Текст книги "Бессмертное море (ЛП)"

Автор книги: Вирджиния Кантра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Он стоял полуголый в синей тени деревьев, спиной к ней. Она смотрела на сильные отметины вдоль его позвоночника, слабые царапины на его лопатках, и ей хотелось плакать.

Он повернулся, его лицо было спокойным, сосредоточенны, вежливым, и он что-то ей предлагал. Свою руку? Она сморгнула внезапную влагу с глаз. Носовой платок. Абсурдный пузырь смеха поднялся в ее горле.

«Не рубашку или нижнее белье», – подумала она, – «он нес гребаный носовой платок».

Ей удалось сесть и взять его, радостно отмечая, что ее рука не дрожала. Доказательство ее удивительного самообладания, подумала она и вздрогнула.

– Ты в порядке. – Его голос был глубоким и без выражения. Она не могла сказать, спрашивал ли он ее или говорил ей.

– Хорошо, спасибо. – Она закончила с носовым платком и, после небольшого внутреннего спора, стиснула его и сунула в свой карман.

– Мы можем уйти сейчас, – сказал он.

Пустота открылась в глубинах ее живота. Она уставилась на него безучастно.

«Его глаза вообще не были синими», – несвязно отметила она, – «цвет потускневшего золота».

– Ворота открываются в шесть, – объяснил он. – Проход по мосту будет открыт.

– О. Это… – Она изо всех сил пыталась заставить слова выйти из своего сдавленного горла. – Удобно.

– Ты захочешь вернуться к своему месту проживания. – Еще одно утверждение.

– Думаю, да. – Она взяла себя с руки.

– Я провожу тебя.

Она хотела сказать ему, что она не нуждалась в его благотворительности или в его компании. Но это было глупо и несправедливо. Он ничего не обещал ей. Только свою защиту, за которую она была очень благодарна. Что еще могло произойти с ней, блуждающей по улицам чужого города в ранние утренние часы.

Она посмотрела на его жесткое красивое лицо, у нее внутри все болело, сердце сжималось. Вообще все.

– Спасибо, – сказала она.

Они вышли через открытые ворота без происшествий и через мост к парку. Береговая линия просыпалась с урчащими лодками, грохочущими автобусами и ранними утренними бегунами. Лиз причесала пальцами свои волосы, неловко зная о ее голых плечах и голой груди ее компаньона, великолепно видной в его расстегнутом кожаном пальто. Странно, правда, что никто, казалось, не заметил этого. Возможно, датчане привыкли к туристам, бредущим домой с восходом солнца.

Золотые облака исполосовали небо. Солнечный свет искрился на синих водах гавани. Здания были плоскими и яркими как кукольные домики на картинке или открытке.

Лиз подняла голову, на мгновение пробужденная от своей паники картинкой.

– Это Русалочка.

Морган кинул взгляд на скалистый берег и статую в натуральную величину, пристально смотрящую на море.

– Факсимиле.

Она остановилась. Это все еще была поездка всей ее жизни. У нее, может быть, больше никогда не будет еще одного шанса, чтобы посмотреть на культовую статую, ее бронза горела и краснела от восходящего солнца.

– Она выглядит печальной.

– Она была такой дурой, – сказал Морган.

– Извини?

Он посмотрел вниз, – Чтобы пожертвовать морем.

– Ну, у нее была веская причина, не так ли? Она влюбилась. В принца.

– Еще один дурак.

Она не собиралась позволить ему испортить ей сказку.

– Суть в том, что она выбрала любовь.

– Она предпочла смерть.

Лиз посмотрела на него с иронией.

– Насколько я понимаю, ты не веришь в версию Диснея.

Его лицо не выражало эмоций.

– Ты знаешь, Ариэль и концовку «жили они долго и счастливо»?

– Э. Нет, – сказал он. – Я не сторонник счастливого конца. Не тогда, когда есть такое… различие между двумя людьми.

Довольно много всего было сказано? Они были настолько разными. Поэтому, она не была удивлена, когда он бросил ее в отеле, не спросив номер телефона. Или когда он не появился на следующий день, или не пришел, чтобы повидаться и пригласить ее на пиво и хот-дог. Она спросила консьержа. Он даже не оставил сообщения.

«Это просто еще одна ночь», – сказала она себе. – «Просто летний роман. Просто самый лучший секс в ее жизни. И как ее каникулы, которые закончились, все закончилось».

