Текст книги "Трахни меня!"

Автор книги: Виржини Депант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава двадцать четвертая

Они проходят через весь состав в поисках купе для курящих. Усаживаются, но Маню тут же уходит в вагон–бар за «баунти».

Надин включает плеер, смотрит в окно. В поезде почти никого нет, кондиционер не работает. Без желаний легче жить. Особенно ночью.

Маню дергает ее за рукав:

– То место, куда мы едем, недалеко от Коломбея. На обратном пути, если хочешь, зайдем в аптеку.

– Если получится с брюликами, поедем сразу в Нанси, чтобы встретиться с Фатимой. Будет херово, если попадемся, не отдав их. Мне вообще плевать на аптеку, какого черта туда возвращаться. Хочешь навестить мать?

– Он убил твоего приятеля.

– А если не он, а его брат?

– Жаль, а то я хорошую реплику придумала. Заходим, разглядываем конфетки, опираемся о стойку, шутим и заявляем: «Ты знаешь, мудак, что это был наш приятель». Вот так.

– И ты называешь это убийственной репликой?

– Ага. Просто и эффективно. Идеально, правда?

– А я вот что придумала: свидетелей надо оставлять побольше. Это еще эффективнее, чем просто убивать. Оставлять в живых. Пусть вспоминают и мучаются. Уцелевшие будут все время рассказывать, вскакивать по ночам. И каждый раз обсираться от страха, вспоминая этот момент. Его разбирает до кишок, и он может в любой миг навалить от страха в штаны. Мы совершили крупную тактическую ошибку. Надо было оставлять побольше свидетелей.

– У тебя много патронов?

– Не особенно. Но на пару дней еще хватит. Все зависит от того, сколько потратим.

– После того, как отдадим долг Фатиме, я хочу вернуться в Бретань. Там куча красивых мест, офигенные скалы… Я вот размышляю, что лучше – спрыгнуть в пустоту или сгореть заживо? Хотя самоубийство – это слишком пафосно. После рандеву в Нанси предлагаю совершить прыжок с тарзанки без резинки… Чудо, что мы еще живы. Надо, чтобы финал был таким же блестящим, как начало. Похохмить напоследок. Пока нас не зажопили, выбрать для прыжка место получше.

– Лады. Только тебе придется меня подтолкнуть, мне, боюсь, смелости не хватит.

– Не бойся, подтолкну.

Маню вскрывает банку пива, принесенную из бара, и добавляет:

– Фатима согласилась на затею с брюликами, потому что хочет потом нам помочь. Перепродать товар и убедить нас смыться подальше. Они, эти двое, не такие, как мы, они лузеры, которые все еще верят, что выкрутятся. Поэтому я предлагаю прыгать сразу и пока нас не переубедили.

– Этого мало. Над еще оставить записку для газет: «Они спрыгнули с тарзанки без резинки», а то напишут черт знает что.

– Блестящая мысль.

Надин опять включает плеер: everyday, the sun shines[25], все же неприятно ощущать, что она в последний раз слышит эту песню.

Но ее не берет ни тоска, ни печаль. На Маню розовая блузка с кучей пятен от шоколада – она расстегнула ее до пупка, открывая невероятный бюстгальтер. Она красит ногти розовым лаком.

Надин обещает себе собраться в последний момент и вспомнить ее именно такой. Отличный финальный кадр.

Глава двадцать пятая

Солнце печет еще яростней.

В глубине ухоженного сада виднеется дом архитектора с множеством окон. Лестница из серых камней, извилистые дорожки, по бокам которых цветут яркие цветы. Как на рисунке уравновешенного ребенка. Показательное жилище в глубине показательного участка. Фатима описала его точно. Но Надин представляла его все же другим.

Они пришли пешком и нашли дом без труда. Баскетки натерли Надин щиколотку. Ей нужны носки, и поскорее. Она задыхается, чувствует, как пот течет по шее и на спине.

Маню жует жвачку, засунула в рот сразу несколько пластинок и шумно сглатывает слюну. Ее золотистые туфельки продрались – у нее кривая походка и она моментально растаптывает обувь.

Надин говорит:

– Удивительно, как быстро начинаешь походить на бродягу. Словно бомжуешь уже много месяцев.

– Истинная натура вылазит наружу.

– Ну да, натура у тебя сильная. И ты не прилагаешь особых усилий, чтобы прикрыть ее лаком.

– А барак у него ничего себе. Этот говнюк постарался сделать из дома конфетку.

