Текст книги "Пылкая дикарка. Книга 2"
Автор книги: Вирджиния Нильсэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Когда они выехали, был серый, из-за наступивших сумерек, напоенный тяжелыми ароматами вечер. Дорога вдоль ручья шла между двумя рядами деревьев. Некоторые из них были украшены бурно разросшимися свисающими с веток ползучими растениями. Воздух, казалось, был пропитан запахом жимолости.
– А где находится Камышовый ручей? – спросила Орелия.
– Это – один из пяти ручьев, которые, словно растопыренная пятерня, пролегают через эту местность, – объяснил Мишель. – Здесь – царство сахарного тростника.
Мишель с мадам обменивались сплетнями о тех гостях, с которыми предстояла встреча, а Орелия большую часть занявшего целый час путешествия молчала, любуясь проплывающим за стеклом окна ландшафтом. Ей не давали покоя возбуждающее ее ожидание чего-то необычного и грызущая тревога.
Карета свернула на темную длинную аллею, над которой шатром раскинулась листва старых дубов и магнолий, под нижними ветвями которых носились мириады светлячков. В конце аллеи кучер остановил лошадей. Молодые чернокожие слуги с факелами в руках устремились к ним, чтобы осветить дорогу. Выйдя из кареты, они поднялись по лестнице на просторную веранду, где стояли хозяева, приветствуя гостей.
Они знали Мишеля и мадам Дюкло, а Орелию встретили с изысканной куртуазностью, не скрывая своего любопытства. Как только они вошли в дом, какая-то молодая женщина подбежала к Орелии, возбужденно воскликнула:
– Так это ты, Орелия? Я не могла поверить своим ушам, когда услыхала об этом!
Орелия еще не успела оглядеться, но почувствовала, что волнение пропало. Перед ней стояла Серафима, веселая толстушка, которая была пансионеркой в монастыре и училась с ней вместе в одном классе по рукоделию. Серафима была одной из воспитанниц, которая дружески относилась к сиротам. Она поприветствовала Орелию на правах старой подружки.
– Как я рада, что ты здесь! На десятки миль вокруг нет ни одной моей сверстницы. Я слышала о тебе много интригующего, Орелия. Маманутверждает, что Чарлз Пуатевэн пылает к тебе нежными чувствами. Неудивительно, ты такая миленькая!
– Я просто с ним встречалась, – пожав плечами, возразила Орелия.
– Ну, это он настоял, чтобы его тетушка пригласила тебя. Маманговорит, что ты связана с какой-то тайной, а Мишель Жардэн говорит каждому встречному, что у твоей семьи самое лучшее происхождение по кровным узам и что ты, вполне вероятно, будешь провозглашена наследницей. Как это здорово, Орелия, я просто обожаю тайны.
– А я нет, – сказала Орелия. – Мне хочется разрешить ее.
– Неужели ты на самом деле не знаешь, кто ты? – воскликнула Серафима. – Как здорово! А я только что жаловалась, что здесь, в Террбоне, ничего не происходит.
Проявляемый Серафимой к ней интерес и ее пылкий энтузиазм позволил Орелии чувствовать себя более уверенной в радушном приеме, что было для нее большим утешением, тем более, что она вскоре заметила свою золотоволосую сестру, стоявшую в другом конце комнаты. Нанетт с серьезным видом разговаривала с Алексом Арчером, который был просто неотразим в своем темном сюртуке и брюках, хотя у него был ужасно несчастный вид. Они о чем-то спорили. Нанетт, судя по всему, о чем-то его умоляла. Орелия была уверена, что Нанетт ее заметила, так как она, задрав подбородок, тут же повернулась к ней спиной. Это был, несомненно, намеренный, доставивший ей душевную боль, вызов. Ее сестра так же отреклась от нее, как и ее мать.
В эту минуту к ней подошел Чарлз Пуатевэн и пригласил на танец. С улыбкой она приняла его приглашение, и вскоре ей уже не давали прохода кавалеры, желавшие с ней потанцевать. Все эти часы, проведенные на балу, казались ей каким-то неуловимым сном. Сколько раз, лежа на жестком матраце в сиротском общежитии, она воображала себя самой красивой девушкой на замечательном балу, но это все были лишь ее фантазии, она это понимала, а вот теперь все происходило на самом деле.