Господи, как же она ошибалась.

Глава 2

Край Мира, штат Мэн, Настоящее время

– Ты сказала, что мы можем пойти сегодня на пляж. – Семилетняя Эмили подпрыгнула на диване с куклой Молли в руках.

Доктор Элизабет Рэмзи Родригес подняла глаза, отвлекший от распаковки последней картонной коробки для переезда. Коробка проехала с ними девятисот миль, лежа в багажнике Хонды CRV с Xbox Зака, куклой «Американкой» Эмили, и ноутбуком Лиз – вещи, слишком драгоценные, слишком необходимые для жизни, чтобы доверить их перевозку незнакомцам.

– Мы пойдем, – пообещала я. – Как только я…

– Закончу, – сказала Эмили за нее и усмехнулась.

Лиз улыбнулась в ответ, любовь и вина сковали ее грудь, сжали ее горло. Весь смысл этого переезда – проводить больше времени с детьми.

Сегодня было воскресенье, ее первый официальный выходной. Сегодня клиника была закрыта. Конечно, на острове она была новым и единственным доктором, поэтому она была на связи. В чрезвычайной ситуации – рыболовные крючки, крушения лодок, удары, боли в ухе – она была всем, что стояло между жителями Конца Мира и спешной поездкой в больницу на материке. Но сегодняшний день был только для Зака и Эмили.

Лиз взглянула на часы. Почти полдень. Дома в Северной Каролине, пятнадцатилетний Закари редко выходил из своей комнаты до ланча. Все же начиная с их прибытия на Край Мира, он вставал с постели, чтобы присмотреть за Эмили, в то время как Лиз вела прием пациентов утром. Его поведение едва ли было экстраординарно для Края Мира, когда другие мальчики его возраста вставали на рассвете, чтобы проверить ловушки для омаров. Но перемена дала надежду Лиз. Возможно, что этот переезд был тем, в чем нуждался ее сын.

– Разве ты не хочешь подождать брата? – спросила она.

Эмили играла с косичками Молли, настолько отличающимися от ее собственного ореола мягких, темных локонов. Бледный, застывший цвет лица куклы резко контрастировал с теплой кожей Эмили медового цвета. Но они были одеты одинаково для пляжа в купальники, сандалии и шорты.

– Заку не нравится пляж.

– Конечно нравится, – сказала Лиз автоматически, а потом остановилась.

Когда Зак был маленьким мальчиком, он любил воду. Со временем он мог держать весла, до болезни Бена четыре года назад, их ежегодная рыбалка на причале Холден Бич не была изюминкой для лета Зака. Теперь он не плавал, даже не ходил босиком по пляжу, он все время носил большие, черные, шнурованные военные ботинки. Он провел всю поездку на пароме из Рокленда на нижней палубе, заткнув уши наушниками и уставившись в iPod. Лиз больше не знала, что любил ее сын. Чего он хотел. Что он делал все эти часы в одиночестве в своей комнате.

– Почему бы тебе не захватить толстовку, – предложила она. – Сейчас мы прогуляемся, а когда Зак встанет, я испеку вам блинчиков.

– Классно. – Эмили встала с дивана и убежала в холл, как будто боясь, что ее мать передумает. Ее сандалии стучали вверх по лестнице.

Лиз улыбнулась и потянулась на дно коробки.

Ах.

Ее рука застыла. А сердце сжалось. Она сразу же узнала завернутый сверток, чувствуя его в своей руке. Ее голуби. Голуби Бена. Она осторожно достала пакет из коробки. Дрожащими пальцами она раскрыла пузырчатую упаковку, чтобы вытащить тяжелую скульптуру: две птицы были выточены в свинцовом хрустале, к которому были присоединены основа и клювы, подарок Бена на их первую годовщину свадьбы, неожиданный и совершенно романтичный жест от ее обычно прозаичного мужа.

– Одно сердце, – написал он на подставке.

Внезапно, горячие слезы брызнули из глаз.

Бернардо Родригес умер три года назад. Достаточно давно для того, чтобы его запах исчез с подушек и из шкафа, достаточно давно, чтобы ее горе и гнев притупились, стали как зубная боль.

Она погладила пальцем гладкую кристаллическую грудь голубя. Голубки вместе устроились в их пластмассовой упаковке, их совершенство не потускнели от времени. Красивые. Полные. Целые.

Эмили застучала по лестнице.

– Эй, мама.

