социальными льготами, которые между Эльбой и Одером были выше, чем в боннской республике.

Многие таким путем умудрялись получать субсидии и льготы от обеих режимов, перебегая из одной республики в другую. Такое положение крайне затрудняло контроль властей ГДР за населением, облегчало работу западных разведок, дезорганизовывало нормальную жизнь республики. Требовались меры, стабилизирующие границу, устраняющие возможности утечки через Берлин не только людей, но и крупных материальных ценностей и валюты.

Разведуправление штаба ГСВГ имело возможность точно знать общественное мнение в обеих германских государствах и отношение немцев к оккупационным державам. И мы пришли к парадоксальному выводу. В ФРГ простые рабочие и крестьяне с большими симпатиями Относятся к русским, чем к американцам, англичанам или французам. И особую неприязнь питают к янки. В ГДР как раз наоборот, средний немец тянулся ко всему западному и ограничивался в отношениях с русскими и гражданами других социалистических стран официально-казенным «фройндшафтом» – дружбой, организуемой властями.

Несомненно было одно: и в Западной Германии, и в Восточной немцам до чертиков надоели иностранные войска. И особенно не любят они тех, с кем чаще соприкасаются. Национальную гордость немцев оскорбляла иностранная военная форма, которую тогда можно было увидеть почти в каждой деревушке. Это в какой-то мере учитывали западники, разрешавшие своим военнослужащим вне казарм носить штатскую одежду. Мы в таких «принципиальных» вопросах оставались непреклонными и, во избежание конспиративных встреч с немецкими девушками, запрещали даже офицерам в высоких званиях ходить в цивильном платье.

Усиливавшаяся неприязнь к оккупантам, в том числе и к советским, несмотря на все старания доказать вынужденный характер их пребывания в ГДР, объяснялась в значительной степени и немалым числом чрезвычайных происшествий и бесчинств в отношении местного населения со стороны советских военнослужащих. При самом тщательном отборе пополнения, несмотря на большую политическую работу с солдатами и офицерами, на полмиллиона ангелов всегда могла найтись тысяча чертей, справиться с которыми было весьма трудно.

Запреты общения наших военнослужащих с местными жителями приводили к тайным встречам преимущественно с женщинами легкого поведения, насилиям, а строгий казарменный режим – к самовольным отлучкам, пьянству, воровству, иногда перерастающему в случаи бандитизма. Обо всех чрезвычайных происшествиях, связанных с боевой подготовкой, а также бесчинствах наших солдат против немцев в преувеличенной, искаженной форме становилось известно не только в ГДР, но и в Западной Германии. Дело доходило иногда до попыток организовать демонстрации протеста против «произвола оккупантов».

Известное количество несчастных случаев, почти неизбежных при большой концентрации вооруженных сложной боевой техникой людей на ограниченной, густо населенной территории, также не способствовало взаимопониманию между нашими войсками и местным населением. За каждую мелочь приходилось расплачиваться втридорога. А ведь часто бывали происшествия, ущерб от которых не мог быть восстановлен деньгами (смерть, увечья, моральные травмы).

Американские войска бесчинствовали в своей зоне значительно больше наших, но они имели и большую возможность откупаться чистоганом. Мелкие конфликты с торговцами, девушками, прислугой нередко разрешались самими нарушителями, имевшими в период службы в оккупационных войсках значительное денежное содержание. Так американский рядовой получал в месяц (при полном бесплатном содержании) на карманные расходы до 400 долларов. Ими он мог в мире, где все продается и покупается, расплачиваться за мелкие проступки, совершая это с видом благодетеля. У наших же солдат при их 10 марках месячного жалования каждая вина была виновата и о ней немцы с охотой доносили своим властям, предъявляя иногда к оплате буквально копеечные иски и претензии.

Однако в тот период, несмотря на неприязнь населения к нашим воинам, случаев убийств или ранений советских военнослужащих не было.

Группа советских войск в Германии постоянно находилась в центре внимания наших государственных руководителей. Боевая готовность этого аванпоста на Западе имела первостепенное значение для гарантии безопасности не только СССР, но и всего социалистического лагеря. Составляя значительную часть советских вооруженных сил, ГСВГ располагалась на территории ГДР, где тяготы воинской службы в мирное время были значительно большими, чем во внутренних округах.

Повседневное напряжение, частые тревоги с выходами на учения, жизнь в закрытых гарнизонах, фактически изолированных от местного населения, – все это морально утомляло наших воинов, особенно рядовой и сержантский состав срочной службы. Сплошь и рядом молодые люди, прослужив в каком-либо захолустном местечке ГДР три года, ничего кроме своего гарнизона не видели, и он им настолько надоедал, что они с особым нетерпением ожидали конца службы в Германии, которую многие из солдат называли «сытой каторгой».

В этих условиях особое значение приобретала действенная работа политорганов, которые были призваны в сложных условиях внутренней и международной обстановки поддерживать высокий моральный дух войск. Однако по каким-то соображениям совершенно не использовался такой вид интернационального воспитания, как изучение страны, ее культуры, истории. Для офицеров, находящихся за рубежом, было запрещено заочное обучение в высших учебных заведениях, а для солдат в вечерних средних школах.