Ее сон благодаря стараниям Мишеля Жардэна и мадам Дюкло стал реальностью, но все же в нем было что-то от кошмара, так как, кружась в вальсе, постоянно кланяясь и приседая в книксене, она все время чувствовала у себя за спиной враждебный взгляд Нанетт, которая не спускала с нее голубых глаз отца, в которых мелькала злоба. Она постоянно избегала ее взгляда и все время о чем-то шепталась с кем-нибудь из гостей.
Наконец, разгорячившись, помня предостережение мадам Дюкло, что она все еще носит траур и не должна танцевать до упаду, оставаясь как можно более скромной и спокойной, она отказала третьему приглашению Чарлза и отправилась наверх, в комнату для дам.
Когда она тихо туда вошла, какая-то женщина говорила:
– Она считает, что Мишель Жардэн хочет наложить лапу на часть наследства семьи Кроули. Он сделал в прошлом году Нанетт предложение, но, как вам наверняка известно, получил отказ.
Орелия остановилась. Неужели Мишель хотел жениться на ее сестре?
– На прошлой неделе я была приглашена на утренний кофе в Мэнс, – ответила ей собеседница, – и Элизабет рассказала мне совершенно иную историю по сравнению с тем, что распускает здесь Мишель...
Орелия понимала, что правила приличия требовали от нее дать знать им о своем присутствии, но она, словно окаменев, замерла на месте, когда до нее донеслись их слова:
– Она утверждает, что эта девушка не только незаконнорожденная, но что, вероятно, Иван одурачил этих добропорядочных монахинь своей фантазией о своем адюльтере с красоткой из высшего общества, так как правда состоит в том, что она маннелука, пытающаяся выдать себя за белую.
Чувствуя, что она вот-вот упадет в обморок, Орелия выбежала из комнаты. Маннелука? Значит, они убеждены, что она – дочь октаронки. Инстинктивно она искала на галерее тень погуще, чтобы скрыть охватившее ее негодование. Ее всю трясло.
Когда она порывисто выбежала на галерею, в дальнем конце комнаты Алекс Арчер разговаривал с одним из своих прежних клиентов.
– Что вы на это скажете, месье? – Жардэн говорит своим друзьям, что намерен на ней жениться.
– У него недурной вкус, – прошептал Алекс и, извинившись, выскользнул из комнаты через высокое – от пола до потолка – растворенное настежь окно. Он был свидетелем одержанного Орелией триумфа. Сплетнями о ней, казалось, наполнилась вся комната, – с нее все не спускали глаз, все о ней говорили. Он заметил, как Жардэн тоже повсюду искал ее глазами.
Когда Нанетт обвинила его в том, что и он подпал под ее очарование, он с негодованием отверг ее вымыслы, хотя, может, и была причина для ревности. Он был восхищен поведением Орелии, ее спокойной уверенностью в себе. Она, конечно, знала, что все говорили только о ней, но не теряла своего скромного достоинства. Нет, она была слишком хороша для такого человека, как Жардэн.
Что-то ее расстроило, и ему казалось, что ему известна причина. Он испытывал острые угрызения совести, наблюдая, как Нанетт проводила свою работу среди пожилых женщин, и он знал, что только усилит ее гнев, пресекая все ее попытки к примирению.
Он шел по затемненной галерее и вдруг увидел Орелию. Сильно сжимая руками перила, она смотрела на сад, освещенный мириадами беспорядочно летающих жучков-светлячков. Подойдя к ней, он тихо сказал:
– Добрый вечер, мадемуазель Кроули.
Она порывисто задышала, пытаясь сдержать свои эмоции. Потом, повернувшись к Алексу, сказала:
– Вы назвали меня по имени отца, месье Арчер, – с вызовом сказала она. – Означает ли это, что вы верите моей истории?
– Я верю, что Иван Кроули был вашим отцом, – сказал он. – Но я не верю придуманной Мишелем Жардэном истории о том, что любовницей Кроули была таинственная женщина из высшего общества, которая тайно от всех родила вас.
– Почему же? – спросила она.
