Текст книги "Пылкая дикарка. Книга 2"

Автор книги: Вирджиния Нильсэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Дверь отворилась, и в комнату вошло видение, призрак.

Она вызывающе носила траур по Кроули, на ней было черное платье, облегающее ее прекрасную фигуру. Алекс вдруг подумал, пораженный этой пришедшей ему в голову мысли, что траур на ней был оружием, в то время как Нанетт была им побеждена, он делал ее безжизненной, бледной, неубедительной. У этой девушки лицо имело форму сердца; у нее были золотисто-коричневые волосы, странные, прекрасные зеленоватые глаза. За ней стояла пожилая женщина в черной накидке. Ее почти не было заметно из-за поразительной, обжигающей красоты молодой девушки.

Алекс постарался перебороть свое чисто физическое влечение, что было хотя и понятно, но очень некстати при таких обстоятельствах. Он мучительно пытался припомнить те вопросы, которые с таким трудом сегодня утром составил, но все же его врожденные приличные манеры взяли верх. Он, поклонившись, представился.

Чистым, музыкальным голосом девушка уверенно ответила по-французски:

– Меня зовут Орелия Кроули, а это моя дуэнья, мадам Дюкло.

– Очень приятно, мадам, очень приятно, мадемуазель, – ответил Алекс. Он предложил им сесть, а сам остался стоять. В такой позиции он чувствовал себя гораздо увереннее.

– Я адвокат, представляющий интересы мадам Кроули и ее дочери Нанетт. – Он, не скрывая своего восхищения, смотрел в глаза этой девушки. Их необычная овальная форма делала их экзотическими. Глаза как у кошки. Он вдруг почувствовал внутри легкий укол, предупреждавший его – осторожней, впереди опасность!

– Вы высказали необычное притязание на признание вас как члена семьи Кроули, – сказал он. – Располагаете ли вы какими-нибудь доказательствами такого родства?

Она глядела на него с откровенным любопытством.

– Я на самом деле ожидала, что мадам Кроули пришлет ко мне кого-то для допроса, но я не предполагала, что вы настолько молодь!

Алекс покраснел.

– Я обладаю званием бакалавра юриспруденции Гарвардского университета на случай, если вы захотите убедиться в моей компетенции.

– Ах, нет, месье. Продолжайте, прошу вас...

– Я повторяю, мадемуазель, какими доказательствами вы располагаете?

– Мой отец, Иван Кроули, платил за мое образование в монастыре Святой Урсулы.

– Каким образом?

Глаза ее чуть расширились.

– Он вносил деньги в казну Ордена.

– Насколько мне известно, месье Кроули вносил деньги в различные благотворительные учреждения как католические, так и протестантские. Сами монахини и их больница пользуются большим уважением среди новоорлеанцев.

– Время от времени он посещал меня в монастыре и привозил мне подарки.

– Мне кажется, мадемуазель, что вы не совсем ясно себе представляете природу доказательств, – сказал Алекс. – Есть ли у вас какие-нибудь письменные свидетельства? Может, письма от него?

– Нет.

– Он сам говорил вам, что он – ваш отец?

Она отрицательно покачала головой.

– Мне об этом сказал другой человек.

– Кто именно?

– Его друг. Он знал, что мой отец намеревался дать мне приданое и найти для меня мужа. Но мой отец так неожиданно умер... – Ее необычайные глаза наполнились слезами, голос задрожал, и Алекс тут же почувствовал опасное желание подойти к ней поближе и утешить. Подавив в себе порыв симпатии к этой девушке, он резко спросил:

– Как имя этого друга?

Ее полная нижняя губа упрямо оттопырилась, а в глазах промелькнуло беспокойство:

– Я скажу, когда это будет необходимо. Он готов выступить в суде со своими показаниями, если меня силой заставят туда обратиться.

Он вдруг рассерженно спросил:

– Вы никогда себе не задавали вопрос, принесет ли такое обращение в суд неприятности членам ни в чем не повинной семьи?

В глазах ее вспыхнули золотистые горячие огоньки.

– А им известно, какую боль, какой позор испытывает человек, которого отторгают от семьи?