С целью непосредственного воздействия на воинов, для разъяснения им ряда важных решений партии и правительства, принимаемых в то время, в ГСВГ часто приезжали из Москвы члены ЦК КПСС, министры, деятели науки, культуры и техники. За время службы в ГДР пришлось слышать выступления на партийных активах, конференциях, а то и просто на массовых митингах многих руководящих работников, с которыми на родине вряд ли удалось бы увидеться.

Нужно заметить, что не все такие встречи приносили ожидавшую от них пользу. Более того, некоторые из высоких лиц проявляли себя, мягко выражаясь, не с лучшей стороны.

В июле 1957 года после июньского пленума ЦК КПСС, на котором была разгромлена «антипартийная группировка Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова», в ГСВГ в качестве гостя В.Ульбрихта прибыл первый секретарь ЦК КПСС Н.С-Хрущев. О возможном выступлении вождя партии перед офицерами и солдатами группы было объявлено заранее. Личный состав штаба с семьями собрался в зеленом театре и около двух часов ожидал прибытия высокого гостя.

Наконец показалась большая процессия. Впереди неуверенно шагал первый секретарь, он же премьер-министр, за ним В.Ульбрихт, О.Гротеволь [15]15
  В то время Вальтер Ульбрихт был первым секретарем ЦК Социалистической единой партии Германии (СЕПГ), а Отто Гротеволь – членом политбюро ЦК СЕПГ и премьер-министром ГДР.


[Закрыть], А.И.Микоян, А.А.Громыко, А.А.Гречко и другие, как принято говорить, сопровождающие их лица.

С трудом вскарабкавшись на сцену, Никита Сергеевич направился к трибуне и, к удивлению пятитысячной аудитории, обращаясь к Гречко, заявил:

– Маршал, а где же рыба? Ты же меня вез ловить рыбу, а здесь люди? Ну, а где люди, там и я. Мне нужно говорить речь. Я же первый секретарь!

Дальше в течение полутора часов собравшиеся слушали отрывочные, безграмотные, пересыпаемые грубой бранью, выпады премьера в адрес поверженных «сообщников Сталина». Поехавший, очевидно, на самом деле ловить рыбу первый секретарь не готовился к выступлению, да и вряд ли считал это нужным. Устав от выполнения своего партийного долга по общению с массами, внутренне довольный собой и своим «ленинским» стилем руководства, Хрущев изрек:

– Ну хватит, пожалуй, достаточно. Как ты думаешь, Анастас?

Председатель Президиума Верховного Совета А.Л.Микоян вскочил, как школьник, и, аплодируя, заверил:

– Мы рады вечно тебя слушать, Никита Сергеевич.

Несвязная болтовня пьяного премьера, атмосфера подобострастия и низкопоклонства, усиленная выступлением А.А.Гречко, который назвал визит Хрущева историческим, а его речь – дальнейшим развитием марксистско-ленинского учения о партии, оставили у присутствующих гнетущее впечатление. Нужно было абсолютно не уважать свой народ и быть полностью уверенным в безнаказанности, чтобы позволить себе такое безобразное поведение на массовом митинге, где люди ожидали услышать от своего руководителя слово партийной правды.

Утешала мысль, что это, возможно, эпизод. У любого человека могут быть срывы, промахи, упущения. Однако вторая встреча с Хрущевым в другой обстановке дала, к сожалению, основание считать, что безответственные, нетрезвые выступления у него были не только перед советскими гражданами.

В 1958 году в Лейпциге, держа речь на стадионе перед тысячами немцев по поводу 140-летнего юбилея Карла Маркса, он, войдя в азарт, отбросил подготовленный заранее текст и, желая блеснуть остроумием, заявил следующее:

– Вот вы, немцы, нас обвиняете в том, что мы вам не даем спокойно жить. А ведь это сделал ваш Маркс. Он – основоположник коммунизма. Правда, он – немецкий еврей, нуда это все равно. Теперь и расхлебывайте кашу, которую заварил ваш земляк. А натворил он немало.

К счастью, переводчик Вальтера Ульбрихта, весьма толковый, политически грамотный человек, отлично знающий русский язык, перевел этот бред примерно так:

– Дорогие товарищи! Германия дала человечеству великого основоположника научного коммунизма Карла Маркса. Его учение овладевает миром и успешно претворяется в жизнь у вас в ГДР. Будьте же достойны своего великого земляка.

Бурные аплодисменты после перевода свидетельствовали о том, что далеко не все немцы понимали русский язык. Но ведь какая-то часть присутствующих, несомненно, знала его и имела возможность по достоинству оценить «юмор» советского премьера и первого секретаря ЦК КПСС.

В ноябре 1957 года для доклада партийному активу ГСВГ об итогах недавно закончившегося октябрьского пленума ЦК, снявшего маршала Жукова Г.К. с поста министра обороны СССР, прибыл секретарь ЦК ЛЛБрежнев.

О его приезде мне стало известно заранее от полковника Бандуры Н.И., служившего у нас в одном из разведывательных подразделений. Бандуру с Леонидом Ильичом связывали какие-то, я уже точно не помню, родственные или давние товарищеские узы. Перед приездом Брежнева полковник был на все время его пребывания освобожден от служебных обязанностей и проживал в отведенных высокому гостю апартаментах.