Текст книги "Пылкая дикарка. Книга 2"
Автор книги: Вирджиния Нильсэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
– Сядем в лодку, – деловым тоном ответила ее мать.
"И нас всех унесет в залив", – подумал Алекс. Он был в таком отчаянии, что ему даже не хотелось говорить.
Он знал – и Клео наверняка это тоже знала – что когда шторм пронесется над ними, то прилив кончится. Высокая вода схлынет так же быстро, как и поднялась. Даже если бы у них у всех было по веслу, даже если бы они отчаянно гребли втроем, они не смогли бы противостоять приливу, который, несомненно, вынес бы их пирогу в открытые воды залива, где их спасение зависело от весьма призрачного шанса встретить на пути один из пароходов, курсирующих между Новым Орлеаном и Галвестоном.
12
Они сидели бесконечно долго, не смея пошевелиться, лишь глядя на воду, которая угрожающе поднималась под хижиной, и прислушиваясь к злобным завываниям бури. Каждое мгновение они должны были быть готовыми перебраться в пирогу из кипарисового дерева, которая, как и предвидела Клео, поднималась вместе с приливом, и теперь покачивалась на воде всего в нескольких футах от пола галереи.
Постепенно исчезли, растворились в темноте все просветы. Но до того как тьма окончательно сгустилась, ветер неожиданно ослабел, а дождь почти прекратился. Через щель в темных облаках на несколько минут пробился ярко-красный солнечный луч.
– Посмотрите! – воскликнула Орелия. – Шторм закончился!
– Нет, что вы, – предостерегла их Клео. – Если мы сейчас рискнем и отправимся в плавание, то можем за это расплатиться жизнями. Мы скорее всего выдержали лишь его первый напор. Многие были одурачены таким его поведением и в результате погибли. Нужно все же подождать, посмотрим, что произойдет дальше. – Она оказалась права. Через час ветер, дующий до этого с востока, переместился на юго-восток и снова погнал на них тяжелые дождевые облака. Они поплотнее прижались друг к другу, чувствуя, как необходимо им сейчас быть вместе, молясь, чтобы крыша их уцелела.
Около полуночи Алекс заметил, что шторм снова ослабел. Они убедились в том, что вода больше не поднималась. Он вышел на галерею. Облачный покров у них над головами утончился, и теперь через него проникал рассеянный лунный свет. Он теперь ясно видел, как быстро отступает высокий прилив, с такой же скоростью, как и прибывал.
Когда он сообщил о своих наблюдениях Клео, та сказала с полной уверенностью:
– Ну, теперь шторм наверняка пронесся дальше.
К ее великой радости, у нее в голове промелькнула приятная мысль: "Я снова увижу Поля!" Она знала, что получила еще один шанс стать счастливой, и это вызывало у нее больше удовлетворение. Она поедет с ним в Париж, и они будут жить до конца своих дней вместе.
После того как ее внутреннее напряжение спало, Орелия не чувствовала ничего, кроме изнеможения и усталости. Она могла прямо здесь свалиться на пол и тут же заснуть. Но мать настояла на том, чтобы они сняли мокрую одежду.
– Нельзя спать в мокром! – предостерегла она их.
Они провели в полной темноте столько времени, что их глаза уже к ней привыкли, и теперь они могли различать предметы и передвигаться. Клео, отправив Алекса в смежную комнату, сказала:
– Развесьте на стуле вашу рубашку и штаны. – Потом, обращаясь к Орелии, предложила: – Ну-ка снимите ваше платье. Я развешу его на стуле. По-моему, нижнее белье сухое. Потом отправляйтесь в кровать, я последую за вами, вот только сниму мокрую одежду. – Она задернула хлопчатобумажную занавеску, служившую дверью между двумя комнатами. – Мы так скорее высохнем. Алекс! Не смейте подглядывать!
– Вы мне подбросили отличную идею! – откликнулся Алекс. – В темноте не было видно его широкой улыбки, как и залившей лицо Орелии краски.
