Текст книги "Аквариум-2"

Автор книги: Виталий Никольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Резкую разницу в агентурной обстановке на территории Германии по сравнению с той, которая существовала в оккупированных немцами советских районах, мы, к сожалению, должным образом не учли. Стремление как можно быстрее испытанными методами добиться нужных результатов привело к неоправданным большим жертвам.

Как правило, все наши разведгруппы после выброски давали в тот же день радиограммы о благополучном приземлении, а затем или бесследно исчезали, или сообщали о боях с карателями, что фактически означало конец.

17 января 1945 года войска 1-го Белорусского фронта освободили Варшаву. Столица Польши лежала в руинах. Гитлеровцы мстили полякам за восстание. В относительно целом состоянии, без больших разрушений сохранилось лишь предместье Варшавы на правом берегу Вислы – Прага, откуда враг был выбит стремительным ударом наших войск. Все мосты через широкую реку немцы взорвали при отходе на левый берег, и поток людей и техники перебрасывался по временной понтонной переправе, сооруженной нашими саперами.

В ходе выполнения заданий нам приходилось встречаться и беседовать с представителями разных слоев населения – от убежденных коммунистов до членов реакционнейшей националистической организации Звенздек вальки збройной – Союз вооруженной борьбы. Понятно, что представители различных классовых групп по-разному относились к Советскому Союзу, его армии и новому польскому руководству. Часть населения восторженно встречала нас в освобожденных городах и селах, однако многие вели себя более чем сдержанно, а некоторые открыто враждебно.

Эта враждебность, подогреваемая польским эмигрантским правительством в Лондоне, особенно усилилась после поражения Варшавского восстания, когда реакции стало ясно: ставка на старую буржуазную Речь Посполиту рушится. Начались диверсии, открытые выступления многих отрядов Армии Крайовой против польских коммунистов и солдат и офицеров Воска Польского. Дело доходило до того, что целый полк, недавно скомплектованный в городе Люблин из мобилизованных в армию местных жителей, поддавшись влиянию враждебной пропаганды, «дал тягу до лясу» – дезертировал со всём ручным оружием, оставив в казармах лишь солдат и сержантов из числа советских граждан. Командование полка и командиры батальонов – советские офицеры угодили за слабую воспитательную работу с подчиненными в трибунал. Но этим поправить дело было уже нельзя. Спустя некоторое время многие дезертиры вернулись и их амнистировали.

Большую роль в создании антисоветских настроений среди поляков играла католическая церковь. Через фанатически религиозных женщин многие служители Бога влияли и на мужчин, подстрекая их к выступлениям против новой власти и Советской Армии, вплоть до бандитизма и диверсий.

Русских вновь стали рассматривать как извечных исторических врагов Польши, добивающихся якобы четвертого раздела страны, а то и просто присоединения ее к России. Особенно враждебно были настроены молодые поляки, отравленные антисоветской пропагандой. Они в основном пополняли лесные банды, боровшиеся против нового правительства и «русских оккупантов». О масштабах этой враждебной деятельности можно судить по тому, что по амнистии 1946 года из лесов вышло и подверглось регистрации свыше 60 тысяч вооруженных боевиков. Кроме того, вывезли несколько батарей полевых орудий, сотни минометов.

Три обстоятельства успешно использовались в то время для разжигания антисоветских настроений среди местного населения врагами Советского Союза и новой Польши. Во-первых, освобождение Красной Армией закладных земель Белоруссии и Украины в 1939 году и включение этих территорий в СССР. Данный акт представлялся как удар ножом в спину польскому народу, боровшемуся против немцев. Утверждалось также, будто с помощью англичан поляки в то время могли одержать победу над фашистской армией, если бы не коварное нападение Советов. Никаких трезвых доводов против этого националисты не желали слышать и всерьез были убеждены в способности панской Польши выстоять против немецкого вторжения и разгромить полчища фашистов. Во-вторых, расстрел военнопленных поляков в Катыни. И, в-третьих, разгром немцами инспирированного по указке польского эмигрантского правительства восстания в Варшаве с целью показать, что ее освобождают не советские войска, а сами поляки. Когда же с восставшими, вступившими в неравную борьбу с отборными частями вермахта и войск СС, было покончено, лондонские реакционеры распустили слухи, что русские умышленно не пришли на помощь польским патриотам. Только по вине Москвы польская столица превратилась в груду развалин. Доводы командования Красной Армии о том, что форсирование Вислы с ходу было невозможно, так как серьезно потрепанные в жестоких боях советские войска нуждались в отдыхе и пополнении, рассматривались поляками как бесстыдные отговорки. На самом деле Кремль, мол, приостановил наступление 1-го Белорусского фронта и не пришел на помощь восставшим, чтобы скомпрометировать эмигрантское правительство и стоящих за ним англичан.