– Я не слышал ни одной сплетни, ни одного самого ничтожного слуха о каком-нибудь громком скандале, который мог бы подтвердить такую историю. Было бы просто невероятно, феноменально, если бы такое произошло, не вызывая при этом никаких подозрений у любителей посплетничать в Новом Орлеане.
– Мне кажется, что мой отец вел себя очень скромно, – холодно сказала Орелия. – К тому же я не рассчитывала, месье, что вы будете вести светскую беседу с человеком, которого вы обвинили в шантаже.
– Мне кажется, мадемуазель, что вас используют в корыстных целях. Вы сказали, что самое важное для вас – это узнать, кто была ваша мать, не так ли?
– У вас есть мать, месье?
Этот вопрос больно задел его, так как еще были свежи в его памяти ее признания.
– Да, само собой разумеется!
– Можете ли вы вообразить себе, – торопливо продолжала Орелия, – какую боль она причинила бы вам, если бы отреклась от вас? Я мечтаю о своей семье, а моя сестра от меня отреклась. Да, я хочу знать, кто родил меня!
– Мне самому очень бы хотелось это выяснить, не позволите ли вы мне помочь вам в этом?
– Вы ведь адвокат моей сестры! – воскликнула ошарашенная Орелия.
– Я больше таковым не являюсь. От моих услуг отказались.
Пораженная таким необычным признанием, она заколебалась, не зная, стоит ли задавать ему такой вопрос.
– Почему, в таком случае, вы по-прежнему заинтересованы в поисках моей матери?
– У меня есть свои причины для продолжения расследования, мадемуазель.
Ее дразнила теплота его тела и легкий запах ароматного рома. Он стоял так близко от нее.
– Вряд ли я смогу заплатить вам за услуги, месье. У меня нет своих денег.
– За все платит Жардэн? Я думал и о нем. Кем он вам приходится?
– Он был другом отца.
– И это все? – спросил он неожиданно резким тоном.
Гордо задрав подбородок, она окинула его таким высокомерным взглядом, который он мог назвать только королевским.
– У вас нет никакого права допрашивать меня, месье!
– Вы правы, – сказал он. Ее реакция его и трогала, и забавляла. – Прошу вас, мадемуазель Кроули, принять мои нижайшие извинения.
Услыхав снова такое дорогое для нее имя, она смягчилась.
– Месье Жардэн всегда был моим добрым другом, – из-за отца, – сказала она. Он видел, что она и в самом деле в это верит.
– В таком случае, могу ли я спросить, что вас так растревожило?
Почувствовав спазм в горле, она молча покачала головой.
– Я видел, как вы стремительно бежали с лестницы, словно кто-то вас ударил. Я предположил, что вы услыхали одну из сплетен, которые сегодня в таком изобилии циркулируют в этом доме. Я не прав?
Она была поражена.
– Эти люди на самом деле предполагают, что моя мать была октаронкой. Это чепуха. Я не такая дурочка, месье!
– Как и мадам Кроули, – добавил он кисло, и его замечание поставило в тупик Орелию. – Она отлично знает, что свободный цветной не может требовать в суде равных прав с белыми. Но так как вы не можете представить свою мать, мадемуазель, то, вероятно, мадам Кроули разработала свою защиту.
Орелия утратила дар речи. Она видела, в каком шоке оказались Нанетт и мадам Кроули, когда они узнали о ее существовании, как они отказывались в это поверить, и она, конечно, могла понять их отчаяние, но такая их враждебность по отношению к ней просто пугала. В своей невинности она и не предполагала, что столкнется с такой неприязнью со стороны законной семьи отца.
– Кажется, вас ищет дуэнья. Мне не хотелось бы подрывать вашу репутацию, она у вас, мадемуазель, вполне достойная, – сказал он с серьезным видом, – гораздо лучше, чем у Мишеля Жардэна. Не отчаивайтесь.
Оставив ее в полном смущении, он вновь через окно проскользнул в бальный зал и исчез в толпе танцующих. К ней подошла мадам Дюкло.
– Мишель повсюду ищет тебя, дорогая. Он готов отвезти нас домой.
В карете Мишель, взяв ее за руку, дружески ее похлопал.
– Сегодня вы пользовались громадным успехом, мадемуазель Орелия.