Орелия, торопливо снимая мокрое платье и нижнюю юбку, все время бросала настороженные взгляды в сторону их импровизированной двери. Передавая их матери, она почувствовала, как всю ее охватила теплая волна, несмотря на принесенную штормом прохладу.
С помощью занавески Клео попыталась вначале высушить волосы Орелии, а потом и свои собственные.
Алекс из другой комнаты бесстыдно наблюдал за двумя скрытыми темнотой женскими фигурами. За их поразительной красоты формами, которые были так похожи одна на другую, хотя одна отличалась женской зрелостью, а другая девичьей нежной стройностью, за круглыми твердыми возвышенностями грудей, поблескивающих между прядями черных и золотисто-коричневых волос. Его любимая девушка, – он был убежден, – была самым изысканным творением Божьим, созданием, когда-либо рожденным мужчиной и женщиной. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоить растревоженное, учащенно бьющееся сердце.
Вскоре Орелия с Клео забрались под одеяло, и все в комнатах стихло, за исключением барабанившего по крыше дождя и постукивания время от времени борта пироги о сваю галереи.
– Спокойной ночи, – услыхала в темноте Орелия голос Алекса, который звучал так нежно, так сокровенно, так близко от нее.
– Спокойной ночи, Алекс, – ответили в один голос обе женщины.
Орелия чувствовала теплое тело матери рядом с собой, и от этого ей становилось особенно уютно.
– Спокойной ночи, маман, – прошептала она.
Мать ей не ответила, лишь обняла, словно защищая ее, рукой.
– Я – та самая девочка, которую у тебя украли, – снова прошептала Орелия. – Ты – моя мама. Больше ты не можешь этого отрицать, так как если мы здесь умрем...
– Я должна так поступать. Ты не умрешь. Ты займешь подобающее тебе место в мире твоего отца, точно так, как он предполагал сделать. Это было для него очень важно. Спокойной ночи, дорогая.
Клео, убрав пряди с ее лба, поцеловала дочь. Орелия быстро заснула.
Алекс проснулся первым. Завернувшись в одеяло, он прошел через комнату, в которой спали женщины, на галерею. Оглядевшись, он пришел к выводу, что вокруг кое-что изменилось по сравнению с тем, что они увидели, когда приехали сюда.
Короткий, неистовый шторм миновал. Землю, на которой стояла хижина, было снова хорошо видно. Солнечный свет играл на водной поверхности и на мокрой траве на болоте. По его мнению, уровень воды поднялся всего на фут по сравнению с тем, что наблюдалось до шторма, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы изменить окружающий пейзаж. Он не видел теперь тех клочков земли, которые замечал повсюду прежде.
Он не видел нигде поблизости ни их поврежденной лодки, ни сорванной с соседней хижины крыши. Перегнувшись через перила, он, к своему великому облегчению, заметил, что индейская лодка-каноэ лежит на земле, по-прежнему привязанная веревкой к свае хижины. Да, это было их единственное транспортное средство, способное вернуть их обратно к цивилизации. Он понимал, насколько они должны теперь быть благодарны за опыт, почерпнутый Клео в области индейского ремесла.
Услыхав за спиной настороженный шепот, он закричал:
– Я возвращаюсь за своей одеждой!
Женщины взвизгнули.
Рассмеявшись, он, поплотнее обмотав вокруг себя одеяло, вошел в комнату, прошел мимо кровати, где рядышком лежали две головки – черноволосая и та, его любимая, с золотисто-коричневыми волосами. Две пары глаз, удивительно похожие друг на друга по форме, в упор глядели на него.
– Мы снова на твердой земле, – сказал он, входя в свою комнату-склад, где хранились капканы, сети и горшки для хранения крабов, чтобы одеться. Одежда его еще была сырой, и натягивать ее было неприятно.
Когда он снова вышел к ним, на Клео и Орелии уже были надеты их пострадавшие от стихии платья.
– Да, мы собой являем печальную картину, – сказала смеясь Орелия.