Даже гуманное решение советского правительства о помощи в восстановлении столицы Польши польские реакционеры изобразили как стремление русских откупиться за «вероломство и предательство». Эта ложь принималась польскими обывателями за чистую монету. Зарубежная и внутренняя реакция находила в стране широкую базу для антисоветской и антидемократической деятельности. Крупных землевладельцев, промышленников, банкиров в Польше никто не трогал. После войны были наказаны лишь коллаборационисты, запятнавшие себя тесными связями с немецкими оккупантами.

Сказывалась и вековая национальная рознь, возникшая еще с тех пор, когда Речь Посполита простиралась от Балтийского до Черного моря, а польские паны считали русских диким и темным быдлом. И вдруг свободу и независимость, возрождение Польши как национального государства приносят ее бывшие враги. Искренность братских чувств советского народа при этом не всеми понималась, и наши недруги внутри страны и вне ее пытались любой ценой представить каждое действие нового польского правительства и советского командования губительным для Польши.

Под влиянием пропаганды, проводимой западными державами, польским эмигрантским правительством и внутренней реакцией многие поляки, ранее относительно лояльно настроенные к русским и Советской Армии, начали в ряде мест предпринимать враждебные выпады против военнослужащих как наших, так и Войска Польского. По дорогам стало небезопасно ездить без вооруженной охраны. Иногда банды аковцев – членов Армии Крайовой – и оуновцев – украинских националистов – забывали «внутренние национальные противоречия», существовавшие между ними, объединялись и нападали на наши воинские подразделения и гарнизоны Войска Польского. Такая «малая война» продолжалась до 1947 года. Она принесла множество жертв, одной из которых был замечательный человек, герой сражений с фашизмом в Испании, заместитель главнокомандующего Войска Польского Кароль Сверчевский, бывший генерал-полковник Советской Армии, погибший при столкновении с бандитами в 1947 году во время служебной поездки в районе Кракова.

Правда, потом этот террористический акт поляки отнесли на счет оуновцев. Но если это злодеяние и было делом рук украинских бандитов, то случилось оно, конечно, не без ведома польской реакции.

В апреле 1945 года наша оперативная группа, выполнив свои задачи, была отозвана в разведуправление Генштаба.

День Победы мы встречали в ликующей Москве.

Тайные операции на берегах Дуная

В конце 1947 года я был направлен в Австрию, где  дислоцировалась Центральная группа войск (ЦГВ) советской армии. Мне предстояло принять там командование небольшой частью специального назначения.

Срок службы в ЦГВ определялся тогда в три года, но практически его обычно продлевали до пяти лет. На более длительное время оставляли редко: отрыв от родины давал себя знать весьма ощутимо, тем более что после 1948 года офицерам было запрещено проживание здесь с семьями. Этот запрет, основания для которого носили, очевидно, экономический характер, был отменен только в 1953 году по ходатайству нового главнокомандующего ЦГВ генерал-полковника С.С.Бирюзова, который сумел доказать руководству, что выгоднее нести некоторые материальные затраты, чем постоянно иметь чрезвычайные происшествия, неизбежные при раздельном проживании большого числа молодых офицеров в отрыве от семей.

Путешествие по железной дороге Москва – Вена продолжалось вместо обычных двух суток десять дней: банды бандеровцев, еще действовавший на западе Украины, взорвали несколько мостов в Карпатах, и мы вынуждены были задержаться во Львове восемь дней.