Несмотря на оскорбительный тон ее вопроса, он не смог не восхититься стойкостью проявляемого ею духа.

– В таком случае речь идет о шантаже? Чего вы хотите? Денег?

Она гордо задрала подбородок.

– Нет, не денег, а лишь то, что они могут мне дать, месье Арчер. Я хочу, чтобы меня признала моя семья. Я хочу, чтобы они признали, что я не мадемуазель "Без имени"!

– И заодно получить часть наследства месье Кроули, – с изрядной долей цинизма сказал он. – Вы считаете, что можете появиться здесь неизвестно откуда...

– Из монастыря Святой Урсулы, месье, – тихо поправила она его.

– И получить часть наследства Кроули с помощью угрозы подать в суд на моих клиентов? Без предъявления свидетельства о рождении, или завещания, или какого-либо доказательства в письменной форме, лишь с одной угрозой призвать неизвестного свидетеля? Вы очень молоды и весьма наивны, мадемуазель. Необоснованное, безнадежное обращение в суд вызовет лишь скандал, который опозорит ваше собственное имя и оклевещет честное имя месье Кроули. Мне кажется, что вы, мадемуазель, на такое не пойдете, каким бы ни было ваше настоящее имя.

– Кроули! – закричала она, и в глазах ее начался такой пожар, который очаровал его и в то же время вызвал тревогу. – Мать-настоятельница скажет вам, что я не лгу! Это она сообщила мне, что мой отец обещал мне приданое!

Алекс был потрясен ее словами. Он бросил взгляд на дуэнью девушки:

– Это правда, мадам?

– Думаю, что да, – ответила мадам Дюкло.

Он бросил еще один острый взгляд на нее, сразу почувствовав в ней то высокомерие, которое было свойственно всем старинным креольским семьям, высокомерие, которое обычно сопровождалось язвительным презрением ко всему американскому. Она мало говорила, но ее роли в этом никак нельзя было недооценивать. Интересно знать, на какую выгоду она рассчитывает, принимая участие в заговоре, если только такой заговор будет в результате раскрыт? Он был в этом почти убежден.

Мать-настоятельница монастыря, – не больше, не меньше! Он крепко сжал челюсти.

– Можете не сомневаться, я наведу у ней справки. Всего хорошего, мадам, всего хорошего, мадемуазель.

Поклонившись, он вышел из гостиной.

Выйдя на улицу, он быстро зашагал к своей конторе. Пройдя с полквартала, он вдруг понял, что очень зол, и, удивляясь самому себе, сбавил шаг. Обычно его никогда до такой степени не возбуждали его адвокатские дела. Может, он утратил самообладание из-за того, что эта девушка выступила с угрозой в адрес Нанетт?

Потом он внезапно осознал, что за время этой беседы ни разу не подумал о Нанетт, и все же в голове у него роились видения этой ей угрожавшей девушки. Гордо вскинутая, нежная шея, роскошный водопад ее золотисто-каштанового цвета волос, теплый персиковый цвет кожи, оставшийся неизменным, несмотря на ее черное платье, милые изгибы рта, из которого вылетала эта кощунственная ложь! А какая власть заключена в этих странных глазах!

Опасность. Предупреждение о ней длилось всего какое-то мгновение. Но она на самом деле существовала, и не только для наследства Нанетт.

3

Орелия проснулась оттого, что сон быстро ускользал из ее сознания, оставив в душе печальное чувство отвержения и утраты. Она упрямо пыталась восстановить удалявшийся от нее образ, но ей удалось только вспомнить ослепительно белые импозантные колонны поместья Мэнс, и то, как ей указали на дверь возле этого впечатляющего холодно-беспристрастного входа в дом.

До нее из холла донеслись шаги, и она приподнялась на подушках, ожидая встретить Жульенну с завтраком на подносе. Но шаги затихли за ее дверью, и она вдруг услышала мужской голос.

– ...И оседлай лошадь около четырех часов, Лафитт. Мне нужно съездить сегодня вечером в Мэнс.