– Славу Богу, что все живы, – с чувством ответил Алекс. "Ах, если бы он вдруг потерял ее!.." Такой шальной мысли было вполне достаточно, если бы ему потребовались доказательства его любви к ней.
У Клео в корзине для провизии оказалось еще немного хлеба, сыра и даже полбутылки вина. Они позавтракали. Алекс сбросил вниз шест, который Клео накануне благоразумно внесла в хижину. Потом, закрыв дом, они спустились по шаткой лесенке на землю. Общими усилиями они подтащили пирогу к краю берега, к воде.
Орелия, как никогда, сейчас чувствовала родственную ауру, которая возникла из-за совместно пережитых опасностей, вызванных штормом. Ее охватило чувство семьи, она это остро осознавала, и ее голодное до ласки сердце размякло.
Клео указала Орелии и Алексу, где разместиться в пироге. Она с поразительной ловкостью протащила пирогу по мокрой траве, лихо впрыгнула в нее и, мастерски орудуя шестом, направила лодку на глубину. Удерживая равновесие, она энергичными взмахами шеста отгоняла лодку все дальше от острова Наварро. Так началось их обратное путешествие к складу месье Вейля через преобразившуюся после шторма лагуну.
Алекс был настолько поглощен изменившимся ландшафтом, что вскоре перестал мысленно выяснять, в каком месте они находятся, полностью доверяясь опыту этой замечательной женщины, матери Орелии, которая стояла надежно, расставив ноги, упершись ступнями в дно пироги. Своими сильными руками она залихватски управлялась с похожим на весло шестом, словно не прошло тех восемнадцати лет, когда она в последний раз его держала.
– Такое не забывается, – ответила она, когда он восхитился ее искусством.
– Мадам Клео, я хочу жениться на Орелии. Вы дадите свое благословение?
– Вам его не потребуется, – напомнила она ему, улыбнувшись Орелии.
– А что вы предлагаете? Может, мне нужно обратиться к кому-нибудь еще за разрешением? Может, к матери-настоятельнице?
Клео задумалась.
– Конечно, с ней нужно посоветоваться.
– Ну, а что вы скажете по поводу приемной матери, мадам Будэн, той женщине, которая воспитывала ее первые шесть лет жизни?
Она посмотрела на Орелию.
– Ты мне о ней ничего не говорила. Она была добра к тебе?
– Думаю, что да. Я очень плохо ее помню, но мать-настоятельница утверждает, что я горько плакала из-за нее, когда впервые меня привезли в монастырь.
Тень исчезла с лица Клео.
– В таком случае она обязательно должна присутствовать на свадьбе.
– Совершенно с вами согласен, – сказал Алекс.
– Месье! – раздраженно спросила Орелия. – Не кажется ли вам, что вы кое-что забываете? Насколько я знаю, я отказала вам, когда вы обратились ко мне с предложением руки и сердца!
– Я клоню к этому, – ответил Алекс, и в глазах у него заплясали смешинки. – Думаю, нужно обратиться с такой просьбой к матери-настоятельнице...
– Вам придется сказать ей, что поиски Орелией своих родителей не увенчались успехом...
– И что она хочет, чтобы месье и мадам Будэн выдали ее замуж.
– Неужели вы способны солгать матери-настоятельнице? – воскликнула Орелия.
– Конечно, нет, если только мне это удастся, – беззаботно ответил Алекс. – Думаю, что все можно уладить очень просто, вообще не упоминая о том, что случилось за последние два дня.
– А вы доверяете мадам Дюкло? – спросила его Клео.
– Я готов в этом даже пойти на такой риск, – ответил Алекс, бросив выразительный взгляд на Орелию, от которого у нее покраснели щеки и шея.
– А вы доверяете своим друзьям в таверне?
– Вам придется пойти и на этот риск, не правда ли? Женитесь на ней, Алекс. Но если вы окажетесь плохим мужем для нее, я сниму с вас голову.
Алекс рассмеялся.
– Не бойтесь, мадам. Я ценю свое сокровище, и думаю, моя семья будет относиться к ней точно так же. Орелия, ты пойдешь за меня?