– Но вы ни разу со мной не станцевали, месье. – Она надеялась, что он ее пригласит, но он этого не сделал. Как и Алекс Арчер, но она на это и не рассчитывала.
В это мгновение мадам Дюкло громко чихнула. Мишель прошептал на ухо Орелии:
– Если вы окажетесь в моих объятиях, то я не смогу за себя поручиться, дорогая.
Вздрогнув, Орелия тут же отвернулась.
– Мадам, вы простыли?
– Нет, это пыльца какого-то растения у ручья. Щекочет нос. – Она снова чихнула.
Мишель не выпускал ее руку. Орелии почему-то стало неприятно, и она попыталась отдернуть ее. Невольно она подумала, почему ее не пригласил на танец Алекс Арчер? Может, по той же причине?
Теплая волна медленно пробежала по всему ее телу, и она была рада, что в темноте не было заметно ее покрасневшего лица.
7
Адвокатская контора Алекса Арчера состояла из двух смежных комнат в каркасном доме. Его практика пока не позволяла ему взять клерка. Когда он не работал наедине с клиентом, дверь между приемной и его кабинетом никогда не закрывалась, что позволяло ему время от времени, отрывая глаза от работы, бросить взгляд через окно в передней комнате на то, что происходило на улице.
Утром, в понедельник, он закрылся с месье Шашер с ручья Лафурш, который хотел подать в суд на свою соседку, вдову, которая имела привычку по утрам выходить во внутренний дворик в ночной рубашке, чтобы снять с веревки белье.
– Это же неприлично, месье! – сокрушался Шашер на своем местном кайюнском диалекте. – Она тем самым наносит мне оскорбление! Все знают, что она взяла в любовники этого негодяя Жана-Батиста!
– Именно это вас оскорбляет, не правда ли? – спросил с улыбкой Алекс.
– То, чем она занимается в своей спальне, – это ее личное дело. Разве она не может показываться на глаза соседям в чем-нибудь другом, а? Что бы вы мне посоветовали, месье?
Алекс, назвав ту сумму, в которую обойдется Шашеру его иск, посоветовал ему пойти домой и еще раз все хорошенько обдумать. Когда он стоял возле двери, провожая разгневанного посетителя, он увидел Мишеля Жардэна, пытавшегося привязать свою лошадь к столбу.
– Добрый день, Арчер, – любезно поприветствовал он Алекса, подходя к крыльцу. – Я видел вас вчера на балу. Милое развлечение, не так ли?
– Превосходный бал, – согласился с ним Алекс. Он сделал шаг назад, пропуская в контору Мишеля. В кабинете он указал ему на стул перед собой.
Мишель, отодвинув его в сторону, устроился на нем поудобнее, вытянув ноги и положив на колени кнут.
– Я что-то не заметил, чтобы вы все свое время уделяли танцам, – отпарировал Алекс.
– Я не очень люблю танцевать. Но мадемуазель Кроули, Орелия Кроули, оказала вполне благоприятное впечатление на любителей, как вы находите?
– Вполне с вами согласен.
– Ну, как ваши клиенты? Они готовы начать обсуждение возможного компромисса?
– Нет, – ответил Алекс. – По сути дела они наотрез отказались встретиться с вами, Жардэн, ни здесь, у меня, ни у себя, в Мэнсе.
– Очень жаль. – Жардэн начал лениво водить черенком кнута по полу. – Надеюсь, вы возьмете на себя их защиту, если мы обратимся в суд?
– Нет, но, несомненно, адвокат найдется. Может, кто-нибудь из Дональдсонвиля.
Рука Жардэна остановилась, кнут в ней замер, и он уставился на Алекса.
– От моих услуг отказались из-за того, что я им предложил полюбовное соглашение между вами. – Алекс вполне удовлетворился таким признанием. – Следующий ход за вами, Жардэн.
– Вот почему вы не танцевали на балу с Нанетт, – воскликнул Мишель. – Вы из-за этого поссорились?
Алекс с равнодушным молчанием бросил на него ответный взгляд.
Жардэн расхохотался.
– Ничего себе, будь я проклят? Ну, а как теперь с помолвкой?
– Какой помолвкой? – вежливо осведомился Алекс. – Разве вы не помните, что они носят траур?
– Да, да, извините. – Мишель встал. – Сообщение об этом так и не было официально оглашено, не так ли?