Она узнала, чей это был голос! Набросив на себя хлопчатобумажный халат, Орелия, босая, подбежав к двери, осторожно ее приоткрыла. Через щелку она увидела двух стоявших в холле мужчин. Чернокожего лакея возле открытой двери спальни и молодого человека в прекрасном модном сюртуке коричневого цвета и отлично сшитых брюках. Не может быть... Да, на самом деле это был месье Арчер, молодой адвокат, нанесший ей вчера визит, представитель семейства Кроули.

Она тяжело вздохнула. Неужели месье Арчер снимал меблированные комнаты в этом пансионе? Ее враг, выходит, спал в номере, расположенном в холле напротив ее комнаты? Торопливо она закрыла дверь.

Она прислушивалась к его шагам, когда он легкой походкой сбегал по лестнице вниз, ее негодование только усиливалось.

Когда появилась Жульенна с завтраком на подносе, Орелия, потуже затянув халат, постучала в соседнюю дверь к мадам Дюкло.

– Можно мне с вами выпить кофе, мадам?

– Да, моя дорогая, прошу тебя.

Мадам сидела за маленьким столиком в голубом, до пят, халате.

– Доброе утро. Входи.

– Доброе утро, мадам. – Орелия села, сложив руки на коленях. Когда горничная вышла из спальни, Орелия прошептала: – Он здесь.

– Кто, дорогая?

– Месье, Арчер, адвокат. Он живет в комнате напротив моей в холле. Я видела, как он уезжает утром!

– Неужели?

– Он – наш враг. Он за нами шпионит!

– Ах, – воскликнула мадам своим низким голосом.

– Ну, а кто за ними шпионил сегодня утром?

Орелия вспыхнула. Мадам рассмеялась.

– А этот враг хорош собой, а? – с хитрым видом спросила она.

– Он, конечно, не так красив, как Мишель, – отпарировала Орелия. – К тому же Мишель на моей стороне!

– Я тебя поддразниваю, моя крошка. Ну, где еще в этом городке молодой холостяк может найти приличную комнату и получить завтрак? Скорее всего – это единственная здесь гостиница. Давай займись кофе и булочками. И не забывай, что Мишель рассчитывает на твое прилежание и скромность, как это и подобает девушке, получившей воспитание в монастыре. Сегодня мы с тобой посмотрим, что у тебя есть в гардеробе, и решим, какое траурное платье ты наденешь на воскресную мессу. Там будут все, и все непременно будут глазеть на тебя. Неужели ты предполагаешь, что слуги еще не разнесли по всему городу весть о нашем приезде?

– Вы, мадам, как всегда, правы, – смиренно ответила Орелия. Но все ее мысли сконцентрировались на этом раздражающем ее присутствии молодого адвоката в пансионе, который спал всего в каких-нибудь тридцати футах от ее собственной кровати!

В одиннадцать утра в воскресенье Алекс отправился в приходский храм Террбона. Увидев среди прихожан юную авантюристку, он вздрогнул. Он заметил ее после окончания службы. Девушка со своей дуэньей оказались впереди него в очереди, выстроившейся за благословением отца Виго. Он узнал ее по водопаду золотисто-каштановых волос, ниспадающих ей на плечи из-под кокетливой черной маленькой шляпки.

Шепотом принося извинения, Алекс проложил себе путь через плотную толпу верующих и оказался как раз вовремя на том месте, откуда подслушал часть ее беседы со священником.

– Добро пожаловать в приход Террбон, мадемуазель Кроули, – тепло поприветствовал ее святой отец. – Вы, наверное, родственница семьи Кроули в Мэнсе на Черном ручье? Они сейчас тоже носят траур, как я их понимаю!

– Я представительница католической ветви семьи, отец, – ответила ему Орелия без тени смущения.

Священник ласково ей улыбнулся.

– Да утолит Господь ваши печали, – сказал он, добавив свое благословение по-латыни.

Орелия покорно склонила перед ним голову.

Став свидетелем такой наглости с ее стороны, Алекс с трудом сумел подавить в себе взрыв смеха. Это была циничная забавляющая его реакция.

Откуда она явилась? Ему предстояло это выяснить.

Он наблюдал за ней, когда она спускалась по ступенькам паперти, такая миловидная и скромная, не игнорируя взгляды постоянных прихожан, но и не бросая им вызова. Да, ею могли гордиться ее монахини. Ее сестры в монастыре вряд ли смогли бы вести себя лучше.