Надин звонит. Они решили, что разговаривать будет она, поскольку она вызывает больше доверия. Они скажут, что занимаются анкетированием. Если он откажется их впустить, у Маню под рукой пушка, и они все равно прорвутся. А там видно будет.

Задача – заставить его открыть сейф. Исход не очевиден, ведь у него никакого интереса делать это. Хотя сегодня никому нет дела до его интересов – плохой день выдался, видать.

Чтобы заставить архитектора открыть сейф, надо, чтобы он был полным мудаком или чтобы они нашли убедительные доводы. Но особых доводов не потребуется, если он полный мудак.

Игра их развлекает сама по себе, цель для них не столь уж и важна, они не собираются никому ничего доказывать.

Они задавались вопросом, что делать, если он окажется дома не один. Пытались найти подходящий ответ, не нашли и забыли о проблеме. Маню заявила: «Самый лучшие план – отсутствие плана». И решили избрать тактику на месте.

Только бы он оказался один. Один и мудак – лучшее сочетание.

Мужчина, который открывает им, среднего роста. У него квадратная челюсть, он хорошо выбрит, седоватые виски. Столь же ухожен и представителен, как и его сад.

Спрашивает вежливо: «Что вам нужно?» У него низкий, хорошо поставленный голос, который тут же заставляет думать о сексе в полумраке, о медленных и размеренных движениях, об утонченных извращениях. Надин сообщает, что они работают для ИПСО, опрашивают людей о культурных потребностях женатых пар. Ее слова не кажутся ему выдумкой, не настораживают его.

Еще один дурак, который не понимает, что это та самая парочка из газет. Он приглашает их войти, отходит в сторону, пропуская их. Маню бормочет:

– Какой смысл красоваться на первой странице, если тебя не узнают?

– Чтобы портить настроение невинным, заткнись. Хозяин умеет принимать гостей. Предлагает им

сесть, спрашивает, не хотят ли они кофе. Удобный диван, светлая комната. За окном тянется сад. Кругом цветы. Слишком шикарно, но красиво. Так и хочется нащупать слабину, превратить этот покой и уют в кровавую бойню.

Полки на стенах забиты книгами. В промежутках висят репродукции картин. Репродукции? У хозяина хороший вкус. Он демонстрирует его, не впадая в вульгарность.

Видя такую утонченность, Надин ощущает, что начинает потеть как свинья, шумно дышать. Она чувствует себя не в своей тарелке, и это ее бесит.

Он варит кофе и задает им вопросы по поводу анкеты. Гостеприимен и раскован. Низкий голос, обволакивающие интонации. Надин отвечает уклончиво. Она уверена, что он считает их уродками, но слишком воспитан, чтобы показать это. Маню заранее радуется, пока тот суетится в кухне.

– Блядский рот, пол белый, вот картинка будет, когда польется кровь.

Он возвращается, ставит поднос на низенький столик из темного стекла. Его нельзя представить делающим неверный шаг. Такие люди не поскальзываются. На его лбу буквально написано: «Я уважаю свое тело, я ем здоровую пищу с самого раннего детства, у меня все в порядке с сексом, я предпочитаю классных женщин, которые кричат, когда я забавляюсь с ними, у меня интересная работа, жизнь удалась. Я красив». Такие выглядят хорошо даже в момент пробуждения, у таких никогда не бывает похмелья. Он исключение из большинства правил, он стоит над толпой. Непринужден и надежен.

Надин спрашивает себя, почему Фатима не сказала об этом важном пункте. Почему не предупредила, что посылает их к супергерою?

Он садится и поворачивается к ним, готовый отвечать на вопросы. Надин извлекает «смит–вессон», наводит на него. Она до сих пор не знает, какую стратегию избрать. Прищуривается и немного наклоняется, чтобы получше разглядеть выражение его лица при виде пушки. Он вопросительно смотрит на нее. Страх и паника столь чужды ему, что даже не отражаются на лице.

Маню наливает чашку кофе, наполняет вторую и передает ее Надин, спрашивает у хозяина, хочет ли он кофе. Он кивает, но она отрицательно качает головой:

– А вот хуй, мудила, не получишь.

Хохочет и достает из заднего кармана свою пушку, сжимает ее в одной руке, а второй подносит ко рту чашку и пьет кофе. Не сводит с него глаз и говорит Надин:

– Парень с апломбом. Теперь понимаю, о чем ты говоришь, когда рассказываешь про искаженные страхом лица. Хочу посмотреть, как у него полезут на лоб глаза, когда из–под рубашки поползут кишки.