Орелия бросила на него опасливый, томный взгляд. Что ей ответить? Этот обман был затеян и спланирован давным-давно ее отцом. Но как и чем он обернется для Алекса?
– А что, если твоей семье станет известно, что в моих жилах течет индейская кровь?
– Или даже китайская, французская или португальская, – насмешливо продолжила перечисление Клео. – Какое это имеет значение, если твой отец чистокровный англичанин?
– ...Но в законе говорится... Ах, Алекс, не боишься ли ты, предпринимая попытку жениться на мне?
– Это может быть одинаково опасно и для меня, и для тебя, дорогая, – здраво ответил он.
– Ты должна взять фамилию Будэн, – решительно и твердо заявила Клео. И всякому, кто слыхал о твоем расследовании с целью признания со стороны семьи Кроули части наследства отца, ты должна говорить, что тебе так и не удалось раздобыть доказательства того, что Иван Кроули действовал в этом деле от имени другого лица.
– А такое можно сделать? – спросила Орелия с дрожью в голосе, со слабой надеждой.
– Мы просто обязаны, – сказал Алекс. – Я хочу, чтобы ты стала моей законной женой, чтобы у нас были законные дети. Если понадобится, я уеду в такое место, где таких глупых расовых законов не существует. Я буду защищать тебя всей своей жизнью. Клянусь. И в этом я найду мощную поддержку со стороны своей семьи, употребив, если потребуется, все ее важные связи и крупное состояние. Я в этом уверен.
– В таком случае, – прошептала Орелия, – я могу ответить на твое предложение согласием. – Хотя это и проявление моей слабости, но я все равно согласна!
Алекс порывисто вскочил, чтобы обнять ее, но тут же замер на месте, услыхав грозный окрик Клео.
– Боже мой! Да вы нас перевернете! – Потом она рассмеялась.
Алекс с Орелией не поняли, чему она так сердечно смеется, но им и не нужно было этого знать, они и без того были счастливы. Они тоже от всего сердца рассмеялись. Их звонкий смех звучал над болотами и лагуной, а Клео искусно толкала шестом пирогу через мелководье.
В таверне они увидели Эстер, которая ждала их с нанятой каретой. Она встретила их с глубоким вздохом облегчения.
– Я так беспокоилась, мадам! Кучер где-то здесь...
– Нужно отыскать его, – сказала Клео. – Мы уезжаем, нужно поторопиться. Я возвращаюсь в индейскую деревню. Мне жаль, Орелия, но я не смогу тебя взять с собой. Нельзя, чтобы нас там увидели вместе. – Это было самое веское признание с ее стороны на словах их родственных отношений.
– Мне очень хотелось бы, чтобы ты осталась с нами. Теперь, когда я нашла тебя...
В глазах Клео отразилась точно такая печаль, что и в глазах дочери.
– Ты должна забыть обо мне.
Орелия не могла сдержать слез.
– Нет, я никогда, никогда тебя не забуду! А я-то думала, что ты меня бросила! Никогда себе этого не прощу! Я хочу, чтобы ты присутствовала у нас на свадьбе.
– Это невозможно, дорогая.
– Но мы найдем какой-нибудь предлог, чтобы залучить вас в Беллемонт, – пообещал Алекс, но Клео, которая, вероятно, была этим сильно растрогана, только покачала головой. – К тому же вы будете рядом, если мне взбредет в голову пристраститься к азартным играм!
– Да, вот это возможность! – сказала Клео, улыбаясь сквозь слезы. – Но я не смогу побывать у вас на свадьбе. Во-первых, ваши слуги не преминут посплетничать, во-вторых, ваши друзья испытают настоящий шок. Кроме того, я уезжаю в Париж на год, может, даже больше.
– В Париж! – воскликнула Орелия.
Клео сняла с руки золотой браслет.
– Я хочу подарить тебе его, Орелия. Это подарок твоего отца.
Слезы мешали Орелии говорить. Обняв мать за шею, она разрыдалась:
– Не оставляй меня, не оставляй!
Клео крепко прижимала ее к груди.