Он решил съездить в Новый Орлеан, чтобы поговорить с матерью-настоятельницей о мадемуазель Орелии. Но вначале ему придется еще раз повидать Орелию и прикомандированного к ней дракона, но на сей раз он не даст выхода своим эмоциям и не уйдет, демонстрируя охвативший его гнев. Теперь он будет похитрее.

На следующее утро, когда он вновь подошел к дверям пансиона как официальный визитер, горничная двух пожилых сестер встретила его с заговорщицкой улыбкой.

– А, это вы, мики, вы снова хотите повидать мадемуазель Орелию?

– Прошу тебя передай ей, что я рассчитываю на такое удовольствие, – довольно холодно ответил он.

– Да, мики, да, да! – прощебетала девушка. Она, широко улыбаясь, ринулась вверх по лестнице.

Алекс ходил взад и вперед по прекрасному турецкому ковру в салоне, проворачивая в мозгу слова и фразы. Теперь он испытывал к ней большее уважение как к своему противнику после того, как увидел и по достоинству оценил ее поведение на людях. Она была решительно настроенной молодой особой и представляла собой угрозу для Нанетт и ее матери, угрозу, к которой нельзя было легкомысленно относиться. Он был полон решимости открыть имя ее свидетеля до отъезда из города для проверки всей этой истории.

Она вошла через дверь – какое-то видение миловидности в черном одеянии, заставив его сконцентрировать все свое внимание на ее красивом лице. Платье у нее было из простой хлопчатобумажной ткани, и оно только подчеркивало теплые тона ее рук и верхней части груди под кокеткой. Крохотные бантики из бархатных ленточек были рассыпаны по всей ее длинной юбке, а еще один бант, побольше, украшал ее скромную, без драгоценностей, шею. Мадам Дюкло, кивнув ему, с суровым видом устроилась на стуле.

В глазах Орелии он увидел зеленые огоньки.

– Добрый день, месье Арчер, – сказала она, всем своим видом давая ему понять, что в восторге от его визита, хотя и попыталась скрыть блеск своих глаз.

Алекс тут же ответил на ее чуть заметный вызов, почувствовав при этом, как у него участился пульс.

– Добрый день, мадемуазель.

– У вас есть еще вопросы ко мне? – мягко спросила она.

– Да, несколько. – Он не сумел преодолеть саркастический тон в голосе. – Вы посетили мессу в воскресенье утром?

– Да, вполне естественно.

– Мне ненароком удалось подслушать вашу выдумку по поводу католической ветви семьи Кроули. Вероятно, вы придумали это под влиянием минутного вдохновения, так как мне доподлинно известно, что никакой католической ветви не существует.

– Откуда вам это известно? – спросила она с явным интересом.

Алекс чувствовал, как краснеют его щеки.

– Я ведь старый друг этой семьи. Фактически являясь суженым мадемуазель Нанетт Кроули... – Он не знал, для чего он по собственной инициативе сообщил ей информацию личного характера. Скорее всего он прибегнул к этому ради самозащиты от соблазна из-за ее красоты. Он сразу же рассердился на себя за это.

Наступило короткое молчание.

– В самом деле? В таком случае вы должны были знать моего отца! – Она продолжала разглядывать его с нескрываемым интересом. Казалось, что ее распирает множество к нему вопросов.

Снова он ее недооценил. Его откровения не сломили ее хладнокровия.

– Отлично! Мне известно, что он был пресвитерианцем, который предпочел дать своей дочери домашнее образование, а не посылать ее в монастырь.

– Может, он сделал это потому, – сказала задумчиво Орелия, – что в это время там находилась я?

Алекс удивленно уставился на нее. Она широко улыбнулась.

– Я, месье, представительница католической ветви семьи.

Краснея еще больше, Алекс сурово сказал:

– Я пришел сюда, чтобы сообщить вам о своем намерении поехать в Новый Орлеан, чтобы поговорить с матерью-настоятельницей по поводу ваших претензий...

– Ах, это замечательно!