Она замолкает и в упор смотрит на архитектора. Неприятное и похотливое лицо, больше похожее на карикатуру. Она задумчиво облизывает ствол пушки. Архитектор застыл в неподвижности, даже не мигает. Она помнит, что надо быть осторожней: если она случайно выстрелит, пуля войдет ей прямо в рот. Но мысль облизать ствол ей кажется соблазнительной. Она громко произносит:

– В конце концов я трахну себя этой пушкой. Быть может, ты еще увидишь это, мудила.

Надин размышляет – по сравнению с Маню, которая показывает свою звериную сторону, она выглядит более официальной, доступной. Хотя и слишком простецкой. Но хорошие мысли в голову не идут. Она встает, разглядывает книги, решив сыграть в симпатягу, отягощенную неврозами. Маню держит хозяина под прицелом.

Надин молится про себя, чтобы та поняла – надо играть на контрасте, использовать тактику легавых.

Осторожно достает книгу. The Stand. Спокойно листает ее. Ей надо начать, заговорить. Тянуть время – дело хорошее, страх пропитывает жертву насквозь. Но еще несколько секунд, и пауза чересчур затянется. Нельзя врываться к людям с пушкой в руке и молчать. Она ставит книгу на место. Достает с нижней полки «Идиота» и рассеянно спрашивает, словно занятая чтением сведений на обложке:

– Вы слыхали про нас?

– Боюсь, что да.

– Как уже отметила моя коллега, в убийстве мне больше всего нравится выражение на лицах жертв. Потрясающее выражение. Просто невероятно, как растягивается рот в крике. Удивительно, что способен сделать ужас с самым невыразительным лицом.

Замолкает, ставит книгу на место. Она пока еще сама не знает, куда клонит. Внимательно прислушивается – он даже не шелохнулся.

Она где–то читала, что серийные убийцы убивают, потому что не осознают, что их жертвы – тоже человеческие существа, а если бы они осознали, что у них есть имена и личности, они не могли бы убивать с такой холодностью. Судя по количеству чуши, хранящейся в его библиотеке, он наверняка читал что–нибудь в этом духе о психологии серийных убийц. Если ей повезло, то ее догадка верна. Грубая ловушка. Но ничего лучше не придумывается, и она начинает:

– А у вас есть вкус. Особенно в литературе, насколько я могу судить. Мне трудно ненавидеть человека, который читает Эллроя в подлиннике и имеет полного Сада. Вы, во всяком случае, разительно отличаетесь от наших прежних клиентов.

Она возвращается на место и с улыбкой садится. Не так, словно распоряжается его жизнью, а так, словно рада с ним встретиться.

Он улыбается в ответ. Она уверена, что он считает ее чудовищем, но умело скрывает это. Потому что нельзя играть с самолюбием вооруженных людей. Если только не пытается ее умилостивить. Она не знает, как понимать его поведение. Она не знает, что делать со своим телом, когда он смотрит на нее. Она ходит по натянутому канату. Только не дать понять, что она теряет равновесие. В конце концов, она находится по нужную сторону пушки.

Но почему он так спокоен? Быть может, ощущает, что она паникует, в потому зло усмехается про себя.

Он с улыбкой настойчиво глядит на нее. Он достаточно умен, чтобы понимать – она ждет лести с его стороны. Ей хочется лести. Ей хочется, чтобы он признал ее, но боится, что не заслужила этого признания.

Она желает его.

И произносит тихо и размеренно, словно является хозяйкой ситуации:

– Между вашими предшественниками и вами есть еще одна разница, и разница большая. Мы никогда никого не убивали из–за денег. Мы иногда брали их. После убийства и на дело. Мне кажется ужасно вульгарным убивать ради денег. Вопрос этики. И я стою на этом. Это – мое убеждение. Красота поступка – я придаю огромное значение красоте поступка. Надо оставаться бескорыстным. Но сегодня мы пришли ради денег. Мы с коллегой собираемся уехать. Решили вдруг посмотреть мир.

Маню, которая уходила пошарить в баре, внезапно заявляет:

– И облегчить яйца аборигенам.

Надин снисходительно улыбается, глядя на нее. Словно привыкла путешествовать с умственно отсталой подругой. Потом улыбается хозяину, как бы говоря: «Она такая, но у нее доброе сердце, не обращайте внимания». Он отвечает на улыбку улыбкой. Он уверен, что они договорятся. Либо он очень хорошо играет свою роль, либо слушает то, что она говорит, и считает, что уловил суть. Нелепая и восхитительная насильница – литературный образ, да и только.