Наконец мосты отремонтировали, и мы прибыли на пограничную станцию Чоп. Несложные таможенные формальности, поезд при пересечении границы замедлил ход, с подножек вагонов спрыгнули наши пограничники. Вот она заграница! Тут мы оказались впервые, не считая пребывания в Польше во время войны. Но чувства расставания с родиной не ощущали. Это, очевидно, объяснялось тем, что весь состав был заполнен своими людьми. Ехали солдаты и офицеры по новым назначениям, другие возвращались из отпусков. Гражданские служащие оккупационных учреждений, таких как Советская часть Союзнической комиссии по Австрии, Управление советским имуществом в Австрии (УСИА), Нефтеуправление и другие следовали с женами и детьми. Всюду слышался смех, веселые шутки, песни. У всех еще было чувство гордости за одержанную победу, в результате которой советский человек может вот так свободно ехать, как к себе домой, в центр Европы, где несли службу воины нашей армии.

В Чопе на продовольственном пункте по аттестатам мы получили на нескольких человек большое количество продуктов сухим пайком, в том числе ржаную муку, гречневую крупу и так далее. В Москве нас предупреждали о том, что австрийцы испытывают серьезные продовольственные трудности. И мы привезли все эти продукты в Вену в надежде осчастливить не одного голодающего венца. Каково же было наше удивление, когда никто из местных жителей не соглашался совершенно безвозмездно взять их, поскольку ржаная мука и гречневая крупа этим «голодающим» были просто неизвестны, а к началу 1948 года австрийские граждане уже не испытывали недостатка в таких привычных им продуктах, как белый хлеб, рис, мясо, рыба, сливочное масло, сыр и многих других.

Штаб ЦГВ находился в Бадене – небольшом курортном городе в 26 километрах от Вены. Он был расположен в здании бывшей гимназии и прилегающих к ней жилых домах.

Группой командовал генерал армии В.В.Курасов, начальником штаба был генерал-лейтенант И.Т.Шлемин.

После завершения необходимых формальностей и представлений по начальству, в частности, заместителю начальника штаба группы генерал-майору П.Н.Чекмазову и его заместителю П.С.Мотинову, я направился в Вену. Там под гостеприимным кровом советской городской военной комендатуры в первом районе города находился штаб моей части. Я должен был заменить времен-, но исполнявшего обязанности ее командира подполковника В.К.Стечишина. Он прибыл в Вену 13 апреля 1945 года с войсками и с тех пор возглавлял советскую комендатуру 4-го района города.

Мне была отведена квартира из числа покинутых обывателями на Карлгассе, 22/8. Недостатка в жилом фонде в это время еще не ощущалось, так как крупные нацисты и лица, связанные с ними, бежали на Запад, не желая иметь дело с русскими.

Вена ошеломила своим блеском, своими контрастами. Это большой город – второй Париж, как его называют австрийцы, с бесчисленными памятниками искусства, всемирно известными шедеврами зодчества – собором святого Штефана, дворцами Бельведер, Шеннбрун, Хофбург, роскошными музеями. Казалось удивительным, что этот город почти с двумя миллионами жителей является столицей государства всего с 7 миллионами человек. Однако все становится понятным, если вспомнить, что Вена – бывшая столица Австро-Венгрии, в недавнем прошлом великой державы, насчитывавшей свыше 50 миллионов многонационального населения.

Город практически от войны не пострадал, и нам, привыкшим видеть руины других столиц, он казался райским уголком на опаленной ожесточенными сражениями земле.

Тенистые аллеи огромного лесопарка Пратер, извилистые дороги Венского леса на Каленберг – Лысой горе, чудесные аллеи роз городского парка, тенистые бульвары Ринга, подковообразного полукольца, окружавшего старинный центр, множество памятников, в том числе известным композиторам и поэтам – Бетховену, Брамсу, Штраусу, Моцарту, Гете, Шиллеру, Грилльпатцеру и многим другим, – все это делало город похожим на большой музей.