– И заставить вас назвать мне имя друга месье Кроули и имена прочих лиц, с которыми мне хотелось поговорить во время пребывания в этом городе. Уверен, что ваша информация поможет нам уладить ваше дело как можно скорее.

– Само собой разумеется! – воскликнула она, снова удивив его своей сдержанностью.

– Его друг Мишель рассказал мне о его намерении выделить мне приданое. Имя его – Мишель Жардэн.

У Алекса отвисла челюсть.

– Жардэн?

– Вы его знаете? – спросила она.

– Да, мадемуазель, знаю. – Он пытался скрыть свое удивление не только из-за услышанного имени, но и из-за готовности назвать его, чем избавила его от поисков окольных путей, чтобы разузнать имя ее приятеля, еще одного заговорщика.

– Еще кто? – спросил он.

– Может, кое-кто из монахинь, но вам о них сообщит мать-настоятельница.

– В таком случае, я поговорю и с матерью-настоятельницей, и с месье Жардэном. Прощайте, мадемуазель, прощайте, мадам. Я наведу справки и о вас.

– Вы обнаружите, что у меня хорошие связи, месье, – сказала мадам Дюкло с ледяной улыбкой.

Поклонившись, он направился к двери. Хорошие связи? У Жардэна они были тоже, но все равно он был негодяем!

Вернувшись в контору, он сел за письменный стол. Мысли у него смешались. Эта девушка обладала поразительной способностью сбивать его с толку. Она, конечно, не могла не знать, что лишь одно имя Мишеля Жардэна вызывало кучу сомнений в отношении ее легенды. Но все же в ней существовала какая-то безумная логика.

Мишель Жардэн был одним из его соперников, оспаривавших руку Нанетт до того момента, когда об их неофициальном решении, заключающем брак, стало известно в Новом Орлеане зимой прошлого года. Этот Жардэн был одним из нескольких обедневших креолов, которые роились вокруг приемлемых богатых наследниц, как пчелы вокруг распустившегося апельсинового дерева. Алексу ничего не было известно о близкой дружбе между Жардэном и отцом Нанетт, хотя Жардэн был постоянным гостем в доме Кроули.

В таком случае это попахивало шантажом?

Он снова напомнил себе, что Орелия могла появиться на свет, когда и он, и Жардэн еще пешком ходили под стол. Если Жардэн располагал доказательствами, что она на самом деле дочь Ивана Кроули, то как они к нему попали? И на что он мог рассчитывать, поддерживая ее притязания? На брак? С незаконнорожденной дочерью, которая прибегает к шантажу с целью получения богатого приданого? Неужели Жардэну так нужны были деньги? Да, вполне вероятно. Но только не его аристократической семье. Они, конечно, воспротивятся такому союзу, тем более, что Мишель уже запятнал себя, и они отказали ему от дома.

В Новом Орлеане ему предстояло многое разузнать, и часть такой информации, – независимо от общественной молвы, – он рассчитывал получить либо от его родителей, либо от его сестры. Возможность посетить родной дом, что он намеревался сделать только во время церемонии бракосочетания, лишь усиливала его желание совершить эту поездку в город.

Закрыв контору, Алекс приказал оседлать ему лошадь и снова отправился в Мэнс.

Дворецкий открыл ему.

– Сообщи своей хозяйке, что мне нужно поговорить с ней с глазу на глаз, – сказал он.

– Слушаюсь, мики.

– Если это по поводу этой авантюристки, то я тоже хочу послушать, – сказала Нанетт, стоя в дверях гостиной. На воротнике ее платья он увидел белую отделку, но на шее у нее не было никаких драгоценных украшений, а сама она по-прежнему была бледна. Вокруг ее голубых глаз появились крохотные морщинки от постоянного беспокойства. Она сильно скучала по отцу, который был от нее без ума, но также переживала из-за отказа матери от светских развлечений, – теперь она не могла посещать музыкальные вечера и получать массу других удовольствий. Он все это знал, и хотя молодая женщина не была так строго ограничена в своем поведении условностями траура, все же она не могла появляться в некоторых местах без сопровождающего.

Положив ей руки на плечи, Алекс запечатлел целомудренный поцелуй сначала на одной, а потом на другой щеке. Из-за того, что их свадьба отложена, он не мог отважиться на проявление страсти, даже когда ему предоставлялась такая соблазнительная возможность. Боже, сколько же разочарований в его нынешнем положении!