Она понимает, что затрачивает громадные усилия, чтобы выглядеть безмятежной и умиротворяющей. Словно излучает волны спокойствия всеми порами кожи:

– Проблема проста. У вас в соседней комнате в стену вделан сейф. Он спрятан за картиной Тапи. В этом сейфе лежат драгоценные камни. Поскольку у вас хороший вкус, вы интересуетесь бриллиантами. Человеку ваших качеств трудно удовлетвориться только биржевыми акциями…

– Я люблю красоту, похоже, вы это поняли. Надин поражена. Это его первая реплика – он произнес ее как истинный джентльмен. Салонный разговор – они беседуют. Они понимают и ценят друг друга.

Она подхватывает тем же шутливым тоном:

– Эти бриллианты самым прозаическим образом интересуют нас – они позволят нам путешествовать. А заодно вы сохраните свою шкуру. Мы не умеем открывать сейфы. А поэтому ждем, что вы сделаете это. Заключим пакт: вы отдаете нам камушки, а мы не причиняем вам никакого зла. Даю слово чести. Чего оно стоит – судить вам.

Она выложилась. Она сблефовала. Ей хочется уйти. Но она уверена, что все пойдет не так, как ей хочется.

Он кладет ногу на ногу, на мгновение задумывается. Маню стоит в центре комнаты с бутылкой «Глен Тернера» – она держит ее за горлышко. И уточняет:

– А если ты не откроешь свой говенный сейф, то плевать мне, что ты такой и сякой. Я с удовольствием сделаю дыру в твоей харе безмятежного кретина.

Поворачивается к Надин и добавляет:

– Тогда никто не станет говорить, что мы убили из–за денег, если это тебя так волнует. Наша честь будет спасена.

Надин кивает. Архитектор бросает на нее обеспокоенный взгляд. Немного обеспокоенный – до паники еще далеко.

Наконец он поднимает руки вверх в знак беспомощности и говорит:

– Не думаю, что вы оставили мне право на выбор. Прошу вас, следуйте за мной.

Маню идет за ним, подталкивая его дулом меж лопаток. Надин замыкает шествие, но он обращается к ней, словно здесь больше никого нет. Светский человек. Он не боится. Во всяком случае, не показывает страха.

– Я почти не читаю газет и не смотрю телевизор. Думаю, вы понимаете, почему отказываются от телевизора.

Она не понимает. Но и не знает, куда он клонит. Он пытается усыпить ее бдительность – у него есть какой–то план. А он продолжает:

– Но я слышал. о вас двоих и был весьма заинтригован… Я представлял вас иными… И по правде говоря, не рассчитывал, что встречусь с вами.

Они переходят в соседнюю комнату. Надин следит, как он сдвигает в сторону картину. Трахалась ли она когда с парнем такого класса? Будучи проституткой, она ложилась под изысканных клиентов. Но ни один из них никогда так не относился к ней, не проявлял таких усилий обольстить ее. Большая игра. Этот тип хочет ей понравиться. Каждый раз, когда их взгляды встречаются, он вкладывает в свой пыл и жар, показывая, что он не лишен чувств.

Все не так просто. Что–то вот–вот сорвется. Они сжимают в руках оружие, держатся скованно и внимательно наблюдают за ним. У обеих одна и та же мысль: «Почему он ведет себя как мудак и что за этим скрывается?»

Сейф выглядит так, как они и думали, – темно–серый ящик с кодовыми колесиками, образующими треугольник. Перед тем как коснуться кнопок, он смотрит на Надин и заявляет:

– Я еще никогда не встречал женщины, похожей на вас. Вы, несомненно, ни на кого не походите. То, что вы делаете… ужасно жестоко. Наверное, вам пришлось много страдать, чтобы дойти до такой крайности, порвать с миром. Не знаю, какую пустыню вы пересекли и почему я вам доверяю. Как вы сказали, сделка проста, и я слепо вам доверяю. Я вижу в вас красоту, в самой глубине вашей души.

Он негромко смеется – у него утонченный смех – и покачивает головой:

– Вы – несомненно личность. Мы едва знакомы, но можно сказать, что у нас состоялась встреча. Я не могу помешать себе… быть вами очарованным. Я мог бы с вами много о чем договориться.

Он неторопливо вращает кнопки, поглощенный своими рассуждениями.

Надин сохраняет спокойствие. Он жеманничает. Она не верит своим глазам. Неужели он предложит ей на дорожку полизать ее киску? Он способен на такое. Извращенец. Флиртует с опасной женщиной, обольщает убийцу.