– Нет, не было. Если мы с вами уже не противники, – сказал Алекс, – не смогли бы вы удовлетворить мое любопытство, Жардэн. Вы на самом деле не знаете той женщины, которая родила Орелию? Или же Кроули сказал вам?
Глаза у Мишеля заблестели.
– Кроули не открыл мне, кто она. Ни мне, ни кому-либо другому, насколько мне известно. Но ведь любому ясно, что Орелия – это высший класс, правда?
– Любому? Вы, вероятно, забываете о моих прежних клиентах.
Мишель пожал плечами.
– Отрицать это – в их интересах.
– Вероятно, сами вы не верите тем слухам, которые здесь постоянно циркулируют, если, как я понял, вы уверяете своих друзей в том, что подумываете о браке с этой юной леди.
Жардэн колебался.
– Ну, об этом говорить пока еще рано, – беспечно сказал он. – Так, к слову пришлось, и я не думал, что кто-то начнет всерьез повторять мои необдуманные слова, – он повернулся к двери. – Значит, вы вышли из игры? В таком случае пожелайте мне удачи, Арчер!
– Желаю всего наилучшего! – радушно сказал Алекс. Поднявшись, он проводил Жардэна до двери. Глядя, как он забрался в седло, как перевел лошадь на рысь, он подумал: "Лжет". Кроули, может, ему ничего и не сказал, но Мишель Жардэн знал, кто была мать Орелии.
В глубокой задумчивости он подошел к письменному столу. Он всегда сомневался в притязаниях Жардэна на тесную дружбу с Иваном Кроули. Но если информацию о родственном отношении Орелии к семье Кроули не сообщил ему сам плантатор, то каким образом она к нему попала? "Может, – подумал Алекс, – ему следовало побыть подольше в Новом Орлеане, чтобы выяснить как можно больше о самом Жардэне"?
Очистив стол от бумаг, надев шляпу, он, заперев контору, пошел пешком домой, в пансион, где распорядился, чтобы горничная оставила место и для него за обеденным столом. Усевшись на стуле по правую руку от мадемуазель Клодетт, он увидел, как в столовую вошли мадемуазель Орелия и мадам Дюкло.
Поднявшись, он отвесил поклон. Они прошептали свои приветствия. Мадемуазель сказала что-то слуге, и он тотчас подал суп. Сама хозяйка молча сидела во главе стола, с хмурым лицом, с грузными, отяжелевшими чертами, но Алекс счел ее поведение скорее признаком застенчивой сдержанности, чем неудовольствия. Они ели в полной тишине.
Алекс размышлял над тем, кто подарил это платье Орелии – Жардэн? Она очень хорошо выглядела в нем, с этим глубоким декольте и свободными широкими рукавами, в трауре, который служил великолепным фоном для ее золотисто-красноватых искорок в волосах и рыжевато-карих глазах.
"Лицо у нее красиво с любой точки зрения", – удивлялся он. Всякий художник будет без ума от прекрасного изгиба бровей над миндалевидными глазами, точеных скул, от мягкой линии щек, наплывающих на ее твердый подбородок с чуть заметной ямкой посредине. А как у нее была посажена голова на длинной, нежной, грациозной, словно стебель цветка, шее...
Он встрепенулся. Эта девушка внушала ему какие-то фантазии, – он воображал себя художником, рисующим ее портрет! Он понимал, что возбужден, и это его раздражало.
Орелия исподтишка бросала на него быстрые взгляды, вспоминая их удивительную беседу на галерее на балу. Она не сообщила ни Мишелю, ни мадам Дюкло о том, что он уже не адвокат семьи Кроули, ни о том, что он предложил ей помощь в поисках матери. Она подозревала, что с его стороны это простая уловка, чтобы разоружить ее, и если она повторила бы его слова Мишелю или мадам, то они наверняка сочли бы ее легковерной дурочкой.
– Мадемуазель, можно поговорить с вами после обеда?
Не дав Орелии ответить, мадам Дюкло холодно спросила:
– Что вы хотите узнать на сей раз, месье Арчер?