– Прости меня, Нанетт, но я должен это обсудить только с твоей матерью.

– Ты все равно обо всем мне рано или поздно расскажешь, – сказала она, надув губки. – Почему бы это не сделать сейчас?

– Уступи мне в этом, дорогая. Нам с матерью будет удобнее разговаривать только вдвоем. Как она себя чувствует?

– Все еще переживает. Ее беспокоят эти отвратительные люди...

Алекс вдруг ясно представил эти сияющие, зеленые глаза Орелии.

– Нет, Нанетт, они не отвратительные, просто очень умные.

Она пожала плечами.

– Это все равно. Хорошо. Я провожу тебя наверх и оставлю наедине с мамой.

Мадам Кроули приняла его в верхней галерее. На ней было по-прежнему глухое черное платье.

– Алекс! Что бы мы делали без тебя? – воскликнула она. – Ты для меня – такое утешение. Не хочешь ли виски, или принести чаю?

– Лучше чаю, мадам.

– Я распоряжусь, мама, – сказала Нанетт, оставляя их наедине.

Алекс сел за чайный столик напротив матери Нанетт и сказал:

– Мне нужно кое-что сообщить вам до возвращения сюда Нанетт. Я поговорил с девушкой, называющей себя Орелией Кроули, и мне удалось получить от нее имя "свидетеля". Она утверждает, что им является Мишель Жардэн, которому Иван рассказал о своем намерении предоставить ей приданое.

Элизабет выпрямилась.

– Майкл? – воскликнула она, не веря своим ушам. – Он помнил, что она всегда произносила имя Жардэна на английский манер. – Это лишний раз доказывает, какая она лгунья! Иван никогда бы ничего ему не сказал, даже в шутку!

– Я тоже такого мнения, – сказал Алекс.

– Он ужасно не любил этого человека. Майкл имел наглость сделать предложение Нанетт, разве тебе об этом неизвестно? Предложение! Но он сам ничего не давал такому браку. Он просто просил у нас ее руки, в которой зажаты деньги, – вот чем все это пахло!

– Ну, это старинная креольская привычка, – сказал Алекс, внося юмористическую нотку.

Но Элизабет это не рассмешило.

– Вполне естественно, что Иван отверг его предложение с порога. Выходит, он принимает участие в этой абсурдной истории?

– Она говорит, что он согласился выступить со своими показаниями в суде, если она подаст на вас, – напомнил ей Алекс.

– Подать на нас в суд? – повторила за ним Элизабет грозным тоном.

– Тайна заключается в следующем. Если в жизни вашего мужа произошел такой инцидент и мы об этом ничего не знаем, то откуда об этом стало известно Мишелю Жардэну?

На бледных щеках Элизабет проступили красные пятна.

– Не было никакого инцидента, Алекс! Вся эта история – чудовищная, бесстыдная ложь. Если в этом замешан Майкл, то он поступил таким образом просто из чувства мести, так как он получил от ворот поворот от моего мужа, когда попытался стать членом нашей семьи. Он нашел себе какую-то проститутку.

Алекс скривился. Кем бы ни была Орелия Кроули, но ее никак нельзя было назвать проституткой.

– Не забывайте, мадам, она получила воспитание в монастыре, – напомнил он ей. – Думаю, мне пора ехать в Новый Орлеан и выяснить, на самом ли деле месье Кроули платил за ее пребывание в монастыре Святой Урсулы. К тому же нужно узнать, каким образом Жардэн оказался запутанным в этом деле. Я туда отправлюсь в качестве вашего доверенного лица, если вы даете мне все полномочия.

Элизабет вздохнула.

– И что ты там ожидаешь найти?

– Доказательства того, что она лжет.

– Само собой, она лжет! Ей нужно доказать, что вся эта история верна, вместо того чтобы...

– Мне нужно быть готовым, в случае если возникнет необходимость, предотвратить ее появление в суде с этой легендой, – стараясь не терять терпения, сказал Алекс. – Боюсь, что такой демарш с ее стороны будет для вас с Нанетт очень неприятен, особенно сейчас. Начнутся разного рода абсурдные слухи... люди обычно говорят: "Нет дыма без огня". Да и вы сами это прекрасно знаете.