К началу 1948 года экономика Австрии уже начала оправляться от военных потрясений. Восстанавливались промышленные предприятия. В советской зоне оккупации все заводы и фабрики бывших нацистов были конфискованы и, как военная добыча, переданы в ведение Управления советским имуществом за границей. Это учреждение объединяло свыше 200 различных предприятий и сельскохозяйственных поместий, каждое из которых руководилось советским генеральным директором, пытавшимся ввести на этих предприятиях и в хозяйствах советские порядки. Надо признать, эти попытки не всегда воспринимались с пониманием рабочими и служащими. Так, например, они категорически отказывались от сдельщины, неизвестной в Австрии. Квартальные премии наиболее квалифицированным и усердным рабочим тоже встретили возражения. Профсоюзные деятели и даже коммунисты выступили против выдачи отдельным работникам премий, расценивая их как подкуп верхушки рабочего клана. Зато повсеместно выдвигались требования о выдаче к Рождеству 13-й месячной зарплаты, о сохранении сроков отпусков, которые на 5–6 дней превышали установленные у нас. Несомненно, все эти социальные блага ранее были соответствующим образом сбалансированы у капиталистов и, несомненно, убытка им не приносили. Но нашим хозяйственникам это было в новинку и вызывало много конфликтов с рабочими и служащими, доходивших порой до забастовок.

Немецкие предприятия военного значения демонтировались и разрушались. При этом значительная часть оборудования, не имеющего особой ценности, сырье, металлолом и различное имущество продавались местным коммерсантам на вывоз, как правило, за бесценок.

В западных зонах все проходило значительно проще, по раз и навсегда заведенному в капиталистическом мире образу и подобию. Притаившиеся на первых порах нацисты, видя благожелательное отношение к себе западных оккупационных властей, вновь взяли в свои руки бразды правления промышленностью, крупными имениями. Пройти так называемую денацификацию в западных районах Австрии не представляло особого труда. В 1948 году уже на полную мощность работали металлургические заводы ФЕСТ в Линце. Военные предприятия, принадлежавшие фашистам, уцелели и на них начался выпуск продукции.

Шла бойкая торговля не только товарами первой необходимости, но и предметами роскоши. В городах были широко открыты двери многочисленных ресторанов, баров, кафе, варьете и других злачных и незлачных заведений, общее число которых в столице достигало пяти тысяч.

Вся страна была разделена в соответствии с межсоюзным соглашением на 4 зоны: в советскую входили провинции (земли) Бургенланд, Нижняя Австрия и часть Верхней, французы оккупировали Тироль и Форальберг, англичане – Штирию и Каринтию, американцы – большую часть Верхней Австрии и Зальцбург.

В Вене центр города – первый район, ограниченный Рингом, управлялся межсоюзнической комендатурой, которой ежемесячно по очереди руководили представители каждой из 4-х оккупационных держав. Другие районы города – их насчитывалось два десятка – тоже были поделены между победителями. Передвижение из одного района в другой было свободным для граждан всех союзных держав, каждая из которых имела в столице свои войска и различные гражданские оккупационные учреждения. За порядком в центре наблюдали межсоюзные патрули. В их состав входило по одному солдату от каждой из четырех союзных армий. Разъезжая в радиофицированном джипе, они бдительно следили за поведением своих военнослужащих и гражданских лиц, тесно сотрудничая при этом с австрийской полицией.

Несмотря на то, что патрули состояли из солдат, они пользовались весьма большой властью. Патрульный при необходимости мог арестовать любого офицера и доставить его в свою часть межсоюзной комендатуры. Старшим патруля являлся солдат той страны, которая несла дежурную службу в первом районе.

Ежемесячно в этом районе проводилась смена караула – красочное зрелище, привлекавшее большое число зрителей. Каждая армия хотела при этом продемонстрировать все лучшее и оригинальное, что только могла. Красочные парадные мундиры солдат и офицеров, музыка, торжественный марш, смена государственных флагов над зданием межсоюзной комендатуры – все это на площади старой Вены напоминало что-то опереточное.

Стороны буквально изощрялись в стремлении удивить зрителей. Поскольку количество солдат при разводе было строго ограничено и не превышало двух взводов, то для достижения большего эффекта увеличивали численность оркестров и к концу оккупации их довели до нескольких сотен человек.