Лиз побелела. Она не хотела, чтобы дочь видела ее слезы. Не сейчас. Не здесь, где у нее могло быть новое начало. Она вытерла глаза, слепо ставя голубей на каминную полку. Кристалл проскользнул сквозь пальцы.

Треск.

Осколки мерцали на холодном каменном камине. Тяжелое основание откатилось в сторону.

О, Боже. О, нет.

– Мам?

Лиз упала на колени на ковер, ее рот открылся в немом крике. Не сломались, пожалуйста…

Не разбились.

Наверху, скрипнула дверь. Шаги переместились в холл.

Голос Зака, грубый ото сна и подростковой юности, спускался вниз.

– Что случилось?

Лиз сняла голубей с камина, игнорируя блестящую пыль крошечных осколков. Падение отбило кусочек хвоста, угол основания. Трещина пробежала через сердце кристалла как, какой-то изъян во льду.

– Дерьмо, – сказала Эмили маленьким, испуганным голосом, а Лиз не могла даже найти слова, чтобы исправить ее.

Ее дети стояли в дверях гостиной. Зак возвышался за спиной сестры, черная футболка висела на его широких, костлявых плечах, его тусклые черные волосы торчали в разные стороны.

Лиз взяла себя в руки.

– Оставайтесь там. Вы можете порезать ноги.

Зак нахмурился.

– Ты можешь порезать руки.

– У тебя кровь, – пропищала Эмили испуганно.

Лиз посмотрела вниз. Конечно же, тонкая красная линия бежала по ее пальцу. Она торопливо прижала ранку, предлагая дочери дрожащую улыбку.

– Все хорошо. Я в порядке. Это не больно.

Эмили нахмурилась, все еще сомневаясь.

– Но…

– Ты слышала ее, она в порядке. – Зак ткнул сестру в плечо. – Пошли, давай уйдем отсюда, чтобы она могла убраться.

Эм наклонила голову.

– Ты отведешь меня на пляж?

– Нет, но я куплю тебе мороженое. – Глаза Зака, смоляного цвета с золотыми прожилками, встретили глаза Лиз. Его зрачки были слишком расширены?

«Но он только что проснулся», – напомнила она себе.

– Тебе принести веник? – спросил он.

Это был мальчик, которого она помнила, вдумчивый, ответственный, сострадательный. Как Бен. Она сглотнула, качая сломанных голубей на ее коленях.

– Нет, идите. Я возьму его сама.

Он один раз кивнул, его косматые темные волосы шлепали по лбу. Его лицо было помятым и свежим ото сна, он мог быть обычным подростком, который просто вылез из кровати. Если предположить, что обычный подросток мог красить ногти в черный лак.

– В моем кошельке есть деньги, – сказала Лиз. – На мороженое.

Рот Зака сжался в тонкую линию. Он помнил последний горький спор, который был у них прежде, чем они уехали из Северной Каролины, когда она обвинила его в том, что он стащил из ее кошелька деньги, чтобы купить наркотики.

Конечно, так и было. Зак – чувствительный, внимательный, интеллигентный – помнил все.

«Новое начало», – напомнила она себе. – «Для всех них».

Она посмотрела ему в глаза.

– Мило, – сказал он наконец. – Спасибо.

Лиз судорожно выдохнула.

«Они все будут в порядке», – подумала она, когда услышала щелчок парадной двери, которая закрылась за Заком и Эмили. Звук шагов прозвучал вниз по лестнице, а потом исчез. – «Все будет хорошо. В свое время».

Она осматривала сломанный кристалл в руках, сложенные и застывшие крылья, трещина, пробегающая по основанию как линия молнии, и шторм горя встряхнул ее сердце. Она закрыла глаза. Слеза медленно выкатилась из-под ее закрытых век и бесконтрольно скатилась вниз по щеке.

* * *

Зак бросил взгляд на девушку за кассой. Возможно, он был старше ее на год. С девушками иногда было трудно точно сказать. Она была симпатичной с фиолетовыми тенями и с серебряным колечком в губе в уголке рта. Она читала какую-то толстую книгу, но поскольку он подошел, она закрыла черно-белую обложку и убрала ее под журнал. Зак положил свои покупки на прилавок, не глядя ей в глаза. Человек-невидимка. Девушка взяла коробку с краской для волос.

– Это твое?

Зак посмотрел на нее непробиваемым взглядом. Магазин «Бакалея Вайли», так было написано на вывеске большими старомодными буквами, был практически пуст. Для кого она думала, он покупал краску?