– Я всегда буду с тобой, дитя мое. Теперь ты знаешь, где я, и я всегда буду там для тебя. Всегда!
– Мадам Клео, я привезу Орелию в Париж во время нашего медового месяца, – сказал Алекс глухим от волнения голосом.
– Ах, какое это будет счастье! Там мы сможем побыть вместе. – Поцеловав Орелию, она, поманив рукой Эстер, быстро вошла в таверну.
Алекс помог Орелии забраться в карету, потом, сев рядом, обнял ее. Она рыдала у него в объятиях, покуда из таверны не вышел их кучер.
В пансионе мадам Дюкло все еще ожидала прихода парохода в Лафурш, чтобы отправиться в Новый Орлеан. Она с радостью согласилась сопровождать Орелию в Беллемонт и приняла приглашение присутствовать на их свадьбе. Через неделю Алекс с Орелией в сопровождении мадам Дюкло приехали в родовое поместье Алекса на ручье Святого Иоанна.
У Орелии расширились от удивления глаза, когда она увидела ватагу чернокожих ребятишек, сломя голову несущихся к чугунным воротам. Они ловко распахнули их перед каретой и громкими возгласами приветствовали молодого хозяина, которого они заметили в окне. Когда пара гнедых рысцой приближалась к дорожке, Орелия разглядывала массивный белый дом с импозантными двумя галереями, поддерживаемыми сверкающими белыми колоннами, и его два крыла с обеих сторон. Она испытывала благоговейный страх от величия дома и красоты его большого сада. Она схватила за руку Алекса. Как она была рада, что мадам Дюкло согласилась сопровождать их, – эта бесстрашная леди настояла на выполнении своих обязанностей дуэньи до передачи Орелии в руки мадам Арчер.
Оставив Лафитта позаботиться о багаже, Алекс подвел Орелию и мадам Дюкло к широкому, освещенному полукругом фонариков крыльцу. Дверь им открыл чернокожий слуга, который поприветствовал с большим достоинством Алекса и его гостей.
– Добро пожаловать домой, мики! Мадам с мамзель Терезой сидят на задней галерее. Не соблаговолите подождать в гостиной, а я тем временем сообщу им о ваших гостях?
– Нет, – ответил Алекс, – я сам провожу мадам Дюкло и мадемуазель Орелию к ним. Принеси нам кофе. И вина! – добавил он. – Пусть это будет для них сюрпризом!
Слуга, окинув быстрым взглядом Орелию, весь просветлел:
– Слушаюсь, мики!
Алекс пошел впереди. Орелия со своей дуэньей следовали за ним по широкому холлу к высоким во всю стену окнам в дальнем конце. Сердце у нее сильно билось от волнения и от легкого, не покидавшего ее опасения, несмотря на все заверения со стороны Алекса, что его семья непременно ее полюбит.
Мать Алекса с сестрой были очень похожи друг на друга – у обеих были темные волосы, глаза и кремового цвета лица, типичные для женщин-креолок французского происхождения. Они посмотрели на них с восторженным удивлением, потом обе встали, воскликнув:
– Ах, это ты, Алекс! – Тереза, подбежав к брату, обняла его.
– Я привез с собой гостью, маман, – сказал Алекс, освобождаясь от объятий сестры, чтобы, в свою очередь, обнять мать. – Это Орелия Будэн, ну, надеюсь, ты знакома с мадам Дюкло, которая была ее дуэньей с того времени, как она покинула монастырь. Орелия, это моя мать, и Тереза...
Мелодия Арчер бросила на сына испытующий взгляд, грациозно протягивая руку вначале мадам Дюкло, а потом Орелии, которая чуть слышно при этом прошептала:
– Мадам.
"Неужели это та самая девушка, о которой он говорил ей, та, которая утверждает, что является незаконнорожденной дочерью Ивана Кроули?"
Вдруг в глазах Терезы вспыхнули огоньки.
– Да, я видела вас, Орелия, в монастыре!
– Я тоже помню вас, – ответила с улыбкой Орелия, – но я была в младшем классе, и к тому же жила в сиротском доме.