К смене караула наши трубачи готовились за несколько месяцев и поражали венцев своей выправкой и строевой подготовкой. Англичане для экзотики назначали в караул шотландских стрелков с неизменным козлом перед оркестром с волынками; французы выставляли альпийских стрелков с их своеобразным горным шагом-бегом. Прохождение такого войска мимо трибун, где обычно стояли коменданты районов Вены, сопровождалось аплодисментами зрителей-австрийцев, научившихся ценить строевую подготовку.

Разногласия между бывшими союзниками в начале пятидесятых годов сделали практически невозможным принятие каких-либо согласованных решений по Австрии как в Союзническом командовании, так и по линии Центральной межсоюзнической комендатуры. Постановка антагонистических вопросов с взаимной критикой перед широкой австрийской общественностью фактически сводила на нет всю деятельность межсоюзных органов.

Австрийцы ждали ухода оккупантов. Нужно сказать, ждали они терпеливо. За 10 лет в советской зоне оккупации, несмотря на целый ряд бесчинств со стороны наших солдат, и конфликтов, неизбежных при большом количестве войск, считавших австрийцев врагами, случаев террористических актов против представителей советской стороны не было.

Следует отметить крайне жестко проводимую нашим командованием политику изоляции советских военнослужащих и гражданских лиц от местного населения. Все контакты с австрийскими учреждениями и частными лицами контролировались и носили строго деловой характер. Преследовались личные связи, особенно с женщинами. Запрещалось посещать местные рестораны, кафе, увеселительные заведения, такие как кино, театры, клубы и так далее. За нарушение этих запретов виновных немедля, невзирая на должности и звания, под конвоем отправляли до границы, а на родине принимали весьма строгие меры партийного и служебного воздействия. Офицеров, как правило, за такие проступки увольняли из армии.

Понятно, что основная масса дисциплинированных солдат и офицеров неуклонно следовала всем этим запретам, указаниям и инструкциям и проводила время в стенах своих казарм.

И получалось, что австрийцы познавали наш народ не через его лучших представителей, коими являлись грамотные, душевные, честные солдаты и офицеры, излишне охраняемые от капиталистических соблазнов командованием, а через мелких воришек, пьяниц и дебоширов, для которых никакие наказания не могли явиться препятствием к знакомству с заграничной жизнью. Доходило до курьезов.

К командиру полка особого назначения полковнику Юркову, который со своей частью размещался в местечке Эбрайхсдорф, занимая там чудесный средневековый замок, обратился секретарь местной организации компартии с просьбой прислать на вечер, проводимый ими с целью укрепления дружбы с советской армией, несколько солдат и офицеров. Программа вечера намечалась чисто в австрийском вкусе: короткий доклад, небольшой банкет и танцы. Юрков немедленно доложил о просьбе в Политуправление ЦГВ и получил строгое указание на вечер никого не посылать. Однако при встрече с секретарем через несколько дней Юрков выслушал от него сердечную благодарность за выделение представителей, хотя их было всего двое и они, к сожалению, не знали немецкого языка и довольно быстро ушли. По заявлению секретаря, солдат тепло встретили участники вечера, их посадили в президиум, но вели они себя чересчур стеснительно, упорно не позволяли себя сфотографировать, отказались дать автографы девушкам и после нескольких танцев распрощались.

В полку это событие расценили как ЧП. Провели тщательное расследование и установили, что в роли советских представителей выступили… два забулдыги, вора и самовольщика, уже намеченных к отправке в Союз. Уйдя в очередную самовольную отлучку, они случайно услышали музыку у местного трактира, где проходило собрание, зашли в него и попали в президиум. Нужно отдать справедливость, вели они себя там прилично. Но это не помешало отправить их в срочном порядке на родину для прохождения дальнейшей службы в строительных частях.

До 1953 года изучение офицерами группы войск немецкого языка не поощрялось. Запомнилась фраза, произнесенная на партактиве: «Там, где люди не полностью загружены службой, где слаба воспитательная работа, некоторые офицеры и даже солдаты начинают изучать немецкий язык». Больше того, молодым офицерам, проходившим службу в Австрии, запрещали учиться в заочных высших военных и гражданских учебных заведениях, а солдатам – в средних школах.

С личным составом частей и подразделений не проводили даже экскурсии в местные музеи, хотя это могло существенно помочь в интернациональном воспитании солдат и офицеров.