– Потому что есть другой бренд лучше, – сказала она, как будто он спросил. – Не такая резкая. И она продается с небольшим тюбиком кондиционера…

– Это отличная, – прервал он. – И мороженое, пожалуйста.

– Самообслуживание, – сказала она ему. – В морозильнике.

– Я знаю. – Он полез в передний карман джинсов за бумажником. – Это для моей сестры.

Кассирша посмотрела в переднюю часть магазина, где стоял морозильник рядом со стойками. Солнцезащитный крем. Инсектицид. Брикеты древесного угля. Эмили подперла открытую дверь, дрожа от тумана, который шел от мешков со льдом.

Девушка за кассой выгнула бровь.

– Это она? Это твоя сестра?

Его мама всегда шла на поводу у людей в маленьких городах, все друг друга знали и смотрели друг на друга. Он не мог объяснить, что он не хочет, чтобы люди знали его, не вдаваясь в причины, поэтому он просто кивнул.

Эмили выбрала брикет мороженого, позволяя дверце морозильника с хлопком закрыться. Зак смотрел, как она отгибает оберточную бумагу.

– Она не похожа на тебя, – отметила кассирша.

Нет, не похожа. Эмили все взяла от их отца, Бена: теплые карие глаза, теплая коричневая кожа, теплая широкая улыбка.

– Я приемный.

– Ты шутишь.

Зак пожал плечами. Ему было все равно, поверила ему она или нет.

Она моргнула фиолетовыми глазами.

– Серьезно? Потому что когда-то я мечтала быть приемной. Раньше я притворялась, что мои родители, мои настоящие родители, мои неправдоподобно богатые настоящие родители живут на Багамах или в Нью-Йорке или где-то еще… В любом случае, я надеялась, что однажды, они приедут, заберут меня и дадут мне все, что я захочу. Пони. Кровать с пологом. Стипендию в Гарварде.

Он держал пари, что никто в этом дрянном городе на этой заброшенной скале посреди океана никогда не ходил в Гарвард.

– Ты хочешь пони, – повторил он.

– Я хочу убраться с Конца Мира, – сказала она откровенно. – Я хочу, чтобы в моей жизни был выбор.

Его взгляд встретился с ее, и что-то так вспыхнуло. Привлекательность. Узнавание. У него тоже не было выбора.

– Это прекрасно, если ты – парень, – добавила девушка. Она кивнула на проход с закусками, где несколько парней во фланелевых рубашках складывали в корзинку мясные субпродукты и кукурузные чипсы. – Парни строго работают на их отцов, пока они не наберут достаточно денег, чтобы работать самостоятельно. Но если ты – девочка, ты ничего не можешь делать, кроме как рожать детей и убирать дом.

– Ты могла бы работать на своего отца, – сказал Зак. Его мама хорошо разбиралась в дерьмовых равных возможностях.

– Я и работаю. Я – Стефани Вайли. – В ответ на его пустой взгляд она добавила, – Бакалея Вайли? Джордж Вайли – мой папа.

– Зак Родригес.

– Я знаю. Твоя мама новый доктор, верно? Ты учишься в… 12 классе?

– В 10-ом.

– А я в 11ом. – Она изучала его мгновение, заставляя его почувствовать свой большой нос, и неловкий рост и отсутствие водительских прав. Она улыбнулась. – Достаточно близко.

Он оглянулся, его сердце колотилось. Достаточно близко для чего?

Локоть ткнул его изо всех сил в спину.

– Все, что ты продаешь, Стефани, этот педик не купит.

Дерьмо. Просто… дерьмо.

Зак повернулся лицом к двум парням из прохода с чипсами, стоящих за его спиной.

Девушка вздохнула.

– Боже, Тодд. Ты можешь быть еще большим хреном?

– Почему бы тебе не пойти и не посмотреть? – пригласил он.

Его компаньон хмыкнул.

Стефани закатила глаза.

– Забей на этих придурков. Они обладают ограниченным интеллектом и еще меньшим… словарным запасом.

Им не нужен был большой словарный запас, чтобы донести смысл их сообщения. Зак прочитал его в их враждебной внешности, их толстых, веснушчатых лицах, ясных как объявленное предупреждение: Никаких Нарушений границы. Посторонним вход воспрещен. Отлично для него. Он здесь не для того, чтобы заводить друзей.