– Я располагаю некоторой информацией о первых годах жизни мадемуазель, которая может показаться ей достойной интереса. К тому же у меня к ней есть кое-какие вопросы, – беспечно сказал он, – которые возникли во время проведенного мной в Новом Орлеане расследования. Так как они носят личный характер, то лучше всего встретиться в гостиной...
– Делами нужно заниматься в конторе, месье.
Алекса немного озадачило высокомерное замечание мадам Дюкло. Но он настаивал на своем.
– Вас устроит в три часа пополудни?
– Вполне, месье. – Ее немногословность не побуждали к дальнейшей беседе.
Наверху мадам Дюкло не удержалась от комментария.
– Ты, вероятно, произвела сильное впечатление на балу у Визе.
– Вы, наверное, хотите сказать – "дурное"? – спросила Орелия. – Там все сплетничали обо мне.
– Ну, а что же ты хотела? Но ты не обращала на это никакого внимания и ходила с гордо поднятой головой. Было очень мудро с твоей стороны без лишнего шума обзаводиться друзьями, не оказывая никакого давления на семью Кроули. Я ожидала от них пробного шага. Может, в этом все дело.
Орелия через открытое окно увидела пунцово-красную птичку кардинала, которая только что опустилась на перила верхней галереи.
– Я не думаю, мадам.
– Почему, дорогая?
– Потому что месье Арчер больше не является адвокатом мадам Кроули.
– Что ты сказала? – воскликнула мадам грозным тоном. – Откуда тебе это известно?
– Он сам мне сказал об этом на балу.
– И он все же намеревается снова допросить тебя? Он не имеет на это права! Мы отправимся сегодня вечером к нему в контору. Орелия, подумай, он – большой негодяй!
Орелии очень хотелось верить в чистосердечное желание адвоката помочь найти ее мать, но она пока помалкивала, будучи до конца не уверенной в том, не оказалась ли она жертвой какого-нибудь жестокого обмана.
– Пойду вздремну, – сказала мадам, – и советую тебе последовать моему примеру. Я скажу Жульенне, чтобы нас не беспокоили.
Орелия согласилась немного отдохнуть, но ей хотелось почитать и она решила спуститься в библиотеку и выбрать там какую-нибудь книгу.
Библиотека была самой впечатляющей комнатой в старинном доме. Все ее стены были уставлены отлично сделанными полками, а время не уменьшило их драгоценного груза. Размеры коллекции книг мадемуазель де Авиньон напоминали лучше всего остального об ушедших в прошлое днях процветания и благородной лени. Когда она вошла, ей навстречу со стула, возле холодного камина, поднялся Алекс Арчер. Удивленная, она остановилась.
– Прошу прощения, месье. Но мне казалось, что вы вернулись в свою контору. – Она повернулась к двери.
– Прошу вас, мадемуазель, останьтесь. Я так хотел увидеть вас наедине, без вашего дракона. – На самом деле эта надежда была лишь плодом его фантазии, и он был просто в восторге от этой неожиданной встречи.
Трудно было противиться его умоляющей улыбке. Когда он оказался наедине с ней, лицом к лицу, он казался ей таким честным, таким надежным и достойным ее доверия, что все ее сомнения в отношении его предложения показались ей глупостью. Но она решила проявить стальную волю и не поддаваться его чарам.
– В этом нет никакой необходимости. От мадам Дюкло у меня нет секретов.
– Ну, а у нее?
Орелия нахмурилась.
– Мне кажется, вам лучше объясниться, месье Арчер.
– Я ничего не скрываю, – сказал он. – Просто, как незаинтересованный адвокат, спрашиваю: полностью ли вы доверяете мадам Дюкло и месье Мишелю Жардэну?
– У меня нет оснований им не доверять.
– Они считают вас потенциальной наследницей. Ваш отец оставил много денег. Это – довольно веская причина, чтобы относиться с недоверием к любому, мадемуазель.
– Я не настолько цинична, чтобы подозревать в чем-то своих друзей.
– В таком случае, вам известно, что Мишель Жардэн угрожал мадам Кроули подать на нее в суд, чтобы добиться от нее части имения вашего отца?
– Речь идет не о части, месье. Я хочу получить только обещанное мне приданое, – воодушевляясь, сказала она. – Разве это несправедливо, как вы думаете? В противном случае никто меня не возьмет замуж, и мне придется стать против своей воли белошвейкой для какой-нибудь госпожи, чтобы прокормить себя.