Надин смотрит на его руки. Белые и тонкие пальцы слегка искривлены, сквозь кожу просвечивают вены. Быстрые и ловкие руки. Она представляет себе, как эти руки скользят по ее телу. Это правильное лицо, склоняющееся над ней. У него на шее тонкая золотая цепочка. Его губы, бегущие по ее телу.

Ей будет стыдно за свое тело по сравнению с его телом. Под ласками такого любовника ее кожа станет жирной и волосатой, шершавой и красной, как у таракана. Отвратительно.

Он спрашивает:

– Кстати, а как вы узнали обо мне?

– Разве вам не ясно, что этот вопрос неуместен. Маню отталкивает его, как только приоткрывается дверца сейфа. Просовывает внутрь руки и кричит:

– Блядь, да здесь всего полно. Даже не могу поверить, что он не обосрался, пока открывал…

Хозяин стоит перед Надин, протягивая ей руки:

– Похоже, настал момент, чтобы связать меня. Он не боится. Он вбил себе в голову, что она свяжет

его. Надин улыбается – его поведение ее не удивило. Ему даже понравится, если она очень крепко свяжет его.

Она ни на секунду не представляет, что они могут причинить ему зло. Он протягивает руки, считает, что прожил волнующий день.

Ощутил ли он хоть раз страх с того момента, когда они вошли в его дом? Отнесся ли он к ним с полной серьезностью?

Он настаивает, обращаясь к Надин, веря в нее:

– Сейчас не время, но мне жаль, действительно жаль, что судьба не свела нас… в других обстоятельствах.

Надин молчит. Они стоят лицом друг к другу. Ей хочется прижаться к нему, поиграть с ним еще немного. Чтобы он был таким же вежливым, достойным, красивым и галантным.

Она оглядывает его. Она его желает.

Он столкнулся с двумя фуриями, о которых пишут, что они стреляют в людей без разбора, а он с ними разговаривает. Он уверен, что его пощадят. Что он еще раз уйдет от судьбы.

Маню приставляет пушку к его затылку. И говорит:

– А теперь мы тебя научим проигрывать.

Он вздрагивает. Надин хватает его за ухо, заставляет опуститься на колени. Он не сопротивляется. Ей кажется, что он даже получает от этого удовольствие. Она что–то цедит сквозь зубы, потом взрывается:

– Если смотреть сверху, то у тебя вовсе не такая уж смазливая морда. Сукин сын, ты слишком уверен в себе. Я чуть было не оставила тебя в живых. Но, пожалуй, мне доставит удовольствие прикончить тебя. Думаю, мне после этого будет легче стоять на ногах.

Он долго удерживался от паники. Невероятно долго. Но теперь паника охватила его. Глаза его умоляют, наконец он начинает молить о пощаде вслух.

Пытается встать, но она бьет его рукояткой по голове, показывая, что он должен стоять на коленях. Она обращается к Маню – та тоже долго сдерживала себя, а теперь на глазах сама превращается в истеричку:

– Он над нами издевается, этот мудак над нами издевается!

Наносит ему удар ногой в лицо. Отходит назад, чтобы полюбоваться на него. Он рыдает, всхлипывает. Маню наклоняется, треплет его по затылку, нежно повторяя:

– Мы пришли, чтобы научить тебя проигрывать. Он умоляет сохранить ему жизнь, хватается за

Маню и бормочет:

– Не убивайте меня, прошу вас, не убивайте. Маню выпрямляется и с презрением заявляет:

– Нет, я убивать не буду.

Он с рыданиями падает на пол. Она отходит и говорит Надин:

– Толстуха, прикончи этого мудака.

Надин вытягивает руку. Пуля входит в основание носа. Тело сотрясает судорога, и оно замирает. Оно похоже на мусорный мешок, который случайно надорвали, и красные, блестящие помои брызжут из отверстия.

Маню извлекает из сейфа все содержимое. Держа в охапке мешочки и ценные бумаги, она сообщает:

– Ты классно стреляешь – с прямой руки. Прямо ангел мщения. Мне нравится. Толстуха, ты растешь на глазах. Поздравляю.

Потом передает всю добычу Надин: малышке пришла в голову идея, и она предвкушает удовольствие. Спускает трусики, присаживается на головой архитектора и обильно поливает его мочой. Золотистые капли смешиваются с кровью, придавая ей неуместно красивый оттенок. Потом насмешливо сюсюкает:

– Любовь моя, прими это в дар.

Надин смотрит на нее. И находит ее поступок правильным. Она думает, что архитектор оценил бы это по достоинству.