Элизабет с минуту помолчала, потом наконец сказала:

– Думаю, нужно разрешить тебе туда ехать. Я возьму на себя все твои расходы. Ведь нам не удастся получить ответы на все вопросы здесь, что скажешь?

– Думаю, что нет, мадам.

– Хорошо, Алекс. А теперь забудем об этой твари! Ты останешься с нами поужинать, не так ли?

– С большим удовольствием, но ведь сейчас нам подадут чай?

Лакей в эту минуту входил в галерею с большим серебряным подносом. На нем стояли три чашки, тарелка с пирожками, а также чайник, сахарница и кувшинчик со сливками. Нанетт появилась в дверях у него за спиной.

– Могу ли я теперь к вам присоединиться?

– Ты подслушивал! – обвинил ее Алекс.

– Я не слышала ни единого слова, – озорно возразила она.

Рассмеявшись, Алекс пододвинул к столу стул для нее.

Орелия все глубже осознавала присутствие месье Арчера в пансионе. Каждое утро она слышала его торопливые шаги по лестнице. Он всегда куда-то спешил, и всегда уходил из пансиона бегом. Он уезжал до того, как она поднималась с кровати, вероятно, после завтрака, который ему подавали в номер. Он возвращался между четырьмя и пятью часами, и в течение получаса до нее доносились голоса, – его и лакея, который мчался вниз по лестнице за горячей водой и обратно.

Потом она слышала, как он торопливо умывался, – всплески воды, быстрые шаги, поскрипывание досок пола, иногда приглушенное ругательство, потом резкий хлопок дверью, – и он вновь оказывался на лестнице. С грохотом захлопывалась входная дверь, и Орелия, которая обычно сидела, словно застыв, над книгой или над шитьем, поднимала голову и снова начинала слушать то, что ей говорила мадам Дюкло.

Однажды утром, позже обычного, Орелия услышала, как они оба уезжали – сам месье и его слуга. Когда Жульенна принесла ей кофе с молоком, она получила от нее информацию, что Лафитт и его хозяин уехали в Новый Орлеан и что они пробудут там несколько недель. Как это ни странно, но Орелия, как только просыпалась, продолжала прислушиваться к его легким торопливым шагам, и жизнь в пансионе теперь без этих знакомых звуков казалась скучной и пресной.

Мадам Дюкло, взяв бумагу, перо и чернила, написала письмо Мишелю Жардэну, которое намеревалась отослать еженедельной почтой.

– Не хочешь ли передать ему что-нибудь? – спросила она Орелию.

– Да, пожалуйста, сообщите ему, что я здорова.

– И это все? – спросила мадам Дюкло с дразнящей улыбочкой.

– И что я часто думаю о его доброте и щедрости. И... надеюсь, что и он чувствует себя хорошо.

– И это все?

– И... и... что я с нетерпением жду нашей следующей встречи.

Удовлетворенная ее ответом, мадам Дюкло замолчала.

"Как странно, – размышляла Орелия, – но я скучаю по этим торопливым шагам, которых больше не слышно на лестнице!" Но она ничего подобного вслух не говорила. Она убеждала себя в том, что одержима идеей, будто месье Арчер за ней постоянно шпионит – и все.

"А этот враг хорошо собой, а?" – мысленно передразнивала она раздражающий ее голос мадам.

"Он не такой красивый, как Мишель", – ответила она тогда ей. – И совсем не такой добрый! И тем не менее в нем что-то есть..."

Но он помолвлен с моей сестрой!

Вполне естественно он будет защищать ее. Но любит ли он ее на самом деле? Может ли влюбленный человек иногда бросать на нее такие проникновенные взгляды? А если он хочет тебя ненавидеть, но не в силах этого сделать?

"Нет, он мой враг!"

В эту ночь Орелии снова приснился Мэнс. Вновь она оказалась перед главным входом в дом с его грациозными веерообразными фонариками, но она была одна, и значительно моложе. Она стучала, стучала, а сердце ее все больше наполнялось тревогой. Наконец дверь отворилась. На пороге стоял, улыбаясь ей, ее отец.