Он бросил на прилавок десятку.

– Летние люди, – фыркнул парень ниже ростом. – Разбрасываются деньгами.

– Заткнись, Даг, – сказала девушка. – Он – один из нас.

Но он не был. Он никогда не мог быть одним из них. В этом была его проблема. Знакомый пузырь паники раздулся в его груди, сжимая его легкие, пока он не сможет дышать. Он положил сдачу в карман и ушел.

* * *

Финфолк Морган прислонился к столбу позади небольшой темной церкви, раздражаясь из-за его человеческой формы и необходимости, которая привела его сюда. Он по-прежнему был на пределе из-за того, что долго пересекал море, его холодная кровь, его жидкие кости, сама его сущность утекали сквозь камни у его ног, рассеиваясь с каждым выдохом. Он мучительно заполнил легкие. Он принадлежал Святилищу, контролируя работы по реконструкции. Он не должен был отказываться от своего долга и своих людей, чтобы преследовать их заблудшего лорда через океан. Но морской лорд, Конн ап Лир, покорился желанию своей супруги посетить рождение ее племянницы на острове людей Край Мира. Морган был вынужден следовать за ним. Поэтому он оказался в этой человеческой церкви, став невольным свидетелем крещения.

Он беспокойно пошевелился, его душили вонь человечества и атмосфера в церкви. Воздух был густым, с ангелами. Он не мог дышать. Дети воздуха жались вокруг него, как будто крылья щекотали его лицо, вес давил на грудь, словно лезвие в горле.

Он сделал еще один болезненных вдох, когда священник возился со своей книгой.

– Какое имя вы даете этому ребенку?

– Грейс Энн, – ответили ее родители хором.

Морган сузил глаза. Он знал, что отец младенца, селки Дилан Хантер, недавно стал начальником этого острова. Темноволосая женщина около него с крестом на шее должна быть матерью ребенка.

– И чего вы просите в церкви для Грейс Энн?

– Крещения.

Губы Моргана тронула улыбка. Детям моря не требовалось людских таинств. Они были одними из Первых Созданий, элементалами, бессмертными. Или они были бессмертными. Теперь они умирали. Его сестра умерла. Его люди умирали, в то время как морской лорд развлекался на берегу.

Рука Моргана сжалась на холодном каменном столбе. Тихий вопль прошел через его грудь, сильный как гнев, холодный как зимний ветер в ледяных пещерах. Все же его лицо осталось спокойным, его взгляд не отрывался от купели. Он не позволял себе чувствовать что-то, даже отчаяние, очень долгое время.

Его взгляд блуждал по семье на передней церковной скамье; он сузил глаза, узнавая селки Маргред, стоящую около ее человеческого супруга, крупного человека с сильной челюстью и короткой стрижкой. Маргред приняла решение жить как человек. Стареть как человек. Умереть как человек. Все же она казалась довольной и еще более красивой, чем Морган помнил, в безопасности рук ее супруга, ее живот раздулся его детенышем.

Морган задался вопросом, родится ли их ребенок человеком или способным к перемене. Не было никакого простого способа узнать, пока ребенок не достигнет половой зрелости, время Перемены.

«Надежда на будущее» – так Конн называл этих полукровных потомков.

«Возможно».

Морган перенес свой вес с одной ноги на другую, ему было неудобно в собственной шкуре, как ропот в своем собственном теле, как кошка в мешке, как акула, прикованная к водоему.

На заре создания, дети моря жили в равновесии со своими собратьями элементалами, детьми земли, воздуха и огня. В последние столетия, однако, моря заболели, и Мерфолки пришли в упадок. Их численность и сила истощились, каждые роды, каждая потеря принимали более глубокое значение. Когда трое их младших исчезли в прошлом году, даже Морган вздрогнул от потери.

Возможно, Конн был прав. Возможно, более близкий союз с человечеством гарантировал их выживание.

Его губы напряглись, когда младенца в передней части церкви окунули в воду с крестом.

А возможно это уничтожит их.

Он повернулся и пошел из церкви.

По крайней мере, снаружи он мог дышать. Затененная веранда была прохладной и тусклой. Он колебался как матрос, который был слишком долго в море. Запах травы и гниения поднялся с церковного двора, гонимый свежим бризом с моря. Чтобы успокоиться, он сосредоточился на земле, покосившихся надгробиях, качающейся траве, деревьях.