Городские власти Вены ежедневно совершенно безвозмездно присылали коменданту города несколько десятков бесплатных билетов в оперные и драматические театры. Однако ими почти не пользовались.

Строго каралось посещение ресторанов и австрийских магазинов. Комендантские патрули «прочесывали» эти заведения и незадачливых соотечественников, вне зависимости от того, с кем они там находились и как себя вели, забирали в комендатуру, где их неизменно сажали на гауптвахту даже в том случае, если они являлись гражданскими лицами.

Одно время по приказу главнокомандующего ЦГВ генерал-лейтенанта Свиридова комендантам советской части Вены и других городов в нашей зоне было приказано довести до сведения всех владельцев кафе, ресторанов, трактиров и магазинов запрещение обслуживать советских граждан и об их появлении в этих заведениях доносить в комендатуру. Владельцев, не выполняющих это распоряжение, штрафовать.

Прошло не менее полугода, прежде чем уразумели, что это «мудрое» нововведение носит антисоветский, дискриминационный характер, и оно было отменено.

Несмотря на строгость грозящих наказаний, личные контакты наших военнослужащих с австрийцами все же устанавливались. Да их и трудно было избежать. Молодые люди тайно встречались с австрийскими девушками, причем последние никак не могли понять, почему русские – враги фашизма – так же, как и нацисты, строго карают за связь с иностранками. Запрет браков с ино-подданными было весьма трудно объяснить местным жителям, усматривающим в нем ущемление свободы личности.

Можно было бы привести множество трагедий и комичных ситуаций, возникших на этой почве.

Дочь Франца Даманского, владельца небольшого трактира, в котором питались по договору солдаты из комендатуры 2-го района, Ольга полюбила нашего старшину и родила от него девочку. Каковы же были удивление и ярость коменданта подполковника Шилова, когда однажды к нему на прием прибыл старик Даманский в черном парадном костюме и официально пригласил господина коменданта на торжественную церемонию крещения младенца, рожденного от его подчиненного. Старшина исчез из Австрии в 24 часа, и торжество было омрачено. Ольга в течение многих лет дожидалась возвращения своего возлюбленного.

В советской части Союзнической комиссии по Австрии работал капитан Е. В его обязанности входили контакты с одним из райкомов Свободной австрийской молодежи Вены, секретарем которого была девушка-австрийка. Вопреки запрету молодые люди полюбили друг друга. Об этом стало известно. При расследовании капитан не отрицал своих отношений с иностранкой и заявил о намерении ходатайствовать перед Верховным Советом СССР о разрешении ему брака с австрийской гражданской в порядке исключения. Из страны он был выслан. Когда его конвоировали на вокзал, он попросил заехать мимоходом проститься с любимой и передать ей некоторые вещи. Сопровождающие согласились при условии, что свидание будет проходить в их присутствии. После безуспешных попыток утешить рыдавшую подругу капитан выбежал из квартиры. В припадке отчаяния девушка выбросилась с шестого этажа…

Адъютант начальника штаба группы лейтенант С., проживая в Бадене на обывательской квартире, влюбился в дочь хозяина. Она ответила ему взаимностью. Это стало известно начальнику. Не желая портить жизнь молодому человеку, он строго наказал лейтенанта и распорядился поселить его на другую квартиру, предупредив, что молодой человек будет немедленно откомандирован в СССР, если не порвет своей связи с иностранкой. Через несколько дней молодые люди покончили жизнь самоубийством, оставив письмо, которое могло бы дать писателю сюжет для трагедии.

Все эти факты так или иначе становились достоянием местного населения, которое не только смотрело сквозь пальцы на подобные связи, но иногда сочувственно относилось к ним.

Политика изоляции наших граждан от местного населения, проводимая к тому же зачастую в неумелой и чрезмерно прямолинейной форме, нетерпимость ко всему местному, подозрительность и недоверие давали о себе знать до момента вывода наших войск из страны.

Официально Австрия являлась первой жертвой германского фашизма и подлежала в этом плане освобождению и быстрейшему восстановлению в прежних границах.