– Значит, вы собираетесь замуж за Мишеля Жардэна?
– Замуж за Мишеля? Что вы, конечно, нет! – воскликнула она.
– Я слышал, что он хвастается перед своими друзьями, что станет обладателем части имения Кроули.
Глаза ее вспыхнули.
– Все это сплетни и слухи! Боже мой! Да будет ли когда-нибудь всему этому конец? Я хочу добиться права пользоваться своим собственным именем, да. Но больше всего на свете я хочу найти свою мать, или если ее больше нет на этом свете, кого-нибудь из ее семьи. Что в этом неприличного?
– Спасибо, что доверились мне! – сказал он, получая удовольствие от проявляемого ею несгибаемого духа. В его голубых глазах появились искорки. – Но моя профессия адвоката требует, чтобы я вас предостерег. Я вот спрашиваю себя, почему вы считаете, что семья матери окажет вам более теплый прием, чем тот, который вы получили от семьи Кроули?
– Потому что я – ее дочь! – дерзко ответила Орелия.
Его сердце болело за нее.
– Прошу вас, мадемуазель, присядьте, – сказал он, указывая на стул.
– Не думаю, что это одобрит мадам, – начала было она, отлично зная, что мадам Дюкло сурово отчитает ее за пребывание в библиотеке с молодым человеком без сопровождения дуэньи.
Но Алекс ее перебил:
– Когда я был в городе, то совершил поездку на плантации на Обманчивой реке, где живут ваши приемные родители, чета Будэнов.
– Ах! – воскликнула она.
– Не хотите ли вы выслушать, что я узнал там?
– С большой охотой, месье. – Она не могла не воспользоваться такой возможностью, независимо от того, что подумает по этому поводу ее дуэнья.
– Я нашел их в добром здравии. Они в достаточной мере процветают благодаря изобретательности месье Будэна и скупости мадам. Она до сих пор скучает по вас. Она рассказала мне, что вы заняли в ее сердце то место, которое освободилось после утраты ее собственной дочери, и до сих пор ужасно расстроена тем, что ей запретили посещать вас в монастыре.
– Запретили? – переспросила Орелия. – Я этого не знала и очень плакала из-за того, что она не приходила.
– Мать-настоятельница объяснила мне, что таково было желание Кроули, – не поощрять ее посещений.
У Орелии был такой несчастный вид, что он поспешил с рассказом дальше. Та белая женщина, назвавшая себя Мари Легард, привезла вас к ним совсем младенцем. Вам что-нибудь говорит это имя?
– Нет, ничего.
– Вы были знакомы с ней в детстве?
– Во всяком случае, месье, я этого не помню...
– Мне не удалось напасть на ее след. Мадам Будэн сказала мне, что им с мужем щедро заплатили за ваше пребывание у них. И так как мадам Будэн потеряла своего ребенка, она смогла выкормить вас. Она сказала, что на полученные за вас деньги она смогли приобрести плантацию сахарного тростника на Обманчивой реке. Они должны были переехать туда из Нового Орлеана. Такое условие было поставлено при сделке.
Орелии казалось, что сердце ее забилось чаще. Вероятно, им на самом деле уплатили немало денег за первые шесть лет ее жизни, если они смогли купить себе целую плантацию. Это, как ей показалось, подтверждало слова Мишеля о том, что ее мать тоже была выходцем из богатой семьи.
Медленно растягивая слова, она сказала:
– Месье Жардэн никогда мне ничего не говорил о Будэнах.
– Как давно вы знакомы с Жардэном?
– Он приехал ко мне в монастырь после смерти отца. – Она не подвергла сомнению то, что он ей рассказал, но скорее всего за нее это сделала мать-настоятельница. Ей хотелось знать: известно ли мадам Дюкло о сделке ее отца с Будэнами. – Вы хорошо знали моего отца, месье Арчер?
– Я знал его с детства, но это еще не дает мне права утверждать, что я его хорошо знал.
– Это он рассказал вам об этом?