В отчаянии она закричала: "Почему ты меня не впускаешь?" С лица его не сходила вопрошающая улыбка, но он молчал. Она проснулась с тупой головной болью. На лице у нее выступил пот.

4

Алекс прибыл в Беллемонт во взятом на прокат экипаже с наступлением сумерек. "Большой дом" при угасающем свете выделялся белым пятном. Все окна были освещены как в первоначальном колониальном доме, построенном дедушкой его матери, так и в двух изящных крыльях, пристроенных его отцом. Ворота на дорожке, ведущей к дому, были закрыты, но, услыхав стук копыт, целая ватага чернокожих детишек, толкая друг друга, понеслась навстречу ему по траве, и они ловко открыли ворота, не дав кучеру времени слезть с козел.

– Мики! Микиприехал! Алекс! – визжали они хором, увидев его в окно кареты.

Он, рассмеявшись, помахал им рукой. Такое приветствие у ворот в жизни Беллемонта было чем-то традиционным.

Кучер, которому передалось их возбуждение, хлестнул упряжку лошадей, и они помчались галопом по дорожке. Детишки бросились вслед за каретой, которая, подкатив к галерее, резко остановилась. Сверху члены семьи Алекса приветствовали его взмахом рук. Рядом с отцом и матерью стояла его сестра Антуанетта – ее рыжие волосы удерживали гребни прямо над ушами, чтобы не растрепались. В руках она держала своего сына-младенца. Рядом с ней стояли ее муж Робер Робишу и младшая сестра Алекса, темноволосая Тереза.

Алекс, выскочив из кареты, помчался вверх по лестнице, чтобы поскорее всех обнять. Лафитт остался внизу с возбужденными детишками, которых он привлек к разгрузке багажа и доставке его наверх.

Все заговорили сразу. Градом посыпались вопросы о Нанетт и мадам Кроули, о его путешествии вверх по ручью и реке. Все они выражали свое соболезнование в связи с кончиной Ивана Кроули.

– На следующий год мы введем в эксплуатацию железную дорогу через всю эту местность до отдаленных приходов, – предсказал Джеф Арчер.

– Через эти "дрожащие прерии?" – фыркнул Алекс. – Ты не видел, папа, как там работают, зато я видел. Они теряют в болоте инструменты, мулов и даже людей. Первый же паровоз, который поедет по этим рельсам, наверняка провалится!

– Надеюсь, что такого не произойдет, – мягко возразил отец. – Я вложил в это дело большие деньги.

– Как мы разочарованы тем, что твоя свадьба отложена, – сказала его замужняя сестра Анетт. – Мы все так ждали этого путешествия в Террбон, чтобы посмотреть, где вы с Нанетт будете жить.

– Да, жаль, что она перенесена, – заявила Тереза, которая, как заметил Алекс, уже начинала соперничать в красоте со своей матерью. – К тому времени подвенечное платье Нанетт выйдет из моды.

Мелодия с улыбкой на губах терпеливо ждала, когда подойдет ее очередь, и ее сын крепко ее обнимет и поцелует в обе щеки.

– У меня есть время, чтобы принять ванную и переодеться до обеда, маман? – спросил Алекс. Наконец он убежал в свою комнату на верхнем этаже.

Тот вечер он целиком посвятил семье – ему рассказывали о первых, произнесенных его племянником, словах, об ухажерках Терезы, а сам он молчал, не упоминая о цели своего приезда. На следующее утро они вдвоем с отцом выехали в карете в город, в свою семейную адвокатскую контору. Когда они подъезжали к монастырю Святой Урсулы, Алекс, постучав в потолок, дал знак кучеру остановиться. Отцу он сказал, что у него есть дело к матери-настоятельнице. Через несколько минут его ввели в кабинет настоятельницы.

– Месье Арчер, – поприветствовала она его с улыбкой. – Как поживают ваши сестренки?

Заверив ее в том, что все его домашние здоровы и вполне счастливы, он сказал:

– Я представляю интересы семьи Кроули в расследовании одного дела, связанного с вашей бывшей воспитанницей, мадемуазель Орелии...