В действительности она активно участвовала в войне на стороне Германии, мобилизуя все свои людские и материальные ресурсы для победы фашизма. В национал-социалистической партии состояло более 600 тысяч австрийцев. Процент нацистов по сравнению с численностью населения в Австрии был выше, чем в Германии. Солдаты и офицеры австрийской национальности, воевавшие против нас в вермахте и войсках СС, бесчинствовали и зверствовали на оккупированной территории не меньше немцев. Все это наряду с общностью языка, экономического склада, религии и обычаев делало австрийцев в глазах наших солдат теми же немцами, а нас – в представлении австрийского обывателя – полудикарями из Сибири, бывшими врагами нового порядка, провозглашенного Гитлером и вполне устраивавшего значительную часть населения Австрии. Однако австрийский обыватель, верный своим космополитическим убеждениям, быстро ориентировался в обстановке и, желая загладить свою вину, встречал союзников в 1945 году (в том числе и наши войска) так же восторженно, как и немцев в 1938 году.

В этом свете становится понятной скрытая антисоветская направленность тогдашнего правительства Фигля-Шарфа, его политика реабилитации бывших нацистов, сопротивление нашим попыткам по привлечению к ответственности бывших нацистов, запрету проникновения немецкого капитала в страну, упразднению крупных монополий, проведению земельной реформы.

Сложность решения спорных вопросов в Союзнической комиссии заключалась том, что они могли войти в силу лишь при единогласном принятии их всеми четырьмя верховными комиссарами, что практически почти не представлялось возможным, так как к этому времени отношения между СССР и западными державами уже обострились и все советские предложения вне зависимости от их рациональности отвергались англо-франко-американскими представителями. Причем они делали это поочередно в соответствии с предварительной договоренностью. В этом случае с контртезисами обычно выступало австрийское правительство, которое в соответствии с межсоюзным соглашением, в случае отсутствия единогласия по тому или иному вопросу у союзников, могло решать его по своему усмотрению. Как правило, это решение бывало не в нашу пользу, но мы могли не допускать его реализации лишь в своей зоне.-

При такой системе управления страной наше влияние на ее развитие, особенно в западных зонах, постепенно утрачивалось.

Терялись и экономические позиции, так как бывшие нацистские предприятия, руководимые УСИА, работали нерентабельно, на износ. В связи с неясностью, что будет в Австрией в будущем, необходимые капиталовложения в них не производились, оборудование не обновлялось. Опыта руководства хозяйством в таких необычных условиях не было. Значительная часть заводов, фабрик и имений стала убыточной и не могла конкурировать с частнокапиталистическими хозяйствами. Австрийский инженерно-технический персонал, да и рабочие не считали нужным повышать производительность труда на советских предприятиях. Не обходилось и без мелкого саботажа, коррупции и экономических диверсий.

Незнание местных законов, стремление решить частные задачи сегодняшнего дня, не заглядывая вперед, приводили к ряду коллизий. Так, на фабрике жестяной тары должны были изготовить крупную партию железных бочек. Австрийский директор рекомендовал купить их оптом на частной фирме за половину себестоимости, скалькулированной на нашей фабрике. «Выгодная» сделка была заключена, бочки закуплены у западной фирмы, продавшей старые запасы железной тары вермахта по бросовой цене. Но при этом не учли вынужденный долгосрочный простой собственной фабрики и необходимость оплаты, по австрийским законам, прогула по вине администрации большому коллективу рабочих, уволить которых без возникновения крупного скандала не представлялось возможным. Эти расходы значительно превысили мнимую прибыль от покупки уже готовой дешевой продукции у конкурента и подорвали наш престиж в глазах рабочих фабрики.

На гранитном заводе УСИА произошла подобная же история со срочным выполнением заказа на гранитную брусчатку. Готовая продукция была в 1949 году куплена у частной фирмы, а сотни рабочих своего завода пришлось уволить в связи с его закрытием. Большинство рабочих этого завода составляли бывшие узники концлагеря Маутхаузена.

Весьма сложно было со снабжением советских предприятий сырьем, поскольку везти его за несколько тысяч километров из СССР было нерентабельно, а австрийские поставщики под давлением западников, а иногда и по личной инициативе, всемерно тормозили поставку самых ходовых материалов, и мы вынуждены были переплачивать и в этом случае.