– Ну, у Орелии особая история, – небрежно заметил Алекс, – и мы послушаем ее как-нибудь вечерком, собравшись все вместе. Я хочу взять на себя инициативу и предложить выпить кофе прямо здесь, маман.
– Отлично! – согласилась Мелодия. Она сразу поняла, что ее сын глубоко влюблен в эту миловидную девушку, которая, снова повернувшись к ней, сказала:
– Я слышала так много о вашей семье от Алекса, мадам.
Мелодия с грустью подумала о Нанетт, но поспешила поскорее забыть об этом.
– Алекс у нас у всех любимчик, поэтому мы с особым радушием говорим вам "Добро пожаловать", мадемуазель. И вам, мадам Дюкло.
– Теперь я тебя вспомнила! – воскликнула Тереза. – Не ты ли постоянно влезала на дерево-пекан, чтобы заглянуть за монастырскую стену?
Рассмеявшись, Орелия призналась, что это на самом деле была она.
– Сестра Жозефина говорила, что просто сходит с ума, не зная, что с тобой делать!
– Она поручила мне присматривать за сиротами-малышами и заставила нести ответственность за их поведение, – призналась Орелия. – Я очень хорошо справлялась со своими обязанностями.
Они принялись болтать о тех сестрах-монахинях, которых обе знали, и вскоре Орелия почувствовала себя в своей тарелке. Мать Алекса развлекала мадам Дюкло.
– Как хорошо, что ты приехала, – сказала Тереза. – Ты умеешь ездить верхом?
– Что ты, я никогда не приближалась к лошади, только к той, которая запряжена в карету.
– Но мы с Алексом что-нибудь предпримем.
После приятного часа, проведенного за кофе и сладкими пирожками, мадам Дюкло отправили в ожидавшей ее карете к родственникам, у которых она остановилась, а Тереза проводила Орелию в ее будущую очень миленькую спальню голубого цвета, довольно просторную комнату, с широкой кроватью с обязательной противомоскитной сеткой, с изящным столиком из розового дерева и большим шкафом. Широкие французские окна выходили на галерею. На них были голубые бархатные шторы и деревянные закрывавшиеся на ночь ставни. Да, именно о такой комнате Орелия мечтала в своем монастыре!
Оставшись наедине с сыном, Мелодия спросила его:
– Ты ее любишь, правда?
– Да, маман. Ты с папой тоже ее полюбишь.
– Ну, а что будет с Нанетт?
– Я хочу обсудить этот вопрос с папой сегодня вечером, – сказал, немного помолчав, Алекс. – Никакой надежды на примирение нет. Если папа согласится, я могу возвратиться в Новый Орлеан, чтобы работать у него в конторе.
– Нет, я очень хочу, чтобы ты был рядом, сын мой.
Мелодия наградила его счастливой улыбкой.
Алекс твердо решил про себя, что никогда ей не расскажет, почему он поссорился с Нанетт, так как это наверняка вызвало бы у нее боль из-за единокровного брата. Но он расскажет отцу, почему теперь он был готов уехать из Террбона в Новый Орлеан, чтобы работать вместе с ним в его адвокатской конторе.
– Орелия просто очаровательна, – сказала Мелодия Арчер, и сердце ее до краев наполнилось счастьем.
Все новоорлеанцы оплакивали жертвы урагана, пронесшегося прошлым месяцем над Последним островом, островом-курортом, расположенном в Мексиканском заливе в устье ручья Террбон. Этот шторм Алексу с Орелией с помощью Клео удалось пережить, этот страшный шторм, в результате которого уровень в лагунах на болоте поднялся за четыре часа почти на десять футов. На Последнем острове ему за пятнадцать минут удалось стереть с лица земли все здания, включая роскошный, пользующийся большой популярностью у туристов отель. Сообщения об этом слишком поздно были получены в городе, так как на острове мало кто остался в живых. По крайней мере двести отдыхающих расстались с жизнью. Все находились в глубоком шоке, всех глубоко опечалили рассказы о гибели людей и причиненных ураганом разрушениях, все с упоением выслушивали странные рассказы о чудесных спасениях некоторых из них.