Пара детей, мальчик постарше и маленькая девочка, свернули с главной улицы и пошли вдоль рушащегося асфальта со стороны дороги. Что-то в мальчике, форме его головы и плеч, привлекло внимание Моргана. Он пристально посмотрел на него.

Действительно, мальчик казался почти знакомым, высокий и жилистый, копна волос над худым, настороженным лицом. Морган знал не много детей. Только детенышей в Святилище. Возможно, мальчики, как щенки, все были одинаковыми. Этот должен был все же подрасти, чтобы превратить руки или запястья, ноги или нос. Но он был похож…

У Моргана участился пульс.

Почти как…

– Истин? – прошептал Морган.

Но как только имя слетело с его губ, он обозвал себя дураком. Не было никаких вести о пропавшей молодежи селки. У этого мальчика были кости, где Истин был худым, с черными волосами, в то время как Истин был русым. И он был человеком, самое непреодолимое различие.

Морган откинулся в тень крыльца, игнорируя игру на барабанах его пульса, рывок инстинкта или узнавания. Очевидно, пересечение моря испортило его мозг.

Еще два мальчика в линялых фланелевых рубашках и джинсах повернули за угол. Они громко кричали на холме, как вороны. Морган был слишком далеко различить слова, но первый мальчик напрягся.

– Педик. – На сей раз Морган ясно расслышал колкость.

Черноволосый мальчик наклонился и прошептал что-то девочке, слегка подталкивая ее. Она бросила быстрый взгляд через плечо и побежала, ее розовые сандалии хлопали по гравию. Выпрямившись, мальчик обернулся к своим мучителям.

«Не трус», – подумал Морган с одобрением.

Девочка пробежала мимо церкви, ее маленькое лицо порозовело от напряжения и волнения. Морган едва заметил ее, когда он оценивал возможности мальчика. Двое против одного. Не хорошо. Это должно было закончиться быстро.

Красная Клетчатая Рубашка был мускулистым как бык-тюлень на пляже, большим и громким. Мальчик с черными волосами защищался коленями и локтями.

«У парня был рост», – подумал Морган пренебрежительно, – «но никакого реального обучения. Его позиция была неправильной, руки были открыты как у ребенка».

Завязавшаяся потасовка была слишком неправильной, чтобы ее назвать грубым развлечением, слишком не доставала в технике, чтобы называться борьбой. Двое дерущихся обменивались толчками, ударами и оскорблениями, в то время как третий мальчик кружился как карлик в драке.

Красная Рубашка ударил плечом в ребра темноволосого мальчика. Тот отступил на шаг назад, поднял обе руки и оттолкнул Красную Рубашку. Сильно. Нападавший пролетел пять метров по воздуху и рухнул на травянистую полоску рядом со спящим кладбищем.

Неплохо.

Мальчик с черными волосами выпрямился, тяжело дыша, пятна цвета горели на его бледном лице. Морган поднял брови. Он не думал, что в тощем пареньке была такая сила.

Видимо, драка закончилась. Красная Рубашка растянулся на заднице в сорняках с ошеломленным выражением лица, воинственность временно вытекла из него. Его компаньон торопился протянуть руку. Красная Рубашка отмахнулся от него.

Мальчик поменьше нахмурился.

– Тодд? Ты не собираешься…

Тодд мучительно поднялся на ноги. Черноволосый мальчик приготовился.

– Эх. Он того не стоит, – объявил Тодд, сплевывая на землю. – Урод.

Сгорбившись они направились в ту сторону, откуда пришли. Парень постоял, посмотрел им вслед, прежде чем возобновить свое подъем, он сгорбился и пошлепал по дороге.

Морган нахмурился, когда парень подошел поближе. Он не шел как победитель.

– Не плохо, – произнес Морган из тени. – Но когда ты дерешься, ты должен бороться до конца.

Мальчик пожал плечами в защитном жесте.

– Не важно. Все кончилось.

– Закончилось сейчас, но не завершилось. – Морган прошелся по верхней ступеньке лестницы, еще раз пытаясь совладать со своим телом, морская песня в голове дошла до приемлемого рева. – Тот, с кем ты боролся, попробует еще раз.

– Тебе какое дело? – Мальчик поднял подбородок, его взгляд сверкал. Его глаза были цвета потускневшего золота. Узнавание ударило Моргана как камнем. Глаза финфолка. Глаза Истин. Глаза Моргана на лице смертного.

Он выдохнул сквозь зубы.

– Кто ты?