– Нет. Я узнал об этом от матери-настоятельницы и от самой мадам Будэн. У вашего отца было немало тайн. Одна из них заключается в следующем: почему он, затратив столько денег на ваше содержание и воспитание, не включил вас в свое завещание? Или, хотя бы, по крайней мере, не предусмотрел в нем приданое для вас?
– Месье Жардэн объясняет это его медлительностью, проволочками или недосмотром. Он говорит, что никто на самом деле не верил, что он так скоро умрет.
– Весьма трезвый ответ, – сказал Алекс, думая про себя, – "и очень умный". – Но если это был недосмотр, то весьма для вас нежелаемый.
Она помолчала с минуту.
– Я родилась в городе?
– Вероятно. Но нигде нет церковной записи о вашем крещении.
Она вздохнула.
– Что же еще вам удалось узнать в Новом Орлеане?
– Что Иван Кроули был добрым человеком – он освободил свою старую няню-африканку и привлек ее к бизнесу, но не был верным супругом.
"Поэтому я и оказалась незаконнорожденной", – с горечью думала Орелия. Она в глубине сердца испытывала отвращение к этим, в далеком прошлом, возлюбленным, которые думали лишь о своем удовольствии. Ей хотелось встретиться с ними и бросить им в лицо: "Ну, а что вы скажете обо мне?" Она надеялась, что ее мать еще жива. В один прекрасный день она ее найдет и бросит это обвинение ей в лицо!
– Вам ничего не удалось разузнать о моей матери?
– Ничего, но я выясню. Я хочу знать правду ради вас. Очень хочу. – "Я хочу разоблачить Жардэна, продемонстрировать всем, что это за интриган", – гневно добавил он про себя.
Орелия, хотя и заметила искорки гнева в его глазах, не поняла, чем они вызваны. Она встала. Она представляла, что скажет мадам Дюкло, если узнает об их частной беседе с глазу на глаз.
– Благодарю вас, месье, за то, что вы мне рассказали. Я спустилась сюда, чтобы выбрать книгу...
– Могу ли я вам помочь? – Он повел ее к полкам. В его походке чувствовалась сила и грация и, идя рядом с ним, она ощутила его как мужчину, и это ее странным образом возбудило.
Он улыбался, глядя сверху на нее.
– На французском или английском?
– На французском, пожалуйста.
– Боюсь, мадемуазель, подбор несколько устарел. – Он шарил глазами по полкам и вдруг, протянув руку, достал томик.
– Вот Руссо – "Юлия", или "Новая Элоиза". Вы ее читали?
– Нет, месье, в монастыре мы читали только молитвенники и Библию.
– Вы получите большое удовольствие от чтения английских романов Джейн Остин. Вы читаете по-английски, не так ли?
– Да, сэр. Достаточно хорошо. – Ее улыбка, ее акцент, с которым она произносила английские слова, наполняли его таким очарованием, что у него перехватило дыхание. Он потянулся за другой книгой, отворачивая в сторону глаза, чтобы она по ним не догадалась, что он испытывает внутри.
– Вот – "Гордость и предрассудки"! Вы знаете эту книгу?
– Нет, месье.
– В таком случае, вас ждет большое удовольствие, – обещаю вам.
Когда он дал ей в руки оба тома, его пальцы прикоснулись к ее пальцам, и теперь уже от этого прикосновения перехватило дыхание у нее. Какая удивительно чувствительная у нее была кожа! Словно она сама по себе обладала памятью и сохраняла теплоту его руки еще долго после того, как он ее убрал.
Поблагодарив его, она быстро поднялась наверх и, к своему облегчению, обнаружила, что мадам Дюкло спит у нее в комнате. Щеки у нее по-прежнему пылали, а сердце учащенно билось. "Он же жених Нанетт", – напомнила она себе.
Оставшись в библиотеке, Алекс с минуту о чем-то размышлял. Расследование по делу Орелии Кроули было весьма щепетильным и почти безнадежным. Но что за очаровательное создание! Та жалость, которую он испытывал к ней, тайна ее происхождения, помогла ему на время позабыть неуверенность в собственном будущем, особенно сейчас, когда он порвал связь с Нанетт, длившуюся почти всю его сознательную жизнь. Он неторопливо размышлял о той информации, которой располагал об Орелии Кроули, пытаясь выявить новые подходы, которые можно было бы изучить в Новом Орлеане.