По этой причине состоявшаяся в саду в имении Беллемонт свадьба отличалась простотой, и на ней присутствовали лишь родственники и всего несколько гостей. Тем не менее состоялась прекрасная церемония. Старшая сестра Алекса, рыжеволосая Антуанетт, была почетной матроной Орелии, Тереза весьма привлекательной свидетельницей, а муж Антуанетты, Робер Робишо, был шафером Алекса. Среди немногочисленных гостей присутствовали мадам Дюкло и мать-настоятельница монастыря. Месье Будэн с Обманчивой реки отдавал замуж Орелию, а мадам Будэн в это время заливалась счастливыми слезами. Она радовалась не только за нее, но и их новой неожиданной встрече.
С деревьев в саду свешивались гирлянды из осенних цветов, образовывая четырехугольник храма на открытом воздухе, а перед алтарем стояли большие вазы с распустившимися цветами. Трио чернокожих музыкантов на задней галерее играли на скрипках и гитарах. Им активно помогали птицы, рассевшиеся на ветвях магнолий и деревьев-пекан по всему периметру большого сада.
Перед началом брачной церемонии Мелодия Арчер поцеловала Орелию в ее спальне на верхнем этаже, и там официально в частном порядке пригласила влиться в лоно их семьи. Джеф Арчер, импозантный отец Алекса, который был на него похож, словно более позднее издание одной и той же книги, подарил ей бриллиантовое ожерелье, серьезно заметив при этом, что его сын, по его мнению, сделал верный выбор.
Когда Орелия, стоя рядом с Алексом, произносила слова верности своему будущему мужу, сердце ее распирало от счастья. Она не только воссоединялась с человеком, которого была готова любить вечно, но еще получала и близкую, любящую семью, о которой она так мечтала и которую в один прекрасный день надеялась обрести. Но когда она прошептала "Согласна" и подтвердила свою клятву Алексу поцелуем, она вдруг почувствовала, что она была там, возле алтаря не вся, часть ее существа сейчас находилась вместе с той женщиной, которую она так долго искала и наконец после длительных поисков нашла, но тут же потеряла снова. Мать ее в данную минуту, – она это знала, – молилась за ее счастье в элегантном казино на ручье Святого Иоанна, всего в нескольких милях от нее. Если бы только Клео могла присутствовать здесь в этот такой памятный для нее день!
В какой-то мере она все же там присутствовала, так как на торжественном обеде сразу же после брачной церемонии гости начали обмениваться сплетнями о бывшем особом помощнике и близком приятеле мадам Клео Мишеле Жардэне. Все шептались о том, что этот смазливый негодяй, неисправимый игрок, отказался от своего привилегированного положения в казино мадам, чтобы снова приударить за наследницей семьи Кроули, тем более после смерти ее отца, и что снова самым унизительным образом ему был дан от ворот поворот, на сей раз ее матерью. Эта сплетня передавалась от одного гостя к другому с присущей для креольского общества склонностью ко всякого рода вздорным слухам.
– Разве я тебе не говорила? – злорадствовала мадам Дюкло, целуя наедине невесту. – Как бы начал извиваться, словно уж, Мишель, услышь он этот злобный смех в свой адрес! Но найдутся такие, которые ему об этом передадут, тут можно не сомневаться!
Но Орелия не получала никакого удовольствия от сплетен, так как они с таким же успехом их распространяли и о ее матери, постоянно подчеркивая, что она пользовалась дурной репутацией в Новом Орлеане.
После свадебного ужина в столовой под знаменитым беллемонтским хрустальным канделябром, в большом зале начались танцы для молодежи. Алекс с Орелией, кружась в вальсе, сделали первый круг, после чего к ним присоединился красивый отец Алекса с очаровательной Мелодией, а за ними в круг вошли месье и мадам Будэн. После того как она станцевала с его отцом и месье Будэном, а он – со своей матерью и сестрами, он снова привлек ее к себе. Он сразу почувствовал, как она вся напряглась, как, выпрямив спину, сжала кулачки.
– Что с тобой, дорогая?
– Ненавижу, когда они так обидно говорят о моей матери, – прошептала она. – Все трезвонят о ней и о Мишеле.
– Теперь ты понимаешь, почему она так настойчиво хотела уйти из твой жизни. Потому что она тебя любит. – Алекс, продолжая танцевать, кружась, вывел ее на заднюю галерею, где проникновенно поцеловал. – Мы обязательно найдем возможность повидаться с ней и провести ее хулителей, моя дорогая женушка, обещаю тебе, – сказал он, – я хочу тебя на короткое время выкрасть отсюда, нужно кое-что тебе показать.
Он проводил ее вниз по лестнице, где их ожидал Лафитт.
– Мы сейчас прокатимся верхом, – сказал он.
Орелия в ужасе раскрыла рот.
– Но я никогда не сидела на лошади!
– Но это не беда, дорогая, сегодня ты поедешь рядом со мной.
Встав в стремя, он занес над седлом ногу. Лафитт, подняв Орелию, передал ее в руки Алекса. Потом, подобрав шлейф подвенечного платья, он мягким жестом положил его ему на колени. Алекс крикнул, понукая лошадь, и они поехали.
Луна у них над головой была почти полной, и ее свет обливал прекрасный дом и сад, и этот свет был таким ярким, что почти не было видно носившихся под ветвями ярких жучков-светлячков.
Лошадь лениво шагала по дорожке и, выйдя из чугунных ворот, не меняя скорости, направилась по дороге вдоль ручья. Алекс все сильнее прижимал к груди Орелию. Он то и дело искал ее губы своим губами, и они сливались в поцелуе, который каждый раз становился все слаще и все волнительней.
– Что мы собираемся посмотреть?
– Я не в силах тебе этого описать. Ты должна во всем сама убедиться. Это недалеко.
Он направил лошадь в сторону от ручья по тропинке, ведущей в лес. Там луны не было видно, и ночь была темной-темной.
– Куда мы едем? – спрашивала Орелия, напрягая зрение и пытаясь что-нибудь рассмотреть в этой мгле.
– Можешь положиться на меня, – сказал Алекс.
Через несколько мгновений она открыла рот от изумления. Приглушенный крик вырвался у нее из груди. Она увидела перед собой дом, меньших, чем Беллемонт, размеров, но таких изящных пропорций, что не замечалось даже его запустение. Отражавшийся от его выцветших, с облупившейся штукатуркой стен лунный свет их щедро серебрил, и казалось, что эта искусственная окраска гораздо лучше, гораздо драгоценнее белой, первоначальной. Казалось, что в нем в далеком прошлом происходили какие-то важные таинственные события, и вот теперь он, сохраняя свой грациозный вид, отдыхал от всего, расслаблялся.
– Какой красивый! – прошептала Орелия. – Что это?
– Это имение "Колдовство". Колониальный особняк, в котором выросла моя мать. Когда-нибудь здесь будет наш с тобой дом.
– Почему же не сейчас?
– Моя мать никогда не позволяла его реставрировать. Это связано с одной долгой-долгой историей, которая займет не один час, если тебе ее начать пересказывать. Думаю, потребуется время, чтобы мама изменила свое решение. Скорее всего нам это удастся сделать. Когда-нибудь мы вновь зажжем его прекрасные канделябры.
Они разглядывали его до тех пор, покуда луна не скрылась за верхушками деревьев. Потом Алекс, развернув лошадь, направил ее к Беллемонту, к подготовленной для них комнате, где пройдет их первая брачная ночь.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
[1] Октаронка, октарон – человек, имеющий восьмую часть негритянской крови. (Прим. пер.)
[2] Маннелука – человек, имеющий одну шестнадцатую негритянской крови. За этой чертой расовые оттенки фактически исчезают. (Прим. пер.)
[3] Скваттер – поселенец на незанятой или государственной земле. (Прим. пер.)